Текст книги "Украинский национализм. Факты и исследования"

В большинстве мест «Просвита» и другие культурные акции, похоже, действовали независимо от националистических активистов с Западной Украины. В определенной мере идеология националистов, особенно ОУН-Б, порождала пренебрежение к столь постепенным и лишенным эффекта методам развития националистических сил[656]656
  См., например, Євген Стахів (Є. Павлюк) «Боротьба українського народу на східноукраїнських землях, 1941—1944: Спомини очевидця і учасника» («Календар Провидіння на 1947 рік. Стоваришення українськіх католиків в Америці» – Philadelphia: Amerika), с. 40. В работе указывается, что членам ОУН-Б было необходимо отойти от «Просвиты», любительских групп и т. д., так как они (после образования рейхскомиссариата) были лишь орудием немцев и националистическое участие в них давало бы козыри в руки коммунистической пропаганды, которая представляла ОУН как германскую агентуру. Однако подпольный «Бюллетень» (№ 4, цитировавшийся выше) призывал ОУН-Б к более деятельному участию во всех областях украинской жизни и критиковал тех, кто осуждает деятельность, не имевшую строго террористического, революционного характера: «Просвитанство». Ср. Лев Шанковський. «Похідні групи ОУН» (Мюнхен: Видавництво «Український самостійник», 1958), с. 135. Автор заявляет, что члены ОУН-Б избегали «Просвиты» только потому, что считали, будто работа в ней не позволяет находиться в подполье.


[Закрыть]. Безусловно, в таких центрах, как Киев и Житомир, в которых были сильны позиции ОУН-М, существовало сотрудничество между данной организацией и местными основателями «Просвиты», но националистическая партия не располагала людьми, чтобы самой вести культурную работу, и, очевидно, считала, что «Просвита» не подходит для тактики подпольной работы, которую пришлось вести после начала немецких репрессий[657]657
  Интервью 61.


[Закрыть]. С другой стороны, чрезвычайно важная харьковская «Просвита» была организована почти исключительно местными жителями, которые во многих случаях были связаны с «Просвитой» досоветских дней и которые не были связаны с ОУН-М[658]658
  Интервью 57, 73.


[Закрыть], а настроены скорее враждебно к ней. Это вновь доказывает, что на востоке Украины сохранились лидеры, способные брать на себя руководство важными аспектами национальной жизни. То, что руководство в значительной степени интересовали и менее агрессивные аспекты национального развития, служит иллюстрацией известной пропасти между национализмом на востоке и западе Украины.

Средства, задействованные в образовательных системах и в культурных обществах для распространения национальной идеологии, важны главным образом при ведении устной пропаганды. Коммуникативный тип «лицом к лицу» эффективно использовался на протяжении многих лет в восточных славянских странах, «устная агитация» служила укреплению коммунистического режима. Поэтому население привыкло к этому типу пропаганды. Кроме того, это особенно подходило для работы националистических групп, которые стремились распространять идеи, не желательные для немецких властей. Немцы могли запретить представление или разогнать общество, арестовать или расстрелять руководителя, но из-за малого персонала, незнания языка и отсутствия широко развитой надежной местной агентуры они не могли подслушивать все и вся и помешать умному учителю или работнику культуры внушать политические идеи аудитории. Так как националистических пропагандистов было мало, они были плохо организованы и их уровень знаний был недостаточным, чтобы справиться с глобальной задачей идеологической обработки тридцатимиллионного населения, то весьма важно было получить доступ к средствам массовой коммуникации, контролируемым отделами пропаганды муниципальной администрации.

Основная деятельность отдела пропаганды любой украинской муниципальной администрации при немецкой оккупации сосредоточивалась вокруг местной газеты, а другие медиаресурсы типа радио и кино полностью контролировались немцами. Стоит особого упоминания журналистская деятельность на востоке Украины, ибо без этого невозможно дать полную картину о националистической деятельности в этом регионе. Газет не только стало много, но они были символом авторитетного мнения для людей, привыкших рассматривать заявления в советской прессе как политические откровения, не подлежащие сомнению.[659]659
  Доступной информации, касающейся работы газет, больше по сравнению с другими политически существенными аспектам деятельности на востоке Украине. О военном времени писали в основном журналисты, естественно, что они уделяли значительное внимание этой сфере деятельности. Кроме того, западноукраинские газеты, изданные в течение того же периода и являющиеся основным источником материалов по Восточной Украине, также весьма интересовались журналистской деятельностью. Вряд ли реальное значение этих газет было столь же велико, сколь и уделяемое им внимание. Однако через газеты распространялись идеи национализма и отражались национальные настроения.


