Текст книги "Пирамида"

Юноша вдруг вспомнил свою пеструю лошадку, аппалузца, оставшегося у дяди на пыльном ранчо возле Мулшу, в штате Техас. Сэму нестерпимо захотелось прокатиться среди развалин верхом и поскакать по извилистым тропинкам, которые вели к тайнам густых джунглей за пределами города.

– Здесь есть что-то таинственное, – продолжал Норман, откидываясь назад и опираясь на ладони. – Горные вершины. Пелена дымки. Зеленые джунгли. Здесь все пахнет жизнью, как будто ее поддерживает некая витающая в воздухе субстанция.

Сэм добродушно похлопал фотографа по руке. Перед ними действительно разворачивался восхитительный пейзаж.

Построенный в седловине между двумя пиками Анд, недавно обнаруженный город инков простирался террасами на половину квадратной мили. Разные уровни каменных кладок соединялись сотнями лестниц. Со своей точки наблюдения Сэм мог обозревать все старинные руины – от домов нижней части города, обозначенных осыпавшимся камнем, до Лестницы к облакам, которая вела к развалинам Солнечной площади, где и примостились теперь молодые люди. Там, так же как в Мачу-Пикчу, инки продемонстрировали все великолепие своей архитектуры, соединив красоту с практичностью и вытесав из камня заоблачный город-крепость.

Тем не менее в отличие от Мачу-Пикчу этими развалинами еще почти никто не занимался. Обнаруженные дядей Сэма несколько месяцев назад руины были полностью укрыты посреди джунглей. При воспоминании о находке в сердце юноши вспыхнула гордость.

Профессор Генри Конклин, а для Сэма дядя Хэнк, вычислил местоположение города по старинным преданиям, которые ходили среди местных индейцев-кечуа. Руководствуясь рукописными картами и обрывочными рассказами, профессор провел группу из Мачу-Пикчу вдоль реки Урубамба и за какие-то десять дней отыскал развалины под горой Арапа. Находку отметили все относящиеся к этой области научные, а также популярные журналы. Руины окрестили Заоблачными, а дядя Хэнк улыбался с фотографий, помещенных на обложках многих журналов. И он это заслужил, проявив незаурядную интуицию и глубочайшие познания в археологии.

Конечно, на подобное суждение повлияли чувства Сэма по отношению к дяде. Тот воспитывал Сэма с тех пор, как погибли в автокатастрофе его родители, – тогда мальчику было всего девять лет. В том же самом году, месяца на четыре раньше, жена Генри умерла от рака. Общее горе еще больше сроднило дядю и племянника, и с тех пор они почти не разлучались. Поэтому никто не удивился, когда Сэм тоже выбрал для себя карьеру археолога.

– Клянусь, если ты хорошенько прислушаешься, – продолжал Норман, – то различишь даже голоса воинов на горных вершинах, шепот торговцев и покупателей из нижней части города, пение работников на террасных полях за стенами.

Сэм пытался слушать, но различал только обрывки голосов, скрежет лопат и доносившиеся из близлежащей ямы отголоски этих звуков. Все они принадлежали не умершим инкам, а рабочим и студентам, которые трудились в самой глубине развалин. Зияющее отверстие вело в шахту, уходившую на тридцать футов вниз и кончавшуюся настоящими сотами из выкопанных под землей на разных уровнях помещений.

Сэм выпрямился.

– Норман, тебе нужно было стать не журналистом, а поэтом.

Его приятель вздохнул и предложил:

– Просто попробуй слушать сердцем.

Сэм нарочно подчеркнул свой техасский акцент, зная, что это режет слух коренному бостонцу Норману:

– Что я сейчас слышу, так это свой желудок. Но он как раз ничего не говорит, а только намекает, что пора обедать.

Норман бросил на друга свирепый взгляд.

– У вас, техасцев, в душе нет места для поэзии! Одно железо и пыль.

– И еще пиво. Ты забыл про пиво.

Ноутбук неожиданно привлек к себе внимание, просигналив о том, что уже шесть часов. Из горла Сэма вырвался стон:

– Нам лучше все свернуть, пока не село солнце. К ночи сюда набежит всякое ворье.

