Текст книги "Тайна леди"

Глава 10

– Кто? – спросил он.

– Это не имеет значения. Я могу ошибаться.

– Тогда почему?

– Кое-кто в Милане не хотел, чтобы я уезжала.

– Монастырь?

– Почему все протестанты так думают? Нет, – сказала она и нехотя добавила: – Мужчина.

– А. Опасный мужчина?

– Да.

Он задумался на мгновение.

– Тогда нам лучше ехать как можно быстрее. Я могу написать письма и позаботиться, чтобы эти мерзавки в будущем никому не повредили. – Он повернулся, чтобы сказать форейтору привести почтовых лошадей, а своим людям помочь приготовить карету. Петре оставалось только молча смотреть на эту бурную деятельность.

Но у нее были свои дела. Она сложила свой плащ и положила его в багажное отделение. Было ли у нее время переодеться в чистое платье? Или уединение, чтобы сделать это?

Подошел Робин.

– Если вас преследуют, нам нужно изменить вашу внешность.

– Снять монашеский наряд? – Петра ощущала странное нежелание избавляться от него, но это действительно может запутать Варци. – Как?

– Мы можем поискать в доме.

– Красть?

– Мы оставим деньги.

– Там все будет грязным.

– Монахиню очень легко проследить.

Верно. Почему она не подумала об этом еще в Милане? Просто ей в голову не пришло, что кто-то будет преследовать ее дальше Альп.

– Там старуха, – предупредила она.

– Может у нее быть пистолет?

– Вряд ли. Разве они не использовали бы пистолет прошлой ночью, будь он у них?

– Тогда мы с ней справимся. – Он достал пистолет из кармана. – Как вы думаете, что она там делает?

– Напилась до безумия, если было чем.

– Очень хорошо. Идемте.

Они вошли внутрь, но старухи не увидели. Свеча догорела, и было темно.

– Она не могла убежать? – спросил Робин.

– Нет. – Петра отдернула занавеску в спальное помещение. – Она в кровати. – Робин и Петра подошли к старухе.

Она лежала, разинув рот. Петра пощупала пульс. Старуха была мертва.

Петра накинула край одеяла на тело.

– Нас могут обвинить в убийстве. А также в нападении и краже.

– Давайте-ка убираться отсюда. – Робин откинул крышки сундуков, чтобы просмотреть их содержимое. Вытащил юбку в зеленую и красную полоску и ярко-алый корсаж. – По крайней мере они чистые.

Петра поискала в сундуках, но ничего более подходящего не нашла.

– Потом мы купим вам что-нибудь поприличнее. А сейчас, если ваши преследователи ищут монашку, они не узнают вас в таком наряде.

– Подождите на кухне, – сказала Петра.

Ей не потребовалось много времени, чтобы переодеться.

Ей также пришлось избавиться от чепца и головной накидки. Она завернула их, свой пояс, кошель, распятие и четки в снятое платье. А что ей надеть на голову? Тут она увидела домашний чепец, висевший на крючке, и взяла его. Только бы в нем не было вшей. По крайней мере свисающая оборка скроет ее лицо. Петра чувствовала себя воровкой, но они за все заплатят. Точнее, Робин заплатит. Она не могла потратить свой небольшой запас монет, когда будущее так неопределенно и опасно.

Петра развернула свой сверток и вытащила из кошеля кинжал в кожаных ножнах, на которых были шнурки, чтобы привязывать его к ноге, что она и сделала. Ощущение было странное, но Петра хотела, чтобы кинжал был под рукой, а кошель совершенно не подходил к ее теперешнему наряду.

Петра надела бархатный камзол Робина, чтобы прикрыть свою одежду, и торопливо вернулась на кухню. Его брови насмешливо взметнулись вверх.

– Я готова.

– Я тоже, моя милая. – Он заключил ее в объятия и поцеловал.

Первый раз он поцеловал ее во время грозы. Сейчас, когда они были на волосок от смерти, страсть вспыхнула с новой силой. Они прильнули друг к другу.

Петра скользнула рукой в вырез его рубашки, чтобы прикоснуться к его плоти, твердой, сильной, горячей.

– Сэр? – донесся голос со двора.

Они отпрянули друг от друга, тяжело дыша.

– Ты в порядке, сынок? – Это был Пауик.

