Текст книги "Тайная страсть"

Джоанна Линдсей
Тайная страсть
Роман

Бабушке Рози, необыкновенной женщине, которую я люблю

Глава 1

Лондон, 1844 год

Очередной весенний ливень был готов вот-вот пролиться на головы прохожих, но Кэтрин Сент-Джон почти не обращала внимания на черные тучи, угрожающе нависшие над головой. Явно занятая неотвязными и, по всему видно, невеселыми мыслями, девушка рассеянно обходила розовые кусты, росшие в маленьком садике, срезая душистые бутоны, из которых позже намеревалась собрать два изящных букета и поставить в гостиных, своей и сестры Элизабет. Ее брат Уоррен, как всегда, весело проводил где-то время, поэтому вовсе не нуждался в цветах для украшения комнаты, в которой почти не бывал. А отец Кэтрин, Джордж, терпеть не мог роз.

– Не выношу их навязчивого запаха! Разве можно сравнивать эти вульгарные цветы с лилиями, ирисами или хотя бы полевыми маргаритками!

Кэтрин в жизни не пришло бы в голову ослушаться отца. Во всем, что касалось его прихотей, она была на редкость уживчивым человеком, и потому каждое утро слуга посылался на поиски полевых маргариток для графа Страффорда, невзирая на то, что в городе их было совсем не так легко найти.

– Ты просто чудо, моя дорогая Кейт, – любил повторять отец, и Кэтрин обычно принимала комплимент как должное, причем дело было совсем не в том, что она так уж нуждалась в похвалах, нет, просто ее достоинства и совершенства были предметом гордости и самоуважения. Кэтрин нравилось ощущать себя нужной и необходимой, и она действительно была нужна и необходима. Конечно, Джордж Сент-Джон мог считаться главой семейства, но именно Кэтрин управляла хозяйством, и именно на нее он полагался во всех вопросах. И Холден-Хаус, особняк на Кавендиш-сквер, и Брокли-Холл, загородное поместье графа, были владениями, где безраздельно царила Кэтрин.

Она была хозяйкой, домоправительницей и управляющим в одном лице, и отец весьма ценил эти превосходные качества. Кроме того, поскольку девушке обычно удавалось самой справляться со всеми домашними затруднениями, неприятностями и бедами, не ставя в известность отца, тот, ни о чем не тревожась, мог посвящать все время и силы единственной страсти, единственному увлечению – политике.

– Доброе утро, Кит. Позавтракаешь со мной? Пожалуйста!

Подняв глаза, Кэтрин увидела Элизабет, высунувшуюся из окна спальни, выходившего на площадь, с риском свалиться вниз.

– Я уже позавтракала, дорогая, несколько часов на зад, – отозвалась Кэтрин, едва повысив голос. Не в ее характере было кричать, даже в тех случаях, когда это казалось необходимым.

– Тогда кофе. Пожалуйста! – упрашивала Элизабет. – Мне очень нужно поговорить с тобой.

Кэтрин наконец улыбнулась, соглашаясь, и, подхватив корзинку с розами, направилась к дому. Говоря по правде, она тоже терпеливо ждала, пока Элизабет проснется, чтобы серьезно побеседовать с сестрой. Обе, несомненно, имели в виду один и тот же предмет разговора, поскольку вчера вечером их позвали в кабинет графа, правда, по отдельности, но причина оказалась все та же – лорд Уильям Сеймур.

Лорд Сеймур, неотразимый молодой человек, дьявольски красивой внешности, очаровал и покорил с первого взгляда невинную юную Элизабет. Они встретились в самом начале сезона, первого сезона Бет, и бедняжка с тех пор не взглянула ни на одного мужчину. Они влюбились друг в друга, охваченные тем старым как мир чувством, которое так любят воспевать поэты и которое способно лишить рассудка даже самых разумных людей. Но кто такая Кэтрин, чтобы осуждать их только лишь потому, что сама она считала столь сильные эмоции попросту глупыми, бесцельной тратой энергии, которую лучше стоило бы употребить на что-то полезное?! Она счастлива за младшую сестру… по крайней мере была… до прошлой ночи.

