Текст книги "Алмазный башмачок"

Глава 8

Утреннее небо едва светлело, когда Матильда вошла в спальню Корделии в сопровождении служанки, которая несла дымящийся кувшин с горячей водой. Она поставила его на туалетный столик, после чего стала раздувать угли в камине, чтобы прогнать холод раннего утра.

Корделия непробудно спала за задернутым пологом, пока Матильда раскладывала ее платье для верховой езды и упаковывала в сундук те одежды, в которых она провела предыдущий день.

– Принеси княгине кофейник, девочка. Ей надо выпить чего-нибудь горячего, здесь так холодно.

Служанка присела в книксене и вышла из спальни, которую уже согревал огонь камина. Матильда распахнула полог кровати.

– Просыпайся, милая. Минут десять назад прозвонили к заутрене, а завтрак будет подан в большом зале в семь часов.

Корделия перевернулась на спину и открыла глаза. В первое мгновение она не могла понять, где находится. Потом события предыдущего дня всплыли у нее в памяти. Она села в постели, потерла кулачками глаза и печально посмотрела на Матильду.

– Я влюбилась.

– Святая дева Мария, надеюсь, не в этого молодого музыканта! – воскликнула Матильда. – Пусть он и неплохой парень, но никак не для такой девушки, как ты, моя дорогая.

– Нет, не в Кристиана. – Корделия села в кровати, скрестив ноги. – В виконта.

– Матерь Божья! – перекрестилась Матильда. – И когда же это произошло?

– Как только я его увидела в первый раз. Мне кажется, он тоже ко мне неравнодушен, только боится в этом признаться.

– Надеюсь, что он в своем уме. Как может уважаемый всеми человек говорить про свои чувства к чужой жене? – Матильда сердито заправила седой локон, выбившийся у нее из-под накрахмаленного чепца.

– Матильда, я никогда не полюблю своего мужа, – тихо, но убежденно произнесла Корделия.

– Что ж, теперь уже ничего не поделаешь, девочка. Так было и с твоей матерью. Да и почти со всеми женщинами твоего круга. Они выходят замуж за тех, к кому их ведет не сердце, а положение.

– Положение мужчин, – горько произнесла Корделия, и Матильда не нашла ничего, чтобы возразить ей. – А мать не любила моего отца?

Матильда кивнула:

– Да, твоя мать любила другого человека, любила всем сердцем. Но она ни разу не сделала ничего такого, чего могла бы стыдиться. – С этими словами Матильда воздела вверх палец. – Она хранила свою честь до смертного одра.

– И была несчастлива?

Матильда поджала губы, но тут же вздохнула и согласилась:

– Да, дитя мое. Совершенно несчастлива. Но она знала, в чем состоит ее долг, и ты тоже должна понять это.

Корделия, нахмурясь, принялась массировать ногу.

– Моя мать всю жизнь провела при австрийском дворе. Там никогда не было свободы. Возможно, если бы она оказалась в Версале…

– Не смей говорить об этом, – прервала ее Матильда. – Если ты позволишь себе хотя бы задуматься над этим, то неприятностей не оберешься.

– Думаю, они уже начались, – медленно произнесла Корделия, изо всех сил растирая пальцами подошву и не отрывая от нее взгляда.

Матильда тяжело опустилась на край кровати, лицо ее вытянулось.

– Что ты говоришь, дитя мое? Неужели виконт обладал тобой?

– И да, и нет. – Корделия, покраснев и закусив губу, взглянула на нее. – Того, что происходит между супругами, не было, но он ласкал меня… касался самых интимных мест… и со мной случилось что-то чудесное. Хотя я и не совсем поняла, что же это было.

– Храни нас Господь! – всплеснула руками Матильда. – Расскажи мне толком, что произошло.

Корделия рассказала, запинаясь на каждом слове, с горящим от стыда лицом, хотя Матильда была ее няней с самого детства и знала все ее тайны.

– Но, Матильда, если не было соития, то что же это такое? – закончила она вопросом.

