Текст книги "Флориан Бэйтс и пропавший виолончелист"

Глава девятая
Извини, бро!

Наш второй день в Чатэме был наполнен попытками следовать первоначальным намерениям, выясняя все о Люси и Юне и разбираясь, как кто-то мог попасть в репетиционную комнату, не будучи замеченным. А еще он был наполнен бесконечным потоком уроков.

Вот с этим Шерлоку Холмсу никогда не приходилось разбираться. Да-да, я знаю, что он – вымышленный персонаж, но и реальным детективам тоже вряд ли выпадала такая участь. По-моему, мы с Маргарет – единственные в ФБР, кому приходится париться из-за уравнений на алгебре одновременно с расследованием дела.

Все веселье началось на биологии, на блицопросе о различиях между моллюсками, членистоногими и иглокожими. (Ну, знаете, неловко ведь обращаться к кому-то из них, называя его чужим именем.) Затем мадам Тибо задала нам пятиминутную устную презентацию – говорить надо было только по-французски – о какой-нибудь личности из истории Франции, которая в наибольшей степени повлияла на современную жизнь.

Еще она постоянно косилась на меня с неудовольствием, поскольку, вместо того чтобы слушать ее, я оглядывал класс. Я присматривал за Беккой и обратил внимание, что на ней та же резинка. И что она по-прежнему злоупотребляет дезинфицирующей жидкостью.

Я дважды безуспешно пытался завести разговор с Люси. Поскольку официально свой долг гостеприимства она выполнила, у меня больше не было приемлемого повода таскаться за ней из класса в класс. Тем не менее, завидев ее в коридоре перед биологией, я шутливо сказал:

– Эй, вчера я думал, ты встретишь меня перед алгеброй у кафетерия. Пришлось отыскивать эту алгебру собственными силами.

На что она ответила:

– Извини.

И никаких объяснений – просто «извини».

По пути с французского в спортзал я произнес:

– Ты можешь поверить, что нам такое задали? Пять минут по-французски, да еще об исторической личности. Ты о ком расскажешь?

А на это она пожала плечами и отозвалась:

– Не знаю.

Мы вернулись к ответам из двух-трех слов. Печаль. Но надо мыслить позитивнее: теперь, когда я знал, на что обращать внимание, я с уверенностью подтвердил бы, что между классами Люси ходит не самой короткой дорогой. А так, чтобы пройти мимо стенда для кубков перед библиотекой. Липкое пятно со стекла исчезло, но я был решительно настроен проследить, не вернется ли оно.

Я, конечно, не знал, означала ли что-нибудь та отметка. Вероятно, кто-то использовал ее как сигнал, чтобы тайно связаться с Люси. Если она имела какое-то отношение к Локи, то этот сигнал мог означать, что в этом замешаны и другие.

Третьим уроком оказалась физкультура, и, войдя в мужскую раздевалку, я внезапно осознал один важный факт, который вчера до меня не дошел: на физре мы с Тэннером были в одном классе. Я не заметил этого прежде, поскольку мы занимались только бегом по кругу, а я пытался нагнать Люси. Но сейчас не заметить Тэннера я не мог.

Да он и сам постарался не остаться незамеченным.

– Тебя так зовут по-настоящему? – спросил он, тыча пальцем в мою футболку. – Элис?

Поскольку я был только гостем, у меня не было чатэмской физкультурной формы. Я принес свою обычную: коричневые шорты и серую футболку с надписью: «Элис Дил» над лого с викингом. Очевидно, это было очень смешно.

– Эй, парни, смотрите! – продолжал Тэннер. – Его зовут Элис.

– Элис Дил, – сказал я. – Так зовут не меня, это название моей школы.

– Как скажешь… Элис, – заржал он.

И, поскольку Тэннер счел это смешным, все его дружки тоже решили, что тут можно ухохотаться. Я больше не был Флорианом. В мерзком мире раздевалочного хулиганья я стал Элис.

Дальше на физкультуре было еще веселее: я обнаружил, что нам предстоит играть в хоккей в помещении. Об этом виде спорта я знал лишь то, что он подразумевает множество физических контактов. Тренер разбил нас на команды по пять человек, которые по очереди играли друг с другом.

