Текст книги "Море цвета крыла зимородка"

Джейн Арбор
Море цвета крыла зимородка

Глава 1

Дождь злобно отплясывал на насквозь промокшем тенте кафе. Казалось, навес вот-вот сорвется с каркаса, подхваченный ветром, уже повалившим наземь несколько досок с написанными на них меню. Роза смотрела на дождь поверх головы мэтра Веррье. Сильвия сидела поодаль, игнорируя вид за окном, и атмосфера в тусклой комнате адвоката казалась еще тягостней от охватившего обеих уныния.

Мэтр Веррье нарушил молчание, обратившись к Розе на французском, который та знала хорошо, а Сильвия – постольку-поскольку.

– Если позволите, я сам введу вас в курс дела, – произнес он. – Перед тем как мадам Боннар отправилась в Южную Африку, а вы, мадемуазель Дрейк, прибыли сюда из Англии со своей сводной сестрой, вам было бы лучше вникнуть во все детали аренды, на правах которой ваша тетя пользуется «Ла Ботикью».

Роза вздохнула и кивнула в знак согласия.

– Да, я знаю, – кратко ответила она, признавая свою поспешность и допуская, что сотворила глупость, но упорствуя в нежелании объяснять то очарование, которое заставило ее так поступить.

Это случилось январским лондонским утром в небольшой квартирке, в которой они жили вместе с Сильвией. Сестра медленно выздоравливала после автомобильной аварии, унесшей жизни ее сводных родителей – отца Розы и матери Сильвии, – аварии, оставившей ее в длительном шоке и с поврежденной правой ногой.

Роза укуталась с головы до ног: ей предстояло противостоять погоде на всем пути до «Сити экспортерс», где она работала секретаршей старшего партнера.

И тогда самым прозаическим образом – по почте, хотя ему следовало бы прилететь на крыльях надежды – пришло письмо от родной тети Элси с предложением, тем самым, что привело их обеих. Однажды – пять лет назад – тетя Элси ненадолго приезжала в Англию, но Роза тогда болела, и в школе был карантин. Им так и не удалось встретиться.

Но тогда все казалось весьма заманчивым.

Год в тепле на юге Франции мог помочь Сильвии полностью восстановить здоровье. Целых двенадцать месяцев ностальгического восторга для Розы, питаемого памятью об одном-единственном визите в Париж – еще в детстве, с матерью-француженкой. Миссис Дрейк умерла на следующий год; двумя годами позже, когда Розе было пятнадцать, а Сильвии – тринадцать, отец Розы женился на вдове Лайон, матери Сильвии. После этого, вплоть до прошлогодней трагедии, все четверо проводили отпуска и каникулы в Англии, и до нынешнего дня для Розы не могло быть и речи о Франции.

Единственной ниточкой, связывающей ее с этой страной, оставались случайные письма и поздравительные открытки, которыми они обменивались с теткой Элси, державшей на правах аренды на побережье между Грасом и Сен-Тропезом магазин подарков в Мориньи. Элси больше ни разу не приезжала. Роза никогда не навещала ее – тем неожиданней и щедрее оказалось предложение тетки: во время ее путешествия в Южную Африку с целью погостить у своей замужней дочери Розе и Сильвии управлять магазином и поддерживать добрую репутацию «Ла Ботикью».

«Это не обременительный бизнес, – писала она, – сами понимаете. Так, всякие мелочи: подарки на Пасху и детям к первому причастию, подарки для всех, украшения, духи, несколько сувениров для летних туристов – вот, пожалуй, и вся торговля. Но это составляет источник моего существования и должно оставаться таковым, когда я вернусь. В настоящее время благодаря щедрости зятя я могу обходиться без доходов от магазина, и если ты, chérie,[1]1
  Дорогая (фр.)


[Закрыть] сумеешь сохранить для меня мой бизнес, то я буду только приветствовать все то, что тебе удастся извлечь из «Ла Ботикью» для своего благосостояния».

