Текст книги "Запретное желание"

Глава 4

Стоун управлял автомобилем столь легко и уверенно, что мог бы посоперничать с самым лучшим из нью-йоркских таксистов. В городе безумная езда никогда не беспокоила Эмму, но здесь, на Диком Западе, где их окружали одни деревья, ее сердце то и дело сжималось от страха.

Стоун резко крутанул руль, и, если бы не ремень безопасности, Эмма непременно съехала бы с сиденья. Чего нельзя было сказать о водителе. Стоун словно бы слился с машиной воедино и продолжал ехать дальше. Лишь слегка поморщился от боли в ребрах.

Эмма наблюдала за крутящим руль Уайлдером. Она просто не могла оторвать от него глаз. Его джинсы – наверняка самые любимые – слегка затерлись и полиняли от времени. Штанины были порваны на колене и бедре, что привлекло внимание к длинным ногам их обладателя. На нагрудном кармане фирменной толстовки виднелась эмблема фирмы, а закатанные до локтей рукава обнажали покрытые загаром мускулистые руки, раны на которых все еще закрывали бинты.

К счастью, узкая и извилистая горная дорога, обычно покрытая грязью, находилась в относительно сносном состоянии. В последнее время было много осадков. Эмма застала конец весны, давшей жизнь всей этой буйной растительности вдоль дороги с обеих сторон.

Даже при свете дня этот лес слишком напоминал декорации к фильму «Сумерки». Воздух пропитался запахами хвои и пыли и был горячим, будто адское пламя. Стоун поймал на себе взгляд Эммы и посмотрел на нее.

– Не просто прочитать ваши мысли, – произнес он.

– А что именно вы хотите знать?

– Когда мы виделись в последний раз, я предстал перед вами в чем мать родила.

– Верно.

– Вот я и подумал, что вы должны были как-то отреагировать на мою наготу, хотя мы даже не успели выпить и по чашке кофе…

Да, да, она отреагировала. Да еще как.

– Это моя работа.

Стоун кивнул.

– И приглашение выпить кофе…

– Было бы большой ошибкой.

– Почему?

«Потому что я постоянно представляю тебя голым».

– Потому что я не смешиваю работу и удовольствие.

– Никогда?

– Никогда.

Стоун резко свернул вправо и поехал по узкой грунтовой дороге к вершине горы.

– Куда мы едем?

– Туда, где находится сейчас Ти Джей с нашими клиентками Нили и Лайлой.

Дорога становилась все уже, а лес вокруг – все гуще, когда же Стоун вновь крутанул рулем и колеса автомобиля слегка приподнялись, Эмма судорожно вцепилась в стойку.

Стоун бросил взгляд на ее побелевшие от напряжения пальцы.

– Вы в порядке?

– Дам знать, если доставите меня на место живой.

Эмма оторвала взгляд от дороги и посмотрела на Стоуна. Он чувствовал себя совершенно непринужденно за рулем мощного автомобиля. Его большие, покрытые царапинами руки спокойно лежали на руле. Рана над бровью была залеплена несколькими полосками пластыря, который он, по всей видимости, считал панацеей от всех болезней. Швы не выглядели воспаленными и опухшими, однако под глазами Стоуна залегли темные круги.

– А вы? – спросила Эмма. – Как вы себя чувствуете?

– Отлично.

– Лжете. Выглядите отвратительно.

– Спасибо.

– Принимаете ибупрофен? Прикладываете лед? Отдыхаете?

Вместо ответа Стоун достал из кармана вибрирующий мобильный и нажал на кнопку.

В кабине раздался голос Ти Джея:

– Где, черт возьми, тебя носит? Прием.

– Уже подъезжаю. – Стоун бросил взгляд на Эмму. – С доком. Прием. – Стоун нажал на педаль газа, и на крутом повороте его лицо исказила гримаса боли.

Да, боль причиняли ребра. Определенно.

– Так что? – не унималась Эмма. – Принимаете хотя бы болеутоляющее?

– Да, я уже выпил огромное количество болеутоляющего, только вот оно совсем не помогает. Что же касается отдыха… Не было возможности.

– Почему?

– Нет времени теперь, когда Кен все еще путешествует по Андам, а Ти Джей хватается за каждого клиента. – Стоун угрюмо улыбнулся. – Быть любителем скитаться по горам непросто.

