Текст книги "Опасная тропа"

Джеймс Уиллард Шульц
Опасная тропа

I. За пределом цивилизации

Вспоминая минувшие дни, я едва ли могу представить время, когда великая Компания – Американская Меховая Компания – не была началом и концом всего связанного со мной. Маленьким мальчиком в Сент-Луисе я нередко видел ее управляющих – отца и сына Шуто – в их офисе или проезжающими по улице. Я взирал на них с таким почтением и благоговением, как если бы они были богами – да, пожалуй, они и были таковыми. Как главы могучей Компании они держали в своих руках бразды правления всеми землями вдоль реки Миссури, от устья и до самых истоков в Скалистых Горах.

Уже по рождению я принадлежал к этой Компании. Мой отец, Ричард Фокс, вел от нее торговлю ружьями, а дядя, Уэсли Фокс, был ее полномочным представителем в далеком Форт-Бентоне, фактории в самых верховьях Миссури. Как и мои родители, он происходил из старинного пуританского рода в Салеме (Массачусетс), где у меня был еще один дядя, Поль Фокс, и три кузины.

Мои отец и мать умерли, когда я был еще очень мал. Дядя Уэсли и его жена-индеанка Тситсаки (Женщина-Птица) взяли меня жить к себе в Форт-Бентон. Поскольку у них не было своих детей, Тситсаки сразу же стала для меня второй матерью. Нигде во всем мире не было лучшей – более мягкой, отзывчивой и любящей – женщины, чем она. А как она была прекрасна! Какие у нее были огромные живые глаза! Она обладала грациозной фигурой, а ее волосы ниспадали до пят. Я очень любил смотреть, как она расчесывает их, проводя переливающуюся волну, и опять ловко заплетает в две громадные косы!

Хотя Тситсаки и понимала английский, но никогда не говорила на нем, опасаясь насмешек над своим произношением. Так же как ранее дядю, она взялась учить меня своему языку, и я довольно быстро им овладел. В ее присутствии мы с дядей обычно пользовались ее родным языком.

Ее племянник, Питамакан (Бегущий Орел), стал моим ни-тук-а – другом.

Для черноногихnote 1Note1
  Черноногие – конфедерация трех близкородственных алгонкиноязычных племен на крайнем северо-западе Великих Равнин: сиксика (собственно черноногие), каина (известны белым, как блады, или кровь) и пикуни (известны белым, как пиеганы).


[Закрыть] это слово имеет глубокий смысл: друзья у них неразлучны и каждый всегда готов отдать за другого даже жизнь. Отцом моего друга (братом Тситсаки) был Белый Волк, вождьnote 2Note2
  Следует иметь в виду, что кроме одного, а то и трех-четырех старших вождей, в каждом из степных племен было до нескольких десятков различных вождей, которые были лидерами родов, воинских обществ и пр.


[Закрыть] пикуни, одного из племен черноногих.

Как же я полюбил Форт-Бентон, расположенный в широкой, удобной для выпаса лошадей долине на северном берегу реки, в двух тысячах трехстах миляхnote 3Note3
  3700 км.


[Закрыть] от Сент-Луиса! Тогда я бы ни за что не признал, что он хоть в чем-то уступает Форт-Юниону, нашему главному посту в устье реки Йеллоустоун.

Возведенные из сырцового кирпича, высокие стены Форт-Бентона составляли квадрат в двести сорок футовnote 4Note4
  72 метра.


[Закрыть] по периметру. За этими стенами находились сложенные из того же материала склады, служебные помещения и магазины по продаже кузнечных изделий, принадлежностей для судоходства и, наконец, дом управляющего этой фактории. В юго-западном и северо-восточном углах стен возвышались бастионы. В каждом из них стояло по две пушки, стрелявших восьмифунтовыми ядрами. В бастионах было сделано множество ружейных бойниц и по нескольку пушечных. Большие ворота находились в середине обращенной к реке стены. От берега их отделяло около восьмидесяти ярдовnote 5Note5
  Чуть более 70 метров.


