Текст книги "Прежде чем их повесят"

Союзники

«Архилектору Сульту, главе инквизиции его величества.

Ваше преосвященство!

Работа над оборонительными сооружениями города идет полным ходом. Знаменитая городская стена, какой бы она ни была мощной, находится в плачевном состоянии, и я предпринял решительные шаги для ее укрепления. Я также распорядился о доставке дополнительных припасов, провизии, оружия и доспехов, которые понадобятся, если городу придется выдержать сколько-нибудь продолжительную осаду.

К несчастью, оборонительные укрепления весьма протяженны, и перед нами стоит задача огромного масштаба. Я начал работу в кредит, однако кредита хватит ненадолго. Смиреннейше прошу ваше преосвященство выслать мне средства, необходимые для работы. Без денег наши усилия неизбежно истощатся, и город будет потерян.

Войска Союза здесь малочисленны, их боевой дух невысок. В городе есть еще наемники, и я распорядился мобилизовать их, но лояльность наемных солдат сомнительна, в особенности если мы не сможем им платить. Поэтому я прошу, чтобы сюда откомандировали еще королевских солдат. Даже одна рота могла бы многое изменить.

Вскоре ждите новых вестей. До тех пор – служу и повинуюсь.

Занд дан Глокта,

наставник Дагоски».

– Вот это место, – сказал Глокта.

– Уф, – отозвался Иней.

Это было примитивное одноэтажное здание, кое-как сложенное из глиняных кирпичей, не просторнее большого дровяного сарая. Из щелей вокруг плохо пригнанных двери и ставней на единственном окне в ночную тьму вырывались узкие полосы света. Здание ничем не отличалось от других лачуг на улице – если это можно было назвать улицей. По виду никто бы не догадался, что здесь находится резиденция одного из членов правящего совета Дагоски.

«Но ведь Кадия вообще странный человек. Предводитель туземцев. Жрец без храма. Возможно, он тот, кому нечего терять?»

Дверь отворилась прежде, чем Глокта успел постучать. Кадия стоял на пороге, высокий и стройный в своем белом одеянии.

– Что же вы не входите?

Хаддиш повернулся, шагнул к единственному стулу и сел.

– Жди здесь, – приказал Глокта практику.

– Уф.

Внутри дом оказался не более роскошным, чем снаружи.

«Чистота, порядок и адская нищета».

Потолок был настолько низким, что Глокта едва мог выпрямиться, вместо пола голая твердая земля. В углу единственной комнаты на пустых ящиках лежал соломенный матрас, рядом стоял небольшой стул. Под окном – приземистый шкафчик, на нем небольшая стопка книг и догорающая свеча. Не считая мятого ведра для отправления естественных надобностей, этим, по-видимому, и ограничивалось все земное имущество Кадии.

«Непохоже, что тут прячут трупы наставников инквизиции, однако никогда ничего не знаешь наверняка. С телом можно разделаться очень аккуратно, если порезать его на мелкие кусочки…»

– Вы могли бы переехать куда-нибудь из трущоб.

Глокта закрыл за собой дверь на скрипучих петлях, дохромал до кровати и тяжело опустился на матрас.

– Туземцам запрещено жить в Верхнем городе, или вы еще не слышали?

– Ну, я уверен, что в вашем случае можно было бы сделать исключение. Вы могли занять покои в Цитадели. Тогда мне не пришлось бы ковылять в такую даль, чтобы поговорить с вами.

– Покои в Цитадели? Когда мои собратья гниют здесь среди отбросов? Самое малое, что может сделать вождь для своего народа, это разделить его тяготы! Кроме этого, мне почти нечем их утешить.

В Нижнем городе стояла удушающая жара, но Кадия, казалось, не чувствовал никаких неудобств. Его взгляд был спокоен, глаза глядели прямо на Глокту, темные и прохладные, как глубокая вода.

– Вы меня осуждаете? – спросил он.

Глокта потер ноющую шею.

– Ни в малейшей степени. Мученичество вам к лицу. Надеюсь, вы простите меня, если я не стану к вам присоединяться. – Он облизнул беззубые десны. – Свои жертвы я уже принес.

– Возможно, еще не все. Задавайте ваши вопросы.