[Закрыть]

Как бы ни опасались германские власти существования украинской печати, им было абсолютно необходимо разрешать ее и поддерживать ради собственных целей. При администрации вермахта, особенно в первые дни, проводилась довольно мягкая политика, на что указывает существование идеологически независимой газеты «Украинське слово» в Житомире и Киеве. Общий свод правил запрещал применять термин «Украина», обозначающий государство, но не территориальное понятие, требовал позиционировать Германию как «защитника» Украины, но не как «союзника», и рассматривать вермахт как «спасителя», но не как «оккупанта»[660]660
  PS 053.


[Закрыть]. При армейском контроле газеты стали выходить в десятках городов, включая все важные города востока Украины, хотя по крайней мере в одном из них (Полтаве) создание газеты было значительно задержано из-за нежелания кого-либо из офицеров нести ответственность за цензуру[661]661
  USSR Exhibit 278; Начальник СП и СД. В сообщениях от Einsatzgruppen и Kommandos, 4 февраля 1942 г., с. 8, подчеркивается, что промельниковские элементы преобладают в провинциальных газетах, даже используют типографское оборудование для печати нелегальных брошюр.


[Закрыть]. Одной из причин такого либерализма вермахта было желание воздействовать на многочисленных дезертиров, которые, убоявшись подчинения немецким властям, могли бы присоединяться к красным партизанам. Поэтому газеты были созданы и в болотистых и лесистых районах, даже в маленьких городах вроде Овруча, Олевска и Щорса. Сектор пропаганды самого вермахта играл главную роль в создании газет и даже предложил редакциям в Житомире, Киеве, Полтаве и Харькове услуги знающего и сравнительно независимого журналиста из Галиции Петра Сагайдачного.

Однако, как было ранее отмечено, ведущую роль в создании газет в Житомире и Киеве сыграла ОУН-М, как и в ряде более мелких городов. В Харькове, Днепропетровске и Кривом Роге, однако, инициативу брали на себя люди, работавшие журналистами при советской власти. В Кривом Роге Михаил Пронченко, писатель и поэт, который был заключен в тюрьму советским режимом, но позже работал в местной коммунистической газете, после ухода Красной армии на базе прежней газеты при помощи других молодых людей начал издавать газету под названием «Дзвин»[662]662
  Краківські вісті. 1941. 15 ноября. С. 3; интервью 7.


[Закрыть]. В Харькове бывший сотрудник редакции газеты «Социалистична Харкивщина» сразу предложил немцам издавать газету под названием «Новый час»[663]663
  Аркадій Любченко. Щоденник. Т. 1. М. Дмитренко. Торонто: Нові Дні, 1951. С. 7—9.


[Закрыть]. Прошло несколько недель, прежде чем газета стала выходить. Она получила название «Нова Украина», и в редакции работало много мельниковцев. Главный редактор и большинство его подчиненных были, однако, местными лицами, не связанными с ОУН. В ряде населенных пунктов помогали местным создавать газеты и бандеровские активисты.

Населенные пункты, имевшие украинские газеты в 1941—1943 гг.

После того как рейхскомиссариат установил контроль над большей частью Восточной Украины, он изменил политику; откровенно националистические органы печати были закрыты, их редакции расстреляны. Даже официальная политика рейхскомиссариата, которую одобрял остминистериум, предусматривала, что все вопросы, касающиеся газет на местном языке, должны быть переданы отделу по вопросам прессы и пропаганды рейхскомиссариата. Газеты должны были выдавать минимум новостей, предотвращая информационный голод населения, а основывать их разрешалось в районах, где были «политически приемлемые» журналисты и адекватные механизмы цензуры[664]664
  PS 702.


[Закрыть]. Однако, как показывает даже эта директива, украинская пресса была нужна, чтобы доводить до сведения населения приказы, опровергать слухи и рекламировать немногие положительные проявления немецкого администрирования. Так как среди немецкого персонала мало кто умел писать по-украински, приходилось привлекать местных жителей, хотя просьбы о создании газет часто отвергались, когда немцы понимали, что бремя цензуры, которое им придется нести, перевешивает возможные достоинства пропаганды или администрирования.