– Чтобы выздороветь, вам необходим отдых, Стоун.

– Хорошо, я попробую выкроить время. – Автомобиль выехал на небольшую площадку на вершине горы и остановился рядом с джипом, украшенным логотипом «Уайлдер эдвенчерз». – А пока займемся роженицей.

Когда Стоун и Эмма вышли из машины, лежащая на земле женщина закричала так, что волосы на голове у Стоуна встали дыбом.

– Боль ее убивает.

Эмма не ответила. Она держала мысли и эмоции при себе, двигаясь быстро и спокойно.

Прочитать что-либо на ее лице не представлялось возможным. «Черт возьми, да она к тому же грациозна и наделена завидным самообладанием», – подумал Стоун, следуя за ней туда, где на большом одеяле лежала корчившаяся от боли женщина, рядом с которой стояла на коленях другая. Ти Джей тоже был здесь, но он уже направлялся к брату с бледным лицом и трясущимися руками.

– Как, черт возьми, ты не заметил, что одна из них беременна? – спросил Стоун.

– Она спрятала живот под просторным свитером. – Ти Джей провел дрожащими пальцами по волосам. – Такого я себе даже представить не мог. Кстати, а как насчет тебя? Это ведь ты принимал у них заказ.

– Извини, но в наших анкетах нет вопроса «Не беременны ли вы?».

– Впрочем, теперь уже не важно, как это случилось. – Ти Джей откинул борт грузовика Стоуна и тяжело опустился на него. – Потому что это случилось.

Лежащая на земле Лайла снова закричала, и братья подскочили от неожиданности.

– Она устроила это нарочно, – в ужасе прошептал Ти Джей. – Она хотела этого. Они ведь пара. И любительницы экстремальных приключений. Они хотели, чтобы их ребенок родился на вершине горы. Естественные роды. Так сказала Лайла перед тем, как начала кричать. – Ти Джей отер дрожащей рукой пот со лба. – А потом Нили запаниковала. Ей показалось, будто что-то пошло не так, и я…

– Запаниковал тоже?

– Да, черт возьми!

– Парни, – раздался голос Эммы, – идите сюда.

Ти Джей развернулся и в ужасе посмотрел на брата.

– Она не заставит меня это делать.

Эмма натянула перчатки.

– Возьмите себя в руки. Мне потребуется ваша помощь.

В голове Стоуна промелькнула мысль о том, что он ни за что не согласится на подобное, но уже в следующее мгновение Ти Джей услужливо подтолкнул его в спину.

Подняв на него глаза, Эмма благодарно кивнула.

А, черт. Он никогда не бросил бы человека в беде. Не оставит и эту женщину. Смешно, но до этого момента Стоун был уверен, что за свои тридцать два года повидал практически все. Но, видимо, он ошибался. Он ничего не знал о родах, кроме того, что это очень сложный и довольно интимный процесс.

Очередной вопль Лайлы едва не разорвал ему душу, и, не в силах стоять без дела, Стоун подошел ближе.

– Поддерживайте ее под спину, – распорядилась Эмма, когда Стоун опустился на колени рядом с ней, старательно отводя взгляд. – Не позволяйте ей ложиться. Нужно, чтобы она находилась в полусогнутом состоянии. Нили, помогите мне просунуть под нее стерильную пеленку.

О господи, смотреть все-таки придется.

– Иголок у меня нет, – успокоила Эмма Стоуна.

Их взгляды встретились, и Стоуну показалось, что выражение решимости на привычно непроницаемом лице на мгновение исчезло и в небесно-голубых глазах вспыхнули озорные искорки.

Однако пропали они так же быстро, как и появились.

– Показалась голова ребенка, – спокойно произнесла Эмма. – У нас нет времени, чтобы увезти ее отсюда. Поэтому мне важно понять, вы со мной или нет?

Проклятье! Если она держится так непринужденно, то наверняка и он сможет.

– С вами.

Лайла закричала и, схватив Стоуна за рубашку, с силой уперлась в его горящие огнем ребра.

– Мне нужно потужиться! – выкрикнула она, тяжело дыша.

– Хорошо, – спокойно ответила Эмма. – Но сначала давайте устроим вас поудобнее. – Она посмотрела на Стоуна, и тот кивнул.

