Текст книги "Чумазая принцесса"

Глава 34. Жалкое чучело

Мы доплыли! Хотя это недешево мне досталось, Фрэнку тоже, так как ему пришлось в конце поработать за нас двоих и потом тащить меня в заброшенный дом. Но это было лишнее, я могла бы подождать его на берегу, но этот упрямый черт потащил, наверное опасался, что я его за все художества к ответу притяну и подмочу губернаторскую репутацию, вот теперь и старается, задобрить хочет.

– Фрэнк! – требовательно приостановила я его в дверях. – Если ты скоро не возвратишься, то я…

– Ты, Рыжая, останешься на месте до моего возвращения, иначе пожалеешь! – пригрозил этот проходимец перед тем как безнаказанно уйти, воспользовавшись моим полным, бессильным, распростертым состоянием на кровати, на которую он меня положил, завалив одеялами. Ну, ладно! Я только отдохну немного, а там поквитаемся! Ох уж и поквитаемся!

Убаюканная этой заманчивой мыслью, я уснула. А когда проснулась, забыла про «поквитаемся», меня его вид сбил с толку.

Фрэнк спал в кресле рядом с диваном и выглядел крайне утомленным. Мне его вдруг жалко стало и захотелось погладить.

Я высунула руку и осторожно провела по его небритой щеке.

– Что ты делаешь, Рыжая? – спросил он, не открывая глаза.

Отдернув руку, я неловко забегала своими застигнутыми глазами и очень находчиво забормотала:

– Я это… у тебя к щеке грязь прилипла, я ее стряхнула, зачем, думаю, ей тут липнуть, когда ты спишь.

– А на другой щеке?

– Что?

– Может, там что стряхнешь.

– Там ничего нет.

– А ты попробуй.

– Говорю тебе, нет ничего! И открой глаза, если проснулся! Ты звонил?

Фрэнк открыл глаза, устало потянулся всем своим великолепным телом, потом встал и спросил:

– Есть хочешь?

– Нет. Ты позвонил?

– Как-то неважно выглядишь. Рыжая.

– Ты позвонил или нет?

–Да.

– Сразу не мог ответить? Что тебе Ричард сказал? Он здорово испугался? Он звонил Денни? Они нас искали? Ты собираешься наконец отвечать?!

– Собираюсь, но не на все сразу. Как ты себя чувствуешь, детка?

– Сейчас скончаюсь прямо у тебя на глазах, если ты сию же секунду…

– Успокойся. Парни немного поволновались. Твоему брату не звонили. Что еще тебя интересует?

– А они скоро за нами приплывут?

– В этом нет необходимости. Я приказал Фостеру подписать договор.

– А на каких условиях?

– На моих.

– И без пятого пункта?! – приподнялась я на локтях. Фрэнк кивнул.

– И без восьмого?!

– Да, Рыжая. И без двенадцатого.

– Понятно! – я упала на подушки, внезапно догадавшись о всей подоплеке дела. – Ты нарочно не звал на помощь, чтобы Ричард расстроился, а потом обрадовался и подписал на радостях, что ему твои люди подсунули, специально подговоренные!

– Я всегда добиваюсь своего.

– Вот именно! Отойди прочь! Мне встать надо!

– У тебя есть еще время поваляться до прибытия вертолета.

– Сам валяйся до своего вертолета! А я пойду!

– Куда ты пойдешь?

– Не твое дело! Отойди, кому сказано!

– Рыжая, благодаря твоим стараниям я втянут в историю. У меня нет выбора, я обязан доставить тебя домой, может быть, это позволит мне избавиться от рыжего чучела.

Вытянув шею, я посмотрелась в висевшее на стене зеркало, так ли это? Выходило, что так. И пуще того – очень страшное чучело! Вылитое чудище морское! Волосы противно слиплись и в то же время хаотично торчали в разные стороны, про бескровное, зеленистое лицо с синими, как у утопленницы, губами и говорить не приходится! Огорченно вздохнув, я молча легла лицом на обратную сторону от Фрэнка, чтобы не мозолить ему глаза своим неприглядным видом.

Дома, куда меня доставили и куда я вошла одна, никого не было, Денни забрал с собой Ларри.

