Текст книги "Все, что мне нужно"

– Что я больше всего ненавижу в тебе, Гейбриел, так вот такую твою улыбку. Что-то тебе кажется забавным, но ты смеешься один. И твой смех безумно раздражает.

– Наверное, именно он сыграл свою роль в нашем разрыве и помог тебе понять, что мы с тобой совершенно не подходим друг другу?

– Да.

Аннет как будто выплюнула свой ответ. Удивительно, как она не прикусила себе кончик языка, подумал Ист.

– Тебе никогда не нравились мои друзья, – задумчиво вспомнил он, приведя миссис Сойер в еще большую ярость.

– Полагаю, их ты не обвинял. А ведь каждый из твоих друзей с тем же успехом мог быть источником сплетен.

– Уэст действительно получил массу удовольствия. Нортхем тоже от души посмеялся. А Саутертон едва не задохнулся от смеха.

– Он уже пришел в себя?

– Да, вполне.

– Жаль.

– Ну что ж, маски сорваны. Можно больше не церемониться. Такой ты мне даже больше нравишься, Аннет. Когда ты говоришь то, что думаешь, получается гораздо забавнее. Ради меня ты и так проявила чудеса долготерпения. Должно быть, нелегко тебе пришлось. – Ист насмешливо изогнул бровь.

– Ты даже не можешь себе представить. – Миссис Сойер холодно взглянула на маркиза.

– Наверное, все же могу, – невесело улыбнулся Истлин и поднялся.

Больше они не сказали друг другу ни слова. Но когда Ист уже вышел на улицу, до его ушей донесся громкий звон разбившегося вдребезги стекла. Истлин живо представил себе хрупкие фарфоровые безделушки, украшавшие каминную полку в гостиной Аннет, и мысленно пожелал, чтобы они оказались последней жертвой необузданного нрава миссис Сойер.

Софи закрыла дневник и положила на столик у кровати. Она сделала очень мало записей сегодня вечером, а накануне еще меньше. Каждый день заточения все больше ослаблял ее волю.

Софи погасила огарок свечи в плошке и скользнула под одеяло, свернувшись в клубочек и положив руку под подушку. Теперь можно наблюдать звезды. Тонкий серп луны лишь оттенял их сияние. Софи любила вот так лежать и считать звезды, которые можно разглядеть в окно. Когда-то этот маленький ночной ритуал они совершали вместе с отцом. Если закрыть глаза, можно представить, как он садится на край ее постели, заставляя прогнуться легкий матрас, и берет ее за руку.

Кажется, вот-вот почувствуешь тепло его тела. Его особый запах… табак и мятные пастилки… Если затаить дыхание, можно ощутить его присутствие, и вновь станет спокойно и легко.

Долго сдерживаемые слезы подступили к глазам Софи. Девушка на мгновение зажмурилась и вновь открыла глаза, стараясь думать лишь о божественной красоте за окном, об ослепительном сиянии, которое никто не в силах у нее отнять.

Прошел ровно месяц с тех пор, как ей разрешили удалиться в свою комнату. Каждый из них она отмечала в своем дневнике. Иногда ей казалось, что только дневник удерживает ее от того, чтобы не впасть в безумие. Временами ей приходило в голову, что она не может сообразить, как лучше описать прошедшее время – тридцать дней или один месяц, и ей неожиданно становилось чрезвычайно важно выяснить такой факт. Ей была невыносима мысль потратить впустую хотя бы один день, и месяц, проведенный в самом настоящем тюремном заключении, стал для нее жестоким наказанием. Софи вытерла глаза. Она смотрела в ночное небо, и звезды в оконной раме смотрели на нее.

– Сколько звезд ты насчитала, София? – спрашивал ее отец.

– Четырнадцать.

– Неужели так много? Я и не знал, что ты так хорошо считаешь.

Иногда ей удавалось насчитать гораздо больше звезд. Случалось, что Софи изрядно преувеличивала цифру, тогда отец только улыбался.

– А где сейчас ты сама, София? – обычно спрашивал он.

– Вон там, папа. На том краю неба. Отец обычно наклонял голову, пытаясь проследить взглядом за направлением ее пальца.

– Ах вот где. И что ты оттуда видишь?