«Итак, переходим прямо к делу. Нечего скрывать? Или нечего терять?»

– Вы знаете, что произошло с моим предшественником, наставником Давустом?

– Я от всей души надеюсь, что он умер в великих мучениях.

Брови Глокта поползли вверх.

«Вот уж чего не ожидал услышать, так это честного ответа. Возможно, это первый честный ответ на мой вопрос. Однако не совсем тот, который избавляет от подозрений».

– В великих мучениях, говорите?

– В самых страшных мучениях. И я не заплачу, если вы присоединитесь к нему.

Глокта улыбнулся.

– Не могу вспомнить никого, кто заплачет. Но мы сейчас говорим о Давусте. Причастны ли ваши люди к его исчезновению?

– Возможно. Давуст дал нам достаточно поводов. Многие семьи потеряли мужей, отцов, дочерей из-за его чисток, его проверок на лояльность, его желания преподать нам урок. Мои люди – их здесь тысячи, я не могу уследить за всеми. Но могу сказать одно: я ничего не знаю о том, как он исчез. Когда гибнет один демон, на его место всегда присылают другого, и вот вы здесь. Мой народ ничего не выиграл.

– Не считая молчания Давуста. Возможно, он обнаружил, что вы заключили сделку с гурками. Возможно, присоединение к Союзу оказалось не совсем тем, на что надеялся ваш народ.

Кадия фыркнул.

– Вы ничего не понимаете. Ни один дагосканец не пойдет на сделку с гурками.

– На взгляд постороннего, между вами есть много общего.

– На взгляд невежественного постороннего – может быть. И у нас, и у них темная кожа. И мы, и они молимся Богу. На этом сходство заканчивается. Мы, дагосканцы, никогда не были воинственным народом. Мы оставались здесь, на своем полуострове, под защитой своих укреплений, в то время как Гуркская империя распространялась, как раковая опухоль, по всему Кантийскому континенту. Мы считали, что их завоевания нас не касаются, и это было глупо. К нашим воротам явились послы от императора с требованием преклонить колени и признать, что пророк Кхалюль говорит от имени Господа. Мы отвергли и то и другое, и Кхалюль поклялся нас уничтожить. Теперь он в этом преуспеет. И весь Юг станет его владением.

«И архилектора это совершенно не обрадует».

– Как знать? Может быть, Бог придет к вам на помощь.

– Бог милостив к тем, кто сам решает свои проблемы.

– Возможно, мы с вами сумели бы разрешить некоторые из них.

– Я нисколько не заинтересован в том, чтобы вам помогать.

– Даже если вы при этом поможете сами себе? Я собираюсь выпустить указ. Ворота Верхнего города будут открыты, вашим людям будет позволено свободно ходить где угодно в своем собственном городе. Торговцы пряностями освободят Великий храм, и он снова станет вашей святыней. Дагосканцам разрешат носить оружие. Собственно, мы сами предоставим вам оружие из наших арсеналов. С туземцами станут обращаться как с полноправными гражданами Союза, они вполне этого заслуживают.

– Ага. Вот как. – Кадия сомкнул ладони и откинулся на спинку своего скрипучего стула. – Теперь, когда гурки стучатся в ворота, вы приходите в Дагоску, размахивая своим жалким свитком, словно это Божье писание, и начинаете творить добро. Вы не такой, как все остальные. Вы хороший, честный, справедливый человек. И вы думаете, я в это поверю?

– Хотите откровенно? Мне глубоко наплевать, во что вы там поверите, а тем более наплевать на какое-то добро – все это зависит от точки зрения. А что касается «хорошего человека», – Глокта скривил губы, – этот корабль уплыл давным-давно, и меня даже не было на пристани, чтобы помахать ему вслед. Я заинтересован в том, чтобы отстоять Дагоску. В этом, и ни в чем другом.

– И вы считаете, что не сможете отстоять Дагоску без нашей помощи?

– Мы оба не дураки, Кадия. Не оскорбляйте меня, притворяясь таковым. Мы можем или пререкаться до тех пор, пока волна гурков не перехлестнет через городские стены, или сотрудничать. Как знать, а вдруг вместе нам удастся даже побить их? Ваши люди помогут нам выкопать ров, отремонтировать стены, обновить ворота. Вы предоставите тысячу человек для защиты города. Это для начала, потом понадобится больше.

