Текст книги "Самому себе. Последний дневник"

Я пришел издалека, и, может быть, вы будете столь добры и терпеливы, чтобы поговорить со мной на эту тему».

«Сомнение – это драгоценность. Оно очищает ум. Само по себе то, что вы задаетесь этими вопросами, сам факт того, что в вас имеется зерно сомнения, поможет нашему исследованию. Подвергайте сомнению все, что вам говорили, включая само понятие перерождения, подвергайте сомнению не только христианские верования и догму о воскресении из мертвых, но также и присущее азиатскому миру представление о продолжении существования после смерти. Тот факт, что вы ставите все это под сомнение, дает вам свободу, которая необходима в нашем исследовании. Если вы сможете отбросить все это – не только на словах, но и глубоко внутри, – у вас не останется иллюзий. Необходимо быть абсолютно свободным от любых иллюзий – и тех, которые нам навязали, и тех, которые мы создали сами. Мы можем играть с любыми иллюзиями, но когда мы серьезны, для иллюзий не остается места и вера также не играет роли.

Итак, мы отбросили все это – не временно, нет; мы увидели ложность всего этого. Ум вырвался из ловушки этой лжи, которую человек выдумал о смерти, о боге, обо всех ритуалах, созданных человеческой мыслью. Необходима свобода мнения, свобода суждения; только в этом случае человек может по-настоящему, сознательно, подвергая все сомнению, исследовать смысл каждодневной жизни и смерти – существования и его окончания. Если человек готов к этому, если он желает, – нет, если он подлинно, глубинно заинтересован в том, чтобы познать истину (жизнь и смерть – очень сложная проблема, эта тема требует тщательнейшего изучения), – с чего же ему начать? С жизни или со смерти? С жизни или с прекращения того, что мы называем жизнью?»

«Мне больше пятидесяти лет, и я прожил довольно насыщенную жизнь, интересовался многим, очень многим. Думаю, что хотел бы начать… Я сомневаюсь, я не знаю, с чего было бы правильным начать».

«Я думаю, что мы должны начать с начала жизни, с самого начала существования человека, с начала человеческого бытия».

«Я родился в богатой семье, получил хорошее воспитание и образование. Я занимался бизнесом, и денег у меня достаточно. Сейчас я живу один. У меня была жена и двое детей. Все они погибли в автокатастрофе, и я больше не был женат. Пожалуй, начну с рассказа о своем детстве. Как и любой другой ребенок – из бедной или из богатой семьи, – в период становления личности я был занят самим собой. Когда оглядываешься назад, с удивлением отмечаешь, что эта сущность по имени Дж. Смит тянется из самого раннего детства. Он отучился в школе: развивался, скучал, был агрессивным, упрямым; затем поступил в колледж, затем в университет. У отца был очень прибыльный бизнес, и я тоже устроился в его компанию. Я достиг самых высот карьеры, и когда погибли моя жена и дети, я начал задаваться этими вопросами. Как и любой другой человек в такой же ситуации, я испытал страшный шок и горе – потеря сразу трех близких людей, связанные с ними воспоминания… И когда шок прошел, я начал задумываться обо всем этом, читать книги, спрашивать людей, путешествовать по всему миру, обсуждая этот вопрос с так называемыми духовными учителями, гуру. Я прочитал множество книг, но они не удовлетворили меня. И, если позволите, я предложил бы начать с жизни, такой, какой она у меня была, – с ежедневного формирования моего культивируемого, ограниченного ума. Это и есть я. Видите, именно такой и была моя жизнь. Ничего выдающегося. Возможно, меня можно причислить к верхней прослойке среднего класса; в какие-то моменты моя жизнь была насыщенной и полной удовольствий, а в другие моменты – мрачной, скучной и монотонной. Но смерть жены и детей вырвала меня из всего этого. Я не сошел с ума от горя, но я хочу знать истину, если вообще существует истина о жизни и смерти».

