Текст книги "Дьявольская колония"

Сидевший рядом с Пейнтером профессор-физик кашлянул, прочищая горло.

– Хэнк, расскажи про определение возраста останков с помощью изотопа углерода-четырнадцать.

Пейнтер перевел взгляд с одного ученого на другого.

Видя, что Канош медлит с ответом, профессор Дентон торопливо заговорил:

– На кафедре археологии определили, что тела относятся к началу двенадцатого столетия. То есть эти люди были погребены задолго до того, как нога первого европейца ступила в Новый Свет.

Пейнтер не понял значения этого факта и того, почему Дентон заострил на нем внимание. Радиоуглеродное определение возраста только подтверждало, что останки принадлежат индейцам.

Дентон подтолкнул к Пейнтеру старинный кинжал. Пейнтер вспомнил, что ученый-физик как раз размахивал этим кинжалом, когда они сюда пришли.

– Приглядитесь повнимательнее, – предложил Дентон.

Взяв кинжал, Пейнтер покрутил его в руках. Рукоятка была из пожелтевшей кости, но само лезвие, похоже, было стальным, с красивым блестящим переливом на поверхности.

– Этот кинжал был найден в пещере, – объяснил Канош.

Пейнтер присмотрелся к лезвию пристальнее.

– Мальчишка, который находился в пещере и стал свидетелем убийства и самоубийства, бежал, захватив с собой этот кинжал. Впоследствии мы отобрали кинжал у него, поскольку изымать любые предметы из индейских захоронений противозаконно. Однако необычная природа лезвия потребовала дальнейших исследований.

Наконец до Пейнтера дошло.

– Потому что в те времена индейцы еще не обладали технологией изготовления стали.

– Совершенно верно, – подтвердил Дентон, бросив многозначительный взгляд на Каноша. – Особенно такой стали.

– Что вы хотите сказать? – спросил Пейнтер.

Дентон снова посмотрел на кинжал.

– Это очень редкая форма стали, которую легко узнать по необычному волнистому узору на поверхности. Она называется дамасской сталью. Такую сталь изготавливали только в Средние века в немногих кузницах на Ближнем Востоке. Легендарные мечи из этой стали ценились превыше всего. Считалось, что у них самое острое лезвие и их практически невозможно сломать. Однако сам метод ковки держался в строжайшей тайне и в конце концов был утерян где-то в семнадцатом веке. Все попытки воспроизвести его окончились неудачей. Даже сейчас, несмотря на то что мы умеем изготавливать сталь такую же прочную и даже еще прочнее, мы так и не смогли изготовить дамасскую сталь.

– Почему же?

Дентон указал на громаду электронного микроскопа, гудящего в соседней нише.

– Для того чтобы проверить свое первоначальное предположение, я изучил эту сталь на молекулярном уровне. И мне удалось подтвердить присутствие в структуре металла цементирующих нанонитей и углеродных наностержней. И то и другое является уникальными составляющими дамасской стали, придающими ей высокую гибкость и твердость. Ученые всего мира исследуют образцы этого материала, пытаясь определить, как он изготавливался.

Пейнтер силился осмыслить эту информацию. Ему были знакомы нанонити и наностержни – продукты современных нанотехнологий. Углеродные наностержни – искусственно созданные цилиндры из атомов углерода – демонстрировали необычайную прочность и уже использовались в различной коммерческой продукции, от мотоциклетных шлемов до бронежилетов. Точно так же нанонити – длинные цепочки одиночных атомов – обладали уникальными электрическими свойствами и обещали прорыв в микроэлектронике и компьютерных технологиях. Нанотехнологии уже превратились в индустрию с оборотом в многие миллиарды долларов, продолжающую расширяться с невероятной скоростью.

И все это поднимало один вопрос. Пейнтер указал на странный кинжал.

– Вы хотите сказать, что средневековые оружейники умели манипулировать веществом на атомном уровне, что они еще в те далекие времена вскрыли код нанотехнологий?

Дентон кивнул.

– Возможно. Или, по крайней мере, кто-то что-то знал. Были обнаружены и другие свидетельства древних нанотехнологий. Возьмем, например, стеклянные витражи в средневековых церквях. Некоторые образцы стекла рубиново-красного цвета из этих древних церквей так и не удалось воспроизвести, и теперь известно почему. Исследование этого стекла на атомном уровне показывает наличие золотых наносфер, создать которые до сих пор не по силам современной науке. Были найдены и другие подобные примеры.

