Текст книги "Охота за невестой"

ГЛАВА 4

Констанс почувствовала руку Макса на своей талии, как только начала подниматься по лестнице вслед за сестрами. Конечно, это можно было бы принять за нежность мужа, предъявляющего права на жену, но она была не дура и поняла все правильно. Макс очень недоволен.

Он закрыл за ними дверь гостиной. Огляделся, шагнул к секретеру, где лежал экземпляр их газеты. В комнате повисло напряженное молчание, пока он перечитывал статью.

– Напрасно я надеялся, что это всего лишь игра моего расстроенного воображения, – пробормотал он, дочитав статью до конца.

Скатав газету в рулон, он стоял теперь, постукивая ею по бедру, и смотрел на Констанс.

– Конечно, это твоя работа.

Она кивнула.

– Эта статья была написана много недель назад, еще до того, как мы поженились.

– Ради всего святого, женщина, ты совсем лишилась рассудка?

Констанс тотчас же оставила свой покаянный тон:

– Не говори со мной так, Макс. И не употребляй слово «женщина» в столь оскорбительной манере.

Пруденс и Честити переглянулись и сели рядышком на диван, ожидая, что будет дальше.

– А чего ты от меня ожидала? – спросил Макс. – Неужели не могла предупредить, что объявляешь войну Беркли? Это гнусная кампания против достойного и уважаемого человека.

– Погоди, – перебила его Констанс, а обе ее сестры вскочили на ноги.

– В этом Беркли нет ничего достойного. Его не за что уважать, – заявила Пруденс. Ее обычно бледное лицо раскраснелось, зеленые глаза сверкали. – Констанс говорила со всеми тремя женщинами, упомянутыми в статье, и видела их детей. Они буквально голодают.

– Они живут в нищете, – добавила Констанс. – Они не лгали, Макс.

– Ты только представь, что значит быть изнасилованной своим хозяином, забеременеть и оказаться выброшенной на улицу с соответствующей характеристикой, без всяких средств к существованию, – вставила Честити.

Сестры наступали на Макса, и он даже попятился.

– Я его не одобряю, – ответил он, – но это уже слишком. – Он взмахнул свернутой в рулон газетой. – Это атака на личность, такая статья способна уничтожить человека.

– Да, мы готовы его уничтожить, – сухо заметила Констанс. – Он волокита, насильник, обманщик и вымогатель...

– А где доказательства? – спросил Макс.

Пруденс скорчила гримаску:

– Мы располагаем только слухами.

Макс стремительно повернулся и уставился на нее:

– Так это единственное, чем вы располагаете? Слухами? Я думал, у вас больше здравого смысла, Пруденс.

Констанс все поняла и подумала, что не всегда вела себя столь осмотрительно, как сестра.

Пруденс покраснела, но спокойно ответила:

– Мы согласны, что следовало поступить разумнее. И все же нашли адвоката, готового защищать «Леди Мейфэра».

– Да, нашли, – вмешалась Честити.

– Это сэр Гидеон Молверн, – уточнила Пруденс. – Он примет нас в следующий четверг. Ты знаешь такого? – обратилась она к Максу.

Макс ответил вопросом на вопрос:

– И как вы собираетесь сохранить анонимность в суде?

– Пока не знаем, – сказала Констанс. – Надеемся, что сэр Гидеон что-нибудь придумает.

– Да. Так ты его знаешь, Макс? – наседала Пруденс. – Он член «Миддл темпл» и...

– Мне это известно, – бросил зять.

Пруденс посмотрела на старшую сестру. Та лишь пожала плечами. Они ни к чему не придут, если будут конфликтовать с Максом, в то время как нуждаются в его помощи. Ведь он может просветить их по некоторым вопросам.

– Хочешь виски, Макс? – с улыбкой спросила Честити вполне дружелюбным тоном.

Он, прищурившись, посмотрел на нее, потом перевел взгляд на ее сестер: с одной стороны, они жаждали примирения, с другой – пылали негодованием. Неожиданно Макс улыбнулся. Это была победа. Впрочем, редко кому удавалось одержать верх над сестрами Дункан.

– Тебе смешно? – спросила Констанс, заподозрив неладное.

– Это уже второй случай, когда мне удалось одержать победу над вами тремя, – сказал он, еще шире улыбнувшись.

– Ладно, – согласилась Констанс. – Ты повеселился за наш счет. А теперь скажи, что ты знаешь об этом адвокате.