Матильда вздохнула. Уж лучше бы ее воспитанница потеряла невинность, забывшись в угаре страсти. Как бы импульсивна она ни была, но в этом случае вряд ли получила бы удовольствие. Но сейчас, когда она, вкусив наслаждение, осталась девственницей…

– Встречаются мужчины, которые хотят и умеют доставить женщине радость любви, дитя мое. Но гораздо чаще они думают только о своем собственном удовлетворении. Разумнее всего забыть то, что с тобой случилось. И мечтать о хорошем муже, которому ты принесешь столько детей, сколько сможешь. Это самое лучшее, о чем может мечтать каждая женщина.

Корделия потупила глаза и резко произнесла:

– Я не верю в это, Матильда. И думаю, ты сама не веришь в то, что говоришь.

Матильда, нагнувшись к ней, обеими руками взяла ее лицо и повернула к себе.

– Послушай меня, дорогая, и хорошенько запомни. Ты должна мудро принять то, что тебе суждено в этом мире. Мне не хотелось бы видеть, как ты сгораешь от неосуществленных желаний, как это случилось с твоей матерью. Ты ведь сильная. Такой тебя сделала я. Ты должна стремиться к тому, что можешь иметь, и забыть про то, что не можешь.

– Мать не любила моего отца и…

– Она не нашла времени рассмотреть то, что в нем было достойно любви, так как слишком много внимания уделяла недостижимому. – Матильда выпустила из рук голову Корделии, лицо ее внезапно стало жестким. – Я вырастила тебя не для того, чтобы ты стремилась к невозможному. Я всегда готовила тебя к тому, что предназначено судьбой. А теперь вставай и одевайся. Мы не можем здесь болтать все утро.

Корделия спустила ноги с кровати и встала. Именно в это мгновение в комнату вошла служанка, неся кофейник.

– О, как чудесно. Благодарю тебя. Я так соскучилась по кофе. Спасибо, что позаботилась обо мне.

И она так тепло улыбнулась служанке, что та просияла и присела в книксене, наливая чашку кофе и протягивая ее полуобнаженной княгине.

– Мне не составило это труда, ваше сиятельство.

С улыбкой на лице служанка вышла из комнаты.

– Сказать по правде, я совершенно не ожидала этого от виконта, – пробормотала Матильда. – И если бы не знала твою настойчивость, то никогда бы не поверила в услышанное. Он выглядит вполне достойным человеком.

– Но он и есть достойный человек. – Корделия сразу же бросилась на защиту Лео. Она сделала изрядный глоток кофе, сразу же вернувший ее к жизни. – И я вовсе не искала случая, все произошло само собой. Кстати, он сам остановился, хотя это и далось ему нелегко.

– Ну что ж, он должен был это сделать, – угрюмо сказала Матильда.

Размышляя над всем этим, она зашнуровала корсет своей подопечной туже, чем обычно.

Корделия безропотно дала затянуть себя. Когда Матильда впадала в такое настроение, лучше было не трогать ее и ждать, когда она обретет обычное спокойствие. Непроизвольно девушка бросила взгляд на книжные полки. Интересно, смогла бы она снова открыть их? Корделия толком не знала, как ей удалось сделать это прошлой ночью. Нажала ли она случайно на какую-то потайную кнопку или повернула рычажок? Или ненароком коснулась определенной книги? Вряд ли ей удастся найти секрет. Через час они уже будут далеко от этого места.

– Ну, с тобой все, – сказала Матильда, застегивая последний крючок. – Теперь поспеши.

Она махнула рукой, выгоняя свою воспитанницу из комнаты. Корделия не могла понять, то ли ее няня была рассержена, то ли просто озабочена.

Глубоко задумавшись, она вышла в коридор как раз в тот момент, когда Лео, тоже в костюме для верховой езды, появился из дверей соседней комнаты.

– Доброе утро.

Корделия почувствовала какое-то странное смущение. Потупив глаза, она присела в реверансе.

– Доброе утро.

Выражение его лица было мрачным, глаза потухшие, рот плотно сжат. Скупым жестом руки предложив ей следовать вперед, он стал вслед за ней спускаться по лестнице, ведущей в зал.

Корделия, что было необычно для нее, не могла связать и двух слов. Во время официального завтрака она сидела, не отрывая глаз от его рук и вспоминая, как они ласкали ее тело. Эти сладкие воспоминания наполняли жаром все ее существо. К счастью, завтрак скоро закончился, и Корделия направилась на церемонию прощания супруги наследника престола с братом Йозефом, которому предстояло вернуться отсюда в Вену, оставив сестру на дороге в Страсбург, где ее ждал официальный прием французской стороны.