Все это никак не укладывалось в голове у Пейнтера. Он снова взял кинжал в руки.

– Если все сказанное вами верно, как мог этот кинжал оказаться здесь, в Америке, среди погребенных останков, относящихся к двенадцатому столетию?

От него не укрылось, что Дентон и Канош переглянулись между собой. Ученый-историк едва заметно покачал головой. Похоже, физику не терпелось высказаться дальше, у него покраснело лицо от сделанного над собой усилия промолчать. Наконец он отвел взгляд. Пейнтер вспомнил гневную фразу, которую услышал, входя в лабораторию: «Возможно, это то самое доказательство, которое мы искали! Ну почему ты так упрямишься?»

Похоже, двое ученых уже спорили по этому вопросу, однако в настоящий момент они не хотели делиться своими мыслями с посторонним. Пейнтер не стал настаивать. Сначала ему нужно было решить более насущный вопрос.

Он повернулся к Кай.

– Итак, расскажи мне о тех, кто охотился за тобой. О тех людях в вертолете. Почему ты думаешь, что они пытались тебя убить?

Кай съежилась. Девушка украдкой взглянула на профессора Каноша, и тот кивнул, подбадривая ее. Когда она заговорила, в ее голосе прозвучали нотки вызова.

– Я думаю, это все из-за того, что я украла, – сказала она. – Украла из погребальной пещеры.

– Покажи ему, – велел Канош.

Кай вытащила из-за пазухи две золотые пластины размером восемь на восемь дюймов и толщиной около четверти дюйма. Одна была недавно очищена, вторая оставалась покрыта черной грязью. Пейнтер заметил, что поверхность пластин испещрена какими-то надписями.

– Похоже, в пещере хранились сотни таких пластин, уложенных в каменные ящики и обернутых в кору можжевельника. Покидая пещеру, Кай прихватила с собой три пластины.

– Но здесь их всего две.

– Совершенно верно. Одну она выронила, выбегая из пещеры, прямо перед телекамерами.

Пейнтер задумался.

– Вы полагаете, кто-то это увидел. И пришел проверить, нет ли у Кай еще золота.

– Если это золото, – добавил ученый-физик.

Пейнтер с недоумением посмотрел на него, и физик пояснил:

– Я изучил одну пластину под электронным микроскопом, как и кинжал. Хотя по цвету пластины кажутся золотыми, на самом деле металл тверже, чем можно было ожидать. Гораздо тверже. Обычное золото – довольно мягкий, пластичный металл, а эти пластины твердые, как алмаз. Микроскопический анализ металла показал, что он обладает необычайно плотной атомной структурой, состоящей из макромолекулярных объединений атомов золота, тесно связанных друг с другом подобно элементам пазла. А вся матрица удерживается вместе теми же самыми цементирующими нанонитями, обнаруженными в кинжале. – Дентон покачал головой. – Я никогда не видел ничего подобного. Эти пластины бесценны.

– И кажется, кто-то готов ради них пойти на убийство, – добавил Пейнтер.

Не успел он договорить, как внезапно погас свет. Все застыли, затаив дыхание. В коридоре остались тускло гореть аварийные лампы, запитанные от аккумулятора, однако в лабораторию свет почти не проникал. Из-под стола донеслось глухое рычание собаки, и у Пейнтера по рукам пробежали мурашки. Когда его глаза освоились в темноте, он различил грузную тень, скользнувшую к ногам Каноша и застывшую настороже.

– Тише, Кауч, – еле слышно произнес пожилой профессор, успокаивая собаку. – Все в порядке, мой мальчик.

Ковальски шумно выдохнул.

– Сожалею, профессор, но, похоже, сейчас вам следовало бы прислушаться к своей собаке. Тут нет никакого «в порядке».

Покинув свое место, Кай бесшумно обогнула стол и остановилась у Пейнтера за спиной. Тот протянул руку и взял ее за запястье. Со стороны лестницы донесся грохот, раскатившийся отголосками по коридорам. Пейнтер почувствовал, как у девушки убыстрился пульс.

Кауч снова зарычал.

– Отсюда есть другой путь? – шепотом спросил Пейнтер ученого-физика. – Аварийный выход?

– Нет, – последовал тихий ответ, проникнутый ужасом. – Лаборатория размещена под землей не случайно. Все выходы ведут через лестницу в главное здание.

«Значит, мы в ловушке».

12

31 мая, 01 час 12 минут

Такома-Парк, штат Мэриленд

– На следующем перекрестке налево, – указал Грей водителю такси.