– Вы хоть представляете, во сколько вам обойдутся его услуги? – спросил Макс.

– У нас есть кое-какие запасы, – ответила Пруденс смущенно. Ее близорукие глаза за стеклами очков метали молнии. – Неприкосновенный фонд на случай непредвиденных обстоятельств. Но это тебя не касается, – добавила она и тотчас же пожалела о сказанном. – Прошу прощения. – Она ущипнула себя за переносицу. – Я не хотела быть невежливой. Просто я слишком подавлена.

– Ты не одна в этом деле, Пру, – быстро отреагировала Констанс. – Но тащишь на себе львиную долю забот, связанных с нашим делом.

Пруденс ответила слабой улыбкой:

– Я знаю. Но боюсь даже думать о том, что будет, если мы проиграем.

– Ну, Гидеон Молверн сделает все, чтобы этого не случилось, – успокоил их Макс, понимая, что сестры гораздо больше оценят поддержку, чем изъявление сочувствия. – У него блестящая репутация, он один из лучших адвокатов в «Судебных иннах» и редко проигрывает дела.

Это прекрасно, размышляла Пруденс. Как раз то, что им нужно. Но как, черт возьми, они оплатят его услуги? Пруденс приуныла, что было ей совершенно несвойственно. Даже аванс в пятьдесят гиней они с трудом наскребли. И то благодаря щедрости засидевшихся в девицах доброхоток. Не то пришлось бы ломать голову над тем, что еще заложить.

Сестры Пруденс представляли все сложности чисто теоретически; порой ей казалось, что они не осознают реальности их положения так же ясно, как она. На ней лежала ответственность за финансы семьи. Она была бухгалтером и самой практичной из сестер.

Она не роптала на то, что на нее возложили такую ответственность, но несла эту ношу одна.

– Возможно, все обойдется, – продолжал Макс. – Он выбирает дела придирчиво, может себе это позволить, – добавил он, не поверив в заявление Пруденс о якобы имевшихся в их распоряжении ресурсах. – Случалось, что он брался за дело бесплатно, если оно вызывало у него интерес. – Он заметил, как заблестели три пары зеленых глаз. – Бывало и так, что он договаривался с клиентом о том, что в случае выигрыша получит часть денег от клиента, если тому будет присуждена компенсация от проигравшей стороны.

– Что же, это вполне справедливо, – хмурясь, заметила Пруденс. – За то ему и платят, чтобы выиграл дело.

– Попытайтесь убедить его, что дело интересное, но выиграть его нелегко и что оно заслуживает его внимания.

– Ну, это проще простого, – смеясь, произнесла Констанс. – Дело действительно неординарное, и клиентами его будут три преступницы, желающие сохранить анонимность.

– Эту проблему я предоставляю разрешить вам, леди, – сказал Макс с легким поклоном.

– А сэр Гидеон был удостоен рыцарского звания за заслуги в своей адвокатской практике или титул у него наследственный? – поспешила спросить Пруденс, когда Макс направился к двери.

– Он был посвящен в рыцари после того, как успешно завершил дело, в котором был замешан один из самых сомнительных приятелей короля, – ответил Макс, нажав на дверную ручку. – Ты идешь, Констанс? Нам просто необходимо навестить Летицию.

– Да, – отозвалась она с неохотой. – Давайте встретимся все у Фортнума сегодня днем и выпьем там чаю. А, Пру? А заодно обсудим дальнейшие действия.

Пруденс кивнула.

– Макс, а этот сэр Гидеон выступает только в роли защитника? Или обвинителя тоже?

– Он специализировался на защите.

– Ну, это уже кое-что, – заявила Честити. – Нам остается только убедить его, что несправедливо обвинять в клевете «Леди Мейфэра».

– То есть одну из вас, – подытожил Макс. – Я бы посоветовал вам со всей серьезностью не ходить на свидание с ним всем вместе.

– Почему? – удивилась Констанс. Она стояла перед зеркалом, прикалывая к волосам норковую подушечку, изображавшую шляпку.

Макс колебался, стараясь найти наиболее приемлемый ответ со всей деликатностью профессионального дипломата.

– Он ужасный человек, но не стоит устраивать на него засаду, – сказал он наконец. – Не знаю, как Гидеон относится к женщинам, но готов держать пари, что он никогда не встречал таких, как вы.