Тойнет попрощалась с братом куда спокойнее, чем со своей матерью. Завершением церемонии стал тот торжественный момент, когда Йозеф в последний раз усадил свою сестру в карету.

– Я вижу, вы тоже решили сегодня путешествовать верхом, мой господин.

Корделия сделала жест рукой, имея в виду костюм для верховой езды Лео. Она заговорила с ним в первый раз с того момента, когда пожелала ему доброго утра около лестницы. Предполагалось, что это будет ни к чему не обязывающее замечание, но ее голос дрогнул и странно прозвучал в воздухе монастырского двора.

– Да, – кратко ответил он. – Мы поедем верхом вслед за конным конвоем и в стороне от кареты.

Он обвел взглядом двор, наблюдая, нахмурившись, как его грум ведет их лошадей.

– Но что заставило вас изменить ранее принятое решение? – снова спросила Корделия. – Ведь вы сказали вчера, что хотите ехать в тишине и спокойствии кареты, пока я буду двигаться верхом.

Его брови почти сошлись.

– Вы под моей опекой, княгиня. Как бы я ни плакался, я отвечаю за вас. Если вы намерены обречь ближнего своего на муку, то пусть уж им буду лучше я, нежели какой-нибудь бедный грум.

Он дал груму знак помочь Корделии сесть в седло.

Непринужденно оседлав коня, он дождался, когда Корделия устроится в седле, подобрал поводья и вставил ноги в стремена. Его аргамак был хорошо выезжен. Лео сообразил, что, поскольку Корделия выросла вместе с членами семьи Габсбургов, она тоже должна быть прекрасной наездницей и ему можно не беспокоиться, справится ли она со своей лошадью. Но, зная ее, он понял, что Корделию будет раздражать необходимость держаться на определенном месте в процессии.

– Мы поедем шагом, – предупредил он ее. – Мы не должны обгонять карету супруги наследника престола, иначе будет нарушен протокол. Похоже, поездка окажется довольно скучной.

– Но мы можем покинуть процессию, – предложила Корделия. – Проехаться по полям, а потом снова влиться в нее.

– Именно поэтому я не рискнул оставить вас на попечении грума, – сердито произнес он.

Корделия лишь крепко сжала губы, чтобы не пуститься в возражения, и пустила свою кобылу рядом с аргамаком Лео. Процессия двигалась по берегу Дуная, лучи солнца понемногу разгоняли утренний туман. Лео не произносил ни слова, и Корделия в конце концов не смогла вынести этого молчания.

– Пожалуйста, поговорите со мной, Лео, а то я ощущаю себя наказанной, хотя не понимаю, в чем я провинилась.

Он мрачно ответил:

– Мне кажется, вы не осознаете случившегося, Корделия. То, что имело место этой ночью, просто чудовищно, и я виню в этом только себя – я совершенно забылся.

– Вам кажется, что вы предали своего друга и моего мужа, – рискнула произнести она.

Лео ничего не ответил. Дело обстояло именно так. Он чувствовал также, что предал и Корделию. Она доверилась ему, а он обманул это доверие.

– Я ничего не знаю об этом человеке – моем муже, – произнесла Корделия в наступившей тишине. – И не могу считать, что предала его, так как даже не знакома с ним, зато совершенно определенно знаю, что люблю вас.

Она ослабила поводья и даже выпустила их совсем из рук. Ее кобыла подняла умную морду и пошла вперед, высоко поднимая ноги, словно на цыпочках.

– Я много думала о сложившейся ситуации, – задумчиво продолжала Корделия, пока Лео пытался прийти в себя после ее признания. – Если уж случилось так, что я вышла замуж за князя Михаэля, то не вижу причин, почему не могу стать и вашей любовницей. Ведь это обычное дело во Франции, как мне говорили, – поспешила сказать она, чтобы не дать ему вставить слово. – Если двое любят друг друга, но не могут пожениться, то все с пониманием относятся к их неофициальному союзу.

– И кто же вам все это рассказал? – спросил он, обретя способность говорить.