Тэннер, естественно, стал лучшим игроком в лучшей команде. Они побеждали раз за разом и, соответственно, оставались на площадке, соревнуясь все с новыми командами.

– Давайте сюда следующую жертву! – выкрикивал Тэннер в конце каждой игры, пока проигравшие брели к трибунам.

Момент, когда придет наша очередь и я стану «следующей жертвой», страшил меня. Тэннер полностью преуспел в своем намерении достать меня: я не мог выкинуть его из головы. Но потом я вспомнил, что прошлым вечером говорила Маргарет: мне надо использовать свои способности, чтобы справиться с этим.

Так что я включил ТЕМЕ и принялся изучать Тэннера, выискивая любые мелкие детали, которые могли бы сложиться во что-то крупное.

Первое, что я заметил, – что он пытается обмануть противника во время вбрасывания шайбы. Тэннер совершал множество ложных выпадов и обманных движений руками и клюшкой, уследить за которыми не мог никто. Надо было просто не обращать на них внимания и смотреть только на его ноги: выставленная вперед ступня всегда указывала направление, в котором он собирался бить.

Вторая мелочь, обнаруженная мной, – его коронное победное движение. Тэннер стоял спиной к воротам и, когда ему пасовали шайбу, сильно отклонялся назад, чтобы обеспечить себе пространство для маневра, а затем поворачивался вокруг своей оси и бил. Срабатывало каждый раз.

– Следующая жертва! – завопил Тэннер, когда их команда снова выиграла.

Мы вышли на площадку, и я, наверное, удивил всех, заявив, что хочу участвовать во вбрасывании. Мои товарищи по команде были, естественно, счастливы не выходить один на один с Тэннером, а уж он-то обрадовался дальше некуда.

– Элис! – проревел он, в очередной раз рассмешив своих дружков. – Как здорово, что ты смогла к нам присоединиться.

Тренер стрельнул в него взглядом, но ничего не сказал. Он приготовился вбрасывать, и Тэннер задергался, пытаясь меня отвлечь. Я упорно смотрел на его ноги и знал, что он нацелился в левую от меня сторону, поэтому, как только он ударил, просто метнулся туда же.

Я перехватил шайбу и быстро перепасовал товарищу, который тут же послал ее в ворота. Вот так вот запросто мы размочили счет.

– Неплохо! – крикнул мне арбитр, когда я трусил обратно на позицию.

– Повезло, – буркнул Тэннер.

Я улыбнулся, потому что знал: он у меня в кармане. Теперь уже он не сумеет выкинуть меня из головы.

Очередное вбрасывание. Я снова перехватываю шайбу. Второй гол. Счет стал два-ноль, и ребята на трибунах принялись вскакивать с места и обсуждать происходящее.

Тэннер был слишком хорошим спортсменом, чтобы совершать одну и ту же ошибку, так что в следующий раз его трюк с вбрасыванием сработал. Но несколькими розыгрышами спустя я увидел, как он встает спиной к воротам, явно нацеливаясь бить. Я точно знал, что он задумал, так что скользнул ему за спину.

Тэннер приблизил свой гораздо более мощный (и потный) торс к моему и прорычал:

– Ну ладно, Элис, сейчас ты получишь урок.

Шайба полетела к нему. Тэннер собирался откинуться назад и смести меня. Но прежде, чем он успел это проделать, я шагнул в сторону. Позади него оказалось пустое место: сметать с пути было некого. Мой противник потерял равновесие и шлепнулся на пятую точку.

Когда он свалился, я перехватил шайбу, пробежал через площадку и забил. Это вызвало в толпе волну аплодисментов, а все товарищи по команде принялись давать мне пять. Чудесный миг спортивной славы!

Но мой душевный подъем продолжался всего пару десятков секунд – до следующего розыгрыша. Я даже близко к шайбе не был, когда Тэннер врезался в меня на полном ходу, свалив на пол.

– Фол! – выкрикнул тренер, свистя. – Фол!

Фол или не фол – разницы уже не было. Я выбыл из игры на весь остаток дня. Каждый квадратный сантиметр моего тела болел, а на то, чтобы восстановить дыхание, мне понадобилось секунд двадцать.

– Извини, бро! – со злорадной улыбочкой сказал Тэннер. – Я тебя, типа, не видел.