– Я предоставлю? Вот как? А если с нашей помощью город выстоит? Выстоит ли вместе с ним и наша сделка?

«Если город выстоит, я уеду. Более чем вероятно, что после этого Вюрмс и компания снова возьмут власть в свои руки, и наша сделка рассыплется в пыль».

– Если город выстоит, даю вам слово, что я сделаю все возможное.

– Все возможное. То есть ничего.

«Ты уловил мою мысль».

– Мне необходима ваша помощь, и я предлагаю вам все, что в моих силах. Я предложил бы больше, но больше у меня ничего нет. Можете сидеть и злобиться здесь, в трущобах, вместе с мухами, пока в город не заявится император. Возможно, великий Уфман-уль-Дошт предложит вам лучшую сделку. – Глокта посмотрел Кадии прямо в глаза. – Но мы оба знаем, что этого не будет.

Жрец поджал губы, погладил бороду, потом глубоко вздохнул.

– Есть пословица: заблудившийся в пустыне берет воду у того, кто ее предложит. Я согласен на ваши условия. Как только освободят храм, мы начнем копать ваши канавы, таскать ваши камни и носить ваши мечи. Кое-что лучше, чем ничего; к тому же, как вы сказали, вместе у нас есть шанс победить гурков. Чудеса порой случаются.

– Так говорят, – подтвердил Глокта, опираясь на трость и с усилием поднимаясь на ноги. Его рубашка промокла от пота и липла к спине. – Я слышал об этом.

«Но ни разу не видел».

Глокта бессильно вытянулся на подушках, запрокинул голову, приоткрыл рот, давая отдых ноющему телу.

«В этих самых покоях раньше обитал мой прославленный предшественник, наставник Давуст».

Комнаты были просторные и хорошо обставленные. Возможно, когда-то они принадлежали какому-то дагосканскому принцу, или коварному визирю, или смуглой наложнице – до того, как туземцев вышвырнули в пыль и грязь Нижнего города.

«Куда лучше моей жалкой тесной норы в Агрионте, не считая того, что отсюда бесследно исчезают наставники инквизиции».

Окна с одной стороны выходили на север, к морю, на самый крутой склон горы, а с другой – на пышущий зноем город. Все окна закрывались массивными ставнями. Снаружи была голая скала, отвесно уходящая вниз к острым камням и бурлящей соленой воде. Дверь толщиной в шесть пальцев была проклепана железом, снабжена тяжелым замком и четырьмя мощными засовами.

«Давуст принял меры предосторожности, и, похоже, не без причин. Как же убийцы сумели проникнуть внутрь? И куда они потом спрятали тело?»

Его рот искривился в усмешке.

«А куда они спрячут мое, когда явятся за мной? Врагов у меня становится все больше: высокомерный Вюрмс, педантичный Виссбрук; купцы, из-за меня теряющие прибыль; практики, служившие Харкеру и Давусту; туземцы, имеющие достаточно причин ненавидеть любого, кто носит черное; мои старые противники – гурки, разумеется. И все это при условии, что его преосвященство не занервничает из-за отсутствия результатов и не решит заменить меня кем-либо другим. Пошлют ли сюда кого-нибудь искать мой изувеченный труп, хотел бы я знать?»

– Наставник…

Чтобы открыть глаза и приподнять голову, потребовалось огромное болезненное усилие. После напряжения последних нескольких дней болело все тело. Шея при каждом движении щелкала, словно ломающийся сучок, спина окостенела и стала хрупкой как стекло, нога то мучительно болела, то немела и дрожала.

В дверях, склонив голову, стояла Шикель. Царапины и синяки на ее смуглом лице уже зажили, и от тяжких испытаний, перенесенных ею в подземельях Цитадели, не осталось и следа. Однако она никогда не смотрела в глаза Глокте – только в пол.

«Некоторые раны заживают долго или не заживают никогда. Уж я-то знаю».

– В чем дело, Шикель?

– Магистр Эйдер прислала вам приглашение пообедать с ней.

– Вот как, неужели?

Девушка кивнула.