Далее в письме сообщалось, что независимо от того, примет или нет Роза ее предложение, встретиться они не смогут: для этого нет времени. Билеты на проезд заказаны за несколько дней, и в надежде, что Роза все же приедет, тетка оставляет ей ключи от магазина и квартиры над ним у мэтра Веррье, доверенного человека мадам Боннар.

Квартира будет проветрена, магазин в достатке снабжен товарами. Роза и Сильвия найдут Мориньи поистине восхитительным местом. Красные скалы и сосны по краю воды, само море – цвета крыла зимородка, прямо сейчас мимоза золотым облаком покрывает черную скатерть гор Моури – все это разительно отличается от блеклой Англии… После столь лирического пассажа письмо заканчивалось сладкозвучным «Bonne chance»,[2]2
  Удачи (фр.).


[Закрыть] что тогда показалось им не столь уж необходимым, но теперь сестры думали, что удача – это, пожалуй, единственное, на что им остается уповать.

В радостном возбуждении они наспех прикинули свои возможности и средства. Сильвия раньше работала в магазине дамских сумочек на Пикадилли и знала хотя бы основы торговли кожгалантереей. После аварии ей была выплачена некоторая компенсация. У обеих были небольшие сбережения. Раз уж они брали на себя неоплачиваемую работу, согласия французского министерства труда не требовалось и издержки на получение визы были незначительны…

Итак, они могли вполне управиться своими силами. Далее последовал срочный обмен телеграммами с уточнением деталей, вынужденная отсрочка, связанная с увольнением Розы из фирмы, затем лихорадочные сборы, прощальная вечеринка, устроенная экспромтом, – и вот они уже на месте, во всеоружии, жаждущие испытать очарование. Но вместо этого обескураженные пустыми улицами Мориньи, ветром, дождем, холодом и, более всего, новостями мэтра Веррье, произведшими на них впечатление разорвавшейся бомбы.

Роза ощущала только одно: она должна услышать все еще раз со всей удручающей ясностью.

– Вы действительно имеете в виду, – спросила она, – что без разрешения землевладельца, с которым моя тетя заключила арендный договор, нам нельзя будет вести ее бизнес, пока она сама отсутствует?

Мэтр Веррье склонил голову и сцепил пальцы рук.

– Да, это так, – подтвердил он, – и, как я уже сказал, я никак не могу понять, почему мадам Боннар не попросила меня посвятить монсеньора Сент-Ги в свои планы насчет вас.

Но как раз это Роза прекрасно понимала. Из писем тетки она выяснила, что танти[3]3
  tante – тетушка (фр.).


[Закрыть] Элси в точности соответствует описанию, когда-то данному ей матерью Розы.

«Элси, – частенько говорила миссис Дрейк, – всегда сначала действует, а думает уже потом».

Поэтому танти Элси вполне могла забыть условия своей аренды или, даже помня о них, понадеяться, что все образуется само собой. Роза и мысли не допускала, что тетя злонамеренно ввергла их в нынешнюю трудную, если не сказать больше, ситуацию. Но суть дела от этого не менялась.

Роза задала следующий вопрос:

– Ну и как нам теперь быть, чтобы получить разрешение заниматься тетиным бизнесом? Кто такой этот монсеньор Сент-Ги и как нам войти с ним в контакт?

– Он является… – Мэтр Веррье замешкался, ища слово, и выбрал «seigneur», которое Роза интерпретировала как «помещик». Адвокат продолжил: – Он живет в шато Сент-Ги, что над городом. Ему принадлежат плантации пробкового дуба у подножий наших гор, вся прибрежная полоса и большая часть самого Мориньи. Все его арендаторы ведут здесь бизнес на тех же условиях, что и мадам Боннар.

– Но пожелает ли он дать нам разрешение на торговлю? – продолжала настаивать Роза.

Неопределенное пожатие плечами.

– Вполне возможно, мадемуазель, хотя с полной уверенностью утверждать этого нельзя. Бывали случаи, когда он отказывал приезжим, даже не удосуживаясь объяснить причины.