Сейхан прекрасно понимала, чем вызвано его беспокойство. После отчаянного звонка матери Грей оставался на взводе.

Подавшись вперед с заднего сиденья, он вытянул руку, показывая, куда ехать, и казалось, будто он готов перебраться за руль и сам вести машину. В другой руке Грей по-прежнему сжимал сотовый телефон. Всю дорогу из Вашингтона он неоднократно пытался позвонить домой родителям, однако никто не отвечал, что лишь еще больше усиливало его тревогу.

– Сверните на Седар-стрит, – нетерпеливо бросил Грей, ерзая на краю сиденья. – Так быстрее.

Сидевшая рядом с ним Сейхан уставилась в окно. Такси проехало мимо городской библиотеки Такома-Парка и углубилось в темный лабиринт узких улочек, вдоль которых тянулись коттеджи в стиле королевы Анны и величественные викторианские особняки. Густые кроны дубов и кленов превращали улицы в тоннели, накрытые сводами листвы, рассеивающей свет редких фонарей.

Глядя на погруженные в темноту дома, Сейхан старалась представить себе жизнь их обитателей, однако подобное существование было ей чуждо. Она плохо помнила свое детство, прошедшее во Вьетнаме. Воспоминаний об отце у нее совсем не сохранилось, а то, что она помнила о матери, ей хотелось забыть: то, как ее вырывают из материнских рук, как люди в военной форме волокут мать по полу, избитую, с окровавленным лицом и кричащую. После этого детство Сейхан прошло в сменяющих друг друга убогих приютах, где она постоянно голодала и подвергалась оскорблениям и унижениям.

Счастливая жизнь обитателей этих сонных уютных домов была для нее абсолютно чуждой.

Наконец такси свернуло на Баттернат-авеню. Сейхан лишь однажды довелось побывать дома у родителей Грея. Тогда она, раненная пулей, бежала к единственному человеку, которому верила. Молодая женщина украдкой взглянула на Грея. Прошло почти три месяца с тех пор, когда она в последний раз была вот так рядом с ним. За это время у него осунулось лицо, морщины стали более резкими и глубокими, и общее впечатление смягчали только пухлые губы. Сейхан вспомнила, как однажды поцеловала эти губы в минуту слабости. В этом действии не было никакой нежности, лишь отчаяние и нужда. Но Сейхан до сих пор помнила жар этих губ, колючую щетину на щеках, крепкие объятия Грея. Однако, как и эти умиротворенные дома вокруг, такая жизнь была не для нее.

К тому же, насколько ей было известно, Грей по-прежнему поддерживал вялотекущие отношения с одной девушкой, лейтенантом итальянских карабинеров. По крайней мере, так обстояло дело несколько месяцев назад.

Внезапно Грей тревожно прищурился, отчего в уголках глаз образовались глубокие складки. Сейхан посмотрела вперед. Улица была погружена в темноту, как и остальные в этом квартале, но впереди ярко сияло всеми освещенными окнами небольшое бунгало с широким крыльцом и остроконечной крышей. В этом доме никто не спал.

– Вон к тому дому, – сказал водителю Грей.

Не дожидаясь, пока такси остановится, он распахнул дверь и выскочил из машины, бросив водителю пригоршню банкнотов. Похоже, таксист был готов резко ответить на подобную грубость, но Сейхан пристально посмотрела ему в глаза, заставив промолчать. Она протянула ладонь.

– Сдачу.

Оставив небольшие чаевые, Сейхан убрала остальное в карман и выбралась из машины.

Она направилась следом за Греем. Тот торопливо пересек улицу, однако его целью было не крыльцо. Рядом с домом проходила узкая дорожка, ведущая к одноместному гаражу в глубине участка. Ворота были подняты, горел свет, очерчивая силуэты двух щуплых фигур. Неудивительно, что никто не реагировал на звонки домашнего телефона.

Грей побежал по дорожке.

Подойдя к открытому гаражу, Сейхан услышала завывание дисковой пилы, скрежет стали, вгрызающейся в дерево, и почувствовала смолистый запах опилок.

– Джек, ты разбудишь всех соседей, – жалобно взмолился женский голос. – Выключай пилу и ложись спать.

– Мама… – Грей поспешно шагнул в самую гущу драмы.

Сейхан задержалась на пороге, но мать Грея все равно заметила ее и удивленно наморщила лоб, стараясь определить, кто эта незнакомка, пришедшая вместе с ее сыном. Прошло уже два года с момента их последней встречи. Наконец на лице пожилой женщины проступило узнавание, но вместе с тем и недоумение, а также – что неудивительно – тень страха.