Хотя газета являлась органом националистического влияния, ее возможности распространять националистическую идеологию были ограничены. Имелось несколько ежедневных газет, но огромное большинство выходило куда реже, как показывает следующая таблица восточно-украинских газет:[665]665
  Данные набраны из многочисленных источников. Вероятно, газеты, о которых нет сведений, выходили редко.


[Закрыть]

Кроме того, ни одна не выходила более чем на четырех полосах, а огромное большинство – лишь на одной полосе (напечатанной на обратной стороне советских плакатов и т. п.). Эти ограничения объяснялись прежде всего острым дефицитом бумаги, особенно на юге. «Нова Украина» в Харькове была вынуждена уменьшить ежедневный тираж с 50 тысяч до 25 тысяч[666]666
  Краківські вісті. 1942. 21 августа. С. 3.


[Закрыть]; поначалу ежедневная, «Мариупильска газета» стала выходить три раза в неделю; одну газету в генеральбецирке «Таврида» пришлось выпускать по одному экземпляру каждого номера для каждой общины в области, а не для отдельных лиц.[667]667
  PS 1693.


[Закрыть]

Если бы редактор мог полностью использовать возможности газеты, он вряд ли представил бы весь широкий диапазон политических мнений. Большая часть, обычно первая полоса, была отведена «новостям», главным образом военным, или материалам, доказывающим превосходство арийской нации над остальными[668]668
  За исключением нескольких выпусков киевских «Українське слово» и «Нове украинське слово», экземпляры этих восточноукраинских газет исчезли, так что их полный анализ провести невозможно. Их исчезновение объясняется поспешной эвакуацией с Украины германских войск, опасениями людей, бежавших на Запад, что немецкая газета может навлечь на них беды, попадись они с ней представителям советской власти, и прежде всего отчаянной нуждой в бумаге любого рода для обычных домашних нужд. Обширная, но никак не полная подборка была собрана Институтом изучения украинского освободительного движения в Праге, а также некоторыми эмигрантскими газетами. Первое собрание, однако, осталось после окончания войны в чехословацкой столице и в конечном итоге попало к советским властям после коммунистического переворота (интервью 30). Материал этой главы почти полностью основан на послевоенной информации, полученной из многочисленных описаний восточноукраинских газет и перепечаток статей из них западноукраинской эмигрантской прессой.


[Закрыть], блок материалов состоял из объявлений и распоряжений германской администрации. Редакторы часто были обязаны подписывать статьи, подготовленные германскими пропагандистами, подчеркивавшими какие-нибудь (обычно фиктивные) радости работы в Германии, или статьи, посвященные быстрой реализации программы распределения земли. Было также значительное число статей наставительного порядка, которые «учили» украинцев, например, технике ведения сельского хозяйства, в чем, по мнению немцев, украинцы отставали от европейцев; эти статьи часто являлись переводами немецкой прессы. Разрешалось ставить некоторое количество материалов, описывающих деятельность украинских органов – местных администраций, церкви, культурные мероприятия; такого рода статьи вычитывались цензорами с целью исключить возможную политическую пропаганду. Количество статей по истории, литературе и другим аспектам культуры было ограниченным.

Эти ограничения напоминают смирительную рубашку, надетую на редактора. Почти все, кто активно занимался журналистикой в то время, признают, что имелись несколько точек, в которых эта рубашка сильно вытягивалась, и это оправдывало усилия использовать газету как средство выхода националистических чувств. Немногие литературные статьи разрешались, в то время как лишенные открытого политического содержания газетные статьи могли использоваться в некоторой степени для того, чтобы подчеркнуть темы, основополагающие для формирования национальной гордости – например о благородстве украинской литературы, самостоятельном развитии украинской и российской историй, о ценности украинских народных обычаев. Статьи, направленные против коммунистов или евреев, могли содержать скрытые выпады против Москвы и русских; иногда степень ксенофобии таких статей была чудовищно высока. Даже заметки, посвященные украинской деятельности, приветствовались националистами, так как предлагали вниманию публики обзор национальной жизни, запрещенный при советской власти. Значительное число таких статей оказалось выбрано для перепечатки в относительно свободной западноукраинской и эмигрантской печати (хотя, конечно, статьи, написанные в тех условиях, были далеко не репрезентативными), поэтому барьер цензуры был преодолим: обеспечить достаточное количество бдительных и надежных цензоров для такого числа печатных органов было сложно.