Я не ответил и не взял протянутую мне руку. Кое-как (очень медленно) поднялся сам и пошел к трибунам, стараясь не хромать. Не хотелось радовать его еще больше, показывая, как мне больно.

Боль не отступала весь четвертый урок – древней истории, – на котором мы выполняли письменную работу по римской архитектуре (проблеск удачи для меня: я ведь жил в Риме и мог привести специфические примеры). И по-прежнему не отступала, пока я стоял в очереди в кафетерии.

– Почему ты так двигаешься? – осведомилась Маргарет.

Я хмуро поглядел на нее:

– Потому что воспользовался твоим советом на физре. – Она не поняла, о чем я, так что я прибавил: – Потом объясню.

Благодаря предупреждению Люси я воздержался от «Нептун-наггетсов» (меня все еще преследовала мысль, что незаконно называть их «рыбными палочками») и снова взял пиццу. Заодно напомнив себе, что надо бы приносить обед с собой.

– Где хочешь сесть? – спросила Маргарет.

– Как тебе такой вариант? – Я мотнул головой в сторону стола в дальнем конце, за которым в одиночестве сидел Юнь.

– Думаешь, доплетешься так далеко? – прикололась она.

– Выжму из себя все, – с бледной улыбкой отозвался я. – Давай только не быстро.

– У меня хорошие новости, – сообщила Маргарет, пока мы шли к столику. – Я забронировала репетиционную комнату на сегодня. Давай встретимся перед Центром исполнительских искусств после школы, и, пока я занимаюсь пианино, ты исследуешь ее на предмет скрытых дверей и тайных проходов.

– Замечательно! – сказал я.

– И еще я напала на след таинственного Р. И. Б.

– Это мальчик или девочка?

– Не знаю. Но знаю, что им или ей тоже зарезервирована комната на время после уроков, так что мы это выясним.

– Хорошо, что хоть один из нас чего-то добился. У меня вот ощущение, что я хожу кругами.

Мы дошли до стола Юня, и Маргарет спросила:

– Эти места заняты?

Казалось, он удивился:

– А вы хотите сесть со мной?

– Конечно.

– Здорово! – улыбнулся Юнь. – Пожалуйста, садитесь.

Мы приняли приглашение, и Юнь выглядел жутко радостным из-за того, что кто-то пообедает с ним вместе. У меня сложилось впечатление, что обычно он ест в одиночестве, и от мысли, что мы подсели к нему с задней мыслью, мне стало мерзко на душе. Еще я заметил, что женщина, с которой мы видели Юня в первый день, сидит неподалеку, за одним из столиков для учителей. И определенно наблюдает за нами.

Мы рассказали Юню нашу легенду, согласно которой прибыли сюда из Дил по обмену.

– Как и я, – сказал он. – Я по обмену из Китая.

– Откуда именно? – спросил я, хотя ответ уже знал. Не хотелось, чтобы он понял, что мы наводили о нем справки.

– Из Нанкина. Мои родители – профессора на факультете музыки Нанкинского университета.

– Так разве не это – твоя мама? – спросил я, указывая в сторону столика для учителей.

Юнь закатил глаза:

– Нет. Это миссис Чанг. Она мне не мама, она… не знаю правильного слова, спонсор.

Юный гений объяснил, что его семья по-прежнему в Нанкине, а он живет с Чангами, которые работают в китайском посольстве. Посольство заключило договор с Чатэмом: Юня принимают в школе, а миссис Чанг берут учителем мандаринского, чтобы она могла за ним приглядывать. Больше похоже на дуэнью, а не на спонсора.

– Тебе нравится в Вашингтоне? – поинтересовалась Маргарет.

– Думаю, тут классно. Хотя после школы, Национального симфонического и сочинения музыки на изучение города остается не слишком много времени. По большей части я выхожу в субботу после обеда. Чанги всегда куда-нибудь меня водят.

К этому моменту мне уже реально было его жалко. Парень жил вдали от семьи. Вдали от родины. И у него было очень мало времени на то, чтобы побыть нормальным подростком. Я решил, что Юнь куда больше нуждается в друзьях, чем мы – в объяснении его таинственного появления в репетиционной комнате. Так что я не стал поднимать эту тему, а вместо этого постарался узнать его получше. Потому что Юнь этого заслуживал, а не потому, что был подозреваемым.

