Книга: Там, где свет. История первой леди США - Джилл Байден

Книга очень насыщенная информационно. 6 часов слушала 6 дней, настолько хотелось размышлять над написанным Джилл.

Джилл Байден - светлая солнечная женщина с приятными поступками. Она учительница. Не трофейная жена, но рабочая лошадка. Но как в любом хорошем человеке, в ней, к сожалению, нет интриги. Но всё равно книга очень позитивная, и это с лихвой возмещает недостающую местами увлекательность.

В работе преподавателя есть нечто глубоко оптимистическое. Мы берем лучшее, что есть у человечества: знания, мудрость, мастерство и искусство, накапливаемые веками, – и передаем это следующим поколениям с надеждой, что они продолжат строить, продолжат делать этот мир лучше. А еще это разговор с нашими прошлыми и будущими «я», способ сказать: «Посмотрите, что мы сделали! А что вы будете с этим делать?»

У Джо уже было двое детей, когда он познакомился с Джилл. Его первая жена погибла в автокатастрофе вместе с его ребёнком, годовалой дочерью. И вот Джилл взяла на себя роль мамы двух маленьких мальчиков, хотя ей самой было всего 24 года.

Когда мы с Джо поженились, я сказала ему, что наша семья является полной в том виде, в каком она есть. У нас было двое потрясающих мальчишек, и я не хотела больше детей. Я была занята мальчиками и своей миссией по встраиванию в их жизни.

Я перестала чувствовать себя некомфортно в рамках таких не самых приятных аспектов материнства, как, например, приучение детей к дисциплине. Я больше не боялась, что, рассердившись из-за разорванного свитера или отправив кого-то в комнату думать над своим поведением из-за проступка в школе, я испорчу наши отношения. Ведь это именно то, что должны делать родители.

Но потом она передумала и решила родить одного ребёнка.

Один из самых сложных моментов, когда ты имеешь дело с младенцем, состоит в том, что он постоянно меняется. Ты неделями или даже месяцами усиленно учишься его кормить, успокаивать или просто укладывать спать. Ты придумываешь какие-то хитрые способы: вот так надо пеленать, вот такую песню спеть, – и получаешь несколько благословенных мгновений покоя. Но потом, когда тебе кажется, что ты наконец к нему приноровилась, ты просыпаешься – и видишь другого ребенка. И вот Эшли уже не хочет, чтобы ее бережно заворачивали в одеяло, – она хочет ерзать и размахивать руками. Теперь она ненавидит некогда любимую еду или игрушку и, получая ее, лишь начинает сердиться. Необходимость постоянно подстраиваться раздражает, но в то же время ты понимаешь, что изменения неизбежны.

Джо Байден – редкостный чудак, когда дело касается политики, особенно внешней, ведь он совсем не принимает во внимание ничьих желаний и мнений, кроме своих собственных. И он такой же редкостно трогательный семьянин, всегда учитывающий каждое желание своих близких. Его первая жена хотела пятерых детей, а он не хотел больше одного – но всё равно он согласился на пятерых, и первая жена успела одного за другим в течение меньше чем трёх лет родить троих, пока не погибла в автокатастрофе вместе с третьим ребёнком.

Его вторая жена, выходя за него замуж, не хотела детей, и они с Джо согласились, что двоих детей от предыдущего брака Джо вполне достаточно. Но как только она захотела собственного ребёнка, он немедленно согласился, хоть и безо всякого энтузиазма.

Вообще, в книге много всяких интересных мыслей.

Джо всегда видел во мне силу, которую я и сама не всегда замечала. Он знал, что моя нервозность, связанная с необходимостью публичных выступлений, во многом проистекает из чувства незащищенности. Но также Джо понимал, что у меня достаточно сил, чтобы принять вызов, и он хотел дать мне шанс использовать свой голос. В тот год он попросил меня отправиться в путь. «Джилли, – сказал он, – ты нужна мне. И я знаю, что ты сможешь». Я нервничала каждый раз, выходя на сцену, но во время этого предвыборного турне я сделала одно открытие: говорить не так страшно, когда я действительно этого хочу. Я верила, что Джо – лучший кандидат. Я горела желанием рассказать его историю и убедить людей, что он достоин этой работы. Я была там не просто потому, что должна была это сделать. Заменять его и делиться своим видением было моей привилегией.