«Как связаны между собой душа, эго, „я“, личность? Как все это появляется, из чего возникает индивидуальность, представление о нашем собственном „я“, отдельном от всех остальных? Как осуществляется этот импульс, это ощущение „я“, самость? Мы будем использовать слово „я“, включив в это понятие личность, имя, форму, особенности, эго. Как зарождается это „я“? Появляется ли оно вместе с определенными чертами, унаследованным от родителей? Является ли это „я“ просто набором реакций? Или же это результат наследования традиций, которым сотни лет? Складывается ли оно из происшествий, из случайных обстоятельств, или же это результат эволюции, медленного, постепенного процесса, в ходе которого „я“ приобретает все больший вес? Действительно ли, как считают некоторые (особенно религиозные люди), внешняя оболочка „я“ содержит в себе душу (это древнее представление, свойственное индуизму и буддизму)? Формируется ли „я“ под воздействием социума, созданного людьми и следующего принципу: „я“ – отдельно, а все остальные люди – отдельно? Каждая из этих версий в какой-то степени истинна, каждая из них содержит определенные факты – действительно, все это составляет наше „я“. И этому „я“ люди придают огромное значение. Самовыражение этого „я“ в демократическом мире называется свободой, а в тоталитарном мире эта свобода подавляется, отрицается и карается. Можно ли сказать, что инстинкт зарождается в ребенке вместе с желанием обладать чем-либо? Животным тоже свойственны подобные импульсы, поэтому вполне возможно, что собственнический инстинкт мы унаследовали от животных. По всей видимости, обладание чем-либо ведет к зарождению „я“. Возникнув из этого инстинкта, из этой реакции, оно постепенно усиливается, укореняется и разрастается. Владеть домом, владеть землей, владеть знанием, владеть определенными умениями – все это движения „я“. И это движение дает нам ощущение, что мы индивидуальности, отдельные от всего остального мира.

Теперь мы можем углубиться в детали. Отдельны ли вы, ваше „я“, от всего остального человечества? У вас отдельное имя, отдельный организм, склонности, отличные от склонностей других людей; возможно, даже талант – делает ли это вас индивидуальностью? Представление о том, что каждый из нас отделен от других, – верно ли оно? А может быть, сама по себе эта идея иллюзорна? Ведь мы разделили мир на отдельные сообщества, нации, но в действительности это лишь замаскированное дикарство. Наша озабоченность тем, что мы сами и наше сообщество отличаемся от остальных сообществ, других людей, – реальна ли она? Конечно, вы можете сказать, что реальна, поскольку вы американец, а другие – нет: они французы, русские, индийцы, китайцы и так далее. Это лингвистическое, культурное, религиозное разделение разрушительно для мира, оно всегда вызывало ужасные войны, неисчислимые потери. Конечно, определенные его грани прекрасны – когда это касается таланта, творческого самовыражения художников, музыкантов, ученых и так далее. Считаете ли вы себя отдельной индивидуальностью с отдельным мозгом, который принадлежит вам и никому больше? Это ваше мышление, и допустим, что ваше мышление отличается от мышления других людей. Но индивидуально ли само мышление или оно является той единственной чертой, которая объединяет всех без исключения – и великих ученых, и самых примитивных и невежественных людей?

Подобные вопросы возникают, когда мы задумываемся о смерти отдельно взятого человека. Итак, назвали бы вы себя индивидуальностью, учитывая все это – имя и форму, собственнические инстинкты, реакции, ощущение отделенности от других, – все то, что поддерживает общество и религия, – и осмысляя это здраво, логически? Это важный вопрос в контексте разговора о том, что же такое смерть».

«Я знаю, к чему вы ведете. У меня есть интуитивное понимание, представление, что, пока я индивидуальность, мое мышление отдельно от мышления других людей; мое беспокойство, моя печаль – это не то же самое, что печали всех остальных людей на земле. У меня есть ощущение – поправьте меня, если я неправ, – что я свожу необъятное и сложное бытие остального человечества к чему-то мелкому, ничтожному. Вы хотели сказать, что я вовсе не индивидуальность? Мое мышление – не мое? И мой мозг не является моим, отдельным от других? Это то, к чему вы ведете? В этом ли состоит ваш вывод, ваше заключение?»