За несколько секунд, понадобившихся Кэтрин, чтобы пересечь холл, она успела разослать всех слуг с поручениями – отнести наверх поднос с завтраком, отправить почту в ее кабинет, напомнить графу, что на утро назначена встреча с лордом Селдоном и тот должен появиться через полчаса. В кабинет отца были посланы две горничные с приказом убедиться, все ли в порядке (Джордж отнюдь не отличался аккуратностью), а в спальню Элизабет отправлены вазы с водой. Не привыкшая терять время даром, Кэтрин собиралась во время беседы расставлять розы.

Будь она из тех людей, в обычае которых откладывать неприятные разговоры на потом, наверняка бы постаралась избегать Элизабет как чумы. Однако такое было не в ее принципах. Хотя Кэтрин совсем не была уверена в том, какие именно доводы намеревается привести сестре, однако твердо знала, что ни за какие блага мира не подведет отца и сделает именно так, как считает он.

– Ты единственная, кого она послушает, Кейт, – уговаривал Джордж прошлым вечером. – И должна заставить Бет понять, что это не пустые угрозы. Не позволю, чтобы она связала жизнь с этим негодяем.

Он только что поведал дочери гнетущую историю, но ее спокойное «конечно, отец» заставило его обороняться со все большим пылом:

– Ты же знаешь, Кейт, я никогда не был деспотом. Поэтому и предоставляю все тебе. Кто лучше сумеет справиться со всеми неприятностями?!

Оба улыбнулись, зная, что, если понадобится, Кэтрин могла быть непререкаемо– властной. Правда, такое случалось крайне редко, поскольку домочадцы делали все возможное, чтобы угодить ей.

– Я хочу, чтобы мои дочери были счастливы, – продолжал оправдываться Джордж, – однако, не в пример другим отцам, почти всегда стараюсь относиться к ним снисходительно.

– Я бы сказала, что обычно ты пытаешься понять своих детей.

– Мне тоже хотелось бы так думать.

И это была правда. Джордж не часто вмешивался в дела детей, хотя причиной этому было отнюдь не равнодушие. Ни в коем случае. Однако если кто-нибудь из них попадал в беду, точнее говоря, если Уоррен попадал в беду, Джордж предпочитал перекладывать все заботы на плечи Кэтрин. Все и во всем полагались именно на нее, и девушка старалась оправдывать ожидания домашних.

– Но скажи, ради Бога, Кейт, что еще я мог сделать? Знаю, Бет воображает, что влюблена в этого типа. Возможно, так оно и есть, однако какое это имеет значение?! Я узнал из самых достоверных источников, что Сеймур вовсе не тот, за кого выдает себя. И вот-вот очутится в долговой тюрьме! Но представляешь, что девочка отвечает мне на это? «Мне все равно. И если понадобится, я убегу с Уильямом!» Подумать только, мне приходится выслушивать подобные дерзости от собственной дочери! – И Джордж уже спокойнее, хотя и нерешительно, добавил: – Она ведь на самом деле не думает убегать, правда?

– Конечно, нет! Она просто огорчена, отец, – заверила Кэтрин. – Бет сказала это лишь затем, чтобы хоть немного облегчить боль и разочарование.

Прошлой ночью Бет отправилась спать в слезах. Кэтрин, сильно расстроенная из-за сестры, однако, была слишком практичной, чтобы позволить событиям выбить ее из колеи. Правда, Кэтрин чувствовала себя немного виноватой, поскольку именно она была компаньонкой сестры и поощряла растущую привязанность между молодыми людьми. Но теперь все изменилось. Бет не может стать женой лорда Сеймура. Ее необходимо заставить понять и принять это. Сестра должна попытаться начать новую жизнь.

Постучав всего один раз, Кэтрин открыла дверь спальни сестры. Девушка даже не успела переодеться и все еще была в шелковом розовом пеньюаре, накинутом поверх белой полотняной ночной сорочки. Она сидела перед туалетным столиком, а горничная проводила щеткой по ее длинным белокурым локонам. Даже измученная горестями, девушка выглядела очаровательной, и капризно опущенные уголки губ не могли отвлечь внимания от ослепительной красоты Элизабет Сент-Джон.