– Все небо.

– А что ты видишь отсюда?

– То же самое, папа.

– Значит, небо везде вокруг нас, – подытоживал отец.

– Думаю, так оно и есть, – шептала Софи. – Как хорошо Господь все устроил.

И тогда отец опять улыбался своей особой улыбкой. И в уголках его губ таилась горечь, как бывает, когда человеку довелось познать величайшее счастье, но у него уже нет никакой надежды пережить его вновь.

Софи еще никогда не доводилось испытывать такую глубокую печаль, как та, которая мучила и терзала ее отца, подтачивая его силы подобно болезни. Она стала его вечным спутником даже тогда, когда он бывал весел и счастлив. Сейчас Софи могла бы сказать о себе, что начинает понимать, что это такое.

Софи никогда не жалела себя, но она не могла избавиться от чувства горечи. Возможно, Тремонт прав, в очередной раз назвав ее сегодня бессердечной эгоисткой. Граф убедил себя в том, что она помогла бы поправить дела своей семьи, найдя себе щедрого и богатого мужа. Его предложение уже не казалось Софи столь отвратительным, но смириться с тем, что богатым и щедрым мужем должен стать маркиз Истлин, она не хотела. А если она все-таки согласится на то, чтобы Тремонт подыскал ей подходящую партию, кого-нибудь помимо маркиза, не будет ли такой шаг ее полным поражением?

Она понимала, что теряет всю свою решимость, которая ускользает вместе с ее волей. Ей никогда не удастся стать такой храброй, какой хотелось бы. Она так гордилась собой, когда отказала Истлину. И не потому, что отвергла его предложение, а из-за того, что сумела доказать Тремонту и Гарольду наличие своих убеждений. Теперь, проведя месяц взаперти в своей комнате, она поняла, как нелеп и банален ее протест. Два дня назад Тремонт заявил, что она возвращается вместе с ним в поместье. Наверняка там ее уже дожидается какой-нибудь деревенский сквайр с толстым кошельком, который, по мнению графа, вполне подойдет для намеченных им целей.

Софи глубже зарылась в подушки. Она насчитала двадцать четыре звезды в квадрате окна. Удивительно, но она невольно продолжала считать звезды, обдумывая свою неизбежную капитуляцию. Попытка отвлечься от горьких мыслей не удалась. Ей не хватало прогулок в парке с детьми, их совместных походов в книжную лавку. Ей хотелось опять сбежать по ступенькам вниз, к завтраку, утихомирить Роберта и Эсми, которые имеют привычку так сильно болтать ногами, сидя за столом, что тот начинает раскачиваться. Сейчас она с удовольствием выслушала бы и крикливую болтовню вечно взвинченной Абигайл, и многозначительные страдальческие вздохи Гарольда, прячущегося от жены за утренней газетой.

Ее посещали только Тремонт и Гарольд. Они никогда не задерживались надолго и предпочитали не вступать в спор. Как будто чувствовали, что она черпает силы, сражаясь с ними. Чем меньше они давили на нее, тем больше она начинала поддаваться.

Звезды завораживали Софи.

Одна. Две. Бум. Три. Бум. Бум. Четыре. Пять. Шесть. Бум.

Софи села на постели, наклонила голову и прислушалась. Бум. Бум. Бум. Странный звук повторился. Она соскользнула на край кровати, продолжая прислушиваться. Бум. Бум. Дождь из мелких камешков с садовой дорожки барабанил по стеклу. Мгновенно соскочив со своего ложа, Софи подбежала к окну, широко распахнула створки и быстро нагнулась, чтобы не угодить под обстрел.

– Прошу прощения.

Вне всякого сомнения, голос принадлежал Истлину. И улыбка тоже. Зубы Истлина сверкали белизной. А сам он собственной персоной стоял внизу, у нее под окном. Софи изумленно уставилась на маркиза. Прошло несколько секунд, прежде чем она смогла справиться с собой и заговорить;

– Что вы здесь делаете?

– Наслаждаюсь прогулкой по вашему саду.

– Но уже за полночь.

– Я разбудил вас?

Она покачала головой:

– Вам лучше уйти. – Ее голос стал неожиданно хриплым. – Вы всех перебудите.