«Если можно, позволю себе замечание: слово „заключение“ здесь не подходит. „Заключить“ означает закрыть, закончить, поставить точку в споре, заключить мир после войны. Но мы ведь ничего не заключаем – мы лишь указываем на что-то; напротив, мы должны уйти от заключений, от окончательных выводов и прочих подобных вещей. Утверждения ограничивают, сужают наш поиск. Но факт – наблюдаемый объективный факт – заключается в том, что ваше мышление идентично мышлению другого человека. Выражение ваших мыслей может быть разным; если вы артист, вы можете выражать нечто определенным образом, а другой человек, не артист, может выражать это совершенно по-другому. Вы оцениваете, делаете выводы на основании этого выражения и, исходя из него, проводите различие: это артист, а это – футболист. Но и вы, артист, и он, футболист, – вы оба мыслите. И артист, и футболист переживают, страдают, испытывают боль, разочарование, страх; один верит в бога, а другой нет, один религиозен, а другой нет, но эти вещи присущи всем людям, несмотря на то что отдельный человек может думать, что он-то вовсе не таков. Вы можете думать, что ваша печаль совершенно не такая, как печаль другого человека, что ваше одиночество и отчаяние – полная противоположность одиночеству и отчаянию других людей. Наша традиция такая-то, наша обусловленность такая-то, нас учили так-то и так-то – я араб, ты еврей и так далее. И из этого разделения возникает не только индивидуальность, но также и коллективные расовые предубеждения. Когда отдельный человек отождествляет себя с сообществом, с нацией, расой, религией, это неизбежно вызывает конфликты между людьми. Это закон природы. Но мы задумываемся лишь о последствиях этих конфликтов и войн, а не об их причинах, мы не думаем о причинах разделения.

Итак, мы не утверждаем, не делаем заключений, а просто указываем на то, что вы, сэр, – часть всего человечества на глубинном психологическом уровне. Ваши реакции такие же, как и у всех остальных людей. Ваш мозг – не ваш, он эволюционировал веками. Вы воспитаны как христианин, вы верите в определенные догмы и ритуалы; у другого человека может быть другой бог и другие ритуалы, но все это определяется мышлением. И мы, глубоко исследуя этот вопрос, выясняем, существует ли вообще индивидуальность. Мы – это человечество как единое целое, мы – все люди на Земле. Это не какое-то фантастическое, романтическое утверждение – это необходимо учитывать в контексте разговора о том, что такое смерть.

Что же вы думаете обо всем этом, сэр?»

«Должен признаться, все эти вопросы ставят меня в тупик. Я не знаю точно, почему я всегда считал себя отдельным от вас или от любого другого человека. То, что вы говорите, кажется мне правильным, но я должен обдумать все это. Мне нужно время, чтобы свыкнуться с тем, что вы мне сказали».

«Время – враг восприятия. Если вы собираетесь обдумывать то, о чем мы говорили, спорить с самим собой, обсуждать и анализировать то, о чем мы вместе беседовали, это займет время. А время – это совершенно новый фактор в восприятии истины. Впрочем, предлагаю пока отложить этот разговор на какое-то время».

Мой собеседник вновь пришел через пару дней. Он казался более спокойным и вместе с тем заинтересованным. Утро выдалось облачное; собирался дождь. В этих краях дожди особенно желанны, поскольку за горами раскинулась гигантская пустыня, и из-за этого ночи здесь очень холодные.

«Я поразмышлял пару дней и снова пришел к вам. Мой дом стоит у моря, я живу в нем один. Это типичный домик, каких много у самого моря: прямо перед домом пляж, за ним синеет Тихий океан; по пляжу можно идти и идти много миль. Я подолгу гуляю – иногда утром, иногда вечером. После нашей беседы, которая состоялась два дня назад, я пошел гулять по берегу моря и ушел далеко, на пять миль или больше. Потом я решил вернуться и снова встретиться с вами. Вначале мне было очень неуютно. Я не мог понять, что вы говорите, на что хотите мне указать. Хоть я и скептически отношусь к подобным вещам, я позволил вашим словам проникнуть в мой ум. Не то чтобы я внутренне принял или отверг это, нет, просто ваши слова заинтриговали меня. Я не случайно использовал слово „позволил“ – я действительно позволил вашим словам войти в мой ум. Немного поразмыслив, я сел в машину, проехал вдоль берега, а затем повернул прочь от моря – к вам. Здесь, в долине, так красиво, я так рад, что застал вас дома! Вы не против, если мы продолжим нашу беседу, которую начали два дня назад?

Если я правильно понял, вы указывали на то, что традиция, вековая обусловленность нашего мышления, может стать причиной укоренившейся фиксации – идеи, которую человек принимает как должное, не задумываясь. Эта идея – представление о том, что мы являемся индивидуальностями, отделенными друг от друга. Я думал об этом; я употребляю слово „думал“ в его обычном смысле: я размышлял, рационализировал, задавал себе вопросы, вел спор сам с собой; это была дискуссия с самим собой, долгий диалог. В конце концов я, как мне кажется, понял, о чем была речь. Я вижу, что мы сделали с этим прекрасным миром, в котором живем. Я вижу всю последовательность исторических событий. После некоторых метаний я осознал всю глубину и истинность ваших слов. Если у вас есть свободное время, мне хотелось бы глубже рассмотреть этот вопрос. Как я уже говорил, изначально я пришел к вам, чтобы узнать, что такое смерть. Но теперь я понимаю, как важно познать самого себя и, если можно так выразиться, через врата знания себя прийти к знанию смерти».