После ванны, легкого ужина, продолжительного сна и плотного завтрака настроение мое улучшилось и совсем поправилось, когда приехал Ричард. Все-таки страшно приятно, когда вдруг отыщется живая душа, какой ты небезразлична и которая жалким чучелом тебя не считает, а напротив, уверена в твоей исключительной, неотразимой красоте.

Я от этого вдруг согласилась выйти за него замуж, он меня уже месяц упрашивает.

Ричард чрезвычайно обрадовался и на этой почве был близок к помешательству. Потому что зачем бы тогда ему понадобилось приглашать на наше бракосочетание Фрэнка, который в тот момент не вовремя зашел, когда Ричард кружил со мной на руках около дивана?

Впрочем, он Фрэнка-то не знал хорошо, да к тому же я успела ему рассказать, что я якобы неосторожно оступилась и упала за борт, а Фрэнк бросился меня спасать, но потерял из виду, а когда нашел, «Роза» была далеко и у него горло кашлем перехватило, поэтому не мог докричаться.

Ричард под влиянием моей приукрашенной версии заявил, что он Фрэнку должник до конца жизни.

А Фрэнк недобро, опасно усмехнулся и сказал, что будет рад присутствовать на нашем бракосочетании, когда оно состоится?

Ричард ответил: завтра. Но я вспомнила, что еще неважно себя чувствую, и отложила его на две недели.

Фрэнк попрощался и ушел, не сказав зачем приходил.

Я об этом вспомнила на следующий день и два часа звонила ему, но он как сквозь землю провалился или, что всего вероятнее, запретил подзывать себя, если морское чучело позвонит. В три часа ночи он мне сам позвонил.

– Что надо? – свирепо прорычал он.

– Я узнать хотела, зачем ты приходил.

– Уже не важно, – буркнул он, бросая трубку.

Глава 35. Остров

Отправившись на следующий день за покупками, я неожиданно встретила Говарда. Он сказал, что у хозяина есть ко мне не терпящее отлагательств дело, ему приказано доставить меня по назначению.

Я пыталась допытаться: какое спешное дело стряслось, пока мы ехали в машине, но Говард утверждал, что не знает, но я не должна сомневаться, хозяин без серьезных оснований беспокоить не будет.

Я и не сомневалась, знала, что Фрэнк меня терпеть не может, если я для него морское чучело, поэтому откинулась на спинку сидения и невидящим взором уставилась в окно. Кажется, в порт едем.

Мы туда прибыли и отчалили, вернее, я отчалила на такой ржавой посудине, которую не вдруг и не на всякой свалке отыскать можно, и управлялась эта развалина крайне негостеприимным человеком в брезентовой робе и длинных рыбацких сапогах. Он не только не ответил на мое дружелюбное приветствие и на вопрос: «Где у вас, капитан, разместиться можно?» – но и не обернулся.

Между тем вопрос этот был не праздный, поскольку на мне были: превосходный белый костюм, черные до локтей перчатки, черная лакированная сумочка, черная широкополая шляпа, с нее еще шарф шикарно свешивался, и итальянские ручной работы лодочки на высоких каблуках.

Только переминались эти умопомрачительные лодочки на куче промасленных канатов, потому что ступить дальше было некуда. Не в эту же протухшую жижу на дне? Там, по-моему, выше щиколотки. Может, этот человек обернется за чем-нибудь?

Но это не случилось за тот час, в течение которого я простояла на канатах, словно белая цапля на болотной кочке. Я бы еще долго могла так непоколебимо простоять, ухватившись одной рукой за поручень, ввиду моего скорого свидания с Фрэнком, на которое в пику ему я твердо намеривалась прибыть при полном параде и расчехленных знаменах, когда бы не начала замечать, что витки канатов моей кочки медленно, но неуклонно исчезают за радужной поверхностью жижи. Не вызывало сомнений, что уровень ее растет, в то время как берег давно скрылся из глаз и цели нашего путешествия не видно. Пришла пора что-нибудь срочно предпринять для спасения.

Придерживаясь за поручень, я сняла лодочки, отцепила и сняла чулки, и, задрав юбку, осторожно ступила в жижу, чтобы дойти до капитана.