[Закрыть].

К форту примыкали конюшни и коррали – загоны для наших лошадей. Крупного рогатого скота и птицы у нас не было. Повозками нам служили главным образом двуколки местного изготовления. В самом форте и близ него деревьев не было, но в миле ниже по течению и на южном берегу росли высокие тополя, ярко-зеленые летом и серые с редкой листвой зимой. Не было у нас и сада. Из овощей мы имели лишь дикий турнепс, который женщины в большом количестве выкапывали ранней весной. Но мы не страдали: жирное мясо бизонов, а также антилоп и оленей составляло основу нашего питания. Основой питания была именно бизонина, которую черноногие называли ни-тап-и-вак-син – «настоящая еда». Мы ели ее и вареной и жареной, а также высушенной тонкими полосками или мелко истолченной и смешанной с бизоньим жиром. И, наконец, в ходу был пеммиканnote 6Note6
  Пеммикан – измельченное в порошок сушеное мясо, перетертое с вялеными ягодами и залитое жиром.


[Закрыть] – может быть самая лучшая и питательная пища из всех ее видов. Подобно тому, как дети в цивилизованном мире собираются у очага и хрустят жареными зернами кукурузы, мы (особенно длинными зимними вечерами) сходились вместе, жарили и ели бизоньи языки, которые всегда были у нас в изобилии.

Кроме того, мы использовали различные ягоды – свежие летом и сушеные зимой. У нас всегда имелся чай и кофе. И лишь очень-очень редко, по самой большой оказии до нас доходил какой-нибудь хлеб. Ведь речные суда Компании доставляли грузы для торговли, которая приносила сотни процентов прибыли, и на них не хватало места для продовольствия для нас и нанятых нами служащих. Но ни они, ни мы не ворчали на то, что у нас не было бобов, хлеба, бекона, риса и других подобных продуктов. Питавшиеся вместе с индейцами в основном мясом, мы звали эти продукты кис-тап-и-вак-син – ничего не стоящая (бестолковая) пища!

Однажды в июне, вскоре после того, как мне пошел шестнадцатый год (точную дату я уже забыл), я сидел на самом верху выходившего к реке бастиона – это было мое любимое место – и уже в четвертый или пятый раз перечитывал письмо, которое в этот день было доставлено на первом судне этого сезона, шедшем на Дальний Запад из Сент-Луиса аж семьдесят один день.

– Прочти внимательно, – сказал мне дядя при его вручении. – Прочти и подумай, какой дать ответ. Мне бы не хотелось, чтобы ты принял решение под моим влиянием.

Сказав это, он поторопился выйти из конторы, громко позвав мою «почти-мать» (как я понял, чтобы передать содержание полученного письма, так его расстроившего). Я проводил дядю взглядом и подумал, что редко видел его таким расстроенным.

Полюбовавшись сверху на непрерывную череду повозок, тянущих грузы, доставленные судном, я бегло просмотрел страницу или две письма, но затем принялся изучать его со всем вниманием. Послание это было от дяди Поля из далекой Новой Англии и содержало требование немедленно отправить меня к нему. Дескать больше нельзя позволять мне расти на этом языческом Дальнем Западе, в варварской стране. Кто-то из Фоксов всегда был священником, и, поскольку у него самого были только дочери, то я просто обязан получить соответствующее образование, чтобы в свое время занять его место. Он очень беден и не сможет поддерживать меня деньгами, но поможет устроить меня в школу и колледж, а летом для меня всегда будет много работы на его маленькой ферме близ Салема. Все это было изложено на четырех страницах, и я быстро пробежал их.