«Как мы уже говорили два дня назад, солнце светит для всех и его свет принадлежит всем людям, всему человечеству [он этого не говорил]; этот свет не является моим или вашим. Эта энергия, дарующая жизнь, общая, одна на всех. Красота заката принадлежит всем, кто внимает ей. Закат – это не то, что могут наблюдать лишь немногие в одной части света; закат солнца един для всех. И наше сознание, включающее в себя наши реакции и действия, наши идеи, представления и образ мышления, страхи, удовольствия, идеологию, веру и суеверия, почитание того, что мы создали по своему образу и подобию, нашу боль, наши печали и сожаления, – свойственно всем людям на Земле. Когда мы страдаем, нам кажется, что это страдание уникально, присуще только нам. Мы закрываем глаза на страдания всего остального человечества. Точно так же мы воспринимаем удовольствия – как нечто личное, только наше и больше ничье. Мы забываем о том, что люди – и мужчины, и женщины – во все времена испытывали невыразимые страдания. Эти страдания – та твердь, на которой стоим все мы; это доля всего человечества.

Итак, наше сознание на самом деле не принадлежит вам или мне: оно развивалось, росло и накапливалось много, много веков. Это сознание включает в себя веру, богов, все ритуалы, придуманные человеком. В действительности это лишь работа мысли: все содержимое сознания создано мыслью – поведение, поступки, культура, вдохновение; вся наша деятельность – это деятельность человеческой мысли. Это сознание и есть «я», эго, личность и так далее. Я считаю, что необходимо понять это не на концептуальном, логическом уровне, а на самом глубинном; это естественный процесс, сама наша суть, как кровь, которая течет в каждом из нас и является частью нас. Когда человек это осознаёт, он начинает ощущать огромную ответственность. Отныне мы в ответе за все, что происходит в мире, пока не изменится наше сознание. Пока существует страх, стремление к успеху, различные нации и все прочее, мы остаемся частью человечества, частью человеческого механизма.

Очень важно понимать следующее: „я“ собирается воедино мыслью. Мысль, как мы уже говорили, не принадлежит вам или мне; мышление не является индивидуальным. Мышление – общее для всех людей. И теперь, когда мы действительно глубоко осознали важность этого, можно разобраться, что значит „умереть“.

Наверняка вам в детстве случалось наблюдать за течением ручейка в узком ущелье. Вы бросаете что-то в ручей, например веточку, и бежите вслед за ней: вниз по склону горы, снова вверх, перепрыгиваете через расщелину, чтобы не упустить свою веточку из виду. А ручей бежит все быстрее и быстрее, и вот ваша веточка достигает водопада и исчезает. Это и есть наша жизнь.

Что такое „смерть“? Что означает это слово, что за тревожное ощущение беды оно несет в себе? Похоже, мы не способны с этим смириться».

Среда, 16 марта 1983 г.

(Продолжение диалога, начавшегося 15 марта)

«Человек убивает человека по разным причинам. Он убивает из религиозных соображений, из чувства патриотизма; убивает ради мира, убивает в ходе специально организованной войны. Таково человечество – мы без конца убиваем друг друга.

Вы задумывались обо всех этих убийствах, о горе, которое переживает человечество – о безмерной скорби, о слезах и боли, о зверствах и ужасе, сопровождающих человечество много веков? Все это продолжается в наши дни. Мир болен. Политики, будь они левые, правые, центристы или поборники тоталитарного режима, не стремятся к миру. Каждый из нас в ответе за это, и наша задача – увидеть тот день, когда убийства прекратятся и мы будем жить на земле, на нашей общей земле, наслаждаясь миром и ее красотой. Это огромная трагедия, которую мы не хотим видеть или не хотим исправлять. Мы оставляем это решать специалистам, но каждый такой «специалист» несет смерть, подобно ядовитой змее или бездонной пропасти.

