Текст книги "Архивы Дрездена: Кровавые ритуалы. Барабаны зомби"

Глава 22

Я дождался, пока предрассветные сумерки сменились обычным серым, дождливым утречком, а потом убрался из Шато-Рейт. Пока я ждал, Томас помог мне свести воедино еще пару деталей, а кроме того, я позаимствовал у него телефон и сделал несколько звонков.

Потом мы с щеном погрузились в «жучок» и с заездом в «Макдоналдс» вернулись домой. Едва выбравшись из машины, я сразу заметил на земле несколько темных пятен. Нахмурившись, я пригляделся внимательнее. Пятна располагались упорядоченно. Кто-то пытался преодолеть заслон оберегов, выстроенных мною вокруг старого доходного дома. Прорваться ему – или им – не удалось, но от одного факта подобной попытки мне сделалось немного не по себе. Изготовив на всякий случай защитный браслет, я спустился по ступеням, однако никого раздосадованного бесплодными попытками вломиться в дом там не обнаружилось. Из-под припаркованной рядом машины моей домовладелицы возник Мистер и следом за мной спустился по лестнице.

Я быстро вошел и запер за собой дверь. Потом пробормотал заклинание, засветившее с полдюжины расставленных по комнате свечей, и встал поустойчивее, приготовившись к Мистеровым приветствиям. Как всегда, он сделал попытку сбить меня с ног, протаранив ниже колен. Устояв, я выгрузил щена из кармана и опустил его на пол, где тот сразу же полез здороваться с Мистером, оживленно вертя хвостом. Не могу сказать, правда, чтобы это произвело на Мистера слишком большое впечатление.

Стараясь не отвлекаться, я принялся за дело. Времени у меня было слишком мало, чтобы тратить его попусту. Я сдвинул ковер, закрывавший люк в подпол, откинул крышку и спустился в лабораторию.

– Боб, – окликнул я, – что тебе удалось найти?

Мистер ступил лапой на верхнюю ступеньку стремянки. Облачко мерцающих оранжевых огоньков вытекло из его глаз, скользнуло по стремянке вниз, устремилось к черепу на полке, и глаза… точнее, глазницы Боба ожили.

– Ну и ночка выдалась, – сказал он. – Долгая, холодная. Видел место, где гужевалась пара упырей, – неподалеку от аэропорта.

– Ты Мавру нашел?

– Знаешь, Гарри, в последнее время Черная Коллегия до ужаса серьезно подходит к выбору базы для операций.

– Ты нашел Мавру?

– И то сказать, опыта у них – много столетий, – сообщил Боб. – А Чикаго – город немаленький. Это все равно что искать иголку в стогу сена.

Я смерил чертов череп по возможности ровным взглядом, да и голос постарался сохранять ровнее.

– Боб, ты единственный на тысячи миль вокруг, кто может отыскать их. По этой части тебе цены нет – вопрос только в твоей готовности помогать другим. Я потешил твое самолюбие, да? ТЫ НАШЕЛ МАВРУ?

Боб явно обиделся:

– Знаешь, Гарри, выслушивать от тебя комплименты почему-то не доставляет мне той радости, что полагалась бы. – Он пробормотал что-то, преимущественно по-китайски. – Нет пока.

– Что? – задохнулся я.

– Но я сузил район поисков, – заявил Боб.

– Насколько сузил?

– Э… – произнес череп. – Ни в одном из стрип-клубов ее нет.

– Боб! – вскинулся я. – Ты что, весь день шатался по стрип-клубам?!

– Я заботился только о тебе, Гарри, – сказал Боб.

– Чего?!!

– Ну, на этой твоей студии чем занимаются? Вот я и хотел удостовериться, что твои нехорошие парни не воспользуются ночным временем для разминки на зрителях. Для разогрева, так сказать. – Боб кашлянул. – Ясно?

Я сощурился и несколько раз глубоко вдохнул-выдохнул. Не могу сказать, чтобы это убавило злости, но, по крайней мере, она проявлялась не так резко.

– И… и тебе ведь приятно знать, что все исполнительницы… гм… эротических танцев в Чикаго живы и здоровы. Стараниями твоего доброго духа-хранителя, – продолжал Боб. – Эм… Скажи, Гарри, почему это ты на меня так смотришь? Не нравится мне твой взгляд.

Я огляделся по сторонам в поисках молотка. Найдя, взял его в руку.