– Ответь, что я с почтением принимаю ее приглашение.

Глокта посмотрел, как служанка выходит из комнаты, мягко ступая босыми ногами и наклонив голову, затем снова обмяк на подушках.

«Даже если завтра я исчезну – что ж, я спас хотя бы одного человека. Возможно, моя жизнь была не только пустой тратой времени. Занд дан Глокта, щит беспомощных. Может ли быть слишком поздно для того, чтобы стать… хорошим человеком?»

– Прошу вас! – визжал Харкер. – Пожалуйста! Я ничего не знаю!

Он был крепко привязан к стулу и не мог двигаться.

«Зато его глаза открыты».

Взгляд инквизитора метался взад-вперед по инструментам Глокты, поблескивавшим на изрезанной столешнице в ярком свете лампы.

«О да, ты лучше многих других понимаешь, как это работает. А ведь знание подчас спасает от страха. Но не здесь. Не сейчас».

– Я ничего не знаю! – выл Харкер.

– Это уж мне судить, что вы знаете, а чего не знаете. – Глокта вытер потное лицо. В комнате было жарко, как в кузнице, и тлеющие в жаровне угли усугубляли положение. – Если что-то пахнет ложью и по цвету похоже на ложь, разумно предположить, что это и есть ложь. Вы со мной не согласны?

– Прошу вас! Мы с вами на одной стороне!

«Так ли? Действительно ли это так?»

– Я говорил вам только правду!

– Возможно, но недостаточно.

– Пожалуйста! Мы же все здесь друзья!

– Друзья? По моему опыту, друг – это знакомый, который пока не успел тебя предать. К вам это относится, Харкер?

– Нет!

Глокта нахмурился.

– Так значит, вы наш враг?

– Что? Нет! Я просто… Я просто… Я хотел знать, что произошло! Вот и все! Я не хотел… пожалуйста!

«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Я устал это слушать».

– Вы должны мне поверить!

– Я должен только одно: добиться ответа.

– Так задавайте ваши вопросы, наставник, умоляю вас! Дайте мне возможность посодействовать вам!

«О, надо же, твердая рука больше не кажется нам самым действенным средством?»

– Задавайте ваши вопросы, и я сделаю все, что могу, чтобы ответить на них!

– Хорошо. – Глокта взгромоздился на край стола, вплотную к крепко связанному узнику, и посмотрел на него сверху. – Превосходно.

Лицо и руки Харкера покрывал густой загар, но все остальное тело было бледным, как у слизняка, с островками густых черных волос.

«Не слишком соблазнительное зрелище. Но могло быть и хуже».

– Что ж, тогда скажите мне вот что: для чего мужчинам соски?

Харкер моргнул. Потом сглотнул. Поднял голову и посмотрел на Инея, но не дождался помощи: альбинос молчал и смотрел неподвижным взором. Его белую кожу над маской усеивали бисеринки пота, а взгляд розовых глаз был тверже алмаза.

– Я… боюсь, я не совсем вас понял, наставник.

– Ну разве это сложный вопрос? Соски, Харкер, соски у мужчин. Для какой цели они служат? Вы никогда не задумывались над этим?

– Я… я…

Глокта вздохнул.

– В сырую погоду они болят, потому что их натирает одежда. В жару они болят, потому что высыхают. Некоторые женщины по непостижимым для меня причинам любят играть с ними в постели, словно эти прикосновения могут принести нам что-то, кроме раздражения.

Глокта потянулся к столу – расширенные глаза Харкера следили за каждым его движением – и медленно скользнул пальцами по рукоятке щипцов. Он поднял инструмент и принялся внимательно разглядывать; остро заточенные края сверкали в ярком свете лампы.

– Соски, – бормотал он, – для мужчины только помеха. Знаете, что я вам скажу? Если не принимать в расчет отвратительные шрамы, я о своих нисколько не жалею.

Он ухватил сосок Харкера и резко потянул к себе.

– А-а! – закричал бывший инквизитор. Стул под ним заскрежетал от его отчаянных попыток вывернуться. – Нет!

– По-твоему, это больно? Тогда вряд ли тебе понравится следующий этап.

Глокта приложил разведенные челюсти щипцов к натянутой коже и надавил на рукоятки.