– Так тебе нравится бейсбол? – спросил я.

Он озадаченно поглядел на меня:

– Нет. С чего ты взял?

– Вчера на тебе была бейсболка «Балтиморских иволг».

Он засмеялся:

– Мне нравится не бейсбол, а певчие птицы. Я люблю все, что связано с музыкой.

Это всех нас рассмешило. Мы продолжали болтать и по-настоящему приятно проводили время – до непрошеного вмешательства Тэннера.

– Как жизнь, Элис? – Он подкрепил вопрос, со всей дури хлопнув меня по спине.

Я сморщился от боли.

– О-ой, прости-и-и, я забыл. Еще побаливает?

– Нет, я в порядке, – ответил я.

– Гляжу, ты задружился с Йо-Йо? – Тэннер кивнул в сторону Юня.

Я видел, что музыкант его боится. Стало быть, нас таких было уже двое. К счастью, за столом сидели трое.

– Его зовут Юнь Йе, – отчетливо проговорила Маргарет. – А не Йо-Йо. Заучи это.

– Ошибочка, значит, вышла, – сказал Тэннер, чувствуя, что с Маргарет лучше не связываться, и двинулся дальше.

Хотя он ушел, наше веселое настроение испарилось. Подняв глаза, я обнаружил, что миссис Чанг уделила Тэннеру особенно пристальное внимание.

– Он начал называть меня Йо-Йо в прошлом году, – сказал Юнь. – Сперва мне казалось, что это такой комплимент. Я решил, что он сравнивает меня с Йо-Йо Ма, великим китайским виолончелистом. А потом понял, что он просто прикалывается над моим именем. Не думаю, что он вообще знает, кто такой Йо-Йо Ма.

– Вот насчет этого ты попал в точку, почти уверена, – заметила Маргарет.

Посидев минутку в тишине, я спросил:

– Что ты делаешь в эту субботу?

– В каком смысле? – уточнил Юнь.

– Ты сказал, что по субботам устраиваешь небольшие экскурсии. Куда поедешь на этой неделе?

Юнь секунду подумал:

– В зоопарк.

– Можем там с тобой встретиться? Чанги не станут возражать?

На его лице расцвела широченная улыбка:

– Конечно, давайте! Будет здорово! – Юнь повернулся к Маргарет: – Вы оба придете?

Она ответила ему улыбкой:

– Шутишь? Обожаю зоопарк. Ни за что не пропущу такой поход.

– Класс! Значит, идем в зоопарк. – Юнь улыбнулся и прибавил слово, разбившее мне сердце: —.Друзья.

После звонка, идя на алгебру вместе с Маргарет, я повернулся к ней и сказал:

– Просто к твоему сведению: я предложил ему по-дружески. Не потому, что он подозреваемый.

– По-твоему, я не поняла? – взглянула она на меня. – Ты не единственный, кто умеет читать людей, Флориан.

Поскольку вчерашнее тестирование отменила пожарная тревога, мы приступили к нему сегодня. Тэннер сидел через парту позади меня и рядом правее. Слегка поворачивая голову, я видел его периферийным зрением.

Здесь, вдали от волчьих законов спортзала и кафетерия, он не пытался меня доставать. Не его территория. Он явно по-прежнему боялся завалить тест и потерять возможность играть в лакросс – и это ставило меня перед дилеммой.

Я считал его подозреваемым, за которым надо наблюдать. В то же время я знал, что он – задира, который издевается над ребятами вроде Юня и меня. Если задобрить его – это может помочь расследованию, но чувствовать себя я буду паршиво. Я взвесил варианты и принял решение, которое бросало серьезный вызов моим моральным устоям.

Я решил дать ему списать.

И просто подвинул свой листок к краю парты, а сам слегка сдвинулся влево, чтобы у Тэннера был хороший обзор. Начав отвечать на вопросы теста, я через какое-то время покосился в его сторону и убедился, что он копирует каждый мой ответ.

Эту тему мы уже изучали в Дил, и очень тщательно. Я знал ее назубок. Закончив и положив карандаш, я не сомневался, что получу высшую оценку. Секундой спустя я услышал, как Тэннер тоже кладет карандаш. И испускает глубокий вздох облегчения.