Постаравшись как можно более ободряюще улыбнуться Лайле, он зашел сзади и позволил ей прижаться спиной к его груди. Из горла женщины вырвался вздох облегчения.

– Лучше?

– Да. – Схватившись за руки Стоуна, Лайла изогнулась всем телом. – О господи, снова! Еще одна схватка!

– Все в порядке, – произнесла Нили, в глазах которой плескался ужас. – Все будет хорошо. Мы же планировали это, хотя и знали, что будет непросто.

– Непросто?! – Ошалев от боли, Лайла сжала руки Стоуна, словно тисками. – Послушай, я передумала. Больше не хочу это делать.

– Лайла. – Эмма посмотрела на роженицу. – Я вижу головку ребенка, и теперь мне нужно, чтобы вы потужились.

– Это была плохая идея, – охнула Лайла. – Я больше не хочу тужиться. – Она приподняла голову и посмотрела на Нили. – Давай просто поедем домой, хорошо? Ты не возражаешь? А завтра я попробую потужиться, обещаю.

– О, детка, – со слезами на глазах прошептала Нили и погладила подругу по голове. – Ты можешь это сделать. Я знаю, что можешь.

– Но я не могу. – Лайла разразилась рыданиями. – Просто не могу. Сделаешь это вместо меня, ладно? Пожалуйста, Нили. Пожалуйста, сделай это за меня.

В голосе бедняжки слышался такой ужас, что даже Стоун готов был родить вместо нее. Но тут на помощь вновь пришла Эмма.

– Лайла, сделать это можете только вы. Несколько потуг, и все закончится. Вы сможете.

– Нет, я не могу… О господи, снова! – Лайла вскрикнула и забилась в конвульсиях, в то время как Стоун пытался удержать ее на стерильной поверхности.

Резко развернувшись, Нили схватила Эмму за ворот блузки. По ее щекам струились слезы.

– Черт возьми, да сделайте же что-нибудь!

– Эй, эй! – Стоун склонился над Лайлой и подался вперед, чтобы помочь Эмме. Ведь она оказалась в этой ситуации из-за него, и, стало быть, он несет за нее ответственность. Только вот Стоун не учел одной детали: Эмма вполне могла постоять за себя.

Она просто стряхнула с себя руки Нили и взяла ее за плечи.

– Сделайте это вместе, – спокойно произнесла она. – Лайле нужно видеть, что вы прошли через это вместе.

После этого, не дожидаясь согласия Нили, она встала на колени и наклонилась к самому лицу Лайлы, а стало быть, и Стоуна.

– Лайла, послушайте. Мне нужно…

– Я не могу!

– Можете. И сделаете. Тужьтесь.

Когда она говорила так спокойно и уверенно, даже Стоуну захотелось выполнить ее приказ.

– Я не могу! – вновь выкрикнула Лайла.

Окажись он на месте Эммы, Стоун непременно напомнил бы упрямице, что она сама устроила себе это приключение, вместо того чтобы отправиться в больницу, как того и требовал здравый смысл. Там бы она получила все необходимые лекарства и даже эпидуральную анестезию. Но нет. Она приехала сюда.

По собственному желанию.

– Послушайте, – произнесла Эмма, вложив в голос всю свою властность. – Я знаю, эта боль разрывает на части. Но ребенок уже готов появиться на свет, Лайла. Он здесь. Вам нужно лишь немного напрячься. И тогда все закончится и вы сможете взять на руки своего малыша.

– Моего малыша, – слабым голосом повторила Лайла, виски которой стали влажными от пота.

– Верно, – решительно тряхнула головой Эмма. С растрепавшимися волосами, в промокшей от пота и крови блузке она стояла на коленях на вершине горы в местности, которую, как знал Стоун, сильно недолюбливала.

И это завораживало. Она его завораживала. Такая элегантная и утонченная, но совсем не чопорная, как он думал раньше.

– Ваш малыш, – напомнила Эмма. – Мучения не пройдут даром, потому что в конце вы получите приз – очаровательного ребенка. Так что давайте это сделаем.

Стоун завороженно наблюдал, как Лайла вздохнула, перестала рыдать и кивнула.

– Хорошо, – произнесла она. – Давайте сделаем это.