Сходство сестер ограничивалось лишь ростом и цветом глаз, причудливым смешением оттенков голубого и зеленого. У всех Сент-Джонов радужка светло-бирюзового цвета была окружена темным сине-зеленым кольцом. Слуги клялись, что глаза леди Кэтрин загорались сверхъестественным светом, как только та была недовольна чем-то или приходила в ярость. Но это, конечно, было совершеннейшей неправдой. Просто необычные глаза, единственная, по мнению Кэтрин, красивая черта, затмевали все остальное, так что ее внешность казалась ничем не примечательной.

Что касается Элизабет, светлые волосы лишь оттеняли бирюзовые глаза, брови темного золота и прелестное личико. Она обладала классической красотой, унаследованной от матери. Уоррен и Кэтрин пошли в отца: темно-каштановые волосы, гордый аристократический нос, полные губы. И если Уоррена по праву можно было посчитать представительным и даже красивым мужчиной, то для женщины эти черты казались немного резковатыми. Кроме того, Кэтрин была слишком мала ростом, чтобы сохранять на лице присущее мужской половине Сент-Джонов выражение высокомерия. Определение «довольно хорошенькая» могло посчитаться по отношению к ней величайшим комплиментом.

Зато отсутствие красоты с лихвой восполнялось характером. Кэтрин недаром считали благородной великодушной женщиной и многогранной личностью. Уоррен любил подшучивать над сестрой, говоря, что та настолько изменчива и многолика, что вполне может играть на сцене. Кэтрин умела совершенно естественным образом приспособиться к любой ситуации, причем либо взять ответственность на себя, либо скромно следовать указаниям тех, кто уже успел принять бразды правления. Однако многие из этих черт отнюдь не были наследственными. Кэтрин успела немало усвоить за тот год, что провела во дворце в должности фрейлины королевы Виктории. Если придворная жизнь и учит чему-нибудь, так именно искусству лицедейства и дипломатии.

Все это было два года назад, после ее первого сезона, окончившегося сокрушительным провалом. И теперь Кэтрин уже двадцать один, скоро исполнится двадцать два, и в обществе единогласно считают, что она «засиделась». Совершенно омерзительное определение, почти такое же противное, как «старая дева». Да, конечно, светские сплетницы часто прохаживались таким образом насчет Кэтрин, но сама она себя таковой не считала. Кэтрин твердо намеревалась в один прекрасный день выйти замуж за солидного, надежного и спокойного мужчину постарше, конечно, не такого неотразимого красавца, о котором мечтают юные дебютантки, но отнюдь не урода. Ни один человек из ее знакомых не мог отрицать, что из Кэтрин получится превосходная жена. Все дело в том, что она просто не была готова стать чьей-то женой. Отец по-прежнему нуждался в ней, не говоря уже о Элизабет и Уоррене, которому в противном случае пришлось бы принять на себя обязанности, подобающие графскому наследнику, чего он боялся как огня и пока не имел ни малейшего желания отважиться на подобный подвиг.

Элизабет нетерпеливым жестом отослала горничную и, подняв голову, встретилась глазами с отражением Кэтрин в зеркале.

– Кит, отец рассказал тебе, что сотворил?

Какое горестно-безутешное личико! Глаза Элизабет и сейчас подозрительно блестели, словно девушка вот-вот была готова разразиться слезами. Кэтрин, естественно, преисполнилась сочувствием, но лишь потому, что именно ее сестре приходится страдать. На самом же деле способность тратить столько сил и эмоций на такую глупость, как любовь, была просто выше ее понимания.

– Я знаю, дорогая, все, что он сделал, и уверена, что ты уже успела хорошенько выплакаться, так что теперь успокойся. Больше никаких слез, пожалуйста.

Кэтрин вовсе не собиралась выглядеть такой бессердечной. Она действительно искренне хотела понять, что так терзает сестру. Наверное, сама Кэтрин от природы слишком прагматична, да к тому же видит вещи в реальном свете, а это вряд ли сейчас поможет. Кэтрин твердо верила, что, если ты не способен выиграть после того, как все средства использованы, лучше сдаться и попробовать собраться с силами для новой борьбы. Никто и никогда не увидит, что она бьется головой о стену и беспомощно ломает руки, полная жалости к себе!

