Текст книги "Опасная тропа"

II. В дальний путь

Она кивнула в знак того, что поняла, но ничего не сказала в ответ. Это огорчило меня. Ведь она могла бы проявить больше интереса к моим делам, – подумалось мне. Я доел свой завтрак, допил кофе. А она все еще даже не взглянула на меня и ничего не промолвила. Пришел табунщик и сказал, что моя лошадь привязана к коновязи у главных ворот. После этого он поспешил к себе, а я встал и направился к дверям.

– Это будет длинная тропа. И на равнине много вражеских отрядов, – заметил я.

И опять она ничего не сказала. Теперь я был не просто разочарован, а буквально вне себя от досады, схватил свое ружье, остальную экипировку и почти выбежал из дома. Я был уже на полпути к воротам, когда услышал позади ее оклик:

– Ататойя! Ататойя!

Я не оглянулся и ничего не ответил, а быстро прошел в ворота и уже отвязывал своего коня, когда она, остановившись в шаге или двух от меня, воскликнула:

– Ататойя! То, что ты сказал мне вчера, по-прежнему правда?

– Да! Да! – произнес я, поворачиваясь.

– И я подтверждаю то, что говорила тебе, – заявила она своим нежным голоском и убежала прежде, чем я успел шагнуть к ней.

На душе у меня полегчало. Я сел на свою быструю выносливую лошадь и поскакал вдоль речной долины, распевая Военную Песню пикуни. По глубоким колеям, оставленным индейскими волокушами-травуаnote 17Note17
  Травуа – слово французского происхождения для обозначения индейской волокуши в виде длинных скрещенных шестов, закрепленных на спине лошади, со спускающимися на землю концами, между которыми натягиваются ремни и шкуры для крепления поклажи.


[Закрыть], я поднялся на равнину, возвышавшуюся над рекой. По пути мне встретилось много индейцев, направлявшихся к реке, чтобы посмотреть «огненную лодку» и посетить форт. Все они останавливали меня, чтобы выяснить, когда начнется торговля, и счастливо улыбались, услышав, что уже завтра после полудня они могут привозить в форт добытые ими шкуры и меха.

Наконец с обрывистого края равнины я увидел внизу, в прекрасной долине реки Титон сотни индейских палаток. Ближайшим ко мне был лагерь каина. Некоторые палатки стояли на открытом месте, богатом травой, другие – в тополевой роще на берегу реки. Далее расположились тридцать-сорок палаток большебрюхих: то была часть их племени, первой прибывшая для большой торговли этого года.

За ними, в том месте, где долина расширялась, двумя отдельными лагерями встали пикуни. Меньший из них – около сотни палаток – стоял ниже по течению. Он принадлежал Инуксикам или Коротким Накидкам, одному из двадцати четырех кланов, или родов пикуни. Люди, принадлежавшие к одному роду, имели кровную связь друг с другом по отцовской линии. Они все считались братьями и сестрами. Мужчина не мог жениться на женщине из своего рода, он должен был брать жену (или жен) из другого родаnote 18Note18
  У пикуни были следующие роды: Кровавые, Белогрудые, Сушеное Мясо, Мокасины с Черными Заплатами, Жареный Спинной Бизоний Жир, Быстро Заканчивающие Еду, Несмеющиеся, Жарящие Бизоний Горб, Черные Двери, Одинокие Едоки, Ободранные Спины, Редко Бывающие Одинокими, Упрямые Сердца, Одинокие Бойцы, Короткие Накидки, Древесные Вершины (букв. Большие Сучки на Вершине Дерева), Люди-Червяки, Маленький Хрупкий Жир, Бизоний Навоз, Не Имеющие Парфлешей (больших сумок из сыромятной кожи), Убивают Рядом, Все Вожди, Вокруг Красные Шкуры и Много Знахарей. (Крупнейший род пикуни – Короткие Накидки – часто кочевал отдельно от основного племени. Некоторыми исследователями он даже выделяется в самостоятельное подплемя, называемое южными пиеганами.)