Увидела, что книги Джо и Джилл в одном месте не сверили. Джо утверждает в своей книге, что Джилл не знала о том, что он был сенатором, и что он не знал о том, что Джилл была девушкой с рекламного плаката в аэропорту, а её телефон он получил случайно от брата, у которого он был. А Джилл пишет, что она прекрасно знала, что Джо был сенатором, и что они познакомились, поскольку когда Джо увидел плакат в аэропорту, то сказал своему брату, что с такой девушкой хотел бы встречаться, и Фрэнк разыскал для него её номер.

Похихикала над тем, как похожа жизнь в разных странах.

Примерно в три часа утра 8 июня 1981 года у меня начались схватки. Я разбудила Джо, но он проходил через это уже трижды, а потому мог сохранять спокойствие. Он лучше меня знал, сколько времени может занять этот процесс, особенно в первую беременность. «Ладно, – сказал он, – иди спать». Я не могла лечь спать. Я рассудила, что могу заняться чем-то полезным, поэтому встала, приняла душ и завила волосы на термобигуди. Что тут скажешь? На дворе были 1980‐е, и я не хотела выглядеть растрепанной в один из самых важных моментов своей жизни.

В очередной раз удивилась тому, как плоха американская медицина.

Сначала у Джо Байдена врачи в течение трёх лет не могли диагностировать 2 аневризмы. Говорили, что голова болит и сознание он теряет из-за стресса. И только когда одна из аневризм прорвалась и в спинномозговой жидкости нашли кровь, врачи начали понимать, что, кажется, что-то не так. Но вместо того, чтобы лечить, сенатора Байдена стали… соборовать. Доктор сказал, в морг, значит, в морг. Жена еле отбила его у священника и сама стала искать врачей по всей стране.

Делая операцию Джо, врачи задели ему центры кратковременной памяти, и он стал всё забывать.

А также вызвали у него лёгочную эмболию – смертельно опасное состояние, когда тромб отрывается и попадает в лёгочную артерию – и сказали, что та боль в груди, которую он чувствует, это просто изжога. После того, как он стал задыхаться, его госпитализировали и нашли наконец эмболию.

А у матери Джилл врачи ошибочно диагностировали... рак! А потом ОШИБОЧНО удалили 85 процентов желудка и в довершение всего неправильно сшили кишечник!

Это началось с дискомфорта в желудке, и у нее диагностировали рак. Доктор сказал, что ей нужно удалить 85 процентов желудка. После операции и всю следующую неделю в госпитале боль не ослабевала. Какое-то время она находилась в отделении интенсивной терапии, но и после этого ей было настолько плохо, что она даже не могла сесть в постели. Я приехала в Пенсильванию, чтобы навещать ее почти каждый день, и, увидев, как она цепляется от боли за края кровати, сказала отцу: «Папа, так не должно быть. С мамой что-то не так». «Я тоже так думаю», – ответил он. Я отправилась в кабинет доктора и настояла, чтобы он пришел и еще раз осмотрел маму. Увидев, как она страдает, он решил провести повторную операцию, чтобы понять причину. Как выяснилось, он случайно перекрутил ее кишечник, когда помещал его обратно в брюшную полость, – это и вызывало адскую боль. Но вскоре нам сообщили еще одну, гораздо более невероятную новость: у нее никогда не было рака. В больнице перепутали анализы мамы и другого пациента – женщины, у которой действительно был рак. Операции, постоянная боль – все это было результатом бюрократической ошибки. После этих событий моя сердечная, веселая, стойкая мама начала превращаться в тень самой себя. Она могла съедать порцию только размером с собственный кулак и с каждым днем худела и слабела. Я с трудом узнавала в ней женщину, которая была рядом со мной всю мою жизнь.