Обернулся он не сразу, но когда начал делать этот свой ленивый разворот, я кое-что заподозрила по зеркалам заднего обзора, в них очень хорошо просматривалась моя кочка вместе с оставленными на ней лодочками.

Как я раньше не догадалась! На такие возмутительные выходки был способен один-единственный человек на свете! Одному Фрэнку ничего не стоило не заметить моего разгневанного лица, а сразу заглядеться на то, что у меня находилось пониже талии.

Проследив его наглый взгляд, я забыла про жижу и выпустила юбку. И когда край ее ушел в грязную воду, я жутко расстроилась. Мне так нравился этот костюм!

– Да, костюмчик, похоже, того – сдох! – с фальшивым сочувствием проговорил Фрэнк. – Однако, нет худа без добра. Я забыл о течи. Тебе предстоит небольшая работенка. Возьми ведро и живо приступай!

– Не подумаю! Это твое барахло!

– Сдается, ты не прочь по новой искупаться?

Ну, в общем, я взяла ведро. Минут через сорок моей ударной работы я в изнеможении осела на ближайшую кочку, с ненавистью глядя на взбаламученную жижу, уровень которой совсем не уменьшился, наверное, там установилось динамическое равновесие: сколько выливалось, столько тут же и набиралось.

– Долго не засиживайся! – услышала я окрик Фрэнка.

Я вытерла тыльной стороной ладони капли пота над верхней губой и опять ринулась на жижу. К концу пути между мной и хорошо отлаженным отупевшим механизмом по вычерпыванию не было существенной разницы. Я не сразу смогла остановиться, когда Фрэнк заглушил мотор. Он был вынужден силой отобрать у меня ведро, которое я крепко прижимала к груди, словно родное. Спина моя тоже не разгибалась, Фрэнк меня подхватил согнутую и вынес на песок.

– Это твой остров, Рыжая, мой свадебный подарок! Не спеши благодарить меня.

– Угу, – с трудом прохрипела я. То, куда мы вскарабкались по скалистым уступам, походило на замаскированный люк. Откинув его, Фрэнк спустился вниз по металлической лестнице. Я последовала за ним, потому что там свет загорелся.

С первого взгляда это смахивало на бункер, обставленный чем придется с армейских складов. Помимо бетонных стен, пола и потолка туда завезли раскладную кровать, стул, стол и много ящиков с голой лампочкой к потолку.

– Как видишь, детка, тебе чертовски повезло! Это самое надежное укрытие на западном побережье, бывший форпост. Садись, у меня есть для тебя новости. Итак, не знаю на какой срок, но не меньше, чем на пару недель ты останешься здесь. Это самое безопасное место для тебя. До меня дошли сведения, что сицилийские родственники арестованного наводили о тебе справки, так что пока я не решу проблему, ты будешь находиться здесь. О своих пацанах не беспокойся, я приказал увезти их ко мне в поместье во Францию, там они будут в безопасности.

– А мне нельзя с ними?

– Нет. Что же касается твоих матримониальных планов, то я введу в курс дела Твикхэма. И последнее, я не смогу навещать тебя. Это небезопасно. А сейчас вставай, я покажу как пользоваться вентиляцией и передатчиком для экстренных вызовов.

Он мне показал все и мы пошли к шхуне. Когда он ее завел, я вспомнила:

– Фрэнк! А течь-то, забыл?!

Он не обернулся. Спокойно завел мотор и только после этого, сверкнув превосходными зубами на загорелом пиратском лице, сказал:

– Рыжая, меня трогает твоя забота, однако причин для беспокойства нет. Ежели на борту не окажется разодетой в белое дамочки, то излишек воды устраняется по предписанию.

– Насосами, что ли?

– Умненькая девочка.

– А вдруг они не заработают?

– Это маловероятно. Накануне помпы работали, почти как ты, крошка.

Тут я какое-то время простояла, разинув рот, потом схватила камень и пустила его вдогонку Фрэнку и еще прокричала, бешено жестикулируя, какой он мерзавец и негодяй! Пусть вообще никогда не появляется, если ему жизнь дорога!