[Закрыть].

Короткие Накидки по численности значительно превышали все другие роды пикуни. К нему принадлежали моя «почти-мать» и мой друг Питамакан. Разумеется, в него был принят и я сам. Без всякого сомнения, Короткие Накидки были наиболее сильным и независимым родом во всех трех племенах Конфедерации. Их мужчины не знали страха, были всегда прекрасно одеты и словно не любили ходить по земле, а стремились держать любой путь только верхом. Настоящие воины, они владели наилучшими лошадьми, и имели их больше, чем все остальные роды. Из всех трех братских племен они были самыми упорными охотниками и ловцами диких зверей (так же, как и воинами). У них всегда были самые большие палатки и все товары, которые только доставляли торговцы. Жены их были самыми красиво одетыми и щедро обеспеченными всем, чего бы ни пожелали: женщины других родов умирали от зависти, глядя на них.

Вождь этого рода, Большое Озеро, возглавлял и все племя. А еще один из старшин рода – Маленький Пес, был главным военным вождем пикуни. Белый Волк, отец моего лучшего друга Питамакана, был предводителем Ловцов, одного из девяти мужских обществ, составляющих все военное братство племени – Икунукатси (Все Друзья). Мы с Питамаканом были членами юношеского общества в этом братстве. Оно называлось Тсис-Тсик, то есть Птенцы. Старики обучали нас способам охоты и воинскому искусству, рассказывали о богах и как обращаться к ним за помощью, объясняли моральные заповеди племени, которых было немало – но их требовалось неукоснительно соблюдать.

Между тем, я спустился по пологому склону в долину, спешился перед палаткой Белого Волка и, отстранив шкуру при входе, вошел внутрь. Члены семьи приветствовали меня возгласами. Питамакан усадил меня на ложе возле себя. Много раз я спал на этом мягком ложе из бизоньих шкур – и короткими летними ночами и длинными зимними (когда снаружи порой доходило до сорока градусов морозаnote 19Note19
  Имеется в виду температура по шкале Фаренгейта. Речь идет приблизительно о 20°С.


[Закрыть]).

Не теряя времени, я сообщил Белому Волку то, что поручил передать дядя, и тот сразу же послал за лагерным глашатаем. Эту роль выполнял по-детски словоохотливый, но представительный мужчина, не годившийся в воины. Он носил имя Четыре Медведя. Ему было приказано проехать по всему лагерю и передать каждому из вождей лично о полученном сообщении, а потом громко объявить всем людям, что торговля начнется завтра во второй половине дня. Четыре Медведя вышел наружу, и скоро мы услышали его зычный голос:

– Вок-е-хаи мут-тап-и Пи-остс Сис-тси-кон ки-та-ван-и-ка… (Внимание, люди! Дальний Гром говорит вам… ) Дальний Гром – таково было очень почетное индейское имя дяди.

Поскольку в палатке были только члены семьи и можно было не сомневаться, что сказанное здесь дальше не пойдет, я продолжил свой рассказ. Я предупредил, что после утреннего пиршества для вождей людям готовится большой сюрприз. Далее я поведал все, что знал о наших новых ружьях и их снаряжении. Я назвал их а-каи-саикс-кум (многострельные ружья), и с этого времени они так и стали называться.

Белый Волк, Питамакан и все женщины слушали с напряженным вниманием. Их удивление в манере черноногих выражалось тем, что они хлопали пальцами по губам. Как только я закончил, Белый Волк воскликнул:

– Как много знают и умеют белые люди! Теперь они сделали ружья, которые стреляют столь же быстро, как люди считают! Без сомнения, чего бы они ни стоили, мы должны получить их. С ними нам не будет страшен никакой враг.