Норман кивнул и, оглядываясь по сторонам, стал собирать вещи.

– Кстати, о грабителях могил… Прошлой ночью я слышал стрельбу, – заметил он.

Убирая свои кисточки и стеки, Сэм нахмурился.

– Гильермо пришлось припугнуть какую-то банду. Пытались прорыть туннель к нашим руинам. Если бы Гил не нашел этих молодчиков, они могли бы вклиниться в раскопки и погубить месяцы работы.

– Хорошо, что твой дядя додумался нанять охранников.

Сэм кивнул, однако при упоминании о Гильермо Сале, бывшем полицейском из Куско, назначенном начальником охраны экспедиции, услышал в голосе Нормана нотки неудовольствия. Сэм вполне разделял его чувства. Тело черноволосого и черноглазого Гила изобиловало шрамами, многие из которых, как подозревал Сэм, достались полицейскому не на службе. Кроме того, юноша замечал взгляды, которыми Гил украдкой обменивался с приятелями, когда мимо проходила Мэгги. Быстрые обрывки испанских фраз вперемежку с гортанным смехом будоражили Сэму кровь.

– Ранили кого-нибудь? – спросил Норман.

– Нет, просто сделали несколько предупредительных выстрелов, чтобы отпугнуть грабителей.

Норман продолжал укладываться.

– Ты правда думаешь, что мы найдем полную сокровищ гробницу?

Сэм улыбнулся.

– И обнаружим Тутанхамона Нового Света? Нет, вряд ли. Мечты о золоте притягивают грабителей, но только не моего дядю. Он приехал сюда за знаниями – и за правдой.

– Но до чего он так дотошно докапывается? Я в курсе, он ищет доказательства, что до инков существовало другое племя, однако к чему такая секретность? Мне ведь нужно будет посылать отчет в «Джиографик».

Сэм сдвинул брови. Он не находил ответа для Нормана. Те же самые вопросы возникали и у самого Сэма. Некоторые сведения дядя Хэнк – как всегда – держал при себе. Во всех других отношениях он проявлял открытость, и только когда дело касалось работы, часто оказывался очень замкнутым.

– Не знаю, – наконец сказал Сэм. – Но я верю профессору. И если он сунул во что-то нос, нам остается только ждать, когда он его вытащит.

Из выкопанной на соседней террасе шахты внезапно раздался крик:

– Сэм! Скорей сюда!

Из ямы показалась голова Ральфа Айзексона, его глаза блестели от волнения. Этот крупный чернокожий юноша учился в Алабамском университете. С помощью футбольной стипендии Ральфу удалось успешно его закончить и сберечь университетскую стипендию на магистратуру. Его сообразительность нисколько не уступала мускулам.

– Обязательно взгляни! – Карбидная лампа на каске Ральфа металась от Сэма к Норману. – Мы добрались до запечатанной двери с какой-то надписью!

– Дверь не тронута? – спросил Сэм, быстро поднимаясь на ноги.

– Нет! И, по словам Мэгги, не пострадала от времени.

А вдруг это то, что искала вся группа в течение последних месяцев? Сохранившееся захоронение или царская усыпальница среди древних развалин… Сэм помог нагруженному связкой фотокамер Норману взобраться по крутым ступеням на самую высокую террасу Солнечной площади.

– Ты думаешь… – тяжело дыша, начал Норман.

Сэм поднял руку.

– Это запросто может оказаться подвалом инкского храма. Не будем зря надеяться.

К тому времени, когда они достигли раскопанной террасы, Норман уже еле дышал. Глядя на его усилия, Ральф презрительно скривился.

– Что, Норман, тяжко? Попросить Мэгги тебя донести?

Фотограф закатил глаза и удержался от ответа, чтобы не тратить силы.

Сэм поднялся на площадку, тоже заметно запыхавшись. Любые движения на такой высоте тяжело сказывались на легких и на сердце.

– Оставь его в покое, Ральф. Лучше покажи, что вы там нашли.