Глава 36. Западня

На восьмой день пребывания на острове под кроватью был найден скомканный портрет Фрэнка с призывом под портретом голосовать за Фрэнка Ловайса – лучшего кандидата в губернаторы.

Этот портрет в первый день я, когда разбирала ящики, забросила под кровать, а теперь старательно разгладила, посидела над ним, вздыхая, и повесила на стену. Мне же надо было смотреть на какое-нибудь человеческое лицо, хотя лицо Фрэнка с большой натяжкой можно было причислить к истинно таковым, но у меня других не было. Я и свое стала забывать. Он ни одного зеркала специально не привез.

Я его, негодяя, теперь насквозь ясно видела! И когда на двадцать первое утро проснулась, то совсем не удивилась, почувствовав, что меня кто-то целует. Он именно так и должен был по-воровски прокрасться и вероломно целоваться, пока я спала и не до конца проснулась, и соскучилась, и была до смерти рада всякому человеческому присутствию, даже такому бесстыдно-необузданному, от которого во мне поднимался страшный жар, и не было никакой возможности не уступить ему, и хуже того, оторвись он от меня, я бы пошла на любую крайность, а хоть бы и умоляла его остаться!

Он это прекрасно чувствовал, потому что нашел в себе силы, когда их у него не должно было остаться, с вызывающим самодовольством рассмеяться. А меня это так мало возмутило, что я не перестала автоматически благодарно поглаживать его голую спину. И когда он захотел встать, у меня помимо моей воли умоляюще вырвалось:

– Нет, Фрэнк, не уходи, не оставляй меня!

– Рыжая, эта кровать не рассчитана на двоих. Однако если ты поторопишься, возможно, на яхте у меня не пропадет желание поразвлечься с тобой.

Одевалась я считанные секунды, я жутко боялась, что он не захочет меня ждать и старалась не отставать, когда он стремительно шел к пристани и только в каюте облегченно перевела дух, потому что мы начали, как сумасшедшие, целоваться и раздеваться, а потом упали в замечательно широкую кровать. И Фрэнк опять неизвестно над чем смеялся, и я опять не могла возмутиться. И когда в дверь каюты постучали и объявили о прибытии, я простодушно призналась на свою голову:

– Фрэнк, я не хочу уходить от тебя!

– Рыжая, у меня на тебя нет времени. Одевайся!

Из каюты я выскочила, словно ошпаренная, и тут же споткнулась, зацепившись каблуком за ковер, но он меня успел подхватить. Разъяренно вырвав свой локоть, я ускорила свой шаг, насколько мне позволяли остатки моего достоинства, но они были невелики. Потому что разве бы иначе он осмелился бесцеремонно схватить меня, как будто мне недавно пятнадцать стукнуло, и засунуть в свой лимузин. А я ведь отчаянно вырывалась и пыталась удрать через другую дверцу и даже укусила его за большой палец, но он ничего не принял во внимание: поймал меня за ногу, втянул обратно и пригрозил надрать мне задницу, если я буду кусаться или как-то еще проявлять свое неповиновение, особенно в присутствии его преосвященства и свидетелей, тогда он возвратит меня на остров и раньше следующих шести недель не заберет.

– Не хочешь ли сказать, что везешь меня на мое бракосочетание? – изумленно спросила я. – Отпусти меня, я не буду кусаться. Я рада, что выхожу за Ричарда. Я уже вспомнила каков он. Ты не стоишь его мизинца! – Я хотела еще что-нибудь добавить, но Фрэнк приподнял меня и угрожающе произнес:

– Не мели языком, женщина! – и отшвырнул от себя.

Я отодвинулась в угол и, мрачно нахохлившись, молча просидела весь путь.

Когда мы вошли в незнакомый огромный дом и он приказал здоровенной дылде в переднике проводить эту леди, меня то есть, в ванну и проследить, чтобы я не сбежала, я и тогда промолчала, хотя это мне было и нелегко. Особенно пришлось крепиться, когда на меня белое платье надевали, а он без стука вошел и стал по-хозяйски оглядывать меня, вертеть и застегивать на мне содержимое, бархатных коробочек, будто я его собственность, и он в полном праве вспоминать еще про мои туфли и надевать их на меня, причем он до того зарвался, что у дверей, за которыми должна состояться брачная церемония, приостановился, сдавил мою нетолстую талию железными ручищами и зловещим голосом напомнил, чтобы я не пыталась что-нибудь выкинуть, тогда он меня не на шесть недель, а на год на остров отправит!