Итак, давайте пока забудем обо всем этом и попробуем разобраться, что же такое смерть. Что по-вашему значит „умереть“?»

«Для меня смерть – это внезапное прекращение существования всего, чем я являюсь и чем я был, из-за болезни, несчастного случая или старости. Конечно, я много читал и разговаривал с людьми из Азии, с индийцами, которые верят в реинкарнацию. Я не знаю, правда это или нет, но, насколько я сам могу понять, смерть означает прекращение существования живого существа; смерть дерева, смерть рыбы, смерть паука, смерть моей жены и детей – это внезапное прекращение, исчезновение того, кто только что был живым, со всеми его воспоминаниями, идеями, страданиями, тревогами, радостями и удовольствиями; того, кто вместе со мной любовался закатом… Все это в одночасье исчезает. И когда вспоминаешь обо всем этом, ты не просто чувствуешь боль, но также осознаёшь свою неполноту, свое одиночество. Мысль о разлуке с женой и детьми, с теми, ради кого ты трудился, кого лелеял, о ком всегда помнил, к кому был привязан, и боль от этой привязанности… Все это – и не только это – внезапно прекращает существовать. Я думаю, что именно это и подразумевается под „смертью“. Для меня смерть – прекращение существования.

В моем домике у моря на пианино стоит фотография моей жены и детей. Мы вместе играли на пианино. Фотография хранит воспоминания о них, но больше нет их живого присутствия, реальности их бытия. Воспоминания могут причинять боль или приносить радость, но радость меркнет, ее затмевает скорбь. Вот это для меня и означает смерть.

У нас была прелестная персидская кошка – очень красивая. Однажды утром она умерла, мы нашли ее мертвой на веранде. Вероятно, она съела что-то ядовитое. Она лежала там – безжизненная, пустая оболочка, которая никогда больше не замурлыкает. Это и есть смерть – окончание долгой жизни или окончание короткой жизни едва появившегося на свет младенца. У меня был росток, который по всем прогнозам должен был вырасти и стать большим деревом. Но какой-то невнимательный прохожий наступил на него – и он уже никогда не вырастет в огромное дерево. Это тоже смерть. Окончание дня – дня, который был скучным или наоборот, насыщенным и прекрасным, – тоже можно назвать смертью. Начало и конец».

«А что же такое жизнь, сэр? С момента рождения до момента смерти – что есть жизнь? Очень важно понять, как мы живем, почему все эти века человеческой истории привели нас к тому, что мы живем именно так. Если жизнь – сплошная борьба, это ведь вы сами выбрали так жить, сэр, разве нет? Конфликты, страдания, радость, удовольствие, беспокойство, одиночество, депрессия, а еще труд – мы работаем, работаем, работаем, для других и для себя; мы озабочены самими собой, иногда щедры, иногда завидуем, сердимся, стараемся побороть гнев, наконец даем ему волю и так далее. Это мы и называем жизнью: слезы, смех, печаль, почитание чего-то, что мы сами придумали; существование во лжи, иллюзиях и ненависти, усталость от всего этого, скука, пустота – вот наша жизнь. Не только ваша – такова жизнь всех людей на этой земле; вся она проходит в надеждах на то, что можно убежать от всего этого. Поклонение, боль, страх – этот процесс продолжается с древних времен до наших дней. Труд, невзгоды, страдания, смятение, нерешительность, а также радость и смех – все это часть нашего бытия.

А окончание всего этого называется смертью. Смерть кладет конец всем нашим привязанностям, и поверхностным, и глубоким. Привязанность монаха, санньясина, привязанность домохозяйки, привязанность к семье – все формы привязанности прекращают свое существование в момент смерти.

С этим связано несколько вопросов. Один из них – вопрос бессмертия. Существует ли бессмертие? Подразумевается, что „смертный“ – это тот, кто знает смерть; а есть ли то, что не умирает? То, что существует за пределами времени и не знает конца, – бессмертно. Мое „я“ – бессмертно ли оно или же оно знает смерть?

„Я“ никогда не сможет стать бессмертным. Это „я“ со всеми его атрибутами формируется с течением времени, которое есть мысль; по этой причине „я“ не может быть бессмертным. Можно придумать идею бессмертия – образ, бога, картинку – и держаться за нее, и черпать в ней утешение, однако это не будет бессмертием.