– Двоюродный брат Тойнет. Он еще сказал, что мужья сплошь и рядом говорят своим женам: «Я позволяю тебе делать все, что хочешь, так как сам веду род от принцессы крови и лакея». – Она вопросительно посмотрела на него: – Это в самом деле так?

– То, что справедливо для одних, не обязательно относится к другим, – сухо заметил он.

– Но ведь таковы же отношения и при дворе. Я имею в виду, что у короля есть любовница, куда более близкая ему, чем королева. Мадам Помпадур в течение двадцати лет оставалась самой влиятельной женщиной при дворе. И разве сейчас ее место не принадлежит мадам Дюбарри? А еще мне известно про Олений парк, где король держит своих наложниц, – добавила она с видом воина, наносящего coup de grace[2]2
  Милосердный удар, приносящий конец мучениям раненого (фр.).


[Закрыть]. – Ведь все это правда, не так ли?

– Да, – кивнул он головой, будучи не в силах отрицать ее слова.

Корделия оказалась куда более осведомленной, чем можно было ожидать от девушки, воспитанной в атмосфере строгой морали австрийского двора.

– Тогда никаких трудностей не предвидится. Я могу быть одновременно вашей любовницей и женой князя Михаэля.

И она посмотрела на него своими голубыми глазами с совершенно серьезным и искренним выражением на лице.

– Моя дорогая девочка, похоже, вы представляете Версаль неким волшебным местом, где обычные законы не действуют, и достаточно только взмахнуть рукой, чтобы все исполнилось по вашему желанию. – Волнуясь, он заговорил быстрее, чем обычно: – Даже если предположить, что все это похоже на правду – а это отнюдь не так, – неужели вам не приходило в голову, что я могу отклонить подобное предложение?

– О! – Это и в самом деле не приходило Корделии в голову. – А у вас уже есть любовница?

– Это не имеет отношения к делу, – холодно ответил он, сам не понимая, почему поддерживает нелепый разговор, вместо того чтобы прекратить его.

– Я так не думаю. Если у вас она уже есть, то положение осложняется, потому что мне не хотелось бы незаслуженно оскорблять ее чувства.

– Корделия, у меня нет ни малейшего желания делать вас своей любовницей. Ни желания, ни намерения, – довольно резко заметил он, глядя вперед на поднятое кавалеристами облако пыли.

– О! – снова произнесла она. – Тогда, стало быть, я вам безразлична?

Он не посмел взглянуть на нее.

– Мне небезразличны другие вещи, – решительно сказал он. – Прошлой ночью я воспользовался вашей неопытностью, Корделия, за что прошу прощения. Могу объяснить это только тем, что слишком увлекся прекрасным коньяком. Впредь это никогда не повторится.

– Но я хотела бы, чтобы это повторилось, – просто сказала она. – Я не хочу, чтобы вы сочли мое желание дерзким или… безнравственным, хотя, возможно, со стороны оно видится таковым. Матильда сказала мне, что очень немногие мужчины знают, как доставить наслаждение женщине, а не только получить удовольствие от нее. Поэтому тот, кому посчастливилось встретить на своем пути такую редкость, должен изо всех сил держаться за нее.

– Да кто такая Матильда, черт ее побери? – Это было все, что он мог произнести в ответ на столь простодушную речь.

– Моя наставница… она нянчила меня еще в младенчестве, а потом, когда умерла моя мать, растила и воспитывала меня. Она была служанкой матери и, насколько я знаю, ее ровесницей. Матильда знает все обо всем и на удивление умна.

– И вы рассказали ей о прошлой ночи? – Лео даже немного ослабил пояс брюк. Ему вдруг показалось, что сегодня на редкость жаркий день.

– Мне хотелось понять, что случилось. Я не была уверена, что вы расскажете, если я вас спрошу.

– Я скажу вам совершенно точно, что именно произошло, – произнес Лео с холодным ожесточением. – Я позволил себе зайти так далеко, что потерял самообладание. К счастью, мне удалось вскоре овладеть собой, и самого худшего не последовало. Теперь вам лучше всего забыть о прошлой ночи. И прекратите нести чушь про любовь и нашу возможную связь. Впредь вы будете общаться со мной только с приличного расстояния, как и я с вами. Вы слышите меня, Корделия?

Она кивнула:

– Я вас слышу.

– Тогда помните об этом.