Эта перемена поразила Стоуна. Эмма не имела привычки сюсюкать. Мягкость и уговоры были совсем не в ее духе, но сейчас она действовала чрезвычайно мягко и добилась результата.

В этот момент в душе Стоуна шевельнулось что-то странное. Не страсть, нет, но что-то, что могло оказаться хуже.

Гораздо хуже. И это непременно причинит неудобства.

– Ребенок, – хрипло произнесла Лайла, целуя подругу. – Я почти позабыла о нем.

Рассмеявшись сквозь слезы, Нили отерла лицо Лайлы и принялась гладить ее по ногам и дышать вместе с ней.

– На счет «три»! – скомандовала Эмма. – Раз, два, три!

Лайла потужилась, закричала, снова потужилась, и Стоуну показалось, что она сломает ему запястья. Но затем она осела и уперлась спиной в его разрывающуюся от боли грудь, судорожно ловя ртом воздух. Осознав, что его собственная боль не идет ни в какое сравнений с болью Лайлы, Стоун решил молча терпеть.

– Отлично справляетесь, – произнес он в надежде, что так оно и есть и что после этих экстремальных родов у него уцелеет хотя бы несколько ребер.

– Головка показалась, – произнесла Эмма, помогая младенцу появится на свет. – Тужьтесь! – приказала она.

– О господи…

– Вы сможете, Лайла. Я уже вижу личико вашего малыша. А теперь сядьте и тужьтесь!

При звуке этих слов Стоун мысленно сжался, попрощался с последними целыми ребрами и устремил взгляд в небо, когда Лайла выпрямилась и начала тужиться.

Все это сопровождалось криками и болью в запястьях и груди. Краем глаза Стоун видел брата, развернувшегося к происходящему спиной и разговаривавшего по телефону. Мерзавец. Ему-то ребра не переломают.

– Смотрите, – неожиданно закричала Нили. – О господи, смотрите!

Стоун опустил глаза и увидел…

Господи Иисусе! Он увидел кровь, и слизь, и натянутую до предела кожу, и ему стало дурно.

Эхом отозвавшийся в его голове крик, казалось, издало его собственное тело, и если бы он сейчас стоял на ногах, то непременно рухнул бы на землю без чувств. Лишь руки Лайлы, больно впивающиеся в запястья, заставляли его оставаться на плаву.

– Я ее держу! – радостно произнесла Эмма. Она стояла на коленях, поспешно вытирая ребенка полотенцем и одновременно прочищая нос и рот. Она ловко заменила мокрое полотенце сухим, и ребенок заплакал. – Чудесная девочка, – объявила Эмма, кладя ребенка на живот Лайлы.

Малышка испустила истошный вопль.

Стоун с благоговением взирал на крошечное, покрытое липкой субстанцией существо.

Эмма проверила показатели новорожденной, дыхание и мышечный тонус, а когда пережала пуповину и переключила внимание на плаценту, у Стоуна закружилась голова.

Еще ни разу в жизни он не видел ничего более завораживающего, а когда поднял взгляд на Эмму, ее глаза показались ему подозрительно блестящими и затуманившимися от каких-то неясных эмоций.

А потом произошло нечто совершенно неожиданное: она улыбнулась.

Да, эта женщина обладала несгибаемой волей, была цинична, резка и зачастую даже жестока.

И вот теперь она плакала при виде новорожденного.

Лайла и Нили смеялись и плакали одновременно. Когда Эмма сказала, что с матерью и ребенком все в порядке, братья перенесли Лайлу в джип Ти Джея. Вскоре автомобиль направился в сторону дома сестры Нили, работавшей акушеркой в больнице Южного побережья.

Эмма и Стоун остались наедине.

Стоун подошел к тому месту, где она стояла, устремив взгляд на расстилавшийся у подножия горы луг.

– Вы в порядке?

– Всегда. – Эмма одарила Стоуна очаровательной, исполненной тепла улыбкой, которая осветила ее лицо, придала губам соблазнительный изгиб и пошатнула мир стоящего перед ней мужчины. – А как вы?

С губ Стоуна сорвался низкий смех.

– Признаюсь, я едва не упал в обморок. До сих пор колени дрожат.