Роза ободряюще вскинула руку в сторону Сильвии, которая начала выказывать признаки раздражения, не понимая, о чем идет речь, и быстро объяснила:

– Похоже, здесь есть помещик, который, будучи титулованной особой, вправе накладывать вето на все, что находится в его владениях. Но мы справимся с этим… – Тут она обратилась к мэтру Веррье: – Чем скорее мы обратимся к монсеньору Сент-Ги, тем лучше. Должны ли мы сделать это сами, или вы согласитесь оказать нам такую услугу? Раз уж нам все равно нужна крыша над головой, то, по меньшей мере, у нас будет хотя бы ключ от «Ла Ботикью»?

– Несомненно, вы можете получить ключ. – Упомянутый предмет был извлечен и передан Розе, а мэтр Веррье продолжил: – Это, как вы понимаете, всего лишь право на бизнес, в котором монсеньор Сент-Ги может вам отказать. Пока, боюсь, вам придется оставаться в неведении насчет его разрешения.

– Почему?

– Потому что, как мне известно, в настоящее время он в отъезде.

– Но должен же быть кто-то!.. Некий агент, который его замещает?

Еще одно легкое пожатие плеч.

– Конечно, у него есть свой поверенный в делах. Но по причине недоразумений, имевших место ранее, он предпочитает и даже настаивает на том, чтобы лично беседовать со всеми субарендаторами. Скорее всего, вам придется дожидаться его возвращения.

– И когда же сие ожидается?

– По этому поводу я не располагаю никакой информацией, мадемуазель.

Роза закусила губу.

– Понимаю, хотя должна сказать, что все это выглядит слишком уж… по-феодальному. – Она снова повернулась к Сильвии, кратко перевела суть услышанного и оборвала отчаянный протест, готовый сорваться с губ девушки, тем, что встала и сказала: – Ну да ладно! Объявим пока перерыв и отправимся на новую квартиру. А потом опять соберемся здесь и решим, как быть дальше.

Она поблагодарила мэтра Веррье, вызвавшего помощника из своей приемной, чтобы тот отнес их багаж через площадь. Затем адвокат попрощался, обещая всяческую помощь в случае необходимости, хотя Роза чувствовала, что он испытал некоторое облегчение, когда они собрались уходить.

Пока сестры боролись с ветром, следуя по пятам за своим проводником, Сильвия с трудом выдохнула:

– Никак не возьму в толк, почему он не сказал нашей тетке, что ей следует предупредить нас обо всем?

Роза выдохнула в свою очередь:

– Думаю, он непременно сделал бы это, если бы она проконсультировалась с ним. Но Элси либо забыла о здешней бестолковости, либо сочла, что особых трудностей из-за этого у нас не будет. На карту поставлена репутация ее бизнеса, которая может пострадать, если нам не позволят им заниматься, а такой вариант для нее крайне нежелателен.

– Ее репутация! А нам на что жить? Содержать магазин, как предполагалось, для нас означало зарабатывать себе на жизнь, а как мы станем сводить концы с концами, если нам не позволят даже открыть его? А само-то место! Оно выглядит так, словно спало все последнее столетие и не удосужилось проснуться. Море – цвета зимородка, надо же! Розовато-красные скалы? Единственная мимоза, попавшаяся нам, выглядит как намокшая вата, а уж погода!.. Ох, Роза, я начинаю думать, что лучше бы мы никогда сюда не приезжали, – закончила Сильвия на плаксивой нотке.

В глубине души Роза на секунду ощутила то же самое, но пока ни за что в мире не желала признаться в своей опрометчивости, приведшей их сюда. И особенно Сильвии, которая после несчастного случая с трудом восстанавливала душевные силы и нуждалась в поддержке при каждом резком повороте событий. У матери Розы было специальное определение для подобных людей: «У них отсутствует жизненная смазка для перышек, и им требуется помощь всех нас, у которых ее столько, что мы можем и поделиться». Роза, помня об этом, намеревалась и сейчас за счет собственной жизненной смазки смягчить тяжелое разочарование, постигшее Сильвию. Вслух же она произнесла нарочито бодро:

– Такая погода долго не продлится, и, как тебе известно, даже на юге Франции бывает нечто вроде зимы. Сезон мимозы почти повсеместно заканчивается, а что до всего остального… ну разве нам уже окончательно отказали в праве открыть магазин?