– Все в порядке, – крикнул Робин. – Мы просто хотим позаимствовать кое-какую одежду.

«Как быстро он опомнился. Он целовал сотню женщин, тысячу. Ты же целовала всего лишь второго мужчину».

– Не забудьте оставить деньги за одежду, – резко бросила она и вышла из дома. При виде ее у Пауика отвисла челюсть.

– По крайней мере я не выгляжу как монашка, – объяснила ему Петра.

– Это точно, девочка, но разве есть причина не выглядеть как монашка?

Явно Робин ничего не сказал ему, но ему нужно какое-то объяснение.

– Кто-то может разыскивать меня.

Он скривился:

– В таком случае что вы сделали?

– Ничего плохого, – заверила она его.

– Один человек влюбился в нее, – сказал Робин, – а она ему отказала.

– Так все-таки не монашка, да? – спросил грум.

– Монашка, но сейчас мне необходимо изменить свою внешность.

– Ваша правда, – сказал Пауик, – но не ходите в таком виде по улицам.

Лошади уже были на месте, и форейтор сидел верхом. Робин пошел поговорить с ним, а Петра направилась к карете. Камердинер Робина преградил ей путь:

– Камзол, мадам.

Его тон был более презрительным, чем обычно, но она сбросила камзол и отдала ему. Он схватил его так, будто это был краденый ребенок. Петра не хотела расставаться со своим молитвенником и его содержимым, поэтому взяла свой сверток с одеждой с собой. Робин взял на руки Кокетку и, посадив ее в карету, закрыл дверцу.

Петра смотрела, как он подошел к женщинам. Он сказал что-то, а потом разрезал веревки. Младшие поспешили встать, их тела явно онемели. Мамаша Гулар не попыталась подняться, а дрожание ее нижней губы свидетельствовало о том, что он рассказал ей о старухе.

Мать все-таки была матерью, решила Петра.

Робин вернулся к карете и позволил Фонтейну помочь ему надеть жилет и сюртук. Он застегнул пуговицы жилета, но отказался от галстука. Петра слышала, как он сказал:

– Нет смысла выглядеть респектабельно, когда наша спутница в таком виде.

Он подошел к экипажу, но, открыв дверцу, сказал:

– Я еду верхом. Здесь поедет Фонтейн.

Он ушел раньше, чем Петра успела возразить, и она подумала, что Робин поступил мудро. Меньше всего им сейчас нужно было ехать вдвоем в карете. Однако Петра с трудом сдержала слезы.

Вошел камердинер и сел на свое место с таким видом, словно желал быть где угодно, только не здесь. Может, ему вообще не нравятся женщины? Или он считает ее виноватой во всех их бедах?

Он захлопнул дверцу, и экипаж, покачиваясь, выехал за ворота, возвращаясь на булонскую дорогу.

Когда они добрались до нее, дорога стала ровнее, хотя следы грозы на ней еще оставались. Солнце поднялось над цветущими полями, и прошедшая ночь казалась кошмаром. Однако Петра думала о том, как избежать дальнейших несчастий.

Хорошо, если Варци ей привиделся. Но хватит ли у нее силы воли устоять перед Робином, не поддаться искушению? Но что, если это действительно был Варци?

Он наверняка обыскал гостиницу и весь Аббевиль, прежде чем решить, что она уехала, а к тому времени гроза должна была остановить его. Но сегодня он должен был выехать рано, предполагая, что она продолжает путь в Булонь. Петра благодарила Бога, что находится сейчас милях в пяти впереди него, и они тоже собираются выехать очень рано. Она рассказала Робину о причине своей спешки, и теперь он будет ехать как можно быстрее.

Даже если Варци нагонит их, он может не узнать ее: теперь она нисколько не похожа на сестру Иммакулату. Пока она прячет лицо, он ни за что ее не узнает. Только бы ей удалось добраться до Англии.

Дорога была пустынна. Спустя примерно час они встретили группу молодых людей, идущих работать в поле. Чуть позже им пришлось объезжать телегу, нагруженную овощами и мешками, видимо, направлявшуюся с местной фермы в Нувион, где им предстояло сменить лошадей, что означало нового форейтора. Когда карета медленно объезжала яму на дороге, Петра опустила окно и позвала Робина.