И второй вопрос, чуть более сложный: возможно ли жить со смертью? Жить не скорбя, не практикуя какую-либо форму саморазрушения. Почему мы отделили смерть от жизни? Смерть – это часть нашей жизни. Это часть нашего бытия – умирание и жизнь, жизнь и умирание. Они неотделимы друг от друга. Зависть, гнев, печаль, одиночество, а также удовольствия, выпадающие на нашу долю, – все, что мы называем жизнью, и то, что мы называем смертью… Зачем отделять их друг от друга? Почему мы считаем их такими далекими друг от друга, далекими во времени? Мы принимаем смерть старика. Это естественно. Но когда в результате несчастного случая или от болезни умирает молодой человек, это вызывает у нас протест. Мы говорим, что это неправильно, что так не должно быть. Мы всегда разделяем жизнь и смерть. Это проблема, которую мы должны изучить и понять, более того, мы не должны считать ее проблемой. Мы должны просто увидеть ее, осознать, что за ней стоит, не обманывая себя.

Еще один вопрос – это вопрос времени: время задействовано в жизни, обучении, накоплении, действии и в окончании времени, каким мы его знаем, то есть во времени, которое отделяет жизнь от ее завершения. Когда есть разделение на „здесь“ и „там“, отделение того, что есть, от того, что должно быть, в этом всегда участвует время. Поддержание этого разделения между тем, что называется смертью, и тем, что называется жизнью, – для меня самый главный фактор.

Если существует это разделение, это разграничение, то существует и страх. И тогда существует усилие по преодолению этого страха, поиск удобства, удовлетворения, ощущения, что жизнь не прервется. (Мы сейчас говорим не о материальной или технической сфере, а о сфере психологии.) Время составляет наше «я», мысль поддерживает эго – «я». Если бы только человек мог по-настоящему осознать значение времени и разделения, психологического противопоставления одного человека другому, одной расы другой расе, одного типа культуры другому типу культуры! Это разделение, разграничение обусловлено мыслью и временем, так же как жизнь и умирание. И чтобы жить со смертью, требуется глубинное изменение всего нашего мировоззрения. Положить конец привязанности, отбросив время и побудительные стимулы, – вот что значит умереть при жизни.

В любви нет времени. Это не то, что моя любовь противопоставляется вашей. Любовь не бывает личной; человек может любить другого человека, но когда эта любовь сужена, ограничена одним человеком, она перестает быть любовью. Когда есть настоящая любовь, нет никакого разделения временем, мыслью, всем тем, из чего состоит жизнь, никакими трудностями и горестями, неуверенностью, неопределенностью, завистью, ревностью, беспокойством. Необходимо уделять огромное внимание времени и мысли. Не то чтобы человек должен жить только в настоящем, это было бы совершенно бессмысленно. Время – это прошлое, видоизмененное и продолжающееся в качестве будущего. Это континуум, и мысль держится, цепляется за него. Она цепляется за то, что она сама собрала и создала.

И еще один вопрос. Каждый человек является представителем всего человечества; вы – не просто представитель человечества, вы и есть все человечество. Вы есть мир, и мир есть вы. Так что же будет, когда вы умрете? Когда умирает человек – вы или кто-то другой, – вы есть проявления этого гигантского потока человеческих действий и реакций, потока человеческого сознания, поведения и так далее; вы принадлежите этому потоку. Человеческий ум, человеческий мозг сформирован этим потоком, и пока мы обусловлены жадностью, завистью, страхом, удовольствиями, радостью и всем остальным, мы – часть этого потока. Ваш организм может прекратить свое существование, но вы принадлежите этому потоку: пока вы живете, вы есть этот поток. Этот поток, изменяющийся, то замедляющийся, то ускоряющийся, то глубокий, то мелкий, зажатый между двумя высокими берегами, прорывающийся сквозь узкое место, вливающийся в огромный океан, – пока вы принадлежите этому потоку, свободы нет. Нет свободы от времени, от сомнений, от страданий, которые причиняют вам все ваши накопленные воспоминания и привязанности. И только когда прекращает существовать этот поток – не когда вы выходите из него и превращаетесь в нечто иное, а когда он прекращается, – только тогда открывается совершенно иное измерение. Это измерение нельзя описать словами. Прекращение существования при отсутствии любых побудительных стимулов – вот смысл умирания и жизни. Истоки рая – в жизни и умирании».

Четверг, 17 марта 1983 г.