– Я, конечно, понимаю, что это не совсем то, зачем ты меня посылал… но и ты не можешь не признать, что это благородная задача – следить за сохранностью жизни жителей твоего города.

Я сделал пару пробных замахов. Потом снял плащ, сложил его, положил на стол и попробовал еще раз. Получилось лучше. Я снова посмотрел на череп.

– Эй, Гарри! – поспешно сказал Боб. – Я же старался изо всех сисе… изо всех сил старался! Старался как лучше!

– Боб, – произнес я как мог рассудительно, – в настоящий момент меня совершенно не интересуют стриптизерши. Меня интересует Мавра.

– Ну… Да, конечно, босс. Э… да, я вижу этот молоток у тебя в руке. И чего это у тебя пальцы побелели? И взгляд какой-то напряженный?

– Ничего, – заверил я его. – Сейчас мне полегчает. Еще как полегчает.

– Ха, – не очень убедительно хохотнул Боб. – Ха-ха. Ха. Смешно, Гарри.

Я поднял молоток.

– Боб, – сказал я, – ну-ка убирай свою потустороннюю задницу из черепа. Возвращайся в Мистера. И марш на улицу, и чтобы ты нашел мне Мавру до полуночи, а не то я разнесу этот твой долбаный череп в труху, ясно?

– Но я устал, и на улице дождь, и я не знаю…

Я занес молоток и сделал шаг вперед.

– Эк!.. – поперхнулся Боб.

Облачко оранжевого света поспешно вынырнуло из черепа и устремилось обратно вверх по лестнице. Я поднялся на несколько ступенек и проследил за тем, чтобы оно втянулось в уши Мистеру, а потом я отворил им дверь, и кот исчез на улице.

Закрыв дверь, я нахмурился. Мысли роились в голове в полном беспорядке, хотя в панику я пока не ударялся. Я ощущал кое-что, чего не испытывал раньше, – этакую горечь во рту, которая время от времени проваливалась вниз, к самому желудку.

Злость и страх – к этим-то чувствам я привык давно. В конце концов, обе эти эмоции не раз спасали мне жизнь. Но это ощущение было другим – оно напоминало переживания за Мистера, когда я посылал его с Бобом, только потише, зато навязчивее, и оно не слабело от минуты к минуте.

Я решил, что это тревога за Томаса. Черт, ведь до нынешнего утра в жизни моей не было никого, кроме нескольких давних надежных друзей, нескольких знакомых по профессии, кота да еще одного-двух заклятых врагов, навещавших меня едва ли не чаще, чем друзья. Но теперь у меня отыскался брат. Родная кровь, как сказал бы Эбинизер. И это меняло положение вещей.

Я привык заботиться о себе сам – не то чтобы мои друзья никогда не помогали мне, но в основном я действовал все-таки в одиночку… если не считать, конечно, целой толпы мыслей, каждая из которых уже запросто могла вогнать в депрессию. Чего стоит хотя бы мысль о могиле с беломраморным надгробием, ожидавшей меня уже пару лет на кладбище Грейсленд, – враг, подаривший мне ее, уже умер, из-за чего могила никуда не делась и была готова принять меня. Или мысль о том, что мое полное неумение устроить личную жизнь сохранит мой статус холостяка как минимум еще на несколько десятков лет. Или мысль о том, сколько нехороших парней с радостью разделались бы со мной и сколько недель пройдет, прежде чем кто-нибудь заметит мое отсутствие…

А еще мысль о старости. Одинокой. Среди чародеев не редкость жить больше трех столетий, но рано или поздно время все-таки берет свое. Рано или поздно я стану старым и немощным… возможно, уставшим от жизни. Умирающим. И у меня не было никого, кто разделил бы это со мной или хотя бы держал мою руку в минуту душевной слабости.

Каким-то простым, но совершенно непостижимым образом наличие в моей жизни Томаса все это меняло. Кровь в его жилах была сродни моей, и осознание этого создавало между нами крепкую связь, какой я не испытывал никогда прежде. Даже сердце начинало биться чуть сильнее при мысли об этом, дарящей мне чистую радость.

Однако, сколько бы счастья я ни испытывал, понимая, что у меня отыскался брат, было бы идиотизмом не осознавать и оборотной стороны медали.

После стольких лет одиночества у меня появился брат.

И я запросто могу потерять его.

Чем больше я об этом думал, тем больнее становилось. Похоже, я начал понимать, что это такое – тревожиться за близких.