Ральф покачал головой и повел обоих за собой, освещая дорогу лампой на каске. Когда этот здоровяк поднимался по лестнице, то заполнял собой всю шахту шириной в три фута. В отличие от Сэма он не сошелся с Норманом. Как только стало известно о нетрадиционной сексуальной ориентации фотографа, между ним и Ральфом начались трения. Тот никак не мог избавиться от определенных предрассудков, не имевших отношения к расе. Однако Генри настоял на том, чтобы все работали вместе, стали одной командой. Поэтому Ральф и Норман хоть и ворчали друг на друга, но делали одно дело.

– Придурок, – пробормотал Норман себе под нос, перевесив камеры поудобнее.

Сэм хлопнул фотографа по плечу и заглянул в выкопанную дыру. Стремянка опускалась на тридцать футов вниз, к комнатам и коридорам.

– Не позволяй ему себя заводить, – посоветовал Сэм и махнул рукой в сторону стремянки. – Давай. Я за тобой.

Когда они стали спускаться, Ральф с прежним жаром заговорил:

– Сегодня утром получили углеродную датировку для нижнего слоя. Представляешь, Сэм? Тысяча сотый нашей эры. Раньше инков аж на двести лет.

– Слышал, слышал, – ответил Сэм. – Хотя погрешность датировки все же оставляет место для сомнений.

– Может быть… Но погоди, вот увидишь надписи!

– Их нацарапали инки? – спросил Сэм.

– Пока еще рано об этом говорить. Как только мы откопали дверь, я сразу бросился за вами. Мэгги все еще внизу, пытается очистить дверь. Я подумал, что нам всем надо собраться вместе.

Сэм продолжал спускаться. Снизу светила лампа, отбрасывая на стену шахты его тень. Он представил, как, едва не касаясь двери носом, Мэгги старательно орудует кистью, освобождая от земли человеческую историю. Сэм отчетливо видел золотистые волосы девушки, убранные, когда она работала, в длинный хвост, представил, как Мэгги сосредоточенно морщит нос, какие радостные звуки издает, когда находит что-нибудь новое. Если бы Сэм мог привлечь к себе хоть десятую часть внимания, которым Мэгги одаривала камни развалин…

Споткнувшись, юноша вынужден был ухватиться за лестницу.

Он спустился еще на три ступени, и его ноги коснулись камня. Сэм вошел в тесное помещение первого уровня. Свет от натриевых ламп ярко бил в глаза, а в ноздри ударял густой запах развороченной земли и влажной глины. Не то что пыльные и сухие египетские гробницы… Постоянная влажность и частые ливни в джунглях Анд насытили почву. Чтобы открыть тайны подземных сооружений, археологи боролись с замшелыми корнями и сырой глиной. Творение рук древних инженеров сияло в свете лампы. Кирпичи и камни были так безупречно подогнаны друг к другу, что между ними не протиснулось бы лезвие ножа. И даже такая идеальная конструкция не устояла перед разрушительным действием времени. Многие подземные строения пострадали от извилистых корней, а также веками накапливавшейся глины и земли.

Вокруг Сэма стонали руины. Он уже привык к этим звукам. Камни как будто успокаивались, после того как люди освобождали помещения от тяжести земли. Местные рабочие деревянными балками подперли древние, подпорченные корнями кровли. Однако подземные сооружения все еще ныли под гнетом породы.

– Сюда, – подсказал Ральф, подводя своих товарищей к деревянной лестнице, опускавшейся ко второму уровню туннелей и комнат.

Впрочем, здесь путь не окончился. Воспользовавшись еще двумя лестницами, юноши попали на самый глубокий уровень, почти в пятидесяти футах под землей. Эту часть еще не полностью очистили и задокументировали. По узким коридорам и комнатам, укрепленным деревянными рамами, таскали мешки с землей и мусором голые по пояс рабочие. Обычно по туннелям разносились местные распевы, но теперь здесь царило безмолвие. Даже рабочие догадывались о важности открытия.

Развалины, словно шерстяное одеяло, окутала тишина. Словоохотливый Ральф наконец закончил делиться со своими спутниками предысторией обнаружения запечатанной комнаты. В молчании троица миновала последние коридоры. Оказавшись в более просторном помещении, молодые люди, протискивавшиеся до этого гуськом, разбрелись в стороны. Теперь Сэм мог видеть не только согнутую спину Нормана Филдса.