А вот четыре последующие страницы я перечел несколько раз – на них излагался расписанный по минутам в мельчайших деталях столь примитивный и убогий образ жизни, что я был буквально ошеломлен. Я представил, сколь монотонным должно быть такое существование, когда год за годом и день за днем повторяется все то же и то же. И в сколь отличном от этого положении я нахожусь сейчас! Здесь в форте постоянно случается что-нибудь интересное. И я всегда могу отправиться на другой берег реки в поисках приключений. От нас до испанских поселений на юге, в Аризоне, нет ни одного цивилизованного дома, как нет их и на восток до самого Форт-Юниона. То же касается и реки Колумбии далеко на западе и форта Компании Гудзонова Заливаnote 7Note7
  Могущественная английская компания, державшая в своих руках монопольную торговлю с индейцами по всей северной и западной Канаде.


[Закрыть], построенного к северу от реки Саскачеван. Стоит лишь захотеть, и можно собраться и отправиться в путь в любое место на этих, едва исследованных землях. И мы с Питамаканом составляли для этого отличную партию.

Тут я услышал голос моей «почти-матери», окликавшей меня:

– Ататойя! Ататойя!

Вскоре она поднялась ко мне. Задыхаясь от волнения, она обняла меня, притянула к себе и запричитала:

– Ох, сынок! Пожалей меня, скажи мне, что ты не уедешь отсюда на Восток, чтобы стать человеком в черной одежде, священным белым человеком!

– Нет, я не собираюсь…

– Это правда? – перебила она меня. – Почему же ты сидишь здесь, перечитывая страницы этого письма много раз? Я ведь следила за тобой!

– Я читал о том, как живут мои родственники, которых я никогда не видел. Ах, Тситсаки! Они очень бедны! Очень-очень бедны!

– О! И из-за этого ты хмурил брови! – сказала она со вздохом облегчения. – Так пусть же они больше не будут так бедны. Ведь они – наши родственники, и наш долг – помочь им. У меня есть двадцать полномерных, от головы до хвоста, шкур бизоньих самок, семь волчьих и тридцать две бобровых – и все они добыты моими родичами зимойnote 8Note8
  Шерсть и мех на зимних шкурах животных были самыми длинными и густыми, и потому они ценились наиболее высоко.


[Закрыть]. Теперь все это будет принадлежать твоим далеким бедным родственникам. Ты и твой дядя тоже выделите что-нибудь из своего имущества. Пусть же никто не сможет сказать, что мы скупы и не помогаем своим беднякам! Вставай, пошли сейчас же к твоему дяде!

Мы нашли его в офисе просматривающим деловую переписку. Управляющий нашей факторией отсутствовал уже почти год, и все это время он его замещал.

– Я не собираюсь отправляться вниз по реке, – заявил я ему.

– Я полагал, что таким и будет твое решение, – ответил он. – Для того образа жизни, который ведет твой дядя Поль, ты годишься не больше, чем бизон…

Тут он сравнил меня с молодым бизоном, которого хотят забрать из родного стада, и мы все дружно рассмеялись.

– Но тут есть вещи, над которыми нельзя смеяться! – воскликнула Тситсаки. – Мы должны доставить радость его далеким бедным родственникам. Я отдаю им все меха, которые у меня есть, все до одной шкуры.

– Ха! – произнес дядя, обращаясь к ней. – Это говорит твое большое сердце. Да, мы им поможем.

И действительно, в скором будущем он перевел его преподобию Полю Фоксу дар в размере шестисот долларов. Мой вклад составил стоимость пяти моих коней, которых я забрал из огромного табуна Белого Волка и Питамакана, пасшегося возле лагеря пикуни.

Так, в одночасье того июньского дня было решено, что я должен остаться в Торговле (бизнес Меховой Компании у нас всегда писался с заглавной буквы), и с разговорами о моей отправке на Восток для учебы в школе или колледже было покончено навсегда.