– Может быть, стоит отменить нашу встречу? – спросила Констанс с нежнейшей улыбкой, отвернувшись от зеркала. – Думаешь, мы похожи на гарпий?

– Не стоит продолжать этот разговор, Констанс, – решительно произнес Макс, открывая ей дверь. – Я всего лишь высказал свое мнение. Можете принять его к сведению или пренебречь им.

– Полагаю, мы примем его к сведению, – заявила Пруденс. – Да, кстати, имей в виду, Кон: Летиция убеждена, Что ты ночевала в палатке посреди пустыни, что вся кожа у тебя повреждена песчаными бурями, а волосы свалялись от пыли.

– Постараюсь ее разубедить, – отозвалась Констанс.

– Хотелось бы знать, удалось ли вам отведать глазные яблоки овец? – поинтересовалась Честити, провожая сестру и ее мужа вниз по лестнице.

– Боже милосердный! Откуда ты это взяла? – в шоке воскликнул Макс.

– Мы думали, у кочевников Сахары это деликатес, – сообщила Честити.

– Нет, мы их не пробовали, – ответила Констанс очень серьезно. – Макс категорически отказывался пробовать что-либо незнакомое.

– До чего же ты прозаичен, Макс, – упрекнула его Пруденс. – Я думала, что, отправляясь в такую экзотическую страну, как Египет, ты захочешь соприкоснуться в полной мере с ее культурой. Мама бы это приветствовала.

Макс знал по опыту, что единственный способ поставить точку в этой сложной дискуссии – это уйти, и сказал:

– Пойдем, Констанс.

Он взял ее за руку и поспешил вниз по лестнице, в то время как Констанс посылала через плечо воздушные поцелуи сестрам.

– Встречаемся в четыре у Фортнума, Кон! – весело крикнула Честити им вслед. Лицо Пру оставалось непроницаемым.

Честити положила руку ей на плечо.

– Мы справимся с этим, Пру. Должны справиться.

Пруденс вздохнула:

– Знаю. Но если даже Макс, когда речь заходит о правах, считает, что Молверн может быть опасным, то как нам, ради всего святого, иметь с ним дело?

– Да мы сами можем запугать кого угодно. Макс тоже так думает. Особенно ты, – сказала Честити.

– Я? – Пруденс сняла очки и воззрилась на сестру. – Полагаешь, что жребий пал на меня?

– Ну, это совершенно очевидно, – ответила Честити. – Ясно как день.

Нахмурившись, Пруденс принялась размышлять, почему у сестры возникло подобное мнение.

– Сегодня днем мы узнаем, что думает на этот счет Кон. Возможно, она захочет все взяты на себя.

– Она написала эту статью, – сказала Пруденс, но интуиция подсказала, что подвиг придется совершить ей. Убедить сэра Гидеона Молверна в том, что именно она автор статьи. В памяти всплыл его образ. Она видела его всего раз, в тусклом свете холла. И запомнила только его глаза. Серые и очень проницательные. Они излучали сияние и были устремлены прямо на нее. А его голос... он буквально завораживал.

В этот день, отправляясь на встречу с сестрами и идя по Пиккадилли, она ощущала большую уверенность, чем прежде. Честити написала письмо страдающей мисс из Уимблдона, и Пру вышла из дома рано, чтобы заскочить на почту и отправить его. Пруденс наслаждалась прогулкой. Стояла осень, но день выдался прекрасный, хотя и не теплый, и Лондон предстал перед Пру во всей красе. Деревья принимали осеннюю окраску – листья были темно-красными и коричневато-оранжевыми, и в воздухе ощущался слабый аромат жареных каштанов. Пру прошла мимо продавца каштанов и остановилась в нерешительности, искушаемая их ароматом, но она уже находилась в нескольких шагах от чайной Фортнума и едва ли было прилично войти туда с кульком каштанов, свернутым из газеты.