– А-а! А-а-а! Пожалуйста! Наставник, умоляю вас!

– Твои мольбы мне не нужны. Только ответы. Что случилось с Давустом?

– Клянусь собственной жизнью, не знаю!

– Неверный ответ.

Глокта сжал рукоятки сильнее, и металлические лезвия начали врезаться в кожу. Харкер издал отчаянный вопль.

– Стойте! Я взял деньги! Я сознаюсь! Я взял деньги!

– Деньги? – Глокта чуть ослабил давление, и капля крови, скатившаяся со щипцов, расползлась по белой волосатой ноге Харкера. – Какие деньги?

– Деньги, которые Давуст отобрал у туземцев! После восстания! Он велел мне собрать всех тех, кого я считал состоятельными, а потом приказал повесить их вместе с остальными. Мы конфисковали все их имущество и поделили между собой! Наставник держал свою долю в сундуке у себя в покоях, и когда он исчез… я забрал ее!

– Где сейчас эти деньги?

– Их нет! Я их потратил! На женщин… на вино и… да на что угодно!

– Так-так… – Глокта зацокал языком.

«Алчность и заговор, несправедливость и предательство, ограбление и убийство. Все ингредиенты для истории, способной пощекотать людям нервы. Пикантно, но едва ли существенно».

Его пальцы налегли на рукоять щипцов.

– Однако меня интересует сам наставник, а не его деньги. Поверьте моему слову, я уже устал задавать один и тот же вопрос. Что случилось с Давустом?

– Я… я… я не знаю!

«Возможно, это правда. Но мне нужно другое».

– Неверный ответ.

Глокта сжал руку, и металлические челюсти легко прокусили плоть, сойдясь посередине с легким щелчком. Харкер взвыл и заметался, он ревел от боли. Пузырящаяся кровь лилась из красного квадратика на том месте, где раньше был его сосок, стекала темными струйками на бледное брюхо. Глокта сморщился от острой боли в шее и повернул голову набок. Он тянул шею, пока не услышал, как она щелкнула.

«Странно, что со временем даже самые ужасные чужие страдания могут прискучить».

– Практик Иней, инквизитор истекает кровью! Будь так любезен!

– Проффифе.

Послышался скрежет – Иней вытащил железный прут из жаровни. Железо ярко светилось. Глокта ощущал его жар даже с того места, где сидел.

«Ах, раскаленное железо. Оно ничего не скрывает, никогда не лжет».

– Нет! Нет! Я…

Вопли Харкера перешли в нечленораздельный визг, когда Иней погрузил прут в рану, и комнату медленно наполнил острый запах жареного мяса. От этого запаха в пустом желудке заурчало, и Глокта почувствовал отвращение.

«Когда в последний раз я пробовал хороший кусок мяса?»

Он вытер свободной рукой бисеринки пота, снова скопившиеся на лице, и подвигал под курткой ноющими плечами.

«Мерзкое занятие, но отчего-то мы это делаем… Зачем я делаю это?»

Единственным ответом ему был тихий шорох – это Иней аккуратно сунул прут обратно в уголья, и вверх взвилось облачко оранжевых искр. Харкер корчился и всхлипывал, его тело содрогалось, полные слез глаза выпучились, струйка дыма еще вилась над обугленной плотью на его груди.

«Поистине мерзкое занятие. Он, конечно, заслужил, но это ничего не меняет. Может быть, он понятия не имеет, что случилось с Давустом, но и это ничего не меняет. Вопросы должны быть заданы, и заданы именно так, как будто он знает ответы».

– Почему ты так упорно противишься мне, Харкер? Неужели ты решил, что, когда я закончу с твоими сосками, у меня закончатся идеи? Ты так думаешь? Думаешь, на этом я остановлюсь?

Харкер уставился на него, на его губах вздувались и лопались пузыри слюны. Глокта наклонился ближе.

– О нет. Нет, нет, нет. Это только начало! И это начало только началось! Время лежит перед нами в безжалостном избытке – дни, недели, целые месяцы, если понадобится. Неужели ты серьезно веришь, что сможешь так долго хранить свои тайны? Теперь ты принадлежишь мне. Мне и этой комнате. И это не кончится, пока я не узнаю то, что мне нужно знать. – Он ухватил второй сосок Харкера, зажав его между большим и указательным пальцами. Другой рукой взял щипцы и растворил их окровавленные челюсти. – Неужели это так трудно понять?