Но о том, чтобы выкинуть, я не вспомнила, потому что его преосвященство начал произносить торжественную речь, а Фрэнк продолжал крепко удерживать меня за талию, а Ричард опаздывает, я несколько раз оборачивалась, разыскивая его.

Когда преосвященство огласил наши с Фрэнком имена, я страшно поразилась и превратилась в соляной столб, который механически повторял, что ему велели делать. И лишь когда Фрэнк меня властно поцеловал, будто клеймо Ловайсов ставил на собственности, я пришла в себя.

Отчаянно рванулась, словно утопающая за последним глотком воздуха, и налетела головой на льдину, под которую меня затянуло, и пошла ко дну. Свет померк.

Это такая приблизительная аллегория для наглядности. На самом деле свет померк не из-за того, что я незаметно под льдину угодила, а много хуже!

Открыв глаза, я с недоумением посмотрела на Фрэнка. Он стоял рядом с кроватью, сунув руки в карманы, и напряженно глядел на меня. И казалось, что он не раскаивается в содеянном, а как бы желает отыскать это раскаяние на моем лице, потому что именно я виновата, да так необыкновенно виновата, что он чрезвычайно зол на меня и не собирается мне этот мой неописуемый, дурной поступок простить.

– Я не знала, что за тебя иду, думала за Ричарда, он только опаздывает. Ты не имел права жениться на мне без моего согласия! Это незаконно!

– Дорогуша, ты поставила свою подпись в присутствии свидетелей.

– Ага! Они видели, как я потом опомнилась, а ты меня отключил бандитским приемом!

– Это выглядело как тривиальный обморок счастливой новобрачной. Я принес извинения за твою неумеренную нервозность. Так что отныне мы связаны нерасторжимыми узами. Не советую пытаться их разорвать. Для Твикхэма первая же попытка закончится весьма печально.

–Ты его поколотишь?

– Для начала, потом, боюсь, не смогу остановиться. Ты пожалеешь.

– Я уже сейчас жалею! Так бы и проглотила себя, что поддалась! Зачем женился, если я у тебя жалкое чучело?! Назло?! Потому что знаешь, что я Ричарда люблю, и он лучше тебя?!

– Ты угадала. Тебе с таким раскладом придется смириться. Вставай, нас ожидает праздничный ужин.

– А у меня аппетит пропал! Был, а как взглянула на тебя, так весь и вышел!Я, наверное, с голоду теперь умру и тебе не достанусь!

– Ты забываешь, дорогуша, ты уже моя! Разумеется, ты составишь мне компанию.

– Не прикасайся ко мне! – буркнула я, слезая с кровати.

На праздничном ужине, кроме нас и Говарда, никого не было. Фрэнк усадил меня рядом с собой. Я хотела переехать на дальний конец, где мне по этикету полагалось сидеть, но Фрэнк не позволил это сделать и пообещал собственноручно накормить меня, если я сама не справлюсь.

Но я вскоре стала хорошо справляться, затягивая этот дурацкий ужин, когда догадалась по его заблестевшим, хищным глазам, что меня ожидает.

И не ошиблась, только мы встали, как он положил свою хозяйскую руку на мою талию и направился со мной в спальню. У ее дверей я предприняла попытку высвободиться, но он еще крепче прижал меня к себе и насмешливо посмотрел на мое разгневанное, красное лицо.

– Что ты хочешь от меня? – заносчиво спросила я.

– Исполнения обычных супружеских обязанностей.

– Но ты не любишь меня!

– Похоже, это тебя огорчает?

– Нет!

– Прошу, дорогая.

Он меня подтолкнул и закрыл дверь. Но я, отвернувшись, упрямо осталась стоять возле двери, пока он раздевался.