Всю вторую половину этого дня судно разгружалось, и рабочие перетаскивали на наши склады тонны грузов. Отвечавший за перевозки Джеймс Джексон и наш кузнец Джон Уоррен маркировали их для приемки на хранение. В это время дядя Уэсли отвечал на письма из центрального офиса Компании и писал дяде Полю о моем отказе от его предложения. А в шесть часов, побрившись и надев свой лучший сюртук, он позвал нас с Тситсаки и мы отправились на обед, который давал на борту своего судна Грант Марш. Без всякого сомнения, этот капитан знал реку Миссури лучше всех из тех, кто плавал вверх и вниз по ее извилистому руслу.

В те времена управляющий факторией и даже клерки – служащие великой Компании – были обязаны одеваться и держать себя с достоинством, соответствующим их служебному положению. Обычная форма дяди состояла из длинной куртки с желтыми латунными пуговицами и высоким вельветовым воротником, брюк и жилета, подобранных под пару, белой рубашки с воротником и черным шелковым бантом, хорошо начищенных ботинок и бобровой шапки. Хорошо причесанные волосы доставали ему почти до плеч. И он всегда был тщательно выбрит. Все наши люди вели себя подобным же образом, поскольку больше всего на свете индейцы ненавидели волосатые лица. И в этом я разделял их мнение. Люди со щетиной подобны свиньям!

По торжественному случаю Тситсаки также надела свое лучшее голубое шелковое платье и накинула прекрасную шаль из верблюжьей шерсти. Я был в своей охотничьей рубахе и штанах с оторочкой, украшенных вышивкой из цветных игл дикобразаnote 9Note9
  Среди степных племен была повсеместно распространена вышивка полосками расщепленных и раскрашенных игл дикобраза (имеющих изначально трубчатую форму и белый цвет).


[Закрыть]. А мои мокасины были покрыты орнаментом из бисера. В летнее время все наши служащие одевались подобным образом. Зимой же они носили толстые черные старомодные штаны, капотыnote 10Note10
  Капот – свободное полупальто с капюшоном, сшитое из мягкого шерстяного одеяла.


[Закрыть] или куртки с капюшонами, меховые шапки, мокасины и рукавицы из толстой бизоньей шкуры.

Вдоль берега стояла огромная толпа индейцев, наблюдавших за разгрузкой судна и гадавших о содержимом различных мешков, бочек и свертков. Уже несколько недель назад они разбили лагерь в долине реки Титон в трех милях к северу от нас в ожидании начала торговли: они хотели обменять добытые зимней охотой меха на товары, которые доставит нам судно. Ожидавших было около восьми тысяч человек – все пикуни, а также часть каина с севера. Позже должны были прийти и большебрюхиеnote 11Note11
  Большебрюхие (от: знака на языке жестов, характеризующего их, как любителей поесть) – алгонкиноязычное племя степных кочевников. Черноногим известны как ацина (букв. «люди живота»), французам и американцам как гровантры (фр., букв, «большие животы»). Некоторое время (с середины XVII в. по 1861 г.) входили в Конфедерацию Черноногих, а затем перешли на сторону абсароков (кроу). Французы называли их – степными большебрюхими в отличие от хидатса, известных им как речные большебрюхие.


[Закрыть] с Медвежьих Гор, численностью тысячи три или более. Но этой весной у нас не могло быть торговли с сиксика (собственно черноногими), а также племенами сарси и кутенеnote 12Note12
  Сарси (на языке черноногих букв, «недостойные») – маленькое кочевое атапаскоязычное племя. Находились под покровительством Конфедерации Черноногих. Кутене – одно из племен Плато (бассейн реки Колумбия), расположенного за хребтом Скалистых Гор. Говорят на совершенно обособленном языке.


[Закрыть]. Компания Гудзонова Залива, распустив слух о бедном выборе наших товаров и высоких ценах на них, убедила их вести торговлю через свою факторию на реке Саскачеван. Мы были очень огорчены этим, и дядя дал твердую клятву, что следующей весной мы непременно заполучим их себе.