Точно так же и Сейхан потрясло то, как постарели родители Грея, превратившиеся в хрупкие тени самих себя. Мать, с растрепанными волосами, была в халате, перетянутом поясом, и шлепанцах. Отец, босой, был в футболке и трусах, открывавших его протез, пристегнутый к ремню на поясе.

– Гарриет! Где мой рашпиль? Черт побери, ну почему ты трогаешь мои вещи?

Отец Грея стоял у верстака с багровым от ярости лицом, его лоб вспотел от напряжения. Он пытался вставить в струбцину кусок доски. У него за спиной вращалась на холостых оборотах дисковая пила, а на полу были разбросаны неровные обрезки дубовой доски, словно он собирался изготовить элементы деревянной мозаики, структура которой была известна ему одному.

Шагнув вперед, Грей выдернул шнур электропилы из розетки, затем подошел к отцу и нежно попробовал увести его от верстака. Резко взметнувшийся локоть ударил Грея в лицо, и он отшатнулся назад.

– Джек! – вскрикнула мать.

Отец недоуменно огляделся вокруг. Затуманенный мозг медленно осознавал реальность.

– Я… я не хотел… – Старик положил ладонь на лоб, словно проверяя, нет ли у него жара. Он протянул руку к Грею. – Извини, Кенни.

Лицо Грея исказилось от боли.

– Я Грей, папа. Кенни в Калифорнии.

Сейхан знала, что у Грея есть родной брат, работающий в какой-то компьютерной фирме в Силиконовой долине[10]10
  Силиконовая долина – название района на северо-западе штата Калифорния к югу от Сан-Франциско, где сосредоточено производство высокотехнологичной электронной и компьютерной аппаратуры.


[Закрыть]. Грей, с разбитой в кровь губой, осторожно приблизился к отцу.

– Папа, это я.

– Грейсон? – Старик покорно позволил сыну взять его за руку. Он окинул гараж взглядом покрасневших измученных глаз. На его лице промелькнул страх. – Что?.. Где?..

– Все в порядке, папа. Давай вернемся в дом.

Покачнувшись, старик припал на протез.

– Мне нужно выпить пива.

– Мы принесем тебе пиво.

Грей повел отца к задней двери дома. Мать задержалась в гараже, крепко обхватив себя руками. Сейхан неуютно застыла в нескольких шагах от нее, не зная, как ей быть.

Глаза пожилой женщины, наполненные слезами, нашли ее лицо.

– Я не смогла его остановить, – сказала мать Грея, чувствуя потребность объяснить хоть кому-нибудь. – Джек проснулся страшно возбужденный. Решил, что он снова в Техасе и опаздывает на работу. Затем пришел сюда. Я боялась, он отпилит себе руку.

Сейхан шагнула к переполненной отчаянием женщине, но не нашла слов для утешения. Словно почувствовав это, мать Грея провела пальцами по волосам, сделала глубокий вдох, успокаиваясь, и постаралась расправить плечи. Сейхан уже не раз доводилось видеть, как Грей делает то же самое, и только сейчас до нее дошло, в чем истинные корни его стойкости.

– Я помогу Грею уложить его в кровать. – Пожилая женщина повернулась к двери. Проходя мимо Сейхан, она пожала ей руку. – Спасибо, что пришли. Грей слишком много взваливает на свои плечи. Очень хорошо, что вы здесь.

Она направилась к дому, оставив Сейхан во дворе. Та потерла руку, все еще теплую от прикосновения старческих пальцев. Грудь ей стиснуло что-то необъяснимое. Даже эта крупица семейной близости, включения в свой круг выбила ее из колеи.

У дверей пожилая женщина остановилась и обернулась.

– Не хотите подождать в доме?

Сейхан отступила назад и указала на крыльцо.

– Я останусь там.

– Надеюсь, это будет недолго.

С печальной виноватой улыбкой Гарриет Пирс закрыла за собой дверь.

Немного помедлив, Сейхан вернулась в гараж, чувствуя потребность чем-либо заняться, чтобы успокоиться. Она выключила свет и закрыла ворота, после чего направилась к дому. Поднявшись на крыльцо, она рухнула на скамейку, залитую светом из гостиной. Молодая женщина почувствовала себя обнаженной, беззащитной, все ее тело восстало против такого яркого освещения, но вокруг никого не было. Погруженная в темноту улица оставалась пустынной – и в то же время такой манящей. Сейхан ощутила мимолетное желание удрать. Ее единственным настоящим домом всегда будет только улица.