– Ну, если какого-то старого сумасброда нет под рукой, чтобы сказать свое «да» или «нет»… ладно, будь по-твоему – считай, что нам пока не отказали, – мрачно согласилась Сильвия, когда они добрались наконец до места. Роза поблагодарила сопровождавшего и открыла ключом дверь.

Они оказались в коридоре, из которого открывался вход в магазин с выпуклой витриной. Ставни везде были опущены, и Сильвия нехотя согласилась, что прежде, чем осматривать магазин, им следует сначала открыть квартиру, включить какой-нибудь обогреватель и состряпать себе чего-нибудь из той провизии, что они купили после прибытия ночным поездом из Парижа.

Квартира наверху состояла из гостиной прямо над магазином, ванной комнаты, крохотной кухни и двух спален – жилище приблизительно такой же величины, что и их апартаменты в Лондоне, но, на английский взгляд сестер, слишком уж скудно обставленное, чтобы считаться комфортным.

Оглядываясь вокруг в гостиной, Роза посетовала:

– Видимо, французы ничего не имеют против некрасивых стульев и такого малого количества столиков.

Но тут ее глаза с радостью остановились на жалюзи на окнах. Ибо они говорили о солнце и еще раз о солнце, которое придет… в недалеком будущем, солнце знойном и обжигающем, по контрасту с которым тень покажется подлинным бальзамом. И они с Сильвией как-то должны дождаться этого времени. Должны дождаться непременно!

За едой они строили планы, и Роза пообещала попросить мэтра Веррье связаться с агентом монсеньора Сент-Ги как можно скорее.

Но когда они отправились осматривать магазин, их поджидал другой неприятный сюрприз. Правда, Сильвия решительно во всем в этот день видела самое худшее. Ее беглый вердикт по поводу товаров, что они нашли в ящиках, на стендах и в нераспакованных тюках, был таков: все это ужасно, и она не может даже представить, кто такое решится купить, а если и решится, то лишь за цену, которой не хватит, чтобы оплатить расходы на оберточную бумагу и бечевку.

Роза попыталась возражать.

– Мориньи – не Вест-Энд, – мягко напомнила она Сильвии. – И если бы у танти Элси не было покупателей, которые этими товарами интересуются, то как бы она смогла просуществовать здесь так долго на доходы от торговли?

– Ну, сие мне неведомо, вернее, выше моего понимания. Кроме того, нас здесь теперь двое, – не преминула заметить Сильвия.

– Тогда, возможно, все, что здесь находится, танти Элси продает лишь зимой, а для летних туристов запасает совсем другое и в большем количестве, – предположила Роза.

– Мне кажется, весь юг Франции непрестанно пребывает в зимнем сезоне. Видела ли ты тут хоть одного прохожего, который шел на рынок, чтобы купить пляжную сумку или солнечные очки? Или отель, в котором приятно было бы остановиться туристам? Или хотя бы место, где можно перекусить, кроме той унылой забегаловки, что возле булочника? Да и та, кажется, закрывается посреди каждого рабочего дня на неделе.

Это был хлесткий комментарий, и Роза втайне не могла не признать: жизнь явно не била ключом вокруг них. Все еще пытаясь защитить Мориньи и свои мечты о нем, она возразила:

– Почти все французские магазины закрываются на пару часов после полудня. А в такой отвратительный день вряд ли можно ожидать толпы на улицах. В любом случае, если…

– …если нам не позволят здесь торговать, то какое все это может иметь значение? Так я полагаю, – закончила за нее Сильвия.

Хотя у Розы на уме было совсем другое, она сочла за лучшее промолчать. Сильвия вконец вымоталась за долгое путешествие (особенно противной оказалась длительная тряска в автобусе от Граса до Мориньи) и находилась не в том состоянии, чтобы обсуждать альтернативные планы, которые могли привести в никуда. Кроме того, Розе сначала нужно было хорошенько обдумать их самой. Такой шанс представился вскоре после того, как сестры вновь поднялись наверх.