Когда уже на берегу мы стали пробираться среди стоявших там индейцев, со всех сторон зазвучали приветствия и суждения на наш счет. Мужчины говорили, что мой дядя выглядит как настоящий вождь, что его облачение именно таково, каким и должно быть у белого вождя. А женщины восклицали, обращаясь к моей «почти-матери»:

– О, Тситсаки! Как чудесны твое платье и твоя шаль! Вот бы нам одеться как ты и пойти на угощение вместе с твоим вождем на огненную лодку!

В это же время молодые люди обращались ко мне:

– Привет, Ататойя, брат!

Я улыбался и отвечал:

– Ок-йи Ап-а-мак-ан! (Приветствую тебя, Бегущая Ласка!) – Или называл по имени другого встречного.

Таким образом мы прошли через толпу и взошли по трапу на палубу. Нас встретил капитан Марш и провел в столовую. Он усадил дядю справа от себя, слева посадил Тситсаки, а дальше – меня. И каким же нас угостили обедом, приготовленным французским поваром-креолом из Луизианы и подававшимся официантом-негром (от которого Тситсаки испуганно отстранялась всякий раз, когда он проходил мимо ее стула)!

Дядя и капитан Марш немного поговорили о войнеnote 13Note13
  По-видимому, речь идете Гражданской Войне между Севером и Югом (1861-65).


[Закрыть]. Она шла далеко от нас, и мы мало ею интересовались. Капитан рассказал о многочисленных поселенцах, появившихся в долине Миссури в Небраске и Айове, которые бьют и гонят оттуда большие стада бизонов, и заметил, что опасается, как бы они не приплыли и в нашу страну.

– Ну нет, этого опасаться не стоит, – заявил дядя – Они знают, что здесь совсем неподходящий край для фермерства. Ведь у нас выпадает слишком мало дождей. А они не охотники и потому остановятся ниже по реке, в Айове.

Однако время показало, что капитан был прав. Через двадцать лет поселенцы прибыли в Монтану, уничтожили бизонов и положили конец кочевой жизни индейских племен, заперев их в резервациях. И хорошо, что мы не могли предвидеть этих великих перемен – мы были счастливы в своей уверенности, что на верхней Миссури сохранится прежний порядок вещей.

Еще я припоминаю, что на том обеде на десерт подали чудесный сливовый пудинг. После этого мы с Тситсаки оставили мужчин беседовать дальше, а сами отправились бродить по кораблю. На закате мы вернулись в форт, где на большом дворе наши работники затеяли танцы для матросов. В сумерки в центре площади был разожжен огромный костер, и под звуки скрипки началась пляска. И что это была за музыка, как весело и красиво она звучала! По словам дяди, в давние времена эпохи Луи XIII она была завезена к нам через Новый Орлеан и Квебек эмигрантами из Франции. Годами она передавалась на слух от скрипача к скрипачу без изменения малейшей ноты, пока наконец не зазвучала и здесь в торговом форте, в двух тысячах миль от границы цивилизации.

Наши работники были, главным образом, французскими креоламиnote 14Note14
  Креолы (то же, что метисы) – дети от смешанных браков европейцев с индеанками.


[Закрыть] из Сент-Луиса и Нового Орлеана или чистокровными франко-канадцами, которые перешли к нам из большой северной меховой Компании Гудзонова Залива. Почти все они были женаты на женщинах-пикуни. Им были свойственны темперамент и музыкальность, что сильно отличало их от американцев и англичан. Они очень ценили все прелести жизни. И как следили они за украшением своей одежды! Их кожаные наряды были красиво расшиты их терпеливыми женщинами. У каждого мужчины был яркий кушак, обернутый вокруг талии; с одной его стороны висел нож в вышитых бисером ножнах, а с другой – броско расшитая сумка с трубкой и табаком. На ногах у них были пестрые мокасины.

Их женщины не уступали им в нарядах: платья из красного, желтого, ярко-зеленого или голубого шерстяного сукна, исключительно яркие шали, обильно украшенные бисером мокасины. На них было надето множество драгоценностей, а в длинные черные косы вплетено множество ярких и широких шелковых лент.