Газеты, хоть и в ограниченной степени, могли использоваться для националистической пропаганды, но, поскольку они редактировались националистами, население относилось с неприязнью к националистическому делу, считая печатные издания орудием немцев. Коммунистическая пропаганда – и бандеровская, после того как активистов ОУН-Б изгнали с редакторских постов, – неплохо сыграла на этом. Самые смелые редакторы-националисты пытались нивелировать обвинение в обслуживании немецких интересов, делая выпады против немцев, используя эзопов язык, которому субъекты советской империи были вынуждены учиться. Так, один редактор, когда ему было приказано написать статью, прославляющую программу «Остарбайтер», описал роскошные вагоны-рестораны в поездах, идущих в Германию; мало кто из украинцев, видевших, что людей отправляют на работы в жалких вагонах для перевозки скота, не уловил иронии[669]669
  Интервью 3.


[Закрыть]. Но немногие редакторы использовали столь опасную тактику.

Единственные газеты, которыми управляли прорусские элементы (кроме русскоязычных газет), были «Нове украинське слово», «Днепропетровська газета» и, возможно, еще одна или две газеты на украинском языке в Донбассе. Множество газет в этом регионе и несколько газет на юго-западе Украины находились под влиянием бандеровских агентов, хотя редактировались местными людьми и поддерживали видимость независимости от немецкого контроля. Важными газетами в Виннице и Проскурове руководили редакторы из ОУН-М, которым, однако, приходилось проявлять крайнюю осторожность, чтобы избежать ареста. Некоторые газеты, подобно тем, что издавались в районе к северо-западу от Полтавы и возглавлял которые молодой житель Миргорода Мыхайло Воскобийник, делали все, что могли, для распространения националистических идей, хотя другие газеты в том же самом районе были под пятой немцев.[670]670
  Интервью 47.


[Закрыть]

Можно с уверенностью утверждать, что большинство редакторов хотели бы печатать материалы на националистические темы и делали это, пока не начались репрессии. Угроза репрессий побудила большинство редакторов отказаться от независимой журналистики и по-рабски обслуживать в печати интересы немцев. Некоторые руководители газет ссылались на наследие репрессивного советского режима, ибо западные украинцы в подобной ситуации старались быть инициативнее, даже подвергаясь большему риску[671]671
  Это было признано одним восточноукраинцем в газете «Український вісник» в статье, где он остро критикует сотрудников редакций, которые продолжают в журналистике советскую традицию раболепного подчинения власти настолько, что в некоторых случаях сами немцы вынуждены убеждать их проявлять большую инициативу (22 марта 1945 г., с. 1).


[Закрыть]. Это, вероятно, объяснялось и тем, что редакторам не хватало журналистского опыта, поскольку многие из них ранее были учителями или имели другие профессии. Журналистов, прежде работавших в советской печати, подозревали в готовности создавать антигерманские материалы, что заставляло их проявлять особенную осторожность[672]672
  Одной из причин увольнения Пронченко с поста редактора газеты «Дзвін» было обвинение в том, что он написал антигитлеровскую статью, напечатанную в советской газете (Юрій Семенко. Пам'яті Михаіла Пронченка // Нові дні. 1953. Апрель. С. 10—13). Любченко опасался, что подобное обвинение может быть выдвинуто против него, и написал, что Штепа запретил ему принимать лиц, работавших в советской печати, в газету «Нове українське слово», хотя это, возможно, было выдумано, чтобы не брать на работу националистических авторов (Любченко. Щоденник. С. 26, 64).


[Закрыть]. В целом восточные украинцы, когда были лишены националистической поддержки, представляли собой слабых журналистов. За исключением некоторых[673]673
  Это были Воскобийнык, Грыненко (Житомир) и множество авторов в Харькове, так же как упомянутые ранее основатели газет, хотя их карьеры, как правило, длились несколько недель.