Здесь Сильвия сообщила, что, как ей кажется, она могла бы уснуть, если бы немного полежала в кровати. Конечно, она совсем не против остаться одной, если Розе захочется отправиться на разведку, но только недолго… Убедившись, что Сильвия, уютно устроившись под одеялом, уснула, приняв предписанное ей успокоительное, Роза вновь приготовилась к схватке с непогодой. Но оказалось, что порывы ветра уже не столь неистовы, а небо с каждой минутой проясняется от дождевых облаков.

Воздух был почти нежным, и хотя полуденное солнце висело низко, у него хватало силы греть и обсушивать площадь. Булочная и все другие магазины открылись и останутся открытыми, Роза точно знала, еще долго после того, как подобные заведения закроются в Англии. Появились и прохожие. Кюре в сутане и шляпе. Дети, возвращающиеся из школы. И никого, кто походил бы на богатого зимнего приезжего. Обыкновенные французы со своей французской речью, отправляющиеся по своим французским делам в этот очень французский поздний полдень… Все, что было французского в Розе, ликовало. Это была страна ее матери, и она, Роза, вернулась сюда. Крепко сжав кулачки в карманах своего плаща, она подумала о молитве, которая помогла бы ей остаться здесь.

Определенно, Мориньи оказался намного меньше, чем она ожидала. Роза знала, что здесь нет железнодорожной станции и добираются сюда только по длинной ветке главной дороги на побережье. И как Сильвия верно предположила, в городке не было отеля для туристов, богатые виллы можно было буквально пересчитать по пальцам. Мориньи расположился на самой верхотуре – как на насесте сидел – на отвесном берегу над морем. Все пути с главной площади вились вниз к морю или же вздымались к подножию холмов и возвышающимся за ними горам.

Роза выбрала одну из ведущих наверх дорог, отложив прогулку к морю до тех пор, пока не сможет разделить ее с Сильвией, для которой намного лучше спуск по пологому зигзагу, чем крутой подъем на холмы. Привязанность Розы к сестре все возрастала по мере того, как приходилось сообразовывать свои действия и решения с тем, как это может отразиться на Сильвии. Особенно теперь, после аварии. Роза охотно становилась опорой для Сильвии. По счастью, в любви друг к другу они были схожи настолько, насколько разительно отличались в другом. Например, внешностью: Роза с ее живостью, темными волосами каштанового оттенка и нежно-оливковым оттенком кожи казалась гораздо ярче рядом с Сильвией – хрупкой, подобной розовым лепесткам, с соломенными волосами и прозрачными голубыми глазами, которые Роза не могла без боли видеть затуманенными разочарованием, как это было сегодня.

Примерно через полкилометра путь, выбранный ею, превратился в каменистую тропу, обрамленную оливковыми деревьями, каштанами и изредка встречающимися корявыми монстрами, которые Роза сочла за пробковые деревья. Затем постепенно они стали попадаться все чаще, вытесняя каштаны и оливы. В том месте, где в последний раз можно было поймать глазами слабый отблеск моря, лежащего далеко внизу, путь расширялся площадкой в виде буквы «Т» и упирался в плотный забор из колючей проволоки, ограждающий рощу, целиком состоящую из пробкового дуба, и простирающийся в стороны, насколько хватало глаз.

По краям тропу обступала плотная древесная поросль, и, пройдя немного вправо вдоль ограждения, Роза обнаружила, что забор спускается в следующую долину, затем вновь поднимается на гребень и скрывается из вида, ограждая уже не рощу, а целый лес пробкового дуба.

«Часть владений здешнего помещика?» – предположила она и недолго искала ответ на этот вопрос. Вскоре конец тропы уперся в ворота из колючей проволоки, к которым была прикручена доска с надписью:

«Defense d'entrer sous peine d'amende.

Par ordre.

Saint-Guy».

Роза медленно прочла надпись. Итак, нарушители границ будут преследоваться по закону, вроде бы так? Ну да, все верно! Будучи в настроении негодовать на все, что связано с Сент-Ги, она решила счесть себя оскорбленной стилем надписи и вызывающим указанием лишь имени владельца.