И что за картину представляли они, танцуя в свете костра кадрили, лансье и менуэты! И как мужчины подскакивали перед своими партнершами, поднимали и закручивали их вокруг себя! Рука об руку с Тситсаки я вступил в этот круг и присоединился к танцу лансье. Мне кажется, что аплодисменты, которые мы получили по окончании, свидетельствовали о нашем успехе.

Вдруг я обратил внимание на невысокую красивую девушку, сидевшую на самом краю освещенного костром круга в своем скромном кожаном платье, поверх которого было накинуто белое одеяло. Это была Отаки (Женщина-Горностай), сестра Питамакана, иногда нас навещавшая.

– Пойдем, – сказал я, подходя к ней и беря за руку. – Давай потанцуем!

– Но я же не умею! Я никогда не пробовала танцевать как белые! – воскликнула она, вся Дрожа.

– Ты не должна говорить «нет». Пойдем же! – настаивал я.

И вот, сбросив накидку, она робко взяла меня за руку, и мы присоединились к танцующим кадриль. К моему удивлению она сделала всего одну или две маленькие ошибки. Когда мы закончили танец, ее глаза сияли и она счастливо улыбалась.

– О, какое это удовольствие! – выдохнула она. – Насколько это лучше наших танцев пикуниnote 15Note15
  Традиционные индейские танцы, как правило, носят ритуальный характер и изначально не предназначены для увеселения.


[Закрыть]. О, Ататойя! Еще! Потанцуй со мной еще.

И мы танцевали лансье, менуэт и еще раз кадриль. Работники и их женщины следили за нами и отпустили нам немало комплиментов. Это было восхитительно, и нас просто переполняли радость и гордость.

Спустя некоторое время, когда мы уже отдыхали вне круга танцующих, я вдруг спросил ее:

– О, Отаки! Согласишься ли ты стать моей женой, хотя бы в будущем?

– О да! Да! – ответила она, нежно взяв меня за руку.

– Ты обещаешь? Ты готова поклясться в этом перед Солнцем?

– Я никогда не думала ни о ком, кроме тебя, – сказала она.

А затем, подняв руку вверх, прошептала:

– О, Солнце! О, Высшие! Я говорю Вам то же, что сказала стоящему сейчас рядом со мной, Ататойе. Никто, кроме него, не будет моим мужем.

В это время к нам подошел один из служащих, плававших на наших судах, и объявил:

– Томас Фокс, твой дядя зовет тебя.

Я крепко пожал руку Отаки и пошел через двор в контору. Там я застал дядю и капитана Марша на стульях, обтянутых бизоньей кожей, курящих и чувствующих себя так комфортно, как только могло быть в тех условиях.

– Томас, – начал дядя. – Мы с капитаном Маршем обсудили дела Компании.

Он заметил (да я и сам прекрасно знаю), что Большой Шефnote 16Note16
  Пьер Шуто, глава Американской Меховой Компании.


[Закрыть] будет сильно разочарован числом шкур и мехов, которые мы ему отправляем в этот раз. Он рассчитывает, что у нас идет торговля со всеми черноногими, а также и с рядом горных племен…

– Не наша вина, что они не пришли, – вмешался я.

– Но он скажет, что наша обязанность сделать так, чтобы они пришли и вели торговлю именно с нами, а не с Компанией Гудзонова Залива. Он не примет никаких объяснений. Все, что нужно – это результат! Капитан согласился со мной, что больше так продолжаться не может. И мы собираемся поручить решение этого важного дела тебе. Ты должен объехать все северные племена и убедить их придти сюда… каждое из них. Необходимо, чтобы всю свою добычу от зимней охоты они продали нам!

– Но я же не вождь, а всего лишь юноша! Я не смогу повлиять на них. Эти гордые северные вожди и слушать меня не станут! – воскликнул я.

– Они прислушаются к тебе, когда ты докажешь им, как дешевы наши товары и насколько они лучше тех, которые они могут получить у Компании Гудзонова Залива.