Обеденный зал магистра Эйдер представлял собой сказочное зрелище. Роскошные ткани – малиновые с серебром, пурпурные с золотом, зеленые, голубые и ярко-желтые – колыхались под легким ветерком, залетавшим в узкие окна. Стены украшали панели из ажурного прорезного мрамора, по углам стояли огромные вазы высотой в человеческий рост. Горы девственно-чистых подушек лежали на полу, словно приглашали случайного гостя раскинуться на них и предаться порочным удовольствиям. В высоких стеклянных кувшинах горели разноцветные свечи, отбрасывавшие во все углы теплый свет и наполнявшие воздух благоуханием. В конце мраморного зала находился небольшой бассейн в форме звезды, где тихо струилась проточная вода. Во всем этом было нечто весьма театральное.

«Похоже на будуар королевы из кантийской легенды».

Магистр Эйдер, глава гильдии торговцев пряностями, являла собой главное украшение комнаты.

«Истинная королева торговцев».

Она сидела во главе стола в девственно-белом платье из мерцающего шелка с легчайшим, головокружительным намеком на прозрачность. На загорелой коже сияли драгоценности, которых хватило бы на небольшое состояние, волосы были подобраны вверх и закреплены гребнями слоновой кости, а несколько прядок художественно вились по сторонам лица. Казалось, что она готовилась к этому моменту весь день.

«И ни одно мгновение не было потрачено впустую».

Глокта, сгорбившийся на стуле напротив нее над тарелкой исходящего паром супа, чувствовал себя так, словно попал на страницы книги сказок.

«Или какого-то страшного романа. Действие происходит на экзотическом юге, магистр Эйдер в роли главной героини, а я – отвратительный, хромой, жестокосердный злодей… Чем кончится эта история, хотел бы я знать?»

– Итак, скажите мне, магистр, чему я обязан этой честью?

– Насколько я поняла, вы уже поговорили со всеми остальными членами совета. Я удивлена и даже слегка уязвлена тем, что вы до сих пор не нашли времени встретиться со мной.

– Прошу меня простить, если заставил вас чувствовать себя обойденной. Я всего лишь считал, что будет правильно оставить самую могущественную фигуру напоследок.

Она подняла голову с видом оскорбленной невинности.

«Идеально сыграно».

– Могущественную фигуру? Это вы обо мне? Вюрмс распоряжается финансами и выпускает указы, Виссбрук командует войсками и отвечает за укрепления. Кадия говорит от имени большей части горожан. Вряд ли я вообще «фигура» рядом с ними.

– Ну-ну, бросьте. – Глокта обнажил в улыбке беззубые десны. – Вы, несомненно, блистательны, но меня не так легко ослепить. Деньги Вюрмса – жалкие гроши по сравнению с прибылями торговцев пряностями. Народ Кадии доведен до почти беспомощного состояния. Благодаря вашему приятелю-пьянице Коске в вашем распоряжении есть силы, больше чем вдвое превосходящие войска Виссбрука. Союз заинтересован в здешней бесплодной земле по единственной причине: это торговля, которую контролирует ваша гильдия.

– Что ж, не люблю хвастаться, – магистр простодушно пожала плечами, – но я действительно имею в городе некоторое влияние. Как вижу, вы уже успели кое-что разузнать.

– Это мое основное занятие. – Глокта поднес ложку ко рту, очень стараясь не прихлебывать, чему мешал недостаток зубов. – Кстати, суп у вас просто восхитительный.

«И, будем надеяться, не отравленный».

– Я так и думала, что вы оцените. Как видите, я тоже задавала вопросы.

Вода плескалась и журчала в фонтане, ткани на стенах шелестели, серебряные приборы с тихим звоном касались тонкого фарфора.

«Я бы сказал, что первый раунд закончился вничью».

Карлота дан Эйдер первая прервала молчание.

– Разумеется, я понимаю, что вы приехали с заданием от самого архилектора и это задание величайшей важности. И я понимаю, что вы не из тех, кто привык ходить вокруг да около, но все же вам стоило бы действовать чуть более осторожно.