– А форейтор не расскажет всем о событиях прошлой ночи? – спросила Петра.

– Я хорошо ему заплатил, так что если он даже и расскажет, то не сразу же. Перестаньте беспокоиться.

Петра подняла окно и подумала, что Робин в отличие от нее никогда не подвергался настоящей опасности.

Они прибыли в Нувион, когда город только начинал просыпаться, но пекарня уже распространяла мучительный для голодного желудка аромат свежевыпеченного хлеба. Петре хотелось бы задержаться здесь, чтобы купить еды, но они проехали мимо и остановились на почтовой станции в дальнем конце города. Это было длинное приземистое здание среди полей, где паслись лошади.

Как только экипаж остановился, Фонтейн выбрался наружу. Кокетка тоже выпрыгнула следом, до того как Петра успела остановить ее, и побежала к Робину. Петра осталась в карете.

Из дома выбежал невысокий крепкий мужчина, заправляя рубашку в бриджи.

– Мы слишком рано. Он еще не привел лошадей на утро, а все форейторы спят. Он предлагает завтрак, пока мы ждем.

С этим ничего нельзя было поделать, поэтому Петра вышла из кареты.

– Хороший завтрак будет очень кстати. Но я хочу надеть плащ, чтобы хоть немного прикрыть эту одежду.

Он помог ей найти плащ и надеть его, что вызвало предостерегающий трепет. Каждое мгновение, каждое прикосновение делали эффект более мощным.

– Далеко еще до Булони? – спросила Петра, судорожно сглотнув.

– Если Господь обеспечит нам хорошие дороги, мы можем успеть к сегодняшнему вечернему кораблю.

– Тогда я попытаюсь помолиться за это, но мои молитвы и раньше не доходили до Бога, а уж в таком одеянии, как сейчас, вообще грех молиться.

– Не представляю себе рациональной заботы Бога. Идемте.

Здание почты было двухэтажным, первый этаж обставлен примерно как дом мамаши Гулар. Но нисколько не походил на него. Здесь было чисто. В колыбели лежал младенец. Пахло молотым кофе. Петра поблагодарила хорошенькую молодую женщину за гостеприимство. Она знала, что небольшие почтовые станции обычно не предлагают еду и жилье.

– Такая буря! – восклицала мадам Креспин. – И мадам Гулар! Ай-ай-ай! Неудивительно, что вы уехали так рано. – В то же время она с удивлением смотрела на одежду Петры.

– Могу ли я где-нибудь умыться, мадам?

– У меня еще нет горячей воды, но вы можете взять этот таз и пойти к насосу на заднем дворе. – Она дала Петре таз, горшок мыла и тонкое полотенце.

Петра прошла в огороженный дворик, где копошились куры и с визгом бегали поросята, и стала мыться. Однако смыть всю грязь не было возможности. Одежда, взятая в доме мадам Гулар, тоже осталась на ней, так же как и ее собственная грязная рубашка. Петра вылила воду на землю, ополоснула таз и отнесла на кухню.

Коренастый крепкий мужчина в незаправленной рубашке, зевая, вошел в комнату, ворча что-то насчет ранних путешественников. Мадам Креспин бросила предупреждающий взгляд в сторону Петры. Мужчина обернулся и похотливо посмотрел на нее.

Заметив это, Петра закуталась в плащ и пошла искать Робина. Он разговаривал с их старым форейтором.

Парнишка принес корзину хлеба, и скоро все сидели за кухонным столом, наслаждаясь теплыми булочками и малиновым вареньем. Форейторы получили к тому же по толстому куску ветчины и фляжки с каким-то напитком. Вероятно, это была часть их оплаты.

Пока они ели, Робин болтал с новым форейтором о грозе, о дороге и о путешествии к побережью. Он сказал, что свободно владеет французским, и это была чистая правда.

Вскоре их прежний форейтор отправился отдыхать, а новый пошел за лошадьми. Пауик тоже вышел. Мадам Креспин начала убирать со стола, и Робин послал Фонтейна за несессером с письменными принадлежностями.

– Поскольку нам все равно придется немного подождать, – обратился он к Петре по-английски, – я могу написать письмо о событиях прошлой ночи.

Фонтейн вернулся и поставил небольшую дорожную конторку на стол. Когда Робин сел, камердинер достал из бокового ящичка ручку и маленькую чернильницу. Осмотрев их, подал Робину.