Справился он быстро и взялся за меня. У него это с преступной ловкостью получалось, потому что он слишком многих умело раздевал. Мне от этого вдруг сделалось как-то не по себе. А когда у меня такое состояние, у меня глаза оказываются на мокром месте, я не хотела, чтобы Фрэнк это заметил, только он все равно что-то почувствовал: остановился и приказал мне открыть глаза.Я, надменно шмыгая носом, сказала, что глаза мои, хочу открываю, хочу – нет.

– Рыжая, – с холодным пренебрежением проговорил он, – я никого не брал силой.

– И сейчас не будешь брать? – судорожно всхлипнув, спросила я. Когда дверь захлопнулась, я уткнулась в подушку и разревелась.

Глава 37. Не собираюсь сдаваться

Первое, что я почувствовала, когда утром увидела его (он опять стоял у кровати и смотрел на меня) была стихийная, ослепительная радость, которая вскоре сменилась таким же ослепительным гневом и твердой решимостью не проливать больше ни одной слезинки, даже если он будет спать подряд со всеми женщинами нашего штата, исключая меня.

– Принеси мне халат, я хочу встать! – раздраженно сказала я.

Не очень-то я надеялась, но Фрэнк принес его. Это был мужской, наверное его собственный халат, который я почти вырвала у Фрэнка и махнула рукой, чтобы он отвернулся. Но он и не подумал это сделать, так рядом и простоял, пока я неловко одевалась. Хорошо хоть в ванную не увязался, с него бы сталось.

Вид у меня был неблестящий: опухший и взъерошенный. Я постаралась холодной водой уменьшить первое и усилить второе – колючий блеск в глазах. Пусть видит, что мне все равно и я не собираюсь сдаться. Я еще хорошенько не знала, как это я не буду сдаваться, но когда в последний раз взглянула в зеркало, вид мой уже мне понравился:

вполне самостоятельный и воинственный.

– А во что…– бойко с порога начала я.

Фрэнк указал мне на одежду, лежащую на кровати.

Это был почти такой же белый костюм, что погиб безвозвратно, а все остальное немного другое, но не хуже, а гораздо лучше, потому что это Фрэнк выбирал, а он никогда не ошибается. Я как-то тут забылась и нечаянно благодарно улыбнулась, и Фрэнк на глазах повеселел, а я спохватилась, но он уже повернулся, направляясь к дверям.

Я принялась с удовольствием одеваться и сбежала вниз. Там меня Фрэнк дожидался.

– Мы не туда едем, – сказала я, когда мы миновали нужный поворот. – Я хочу домой! Скажи шоферу, что это в другую сторону.

Фрэнк почему-то не стал спорить, велел повернуть в нужную мне сторону. А когда приехали, открыл дверь моего дома, пока я ключ под крыльцом искала (я его всегда там оставляла, чтобы не выронить где-нибудь в другом месте и не вспоминать, где это примерно могло быть). Каким-то образом в этот раз он хранился у Фрэнка в кармане.

И несмотря на это, в доме было все в полном порядке, я проверяла, даже цветы политы.

Я ходила по дому. А Фрэнк, как привязанный, следовал за мной, хотя ему было сказано спуститься вниз и подождать меня там, где моя шляпа с перчатками оставлены, я без них не сбегу, могу поспорить. Но он ответил, что ему тоже интересно.

Особенный неподдельный интерес у него обнаружился к моей корреспонденции. Он к ней первым подошел и стал разбирать ее. Вскрыл один конверт и начал читать, что лично мне сообщалось, а я не могла дотянуться до письма. Он мне его передал, как прочитал. Я ему хотела кое-что по этому поводу высказать, но, взглянув на отправителя, забыла.

Аннабел Богарт, сестра Ричарда и мать двойняшек, среди новостей о семье писала, что Дик приехал к ним совершенно подавленным. Когда она попыталась выяснить у него, что случилось, он, взревев как раненый бык, заявил, что в его присутствии отныне запрещено произносить мое имя. Как я могу догадаться, Дик снова превратился в буйного дикаря. Она надеется со мной скоро увидиться. Она уверена, что то, что между нами с Диком произошло, есть не более чем досадное недоразумение, которое необходимо рассеять ко всеобщему удовольствию и согласию.

Прочитав письмо, я некоторое время моргала и расстраивалась.