[Закрыть], они не соответствовали западноукраинским стандартам или стандартам ветеранов республиканского периода наподобие Мыколы Стасюка («Мариупильска газета»). Как будет показано дальше, административные кадры также, как правило, привлекались из среды интеллигенции (вузовской или учительской) и не имели достаточной подготовки, чтобы решать поставленные перед ними задачи. Они демонстрировали преданность делу независимости и национализма, поскольку советский режим одобрял инициативу местных административных органов, если дело не касалось политических вопросов, в то время как газетные редакции были обязаны публиковать материалы в духе политики коммунистической партии и находились под неусыпным контролем. Многие инициативные люди, должно быть, считали, что лучше заниматься далеким от политики делом, чем становиться рупором репрессивного режима. Более полная характеристика восточноукраинского интеллектуала будет представлена в следующей главе.

Глава 10
Национализм и восточноукраинская социальная структура

Изучение роли украинских националистических групп в административной и образовательной жизни показало, что при немецкой оккупации они активно действовали в городах и играли важную роль в развитии националистических движений на востоке Украины. Высокоразвитые образовательные системы города были первоочередными целями националистических активистов, а сами города служили центрами, из которых националисты стремились направлять культурную деятельность и контролировать прессу, чтобы получить народную поддержку. Акцент на городской деятельности обусловлен историей развития национализма и на востоке и на западе Украины. Так как сельские районы были украинскими по языковым и культурным признакам, многие считали, что нет необходимости срочно культивировать там националистические настроения. Насколько разумным было данное соображение, мы увидим чуть позже.

Во время Второй мировой войны националистические группировки основную часть ресурсов направляли в восточноукраинские города, где было необходимо начинать строительство национальной жизни почти с нуля. Многие свидетельства националистических украинцев показывают, что существовало господство русского языка и традиций в городах Восточной Украины во время войны[674]674
  В дополнение к многочисленным уже приведенным ремаркам такого рода относительно специфических ситуаций см.: Краківські вісті. 1942. 14 мая. С. 3; 1942. 27 ноября. С. 4; 1943. 2 марта. С. 2; Т. Лякович. Краківські вісті. 1942. 17 мая. С. 3; Ю. Таркович. Краківські вісті. 1942. 12 июля. С. 3. Может показаться удивительным, что так много убежденных приверженцев националистического движения должны были признать и даже подчеркнуть неукраинский характер культуры городов, в то время как обычно националистические движения пытаются представить как можно большую часть жителей обсуждаемого региона членами их национальной группы по происхождению и самоидентификации. Следует помнить, однако, что ОУН и некоторые другие украинские националистические группировки не были демократическими по своей идеологии; настроения большей части населения в определенный период времени не имели для них большого значения. Нежелание людей идентифицировать себя иначе, притом что жили они в регионе, который националисты считали своим по «праву» истории и крови, служило дополнительным доказательством зол, принесенных советской властью и русскими вообще, и стимулом для более напряженных усилий по «исправлению» ситуации.


[Закрыть]: огромное число горожан были русифицированными украинцами. Националистические лидеры не без оснований полагали, что не может существовать никакой надежной базы для их программ, пока местные органы страны представляют собой островки чуждой культуры.

В городской группе населения националистические идеи были восприняты представителями одного социального слоя. Националистические движения во всем мире обычно находили поддержку среднего класса. Поскольку же не существовало никакого хоть сколько значимого восточноукраинского капиталистического среднего класса до 1920 года, а потом в советских условиях не было возможности для его возникновения, не считая какого-то количества торговцев, занимавшихся сомнительным бизнесом при НЭПе, коммерческий класс отсутствовал. Системой государственной торговли в значительной степени заправляли евреи и другие неукраинские элементы[675]675
  Некоторые украинцы сегодня утверждают (интервью 35), что во время войны несправедливо было назначать виновниками всех зол советской системы евреев, в большинстве случаев это являлось вынужденной данью нацистскому расизму, но они же настаивают, что на Украине процветал антисемитизм, потому что в основном евреи занимались розничным распределением товаров и в условиях крайнего дефицита использовали свое положение в личных целях. Большинство евреев занимались торговлей до революции, что объясняет их численное преимущество в государственной распределительной системе. Любая значительная группа инородцев в такой ситуации вызывала бы недовольство, если не могла удовлетворить потребности потребителей, независимо от того, имело место расхищение средств или нет.