Сент-Ги! И только-то! Никаких инициалов. Словно для всего мира он препоясанный граф, имеющий право подписываться одним именем. Сент-Ги! Кто он такой, в конце концов? Главный собственник земли в Мориньи – это очевидно. По словам мэтра Веррье – здешний сеньор. Но сеньор – это ничуть не выше сквайра в Англии, а ни один из известных ей сквайров не мнил о себе до такой степени.

Между тем день угасал, и нужно было возвращаться. Когда Роза уже собиралась вернуться на тропу, какой-то запах, знакомый и незнакомый одновременно, донесся с плантации, и она снова остановилась и заглянула за забор, пытаясь выяснить, откуда исходит аромат.

…Что-то жгут. Или, вернее, жгли недавно. Совсем не опасно. Едкий… но в общём-то приятный запах. Горящее дерево, конечно… Ностальгический запах лагерных костров. Ах да, здесь же выжигают древесный уголь! При этой мысли ее память обратилась к братьям Гримм, в сказках которых дровосеки и угольщики всегда имели трех сыновей. Роза даже слегка задохнулась от восторга, жадно впивая запах. Вдруг по другую сторону забора в древесной поросли раздался какой-то шум.

Она испуганно обернулась, ожидая увидеть какую-нибудь небольшую зверюшку, но уж никак не миниатюрную рыжую гончую, вынырнувшую из поросли без ошейника, поскуливая и ковыляя на трех лапах. Переднюю лапку она держала на весу.

Песик подошел, когда она поманила его, но отшатнулся прочь, едва Роза попыталась погладить животное через низкое ограждение. Она остановилась, не зная, что делать. Скорее всего, песик приковылял из города, ведь других домов поблизости не было видно. Если у животного повреждена лапа, не следует оставлять его в таком месте на ночь.

Хотя, возможно, он живет по ту сторону забора? В конуре? И хозяин собачки тот, кто выжигает древесный уголь? Однако такое Розе казалось маловероятным. Уж больно необычной породы был песик. Лучше всего попытаться поймать животное и отнести в город, где она сможет навести необходимые справки о владельце собачки.

Держась за столбик, на который была намотана колючая проволока, Роза перешагнула через невысокое ограждение, даже не задев его. Но и шансы на поимку пса оказались столь же невысоки. Собака, явно забыв про свою травму, постоянно ускользала из рук. Роза остановилась, подумывая, не оставить ли животное здесь, и внезапно заметила, что с другой стороны ограждения за ней наблюдает высокий мужчина с непокрытой головой, в ветровке и бриджах для верховой езды. Лицо его оставалось в тени, и в гаснущем свете дня виден был лишь силуэт. Но когда мужчина приблизился к Розе, она разглядела лицо – скуластые щеки, тонкий орлиный нос. Больше двадцати пяти, но меньше тридцати – это уж точно.

Она робко улыбнулась, ожидая неизбежного вопроса. И мужчина задал его:

– Что вы здесь делаете, мадемуазель? Вы знаете, что вторглись в пределы чужих владений?

Роза кивнула, оттирая грязь с подола своего плаща, забрызгавшегося, пока она преследовала собачку.

– Да, я знаю. А вот он, по-видимому, не в курсе… – Она указала на гончую, которая сидела, вывалив язык, прямо позади нее, всем своим видом выражая полнейшую невинность. – Не знаю, как он попал сюда, но песик хромал вон там в зарослях. Поэтому я и перелезла через ограду, чтобы попытаться поймать его и отнести домой.

– Прихрамывал? – приподнял бровь в удивлении мужчина.

– Ковылял на трех лапах и скулил, – уточнила Роза.

– А сейчас он выглядит так, словно с ним все в порядке. Вы знаете, где его дом?

Роза ощутила легкое раздражение от столь дотошного допроса.

– Нет. А вы? – спросила она в свою очередь.