– Хорошо, я конечно постараюсь и приложу все свои усилия, – ответил я.

– И я знаю – ты добьешься успеха. Я передам Большому Шефу, что он может рассчитывать на вас, – вставил слово капитан Марш.

Я не видел, когда Тситсаки вошла в комнату и стала прислушиваться к нашему разговору. Поэтому я невольно вздрогнул от неожиданности, когда раздалось ее восклицание:

– Муж мой! Как ты мог даже подумать о том, чтобы отправить его одного на эту дальнюю тропу по равнинам, где рыщут военные отряды врага?!

– Больше нет никого, кому я мог бы довериться. Он должен идти, – сурово ответил дядя, и она поняла, что никакие ее слова не смогут изменить его решения.

Я проводил ее в жилое помещение. Там оказалась и Отаки. Она сидела перед очагом. Мы улыбнулись друг другу, но о том, что произошло между нами, не сказали ни слова.

Я поднялся этажом выше и лег в постель. «Это был насыщенный день, – подумал я. – Сегодня я решительно отказался от поступления в колледж и цивилизованной жизни. Сегодня меня назначили в далекую и важную поездку в интересах Компании. И сегодня же Отаки поклялась небесным богам, что станет моей женой».

Я заснул под звуки приятной музыки, сопровождавшей танцы, которые все еще продолжались на площади.

В те давние времена речные капитаны на Миссури использовали каждый час светлого времени. За два часа до восхода начинала готовиться еда, и как только лоцман уже мог видеть извилины реки, судно выходило в путь и двигалось до темна. На стоянке тоже зря не терялся ни один час.

Уже на заре я был разбужен стуком повозок и возгласами мужчин, заносивших товары на наши склады. К завтраку последние грузы были доставлены с судна. А на нем начали размещать шкуры и меха – результат нашей зимней торговли. Помнится, там было семь тысяч полномерных (от головы до хвоста) бизоньих шкур. Они были увязаны по десять штук крепкими сыромятными ремнями. Кроме того, мы погрузили десять тюков бобровых шкур (по сотне в каждом), десять тысяч шкур оленей, антилоп и горных баранов и три тысячи волчьих. Все это также было хорошо увязано и упаковано. Поистине немалый куш – но он ничего не значил по сравнению с тем, что нам предстояло сделать. Этой зимой мы потерпели неудачу в торговле с горным племенем кутене, и у нас не было ни одной шкуры норки, куницы, выдры или росомахи. А в результате обращения северных черноногих, сарси и части каина к Компании Гудзонова Залива мы недосчитались нескольких тысяч шкур и множества мехов, которые наша Компания ожидала получить. Но даже несмотря на это «Дальний Запад» был в состоянии доставить в низовья реки не более половины от итога нашей торговли. К нам должно было еще прийти второе судно – «Йеллоустон-2» – и забрать все оставшееся.

Когда я спустился к завтраку, дядя уже сидел за столом. Он добродушно приветствовал меня:

– Хо! Какой же ты соня!

– Солнце еще только встало…

– Хо! Ты бы вскочил еще час назад, если б знал, что у нас лежит в оружейной. Мой мальчик, у нас там пять сотен многозарядных ружей и сорок тысяч обойм к ним!

– Многозарядные ружья? А что это такое? – спросил я.

– Я покажу тебе. Хо! Уж ими то мы сможем приманить северные племена. Теперь они загонят своих коней, лишь бы поскорее прибыть сюда!

– Но что это за ружья? Объясни мне, – настаивал я.

– Все, что я сам знаю из приложенного объяснения – так что это многозарядные ружья фирмы Генри и они оценены в 20 долларов 50 центов каждое. Мне кажется, что они стреляют очень быстро. Мы проверим их, как только ты позавтракаешь.

– Я уже позавтракал! Если понадобится, Тситсаки даст мне потом еще чего-нибудь. Пойдем посмотрим, что же это такое!