– Кьяйо! Мне-то ясно, что означают эти «многострельные ружья» для нас, женщин – непосильную работу! – недовольно воскликнула одна из жен Белого Волка. – С таким ружьем Питамакан за одну охотничью скачку убьет так много бизонов, что мы будем обрабатывать добычу целый месяц! И все это время нам придется сушить мясо и дубить шкуры!

– Ха! Ну конечно, от такой работы вы надорветесь и уйдете к Песчаным Холмам!note 20Note20
  Бесплодные земли к северо-востоку от Форт-Бентона, где, по вере черноногих, обитают души умерших.


[Закрыть] – съязвил Белый Волк, и все рассмеялись.

– Дядя очень переживает из-за того, что северные племена по-прежнему торгуют с красными курткамиnote 21Note21
  Красные куртки – англо-канадцы. Прозваны так по цвету форменных курток английской королевской конной полиции.


[Закрыть]. Поэтому он поручил мне объехать их всех, включая даже кутене, и постараться привести их к нам, – произнес я, глядя на Питамакана.

И как же хорошо мы с ним понимали друг друга!

– Да! Конечно я поеду с тобой! – незамедлительно ответил он.

– Ха! Это будет длинная и тяжелая тропа! Я думаю, что тебе вовсе незачем ехать, – заметил ему Белый Волк.

– Но ведь каждому из нас нужно иметь многострельное ружье. Дальний Гром даст ему одно из таких, а также и многое другое. И к тому же вы не должны обрекать меня на одинокий путь по этой тропе, – принялся я убеждать его.

Вождь тяжело вздохнул и вопросительно посмотрел на мать Питамакана. Несколько мгновений она притворялась, что не замечает этого взгляда, но потом воскликнула:

– Ну ты же сам знаешь, что мы должны сказать ему «да»! Так скажи и пусть они отправляются!

– Да, наши дети должны идти своим путем, так же, как и мы в дни нашей юности, – согласился он и обратился к Питамакану:

– Ты можешь ехать, сынок, но постоянно помни, что должен молиться и приносить жертвы богам. То же будем делать и мы ради вашего благополучного возвращения.

– И всегда будь настороже, – смахнув слезу, сказала его мать.

– Это же не первая наша опасная тропа, и мы знаем, как позаботиться о своей безопасности, – уверенно ответил он ей.

Итак, дело было решено именно так, как мне и хотелось. Все согласились, что мы выступим на север, как только спадет напряжение с торговлей в форте. Женщины поджарили нам мясо, и мы немного поели, закусив жареным ма-асом (диким турнепсом). Мне всегда казалось, что этот крахмалистый клубень и есть настоящий турнепс. Питамакан согласился поехать со мной в форт и остаться переночевать. Но прежде мы зашли к его племяннику, мальчишке по имени Медвежье Место, и подрядили его пасти Питамакановых коней, пока мы будем на севере. Потом, прежде чем отправиться в форт, мы отыскали сам табун и внимательно осмотрели его, решая каждый для себя, какую лошадь он выберет для предстоящей дальней тропы. В табуне Белого Волка было около четырех с половиной сотен голов, часть из которых принадлежала нам и часть – Тситсаки.

– Ну, дядя, Питамакан идет со мной по северной тропе! – воскликнул я, врываясь вечером в его кабинет.

– Ха! Это меня не поражает: я знал, что ты попросишь его об этом, а Белый Волк немного поворчит, но потом скажет, что Питамакан может идти. И теперь вы немедленно отправитесь в путь?

– Именно так и было, – рассмеялся я. – И ты просто должен дать Питамакану одно из наших новых ружей.

– Ладно. Ты и твоя «почти-мать» явно собираетесь разорить меня. Она уже упросила меня выделить еще одно ружье Белому Волку.

Следующим утром, в 10 часов «Дальний Запад» вышел на середину реки, медленно развернулся, издал протяжный свисток и взял курс на Сент-Луис. За лето судно еще раз должно было придти в Форт-Юнион, но здесь в этом году мы уже не могли встретиться с ним и его героическим капитаном. И пока я наблюдал, как его большое колесо, поворачиваясь, взбивает белую пену, мне подумалось, какие перемены произойдут в жизни находящихся на его борту людей всего за двадцать или чуть более дней их плавания: поменять наши дикие земли на Сент-Луис означало перейти из одного мира в другой!