Постепенно окна в доме начали гаснуть одно за другим. До Сейхан доносились приглушенные голоса, но слов она разобрать не могла. Это были неторопливые семейные разговоры.

Сейхан ждала, застрявшая в ловушке между пустынными улицами и домашним уютом.

Наконец и в последнем окне погас свет, и двор погрузился в темноту. Послышались шаги, открылась дверь. Выйдя из дома, Грей тяжело вздохнул.

– У тебя все в порядке? – тихо спросила Сейхан.

Грей пожал плечами. Что еще он мог ответить? Он подошел к Сейхан.

– Мне бы хотелось задержаться здесь хотя бы еще на полчасика. Убедиться в том, что все будет тихо. Я могу вызвать тебе такси.

– И куда мне ехать? – спросила Сейхан, пытаясь хоть немного разрядить мрачную ситуацию.

Сев рядом с ней, Грей откинулся назад. Он долго молчал, прежде чем заговорить.

– Это называется синдромом «захода солнца», – сказал он, выпуская из себя горечь, а может, пытаясь разобраться во всем, определить свою боль. – У некоторых больных, страдающих болезнью Альцгеймера, симптомы слабоумия ночью становятся более ярко выраженными. Никто не знает, чем это обусловлено. Некоторые врачи считают, что ночью в организме происходят гормональные перемены. Другие говорят, что это выходят накопленные за день стресс и сенсорное возбуждение.

– Такое часто случается?

– В последнее время подобные приступы стали регулярными. По три-четыре раза в месяц. Но теперь до конца ночи отец будет спокоен. Похоже, такие вспышки истощают его силы. Он крепко проспит до самого утра. А когда взойдет солнце, ему станет лучше.

– И ты каждый раз приезжаешь сюда?

И снова то же самое пожатие плечами.

– Так часто, как могу.

Наступило молчание. Грей устремил взор вдаль, словно стараясь увидеть будущее. Сейхан предположила, что он гадает, долго ли еще сможет продержаться сам.

Подумав, что ему будет полезно отвлечься, она перевела разговор на другую важную тему.

– От твоего напарника никаких известий?

Грей покачал головой. Его голос прозвучал увереннее: здесь он очутился на твердой почве.

– Никто не звонил. Вероятно, для того чтобы тщательно перерыть архивы, придется работать до самого утра. Но кажется, я догадался, почему это письмо, написанное Франклином тому французскому ученому, так взбудоражило Гильдию.

Сейхан встрепенулась. Копию письма она раздобыла с большим трудом, рискуя своим разоблачением.

– Из твоих слов следует, – продолжал Грей, – что послание Франклина всплыло двенадцать дней назад.

– Совершенно верно.

– Это случилось сразу после того, как в Юте была обнаружена та пещера.

– Ты уже упоминал про нее, но я по-прежнему не вижу связи.

– На мой взгляд, все сводится к двум словам из письма Франклина: «бледные индейцы».

Сейхан покачала головой, вспоминая эти строчки. Она много раз перечитала перевод письма и выучила его наизусть.

«С их смертью все те, кто обладал знаниями о “великом эликсире” и “бледных индейцах”, перешли в руки Судьбы».

И все же она по-прежнему ничего не могла понять.

– Ну и?

Грей придвинулся к ней, словно хотел подчеркнуть этим свои слова.

– Сразу же после обнаружения пещеры начались работы по идентификации найденных в ней останков. Индейские организации предъявили на них свои права, однако их притязания были поставлены под сомнение, поскольку останки по виду принадлежат скорее европеоидной расе.

– Европеоидной?

– Бледные индейцы, – подчеркнул Грей. – Если Гильдия, тот самый враг, о котором писал Франклин, в прошлом уже имела какое-то отношение к светлокожим индейцам, неожиданное открытие пещеры с такими мумифицированными останками, а также другими древними реликвиями, несомненно, подтолкнуло ее к решительным действиям. В те далекие времена Франклин и Джефферсон явно искали что-то такое, что, на их взгляд, угрожало нарождающемуся союзу. Судя по всему, их враг тоже охотился за этим.

– И если ты прав, Гильдия продолжает охоту, – добавила Сейхан. – Так что же ты думаешь? Это Гильдия стоит за взрывом в Юте?

– Не думаю. Но в любом случае я должен поставить в известность директора Кроу. Если я прав, он шагнул в самую гущу войны, которая продолжается уже не одно столетие.