Эмма снова улыбнулась, и от этой улыбки Стоун окончательно лишился способности мыслить здраво. Черт возьми, эта улыбка смягчила ее черты. Заставила казаться более нежной. Ласковой. А ведь он считал, что Эмма напрочь лишена этих качеств, которые он так ценил и любил в женщинах, поэтому сейчас сердце принялось подавать сигналы тревоги, а пульс участился…

О черт…

Необходимо отойти назад на несколько шагов. Или вообще развернуться и уйти, пока это не составляет труда. Но разве он искал когда-нибудь легких путей? Проклятье, нет! Стоун всегда выбирал из всех дорог самую трудную и ухабистую, поэтому подошел ближе.

Улыбка Эммы стала шире, и на какое-то мгновение Стоун подумал, что наконец-то дождался слов благодарности. И когда Эмма наконец произнесет их, он пожмет плечами и ответит, что был рад помочь, и тогда Эмма, возможно, обнимет его или даже…

Поцелует.

Да, она накроет его губы в неспешном жарком, исполненном благодарности поцелуе, от которого кровь быстрее заструится по жилам и…

– Стало быть, вы не только боитесь уколов, но и падаете в обморок при виде крови, да? – весело поинтересовалась Эмма.

Она не собиралась его благодарить. Она над ним смеялась. Причем открыто. Стоун попытался обидеться, но, черт побери, разве это было возможно, когда она так улыбалась? Просто удивительно.

Она необыкновенная.

– Вот как? – Губы Стоуна изогнулись в глупой улыбке. – Вы действительно хотите надо мной посмеяться?

Продолжая улыбаться, Эмма кивнула.

– Да.

– Это жестоко. Очень жестоко.

– Извините.

«Извините»? Да уж, конечно. Эмме совсем не было совестно. На ее губах играла широкая насмешливая улыбка, которая должна была ранить Стоуна в самое сердце. Только вот Эмма была такой обворожительной, когда смеялась над ним.

– Я заметила, что вы несколько раз собирались упасть в обморок, – произнесла она.

– Вы должны меня простить, поскольку я еще ни разу не видел женскую вагину с такого ракурса.

Услышав это признание, Эмма рассмеялась и потрепала Стоуна по руке, как четырехлетнего малыша, а потом направилась к автомобилю.

Однако они еще не закончили разговор, поэтому Стоун последовал за ней.

– К вашему сведению, я так и не лишился чувств. Стойко продержался до конца.

Эмма остановилась.

– Продержались. За что я вам очень благодарна. Но у вас так дрожат колени, что, может, за руль стоит сесть мне? Нужно поспешить. – Эмма взглянула на часы. – У меня напряженный график.

Положив руки на капот, Стоун подался вперед и посмотрел на Эмму.

– И к чему вы так торопитесь вернуться?

– У меня есть дела.

Стоун не мог не рассмеяться в ответ.

– Вы когда-нибудь останавливаетесь, док? Ну, например, чтобы полюбоваться розами?

– Я не из тех, кто теряет разум при виде цветов.

– А как насчет отдыха? – спросил Стоун, хотя уже знал ответ: она не из тех, кто любит отдыхать.

– Он нагоняет на меня скуку.

– А развлечения? Вы когда-нибудь развлекаетесь?

– Да, – ответила Эмма. – Но не в трех тысячах милях от дома, в городе, где за услуги расплачиваются запеканками и смотрят на меня, как на инопланетянку.

– Я не считаю вас инопланетянкой, – произнес Стоун.

– Верно, но вы не в счет.

– Почему это?

Эмма помедлила с ответом.

– Потому что вы смотрите на меня иначе.

– И как же?

– Как если бы… – Эмма залилась краской. Очень интересно.

– Как если бы вы мне нравились? – подсказал Стоун.

Их взгляды встретились.

– Да, именно.

– Но ведь так и есть. Вы мне нравитесь. Очень.

Эмма с минуту смотрела на Стоуна, а потом, не говоря ни слова, устроилась на сиденье автомобиля. Она не удостоила его ответом, но и дверь тоже не захлопнула. Так что не все еще потеряно.

Во всяком случае, Стоун на это надеялся.

Глава 5

Отец звонил Эмме дважды, и она пропустила оба звонка. Именно поэтому она села за руль грузовика и отправилась его навестить.