Удастся ли ей убедить адвоката в правомерности дела, столь сомнительного с точки зрения правосудия? Возможно, у них и не было достаточно доказательств их правоты, точнее – их вообще не было, но, пожалуй, именно сейчас настало время их собирать. Эта мысль так поразила ее, что она остановилась как вкопанная. Мужчина, шедший следом за ней, метнулся в сторону, чтобы избежать столкновения, и быстро прошел мимо, бросив на нее удивленный взгляд. Она смущенно улыбнулась и медленно двинулась дальше. Почему они не подумали об этом раньше? Возможно, помешала привязанность отца к его другу. Она поймала себя на том, что вполголоса напевает, и ее охватило незнакомое чувство легкости. Она улыбнулась привратнику, придержавшему для нее застекленные двери, и вошла в широкий мраморный вестибюль чайной. На возвышении играл струнный квартет, а официанты во фраках и официантки в белых наколках с кружевами и оборочками сновали между столиками с тележками, нагруженными кексами и блюдами под серебряными крышками. Кафе было переполнено.

– Миссис Энсор и высокородная мисс Честити Дункан сидят вон там, в дальнем алькове, мисс Дункан. – Метрдотель отвесил ей поклон. – Соблаговолите следовать за мной.

– Благодарю вас, Уолтер.

Пруденс последовала за метродотелем, ловя на себе любопытные взгляды, как и каждый вновь прибывший. Любители чая с нетерпением ожидали скандала. Констанс была обречена стать мишенью для сплетен, поскольку впервые появилась здесь после свадьбы. Ее одежда и общий облик должны были стать пищей для пересудов. Ни один стежок на ее туалете не мог остаться незамеченным. Пруденс улыбалась, кивала знакомым, но не останавливалась.

Ее сестры устроились за круглым столиком, расположенным за колонной. Они замахали ей, как только она вошла в зал.

– Вот и ты, Пру. Мы решили, что лучше нам сегодня не сидеть на виду, чтобы спасти Кон от бесконечных поздравлений и любопытных взглядов.

– Думаю, я уже дала пищу для сплетен, – сказала Констанс, когда Пруденс села на стул, выдвинутый для нее Уолтером.

– Ну, может быть, они обсуждают твое платье, – решила Пруденс. – Оно великолепно. Мне так нравятся эти черные и белые полосы и эти рукава... Буфы наверху и эти пуговицы на запястьях. Пуговицы перламутровые?

– Да. Тебе нравятся? А что скажешь о шляпе?

Констанс подняла черную вуаль с мушками, ниспадавшую на лицо и скрывавшую глаза.

– Сногсшибательно, – согласилась Пруденс. – Эта шляпа совершенно не похожа на ту крошечную норковую, которая была на тебе утром. Мне нравятся эти оранжевые перья на фоне черного бархата.

– Должна признаться, я вполне довольна своим новым гардеробом, – словно оправдываясь, сказала Констанс, снимая перчатки. – Макс набирает силу. И вкусы у него самые авангардистские. Это удивительно для человека со столь консервативными взглядами.

– Он женился на тебе. И этим все сказано, – заметила Пруденс. – Так что вряд ли у него консервативные взгляды.

– Возможно, ты права.

Констанс не переставала улыбаться, щеки ее разрумянились, а глаза сияли.

– Правда, славный денек? – спросила Честити, наливая сестре чай.

Констанс бросила на нее проницательный взгляд, потом смущенно рассмеялась.

– Что, это так заметно?

– Сразу видно, что ты не весь день провела с Летицией.

Констанс попыталась сменить тему и подняла глаза на официантку, уже порхавшую возле их столика.

– Тосты с анчоусами, – сказала Кон. – Мне, пожалуйста, два. А вам? – спросила она сестер, с любопытством наблюдавших за ней.

– Обычно ты ничего не ешь за чаем, – заметила Честити.

– Сегодня я голодна, – заявила Констанс. – Но не тебе меня укорять. Стоит только посмотреть на эту декадентскую смесь у тебя на тарелке!

– О, это изысканно. Попробуй! – Честити окунула палец в малиновый крем и медленно облизала его. – Божественно! Малина с шоколадом. Никак не могу решить, что лучше. Может быть, шоколад с апельсином? Все зависит от того, что я ем в настоящий момент.

– А я предпочитаю каштаны в ванильном сиропе, – заявила Пруденс, равнодушно глядя на тележку с кексами. – Благодарю вас, – обратилась она с улыбкой к официантке, которая налила ей чаю.

– В чем дело, Пру? – спросила Констанс. – Ты смотришь на эти засахаренные каштаны, словно на какую-то редкость.

– Я тут сделала открытие, – отозвалась Пруденс.

– Оно касается нашего дела? – спросила Честити, подавшись вперед.

Пруденс кивнула:

– Просто мне пришла в голову мысль об этом случае с подлогом.