– Думаю, да. Он любимец дочери одного из управляющих и бегает по плантации, где ему вздумается. Нахал знает, как втереться в доверие и вызвать к себе незаслуженную симпатию… Эй, монсеньор! Ко мне, приятель! – Рука мужчины повелительно хлопнула по столбику ограждения, собачка послушно подбежала, была ловко схвачена за загривок и поставлена снаружи ограды на все четыре, по-видимому совершенно здоровые, лапы. – Видите? – Собеседник Розы угостил четвероного обманщика легким шлепком. – Итак, монсеньор, ты вдоволь позабавился и сам знаешь, как найти дорогу домой. Пошел! – Затем он снова обернулся к девушке: – А теперь вы, мадемуазель… конечно, если не собираетесь разбивать лагерь на ночь прямо здесь.

Слегка сконфузившись, Роза приняла предложенную руку, чтобы перелезть через ограждение. Когда она была уже на полпути, мужчина произнес: «Тс-с» – и, бесцеремонно обхватив ее за талию, нетерпеливо перенес на другую сторону. Весь его вид говорил о том, что девушка – досадная помеха, отрывающая его от более важных дел. Розе это было неприятно. Он знал собаку. Но она-то ведь нет, и кто может винить ее за то, что поспешила на помощь животному, приняв его скулеж за чистую монету? Нарушение это границ чужих владений или нет, но если бы песик на самом деле повредил лапу, то она не оставила бы его здесь на ночь.

Между тем незнакомец скрылся из вида, и Роза предположила, что он отправился своей дорогой. Но мужчина вскоре выбрался на тропу рядом с ней.

– Вы поднялись сюда из города, мадемуазель?

– Да!

– Тогда я лучше провожу вас обратно. Роза остановилась:

– Пожалуйста, не утруждайте себя, монсеньор! Я здесь в первый раз, но просто вернусь той же дорогой, что и пришла.

– Скоро стемнеет. Я должен непременно проводить вас. – В его голосе прозвучала непреклонность, и Роза уступила. Затем он спросил: – Вы не из Мориньи, мадемуазель?

– Да!

– Англичанка?

Роза немного насторожилась: что же выдало в ней англичанку – акцент или внешний вид?

– Да, – вновь утвердительно ответила она. – А как вы догадались?

Пожатие плеч было чисто французским.

– Это оказалось совсем нетрудно, – уклонился он от прямого ответа. – На отдыхе здесь? Или гостите у друзей? – Не то и не другое. Я… надеюсь на год стать здесь постоянной жительницей.

– Как это?

Последовавшая затем пауза стала как бы приглашением объяснить, поэтому Роза продолжила:

– Если вы живете в Мориньи, то, возможно, знаете магазин подарков мадам Боннар, что на площади, «Ла Ботикью»…

Он быстро взглянул на нее:

– «Ла Ботикью»? Конечно знаю! Вы имеете в виду, что получили работу у мадам Боннар?

– Не совсем так. Ну как это сказать?.. Дело в том, что мадам Боннар – моя тетя. Видите ли, монсеньор… – Розе доставило злорадное удовлетворение уколоть своего спутника, что он заблуждался насчет нее, – я не совсем уж англичанка, как вы подумали. По матери я француженка. Но как бы то ни было, тетя оставила магазин на год, чтобы отправиться в Южную Африку, мы со сводной сестрой перебрались в ее квартиру и, как предполагалось, должны были вести бизнес тети до ее возвращения.

– «Должны были»? А вы что, сомневаетесь в своей способности управиться с магазином?

– Нет, не в этом дело. Я достаточно хорошо говорю по-французски, а моя сестра разбирается в товарах и торговле, да и с английскими и американскими туристами нам будет гораздо легче иметь дело, чем тете. Все упирается в разрешение торговать здесь, которое мы, возможно, не получим. Потому что, оказывается, здешний помещик, у которого моя тетя состоит арендатором, имеет право наложить вето на субаренду для нас, если он того пожелает.

– Тогда уж точно мадам Боннар следовало заручиться его разрешением, прежде чем отбыть за границу.

– Конечно. Но она этого не сделала. Тетя оставила лишь короткую записку и, как я полагаю, просто забыла, что в условиях ее аренды есть и такой пункт.