Утром были очень низкие облака. Ночью шел дождь, не очень сильный, но он оживил землю, напитал ее влагой. В такое утро, когда горы парят в облаках, странным и безумным кажется то, сколько энергии человек потратил на этой земле на развитие технологий за последние пятьдесят лет, то, что он загрязнил все реки на этой земле, и то, сколько энергии он потратил впустую на свои нескончаемые утехи.

Этим утром на веранде время – это что-то неблизкое человеку – время как движение, как перемещение из одной точки в другую, время, нужное для изучения, для действия, время как средство для превращения одного в другое в потоке нашей повседневной жизни. Очевидно, что время необходимо для того, чтобы выучить язык, чтобы научиться чему-то, построить самолет, собрать компьютер, объехать земной шар; время юности и время старости, время заката солнца и время восхода солнца, неспешно поднимающегося из-за горы; длинные тени, медленный рост дерева; время, нужное для того, чтобы стать хорошим садовником, хорошим плотником и так далее. В материальном мире, где нужно совершать действия, время полезно, время необходимо для того, чтобы научиться чему-либо.

А может, мы переносим то же самое применение времени в психологический мир? Может быть, мы проецируем такой образ мышления, такое представление о действии и обучении на тот мир, который находится у нас под кожей, в область души, как надежду, как процесс становления кем-то, как самосовершенствование? Это звучит абсурдно – изменение, превращение одного в другое, превращение того, что есть, в то, что должно быть. Люди считают, что для превращения всего этого сложного феномена жестокости в не-жестокость нужно время.

Когда сидишь в безмолвии и одиночестве, глядя на раскинувшуюся долину, широкую и длинную, кажется, что ты можешь сосчитать ряды апельсиновых деревьев, прекрасных, ухоженных садов. Чтобы видеть красоту земли, этой долины, не нужно время; однако оно необходимо, чтобы перенести свое восприятие красоты на холст или превратить в стихотворение. Возможно, мы используем время как способ убежать от того, что есть, от того, чем мы являемся, от того, какое будущее ждет нас самих и все остальное человечество.

В психологическом измерении время – враг человека. Мы хотим, чтобы душа развивалась, росла, расширялась, самореализовывалась, превращалась в нечто большее, чем она является. Мы никогда не задаем себе вопрос о правомерности такого желания, самой этой идеи; мы легко и даже с радостью принимаем как должное, что душа может развиваться, расцветать, и что когда-нибудь наступит покой и счастье. Но в действительности никакой психологической эволюции нет.

С цветка на цветок перелетает птичка колибри, яркое пятно в этом приглушенном свете, – столько живости в этом крошечном существе! Движение быстрых крыльев так фантастически ритмично, без сбоев, порой кажется, что эта птичка может летать задом наперед. Как удивительно наблюдать за ней, видеть ее изящество, ее яркое оперение, восхищаться ее красотой – красотой крошечной, стремительной птички, которая только что была здесь – и вот уже исчезла. А на телефонном проводе сидит пересмешник. Еще одна птица сидит на вершине дерева, обозревая весь мир. Она неподвижно сидит уже с полчаса, наблюдая и лишь вращая своей маленькой головкой, чтобы убедиться, что ей ничто не угрожает. Наконец улетает и она. Облака начинают уплывать, открывая взгляду горы – как зелены эти горы!

Как мы уже говорили, психологической эволюции нет. Душа не может чем-то «стать», не может «вырасти» и превратиться в то, чем она не является. Тщеславие и высокомерие не могут превратиться в более «хорошее» высокомерие, а самовлюбленность, свойственная всем людям, не может эволюционировать и еще более утверждаться в своей природе, становиться еще более «самовлюбленной». Даже страшно осознавать, что все будущее содержится в одном слове «надежда». Это движение от того, что есть, к тому, что должно быть, – иллюзия; на самом деле это ложь, если можно так выразиться. То, что человечество повторяло веками, мы принимаем как данность, но когда мы начинаем задавать вопросы, сомневаться, мы можем явственно увидеть природу и структуру души, эго, «я», если мы действительно хотим видеть это, а не спрятаться за каким-нибудь придуманным образом или нагромождениями слов. Это «я» никогда не сможет стать более хорошим «я». Оно будет пытаться; оно думает, что сможет, но это «я» остается существовать в тонких формах. «Я» прячется под различными одеждами, в множестве структур; время от времени оно видоизменяется, но всегда остается тем же самым «я» – разделяющей, эгоцентричной функцией, воображающей, будто однажды она сделает себя тем, чем сейчас не является.