После урока я ничего никому не сказал – даже Маргарет. Молча пошел на английский, не уверенный в собственной правоте.

Тэннер перехватил меня у дверей класса:

– Чувак, скажи мне, что ты справился с этим тестом!

– Справился, – отозвался я. – Он оказался легким. Я точно набрал сто процентов из ста.

Тэннер тяжело вздохнул:

– Я был неправ на твой счет. Вел себя как скотина, а ты меня спас.

Я заметил, что мы привлекли внимание нескольких людей в коридоре, включая Люси.

– О чем ты? – спросил я. – Как это я тебя спас?

Тэннер издал жизнерадостный смешок:

– Если не знаешь – значит, не знаешь. Пусть будет так. Все равно я твой должник.

– Ты же не списывал у меня, нет?

Он только ухмыльнулся и пожал плечами:

– Вот я и говорю: если не знаешь…

– Ведь у нас с тобой были разные варианты.

Вот тут-то улыбка с него слетела, а лицо исказила паника:

– Что?!

– Ну да: я решал тот вариант, который переслал мой учитель из Дил, – объяснил я. – Если ты списывал, то на все свои вопросы ответил неправильно.

Тэннер тяжело задышал, не понимая, шучу я или нет. Я не шутил. Именно в этом и заключалась моя моральная дилемма. Я никак не сжульничал, но знал, что он-то будет. Теперь он попадет в неприятности по собственной вине. Но в ответе за это буду я.

– О нет, – сказал я. – Если ты завалил тест, тебя вышибут из команды по лакроссу. А когда учительница увидит, что твои ответы полностью совпадают с моими, она поймет, что ты списал. И тут у тебя возникнут проблемы с кодексом чести Чатэма.

– Погоди, – он пытался сложить все воедино. – Так ты… Это же все разрушит. Ты специально это сделал. да?

Я ответил единственными словами, которые только и пришли мне на ум:

– Извини, бро. Я тебя, типа, не видел.

Глава десятая
Репетиционная комната

Прозвенел звонок, двери открылись, и ученики вывалились из классов, наполнив коридор шумом болтовни, хлопаньем дверец шкафчиков и скрипом резиновых подошв по полу. Школьный день закончился, и это всех осчастливило.

Кроме меня.

Пробираясь через толпу, я пребывал в состоянии, совершенно противоположном счастью. Каждые несколько секунд я оглядывался через плечо, не идет ли (не охотится ли?) за мной Тэннер. Сидя на английском, шедшем седьмым уроком, я начал осознавать весь масштаб того, что я с ним сделал, и понимать, что если он захочет мстить, то в хаосе окончания учебного дня я окажусь в особенно уязвимом положении.

У входа в Кеннеди-центр я засек Маргарет и рванул прямо к ней.

– Приветик, – сказала она.

– Приветик!

Я схватил ее под руку и поволок внутрь.

– Так, кое-кто всерьез торопится, – заметила Маргарет, пытаясь не отставать. – Да в чем дело? Ты что-нибудь выяснил?

– Нет, если ты только не о нашем следующем деле.

– Ты уже знаешь, какое у нас будет следующее дело?

– Убийство. Если точнее – мое убийство. Совершенное Тэннером. Ведь он совершит его, как только снова меня увидит. Догадываюсь, что смерть будет жестокой, так что велика вероятность, что опознать мой труп ты не сможешь.

Обнаружив малоприметный закуток с питьевым фонтанчиком, я остановился там и глубоко вдохнул. Потом еще, и еще, и еще.

– Я явно упустила какой-то фрагмент этой истории, – сказала Маргарет. – Почему бы тебе не рассказать по порядку?

Я описал, как наши отношения с Тэннером накалялись в течение дня, поведал о произошедшем в спортзале, напомнил о перепалке за обедом и наконец сознался, что дал ему списать у меня алгебру.

– Но нам-то с тобой дали другие варианты, – озадаченно проговорила Маргарет.

– Вот именно, – улыбнулся я. – Но он-то про это не знал. И я не говорил ему до тех пор, пока он не сдал работу.

– Ого! – Маргарет сложила два и два. – Я советовала тебе постоять за себя, но… Ого!