– У вас одной окна выходят на эту сторону. А Тремонта и Дансмора нет дома. Никто нас не услышит, если вы не поднимете тревогу. Вы собираетесь позвать на помощь?

– Нет. – Какой смысл ей лгать? Истлин легко способен распознать любую ложь. Софи задумалась о графе и Гарольде. Она не знала, что их нет дома. Странно, что Истлин осведомлен лучше, чем она сама. – И тем не менее я бы хотела, чтобы вы ушли.

– Я хочу поговорить с вами.

– Мы уже разговариваем.

– Наедине. Я не отниму у вас много времени – всего лишь несколько минут, я обещаю. Гостиная вполне подойдет, я не прошу вас принять меня у себя в спальне.

– Я не могу впустить вас.

– Я войду сам.

Софи заколебалась. Присутствие Истлина здесь ночью, у нее под окнами, вопреки всем установленным нормам приличия настолько невероятно, что она совершенно растерялась и не знала, как себя вести. По крайней мере маркиз явно не собирался назвать ее своей прекрасной Джульеттой, и Софи решила, что с ним можно поговорить.

– Ну хорошо, – согласилась она. – Но тогда вам придется… – Тут ей пришлось остановиться, потому что Истлин уже успел исчезнуть.

Софи закрыла окно и подергала за ручку, чтобы убедиться, что оно крепко заперто. Наступив босой ногой на кусочек гравия, которым воспользовался маркиз, чтобы привлечь ее внимание, Софи тихонько чертыхнулась. Она зажгла лампу на письменном столе и взяла ее с собой в соседнюю комнату для переодевания, стараясь не наступить на камешки, покрывшие ее ковер.

Девушка быстро накинула на себя платье, застегнула пояс и принялась зашнуровывать туфли, когда услышала, как в двери ее спальни поворачивается ручка. Софи никак не ожидала, что Истлин так быстро доберется до ее комнаты из сада. Бросив туфли, она подбежала к двери, но ручку вдруг перестали дергать.

Маркизу потребовалось не менее минуты, чтобы подобрать нужную отмычку и заставить ручку послушно повернуться в его руках. Софи уже ждала за дверью. Сделав Истлину знак войти, она тихонько закрыла за ним дверь. Лампа дрожала в ее руке, отбрасывая причудливые тени на стены и потолок.

Истлин положил в карман набор отмычек и прислонился плечом к дверному косяку. Он внимательно вгляделся в лицо девушки.

– Я думаю, леди София, вам лучше объяснить мне, почему вы стали узницей в собственном доме.

Глава 4

– Узницей? – переспросила Софи, сохраняя спокойствие. – Звучит довольно драматично, вы не думаете?

Но Истлин твердо решил не дать сбить себя с толку и оставил без внимания вопрос Софи. Взяв из рук леди Колли лампу, он пересек комнату и поставил ее на письменный стол, где заметил ее дневник, исписанный аккуратным каллиграфическим почерком. Он не позволил себе задержать взгляд на открытых страницах. Отвернувшись от стола, он подошел к камину.

– Ваша дверь оказалась заперта.

– Только не говорите мне, что я первая женщина, которая запирает от вас дверь своей спальни. – Кончики губ Софи дрогнули в ироничной усмешке.

Истлину немедленно захотелось чем-нибудь поддеть Софи. В ее манере держаться и самой ее позе он не заметил ничего нарочито вызывающего, но железное самообладание девушки бросало вызов, что и побудило маркиза задать следующий вопрос.

– Вам часто приходится принимать у себя визитеров в такой поздний час? – В голосе маркиза прозвучало искреннее любопытство.

– Вы обещали, что не отнимете у меня много времени, – упрекнула его Софи, не ответив на вопрос.

Но Истлин, в свою очередь, проигнорировал ее слова.

– Похоже, вы разыгрываете передо мной какой-то спектакль, – заявил он. – Подобное хладнокровие не так-то просто имитировать. Или вы выдающаяся актриса, новоявленная мисс Индия Парр, или же сама ситуация вам хорошо знакома и ваше сверхъестественное спокойствие – следствие опыта.

Выражение лица Софи по-прежнему оставалось безмятежным.