К его небольшому домику, располагавшемуся в десяти милях от города, вела дорога, петлявшая по берегу озера Джексон. Отец поправлял свое здоровье тем, что с утра до вечера удил рыбу.

Грязная дорога и десять миль не были для Эммы проблемой.

Хотя к чему кривить душой? Они представляли собой проблему. И довольно серьезную, поскольку водила Эмма отвратительно.

Она не садилась за руль в Нью-Йорке, хоть и сумела сдать на права. Вообще-то ей нравилось управлять автомобилем. Только вот выпадала такая возможность не часто.

Все изменилось, когда она приехала сюда. Во-первых, грузовик оказался огромным. И своенравным. Вести его оказалось весьма непросто. У Эммы несколько раз перехватывало дыхание, но, к счастью, день выдался сухим и безоблачным, поэтому ветки хлестнули по лобовому стеклу всего пару раз да белка-самоубийца перебежала через дорогу прямо под колесами.

К тому времени как Эмма достигла места назначения, у нее по спине обильно струился пот. Ее отец только что вернулся с рыбалки. Невысокого роста, с седыми курчавыми волосами, которые все время упрямо топорщились в разные стороны, он был немного полноват, что давало неверное представление о его возрасте.

– Ты звонил. Дважды.

– Извини, я просто хотел… связаться с тобой. Узнать, все ли в порядке.

– То же самое я хотела спросить у тебя.

– У меня все в порядке. Клиника сводит тебя с ума?

– Нет, – солгала Эмма.

Отец одарил ее терпеливым, полным понимания взглядом, и она сдалась:

– Да.

Отец сочувственно улыбнулся.

– Извини. Я знаю, что ты не привыкла к такому укладу. Но я надеялся, что тебе понравится.

– Я еще не решила, – мягко ответила Эмма. Что проку рассказывать о том, насколько ей не по себе? – Я привезла тебе запеканку. Без холестерина.

– С холестерином вкуснее. – В глазах пожилого доктора плясали озорные искорки, губы изогнулись в беззаботной улыбке, но Эмме было невесело.

– Никакого жира, – произнесла она, и отец тяжело вздохнул. – Где результаты анализов? – поинтересовалась Эмма. Она задавала этот вопрос каждый раз, когда приезжала навестить отца.

– Забыл. В следующий раз. – Он ответил так же, как отвечал всегда.

Теперь, когда обмен любезностями был закончен, они стояли друг напротив друга, не зная, чем заполнить неловкое молчание. На отце был жилет из защитной ткани, а на Эмме – белый халат, который она позабыла снять.

Вот уже в который раз она задумалась над тем, зачем вообще сюда приехала.

Наверное потому, что, кроме друг друга, у них с отцом больше никого не было. И для Эммы, предпочитавшей работу развлечениям, это что-то да значило.

Он что-то для нее значил.

У них не было ничего общего, никаких тем для беседы, и все же они были семьей.

Хотя это вовсе не означало, что они нравятся друг другу. И когда Эмма наконец уехала, отец испытал такое же облегчение и благодарность, как и она сама.

По пути домой ей вновь пришлось изрядно попотеть от напряжения. А потом она засиделась допоздна, читая медицинские журналы и поедая невесть из чего приготовленную запеканку, найденную в холодильнике. Судя по всему, это было одно из горячо любимых отцом блюд, и каждый раз, проглатывая кусок, Эмма чувствовала, как закупориваются ее артерии, а потерянные во время поездки килограммы возвращаются.

Проклятье! Нужно заняться чем-то еще, кроме пережевывания изобилующей холестерином пищи. Но, судя по всему, жизнь в Вишфуле замирала с заходом солнца.

Сегодняшние роды на вершине горы наполнили кровь Эммы адреналином. Только вот это случилось впервые за долгие недели ее пребывания в этой глуши.

Если точнее – она провела здесь два месяца.

И вот уже вновь Эмма начала тонуть в липком болоте скуки.

Она не хотела обижаться на отца. Нет, она на него не обижалась. Ведь он не был виноват в том, что его свалил сердечный приступ, и в том, что ему требовалась помощь в клинике на время выздоровления.

Они с Эммой остались одни и были связаны друг с другом нерушимыми узами.

Нет, Эмма ни в чем не винила отца. Просто она хотела, чтобы все сложилось иначе. Хотела заглянуть в его медицинскую карту, чтобы понять, как идет процесс выздоровления и можно ли его ускорить.