И вот пришел полдень – самый великий в том году для нас, обитателей Форт-Бентона, и для собравшихся племен черноногих. Это был день красочной церемонии и речей – близких сердцу индейца, да и нашим сердцам тоже.

С раннего утра в форт потянулись мужчины, женщины и дети. Они ехали верхом со стороны реки Титон и останавливались перед фортом, между ним и рекой. Постепенно их собралось несколько тысяч. Все они ожидали начала торговли. Однако в этот день заготовленные шкуры и меха продавали только женщины рода Коротких Накидок.

Для того, чтобы все племена продали свою добычу, требовалось много дней. И во избежание толчеи и беспорядка, совет главных вождей племен решил установить строгий порядок, в соответствии с которым различные роды будут вести свою торговлю. В этом году первый день был отведен Коротким Накидкам.

Собравшаяся толпа напряженно и нетерпеливо ожидала прибытия вождей. Когда Солнце подошло к зениту, раздались возгласы:

– Вот и вожди!

– Спускаются по склону!

– Они уже в долине и приближаются!

Тут громадная толпа подалась назад и растянулась по берегу реки.

Вожди сидели на своих лучших скакунах, которых выбирали только для сражения или погони за бизонами. Неспешно они проехали через всю долину и неподалеку от форта выстроились в длинную линию: главные вожди, затем военные вожди, вожди родов, знаменитые воины и прославленные знахари – всего человек сто или немногим более. Все они были в полном военном убранстве: расшитые узорами одежды, покрытые перьями головные уборы, оперенные щиты, оружие в руках – зрелище было поистине великолепным!

Когда до главных ворот оставалось около двухсот ярдовnote 22Note22
  Один ярд составляет чуть меньше метра.


[Закрыть], они затянули своими низкими суровыми голосами Песню Победы, и как величественно она зазвучала в наших ушах! Они заставили своих горячих коней перейти на шаг. За сотню ярдов от форта они умолкли, и пушки обоих бастионов громыхнули в их честь. Они же ответили пальбой из своих ружей. А громадная толпа в это время выкрикивала их имена, прославляя вождей и непобедимых воинов людьми щедрыми, с добрыми сердцами.

В воротах появился мой дядя. Он был в своем лучшем платье, с длинной шпагой на боку. Вожди приветствовали его мощным возгласом:

– Дальний Гром – могучий вождь!

Затем все стихло. Вожди спешились и, в свою очередь, были приветствованы дядей Уэсли и приглашены войти в его форт. Ожидавшие их молодые люди приняли у них поводья, а дядя повел их через двор прямо в нашу жилую комнату, самую просторную во всем форте.

Еще рано утром угощение для пира было разделено на три части женами наших работников, и теперь каждый гость получил по чашке сладкого кофе и тарелке с куском черствого хлеба. Там были жаренные на бизоньем жиру бобы и сладкая подливка из сушеных яблок: все эти блюда мы и сами ели только по праздникам. Они составляли резкий контраст с обычной мясной пищей в этой стране. Вожди больше всего любили микс-кар-и-ен («белые ягоды, подобные камешкам») – так они называли крекеры. Правда, эти крекеры были так черствы, что далеко не всякие зубы могли их раскусить. Любили они и яблочную подливку, но бобы (о-ток-и-нут-ситс – выглядящее подобно тому, что находится в печени) их особенно не привлекали.

Вожди расселись в три или четыре ряда вдоль стен комнаты так, чтобы место в центре оставалось свободным. Дядя сел напротив входа. Справа от него опустился Большое Озеро, главный вождь пикуни. Слева занял место предводитель каина, Красное Крылоnote 23Note23
  Стоит обратить внимание на то, что в гостях в форте белых людей вожди расселись (или были рассажены) как в индейской палатке и заняли места в соответствии с племенным этикетом.