Бет развернулась на маленькой бархатной табуретке, и две огромные слезы действительно поползли по ее нежным щекам.

– Тебе легко говорить, Кит. Это не твоему жениху отец отказал от дома!

– Жениху?

– Ну конечно! Уильям просил моей руки, прежде чем отправиться к отцу за благословением, и я согласилась.

– Понятно.

– О, пожалуйста, не нужно говорить таким тоном! – вскричала Элизабет. – И не обращайся со мной, словно с не угодившей тебе горничной!

Столь неожиданное нападение застало Кэтрин врасплох. Господи, неужели она действительно кажется настолько снисходительной?

– Прости, Бет, – искренне ответила она. – Конечно, сама я в жизни не оказывалась в подобном положении, так что мне нелегко проникнуться…

– Неужели ты никогда не была влюблена, хотя бы немного? – с надеждой осведомилась Бет. Кэтрин – единственная, кто могла бы переубедить отца, но если она не осознает, насколько это важно…

– Бет, ты ведь знаешь, я не верю в… я хочу сказать, что…

Умоляющее выражение на личике младшей сестры еще больше усложняло положение. Появление горничной, принесшей завтрак на подносе, спасло Кэтрин от необходимости говорить правду. Она действительно считала себя неимоверно счастливой тем, что была одной из немногих женщин, способных трезво оценивать любовь, это глупое и совершенно непрактичное чувство, к тому же часто разрушающее жизнь и приносящее одни неприятности. Стоит лишь посмотреть на добрую милую Бет, чтобы понять правоту Кэтрин. Но в эту минуту Бет вовсе не желала выслушивать правду о том, насколько смехотворны ее переживания. Она нуждалась в сочувствии, а не в насмешке.

Кэтрин взяла чашку с дымящимся кофе, подошла к окну и, подождав, пока за горничной закроется дверь, повернулась к сестре, явно страдающей отсутствием аппетита.

– Был когда-то один молодой человек, который, как я думала, мог бы стать мне неплохим мужем, – негромко пробормотала она.

– Он любил тебя?

– Он даже не подозревал о моем существовании, – вздохнула Кэтрин, вспомнив молодого лорда, которого считала настоящим красавцем.

– Мы встречались на балах весь сезон, но каждый раз при разговоре он, казалось, смотрел сквозь меня, словно беседовал сам с собой. Меня будто не было рядом, а все внимание он уделял куда более хорошеньким молодым леди.

– Значит, тебе все-таки было больно?

– Нет… прости, дорогая, но я даже тогда была реалисткой. Мой молодой человек был слишком красив, чтобы интересоваться мной, хотя нуждался в деньгах, а я, как всем известно, могла считаться выгодной партией. И поскольку у меня не оставалось ни малейшего шанса поймать его, я не слишком расстраивалась.

– Значит, ты просто не любила его по-настоящему, – упрямо возразила Бет.

Кэтрин, поколебавшись, покачала головой:

– Любовь, Бет, – то самое чувство, которое приходит и уходит с поразительной регулярностью. Возьми хоть свою подругу Мэри. Сколько раз за все это время, что ты ее знаешь, она была влюблена? Шесть? Восемь? По-моему, не меньше.

– Это не любовь, а увлечение. Мэри слишком молода, чтобы понять, каким бывает истинное чувство.

– А ты, в восемнадцать, считаешь себя достаточно взрослой?

– Да! – решительно кивнула Бет. – О, Кит, почему ты не желаешь понять? Я люблю Уильяма!

Пришло время открыть глаза наивной Бет и заставить ее увидеть суровую правду. Очевидно, сестра не пожелала выслушать наставления отца.

– Лорд Сеймур – охотник за приданым. Он проиграл все свое наследство и теперь волей-неволей должен жениться на деньгах, а ты, Элизабет, богатая невеста.

– Я не верю этому! И не поверю никогда!

– Отец не стал бы лгать в подобных случаях, и если лорд Сеймур утверждает другое, значит, именно он говорит неправду.

– Мне все равно. Я выйду за него во что бы то ни стало.