Я захлопнул люк в мастерскую и прикрыл его ковром. Потом пошарил в кухонном шкафу, пока не нашел пузырек с аспирином. Щен следовал за мной по пятам и нападал на шнурки от моих башмаков, стоило мне остановиться. Я отвинтил крышку, прожевал три таблетки и проглотил, не запивая. Я слышал, так вредно для желудка, зато лучше усваивается.

Я поморщился, снова потер виски и попытался обуздать шквал эмоций. Мне предстояло заниматься делом, и, если я хотел остаться в живых, голова должна быть ясной. Первым делом я произвел инвентаризацию проблем.

Множественные мелкие травмы и отчаянная головная боль от удара Инари.

С одной стороны, от меня скрывался загадочный автор немного неповоротливых, но все же смертоносных заклятий.

С другой – кровожадный вампир и его шайка головорезов.

Не стоило забывать, конечно, и о спокойном, невозмутимом наемнике, который собирался убить меня, если я не расплачусь с ним. А я пока представления не имел, откуда взять деньги.

Ничего себе положеньице. А ведь еще только утро. Как-то я сомневался, чтобы по мере приближения к вечеру я чувствовал себя бодрее. Это означало, что умнее всего было бы атаковать проблемы в лоб, причем прямо сейчас, безотлагательно, пока голова еще не совсем отупела.

И кстати, стоило пошевелиться, пока нехорошие парни не собрались и не пришли опять по мою душу.

Черт! Если б я только знал, куда мне двигаться.

И еще – если бы не это противное ощущение, что я, возможно, уже опаздываю.

Глава 23

Я подождал на стоянке возле Управления чикагской полиции, пока приехала из спортзала Мёрфи. Она явилась на мотоцикле, во всем положенном снаряжении: тяжелые башмаки, черный шлем, темная кожаная куртка. Она заметила мою машину и свернула на свободное место рядом со мной. Движок ее мотоцикла испустил довольный львиный рык и стих. Мёрфи соскочила с седла и сняла шлем. Потом тряхнула головой, рассыпав светлые волосы, – очень, надо сказать, милое зрелище.

– Доброе утро, Гарри.

При звуках ее голоса щенок забарахтался у меня в кармане. Наконец ему удалось выставить мордашку наружу и повернуть ее, счастливо ухмыляясь, в сторону Мёрфи.

– Доброе, – откликнулся я. – Вид у тебя ничего, бодрый.

– Вполне, – согласилась она, потрепав щена по голове. – Иногда я забываю, как это здорово – проехаться на мотоцикле.

– Девушки вообще это любят, – заметил я. – Мотор трещит, все такое.

Голубые глаза Мёрфи возмущенно вспыхнули.

– Свинья. Тебе ведь доставляет удовольствие видеть во всех женщинах только демографические единицы, да?

– Я не виноват, Мёрф, что женщинам нравятся мотоциклы. В сущности, это ведь большие вибраторы. С колесами.

Она попыталась было сохранять сердитый вид, но против воли хихикнула и тут же расцвела в широкой улыбке.

– Ну ты и извращенец, Дрезден! – Она пригляделась ко мне и нахмурилась. – Что-то не так?

– Так, заработал вчера немного колотушек, – кивнул я.

– Я ведь видела тебя поколоченным раньше. Что-то еще.

Мёрф знает меня слишком давно.

– Личные дела, – вздохнул я. – Пока не могу рассказать.

Она кивнула и промолчала.

Пауза затянулась, и я нарушил ее первым:

– Я тут узнал, что у меня, возможно, есть семья.

– О… – Она нахмурилась, но по-дружески, заботливо, а не как недовольный коп. – Ну, не буду давить. Если сам захочешь поговорить об этом…

– Не сейчас, – сказал я. – Не сегодня утром. У тебя есть еще время перехватить завтрак со мной?

Она покосилась на часы, потом на зрачок камеры видеонаблюдения, потом – предостерегающе – на меня:

– Это о том деле, что мы с тобой обсуждали?

Ясно… У стен есть уши. Она права, говорить лучше иносказательно.

– Угу. Надо бы нам встретиться еще с одним специалистом по решению проблем, чтобы обсудить ситуацию.

Она кивнула:

– Получил информацию?

– Вроде того, – кивнул в ответ я.

– Что ж. Ты ведь знаешь, как я жду не дождусь семейного пикника, но пару минут выкрою. Где ты хотел поесть?