[Закрыть]. В комнате стоял дурманящий запах душистой травы (ее связки всегда хранились в палатках рядом с предметами военного снаряжения)note 24Note24
  Душистая трава (суит-грасс) – растение, повсеместно применявшееся степными индейцами в ритуальных целях. Длинные стебли сушились и сплетались в косы, которые применялись как благовоние для воскурений.


[Закрыть]. Богато украшенные одежды и пышные головные уборы наших гостей были достойны кисти художника!

Перед дядей Уэсли лежала большая доска, на которой он (пока вожди угощались и обменивались впечатлениями) резал табак и смешивал его с сушеными травамиnote 25Note25
  Индейцы не курили табак в чистом виде, а смешивали его с различными травами и древесной корой.


[Закрыть]. Потом он наполнил этой смесью две длинные каменные трубкиnote 26Note26
  Индейские церемониальные трубки представляли собой массивные каменные чашечки, соединяемые с длинными деревянными чубуками.


[Закрыть]. По окончании пиршества они были вручены знахарю. После краткой молитвы небесным божествам тот раскурил их и пустил по кругу.

Пришло время речей. Один за другим главные вожди выступали в центр и в изысканных выражениях, подкрепляя свои слова выразительными жестами, говорили, как они и их люди расположены к длинным ножам – американцам – и особенно любят Дальнего Грома. Они особо отмечали, что он правдивее других, что он великий вождь, что он женат на одной из женщин их народа, что он говорит на их языке и что он доказал свою отвагу в боях с врагами черноногих.

Взяв слово в свою очередь, дядя сказал, что считает высшей честью приносить благо народу черноногих и он надеется – они могут видеть, что это от чистого сердца. Поскольку это Большой Вождь Компании назначил его вести торговлю в их стране, он поселился здесь не только по своей воле. Но он здесь и надеется остаться здесь, пока живет на земле – ибо он чувствует, что черноногие поистине его народ. Он всегда думает о том, чтобы принести им пользу и делает для этого все, что может.

– А теперь, после того, как мы поели, покурили и побеседовали, – заключил он свое выступление, – я собираюсь преподнести вам сюрприз. Даже я был удивлен, когда открыл один из ящиков, доставленных на той «огненной лодке», что только что ушла от нас. Пойдемте со мной на берег реки, и я покажу вам кое-что совершенно новое, что только недавно появилось на свет!

Пока вожди выходили из комнаты, дядя вручил мне ключ от оружейной и я побежал туда, захватив кожаный чехол для ружья. Я вложил в него одно из многозарядных ружей, а перед этим заполнил его магазин и еще тридцать патронов положил в сумку. Когда я бежал по двору вслед за вождями, послышалось, как Тситсаки созывает работников Компании и их жен встать в воротах и посмотреть, как Дальний Гром сделает нечто выдающееся.

По пути от форта к реке за нами уже следовала громадная толпа. Когда Большое Озеро прокричал:

– Дети мои, вы должны посмотреть, как Дальний Гром покажет нам нечто совершенно новое, – все разговоры прекратились, и все взоры обратились к нам.

На берегу вожди встали позади дяди, и я вручил ему ружье. Он быстро вынул его из чехла, послал патрон в ствол и вскинул к плечу. Выбрав в качестве цели небольшой камень, выступавший из воды у противоположного берега, он быстро, выстрел за выстрелом, открыл по нему огонь. Пули поднимали фонтанчики воды вокруг камня, некоторые ударяли прямо в него.

Первые выстрелы толпа восприняла спокойно, но с напряженным вниманием. Затем среди собравшихся зазвучал говор, который становился все более и более громким. Когда же дядя сделал последний выстрел и улыбаясь передал ружье в нетерпеливо протянутые руки Большого Озера, гул голосов перешел в неистовый рев. Подступавшие со всех сторон мужчины просто стиснули нас. Нам уже грозила опасность быть сброшенными в реку.