– Но я не могу позволить тебе сделать такую глупость, дорогая, – твердо объявила Кэтрин. – Отец выполнит обещание, лишит тебя наследства и не даст ни шиллинга. И тогда и тебе, и твоему Уильяму придется милостыню просить! Не допущу, чтобы твоя жизнь была разрушена из-за этого негодяя!

– О, почему я воображала, что ты согласишься мне помочь? – воскликнула Бет. – Ты ничего не понимаешь! Жалкая, высохшая, сморщенная, старая зануда!

Обе одновременно охнули от неожиданности.

– О Боже, Кит, я не хотела…

Кэтрин поверила сестре, но боль все равно тонкой иголочкой вошла в сердце. Она попыталась выдавить улыбку, но смогла только пролепетать:

– Я знаю, Бесс.

В этот момент появилась еще одна горничная с двумя наполненными водой вазами. Кэтрин велела отнести все в свою гостиную, а сама пошла к двери, подхватив по пути корзину с розами, но у самого порога остановилась:

– Думаю, нам пока не стоит говорить об этом. Но по верь, я желаю тебе только добра, просто ты не хочешь этого видеть.

Элизабет долго в отчаянии ломала руки, прежде чем вскочить и побежать за Кэтрин. Она еще никогда не видела такого потрясенного выражения на лице сестры. В эту минуту Бет забыла даже про Уильяма. Необходимо немедленно помириться с Кэтрин!

Девушка отпустила горничную и осталась наедине с Кэтрин в большой комнате, красиво обставленной мебелью в стиле чиппендейл, с чехлами, вышитыми самой Кит. Не зная, что сказать, Элизабет принялась нервно мерить шагами толстый ковер с узором ромбами, покрывавший весь пол от стены до стены. Кэтрин, однако, не обращая внимания на сестру, принялась расставлять розы.

– Ты вовсе не высохшая! – наконец вскрикнула Элизабет. – И уж, конечно, не старая!

Кэтрин подняла глаза, все еще не в силах улыбнуться:

– Но иногда бываю занудой?

– Нет, не занудой… а слишком строгой и правильной, как это и должно быть.

Наконец Кэтрин все-таки сумела улыбнуться.

– Я стала такой, когда пришлось принимать во дворце всех этих чопорных старых немецких и испанских дипломатов. Как только стало известно, что я бегло говорю на обоих языках, мне никогда больше не пришлось испытывать недостатка в соседях по столу.

– Какая тоска! – посочувствовала Бет.

– Ничуть! Поверь, так увлекательно узнавать все больше нового и интересного о других странах из первых рук. Это почти так же чудесно, как путешествовать, а ведь отец не разрешает мне поездить по свету.

– А приходилось ли тебе развлекать беседой какого-нибудь очаровательного француза? Ты ведь говоришь по-французски, как настоящая парижанка!

– Как и все остальные придворные, дорогая.

– Да… я и забыла, – пробормотала Бет, снова начиная нервно метаться по комнате. Что делать? Кит улыбнулась, но в глазах ее по-прежнему стыла обида. О, эти ужасные, грубые, безжалостные слова! Если бы только она обладала сдержанностью Кит! Сестра никогда ничего не говорила сгоряча!

Случайно взглянув в окно, Элизабет увидела экипаж, показавшийся ей знакомым.

– Разве отец ожидал сегодня лорда Селдона?

– Да. Лорд уже прибыл?

Бет, отвернувшись от окна, кивнула:

– Терпеть не могу этого старого козла! Помнишь, когда мы были маленькими, ты вылила из окна кувшин воды прямо ему на голову. Я смеялась до слез…

Кэтрин подняла вторую вазу с водой и медленно направилась к окну. Грум в яркой ливрее как раз помогал лорду Селдону выйти из кареты.

– Кит, не нужно, – предостерегла Бет, хотя улыбалась при этом во весь рот. – В прошлый раз отца едва не хватил удар. Нас обеих выпорют!

Кэтрин ничего не ответила и, подождав, пока ничего не подозревающий лорд Селдон встанет у двери, как раз под окном, опрокинула вазу и поспешно отстранилась. В комнате раздались смешки.

– Господи Боже, ты видела его лицо? – еле выговорила Кэтрин между приступами хохота. – Он выглядел в точности, как снулая рыба!