– Есть еще третья возможность, милорд.

– Да? Мне бы хотелось о ней услышать.

– Вам придется принять тот факт, что я сохраняю спокойствие, потому что спокойна по натуре. Я не отношусь к легковозбудимым особам.

– Нет. Вы определенно лжете.

– Прошу прощения? – Софи удивленно сощурила глаза.

Прислонившись плечом к стене рядом с камином, Истлин сложил руки на груди и принялся задумчиво разглядывать Софи. В золотом сиянии лампы лицо леди Колли отсвечивало золотом. Причудливая игра света, заставив сиять ее волосы цвета дикого меда, окружила ее голову нимбом, смягчила очертания скул и линию носа.

– У меня сложилось сходное впечатление во время нашей первой встречи, – пояснил Ист. – Вашему облику явно не хватало живости, веселости. Вас вполне можно принять за какой-нибудь редкий оранжерейный цветок. Орхидея, безусловно, прекрасна и притягивает взгляд, но подобную безупречную красоту невозможно созерцать долго, она утомляет.

Истлин поднял руку и, указав жестом на открывающийся из окна вид, продолжил:

– Встретившись здесь с вами, я убедился, что вы обладаете не только неземной красотой экзотического цветка. Вы далеко не так сдержанны и невозмутимы, как пытаетесь показать. – Ист тихонько засмеялся, видя, что Софи продолжает смотреть на него в упор, не обнаруживая желания ни бросить ему вызов, ни капитулировать. – Я никогда не поверю в ваше хладнокровие.

Софи не сразу заговорила. Она посмотрела в окно, затем на Истлина, удобно расположившегося у камина и откровенно ухмыляющегося, довольного тем, как ловко ему удалось разгадать ее мысли, и глубоко вздохнула:

– И все же я попыталась бы, но, к сожалению, не представляю, как это осуществить.

Тихий смех Истлина заставил Софи занервничать. Она поняла с опозданием, что невольно ответила на вопрос Истлина, показав, что ее самообладание является напускным, а ночные посетители не имеют обыкновения врываться в ее спальню.

– Почему бы вам не присесть, – услужливо предложил Истлин. – Нет никаких причин, чтобы вы терпели неудобства.

Леди Колли плюхнулась в кресло, стоявшее прямо за ее спиной. И как раз вовремя, потому что у нее подгибались колени.

– Вы обещали, что разговор продлится всего несколько минут, – напомнила она Истлину.

– Да. – Ист понимал, что ему следовало бы уйти, но запертая дверь вызвала целую уйму вопросов, и Истлин не мог оставить их без ответов. – Сначала я хотел бы узнать, почему ваша дверь оказалась заперта.

– Напрашивается вполне очевидный ответ – я передумала впускать вас и сама заперла дверь изнутри.

– Возможно, вы и передумали впускать меня, но вторая часть ответа не выдерживает никакой критики. Мне кажется, она выдумана.

Софи слегка покраснела, но твердо выдержала взгляд маркиза. Из леди Колли вышел бы неплохой партнер в карточной игре, если бы не ее предательский румянец, выдающий явный блеф, подумал Истлин.

– Вас не затруднит показать мне ключ? – попросил он.

– Я всего лишь предложила вам очевидный ответ, милорд, но я не говорила, что он верен, – пожала плечами Софи.

– Софи… – Ист лукаво прищурил глаза.

Леди Колли поразилась подобной фамильярности. В семье ее называли полным именем, отчетливо произнося все три его слога: Со-фи-я. Уменьшительное обращение считалось грубым, чуть ли не вульгарным. Но в устах Истлина оно прозвучало совсем иначе. Как-то интимно, или нет, решила Софи, испугавшись подобного толкования, скорее дружески. Да, дружески. И все же Софи не сдавала позиции:

– Не понимаю, какое отношение имеет к вам состояние моей двери, тем более замок на ней, ведь он не смог воспрепятствовать вам проникнуть в комнату.

Истлин не обратил никакого внимания на ее слова.

– Вы нигде не появлялись после нашего разговора в саду. По моим подсчетам, с тех пор прошло больше месяца. Мне кажется, ваше отсутствие в обществе свидетельствует о некотором нарушении ваших правил.