Дядя рассмеялся над моим нетерпением, допил свой чай, и мы через двор прошли в оружейную комнату. Там за бочонками с порохом в углу стоял штабель длинных плоских ящиков и отдельно – ящики поменьше. Все они были закрыты крышками на винтах. Мы открыли длинный ящик и взяли оттуда одно из находившихся там десяти ружей. У него был длинный ствол, сравнительно короткое ложе и отделка желтой латунью. Предохранитель спуска был весьма необычной для нас формы. В ящике также лежало десять инструкций с полным описанием правил пользования этим оружием и ухода за ним.

Потом я открутил крышку одного маленького ящика и вынул несколько обойм. За пару минут мы зарядили магазин ружья шестнадцатью патронами – полной обоймой.

После этого дядя в четком ритме одну за другой выпустил все пули в бочку, стоявшую в другом конце помещения. Затем он уставился на меня, а я – на него.

– Что за винтовка! Какое это страшное оружие! – воскликнул он.

– Да! С таким в руках я смогу перебить или разогнать целый военный отряд, – ответил я. – И сразить матерого бешеного гризли! Я просто нашпигую его свинцом, прежде чем он доберется до меня.

– Да, это так. И подумай, что теперь будет с бизонами! С таким ружьем на хорошем коне, я полагаю, можно убить двадцать, а то и тридцать жирных самок за одну скачку.

– Давай постреляем в цель на воздухе, – предложил я.

После секундного раздумья он отрицательно покачал головой.

– Нет, сегодня мы сохраним это про себя, – решил он. – Ты садись на лошадь, поезжай к Титону и скажи вождям, что я приглашаю их завтра в полдень попировать и выкурить трубку, после чего они со своими людьми смогут начать торговлю. Судно уже отчалит, и у нас будет время выставить товары на полках. А после угощения мы приведем вождей на берег и покажем им эти ружья в действии. Вот это будет эффект!

– Это их потрясет! Каждый мужчина в лагере захочет получить такое. Но я скажу тебе, дядя, что ружей недостаточно. Когда придут северные племена, им их уже не хватит.

– Ты становишься торговцем, и это хорошо, – засмеялся дядя. – Но не беспокойся об этом. В извещении Компании говорится, что еще больше пятисот таких ружей и обойм к ним следует к нам на «Йеллоустоне-2». Эту партию мы и прибережем для северных племен. Кроме того, за эти ружья мы назначим столь высокую цену, что многим она окажется недоступной. Разумной ценой за них будет сорок отборных полномерных бизоньих шкур или тридцать бобровых.

– Да, для некоторых из них это окажется не по силам. Но зато, как рьяно теперь они будут охотиться на бизонов и ставить ловушки на пушного зверя! Никто не даст себе покоя, пока одно из этих ружей не станет его собственностью! – сказал я.

Мы вышли из оружейной. Дядя запер ее, положил ключ в карман и произнес:

– Сегодня мы не пустим сюда даже никого из служащих. А завтра, как и индейцам, преподнесем им сюрприз.

Я быстро сбегал в большой корраль за стенами форта. Табун уже выгонялся на пастбище в долину реки, но я успел крикнуть нашему табунщику (он гонял лошадей на водопой и пас их весь день), чтобы он подогнал мне к форту черного скакуна, обученного охоте на бизонов. Потом я вернулся домой, где выпил чашку кофе, заедая приготовленным Тситсаки бизоньим мясом. Она зачем-то вышла и оставила меня вдвоем с Отаки, занятой мытьем посуды после завтрака. На миг наши взгляды встретились, но она быстро отвернулась и продолжила свою работу. Я тоже притворился занятым своей едой. Прежде между нами никогда не чувствовалось натянутости. Я собрался с духом и наконец произнес:

– Я готовлюсь ступить на длинную тропу по поручению дяди. Поеду навестить сиксика и каина, а потом отправлюсь в горы к кутене. Буду уговаривать их придти торговать сюда.