– Между прочим, я виню тебя, – добавил я, делая злые глаза. – Ты меня накрутила. Посоветовала воспользоваться ТЕМЕ. Ты же знаешь, перед таким я не могу устоять.

– Винишь? – отозвалась Маргарет. – Я жду не обвинений, а благодарности. Я вижу, что ты напуган, и всякое такое, но то, что ты сделал. – это. здорово. Годы пройдут, а эту историю ботаны будут передавать из уст в уста, как знамя надежды.

– Хотелось бы только верить, что в конце истории не будет фразы: «И он показывал всем большой палец, пока его загружали в машину реанимации».

Я видел: она считает, что я реагирую слишком бурно. А Маргарет видела, что я расстроен, и поэтому вслух этого не сказала.

– Ладно, так что ты собираешься теперь делать? – спросила она.

– Не знаю. Спрячусь. Сделаю пластическую операцию. Попрошусь в программу защиты свидетелей. Я открыт для предложений.

– Как насчет того, чтобы распутать дело и вернуться обратно в Дил?

– Было бы классно, – сказал я. – Хотя непохоже, что ты хочешь похвастать каким-то крупным прорывом.

– Уж извини. Но я сделала небольшое открытие насчет пожарной тревоги. Пойдем, покажу.

Она выглянула из закутка и убедилась, что Тэннер не шныряет поблизости, после чего мы поспешили к заднему коридору. Поскольку он изгибался позади репетиционных, дорогу впереди можно было разглядеть разве что на треть.

– Я шла здесь сегодня утром перед музыкой и видела человека, который ее устанавливал.

– Устанавливал что?

Мы подошли к небольшой нише с кнопкой тревоги, Маргарет подняла голову и помахала ладошкой в камеру безопасности, висевшую на потолке.

– Вот ее.

– Они уже поставили камеру? Быстро. Похоже, решили, что, если Локи выйдет на бис, они его снимут.

– Ага, – сказала Маргарет. – И я думаю, этого-то он и добивался.

– Почему?

– Потому что мне не кажется, что Локи собирается повторяться. Он развлекается, выдумывая новые способы для создания хаоса. И если школьная администрация по-прежнему станет прилагать усилия к прекращению уже произошедшего хулиганства – как, например, закрыв «Чат-Чат» или с этой камерой здесь, – то так и будет вечно ждать удара не с той стороны.

– Иногда меня это пугает.

– Что?

– То, насколько хорошо у тебя выходит мыслить как плохой парень.

Маргарет гордо улыбнулась, а я изучил кнопку тревоги. Свежий слой бледно-зеленой краски покрывал участок, на котором вчера виднелся автограф Локи. Я сделал пару фоток кнопки, прежде чем мы направились в репетиционную.

Мисс Алло заглядывала через плечо ученицы в компьютерный монитор. Мы видели только спины и не знали, кто именно помогает учительнице, но было ясно, что девочка рассказывает, как пользоваться какой-то программой.

– А потом кликаете на тот инструмент, который вам нужен, – объясняла она.

– Кликни на валторну, – попросила мисс Алло. – А теперь покажи, как скопировать те три параметра, что мы задали, и повторить их.

– Просто кликаете вот тут и тащите сюда, – сказала девочка, показывая. – Легче легкого.

– Потрясающе. Совершенно потрясающе. – Учительница заметила нас и улыбнулась: – Эта программа записи нот изменит мою жизнь. Никаких больше многочасовых переписываний от руки.

Заговорив с нами, мисс Алло встала, и мы наконец сумели разглядеть, кто ей помогает.

– Бекка?…

Я никак не ожидал столкнуться с одной из наших потенциальных подозреваемых. Той самой гермофобкой с французского, которая отказывалась смотреть на Люси и носила резинку с тройной лилово-зелено-лиловой полосой.

– Мы знакомы? – неуверенно спросила она.

– Я с тобой в одном классе у мадам Тибо, – напомнил я. – По крайней мере последние два дня. Меня зовут Флориан.

Очевидно, это не произвело на Бекку никакого впечатления, потому что она молча таращилась на меня пустым взглядом. Возможно, оттого, что, как и все остальные на французском (кроме меня и Люси), была старшеклассницей и не слишком-то много внимания обращала на мелкотню из седьмого.

– Ну, тогда привет, – наконец проговорила она.