Робин закончил письмо и замешкался. Петра хотела, чтобы он поспешил. Она услышала, что лошадей ведут к дому. Скоро можно будет уехать.

Он обмакнул перо, небрежно подписался и вытащил из кармана кольцо. Фонтейн накапал воск. Робин выдавил на нем печать.

Убрав кольцо в карман, Робин передал документ мадам Креспин вместе с несколькими монетами и попросил доставить его к монсеньору де Гизу. Это произвело на мадам сильное впечатление, как и следовало ожидать. Гизы были одной из величайших семей во Франции. Петра вспомнила, что Робин упоминал их. Ничего удивительного. Ведь и сам он признался, что принадлежит к английскому дворянству и что совсем недавно посещал Версаль.

Робин повернулся к ней:

– Вы готовы?

Петра вернулась в тот момент, когда мадам Креспин воскликнула:

– Еще одна ранняя пташка!

У Петры екнуло сердце, но через переднее окно она увидела часть большой кареты, груженной багажом. Варци никогда бы не поехал вот так. Она расслабилась, но тут резкий голос сообщил ей, кто прибыл – леди Содуэрт. Эта женщина, должно быть, покинула Аббевиль с первыми лучами солнца!

Петра подошла к окну и осторожно выглянула. Грумы вели лошадей к коляске Робина, но как ей добраться туда незамеченной? Она вспомнила, что изменила внешность, и пошла к двери.

Леди Содуэрт вихрем вырвалась из кареты, ее резкий голос рассекал воздух, когда она потребовала немедленно привести лошадей. Почтмейстер обещал всего лишь короткую задержку.

Она направилась к дому, но потом резко обернулась и крикнула:

– Арабелла, Джорджи, возвращайтесь в карету!

Разумеется, маленькие чудовища не обратили на нее никакого внимания, и леди Содуэрт продолжала двигаться к дому, игнорируя их.

«Черный ход», – подумала Петра и повернулась, но было слишком поздно. Леди Содуэрт влетела внутрь. Но тут ее глаза округлились.

– Вы!

Петра выбрала единственно возможный путь.

– Я? – переспросила Петра, прикинувшись удивленной. Леди Содуэрт продолжала по-английски:

– Как вы посмели покинуть меня, вы, неблагодарная негодница! Какую ночь мне пришлось пережить в грозу и с детьми! Я ни на мгновение не сомкнула глаз. Чем скорее я выберусь из этой ужасной страны, тем лучше. – Леди Содуэрт схватила ее за руку. – О нет. Вы едете со мной!

Петра выдернула руку и спряталась за стулом.

– Не знаю, кто вы, – крикнула она, – но вы явно сумасшедшая. Робин! Помоги мне!

Леди Содуэрт изумленно уставилась на нее. Вбежал Робин.

– Эта женщина, – пожаловалась Петра, тыча в нее пальцем, – приняла меня за кого-то другого и требует, чтобы я поехала с ней.

Леди Содуэрт уставилась на него.

– Вы! – выкрикнула она. – Вы были в Аббевиле. Значит, монашка не так уж и добродетельна.

Робин спокойно посмотрел на нее и поклонился.

– Боюсь, вы ошиблись, мадам. Это моя сестра.

– Но… – Леди Содуэрт засомневалась.

– Пауик! – позвал Робин. Грум вошел.

– Пауик, эта леди заблуждается. Будь добр, подтверди ей, что моя сестра – это моя сестра.

– Разумеется, сэр.

Робин жестом отпустил его.

– А кто вы? – спросила она. Он ответил с легким поклоном:

– Я – Робин Бончерч из Дерби. А вы, мадам?

– Леди Содуэрт из Бристоля. – Ее ответ подтвердил уверенность Петры, что Содуэрты были в лучшем случае нуворишами.

Леди Содуэрт снова внимательно посмотрела на Петру.

– Что здесь происходит? – набросилась она на мадам Креспин. – Почему нет лошадей для моего экипажа? Немедленно приведите их, иначе я подам жалобу.

Мадам Креспин схватила из колыбели малыша и выбежала наружу.

Леди Содуэрт переводила взгляд с Петры на Бончерча.

– Как зовут вашу сестру, сэр?