Бет в приступе бурного веселья даже не сумела ответить сестре. Обняв Кэтрин, она заливалась смехом.

– Что ты скажешь отцу? – наконец выдохнула она. – Он придет в бешенство.

– Да, несомненно. А я заверю его, что непременно уволю неуклюжего слугу, виновного во всем этом безобразии.

– Он тебе не поверит, – хихикнула Бет.

– Поверит, уверяю тебя! Он никогда ничего не узнает, поскольку не вмешивается в домашние дела. А теперь я должна помочь лорду Селдону. Нельзя же, чтобы он намочил весь ковер в холле! Молись, дорогая, чтобы я смогла выдержать все это с серьезным видом!

Леди Кэтрин Сент-Джон величественно выплыла из комнаты, чтобы постараться сделать то, в чем преуспела лучше всего, – утешить и справиться с неожиданно возникшей неприятностью. Кроме того, ей удалось также помириться с сестрой.

Глава 2

– Grandmere[1]1
  Бабушка (фр.).


[Закрыть], он едет! – воскликнула молодая девушка, врываясь в комнату в вихре белого кружева и шелка. Даже не взглянув на бабку, она подбежала к окну, откуда могла видеть процессию элегантных экипажей, быстро катившихся по длинной подъездной аллее. На прикушенной острыми зубами нижней губке показалась крохотная капелька крови. Костяшки пальцев, вцепившихся в подоконник, побелели от напряжения. В темно-карих глазах стоял неподдельный страх.

– О Боже, что делать? – охнула она. – Он меня побьет!

Ленора Кадуорт, вдовствующая герцогиня Олбемарл, вздохнув, прикрыла глаза. Она слишком стара для подобных представлений! Ну… по правде говоря, не настолько уж она дряхлая, но такие драмы в ее возрасте тоже ни к чему. А внучке, прежде чем опозорить себя в глазах общества, следовало подумать о последствиях!

– Возьми себя в руки, Анастасия, – спокойно велела она. – И если твой брат изобьет тебя, в чем я сильно сомневаюсь, это не более того, что ты заслуживаешь! Даже ты должна признать это.

Княжна Анастасия резко развернулась и трагически заломила руки.

– Да… но он убьет меня! Вы просто не знаете его, бабушка. И никогда не видели его в гневе. В такие минуты он сам не помнит, что делает. Конечно, он не намеревается задушить меня, но поверьте, я буду мертва, прежде чем успею вымолвить хоть слово!

Ленора поколебалась, припоминая последнюю встречу с Дмитрием Александровым четыре года назад. Даже тогда, в двадцать четыре года, он был настоящим гигантом, огромного роста, с широченными мускулистыми плечами и мощными руками – недаром он несколько лет прослужил в русской армии. Да, Дмитрий неимоверно силен. И способен убить человека даже без оружия. Но собственную сестру?! Немыслимо! Что бы она ни сделала, Дмитрий на такое не способен!

Ленора решительно покачала головой:

– Конечно, брат сердит на тебя, как тому и следует быть, но вряд ли дело дойдет до трагедии.

– O, grandmere, почему вы ничего не хотите слушать? – заплакала Анастасия. – Дмитрий никогда не жил с вами! За всю жизнь вы виделись с ним раз шесть, и то недолго! А я прекрасно его знаю! Лучше, чем кто бы то ни было! И к тому же он теперь мой опекун!

– Но прошлый год ты провела со мной, – напомнила Ленора. – И за все это время даже не написала Дмитрию!

– Хотите сказать, что он вовсе не такой, кем я его считаю, и успел всего за год так сильно измениться? Нет, мужчины, подобные Дмитрию, никогда не меняются. Он русский…

– Наполовину англичанин.

– Но воспитывался в России! – настаивала Анастасия.

– Он много путешествует. И проводит всего полгода в России, а иногда и меньше.

– Только с тех пор, как подал в отставку!

Они никогда не придут к согласию относительно характера Дмитрия. Сестра считала его настоящим тираном, еще худшим, чем царь Николай. Но Ленора была уверена, что это вовсе не так. Дмитрий многое унаследовал от ее дочери Энн. Петр Александров был далеко не так образован, как собственный сын.