– «МДО».

Мёрфи вздохнула:

– Моя талия ненавидит тебя, Дрезден. И задница.

– Подожди, пока она не усядется в мою шикарную тачку.

Мы забрались в машину, и я сунул щена в коробку на месте заднего сиденья, в которую предварительно напихал валявшихся на полу салона тряпок. Он принялся сражаться с носком. Мне показалось, что носок побеждает. Мёрфи наблюдала за этим со счастливой улыбкой.

По причине субботнего утра я ожидал, что «Международный дом оладий» будет набит под завязку. Я ошибался. На деле около четверти зала выгородили ширмой-гармошкой, зарезервировав места для кого-то, и все равно часть оставшихся столиков пустовала. Привычное радио тоже молчало. Завтракавшие посетители поглощали пищу почти в полном молчании, так что едва ли не единственным звуком было позвякивание столовых приборов о тарелки.

Мёрфи оглянулась на меня, потом, хмурясь, осмотрела зал. Руки она сложила на животе – так, что правая находилась в непосредственной близости от наплечной кобуры.

– Что не так? – спросила она.

Взгляд мой привлекло движение в зарезервированном углу. Кинкейд поднялся из-за столика и помахал нам. Долговязый наемник оделся на этот раз в серое и неярко-голубое… в общем, в нейтральные цвета; волосы его были по обыкновению стянуты в хвост и убраны под бейсболку.

Я кивнул и подошел к его столику за ширмой; Мёрфи не отставала от меня.

– Утро доброе, – сказал я.

– Дрезден, – отозвался он. Взгляд его ледяных глаз скользнул по Мёрфи. – Надеюсь, вы не против того, что я попросил место потише?

– Отлично. Кинкейд, это Мёрфи. Мёрф, это Кинкейд.

Кинкейд не удостоил ее вторым взглядом. Вместо этого он задвинул за нами ширму-гармошку:

– Вы сказали, это будет деловая встреча. Кой черт вы пришли с подружкой?

Нижняя челюсть Мёрфи напряглась – она явно сжала зубы.

– Это не подружка, – возразил я. – Она идет с нами.

Мгновение Кинкейд смотрел на нас изваянием из камня и льда. Потом расхохотался:

– Я слышал, вы занятный тип, Дрезден. Нет, серьезно, что она здесь делает?

Глаза у Мёрфи побелели от злости.

– Не уверена, что мне нравится ваше воспитание.

– Не сейчас, киска, не сейчас, – улыбнулся Кинкейд. – У нас деловой разговор с твоим парнем.

– Он не мой парень! – рявкнула Мёрфи.

Кинкейд перевел взгляд с Мёрфи на меня и обратно:

– Вы надо мной смеетесь, Дрезден. Это вам не в бирюльки играть. Если мы играем в игры с Черной Коллегией, у меня нет времени сидеть нянькой при этой Поллианне. И у вас, кстати, тоже.

Я открыл было рот, чтобы возразить, но передумал. Мёрфи мне башку отвертела бы, вздумай я защищать ее в ситуации, когда, по ее мнению, она могла без этого обойтись. Напротив, я слегка отодвинулся от них.

Мёрфи посмотрела на Кинкейда в упор:

– Теперь я уверена. Мне не нравится ваше воспитание.

Кинкейд раздвинул губы в ухмылке-оскале и приподнял левую руку, демонстрируя Мёрфи торчавшую из-под куртки кобуру:

– С удовольствием поболтаю с тобой за завтраком, конфетка. Почему бы тебе пока не найти себе детский стульчик?

Мёрфи даже не моргнула, только взгляд ее скользнул с лица Кинкейда на кобуру и обратно.

– В самом деле, почему бы нам не присесть? Зачем нам неприятности?

Ухмылка Кинкейда сделалась еще шире; не могу сказать, чтобы это выражение его лица мне нравилось. Он положил ей лапищу на плечо:

– Это игра для больших мальчиков, принцесса. Поэтому будь умницей, сходи посмотри себе ленточки, феньки какие-нибудь.

Мёрфи покосилась на лежавшую на ее плече руку. Голос ее сделался бархатным, но будь я проклят, если от этого он показался хоть чуточку слабее.

– Это квалифицируется как нападение. Я вас предупредила. Больше повторять не буду. Не прикасайтесь ко мне.

Лицо Кинкейда перекосилось от гнева, и он толкнул ее в плечо:

– Пошла вон отсюда, курва!