– Признаю, хожу я действительно неуклюже. Боевое ранение, да еще два года пыток… Чудо, что мне удалось сохранить ногу.

Она широко улыбнулась, открыв два ряда безупречных зубов.

– Я в восхищении, но мои коллеги, боюсь, иного мнения. И Вюрмс, и Виссбрук возымели к вам решительную неприязнь. «Зарвавшийся» – так, кажется, они говорили о вас. А другие слова я предпочту не повторять.

Глокта пожал плечами.

– Я приехал не для того, чтобы заводить друзей.

Он осушил бокал вина – как и ожидалось, превосходного.

– Но друзья бы вам пригодились. В конце концов, один друг – это на одного врага меньше. Давуст предпочитал доставлять неприятности всем и каждому, и результаты не были для него благоприятны.

– Давуст не имел удовольствия пользоваться поддержкой закрытого совета.

– Верно. Однако никакие бумаги не остановят удара кинжала.

– Это угроза?

Карлота дан Эйдер рассмеялась. Это был непринужденный, легкий, дружелюбный смех. Невозможно поверить, что человек, который так смеется, может быть предателем или угрожать кому-то. Ведь она просто очаровательная идеальная хозяйка, принимающая гостей.

«Однако я все еще сомневаюсь».

– Это совет. Совет, рожденный горьким опытом. Я бы предпочла, чтобы вы пока никуда не исчезали.

– В самом деле? Не ожидал, что я настолько желанный гость.

– Вы немногословны, вы любите противоречить, в вас есть что-то пугающее, а еще с вами приходится жестко ограничивать меню… Но дело в том, что вы мне нужнее здесь, чем там, – она махнула рукой, – куда делся Давуст. Куда бы он ни делся. Не хотите ли еще вина?

– С удовольствием.

Она поднялась со стула и скользнула к нему, словно танцовщица, мягко ступая по прохладному мраморному полу.

«Босиком, по кантийской моде».

Когда она наклонилась вперед, чтобы наполнить бокал гостя, легкий ветерок всколыхнул ее струящееся одеяние и дохнул в лицо Глокты пряным ароматом ее тела.

«Как раз такая женщина, какую выбрала бы мне в жены моя мать: прекрасная, умная и очень, очень богатая. Как раз такая женщина, какую выбрал бы в жены я сам, если уж на то пошло, когда был моложе. Когда был другим человеком».

Колеблющиеся огоньки свечей отражались в сиянии ее волос, сверкали в драгоценных камнях на длинной шее, мерцали в вине, льющемся из горлышка бутылки.

«Интересно, она пытается очаровать меня только потому, что в моих руках указ закрытого совета? Деловые интересы, не более того, – завязать хорошие отношения с влиятельным человеком. Или она надеется одурачить меня, отвлечь, заманить подальше от неприглядной правды?»

Их глаза на мгновение встретились. Карлота улыбнулась скупой понимающей улыбкой и снова перевела взгляд на его бокал.

«Я должен смотреть на нее, как бездомный мальчишка, что прижался грязным лицом к окну булочной и пускает слюни при виде сладостей, которых никогда не сможет себе позволить? Вряд ли».

– Куда делся Давуст?

Магистр Эйдер секунду помедлила, затем аккуратно поставила бутылку. Опустилась на ближайший стул, поставила локти на столешницу, оперла подбородок о ладони и посмотрела Глокте прямо в глаза.

– Я подозреваю, что он убит каким-то изменником внутри города. Скорее всего, агентом гурков. Возможно, я скажу вам то, что вы уже знаете, но Давуст подозревал, что внутри правящего совета города зреет заговор. Он доверил мне эту тайну незадолго до исчезновения.

«В самом деле?»

– Заговор внутри правящего совета? – Глокта покачал головой в притворном ужасе. – Неужели такое возможно?

– Давайте будем откровенны друг с другом, наставник. Я знаю, чего вы хотите. Мы, торговцы пряностями, потратили на этот город слишком много времени и денег, чтобы отдать его гуркам. И мне кажется, у вас больше шансов удержать его, чем у этих идиотов, Вюрмса и Виссбрука. Если в городе действительно есть изменник, я хочу, чтобы вы его нашли.