Понравилось, что она и Джо сами планируют свою жизнь. Они проактивны, а не реактивны. Это даёт силу.

Каждый год 18 декабря, в день аварии, мы ставили мир на паузу. Джо оставался дома, а дети шли в школу позже обычного. Сначала мы все вместе ехали на службу, которая начиналась в семь утра, в церковь Святого Джозефа в Уилмингтоне. После этого Джо с сыновьями шли на кладбище, а я ехала домой и готовила кофе, бейглы, фруктовый салат и йогурт на всю семью: приходили Вэл, Джек, Ма-Ма, папа и все, кто еще хотел прийти. Джо говорил мне, что Нейлия любила белые розы, поэтому я покупала венок и три белые розы с гипсофилами: по одной для Джо, Хантера и Бо. Все это я складывала в багажник машины Джо, чтобы ему не нужно было ни о чем думать. Когда они приезжали на кладбище, то могли просто провести эти минуты вместе, лишь со своими воспоминаниями.

Понравилось, что хотя Джилл и любит свою страну, она не стесняется осуждать её политиков. Вообще, это потрясающе, когда осуждение политиков и политических устоев страны не клеймится в обществе как -фобия. Вот она, настоящая свобода слова.

Она осуждает призыв на военную службу, к тому же по лотерее.

Был морозный вечер понедельника 1969 года, мы с друзьями из колледжа собрались вокруг маленького телевизора в квартире в Ньюарке, Делавэр. Мы в напряженной тишине наблюдали, как люди в темных костюмах занимают свои места вокруг большой стеклянной чаши. Один из них, опустив руку в чашу, вытащил синюю капсулу в форме пилюли и передал ее другому человеку в костюме. Тот открыл ее, развернул вложенную в нее бумажку и громко прочитал: «Четырнадцатое сентября». Впервые со времен Второй мировой войны молодых людей таким образом отбирали на военную службу с вероятностью участия в боевых действиях во Вьетнаме. Это была лотерея: тех, кто родился 14 сентября, в 1970 году призывали первыми, с призывным номером 001. Мы подбадривали друг друга, пока все новые и новые бумажки прикреплялись к доске. Парню, с которым я встречалась, выпал номер 042, а еще паре наших друзей – более поздние номера. Было невозможно вообразить, что жизни людей зависят от этих клочков бумаги, заключенных в жалкие пластиковые капсулы, – они казались слишком маленькими, чтобы вместить в себя будущее такого количества людей.

Она осуждает расстрел в Кентском университете.

Меня воспитывали в вере в высокие моральные качества нашего народа. Но все, что я могла видеть в вечерних новостях, это было равнодушное отношение к жизни – к жизни тех людей, которые гибли на бессмысленной войне, к жизни молодых людей, которые противостояли своему правительству, требуя мира, к ни в чем не повинным семьям в далекой стране, вовлеченным в геополитические игры.

Я не помню, чтобы протесты проходили в нашем кампусе, но, если бы проходили, то не пошла бы протестовать. Что, думала я, мой голос привнесет в этот хаос? Что он будет значить для правительства, которое нас вообще не слушает?

Она осуждает резню в Ми Лае (обратите внимание, что солдату, остановившему резню мирных жителей во Вьетнаме, по его возвращении в США угрожали убийством, подбрасывали к дверям дома изувеченных животных. Вне зависимости от страны патриоты такие патриоты.)

В очередной раз убеждаюсь, что политическое руководство всех стран примерно одинаковое, вне зависимости от политических режимов. Если оно может творить дичь, то творит. Если не творит, значит, просто не может. Пока. Если сможет, то как затворит - никому мало не покажется. Зато политики очень любят рассказывать о дичи, творимой противниками. Удобно умалчивая о своей собственнной дичи.

И люди тоже очень похожи: поставленные в аналогичные обстоятельства, они ведут себя совершенно одинаково. Святых наций не существует.