– Интересно, как вы смогли сделать такой вывод, после того как достаточно ясно дали мне понять, что я никогда не привлекала вашего внимания? Вам не было ни малейшего дела до того, как часто я появляюсь в обществе.

Ист заколебался, раздумывая над ответом, но в конце концов решил сказать правду:

– Я стал интересоваться вами после того, как кое-что узнал о вашем характере. И мне известно, что вы имели обыкновение каждый день отправляться на прогулку с детьми Дансмора. Раньше вы всегда сопровождали Дансмора и виконтессу на званые обеды или поэтические вечера. Вы изредка появлялись в «Олмаксе» или на спектаклях «Друри-Лейн».

Чувственные губы Софи сжались, превратившись в тонкую линию.

– Вам следует понять, что мне вовсе не льстит ваш интерес к моей персоне.

– Я прошу прощения, что вызвал ваше неудовольствие, но мне пришлось навести хоть какие-то справки о вас после того, как вы вдруг неожиданно исчезли.

– Не появляться на вечерах, где слушают поэмы Байрона, или проводить время с детьми в стенах дома еще не значит исчезнуть.

– Принимаю ваше замечание, – кивнул Истлин.

– Наводя обо мне справки, вы, ваша светлость, должно быть, выяснили, что я довольно редко принимаю приглашения на обед и что я сопровождаю леди Дансмор в театр лишь тогда, когда Гарольд по каким-либо причинам не может составить ей компанию. Мое отсутствие в свете объясняется плохим самочувствием Абигайл. Да и приглашений не слишком много. Не думаете ли вы, что я намеренно старалась избежать встречи с вами?

– Я думаю, что вы намеренно уводите меня в сторону. Такие уловки вам не пристали, леди Колли, – парировал Истлин. – Я дразнил вас, Софи. Я вовсе не обольщаюсь на ваш счет и понимаю, что вы и не вспомнили обо мне с того момента, как мы с вами расстались. – Истлин больше не улыбался. Его лицо приняло серьезное выражение. – Что касается меня, то я снова покинул Лондон, поэтому не сразу узнал о вашем отсутствии. Возможно, вы слышали, что мой друг Нортхем недавно женился.

– Я не знала. – Софи с новой силой ощутила всю горечь своего вынужденного уединения. – Хорошая новость!

Истлин помедлил с ответом:

– Да. Надеюсь, что так.

Софи выжидающе подняла бровь.

– Женитьба случилась очень быстро. – Истлину вовсе не хотелось повторять сплетни, ходившие вокруг поспешной женитьбы Норта на леди Элизабет Пенроуз. Ист почувствовал бы себя предателем по отношению к Норту, если бы рассказал Софи всю правду. – Говорят, брак по любви. Надеюсь, они составят прекрасную пару.

– О! – Софи заметила разницу между словами Иста и его интонацией, но не стала подчеркивать различие. – О браке по любви можно только мечтать.

Истлин невольно нахмурился, почувствовав сарказм в тоне Софи.

– Вы сами не верите в это. – Ист скорее утверждал, чем спрашивал.

– Ну что вы, конечно, верю. Ведь я настоящий романтик, милорд.

В голосе Софи по-прежнему слышалась ирония, и Ист так и не приблизился к пониманию ее истинных чувств.

– Мне нравится леди Элизабет, – подчеркнул он. – И я думаю, что Норт будет с ней счастлив.

– Леди Элизабет?

– Пенроуз. А вы ее знаете?

– Нас представили друг другу. – Софи предпочла не выносить свое суждение. – Мы случайно встретились на обеде в доме барона. Я думаю, она часто бывает в обществе леди и лорда Баттенберн. Надеюсь, вашему другу действительно очень повезло. Леди Элизабет наделена многими достоинствами.

– О да, я слышал, она великолепная наездница.

– Ну конечно. Немаловажное качество для будущей жены. – Откровенно говоря, Софи удивило, что леди Пенроуз вообще умеет сидеть в седле. У нее очень неровная походка, что бросалось в глаза. Говорят, виной тому давний несчастный случай, но Софи хватило такта, чтобы не допытываться до его причин. – Должна признаться, милорд, что я не обладаю таким достоинством. Великолепной наездницей меня не назовешь. Я могу держаться в седле, но, говорят, мне не хватает умения.