– Бекка – лидер нашего ансамбля духовиков, – пояснила мисс Алло. – Мы работаем над новыми аранжировками к осеннему концерту.

Бекка сложила какие-то бумаги в папку, которую засунула в рюкзак. Я подумал, что она собирается уходить, но вместо этого она подхватила свой кофр и направилась к репетиционным комнатам.

И тут до меня дошло, что Бекка Бейкер и есть Р. И. Б. – Ребекка И. Бейкер. А значит, это она находилась в одной из репетиционных, когда включили пожарную тревогу. Из кого-то, кто просто необычно себя ведет, она превратилась в настоящую подозреваемую.

– Погоди, – я попробовал притормозить Бекку, чтобы мы с Маргарет могли ее прочитать. – Ты уже знаешь, о ком делать сообщение?

– Какое сообщение? – раздраженно спросила она.

– На пять минут, о французской личности, которая влияет на твою повседневную жизнь, – напомнил я. – По мнению мадам Тибо, это жутко важное задание.

– Еще даже не думала о нем.

Бекка недвусмысленно сигнализировала, что хочет от нас отвязаться, но мне было по барабану – я продолжал вызывать ее на разговор:

– Я собираюсь рассказать о Блезе Паскале. Французский математик, который изобрел компьютер.

– Вообще-то, он изобрел калькулятор, – самодовольно поправила меня Бекка. – Смотри не перепутай. Первый компьютер изобрел Чарльз Бэббидж, и он был не французом, а британцем. А сейчас, если не возражаешь, мне нужно позаниматься флейтой.

Она ушла, а мы с Маргарет немного поболтали с мисс Алло, прежде чем отправиться в репетиционную комнату номер два. Именно здесь за день до того Юнь провернул свой невероятный трюк с исчезновением/явлением обратно.

– К чему это было? – спросила Маргарет, подтягивая скамеечку для пианино и садясь. – «Я собираюсь рассказать о Блезе Паскале», – передразнила она меня дурашливым голосом.

– Это был тест, – сказал я. – И она его прошла. Или провалила – зависит от точки зрения.

– Какого рода тест?

– Бекка – та девочка с французского, о которой я тебе говорил, – объяснил я. – Та, с резинкой для волос и экземпляром «Мифологии Булфинча». Теперь выясняется, что она еще и Р. И. Б., то есть именно она была тут, когда включилась тревога.

– Хорошо.

– Это делает ее подозреваемой, – продолжал я. – Но, что еще важнее, она подозревается в том, в чем другие себя пока не проявили.

– В чем это?

– Она умеет работать с компьютером. Ты сама видела: когда мы вошли, она помогала мисс Алло.

– Это ничего не значит, – возразила Маргарет. – Когда доходит до компов, учителя – худшие на свете двоечники. На прошлой неделе мне пришлось показывать мисс Хендрикс, как сохранять имейл.

– Твоя правда, – отозвался я. – Но вот еще кое-что: на рюкзаке Бекки – логотип летней образовательной программы Стэнфордского университета.

– А твоя проверка сводилась к тому, чтобы выяснить, в курсе ли она про Паскаля и Бэббиджа? – Маргарет начинала проникаться моей идеей.

– И она в курсе, – кивнул я. – Она разбирается в компьютерной теме. У нее есть не только доступ к страничке «Чат-Чата» на правах лидера духового ансамбля, но и технические знания, чтобы обрушить систему.

– Хорошая детективная работа, – признала Маргарет. – Как тебя, оказывается, мотивирует небольшая доза страха перед расчленением!

– Очень смешно, – проворчал я.

– Попробуй теперь на этой же мотивации выяснить, как Юнь попадает в эту комнату и покидает ее, – посоветовала она. – Только своими силами. Потому что, если мисс Алло в ближайшее время не услышит доносящихся отсюда звуков пианино, она придет полюбопытствовать, в чем дело.

Маргарет принялась за гаммы, и от этого мне стало легче. Наверное, строгая последовательность нот соответствует моему чувству порядка и логики. Я огляделся и первым делом заметил, что все репетиционные комнаты – прямоугольные. Но коридор позади них изгибался дугой. Простая геометрия говорит, что между углами комнат и кривой коридора должны быть небольшие пустоты. Вопрос заключался в том, как до них добраться.