По размерам помещение напоминало скромный гараж для одной машины. Тем не менее Сэм чувствовал, что в этой комнатке, похороненной в пятидесяти футах под землей, приоткрывался покров истории. Дальняя стена была так искусно сложена из камня, что гранитные куски составляли замысловатую мозаику. Во многих местах все еще находящееся под слоями глины и земли, это творение, очевидно, устояло перед веками и стихией. Однако все взоры были прикованы к середине стены – к грубой каменной арке, плотно закрытой каменной глыбой. Дверь вместе с рамой пересекали три полосы тусклого металла.

С тех пор как древние заперли этот вход, им никто не пользовался.

Сэм заставил себя дышать. Что бы ни находилось за дверью, это важнее, чем просто переход в подвал. Тот, кто его перекрыл, хотел защитить и сохранить что-то невероятно важное. За воротами лежали многовековые тайны.

Ральф наконец нарушил тишину:

– Запечатали крепче, чем Форт-Нокс!

Его слова вывели Сэма из молчаливой задумчивости. Он заметил Мэгги, сидящую по-турецки; положив щеку на ладонь, девушка уперлась локтем в колено, а ее глаза не отрывались от двери. Мэгги даже не обратила внимания, что уже не одна.

Только Денал, тринадцатилетний мальчик из местных кечуа, взятый в группу переводчиком, слегка кивнул археологам. Подростка нашел на улицах Куско дядя Сэма. Воспитанный в католическом миссионерском приюте, Денал довольно бегло говорил по-английски и отличался вежливостью. Прислонившись к деревянной опоре, мальчик держал во рту незажженную сигарету. Чтобы сохранить находки и не загрязнять в туннелях воздух, курить там запрещалось.

Оглядевшись вокруг, Сэм заметил, что кого-то не хватает.

– А где Филипп? – спросил он.

Перед отъездом профессора в Штаты руководителем раскопок был назначен аспирант Филипп Сайкс. Ему тоже следовало сейчас находиться на месте.

– Сайкс? – Мэгги нахмурилась. В ее напряженном голосе проскальзывал легкий ирландский акцент. – У него перерыв. Ушел час назад и пока не возвращался.

– Ему же хуже, – буркнул Сэм.

Никто не собирался бежать за этим гарвардским выпускником. Став руководителем группы, Сайкс повел себя столь высокомерно, что смертельно надоел всем, даже терпеливым кечуа. Сэм приблизился к двери.

– Мэгги, Ральф говорил о каких-то письменах на двери. Их можно разобрать?

– Пока нет. Я счистила землю, но побоялась поцарапать поверхность и повредить надпись. Денал послал одного из рабочих за сумкой со спиртовыми очистителями.

Сэм приник к арке.

– По-моему, это отполированный гематит, – заметил он, потерев краешек полосы. – Обратите внимание: совсем нет ржавчины.

Молодой человек отступил назад, чтобы Норман смог отснять несколько кадров нетронутой двери.

– Гематит? – переспросил фотограф, определяя освещенность комнаты.

Ему ответил Ральф:

– Инки не умели выплавлять железо, но в здешних горах полно гематита, железной руды, образовавшейся давным-давно при падении метеоритов. Все найденные до сих пор орудия инков сделаны либо из простого камня, либо из гематита. Из-за него их замысловатые города кажутся еще красивее.

Когда Норман закончил фотографировать, Мэгги протянула палец к верхней металлической полосе, однако не решилась ее коснуться, как будто чего-то боялась. Девушка поднесла кончик пальца к тому месту, где полоса прочно крепилась к каменной арке.

– Тот, кто это построил, постарался оградить свою тайну даже от дневного света.

Прежде чем кто-либо успел ответить, в помещение ввалился черноволосый рабочий с флаконами спирта, дистиллированной водой и связкой кисточек.

– Может, надпись послужит ключом к тому, что лежит внутри, – предположил Сэм.

Сэм, Мэгги и Ральф взяли кисти и, смочив их разбавленным спиртом, начали очищать гематитовые полосы. Норман лишь наблюдал за студентами. У Сэма защипало нос и глаза, пока он обрабатывал спиртом въевшуюся в письмена грязь. Наконец поверхность промыли дистиллированной водой, потом вытерли чистыми тряпками.