– Постарайся успокоиться до того, как он войдет, – приказала Ленора. – Уверена, что он, как и я, терпеть не может истерик.

Снова выглянув в окно, Анастасия обнаружила, что первый экипаж уже успел остановиться перед громадным особняком. Девушка охнула и, метнувшись к Леноре, встала перед ней на колени.

– Пожалуйста, бабушка, пожалуйста! Вы должны поговорить с ним! Заступиться за меня! Поверьте, скорее всего он будет взбешен совсем не из-за того, что я сделала! Дмитрия не назовешь ханжой! Беда в том, что ему пришлось отложить все дела, чтобы приехать за мной, а Дмитрий всегда ставит перед собой определенные цели и составляет планы на много месяцев вперед! Он даже может сказать вам, что будет делать в этот день через год! Но если что-то или кто-то препятствует ему, он делается просто невыносимым! Вы послали за ним, оторвали от всех занятий и теперь должны мне помочь!

Наконец-то Ленора поняла истинную причину этого небольшого спектакля!

Она решила выждать до последнего момента, чтобы у меня не осталось времени все хорошенько обдумать!

Весьма изобретательно. Но Анастасия Александрова всегда была неглупой молодой женщиной. Испорченной, избалованной, крайне непостоянной, но в уме ей не откажешь. Итак, именно Леноре предназначается роль укротителя наводящего ужас чудовища, не так ли? И видимо, она должна при этом забыть, как эта дерзкая девчонка умудрялась на каждом шагу ослушаться ее, открыто пренебрегала правилами приличия, жила по собственным законам. Анастасия даже отказалась вернуться в Россию после того, как разразился последний скандал. Если бы не это, Ленора и не подумала бы послать за Дмитрием.

Ленора взглянула в изысканно-прекрасное, полное беспокойства личико, поднятое к ней. Ее Энн была прелестной, но все Александровы отличались совершенно необычайной красотой. Ленора была в России всего один раз, когда умер Петр и Энн нуждалась в поддержке матери. Там она встретила других отпрысков князя Александрова, троих детей от первого брака и множество побочных, и все они были необыкновенно красивы. Но эти двое – ее внуки. Единственные любимые внуки. Сын Леноры, ныне здравствующий герцог Олбемарл, потерял жену, прежде чем та родила ему детей. Он так и не женился вторично и не выражал ни малейшего желания вступить во второй брак. Говоря по правде, именно Дмитрий был законным наследником герцогского титула.

Ленора вздохнула. Эта девчонка способна даже ее обвести вокруг пальца! Анастасии необходимо покинуть Ан глию, пока не заглохнет очередной скандал и не улягутся сплетни, но Ленора понимала, что придется снова пригласить внучку погостить. Конечно, жизнь в одном доме с ней может быть весьма бурной и совершенно суматошной, зато уж ни в коем случае не скучной.

– Иди в свою комнату, девочка, – велела Ленора. – Я поговорю с Дмитрием. Но имей в виду, я ничего не обещаю.

Анастасия вскочила и бросилась на шею бабушке:

– Спасибо! И простите меня, grandmere! Я знаю, что была для вас жестоким испытанием…

– Лучше уж для меня, чем для брата, особенно если с ним так тяжело жить, как изображаешь ты. Ну а теперь иди, пока он не вошел.

Княжна поспешила выйти, и как раз вовремя: минуту спустя дворецкий объявил о приезде князя Дмитрия Александрова… по крайней мере попытался объявить. Но Дмитрий, не дожидаясь, пока приличия будут соблюдены, ворвался в комнату, как только открылась дверь. Ленора ошеломленно смотрела на внука. Боже, неужели возможно, что он стал еще красивее, чем четыре года назад?! Да, именно так! Золотистые волосы, пронзительные темно-карие глаза, черные, прямые, сросшиеся на лбу брови – все, как и раньше, но если в двадцать четыре года в Дмитрии что-то оставалось от прежнего мальчика, то теперь перед Ленорой стоял мужчина, и притом такой, какого она не видела за все шестьдесят девять лет. Он даже превзошел красотой отца, а Ленора всегда считала, что не встречала мужчины привлекательнее Петра Александрова.