[Закрыть]. Недостатки этой системы и неприятные воспоминания о приемах нэпманского бизнеса – «ухватил и сбежал» – создали непривлекательный образ частного бизнесмена в умах большинства восточных украинцев[676]676
  Интервью 65.


[Закрыть]. Хотя при немецкой оккупации некоторые представители городской администрации в какой-то мере поощряли частное предпринимательство, основными факторами производства и распределения, если ужасные экономические условия позволяли существовать какому-либо предпринимательству, были общественные и кооперативные предприятия. Развития среднего класса по традиционной западной модели не случилось.

Фактически на Украине, как и во многих странах, где существовали националистические движения, ведущую роль в деле национализма играли другие представители среднего класса: интеллектуалы, квалифицированные чиновники, а также студенчество. Эти четыре категории вместе с теми, кого на Западе называли клерками, технический или даже обслуживающий персонал, согласно советской классификации были объявлены «интеллигенцией» – то есть все, чья работа не требовала в большой мере физического труда[677]677
  О дискуссии по поводу употребления этого понятия в Советском Союзе см.: Julian Towster. Political Power in the USSR (New York: Oxford University Press, 1948). C. 324 и далее.


[Закрыть]. Однако в лидеры националистических движений вышли интеллектуалы, у них была академическая или литературная профессия.

Это важное заявление требует некоторого доказательства, которое трудно предоставить из-за отсутствия статистики, что не позволяет подобрать материал. Однако крайне высокий процент лиц с высшим или средним образованием, занятых в киевской городской и районной администрации в 1942 году[678]678
  См. главу 9.


[Закрыть], является косвенным доказательством превосходства интеллектуалов, хотя следует учитывать заявления хорошо информированных участников событий того времени, что эта и другая администрация, как и редакции газет, служили прибежищем интеллектуалов, лишенных привычных занятий[679]679
  См. главу 5.


[Закрыть]. Кроме того, националистические группы, оуновские или местные, старались поддерживать учителей и писателей, это доказывает, что сотрудничали они с представителями именно этих слоев населения. Например, мельниковские активисты в Киеве зимой 1941/42 года прилагали особые усилия, чтобы обеспечить учителям работу в кооперативах и дать им возможность избежать принудительных работ по восстановлению мостов[680]680
  Юрко Степовий. Син Закарпаття: українське революційне підпілля в Києві, 1941—1942 рр. Мюнхен, 1947. С. 16. Согласно одному источнику, Красный Крест в Киеве помогал не только военнопленным, но и в особой степени интеллигенции (Краківські вісті. 1942. 4 декабря. С. 2).


[Закрыть]. Сильная восточноукраинская националистическая группа в Харькове использовала «Просвиту» для организации помощи работникам просвещения[681]681
  Наступ. 1943. 26 сентября. С. 3, ссылка на «Вінницькі вісті», 1943 г., 29 августа.


[Закрыть]. Кроме того, способность националистических элементов существовать в системе образования, когда другие отделы администраций стали недоступны, показывает, что сотрудники этих секторов администрации были националистами. Нельзя делать обобщающий вывод исключительно на основе случаев, известных автору этого труда, их слишком мало, а подобрать дополнительный материал невозможно. Можно отметить, однако, что приблизительно три пятых из шестидесяти видных восточноукраинских деятелей националистического движения, чья профессиональная подготовка хорошо известна, были или преподавателями в высших учебных заведениях, или учителями, или журналистами, или авторами. Имена самых высоких деятелей можно привести в качестве примера. Все три головы оккупированного Киева были педагогами. Руководителем областной администрации в Днепропетровске, организованной с помощью ОУН-Б, был декан электротехнического факультета университета; позже сотрудник медицинского факультета этого университета играл ведущую роль в организации национального совета ОУН-М[682]682
  Интервью 1 и 48.


[Закрыть]. Огромное большинство харьковской группы, включая всех главных организаторов «Просвиты», и по меньшей мере двое из «Экзекутивы» ОУН-М были университетскими профессорами, как и редакторы националистических газет в городе Сталино и Ворошиловграде (Луганске)[683]683
  Интервью 66.


[Закрыть]. Среди новых автокефальных епископов единственным восточноукраинским епископом, кто не имел клерикального прошлого, был профессор Гаевськый, также из системы образования. Писатели, хоть и менее значительные, тоже играли важную роль. Аркадий Любченко, возможно, наиболее известный из всех, кто присоединился к ОУН, уже упоминался. Большинство националистических редакторов являлись опытными авторами, хотя, как в случае с поэтом Пронченко из Кривого Рога, они, похоже, более успешно проявили себя в беллетристике, чем как профессиональные репортеры или редакционные работники.