У Эммы было время, чтобы это обдумать. У нее вообще было слишком много свободного времени. Особенно по ночам, когда ей не оставалось ничего другого, как смотреть единственный телевизионный канал, по которому транслировали глупые романтические комедии.

Мать непременно заставила бы ее поскорее убраться из этого захолустья. Эмма всем сердцем скучала по этой шумной, бесцеремонной и авторитарной женщине. Сэнди была бы не рада узнать, что ее дочь прозябает в такой дыре. Совсем не рада.

Эмма тоже не испытывала счастья.

Но… теперь, узнав, насколько несведущ ее отец в бухгалтерии, она заволновалась. Он может обанкротиться к концу года, если не изменит отношение к делу.

Что же касается изменений… У Эммы появились кое-какие мысли. Ее отец смог бы справляться с серьезными заболеваниями и травмами, если хотя бы попытался конкурировать с клиникой Южного побережья.

Однако Эдди Синклер совсем не разделял подобных мыслей. Он был спокойным и неторопливым, предпочитая просто плыть по течению. Каждый раз, когда Эмма заводила разговор о делах, его лицо принимало веселое выражение, и он говорил, что все будет хорошо, если она не забудет дышать.

Она дышала, черт возьми, а его апатичное отношение к жизни нисколько не помогало. И как он только умудрялся держаться на плаву все эти годы? Эмма искренне не понимала. Но это был его выбор. Он позволил ее матери уехать, не пожелал оформить совместную опеку и хоть как-то участвовать в жизни дочери.

Эмма подловила себя на том, что вновь вспоминает старые обиды, которые давно оставила в прошлом. Она изжила их, забыла о них. Она всегда быстро забывала о том, что бередило душу. Но только в том случае, когда ей было чем отвлечься от грустных мыслей. Например работой.

Слава богу, через несколько дней прилетает Спенсер. Эмма очень рассчитывала на то, что приезд коллеги и ближайшего друга хоть ненадолго скрасит ее существование.

Эмма поставила на стол тарелку с запеканкой и принялась бродить по дому. Он был очень хорошо ей знаком, ведь она прожила здесь свои первые шесть лет. Странно, но она прекрасно помнила каждый гвоздь и каждую трещину в полу в трех крошечных спальнях, двух еще более крошечных ванных и кухне. Она помнила, как ее мать готовила здесь ужин…

Печаль, которая, казалось, никогда не покинет ее окончательно, с новой силой охватила ее здесь, в маленькой гостиной отца.

Мать Эммы родилась в Нью-Йорке. Городская жительница до мозга костей, она влюбилась в молодого доктора, читавшего лекции в университете и сопровождавшего студентов в научной экспедиции. В ее отца.

Ослепленная любовью девятнадцатилетняя Сэнди бросила все и отправилась путешествовать по стране. Лишь бы только быть рядом с любимым. Медовый месяц продолжался лишь до первой зимы в горах.

Тогда-то суровая реальность сорвала с глаз Сэнди розовые очки.

Двадцатифутовый слой снега оказался для нее настоящим испытанием, а бесконечно долгие недели, проведенные вдали от людей и цивилизации, довершили дело. Когда же вломившийся в их кухню медведь сожрал чизкейк, с трудом доставленный с Манхэттена, Сэнди всплеснула руками и произнесла:

– Можешь делать со мной что угодно, Эдди, но с меня хватит.

После этого она собрала вещи и Эмму и была такова.

Муж даже не попытался ее остановить.

Вернувшись в Нью-Йорк, Сэнди сняла однокомнатную квартиру и ни разу не пожаловалась на судьбу. Хотя только теперь Эмма поняла, каким трудом доставались деньги ее матери, шестьдесят часов в неделю работавшей медсестрой в больнице.

Эмма подошла к деревянной каминной полке и посмотрела на заключенные в рамки фотографии. Вот она совсем кроха. А вот – в возрасте пяти лет, без двух передних зубов. На третьей фотографии Эмма увидела себя выпускницей колледжа. Именно тогда отец неожиданно решил нанести визит.