– Назад! Назад! Успокойтесь! Вы все получите возможность посмотреть и разобраться с этим удивительным ружьем! – воскликнул Большое Озеро.

С помощью других вождей он быстро восстановил порядок, а затем повернулся к дяде и попросил разъяснить, как обращаться с этим ружьем. Я передал им новые патроны.

– Мы назвали это ружье «многострельным», – начал дядя и взял в руки патрон. – Смотри, это патрон: в нем порох, пистон и пуля – все вместе. Вставляем его в прорезь под стволом. И еще – один за другим – пятнадцать штук. Теперь отводим вперед затвор и возвращаем назад. При этом один из патронов заходит в ствол. Ружье готово выстрелить шестнадцать раз, так быстро, как только я смогу прицелиться, нажать спусковой крючок и дослать новый патрон. Теперь, друг мой, Большое Озеро, стреляй вон в тот камень, – закончил свою речь дядя и снова передал вождю ружье.

– Да! Да! – Покажи, как ты стреляешь! – загудела толпа.

– Хорошо! Я выстрелю. Это великое и удивительное достижение белых людей, – заявил вождь.

Быстро прицелившись, он выстрелил и попал прямо в камень. Затем неловко передернул затвор и выстрелил снова, – пуля ударила совсем рядом с целью. Толпа разразилась громогласным одобрением. Затем ружье поочередно брали другие вожди и стреляли так же хорошо. А стоявшие вокруг простые люди вовсю обсуждали чудесное ружье – последнее поразительное откровение белых людей из их волшебных виденийnote 27Note27
  По традиции племен Великих Равнин, все новое открывалось людям в снах и видениях. Поэтому они распространяли это и на белых людей.


[Закрыть].

– О вождь Дальний Гром, какова же цена этого многострельного ружья? – спросил один из мужчин, стоявших возле нас.

– Тридцать бобровых шкур или сорок шкур бизонов лучшего качества, с головой и хвостом, – ответил дядя, и его слова стали передаваться по всей толпе.

То тут, то там мужчины выкрикивали, что эта цена по ним и начинали петь от счастья. Другие стонали, что у них нет стольких мехов и шкур и что прежде чем они их раздобудут, все ружья будут проданы.

Дядя повернулся и сделал знак нашим служащим пошире распахнуть ворота. С громкими восклицаниями Короткие Накидки поспешили к торговым помещениям. А за ними потянулись и все остальные, чтобы с завистью смотреть, как идет торговля.

Вот так ружья Генри были доставлены в нашу страну и пущены нами в продажу. Мы не подозревали (не могли и предположить), что многозарядные ружья несут безвозвратную гибель бизонам и другим диким обитателям Великих Равнин!

В тот вечер Питамакан и его отец, Белый Волк, поехали домой счастливыми, каждый с нашим подарком – многозарядным ружьем и сотней патронов к нему. А в торговых помещениях форта некоторые из наших служащих работали чуть ли не всю ночь, упаковывая приобретенные шкуры и меха (в том числе и вырученные за тридцать новых ружей).

В последующие десять дней я и сам напряженно трудился в помещениях больших затхлых складов, помогая нашим работникам складывать, прессовать и увязывать тюк за тюком меха и шкуры и вешать на них бирки. И в дополнение ко всем этим хлопотам прибыли большебрюхие с добычей от своей зимней охоты, и пришел «Йеллоустон-2» с запасом товаров на весь год. Судно не могло ждать окончания нашей большой торговли и ушло, забрав лишь то, что уже было в наличии. Дядя немедленно поставил плотника Луи Рондена и его помощников на строительство баржи с килем. В ней мы намеревались отправлять наторгованные меха вниз по течению по крайней мере до Форт-Юниона. Крупные речные суда могли плавать между Сент-Луисом и нашим фонтом только в начале лета, но ниже устья реки Йеллоустоун Миссури всегда была достаточно глубока для дневной навигации с помощью буксировки.