Мёрфи и правда не стала повторять дважды. Молниеносным движением рук она перехватила его запястье, лишила его равновесия, присев, потом резко повернулась и отшвырнула его. Кинкейд перекатился через стол и грянулся о стену. Правда, он мгновенно повернулся к ней, и рука его дернулась к пистолету.

Мёрфи зажала его правую руку локтем, а волшебным образом оказавшийся у нее в руке ее собственный пистолет уперся ему в подбородок.

– Ну-ка назовите меня так еще раз, – все тем же бархатным голосом произнесла она. – Я предупреждала. Предупреждала ведь?

Злость исчезла с лица Кинкейда так быстро, как может исчезать только наигранная. На ее месте обозначилась легкая улыбка, даже ледяные глаза его немного оттаяли.

– Нет, она мне нравится, – заявил он. – Я слыхал о ней кое-что, но мне хотелось поглядеть самому. Эта мне нравится, Дрезден.

Готов спорить, при виде симпатичной женщины он всегда хватается за пушку.

– Может, хватит говорить о ней так, будто она не стоит здесь, тыча в вас пистолетом?

– Может, вы и правы, – согласился он.

Потом повернулся лицом к Мёрфи и поднял руку ладонью вверх.

Она освободила его правую руку, опустила пистолет и, продолжая хмуриться, отступила на шаг. Кинкейд положил свой пистолет и уселся, опустив лапищи на стол рядом с оружием.

– Надеюсь, вы не чувствуете себя оскорбленной, лейтенант, – улыбнулся он ей. – Мне просто необходимо было удостовериться, что вы и впрямь соответствуете своей репутации, – прежде чем мы продолжим свои игры.

Мёрфи смерила меня своим фирменным взглядом «ну-и-идиот-же-ты-Гарри», а затем с непроницаемым выражением снова повернулась к Кинкейду:

– Теперь вам полегчало?

– Я вполне удовлетворен, – кивнул Кинкейд. – Вас не слишком сложно завести, но действуете вы, по крайней мере, грамотно. Это у вас «беретта»?

– «Сиг», – буркнула Мёрфи. – У вас имеются лицензия и разрешение на ношение оружия?

Кинкейд невозмутимо улыбнулся:

– Разумеется.

– Еще бы, – фыркнула Мёрфи. Некоторое время она молча смотрела на Кинкейда. – Давайте-ка с самого начала договоримся. Я коп и остаюсь копом. Это кое-что для меня значит, ясно?

Он задумчиво посмотрел на нее:

– Это я о вас тоже слыхал.

– Мёрф. – Я сел за столик. – Хочешь что-нибудь сказать ему, говори мне. В настоящий момент я его наниматель.

Она скептически выгнула бровь:

– И ты уверен, что все его действия будут укладываться в рамки закона?

– Кинкейд, – повернулся я к нему, – никакого мочилова без предварительной договоренности со мной. Идет?

– Слушаюсь! – гаркнул Кинкейд.

Я покосился на Мёрфи:

– Слышала?

Взгляд ее, обращенный к Кинкейду, не сделался одобрительнее, но она кивнула и подвинула стул, чтобы сесть. Кинкейд вежливо привстал. Мёрфи испепелила его взглядом. Кинкейд сел. Она снова сделала попытку сесть, и на этот раз привстал я. Она уперла руку в бедро и свирепо покосилась на меня:

– Твои старания казаться хитрозадым галантностью не считаются.

– Она права, – согласился Кинкейд. – Валяйте, лейтенант, садитесь. Мы не будем вежливыми.

Мёрфи насупилась, но села. Я все-таки сделал попытку встать, но она толкнула меня под коленки, и я плюхнулся обратно на стул.

– Ладно, – сказала она. – Так что нам известно на сегодня?

– Что я подыхаю с голоду, – ответил я. – Подождите минутку.

Я отложил дела до тех пор, пока мы не заказали завтрак, а официантка не принесла его в наш выгороженный угол. Задвинув за ней ширму, мы принялись за еду.

– Ладно, – сказал я, правда с набитым ртом это вышло не совсем разборчиво. И можете говорить что хотите про всякие калории и холестерин: чего-чего, а оладьи в «МДО» делать умеют. – Мы сегодня собрались, чтобы обменяться информацией и уточнить план.

– Найти их, – сказала Мёрфи.

– И убить, – добавил Кинкейд.