– Продолжай, – ободрила ее Констанс, наслаждаясь ароматом анчоусовых тостов, которые поставили перед ней на блюде.

Пруденс сняла очки и потерла переносицу.

– Когда отец растратил все свое состояние на эти безумные проекты, – начала она, – намереваясь построить в Сахаре железную дорогу...

– И потерял все деньги до единого пенни, – договорила за нее Честити.

– Верно. Он ведь с нами не советовался? А если бы посоветовался с мамой, было бы достаточно одного ее деликатно сказанного слова, чтобы положить этому конец. Но ее уже не было.

– И это верно, – согласилась Констанс, внимательно наблюдая за сестрой.

– С кем же он советовался? – спросила Пруденс, снова водрузив на нос очки. – С единственным человеком, к чьему мнению прислушивался и кто имел на него влияние.

– Это Беркли! – в один голос произнесли сестры.

– Да, Беркли. Он ни на минуту не оставлял отца в покое, утешал и поддерживал его в трудную минуту. Но что, если... – Пруденс понизила голос, – что, если этот Беркли воспользовался горем человека, не отдававшего себе отчета в своих поступках? Что, если он убедил отца принять участие в этом безумном предприятии в корыстных целях?

– Отец сказал, что за всем этим стояла какая-то инвестиционная компания, – хмурясь, возразила Честити.

– Да, – согласилась Пруденс. – Он надеялся получить акции и огромную прибыль уже в первый год.

– Но эта компания обанкротилась, – медленно проговорила Констанс.

– Если она вообще существовала, – возразила Пруденс. Она откинулась на стуле и посмотрела на сестер. – Подделать документы не так уж сложно. Возможно, именно это и сделал Беркли, представив отцу фальшивые бумаги. Готова биться об заклад, что эти документы можно найти среди бумаг отца. Если нам это удастся, мы выйдем сухими из воды. При самом мягком отношении к делу продажа акций Транссахарской железнодорожной компании не что иное, как жульничество.

– Какая же ты умница, Пру, – спокойно согласилась Констанс. – У тебя не только хорошенькое личико, но и отличные мозги.

Пруденс улыбнулась удовлетворенно и даже несколько самодовольно.

– Не знаю, почему нам не пришло это в голову раньше.

– Мы были слишком заняты, – заметила Констанс. – Эта железнодорожная катастрофа подорвала финансы семьи.

– Жаль только, что отец будет выглядеть в этой истории совершенным болваном, выжившим из ума стариком. И на суде станет мишенью для насмешек, – сказала Честити. – Мы-то знаем, что он помешался от горя, но это никого не интересует.

– Может быть, мы могли бы как-то оградить его от унижений, – произнесла Пруденс. – Если нам удастся собрать улики, мы не обязаны сообщать, кто стал жертвой махинации.

– Адвокат может на этом настаивать, – заметила Честити.

– Тебе придется все это изложить ему, когда вы встретитесь, – решила Констанс. – Мы с Чес как раз говорили об этом еще до твоего прихода. Ты лучше разбираешься в финансовых вопросах, чем мы. И нет оснований полагать, что сэр Гидеон не отнесется к твоим доводам с полной серьезностью. Тебя все принимают всерьез, даже когда ты шутишь.

– Это так, – согласилась Честити. – Все в тебе в высшей степени серьезно и рационально, Пру.

– Звучит удручающе скучно, – пробормотала Пруденс. – Будто я какая-то мисс Зануда. Уверена, что произвожу такое впечатление из-за очков.

– Очки ни при чем, – возразила Констанс. – Дело в твоем характере. Мама всегда говорила, что ты мгновенно оцениваешь ситуацию и просчитываешь все варианты задолго до нас. Так что едва ли сэр Гидеон сочтет тебя светской пустышкой, невеждой, у которой в голове только моды и сплетни.

– Уверена, что и к тебе он бы отнесся со всей серьезностью.

– А вот ко мне – нет, – заметила Честити с досадой. – Он принял бы меня за легкомысленную глупышку.

– Чес, – воскликнули сестры, – не говори глупостей!

– Но это правда, – сказала Честити. – Именно такое впечатление я произвожу с первого взгляда. Длится это недолго. Но от первого впечатления зависит все. Я согласна с тобой, Кон. Придется тебе взять на себя эту миссию, Пру.