Наконец пришел день, когда я смог заняться подготовкой к своему путешествию на север. Тситсаки сложила в мою походную сумку иголки, шило, нитки из сухожилий и три пары мокасин. Я добавил еще кремень и огниво, две сотни патронов, смену белья, подзорную трубу, десять фунтов табака последнего завоза в подарок от дяди северным вождям и его послание к ним. Кроме того, я взял теплую бизонью зимнюю накидку, пару одеял, свое новенькое многозарядное ружье и стальной нож. И это все, что у меня было для многомесячного путешествия по тысячемильной тропе!

В полдень я последний раз пообедал с дядей и своей «почти-матерью».

– Не забывай, что я буду день и ночь молить Солнце о твоем благополучном возвращении, – сказала она мне.

А дядя добавил:

– Еще раз я прошу вас смотреть в оба и не зевать. Всегда помни о том, что будет с нами, если мы потеряем вас! Помни также о громадной важности для Компании успеха вашей миссии к северным племенам.

Затем Тситсаки заплакала и поцеловала меня. Дядя пожал мне руку, и я быстро выскочил наружу, поскольку и мои глаза увлажнились, а в горле встал комок. Я уже подходил к воротам, когда услышал, что моя «почти-мать» просит подождать. Она подбежала ко мне и печально сказала:

– Та тропа, на которую вы выходите, почти так же опасна, как те, по которым ходят на войну. Я договорилась с Раскрашенными Крыльями, что он этим вечером выполнит для тебя и Питамакана священный обряд потенияnote 28Note28
  Обряд потельной палатки, напоминающей нашу баню, применялся в большинстве индейских племен в качестве очистительной церемонии перед любым серьезным начинанием.


[Закрыть] и будет молиться за вас каждый день вашего пребывания на этой опасной тропе. Ты должен выполнить мое пожелание!

– Хорошо, я сделаю, как ты велишь, – ответил я.

Комок в моем горле все еще не прошел, и я поспешил к своей лошади. Как добра была ко мне Тситсаки – она всегда думала о моем благополучии! Конечно, я приму старого Раскрашенные Крылья в качестве своего знахаря, молящегося за меня. Я мало думал насчет религии (и белых, и черноногих). Но все же я гораздо лучше знал веру своих индейских друзей – ведь их я ежедневно встречал и в форте, и в их собственных лагерях и не раз беседовал с ними на эти темы. Нетрудно себе представить, как действовали на неискушенного молодого человека суждения и верования старших. И, помнится, я смутно, но верил религии черноногих. Так или иначе, а их главный бог каждый день был у меня на глазах. Он следовал своей тропой в небесной голубизне, согревал землю, заставляя все расти, и неустанно боролся с Творцом Холода, прогоняя того на далекий север, скованный вечным льдом.

Моя лошадь стояла у коновязи. Все снаряжение было приторочено к седлу. Я сел верхом, положил ружье поперек перед собой и, обогнув угол форта, двинулся на север. На краю речного обрыва я повернулся и бросил взгляд назад на большой и сумрачный форт. Каким же надежным и безопасным представился он мне теперь, в этой уютной долине с высокими травами!

Я просто не мог насмотреться, будто видел все это впервые.

Но несколько мгновений спустя я поскакал дальше, а вскоре уже спускался в долину Титона. И прежде, чем мне открылся раскинувшийся там большой лагерь, я его услышал: звуки песен счастливых людей, гул разговоров, стук барабанов, смех, возгласы играющей детворы, лай собак, ржание лошадей и в дополнение ко всему – непрерывный шум, производимый сотнями женщин, мездрящих бизоньи шкурыnote 29Note29
  Прежде, чем приступать к дублению шкуры, с нее следует содрать мездру (остатки мяса и жира), что было исключительно женским делом.


[Закрыть] и готовящих их к выделке.