Он послал аргамака шенкелями, и конь рванулся вперед рысью, оставив Корделию далеко позади.

Она поняла, что сейчас не следует пытаться догнать его.

Корделии пришлось молчаливо скакать в одиночестве, не отрывая взгляда от прямой спины виконта Кирстона, едущего впереди. Она надеялась, что Лео будет более любезным и общительным, когда они остановились, чтобы передохнуть. Но Тойнет попросила свою подругу составить ей компанию во время пикника на живописном берегу речушки. Лео, увидев, что она сидит в тени деревьев рядом с супругой наследника престола Франции в окружении местных жителей, с облегчением удалился, и Корделия лишь проводила его бессильным взглядом.

Лео шел вдоль цепочки экипажей, лошадей, вьючных мулов и телег. Мысли витали далеко, внимание было рассеяно, и поначалу он даже не услышал за спиной у себя женский голос, окликавший его. Лишь после повторного «Милорд, прошу вас на пару слов» он оглянулся назад.

Высокая угловатая женщина с поредевшими седыми волосами, выбивающимися из-под накрахмаленного чепца, присела перед ним в книксене, но во всем ее облике и манерах не было ничего раболепного. Она посмотрела ему прямо в глаза со спокойным достоинством и скрытым вызовом.

– Меня зовут Матильда, милорд, – представилась она, видя его удивление.

– Ах да, конечно. – Он потер рукой подбородок.

Это была няня Корделии – та самая женщина, которая знала про все случившееся прошлой ночью. Однако в ее взгляде он не мог прочитать осуждения. Хотя Лео не привык думать об отношении слуг к нему, сейчас он с удивившим его самого беспокойством поймал себя на мысли, что не желал бы оказаться среди врагов матушки Матильды.

– Я хотела бы поговорить с вами о Корделии, – сказала та.

Виконт сразу понял, что с таким человеком нет необходимости прибегать к каким бы то ни было уловкам. Он жестом предложил Матильде следовать за ним вдоль берега реки, где было спокойнее.

– Как я понимаю, княгиня Саксонская посвятила вас в события, которые имели место прошлой ночью, – холодно произнес он.

– Я в курсе всего, что происходит с моей девочкой, милорд.

– Понимаю.

– Вам надо знать, милорд, что девочка – вылитая мать. Если она любит, то любит от всей души. И для нее тогда не существует ничего, кроме ее любви.

– Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, – мягко произнес Лео. – Она замужем за князем Михаэлем.

– Ну да, замужем за ним, но любит вас, милорд.

– Неужели вы вместе с Корделией сошли с ума? – Лео в сердцах стегнул стеком по ракитовому кусту. – Что бы она себе ни вообразила, это не может изменить ее положения.

Матильда понимающе кивнула головой:

– Я так ей и сказала, милорд. Но она не имеет обыкновения обращать внимание на то, что ей мешает.

– И, как я понимаю, мое отношение к данному предмету тоже не имеет никакого значения, – заметил он, втянув сквозь зубы воздух.

– Надо думать, вы не поощряли ее глупости?

– Разумеется, нет. Я же не какой-нибудь хладнокровный развратник.

– Тогда вам надо как-нибудь развеять ее заблуждение, милорд. Я сомневаюсь, что она по доброй воле откажется от вас, – без обиняков произнесла Матильда.

Лео поймал себя на том, что его не оскорбил ни совет женщины, ни ее манера выражаться. Она говорила истинную правду. У него было куда больше опыта, рассудительности, воли, чем у шестнадцатилетней Корделии. И уладить ситуацию, в которую они были вовлечены вдвоем, предстояло именно ему. Мельком пришло на ум, что до появления няни задача представлялась ему куда более простой, чем сейчас.

– Я не причиню ей вреда, Матильда.

Она несколько секунд смотрела на него, потом сказала:

– Конечно… конечно, я верю вам, милорд. И это только к лучшему, потому что человек, причинивший вред моему ребенку, причинил бы его и мне.

И добродушная тетушка в этот миг исчезла, сменившись античной фурией с грозным потемневшим взглядом, все знающей и предостерегающей.

Лео едва не отшатнулся от Матильды, ему пришла на ум мысль о колдовстве. Это была не просто заботливая няня, защищающая свою подопечную. Перед ним стояла женщина, ведающая о таких вещах, о которых мужчинам лучше не знать.