Дмитрий тремя широкими шагами пересек комнату и вежливо поклонился бабке. Его манеры значительно улучшились, чего не скажешь о надменном взгляде и высокомерном выражении лица, – неужели это действительно ее внук?

Но зубы Дмитрия тут же блеснули в неотразимой улыбке, а сильные руки стиснули плечи Леноры. Герцогиня невольно поморщилась, но Дмитрий, ни на что не обращая внимания, поднял ее с кресла и звучно поцеловал в обе щеки.

– Отпусти меня, негодяй! – почти выкрикнула она. – Имей почтение к моему возрасту!

Она была явно взволнована. Такая сила! Да, у Анастасии есть все причины нервничать! Если этот возвышающийся над ней гигант решит задать девчонке трепку, которую та полностью заслуживает…

– J’en suis au regret[2]2
  Весьма сожалею (фр.).


[Закрыть].

– Прекрати эту французскую белиберду! – отрезала герцогиня. – Ты прекрасно владеешь английским, и я была бы тебе крайне благодарна, если станешь употреблять в моем доме исключительно этот язык.

Дмитрий откинул львиную голову и разразился громким искренним смехом. Какой глубокий бархатистый звук! Давно в доме герцогини не было слышно мужских голосов!

Все еще улыбаясь, он усадил Ленору в кресло.

– Я сказал, что очень сожалею, бабушка, но вы даже не выслушали мои извинения! Вижу, вы по-прежнему ужасно сварливы. Однако я скучал по вам. Зря вы не приехали в Россию.

– Мои старые кости не вынесли бы ваших зим, и тебе это прекрасно известно.

– Тогда мне придется приезжать сюда почаще. Мы слишком давно не виделись, бабушка.

– О, да садись же, Дмитрий! У меня шея болит глядеть на тебя снизу вверх! И кроме того, ты не слишком торопился!

Он обращался с ней как с ребенком, и Ленора не могла противостоять искушению заставить внука оправдываться.

– Я получил ваше письмо, только когда на Ладоге растаял лед, – пояснил Дмитрий и, схватив первый попавшийся стул, придвинул его поближе к креслу герцогини.

– Это мне известно, – кивнула Ленора. – Как, впрочем, и то, что твой корабль пришвартовался к лондонской пристани три дня назад. Мы ожидали тебя еще вчера.

– Нужно же мне было немного восстановить силы после такого утомительного путешествия!

– Господи, да я представить не могла, что ты способен столь изысканно выражаться. Надеюсь, она хотя бы была хорошенькой?

– Невероятно!

Если Ленора и надеялась обезоружить внука подобной прямотой, то ничего не вышло. Дмитрий даже не покраснел. Никаких извинений, ни малейшего раскаяния, только ленивая улыбка в ответ. Ей следовало бы предвидеть нечто подобное. Если верить тете Дмитрия, часто писавшей Леноре, молодой человек никогда не испытывал недостатка в женском обществе, особенно во внимании замужних женщин. Анастасия права. Было бы чистым лицемерием упрекать сестру за неблагоразумие и некоторую неосторожность, когда о его собственных многочисленных романах знали даже в Лондоне.

– Что ты намереваешься предпринять относительно сестры? – осторожно спросила Ленора, пока добродушное настроение Дмитрия еще не успело испортиться.

– Где она?

– В своей комнате. Она не особенно рада твоему приезду и, кажется, считает, что ты будешь с ней резок, поскольку тебе пришлось бросить все свои дела и срочно ехать сюда.

Дмитрий пожал плечами:

– Признаюсь, сначала я был вне себя. Сейчас крайне неподходящее время покидать Россию.

– Мне очень жаль, Дмитрий. Ничего этого не понадобилось бы, не устрой эта глупая женщина сцену, когда обнаружила собственного мужа в постели с Анастасией. Но на балу собралось не меньше сотни гостей, и половина из них, услышав вопли, поспешила на помощь несчастной. А у Анастасии не хватило ума спрятать голову под одеяло, чтобы ее не узнали. Подумать только, вскочила в одной сорочке и спорит с оскорбленной женой!