– Угу. Вот именно, – кивнул я. – Хотелось бы сделать особый упор на втором.

– Не совсем согласен, – возразил Кинкейд. – Весь мой жизненный опыт говорит о том, что почти невозможно убить кого-то, не зная, где он находится. – Он выразительно повел бровью и оторвал взгляд от еды. – Вы узнали, где они?

– Нет еще, – признался я.

Кинкейд покосился на часы и принялся за еду:

– У меня график.

– Знаю, – заверил я его. – Сегодня найду.

– До заката, – уточнил Кинкейд. – Идти на них в темноте – чистое самоубийство.

Мёрфи нахмурилась еще сильнее:

– И как прикажете относиться к такому подходу?

– Как к чисто профессиональному. У меня в полночь самолет – другой контракт.

– Дайте-ка уточнить, – не унималась Мёрфи. – Вы вот так просто улетите, потому что эти твари-убийцы не укладываются в ваш график?

– Да, – согласился Кинкейд, не отрываясь от еды.

– И вас не волнует, что из-за них могут погибнуть невинные люди?

– Не слишком. – Кинкейд отхлебнул кофе.

– Как вы можете так говорить?

– Легко, потому что это правда. Невинные люди погибают все время. – Кинкейд звякнул ножом по тарелке, подбирая яичницу с беконом. – Более того, у них это выходит лучше, чем у этих ваших тварей-убийц.

– Господи, – произнесла Мёрфи и посмотрела на меня. – Гарри, я не желаю работать с этой задницей.

– Спокойно, Мёрф, – сказал я.

– Нет, я серьезно. Ты же не в состоянии его контролировать.

Я потер бровь большим пальцем.

– Мёрф, мир вообще жестокое место. И не Кинкейд его таким сделал.

– Ему на все плевать, – не успокаивалась Мёрфи. – Ты уверен, что тебе нужен человек, которому плевать на все, пусть даже мир провалится в тартарары?

– Но он же согласился идти с нами и драться, – возразил я. – А я согласен ему платить. Он профессионал. Он сделает все как надо.

Кинкейд ткнул в мою сторону пальцем и кивнул, не прекращая жевать.

Мёрфи тряхнула головой:

– А водитель?

– Будет позже сегодня, – заверил я ее.

– Кто он?

– Ты его не знаешь. Я ему доверяю.

Секунду-другую Мёрфи молча смотрела на меня, потом кивнула:

– Кто нам противостоит?

– Вампиры из Черной Коллегии, – ответил я. – Как минимум двое. Возможно, больше.

– Плюс поддержка смертных, – добавил Кинкейд.

– Они могут швырять машины одной левой, – сказал я. – Они стремительны. Как… как Джеки Чан в кино. На равных нам с ними не совладать, поэтому вся штука в том, чтобы напасть на них при свете дня.

– Они будут спать, – заметила Мёрфи.

– Может, и нет, – сказал Кинкейд. – Те, что постарше, умеют обходиться и без этого. Мавра вполне способна оставаться начеку.

– Более того, – добавил я, – она умеет колдовать. Если не как чародей-профессионал, то как средней руки чернокнижник.

Кинкейд вдохнул и выдохнул через нос. Он прожевал то, что было у него во рту, и проглотил.

– Черт, – только и сказал он, прежде чем откусить еще.

Мёрфи нахмурилась:

– Что ты имеешь в виду: «как чернокнижник»?

– Это в некотором смысле наши профессиональные термины, – пояснил я. – Довольно много людей умеют колдовать помаленьку. Ну, всякие там мелочи. Но иногда кое-кто из этой мелюзги набирается сил или находит источник энергии, и тогда это может представлять собой угрозу. Чернокнижник – это тот, кто способен натворить своей магией всяких довольно серьезных пакостей.

– Как тот Человек-Тень, – кивнула Мёрфи. – Или Кравос.

– Угу.

– В таком случае хорошо, что с нами чародей, – сказал Кинкейд.

Мёрфи посмотрела на меня.

– Чародей – это тот, кто при необходимости может использовать магию для разрушения, но может делать и много всякого другого, – пояснил я. – Власть чародея не ограничивается умением взрывать все к чертовой матери или вызывать демонов. Хороший чародей может использовать свои магические способности почти любым мыслимым образом. В чем, собственно, и заключается проблема.

– О чем это ты? – не поняла Мёрфи.