– Мария Бончерч, мэм, – не задумываясь ответил Робин.

– Вы не слишком хорошо одеваете свою сестру, мистер Бончерч.

– Я вообще не одеваю мою сестру. Это в высшей степени неприлично.

– Тогда где ее горничная?

– Сбежала с цыганами, прихватив с собой гардероб моей сестры. Будь вы чуть крупнее, мадам, я попросил бы вас пожертвовать ей что-нибудь.

– Лошадей уже ведут, мэм, – объявила с порога мадам Креспин и холодно добавила: – И ваши дети гоняются за моими курами.

– Они им не повредят, – сказала леди Содуэрт, протягивая руку за хлебом. – Я буду кофе, женщина.

Мадам Креспин убрала от нее тарелку.

– Из-за них куры перестанут нестись, мэм. Будьте добры остановить их, или это сделаю я.

– Я сообщу о вашей дерзости, вы… уродливая проститутка!

Охваченная яростью, она забыла французский, но смысл и так был ясен. После напряженной паузы леди Содуэрт повернулась и вылетела на задний двор, чтобы наорать на своих неуправляемых отпрысков.

Робин сделал знак, и Петра с радостью поспешила наружу. Но леди Содуэрт догнала их, волоча за собой детей.

– Итак, Мария Бончерч из Дербишира, – кричала она, – почему вы говорите по-английски с итальянским акцентом?

Петра обернулась к ней. Женщина опять использовала английский. Почтмейстер, форейторы, грумы и даже мадам Креспин с интересом наблюдали за этой сценой.

– Вы ошибаетесь, – сказала Петра, стараясь подражать манере Робина. – Это дербиширский акцент.

Леди Содуэрт расхохоталась:

– До чего же ты наглая! А я никак не могла понять, почему монашки хотели избавиться от тебя. Беременная, что ли?

– Нет!

– Проводи побольше времени с этим своим «братцем», скоро понесешь от него. Поезжай сейчас со мной, и я не расскажу этим людям правду. – Хищная женщина была готова на все, чтобы только сбыть с рук собственных детей.

Робин встал между ними, и на этот раз его тон был холоден как лед.

– Ваши лошади готовы, мэм. Советую вам ехать своей дорогой.

Щеки леди Содуэрт запылали.

– Вы разве не слышали, что я сказала?

– Вы так кричите, что вас нельзя не услышать, но если не угомонитесь, поплатитесь за это в Англии.

– Кем это вы себя возомнили?

– Я хорошо знаю, кто я, хотя понятия не имею, кто вы.

– Леди Содуэрт, – сказала женщина, понимая, что не ей противостоять Робину Бончерчу, когда он в таком настроении. Она швырнула своих детей в карету, и через несколько минут ее экипаж укатил, вздымая клубы пыли.

– Она устроит неприятности, – сказала Петра.

– Пусть только попробует. – Робин подал ей руку. – Теперь мы можем ехать, сестра.

Он держался непринужденно, хотя неприятный осадок после стычки с леди Содуэрт остался.

Робин снова ехал верхом, а Петра размышляла о Робине. Он до сих пор оставался для нее загадкой.

Он признался, что принадлежит к дворянству, но не скрывает ли он какой-то высокий титул?

Петра подумала о Кокетке с ее похожими на бабочку ушами, золотистой шерстью и драгоценным ошейником и о заносчивом камердинере Фонтейне. Вспомнила переносную конторку и старинное кольцо с печаткой.

– Кто ваш хозяин? – спросила она камердинера.

– Вы об этом уже знаете с его слов, – ответил тот заносчивым тоном.

Петра отвернулась к окну и стала смотреть на пробегавший мимо пейзаж. Не все ли ей равно, кто такой Робин. Добравшись до Англии, они разойдутся, как в море корабли, и никогда больше не увидятся.

Они обогнали громыхающий экипаж леди Содуэрт, но тяжелая карета с большими колесами, видимо, ехала ровнее по поврежденной грозой дороге, чем легкая скоростная коляска. Они сменили лошадей в Берне. Дальше дорога стала гораздо лучше. В Нампонте они узнали, что гроза туда даже не дошла. Почтмейстер пожаловался, что на дорогу не вывозят цистерны с водой, чтобы сбрызгивать пыль. Уж очень прижимисты власти.