– Но разве у нее нет поверенного, чтобы заблаговременно обсуждать такие вопросы?

– Да, есть. Мэтр Веррье. Но она даже не проконсультировалась с ним, что доказывает – у нее и мысли не было о каких-либо затруднениях.

– И кто же этот помещик, о котором идет речь?

– Кто? О… это аристократ, который, по словам мэтра Веррье, владеет почти всей недвижимостью в Мориньи и всем этим. – Тут Роза махнула рукой на плантации, оставшиеся позади. – Ваш местный заправила с громким титулом, монсеньор Сент-Ги. Вы, конечно, знаете его?

Ее спутник мрачно кивнул:

– А то как же. Его все знают. Так это Сент-Ги стоит у вас на пути?

Снова это упоминание лишь части титула покоробило Розу. Словно «Сент-Ги» уже само по себе должно быть известно всем и вся.

– Ну, положим, это еще вопрос, так как мы пока не в состоянии добраться до него. Видите ли, даже отсутствие этого лендлорда может оказаться для нас непреодолимым препятствием, ибо он, подобно диктатору, никому не передает свою власть. В настоящее время он отбыл на неопределенный срок, и, хотя у него есть агент, мэтр Веррье утверждает, что этот агент не может дать нам добро, пока монсеньор Сент-Ги лично не произведет досмотр.

– А между тем вы пока не можете работать в магазине. Как давно вы прибыли в Мориньи?

– Сегодня рано утром. Мы останавливались на одну ночь в Париже и прибыли сюда ночным поездом.

– Оказывается, прошло еще так мало времени! Тогда уж точно вы можете немного подождать, пока не получите зеленый свет от Сент-Ги!

– О да. Но предположим, что мы не получим его? Так уж сложилось, что мы будем здесь жить, нам придется рассчитывать главным образом на доходы от магазина. Кроме того, будет загублен тетин бизнес. Посему, если монсеньор Сент-Ги не одобрит наш внешний вид или же решит чинить нам препятствия по иным причинам, что тогда? Как я сказала мэтру Веррье, для двадцатого века это слишком отдает феодализмом, – добавила Роза, вновь закипая от возмущения.

Ее спутник опять пожал плечами.

– Да, возможно, – заметил он. – Но видите ли, в здешних краях нужно быть готовыми к тому, чтобы пожертвовать некоторой свободой для блага общины и той защиты, что дает нам соблюдение традиции, которую вы соблаговолили назвать феодальной.

Роза резко остановилась и кинула на него недоверчивый взгляд.

– Вы имеете в виду, что если монсеньор Сент-Ги откажет нам, то у него есть на то полное право? – потребовала она объяснений.

– В вашем случае, думаю, он ошибается. А есть ли у него такое право – отвечу однозначно: да, есть. Если он считает, что в интересах Мориньи лучше держать нежелательных арендаторов подальше от своей собственности, то что в этом плохого?

– «Нежелательных»! Но я племянница мадам Боннар, и если он отлучит нас от магазина, то сделает и ее своей жертвой!

– С этим я согласен. Но зачем заранее предполагать худшее, мадемуазель? Почему вы так упорно думаете, что не пройдете квалификацию у Сент-Ги? Чего вы боитесь?

– Боюсь? Да ничего, – начала отрицать Роза.

– Никаких пятен в прошлом, ничего, что хотели бы скрыть? Растраты или хищения? Нарушения общественного порядка, мелкое воровство, имевшие место в Англии?

Не требовалось знания тонкостей местного диалекта или взгляда на его неясные очертания в темноте, чтобы догадаться – ему доставляет удовольствие немного над ней подтрунивать. Роза холодно ответила:

– Конечно нет. Просто я категорически возражаю против классификации меня как персоны нон грата, и меня очень раздражает необходимость сидеть сложа руки, пока монсеньор Сент-Ги не вернется домой.

В этот момент они вышли на площадь в нескольких ярдах от магазина. Она остановилась и протянула незнакомцу руку на прощание, как это принято во Франции при расставании:

– Ну, благодарю вас, монсеньор, за то, что проводили меня так далеко. Теперь со мной все будет в порядке.