– Его… или ее.

Магистр Эйдер приподняла изящную бровь.

– От вашего внимания не могло ускользнуть, что я единственная женщина в совете?

– Не могло и не ускользнуло. – Глокта шумно втянул еще одну ложку супа. – Однако простите меня, если я пока не стану сбрасывать вас со счетов. Нужно нечто большее, чем вкусный суп и приятная беседа, чтобы убедить меня в чьей-то невиновности.

«Хотя, черт возьми, это уже гораздо больше, чем мне предлагали остальные».

Магистр Эйдер улыбнулась и подняла бокал.

– Что же мне нужно, чтобы убедить вас?

– Честно? Мне нужны деньги.

– Ах, деньги. Все неизбежно возвращается к ним. Выколачивать деньги из моей гильдии – все равно что копать колодец в пустыне: работа утомительная, грязная и почти всегда напрасная.

«Как допрос инквизитора Харкера».

– А какую сумму вы имели в виду?

– Ну, скажем, мы могли бы начать с сотни тысяч марок.

Эйдер чуть не поперхнулась вином.

«Скорее это похоже на тихое бульканье».

Она осторожно поставила свой бокал, деликатно откашлялась, промокнула губы уголком салфетки и, наконец, посмотрела на Глокту, приподняв бровь.

– Вы отлично знаете, что такая сумма нам не по силам.

– Тогда пока я ограничусь тем, сколько вы сможете мне дать.

– Хорошо, мы посмотрим, что можно сделать. Ваши запросы ограничиваются сотней тысяч марок, или я могу сделать для вас что-то еще?

– Да, есть еще кое-что. Мне нужно, чтобы торговцев убрали из храма.

Эйдер мягко потерла виски, словно требования Глокты вызвали у нее головную боль.

– Он хочет убрать торговцев из храма, – пробормотала она.

– Это необходимо, чтобы обеспечить поддержку Кадии. Если он будет против нас, мы не сможем долго удерживать город.

– Я годами твердила об этом нашим самонадеянным болванам. Но им так нравится топтать туземцев, это их любимое развлечение. Очень хорошо. Когда торговцы должны уйти?

– Завтра. Самое позднее.

– И они называли вас зарвавшимся! – Она покачала головой. – Ну хорошо. К завтрашнему утру я стану самым непопулярным магистром за всю историю, если мне вообще удастся удержать за собой мою должность. Но я попытаюсь продать вашу идею гильдии.

Глокта усмехнулся.

– Я совершенно уверен, что вы сумеете продать что угодно и где угодно.

– Вы хорошо торгуетесь, наставник. Если вам когда-нибудь надоест задавать вопросы, вас ждет ослепительное будущее в качестве купца.

– Купца? О нет, я не настолько беспощаден. – Глокта положил ложку в свою опустевшую тарелку и облизнул десны. – Не хочу показаться бесцеремонным, но как случилось, что во главе самой могущественной гильдии Союза оказалась женщина?

Эйдер помолчала, словно сомневалась, стоит ли отвечать на его вопрос.

«Или взвешивала, насколько откровенной можно быть».

Она смотрела на свой бокал, держа его за ножку и медленно поворачивая в руке.

– До меня магистром был мой муж. Когда мы поженились, мне было двадцать два, а ему около шестидесяти. Мой отец задолжал ему огромную сумму и предложил мою руку в качестве возмещения за невыплаченный долг.

«Ага, значит, и у нас есть свои горести».

Ее губы изогнулись в легкой презрительной усмешке.

– У моего мужа всегда был хороший нюх на сделки. Вскоре после нашей свадьбы его здоровье ухудшилось, и я начала все более активно заниматься его делами, а также делами гильдии. Ко времени его смерти я уже была магистром во всем, кроме титула, и мои коллеги оказались достаточно разумны, чтобы официально подтвердить мое положение. Торговцев пряностями всегда больше интересовали доходы, нежели общепринятые нормы. – Она подняла глаза и устремила взгляд на Глокту. – Я также не хочу показаться бесцеремонной, но как случилось, что герой войны стал палачом?

На этот раз выдержал паузу он.