Пыли действительно было много. Дорога проходила близко от побережья, земля была песчаной. Движение стало оживленнее. Местами копыта и колеса взбивали пыль в настоящий туман. Видимо, это и привело к аварии. Раздался сильный удар, треск, потом крики. Карета резко повернула налево и остановилась.

Робин спешился, отдал вожжи Пауику и, крикнув Петре «Оставайтесь внутри», пошел к месту аварии.

Фонтейн вышел через дверцу с другой стороны, видимо, намереваясь сбежать. Петра нырнула вниз. Надо было поймать Кокетку, чтобы не побежала за Робином. Две кареты, ехавшие в противоположных направлениях, сцепились колесами, образовав затор.

Робина Петра не видела. Ехать нельзя. На сколько они здесь задержатся, неизвестно.

Теперь за ними стояли уже три кареты. Из самой последней вышли двое мужчин в синей форме. Может быть, они наведут порядок. Наконец Петра увидела Робина. Он был в одной рубашке и вместе с Пауиком помогал растащить сцепившиеся колеса.

– Кто он? – спросила Петра у собачки. – Или все англичане действительно сумасшедшие?

Кокетка, заметив своего обожаемого хозяина, стала отчаянно вырываться. Почему у нее нет поводка? И где лошади и Фонтейн? Она увидела их всех на обочине дороги позади нее, вместе с теми, кто предпочел быть в роли наблюдателя, подальше от пыли.

Петра подошла к Фонтейну:

– У Кокетки нет поводка?

– У нее их множество, – ответил камердинер. – По одному к каждому костюму хозяина. Некоторые с драгоценностями.

– А где поводок к его теперешнему наряду? – спросила она. – Глупое создание хочет, чтобы ее растоптали.

– Пусть бежит. Он будет рад избавиться от обузы.

– Не может этого быть.

– Нет? – Камердинер ухмыльнулся. – Он приобрел ее, чтобы произвести впечатление на одну версальскую красавицу. А когда добился своего, сучка стала ему не нужна.

«Которая сучка?» – подумала Петра, ей было неприятно, но в то же время любопытно.

– И все же глупое создание продолжает донимать его, – вздохнул камердинер. – Они так часто это делают, досаждая ему.

– Это предупреждение для меня, Фонтейн? – Когда камердинер ухмыльнулся, Петра сказала: – Забудьте об этой одежде и помните о моей рясе. И даже будь я обычной леди, меня не заинтересовал бы такой мужчина, как он.

– Вы были бы единственной из всех женщин.

– Леди Содуэрт тоже не впала в экстаз. Так же, как женщины Гулар. Где поводок Кокетки?

– Я полагаю, в кармане его сюртука. А его сюртук неизвестно где.

Петра огляделась.

– Если он был при дворе, где его придворные костюмы?

– Он отсылает их в повозке, чтобы быстрее ехать. Я предупреждал его, что однажды они будут потеряны или украдены, но ему все равно. К тому же мы прибываем в Лондон раньше их, и если случается какой-нибудь большой прием, мне приходится на скорую руку придумывать что-то из его старой одежды.

– Мистеру Бончерчу нравится мода и придворная элегантность? – спросила Петра, наблюдая, как покрытый пылью мужчина работает, отпуская шуточки помощникам.

– Когда он в настроении.

Камердинер сказал правду, подумала Петра. Робин – человек настроения. А оно у него постоянное меняется.

Кокетка все еще вертелась, стараясь добраться до своего обожаемого хозяина, так что Петра пошла вдоль ухабистого края дороги. Пока они шли, Кокетка изливала ей свое недовольство.

– Ошейник в драгоценностях и украшенные поводки под каждый костюм. Он использовал тебя, а теперь отдал бы любому, кто согласился бы тебя взять. А ты обожаешь его.

Кокетка наклонила набок голову, словно обдумывая сказанное.

– Но ты не можешь по-другому. Да? Влюбленная женщина забывает о гордости. Я слишком хорошо все это знаю. С Лудо у меня было то же самое, но я старалась этого не замечать.

Петра вздохнула. Вдруг она увидела малину. Длинные стебли пробивались через изгородь. Петра сунула Кокетку под руку и стала есть ягоды, читая собачке лекцию о гордости, предусмотрительности и безнравственности привлекательных мужчин.