– Но и вам было бы неплохо предостеречь ее от неразумных поступков, – грубовато произнес он, едва удерживаясь, чтобы не убежать со всех ног. Потом кивком головы попрощался с ней, повернулся и направился к живописному пикнику.

Супруга наследника престола вернулась к своему экипажу, горько жалуясь Корделии на то, что официальное положение обрекает ее ехать в парадной карете, тогда как Корделия вольна носиться верхом.

– Не такая уж это свобода, Тойнет. Мы не можем обогнать твою карету, поэтому обречены плестись за ней. – Корделия заглянула в окно кареты. – Бедная Люсетта не понимает, почему она должна идти шагом.

– Но ведь между нами ничего не изменилось. – Тойнет недовольно нахмурилась.

Корделия от всего сердца расхохоталась:

– Да нет, изменилось. Тебе предстоит стать королевой Франции, ты помнишь?

Она отступила назад, так как кучер королевской кареты взмахнул бичом, трогаясь с места.

– Пойдемте, Корделия. Мы не можем заставлять людей ждать, – произнес у нее за спиной Лео. Он удерживал на поводу Люсетту, его грум стоял чуть поодаль, держа в руках поводья аргамака. – Позвольте мне помочь вам сесть в седло.

Он подставил сложенные лодочкой ладони и подбросил ее в седло. Улыбка, которой она одарила его, была столь ослепительна, что у него перехватило дыхание.

– Может быть, теперь нам можно ехать вместе? – спросила она совершенно искренне. – Сегодня утром мне было так одиноко.

Она направила свою лошадь бок о бок с его аргамаком, когда они заняли место в процессии сразу же за конным эскортом.

– Мне бы только не хотелось глотать их пыль.

– Мы можем двигаться чуть в стороне, – предложил Лео, тут же приводя свои слова в действие. Корделия последовала за ним.

– Не заключить ли нам еще одно пари на время сегодняшнего прибытия? – Она искоса взглянула на Лео, не скрывая своей радости от его общества.

– И какова ставка на этот раз? – Голос его прозвучал преувеличенно радостно, как если бы он шутил с неразумным ребенком.

Корделия нахмурилась. Такой тон был куда хуже, чем прежний, раздраженный. Она беззаботно пожала плечами:

– О, я не знаю. Я предложила пари, чтобы скоротать время, но не думала, что вы найдете это забавным.

– А какие предметы вы изучали в Шенбрунне? – спросил он бесстрастным тоном, только чтобы поддержать разговор.

К его изумлению, отвечая на дежурный вопрос, Корделия совершенно серьезно и пространно стала рассказывать про философию, начала математики, немецкую и французскую литературу. Девушка оказалась куда более образованной, чем было принято для ее пола, и он поймал себя на мысли, что Михаэль едва ли отнесется с восторгом к этому достоинству своей супруги. Эльвира как-то призналась, что Михаэль с презрением отзывается о «синих чулках», и ей приходится скрывать от него свои интеллектуальные интересы. Тогда Лео не придал этому значения. Многие мужчины с предубеждением относились к образованным и красноречивым женщинам. Он лишь догадывался о том, что сестра имела доступ к библиотеке своего мужа, была вхожа в литературные салоны, которые стали появляться в Париже, и имела представление о современных научных идеях. Эльвира была старше и опытнее Корделии, а также более сдержанной и не такой прямодушной. Сумеет ли Корделия достаточно быстро понять, что с ее стороны было бы весьма разумно не афишировать перед мужем свои познания?

Когда они остановились, чтобы пересечь один из притоков Дуная, Штайр, Лео поручил Корделию заботам грума и отошел переговорить кое с кем из французского посольства. Корделия прогуливалась по берегу реки в обществе грума, бросая время от времени взгляды на массивные кареты, которые медленно, со скрипом двигались по узкому мостику, переваливаясь с боку на бок.

– Корделия!

– Кристиан!

Она обернулась с возгласом восторга. Кристиан неловко сидел верхом на худощавом гнедом иноходце и выглядел далеко не так изысканно, как дома. Впрочем, он никогда и не был настоящим всадником.