Известие, похоже, не очень огорчило Истлина. Ему показалось еще более интригующим, что Софи высвечивает свои недостатки, вместо того чтобы умело скрывать их.

– Норт и его невеста поженились в поместье Баттенберн, – продолжал свой рассказ маркиз. – Мне пришлось вернуться туда, чтобы засвидетельствовать их союз, а затем я задержался в другом месте.

– Вам вовсе не нужно отчитываться передо мной. Я ведь не задавала вам никаких вопросов.

Слишком хорошо зная, как леди София умеет уводить от цели, Истлин опять не обратил внимания на ее замечание.

– В мое отсутствие вы получили по крайней мере два приглашения, предназначенных персонально вам. Я узнал о них лишь после возвращения. Насколько я понимаю, вы отклонили оба.

Если полковник Блэквуд действительно сдержал свое слово и не стал предпринимать никаких шагов, то матушка Истлина не только сама послала приглашение леди Колли, но и заставила мать Саутертона сделать то же. Вдовствующую графиню Нортхем ожидала бы та же участь, если бы не неудобства, вызванные женитьбой ее сына.

– Я могу объяснить тот факт, что вы отвергли мое предложение, руководствуясь своими собственными мотивами, но отклонить приглашение моей матери и ее подруги… Такого я от вас не ожидал, – проговорил Истлин.

– А что мне было делать, милорд? Принять приглашение означало бы дать еще больше пищи для сплетен. Я полагала, что вряд ли уместно появляться в доме вашей матери. То же самое можно сказать и о леди Реддинг. Каждый понял бы, чем продиктовано ее приглашение. Откуда я могла знать, что вас там не будет. Злые языки принялись бы болтать с новой силой по поводу моего визита.

– Значит, вы сами сделали выбор?

Софи кивнула в ответ.

Ей пришлось выдержать натиск Тремонта и выслушать массу назиданий по поводу своего упрямства и нежелания принимать приглашения, но даже Тремонт не мог заставить ее изменить свое решение в самом начале ее тюремного заключения. Сейчас же Софи вовсе не так уверена, что ее отказ нанести визит леди Уинслоу или ее подруге оказался правильным.

Истлин попытался разглядеть на лице Софи малейшие признаки неуверенности или сомнения.

– Вы говорите правду?

Софи кивнула. Ист не стал подвергать сомнению слова леди Колли.

– Тогда почему вы не покидали дом?

– Нет необходимости.

– Не понимаю, почему ваша дверь оказалась заперта. Похоже, что кто-то нарочно держит вас взаперти.

– Затрудняюсь сказать. Я крепко спала, когда вы меня разбудили. Возможно, Гарольд. Он всегда запирает дверь, когда уходит из дома. Я спрошу его, милорд, но могу вас заверить, что если он и принимает подобные предосторожности, то исключительно в целях моей безопасности.

Взгляд Истлина остановился на руке Софи.

– Я не верю вам, леди София.

– Это ваше право, милорд, – не стала возражать девушка.

– Я думаю, что вас подвергли наказанию.

– Я не представляю, как переубедить вас.

Ист оттолкнулся от стены и приблизился к Софии. Теперь он стоял, в каком-то футе от нее.

– Встаньте.

Длинная изящная шея Софи, казалось, стала еще тоньше, когда она беспомощно подняла глаза на маркиза. Встать сейчас означало бы оказаться прижатой почти вплотную к Истлину.

– Спасибо, мне достаточно удобно.

– Я не спрашивал, удобно ли вам. Встаньте. – Ист схватил девушку за локти и поставил ее на ноги. – Покажите-ка мне ваши руки.

– Я не…

Ист отпустил ее локти и теперь держал за запястья. Он поднял руки Софи вверх так, что широкие шелковые рукава упали вниз, обнажив руки до самых плеч. Слишком тусклый свет не давал возможности что-нибудь разглядеть, но Истлин смог заметить синяки чуть повыше локтей. На мгновение он отпустил ее, чтобы взять лампу, но стоило ему отвернуться, как Софи, опустив рукава платья, крепко обхватила себя руками. Ист заметил ее маневр и спокойно сказал:

– Если вы закричите, то, можете быть уверены, через неделю мы окажемся женаты.