Стены были обшиты большими звукоизоляционными панелями – чтобы поглощать эхо. Панели представляли собой поролоновые квадраты, завернутые в ткань и обрамленные деревянными рейками. Еще в комнате висело узкое зеркало, в котором отражалась дверь.

– Для чего тут это зеркало? – спросил я.

– Чтобы следить за позой во время игры, – ответила Маргарет.

Я поднялся и подошел проверить, можно ли сдвинуть зеркало или панель звукоизоляции. Непохоже. Я сделал несколько фото, сел на стул и начал размышлять.

Между тем Маргарет вытащила из рюкзака нотный листок и поместила на подставку. Послушав, как она играет, я заметил:

– Симпатично. Что это?

– Песня, которую я репетирую для прослушивания на шоу талантов, – отозвалась она. – И оно через два дня, а я совершенно не готова.

– Ты репетируешь песню? – переспросил я. – Означает ли это, что ты петь ее собираешься?

Она настороженно покосилась на меня:

– Возможно.

Мои глаза загорелись:

– Споешь мне?

– Нет, – заявила Маргарет таким тоном, словно просьба была просто смешной.

– Почему? Если ты можешь петь для школы, то должна уж как-нибудь суметь спеть для меня.

– Просто это… совсем другое, – ответила она.

– Да ладно. Мы же закадычные друзья – ты сама так сказала. Значит, ты не можешь меня стесняться. А даже если стесняешься – посмотри на ту фотку, где я реву на американских горках, и мигом перестанешь.

Маргарет какое-то время обдумывала это и в конце концов кивнула. Она снова начала играть, одновременно напевая:

 
Понятья не имею,
Зачем с тобою я,
Наверное, затем,
Что так ведут себя друзья.
 
 
Любой загадки мы шутя решение найдем,
Покуда, как всегда, с тобою мы вдвоем…
 

Прервавшись, она глянула на меня, подняв бровь, – пожалуй, слегка застенчиво, – и сказала:

– Она не дописана, так что работы еще много.

– Секундочку! Не дописана? Ты хочешь сказать, это ты написала?

– Ну, вообще-то, еще пишу, но да.

– Когда ты научилась писать песни? – Я не верил ушам. – Она очень хороша.

– Спасибо, – с секунду Маргарет смотрела на меня, а потом с опаской спросила: – Ты же понял, что я это про нас с тобой написала, да?

– В каком смысле?

– Песня. Она о нас. «Любой загадки мы шутя решение найдем». Это о нашей дружбе и тех тайнах, которые мы вместе распутали.

– Ты написала песню о нашей дружбе? – повторил я, по-настоящему тронутый.

– Ну да. А что?

– Ух ты! Это круче всего на свете.

– Я рада, что тебе понравилось, – сказала Маргарет. – Думаю сыграть ее на похоронах, после того как Тэннер до тебя доберется.

– Ну вот ты больше не крута. Теперь ты просто груба, – шутливо отметил я. – Так на чем ты застряла? Я не про расследование, а про песню.

– Я раньше их не писала, так что это было непросто, хотя и весело. Вот теперь не могу понять, какой припев хочу сюда, и все еще решаю, нужен ли бридж перед последним куплетом.

– Знаешь ведь, что я не имею ни малейшего понятия, о чем ты сейчас говоришь.

– Возможно, ты понимаешь больше, чем тебе кажется, – возразила Маргарет. – Ты же пел в хоре в своей прежней школе.

– Пел, но отвратительно. Там прослушиваний не было. Просто записывайся – и все, ты в хоре.

Маргарет вручила мне ноты и пустилась в пояснения:

– Вот это – куплет, как в стихотворении. А припев – это тот кусок, который повторяется. Я уже пробовала три разных варианта, но что-то мне ни один не нравится. А бридж – это переходная часть между припевом и последним куплетом. Это когда все меняется сразу перед грандиозным финалом.

– Это как когда все зацепки складываются вместе, перед тем как ты раскрываешь дело, – улыбнулся я.

– По сути, да.

Показав мне, как связаны части, Маргарет начала играть. Но, видимо, что-то натолкнуло ее на идею, потому что она принялась повторять фрагмент мелодии снова и снова с небольшими изменениями, совершенно отключившись от меня и окружающего вообще.