Осторожными круговыми движениями Сэм потер середину своей полосы тряпкой. В это время Мэгги трудилась над верхней полосой, а Ральф – над нижней. Сэм услышал вырвавшийся у Ральфа недоуменный вздох. И почти сразу Мэгги с удивлением воскликнула:

– Пресвятая Дева, латынь! Но этого… этого не может быть!

Один Сэм хранил молчание. Не потому, что на его полосе ничего не было, просто увиденное потрясло его до глубины души. Отступив в сторону от наполовину очищенной полосы, юноша только и смог, что показать на ее середину.

Норман придвинулся ближе. Он тоже не произнес ни слова, а лишь выпрямился, приоткрыв от изумления рот.

Сэм продолжал пристально смотреть на свою находку. Посередине полосы был выгравирован крест с крошечной фигурой распятого человека.

– Господи Иисусе! – вырвалось у Сэма.

Пристроив винтовку возле колена, Гильермо Сала сидел на пне на опушке джунглей. Когда солнце подкралось к линии горизонта за его спиной, юные деревца, окружавшие руины, протянули к квадратной яме голодные тени. Гил подумал, что даже они знают о лежащем внизу золоте.

– Можно перерезать им глотки прямо сейчас, – предложил сидевший возле Гила Хуан и кивнул в сторону палаток, куда вернулись ученые. – И свалить это на грабителей.

– Нет. Из-за убийства гринго вечно столько шума, – возразил Гил. – Будем придерживаться плана. Подождем ночи. Пусть заснут.

Он терпеливо сидел, в то время как возле него ерзал на месте Хуан. Четыре года в чилийской тюрьме научили Гила не спешить.

Хуан еле слышно ругался, а Гил лишь слушал звуки пробуждающегося леса. В свете луны джунгли оживали. Каждый вечер среди темных теней начиналась игра в хищника и жертву. Гил любил это вечернее время, когда лес только просыпается, сбрасывая зеленую невинность и обнажая свое черное нутро.

Да, так же как и джунгли, он способен был дождаться ночи и луны. Он и так ждал почти год: сначала – назначения охранником в экспедицию, затем – подбора нужных людей. Гил приехал охранять раскопки и делал это с полной ответственностью – чтобы сберечь прошлое, но не для янки, а для себя.

Американцы раздражали его глупостью и слепотой к окружавшей их нищете. Вторгаться в гробницы ради истории, когда самая ничтожная побрякушка может годами кормить целую семью… Гил помнил сокровища, обнаруженные в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году в Пампа-Гранде, в месте упокоения индейцев-мочика. Невероятное количество золота и драгоценностей! Крестьяне, пытавшиеся урвать крохи этого богатства, погибли от рук охранников, а сокровища потом осели в иностранных музеях.

«Здесь такой трагедии не произойдет, – мысленно решил Гил. – Это наследие нашего народа! И разжиться на своем прошлом должны только мы!»

Рука Гила нащупала под курткой что-то выпуклое – один из многих подарков от партизанских отрядов из горных районов. Именно партизаны помогали осуществить его план. Гил похлопал рукой по карману с гранатой.

Предназначалась она для того, чтобы замести следы после налета на раскоп. А если американцы попытаются помешать… Что ж, есть и более быстрые способы отправить человека на тот свет, чем нож в спину.

Мэгги О’Доннел терпеть не могла латынь. Она не просто презирала мертвый язык – она ненавидела его лютой ненавистью. Девушка получила образование в строгой католической школе Белфаста, где латыни уделяли особое внимание. И пусть Мэгги не раз доставалось от жестоких монахинь указкой по пальцам, наказания не пошли ученице впрок. Теперь она внимательно вглядывалась в прорисовку надписи, разложенную на столе в главной палатке.

Сэм укрепил лупы над филигранными письменами с верхней металлической полосы. Над его головой качался фонарь. Сэм лучше других студентов в группе расшифровывал древние языки.

– По-моему, здесь говорится: «Nos Christi defenete», хотя об заклад не побьюсь.