– Я не стану кричать, уверяю вас.

– Хорошо. – Он приблизился к Софи, держа в руках лампу. Подняв ее повыше, чтобы лучше видеть, он скомандовал: – Покажите мне вашу левую руку.

В более ярком освещении синяки проступили гораздо четче. Их форма и расположение говорили сами за себя.

– Тремонт? – спросил Истлин.

– Нет.

– Значит, Дансмор, – произнес Истлин в утвердительной форме. Продолжая изучать ее руку. Ист заметил, что самые свежие кровоподтеки не единственные. – Виконту нравится жестоко с вами обращаться.

Софи едва заметно пожала плечами, как бы желая показать, что ей все равно.

– Но почему, Софи? – нахмурился Истлин.

– Наверное, потому, что я веду себя неблагоразумно, старательно пряча глаза, ответила она. – И проявляю несговорчивость.

– Совершенно верно, – подтвердил Ист.

Софи резко вскинула голову. Ее губы раскрылись, но от замешательства она лишилась дара речи.

У нее потрясающе красивый рот, подумал Истлин. И вряд ли представится еще возможность поцеловать ее. Ист наклонил голову и коснулся губами ее губ. Она продолжала смотреть на него широко открытыми глазами, и Истлин невольно улыбнулся – столько беспомощности и изумления заключалось в ее взгляде. Когда наконец она освободилась из его объятий, прервав поцелуй, Истлину показалось, что Софи едва держится на ногах.

– Ты ужасно неуступчива, – прошептал он, беря ее за подбородок. – И такую неординарную личность, обладающую выдающимся умом, убогая посредственность всегда будет стараться загнать в жесткие рамки. Ты не должна и дальше терпеть издевательства.

Софи не слушала, она еще не отошла от поцелуя, продолжая чувствовать прикосновение губ Гейбриела к своим губам. Ощущение казалось настолько острым, что она невольно прижала руку ко рту. Ему не следовало так делать, думала она.

– Я поговорю с Дансмором, – услышала она голос Иста. – Это…

– Нет! – пришла она наконец в себя. – Вы не сделаете этого. – Софи отчаянно замотала головой. – Ваше вмешательство не поможет, а только ухудшит положение. Вы ведь не любите, когда вмешиваются в ваши дела. То же самое можно сказать и о Гарольде.

– Я не имею обыкновения мучить женщин. Их следует защищать. Никому не позволю грубо обращаться с вами. Если я и допускал ошибки в своей жизни, то намерен твердо придерживаться своих принципов.

– Вы заблуждаетесь. Вы просто соблюдаете рыцарский устав и, как всякий рыцарь, спешите творить добро, идя на благородный риск и не задумываясь, всегда ли праведные поступки приносят пользу. Пожалуйста, не надо презрительно поднимать брови в вашей высокомерной манере. Я показываю вам пример работы моего выдающегося ума, как вы его назвали. А убогая посредственность в вашем лице имеет шанс получить урок, если вы будете меня слушать.

Софи изогнула бровь цвета меда и передразнила надменное выражение лица Истлина, приведя его в едва ли не в веселое расположение духа.

– На каком основании вы стали бы разговаривать с Гарольдом? – продолжала Софи. – Как бы вы объяснили, что вам все известно? Если бы вы просто заявили, что знаете обо всем с моих слов, он, в свою очередь, стал бы утверждать, что я все сильно преувеличиваю или даже лгу. Если бы вы настаивали, что видели свидетельства его жестокого обращения со мной своими глазами, с его стороны естественно поинтересоваться, как подобная вещь стала возможна. Он уверен, что последний раз мы разговаривали с вами месяц назад. Мне кажется, вы согласитесь, что ему лучше оставаться и впредь в подобном заблуждении.

Истлин внезапно почувствовал себя провинившимся школьником.

– Но я не могу все оставить как есть, – отозвался он спокойным тоном. – С моей точки зрения, самый короткий и эффективный путь оказать вам необходимую помощь – жениться на вас. А самый верный способ добиться цели – дать знать вашему дяде, что я посетил вас здесь сегодня ночью.