– Мавра чертовски лихо управляется с завесами, – сказал я, обращаясь больше к Кинкейду. – Нет, правда лихо. И вчера ночью устанавливала ментальную связь на расстоянии – немаленьком.

Кинкейд перестал жевать.

– Ты хочешь сказать, что эта твоя вампирша – чародей? – спросила Мёрфи.

Кинкейд смотрел на меня.

– Возможно, – ответил я. – Очень даже возможно. Этим, кстати, можно объяснить и то, как ей удалось выжить до сих пор.

– Вся эта операция напоминает прогулку с финишем в городском морге, – сказал Кинкейд.

– Хотите выйти из игры?

Пару секунд он молчал, потом мотнул головой:

– Я просто к тому, что, если Мавра бодрствует и дееспособна и если она в состоянии разбрасываться крупнокалиберными заклятиями в ближнем бою, мы с тем же результатом просто можем напиться стрихнина с ромом. Сэкономим на прогулке.

– Вы ее боитесь, – заметила Мёрфи.

– Именно так, – согласился Кинкейд.

Она снова нахмурилась:

– Гарри, а ты можешь справиться с ее магией? Как ты проделал тогда, с Кравосом?

– Это зависит от того, насколько она сильна, – заметил я. – В принципе, чародей должен ее одолеть. Скорее всего – да.

Кинкейд покачал головой:

– Магический блок… видел я такое. Один раз видел, как это не сработало. Все погибли.

– Кроме вас? – спросил я.

– Я прикрывал их с тыла. У нашего заклинателя голову в пыль разнесло. Я едва выскочить успел. – Кинкейд погонял кусок сосиски вилкой по тарелке. – Даже в случае, если вам удастся блокировать ее, справиться с Маврой будет непросто.

– Поэтому вы столько и запросили, – кивнул я.

– Верно.

– Пойдем по стандартным рекомендациям Стокера, – сказал я. – Чеснок, кресты, святая вода. Должно сработать.

– Эй, – оживилась Мёрфи. – Гарри, помнишь, ты говорил мне о солнечном свете в кармане? Ну, про тот носовой платок, который ты использовал против Бьянки несколько лет назад?

Я поморщился.

– Не могу, – коротко ответил я.

– Почему не можешь?

– Невозможно это, Мёрф. Не важно почему, но невозможно. – Я снова перевел разговор ближе к делу: – Нам необходимо сдерживать Мавру до тех пор, пока мы не разделаемся с ее головорезами. Потом разберемся с ней. Вопросы есть?

Кинкейд значительно кашлянул и кивнул в сторону стола, на который официантка выложила счет. Я нахмурился и порылся в карманах. У меня хватило денег оплатить его – только потому, что на дне двух разных карманов обнаружилось два четвертака. Я выложил деньги на стол. На чаевые у меня уже не хватило.

Кинкейд внимательно посмотрел на кучку мятых купюр и мелочи, потом на меня. Очень мне не понравился его взгляд: отстраненный, оценивающий. Кое-кому сделалось бы от такого крепко не по себе. Например, тому, кто согласился заплатить черт знает сколько денег, которых у него нет.

– Раз так, пока всё, – сказал я, вставая. – Приготовьте все, что необходимо, соберемся сегодня ближе к вечеру. Я хочу напасть на них сразу, как только узнаю, где они.

Кинкейд кивнул и снова занялся едой. Я вышел. Стоило мне повернуться к Кинкейду спиной, как у меня начало чесаться между лопатками. Мёрфи догнала меня, и мы направились к «жучку».

Всю дорогу обратно к полицейскому управлению мы с Мёрфи молчали. Только когда я затормозил на стоянке перед ее корпусом, она окинула взглядом салон и нахмурилась:

– Что это у тебя с машиной?

– Плесенные демоны.

– Ох.

– Мёрф?

– А?

– Ты в порядке?

Она на мгновение крепко сжала губы:

– Пытаюсь приспособиться. Умом я, конечно, понимаю, что мы делаем единственное, что можем в этой ситуации. Но, понимаешь, я защищала порядок с тех лет, когда мне пить еще запрещалось… и все эти ковбойские штучки представляются мне… неправильными какими-то, что ли. Хорошие копы так не поступают.

– Мне кажется, это зависит от того, что за коп, – сказал я. – Мавра и ее шайка ставят себя выше закона, Мёрф, причем во всех отношениях. Поэтому единственный способ остановить их – это убрать их так же бесцеремонно, как поступают они сами.