Норман Филдс посмотрел через плечо Сэма.

– Ну и что это должно значить? – кисло спросила Мэгги, досадуя на свою неспособность помочь в переводе.

Ральф Айзексон, тоже не преуспевший в латыни, хотя бы умел готовить. Он как раз старался разжечь за палаткой плиту.

С самого отъезда профессора группа изо всех сил пыталась как следует расчищать развалины и вносить в каталог как можно больше пунктов. Каждый член команды имел свои обязанности. Ральф занимался кухней, оставляя уборку Норману и Сэму, а Мэгги с Филиппом кропотливо заносили дневные сводки в компьютер.

Сэм прервал размышления девушки. Пытаясь прочитать надпись, он наморщил нос.

– Я думаю, тут написано: «Сохрани их, Иисус» или «Защити их, Иисус», – предположил Сэм. – Что-то вроде этого.

Аспирант Филипп Сайкс лежал на койке с холодной тряпкой на глазах. Его непричастность к открытию по-прежнему не давала ему покоя.

– Неправильно, – желчно бросил Филипп, не двигаясь с места. – Это переводится: «Защити нас, Иисусе», а не «их».

Свое заявление он сопроводил презрительным фырканьем.

Мэгги вздохнула. Неудивительно, что Филипп так хорошо знал латынь. Еще одна причина ненавидеть мертвый язык. Этот человек был набит пустыми сведениями и никогда не упускал случая исправить ошибки других студентов. Но несмотря на полное владение фактами, Филиппу не хватало практического опыта, поэтому-то группе и приходилось терпеть его общество. Для получения степени аспиранту нужно было наработать на раскопках положенные часы. Мэгги подозревала, что после этого он никогда не покинет обвитых плющом коридоров Гарварда, своей «альма-матер», где его, несомненно, ждет место покойного отца. Лига плюща по-прежнему являлась одним большим мужским клубом. И у Филиппа, сына признанного ученого, уже имелся туда пропуск.

Расправив плечи, Мэгги придвинулась поближе к Сэму. Она не успела подавить зевок. Длинный день неожиданно закончился срочными делами: пришлось фотографировать дверь, делать гипсовый слепок с полос и копии с надписи, а также заносить все данные в компьютер.

Слегка улыбнувшись девушке, Сэм отодвинул кальку гравировки со средней полосы. В гематите было вырезано лишь распятие. Никаких слов. Сэм опустил увеличительное стекло над третьей калькой.

– Здесь куча слов. Но шрифт гораздо мельче и не так хорошо сохранился, – заметил он. – Я могу разобрать только часть.

– Ну и что там написано? – спросила Мэгги, опускаясь на складной стул возле стола.

У нее понемногу начинала болеть голова.

– Дай мне несколько минут.

Сэм склонил голову набок и прищурился. Его ковбойская шляпа сейчас лежала на столе. Профессор Конклин настоял на сохранении в джунглях хотя бы минимума приличий. В палатках все снимали шляпы, и Сэм соблюдал это правило даже в отсутствие дяди. Усмехнувшись, Мэгги отметила про себя, что Сэм хорошо воспитан. Она пристально разглядывала профессорского племянника. На светло-русых волосах Сэма все еще оставался след от шляпы. Девушка едва удержалась от желания взъерошить их.

– Так как насчет надписи? Ты и правда думаешь, будто надписи на полосах выгравированы испанскими конкистадорами?

– А кем же еще? Наверное, конкистадоры нашли эту пирамиду и сделали надписи. – Сэм поднял голову, у него был очень сосредоточенный вид. – А если здесь побывали испанцы, то прощай надежда обнаружить захоронение нетронутым. Можно лишь уповать на то, что конкистадоры оставили какие-нибудь пустячки, чтобы мы могли подтвердить теорию профессора.

– Если верить учебникам, испанцы никогда не находили в этом районе городов. О том, что конкистадоры протянули свои загребущие руки так далеко от Куско, нигде не упоминается.

Сэм лишь показал на латинские письмена на столе.

– Вот доказательства. На худой конец довольствуемся этим. Попавшие сюда конкистадоры могли больше никогда не увидеть своих батальонов в Куско. Что, если местные убили испанцев прежде, чем те спустились с гор? И тайна этого города умерла вместе с теми, кто его открыл.