Софи смертельно побледнела, а ее ноги, казалось, налились свинцом.

– Умоляю вас, не нужно, – произнесла Софи, но тут же замолчала, увидев, что Истлина абсолютно не трогают ее просьбы.

– Почему вы позволили мне войти сюда?

Софи нахмурилась, не в силах сообразить, что имеет в виду маркиз.

– Мне кажется, я не смогла бы удержать вас снаружи. Вы ведь легко проходите сквозь стены. – Она знала, что говорила.

Выполняя дипломатические поручения, Истлину невольно пришлось обучиться самым разнообразным приемам проникновения в нужные ему помещения, в том числе и с помощью методов, не принятых в его кругу, что не раз сослужило ему хорошую службу.

– Я спросил вашего разрешения войти, – напомнил он Софи, – и вы его дали.

– Вы стояли под окном моей спальни и вели себя таким образом, что могли привлечь внимание к нам обоим. – Теперь в голосе Софи звучал гнев. – Вы заставляете меня пройти между Сциллой и Харибдой и делаете вид, что предлагаете мне хороший выбор.

Звук, вырвавшийся из горла Истлина, напоминал нечто среднее между сдавленным смехом и сдерживаемым кашлем. Между Сциллой и Харибдой – именно так охарактеризовали его положение Нортхем и Саут, когда впервые услышали о помолвке. Выражение вполне применимо к нему сейчас. Его бывшая любовница, по меткому описанию Саутертона – бурлящий водоворот, чудовище в женском обличье, несущее гибель и смерть в пучине своей всякому мужчине, презревшему осторожность…

– Что с вами? – спросила Софи. – Может быть, принести вам воды?

Ист махнул рукой, показывая, что в воде нет нужды, но так и не смог подобрать нужные слова. Он продолжал вспоминать. «И Сцилла… кажется, прежде она была нимфой или чем-то вроде этого, в общем, довольно соблазнительной особой, пока ее внешность не претерпела разительных изменений», – говорил Саутертон. Норт, в свою очередь, предложил собственное толкование: «По-моему, леди Софии вполне подошла бы роль Сциллы». Друзья прекратили поддразнивать его только после того, как он достал пистолет и пригрозил пристрелить обоих.

Жаль, что он не мог прибегнуть к такому средству сейчас.

– Я все-таки принесу воды, с вашего позволения, – настояла леди Колли.

Она перешла в комнату для переодевания и, взяв с туалетного столика изящный фарфоровый кувшин, налила воды в стакан. Затем, вернувшись в спальню, передала стакан маркизу, внимательно наблюдая, как он пьет. Софи показалось, что Истлин сам не знает, чего хочет, но ей не хотелось вновь начинать неприятный разговор. Когда Ист осушил стакан, Софи взяла его из рук маркиза и поставила на стол.

– Вам лучше? – спросила она.

– Гораздо лучше, спасибо. – Ист не рискнул объяснить Софи, где витали его мысли. Леди Колли вряд ли смогла бы оценить метафору Саута, сравнившего ее с нимфой, превратившейся в монстра.

– Вы ничего не скажете Гарольду? – обеспокоилась Софи. – Наша встреча останется секретом?

Исту показалось, что Софи проникла в его мысли и прочитала последнюю из них.

– Секретом? – переспросил он, пытаясь выиграть время, чтобы привести мысли в порядок. – Ода. Конечно. Я ничего не скажу Дансмору сейчас, но вы не можете рассчитывать на, мою осторожность вечно.

Опасаясь, что маркиз может тут же изменить свое решение, Софи предпочла не оказывать на него давление. Она лишь слегка кивнула в знак согласия.

Истлин понимал, что ему уже пора уходить, но не двинулся с места.

– Я хочу услышать правду, Софи, из ваших собственных уст. Вы ведь заперты здесь, не так ли? Вас наказали. Вероятно, за отказ принять мое предложение?

– Мое пребывание здесь можно назвать заключением, – заколебалась леди Колли. – Но это не совсем наказание. Скорее, попытка принуждения. Мой родственники полагают, что вы подтвердите свое намерение жениться на мне, если им удастся заставить меня изменить свое мнение об этом браке.