– Что ты ему сделал?! – спросила я.

– А надо было?

– В последний раз спрашиваю: ты поколотил его?!

– Не пришлось, Твикхэм оказался благоразумным малым. Получив послание, в котором сообщалось, что ты разрываешь с ним помолвку и уезжаешь к другому мужчине, он предпочел уважать твой выбор.

– И подпись моя там стояла?

– Разумеется.

– Выходит, я зря мучилась на твоем пустом острове, ты мне наврал про опасность?!

– А как бы иначе я уговорил тебя не прыгать в постель к первому попавшемуся паршивцу?

– Я не прыгала! Я с одним с тобой после Сида спала, да и то по ошибке, которая уже никогда не повторится! Это ты спишь с кем попало, но мне наплевать! Я очень рада, потому что скоро разведусь с тобой по супружеской неверности!

– Неприятно разочаровывать тебя, детка, но ты не получишь доказательств. В мои планы не входит изменять тебе.

– Ты не сможешь удержаться!

– Время покажет. А сейчас нам пора ехать, еще пара минут, и я отдам приказ отпустить экипаж, парни устали нас ждать. Придется лететь к пацанам завтра.

Я больше не стала тратить слов на этого, не знаю как и назвать, села в машину, позабыв взять перчатки и шляпу, но Фрэнк не забыл, он их прихватил с собой и положил мне на колени, заметив с сарказмом, что, как он и думал, я способна сбежать без них.

Да! Что ни говори, мне не следовало тогда беспокоить Пречистую Деву! Не побеспокоила бы, не нужно было бы теперь оправдываться перед Ричардом, чтобы он не думал, что я такая подлая и низкая, как этот проходимец меня перед ним выставил. Ричард, наверное, даже не подозревает, что в мире водятся такие вероломные проходимцы, как Фрэнк, которым лишь до собственных прихотей есть дело.

Но поправить уже ничего нельзя. Фрэнк не позволит. Он с детства привык, чтобы по его выходило. Хорошо бы нашим детям его эгоизм не передался. Конечно, я не собираюсь с ним спать, но потом придется. Он не отступится. Уверен, что я его законная собственность, он в этом как Сид, только Сид бы никогда не заставил меня до изнеможения вычерпывать и на пустынный остров бы не сослал, потому что по-настоящему любил, а Фрэнк не по-настоящему, а для одной животной страсти. У него от нее глаза горят и голодное выражение появляется, точно у волка, и подкарауливает он меня, как волк, все ждет чего-то, чтобы я опять забылась, и он этим бы воспользовался. Только не нужно мне это – недостаточно! Но страдать я не стану! Вот, кажется, уже и не страдается! Сейчас полистаю эти журналы, а потом опять не буду страдать.

В целом мне это неплохо удалось. До самого приземления читала журналы, прерываясь время от времени, чтобы взглянуть на Фрэнка и проверить: как там у меня обстоит со страданиями? Но, слава Богу, как будто бы ничего, могу смотреть на этого изверга – и хоть бы что, даже когда он тоже оторвется от своих бумаг, и мы нечаянно встретимся глазами. Я тогда независимо сдвину брови и также независимо глаза быстро опущу, ну, может, разок потом и подгляну из-под ресниц и читаю себе спокойно.

Вот так без происшествий, благополучно долетели и добрались до его поместья. Там был вместо обыкновенного колониального дома с колоннами старинный, как у Синей бороды, замок.

Фрэнк спросил у своего управляющего, где Денни и Ларри?

Я не стала ждать пока сходят за ними, как Фрэнк предлагал, а сама пошла, вернее побежала, потому что Фрэнк наконец отпустил мою руку, и еще я сильно соскучилась.

Они, когда меня увидели, тоже навстречу бросились, чуть с ног не сбили и ну давай в два голоса выкладывать, как они здесь здорово живут и почти обо мне не тужат, лишь ждут каждый день, когда я приеду. Фрэнк им обещал, как разберется с гангстерами, срочно женится на мне и привезет. Вот и привез, и женился, как ему Сид велел!