– Тогда есть шанс, что у них не получилось разграбить гробницу, – не унималась Мэгги.

– Кто знает…

Мэгги понимала, что ее слова малоубедительны. Она также знала, что если конкистадоры успели сделать гравировку на полосах, то у них было более чем достаточно времени на разграбление храма. Не придумав, что еще сказать, Мэгги нервно заходила по палатке.

– Ладно, – начал Сэм. – Вот все, что я способен выжать. «Domine sospitate», затем «hoc sepulcrum caelo relinquemeus». Потом идут несколько строчек, которые я совсем не смог разобрать, а за ними в конце – «ne peturbetur». Вот так.

– И что это означает? – спросила Мэгги.

Сэм пожал плечами и улыбнулся ей одной из своих снисходительных улыбочек.

– Я что, похож на римлянина?

– О боже мой! – воскликнул Филипп, привлекая внимание Мэгги и Сэма.

Аспирант вскочил. Тряпка упала с его лица на колени.

Сэм опустил лупу.

– Что такое?

– Последняя часть переводится так: «Мы оставляем эту гробницу небесам. Да не потревожат ее никогда».

В палатку вошел Ральф, держа в руках сразу четыре кружки.

– Кто хочет кофе? – Заметив, что все застыли с округлившимися от удивления глазами, он остановился. – Что случилось?

Сэм первым оказался способным что-то ответить.

– Может, вместо этого откроем шампанское? Предлагаю тост за конкистадоров, защитивших наши будущие находки.

– Что? – недоуменно переспросил Ральф.

Следующим заговорил Норман, и в его голосе чувствовалось сдерживаемое волнение.

– Мистер Айзексон, наша гробница может оказаться нетронутой!

– Откуда вы взяли?

Мэгги подняла одну из прорисовок и протянула ее Ральфу.

– Ей-богу, как тут не полюбить латынь!

Сэм едва справлялся с волнением, ожидая, когда компьютер через спутник соединится с сайтом университета. Вместе с другими студентами он сидел в палатке связи, защищавшей чувствительные приборы от влажных джунглей благодаря специальной конструкции и пропитке.

В сотый раз Сэм посмотрел на часы. До десяти – времени, когда он или Филипп докладывали профессору о своих успехах в раскопках, – оставалось еще две минуты. В тот вечер у него впервые имелась для дяди необыкновенная новость. Когда наладили связь, пальцы Сэма быстро забегали по клавиатуре. Установленная над монитором маленькая камера мигнула красным глазом. Спутниковую видеосвязь подарило группе Национальное географическое общество.

– Всем улыбаться, – приказал Сэм, закончив набирать адрес дяди.

Компьютер тихонько загудел, добиваясь соединения, и в верхнем правом углу появилось подрагивающее изображение Генри. Сэм нажал несколько клавиш – изображение заполнило собой весь экран. Внешний видеосигнал оставался неустойчивым. Когда дядя Сэма в знак приветствия помахал рукой, его пальцы на мгновение застыли перед лицом.

Сэм придвинул микрофон ближе.

– Привет, док.

Дядя Хэнк улыбнулся.

– Вижу, что сегодня все в сборе. Наверное, у вас для меня что-то есть.

От не сходящей с губ широкой улыбки у Сэма уже устали мышцы, но он не собирался так легко сдаваться.

– Сначала расскажи нам о мумии. Вчера ты говорил, что компьютерная томография назначена на утро. Как успехи? – Едва заметив, как помрачнел дядя, Сэм пожалел, что спросил. Даже на расстоянии в три тысячи миль он понял, что у старика плохие новости, и убрал с лица улыбку. – Что-нибудь случилось? – спросил он уже серьезнее.

Генри покачал головой – движения на экране снова смазались, однако речь звучала плавно.

– Мы не ошиблись, посчитав, что это не мумия инки, – начал профессор. – К сожалению, это европеец.

– Что?

Изумление Сэма разделили все остальные.

Генри поднял подрагивавшую руку.

– Насколько я могу судить, он был доминиканским священником, вероятно монахом.