– Ладно, – сказала Пруденс и съела наконец свои засахаренные каштаны. Тотчас же появилась официантка со своей тележкой, и Пруденс указала на клубничный торт.

– Мне кусочек шоколадного бисквита, – сказала Честити. – А тебе, Кон?

Констанс покачала головой:

– Мне вполне достаточно тостов. Впрочем, возьму еще булочку с заварным кремом и клубничным джемом.

– Вот Дотти Нортроп, – неожиданно сказала Честити. – Они с сэром Джеральдом на площадке для танцев.

– Ах, старая пройдоха! Но здесь она не найдет себе пары. Констанс повернулась на стуле, чтобы получше рассмотреть площадку для танцев.

Дотти Нортроп было за сорок, но одевалась она не по возрасту. Платье для файф-о-клок из кремового муслина украшали кружевные оборки. Слишком большое декольте ей не шло, так же как бледно-розовая соломенная шляпка. Густо сдобренное пудрой и нарумяненное лицо напоминало маску.

– Если она улыбнется, в этой корке из белил и румян образуется трещина, – сказала Констанс без какого-либо намека на недоброжелательство. Это была всего лишь констатация факта.

– Если мы собираемся найти для нее достойного мужа, придется изменить ее внешность, – заявила Пруденс. – Но тут следует проявить максимум такта. Задача не из легких.

– Такт – это по части Чес, – решила Констанс. – Как и умение давать советы безнадежно влюбленным.

– Идеальным кандидатом был бы кто-нибудь вроде сэра Альфреда Робертса, – задумчиво произнесла Пруденс. – Он, конечно, далеко не молод, но не сдается. Однако видно, что одиночество его гнетет. Дотти могла бы скрасить его жизнь.

– Это идея, – согласилась Констанс. – Интересно...

– Я так и знал, что вы еще здесь, – раздался из-за колонны голос Макса, и все три женщины посмотрели на него с удивлением.

– Что ты здесь делаешь, Макс? – спросила Констанс.

– Надеялся выпить чаю. – Он поблагодарил кивком официанта, деликатно подставившего к столику еще один стул. – Ты ешь тосты с анчоусами? – спросил он, указывая на тарелку жены.

– Да, они очень хороши, – ответила она, намазывая густой крем на булочку.

– В таком случае я их доем, раз уж ты принялась за что-то другое.

Макс улыбнулся порхающей официантке, поставившей на стол свежезаваренный чай и еще одну чашку. Он взял кусочек тоста с тарелки жены, Пруденс налила ему чай.

– Я навел кое-какие справки о Молверне в своем клубе. Его манера ведения дел в суде – нечто особенное.

– И что же это? – спросила Пруденс с тревогой.

– Он славится умением сталкивать стороны, – ответил Макс. – Из того, что мне довелось услышать, я сделал вывод, что он кровопийца.

– Мне это совсем не нравится, – сказала Пруденс.

– Попытайся застигнуть его врасплох, – посоветовал Макс. – Удивить чем-нибудь.

– О боги! – пробормотала Пруденс. – Неужели он что-то затевает против меня?

Макс с аппетитом ел тост.

– Вполне возможно, – сказал он. – Меня, конечно, сбросьте со счетов сразу.

Он посмотрел через стол на Пруденс. Вид у нее был удрученный.

– Разумеется, ты будешь в авангарде?

– Мы решили, что она лучше всех справится с этой миссией, – сказала Честити. – Я не выгляжу достаточно серьезной.

– А мне не хотелось бы явиться к нему в качестве твоей жены, – заметила Констанс.

– Весьма тебе признателен, – сухо произнес Макс. – Но Молверн очень скоро разузнает, каковы мои родственные связи.

– Пока их лучше утаить, – сказала Констанс. – Пру сведуща в финансовых вопросах. Производит впечатление умной и серьезной. Ей, как говорится, и карты в руки.

– К тому же я надену очки с самыми толстыми стеклами, – сказала Пруденс, стараясь придать своему тону шутливость и легкость, – и постараюсь выглядеть как можно серьезнее.

– О Господи! На кого ты будешь похожа? Я почти сочувствую Молверну, – заявил Макс.

– Да, действительно, когда Пру напускает на себя серьезный и торжественный вид, с ней невозможно не считаться, – заверила Честити.

В ответной улыбке Пруденс не было уверенности, но развеселившиеся сестры этого не заметили.