Тут я озабоченно сказала: «Стоп, мои милые!», – потрогала их вспотевшие лбы и придирчиво осмотрела высунутые языки, не забывая укоризненно посматривать на Денни, намекая ему, что по всем приблизительным прикидкам он должен быть не точно таким, как Ларри, хотя и находится под его несомненным влиянием, и незачем ему сочинять фантастические небылицы или, попросту говоря, завирать.

На это Денни оскорбленно сплюнул и заявил, что он не из тех никчемных парней, которые понапрасну треплют языками. Сид однажды ему говорил, что кроме него самого один Фрэнк имеет на меня законные права. Он об этом забыл и вспомнил, когда Фрэнк появился, чтобы увезти их сюда. Само собой, он ему передал эти слова Сида. А Фрэнк, не в пример мне, поверил и сказал, что всегда уважал Сида, несмотря на отдельные разногласия, поэтому ему придется развестись и жениться на мне как можно скорее.

Фрэнк ему давно нравился, еще с тех времен, когда он их от ига старика Бин-гли освободил, а меня на глухой дороге подобрал. Ларри тоже успел с ним подружиться.

Ларри подтверждающе кивнул и стал загибать пальцы, рассказывая насколько у них теперь с Фрэнком туго завязано. Фрэнк подарил ему ружье, вороного скакуна, щенка сеттера и кое-что другое. Фрэнк сказал, что он похож на Сида и должен уметь то, что умел его отец.

Он уж многому научился от Фрэнка и сейчас на моих глазах без особых трудов уронит этого рыжего увальня Денни.

Нимало не медля, Ларри уронил Денни, хотя был тому по пояс, и похвалился, что и самого Фрэнка запросто уронит, не говоря о гангстерах, которые вздумают снова мне надоедать.

После этого мне было показано, что в первую голову достойно моего живейшего внимания. И когда за нами спустился посланец Фрэнка и сказал на ломанном английском, что их милость напоминают нам о скором обеде, мы, конечно, ничего не поняли и забыли и принялись дальше обстукивать закопченные временем стены подземелья, отмечая крестами, где завтра попытаемся расшатать кладку. Там как пить дать или старинный бедняга замурованный томится, или несметные сокровища припрятаны, или тайный ход или еще что-нибудь, такое же невиданное.

Мы договаривались, кому с какого места начать, когда Фрэнк, внезапно объявившийся, сказал, что еще не решил для себя, которого из нас прикажет замуровать в первую очередь в назидание остальным, поскольку, как мы могли убедиться, пустых ниш еще хватает, а он имеет неоспоримое, веками освященное право заполнять их по своему усмотрению.

Я не стала препираться, потому что он именно на меня предостерегающе поглядывал, вдруг подумала: «Ну, зачем им знать о наших с Фрэнком истинных отношениях?» – поднялась с колен и пробормотала, что надеюсь, он явит великодушную снисходительность и не будет никого замуровывать. Хотела, как положено, поцеловать его в щеку, но он так наклонился, что у меня в губы вышло. И еще потом была вынуждена принять предложенную им руку и оживленно болтать, что хоть я еще не видела его дом, но, судя по грандиозному подвалу, он мне понравится.

Фрэнк отвечал, что рад моему энтузиазму, потому что мы тут проведем наш медовый месяц и потом будем часто приезжать сюда.

В спальной комнате, куда он меня привел, он выпустил мою руку. Мы какое-то время просто стояли и смотрели друг на друга, позабыв зачем мы это делаем, молча, пока он не сказал, что мой костюм снова пришел в негодность.

Спохватившись, я перестала глазеть на Фрэнка, обратив внимание на самое себя. Мало того, что моя шляпа съехала на затылок и держалась там неизвестно как, но и все остальное пришло в полный беспорядок, густо усеянный пятнами.

– Ты мне больше такой не покупай, – сокрушенно вздохнула я, – он слишком маркий; можешь мне шляпу снять, – и наклонила к Фрэнку голову. Фрэнк снял. – Там ванная? Открой, пожалуйста, у меня руки грязные, но не входи, я уже дальше сама смогу.

Но он вошел, другого от него ждать и не приходилось. Я его увидела, смывая мыльную пену с лица. Он заявил, что мой муж и имеет право, он принес халат.