Мэгги наклонилась к микрофону.

– Значит, инки мумифицировали одного из своих заклятых врагов – служителя чужого бога?

– Понимаю, необычно. Я планирую провести здесь небольшое исследование и посмотреть, нельзя ли до отъезда проследить историю этого монаха. Хотя и не доказательство моей теории, но все же довольно интересное развитие событий.

– Особенно в свете нашей недавней находки, – добавил Сэм.

– Какой находки? – поинтересовался Генри.

Сэм рассказал об обнаружении запечатанной двери и латинских письменах. К концу его описания Генри закивал.

– Выходит, конкистадоры все-таки отыскали поселение. – Он медленно снял очки и потер вмятинки от них на носу. Следующие слова профессора больше походили на размышления вслух. – Но что же произошло здесь пятьсот лет назад? Должно быть, ответ находится за дверью.

Сэм почти улавливал напряженную работу его мозга.

Филипп схватил микрофон.

– Нам открыть завтра дверь?

Прежде чем дядя успел ответить, аспиранта перебил Сэм:

– Конечно нет. По-моему, следует подождать, когда вернется док. Если это значительная находка, для ее исследования, я думаю, нам понадобятся его опыт и знания.

Филипп покраснел.

– Я вполне мог бы справиться.

– Ты не можешь справиться даже…

Генри решительно вмешался в разговор:

– Мистер Сайкс прав, Сэм. Открывайте дверь завтра же. То, что спрятано за запечатанным порталом, поможет моим исследованиям здесь, в Штатах. – Взгляд профессора переходил с одного лица на другое. – И я доверяю не только Филиппу. Я рассчитываю, что вы все будете действовать так, как я вас учил: осторожно и самым тщательным образом.

Несмотря на последние слова, Сэм заметил на лице Филиппа злорадство. Теперь задавака из Гарварда станет просто невыносим. Пальцы Сэма со злостью впились в край стола. Однако молодой человек не посмел спорить с дядей.

– Сэм, – продолжал тот сурово, – я хочу сказать тебе пару слов с глазу на глаз. Остальным пора на боковую. Сегодня у вас был долгий день.

Студенты вразнобой пробормотали «до свидания» и побрели к выходу.

Из палатки вслед им донесся голос Генри:

– Молодцы, ребята!

Сэм наблюдал, как другие выходят на улицу. Последним покинул палатку Филипп, не преминув выдавить торжествующую улыбку. Рука Сэма сжалась в кулак.

– Сэм, – негромко спросил его дядя, – все ушли?

С усилием разжав руку, Сэм снова посмотрел в камеру.

– Да, дядя Хэнк, – ответил юноша, стараясь говорить непринужденно.

– Я знаю, Филипп кого угодно достанет. Однако голова у него работает. Если Филипп дорастет до своего отца хотя бы наполовину, выйдет отличный археолог. Так что будь к нему снисходительней.

– Если ты так хочешь…

– Хочу. – Генри придвинул стул к компьютеру. Нечеткое изображение профессора на экране укрупнилось. – Теперь о причине разговора с тобой наедине… Хотя я поддержал Филиппа, завтра мне нужно, чтобы ты стал моими глазами и ушами. В раскопках у тебя гораздо больше опыта, чем у него, и я рассчитываю, что ты поможешь направить Филиппа в нужное русло.

Сэм не сдержал стона.

– Дядя Хэнк, да он слушать ничего не станет! Он и так считает себя шишкой на ровном месте.

– Найди способ, Сэм. – Генри решительно надел очки, как бы ставя на этом точку. Он молча смотрел на племянника, будто прикидывая что-то. – Если тебе придется послужить моими глазами и ушами, ты должен знать все, что знаю я. Есть кое-что, чем я еще не делился с другими. Чтобы правильно оценить то, что вы завтра обнаружите, тебе нужна полная информация.

Сэм выпрямился. Досада на Филиппа растаяла как дым.

– Какая информация?

– Есть две вещи. Во-первых, здесь, в университете, с мумией приключилось нечто странное.

Генри рассказал о том, как череп мумии лопнул и из него выплеснулось что-то похожее на жидкое золото. Брови Сэма поползли вверх.