– Здесь, – Мёрфи постучала пальцем по лбу, – я это понимаю. Но вот здесь, – она стукнула себя кулаком в грудь, – я с этим не согласна. – Она помолчала немного. – Вампиры – не проблема. С ними я как-нибудь разберусь. С радостью. Но ведь, кроме них, будут и люди. Вот не знаю, достанет ли мне решимости нажать на спуск, если рядом окажутся люди, которые смогут пострадать. Я присягала защищать их, а не ловить под перекрестный огонь.

Я не нашелся что ответить.

– Могу я спросить у тебя кое-что? – спросила она после паузы.

– Разумеется.

Она внимательно посмотрела на меня, продолжая сосредоточенно хмуриться:

– Почему ты не можешь повторить эту штуку с солнечным светом? Она ведь пришлась бы как нельзя более кстати. Это не похоже на тебя – называть что-то нереальным.

Я пожал плечами.

– Я уже пробовал пару лет назад, – сказал я. – Сразу после начала войны. Оказалось, для того чтобы завернуть солнечный свет в носовой платок, ты должен быть в этот момент совершенно счастлив. Иначе ничего не выйдет.

– Ох, – вздохнула Мёрфи.

Я снова пожал плечами.

– Я, наверное, буду на пикнике в парке у Волчьего озера, – сказала Мёрфи. – Но я захвачу пейджер.

– Хорошо. Извини, что не получилось втянуть тебя в какую-нибудь жуткую, порочную и кровожадную историю вовремя.

Она улыбнулась – скорее глазами, чем губами.

– До скорого, Гарри, – сказала она и выбралась из машины. Потом покосилась на часы и вздохнула. – Минус два часа – отсчет пошел.

Я моргнул, глядя на нее:

– Упс…

Мёрфи скептически покосилась на меня:

– Чего?

– Упс, – повторил я. Какая-то мысль сгущалась у меня в голове, но я никак не мог ухватить ее за хвост. – Отсчет… вот сукин сын.

– О чем это ты?

– Ты нашла полицейские отчеты о тех двух женщинах в Калифорнии?

Мёрфи удивленно подняла бровь, но все же кивнула:

– У меня в машине. Подожди минутку.

Я услышал, как она открывает багажник, потом хлопает крышкой. Мёрфи вернулась с пухлой картонной папкой и протянула ее мне.

Я пробежал глазами по отчетам. По мере того как я читал, возбуждение нарастало.

– Вот! – Я ткнул пальцем в абзац распечатки. – Теперь я знаю, как они это проделывают. Вот черт, мог бы и раньше догадаться.

– Как они проделывают? – переспросила Мёрфи. – Что?

– Сглаз, – буркнул я, с трудом сдерживаясь от охватившего меня возбуждения. – Малоккио. Проклятие, поражающее людей Геносы. Оно связано с таймером.

Она склонила голову набок:

– Оно что, действует автоматически?

– Нет-нет, – взмахнул я руками. – Просто оно происходит строго по графику. Обе погибшие женщины убиты утром, незадолго до десяти. – Я закрыл глаза, припоминая информацию, которую дал мне Геноса. – Точно… девять сорок семь и девять сорок восемь. Обе погибли в одно и то же время.

– Не совсем одно и то же, Гарри.

Я нетерпеливо махнул рукой:

– Одно. Готов поспорить. Зафиксированное в протоколе время установлено полицейскими – им плюс-минус минута ничего не меняет.

– Но почему это так важно? – удивилась Мёрфи.

– Потому что эти два несчастных случая в Чикаго имели место в одиннадцать сорок семь, да и вчерашняя история – тоже чертовски близко к этому времени. Прибавь к калифорнийскому времени два часа разницы в поясах. Проклятие посылалось в одно и то же время. За тринадцать минут до полудня или до полуночи.

Цепочка в голове моей выстроилась вполне убедительная.

– Адские погремушки! – выдохнул я.

– Я не буду просить у тебя объяснений всякий раз, когда ты застываешь вот так, Гарри, – ты и сам, черт подери, знаешь, что я ни хрена не понимаю, о чем ты говоришь и что все это означает.

– Это означает, что убийца не сам наводит проклятие, – буркнул я. – Я хочу сказать, действовать именно так нет необходимости, если только у него не остается выбора. Убийца пользуется ритуальной магией. У него – или у них – есть спонсор.