– Как я мечтала о том, что ты найдешь меня и мы сможем немного поболтать. Мне нельзя удаляться от моего места в процессии. Протокол. – Она сморщила нос от смеха. – Как я вижу, у тебя все в порядке, ты выглядишь чудесно. Могу я что-нибудь сделать для тебя?

– Нет, ничего не надо. – Кристиан взглянул на красный шар солнца, опускающийся к горизонту на западе. – Сегодня утром нас догнал скороход с известиями из Вены. Он принес мне письмо от Хьюза. Ты помнишь Хьюза, он играл у Полигния на скрипке?

– Конечно, помню, – кивнула головой Корделия. – И что он пишет?

– Там целая история, – сообщил Кристиан с довольной улыбкой. – Наш памфлет наделал шума. Все его читают и перечитывают. Полигний пытается оправдываться, но Хьюз пишет, что люди ему не верят и показывают на него пальцами. Императрица пока еще никак не высказалась, но во дворце только и разговоров, что она думает дать ему отставку.

– Как чудесно! – захлопала в ладоши Корделия. – Эта история станет известна в Париже задолго до того, как мы туда доберемся. Ты сразу же станешь знаменитостью.

Кристиан в задумчивости посмотрел на нее, потом потрепал по морде своего иноходца.

– Я думал о том, что мне, возможно, следует вернуться в Вену. Если Полигнию в самом деле дадут отставку, тогда я мог бы… – Он замолчал, ибо всегдашняя скромность не давала ему закончить фразу.

– Тогда откроется вакансия придворного музыканта, и никто не сможет с большим правом претендовать на нее, чем его лучший ученик, – закончила за него Корделия. Она пожала ему руку. – Милый мой, я желаю тебе самого лучшего. Но мне будет не хватать тебя. Особенно сейчас, когда все так завертелось.

– А что случилось?

– Да это все из-за того, что я влюбилась в виконта, – со вздохом отчаяния произнесла она. – А после прошлой ночи вообще все смешалось…

– И что произошло прошлой ночью? – прервал ее Кристиан.

Корделия почувствовала, что краснеет.

– Понимаешь, произошло такое… Я совершенно случайно забрела к нему в комнату и тут…

– Но он не покусился на тебя? – Глаза Кристиана внезапно вспыхнули недобрым огнем.

– Нет-нет, – поспешила заверить она его. – Ничего подобного не случилось. Но все же… события приняли неожиданный поворот.

Она беспомощно посмотрела на него с печальной улыбкой на губах. Кристиан нагнулся поближе к ней, на его худощавом лице сверкали гневом карие глаза.

– Неужели виконт похитил твою девственность, Корделия? Если это так, то я убью его.

– О нет. Ты не станешь этого делать! – воскликнула Корделия. – Да он и не виноват ни в чем, – добавила она, видя, что Кристиан вот-вот свалится с коня. – Я всего лишь оказалась в неловком положении.

– Доброго вечера, Кристиан. Корделия, ваша очередь переправляться через мост, – донесся до них голос Лео, подошедшего к ним по берегу.

– Надеюсь, вы удобно устроились, Кристиан, – добродушно кивнул он музыканту, приблизившись.

Кристиан, все еще с огнем в глазах, посмотрел на виконта, но румянец гнева уже сошел с его щек.

– Да, благодарю вас, – чопорно произнес он.

– Кристиан рассказывал мне о том впечатлении, которое произвел в Вене наш памфлет, – восторженно произнесла Корделия. – Все развертывается так, как мы и надеялись. Кристиан уже подумывает о том, не следует ли ему вернуться назад и попытаться занять место Полигния.

– Я уже больше об этом не думаю, – заявил Кристиан столь же чопорно, как и раньше. – Я остаюсь с вами.

Строго посмотрев на безмерно удивленного виконта, он ударил иноходца каблуками и унесся вперед. Его обычно грациозное тело сейчас болталось в седле, как мешок с овсом.

– Что это с ним такое? – спросил Лео, беря под уздцы лошадь Корделии и ведя ее к мосту.

Корделия пробурчала что-то неразборчивое и выхватила уздечку из рук виконта. Она понимала, что Лео вряд ли одобрит то, что события прошлой ночи стали предметом обсуждения. И он совершенно не принял бы во внимание ее потребность поделиться с кем-нибудь, будь это даже такой близкий друг, как Кристиан.