Но более всего удивил и поразил Эмму портрет ее матери. Двадцатилетняя девчонка легко и непринужденно улыбалась в камеру. Взяв рамку с полки, Эмма провела пальцем по стеклу, как если бы хотела еще раз дотронуться до матери.

– Я вернулась, – прошептала она. – Вернулась в Вишфул. Кто бы мог подумать, а?

«Что ж, убедись только, что в постели нет пауков, прежде чем лечь спать. Эти огромные твари повсюду».

Тихий веселый голос матери отчетливо раздался у нее в ушах, заставив ошеломленно рассмеяться. Очевидно, она устала гораздо сильнее, чем могло показаться на первый взгляд. Или же ей просто слишком сильно не хватало латте.

Поэтому она решила лечь спать.

На следующий день Стоун сопровождал группу велосипедистов на Сьерра-Пойнт. После его неудачного падения прошло пять дней, и он чувствовал себя значительно лучше. После экскурсии клиенты попросили оставить их в местном баре, где они собирались провести за выпивкой остаток ночи.

Несмотря на то что до утра оставалось всего несколько часов, Стоун ушел из бара и направился к своему грузовику, где обнаружил, что у машины спущено колесо.

Стоун достал инструменты и поменял колесо, умудрившись каким-то образом поранить больное колено ржавым гвоздем. Скорее всего этот же самый проклятый гвоздь пропорол колесо автомобиля. И вот теперь по ноге струилась кровь, а рана горела огнем.

Словно ему было мало недавно полученных ранений.

Стоун полез в бардачок в поисках аптечки, открыл ее и… ничего не увидел.

– Черт бы тебя побрал, Ти Джей.

Ти Джей всегда ленился пополнять собственные запасы медикаментов, предпочитая пользоваться аптечкой брата. Стоун опустил глаза. Из прорехи в любимых джинсах струилась кровь. Проклятье! Впрочем, если он промоет рану немедленно, все будет в порядке. Хм, похоже, в последнее время он только этим и занимается.

Стоуну ужасно не хотелось умереть от столбняка. Он мог потратить двадцать минут на то, чтобы добраться до дома и обработать рану, или оказаться всего через две в клинике.

Раньше Стоуну ничего не стоило постучать в дверь дока посреди ночи. Более того – док дал каждому из братьев Уайлдер по ключу, поэтому Стоун не раз просто заходил в клинику и брал то, что ему нужно, не беспокоя доктора Синклера, за что тот был ему безмерно благодарен.

Понадеявшись, что яблоко упало недалеко от яблони, хотя на деле это было скорее всего как раз наоборот, Стоун завел мотор и направил автомобиль в сторону клиники. Все двери были заперты, а окна утопали в темноте. Прихрамывая, Стоун поднялся по ступенькам, легонько постучал в дверь, чтобы не показаться излишне грубым, и только потом выудил из кармана ключ и вставил его в замочную скважину. Оказавшись в приемной, он включил свет, не желая пугать Эмму, если та вдруг проснется. Док всегда держал на кухне запасы медикаментов на случай, если ее придется использовать в качестве еще одной смотровой. Стоун прохромал к шкафу с лекарствами и включил свет. Он взял пузырек с перекисью водорода, несколько марлевых салфеток и…

– Положи руки так, чтобы я их видела, засранец, иначе надеру тебе задницу.

Стоун поднял руки – медленно, поскольку все тело до сих пор болело, – и развернулся. Эмма стояла в дверном проеме, одетая в шорты и тонкую футболку, и со знанием дела держала в руках бейсбольную биту. Ее слегка спутанные волосы были распущены, а глаза источали холод. Без косметики, с всклокоченными волосами она выглядела невероятно привлекательно. Сердце Стоуна на мгновение замерло в груди, а потом понеслось вскачь при мысли о том, что под футболкой на Эмме не было нижнего белья.

– Это всего лишь я, – спокойно произнес он. – И, к вашему сведению, нельзя угрожать безоружному парню, когда он к тому же стоит к вам спиной.

Эмма не опустила биту.

– Да, но теперь-то вы повернулись.

Стоун с трудом удержался от желания прикрыть рукой пах.

– Послушайте, просто расслабьтесь.

– Расслабиться? Вы вломились ко мне в дом!

Эмма выглядела и говорила как истинная уроженка Нью-Йорка, и как бы Стоун ни противился собственным чувствам, ему это нравилось.