Высокий процент лидеров националистического движения составляли бывшие работники образования и писатели, что вполне объяснимо. «Национальные коммунисты» – комиссары просвещения, такие как Шуйской и Скрипник, в течение предшествующих десяти лет приложили немало усилий для создания национальной культуры. Очевидно, даже неоднократные коммунистические чистки полностью не смогли помешать проникновению националистических идей в систему просвещения и образования. И Скрипника и других коммунистов того периода авторы военных лет провозгласили защитниками украинской «национальной идеи»[684]684
  Віктор Приходько. Краківські вісті. 1942. 18—19 января. С. 2.


[Закрыть]; получил формальное признание план Скрипника создать комиссию, занимающуюся орфографией, чтобы публикации на украинском языке соответствовали определенным стандартам. Следует заметить, однако, что прямые контакты между националистическими лидерами военного времени и группой Скрипника были крайне редки. Кроме того, русофильские лидеры были также в основном интеллектуалами[685]685
  Хотя два их видных лидера (Богатырчук и голова Винницы) были врачами, они вели и кафедры в вузах.


[Закрыть]. Напрашивается вывод: интеллектуалы (в западном смысле этого слова) были наиболее недовольной социальной группой советского общества, способной к лидерству. Значительная часть тех, кто активно занимался националистической деятельностью при немецкой оккупации, имела основания для недовольства советской властью – из-за того ли, что эти люди были лишены интеллектуальной работы, или потому, что отбыли заключение за антисоветскую деятельность. Они четко видели историческую перспективу и быстро действовали в новой ситуации.

Вторая наиболее важная группа состояла из инженеров и других технических специалистов – например, по сельскому хозяйству и химии. Несколько из них были тесно связаны с академической жизнью. Другие, похоже, в прошлом являлись управленцами советских промышленных предприятий. В большом металлургическом центре Кривом Роге молодые люди, преимущественно инженеры, занялись восстановлением городской жизни вскоре после ухода советских войск[686]686
  Краківські вісті. 1941. 22 ноября. С. 3.


[Закрыть]. Один из них стал городским головой, активно занимался националистической деятельностью, будучи, по-видимому, связан с ОУН-Б, в результате чего был расстрелян немцами[687]687
  Юрій Семенко. Пам'яті Михайла Пронченка // Нові Дні. 1953. Апрель. С. 10—13; Євген Стахів (Є. Павлюк). Боротьба українського народу на східноукраїнських землях, 1941—1944: спомини очевидця і учасника // Календар провидіння на 1947 рік. Стоваришення українськіх католиків в Америці. Филадельфия, Америка, без обозначения даты. С. 39.


[Закрыть]. Наиболее активным местным деятелем ОУН-М в Киеве, возглавлявшим организацию после того, как западноукраинским и эмигрантским лидерам пришлось уехать, был инженер. Однако инженеры в основном занимались восстановлением материальных ценностей, чем политикой, и их роль в националистическом движении была не столь существенна, как роль инженеров за границей и в Галиции.

В националистическом движении преобладали интеллектуалы и технические специалисты, их деятельность имела определенный характер. Недостаток подготовленных людей препятствовал нормализации городской жизни. Хотя материальные аспекты городской жизни оставались такими, как и следовало ожидать в условиях разрушений, дефицита и установленных немцами ограничений любой самостоятельной деятельности, работа административных служб была, мягко говоря, неэффективной. И это было одной из главных причин падения режима ОУН-М в Киеве – то ли наиболее серьезные недостатки организации состояли в протекционизме и участии должностных лиц в спекуляции, то ли отсутствие связи с обществом и невыполнение приказов являлись главными недостатками. Националистический пыл, энтузиазм, владение литературным украинским не могли заменить организаторских и управленческих навыков.

Но это были именно те качества, которые интеллектуалы, лишенные возможности участвовать в общественной жизни, когда они были украинскими деятелями советской системы образования, подозревавшимися в принадлежности к группе Скрипника, и не могли приобрести. Они приложили немало усилий, чтобы украинство, язык и история, стало более популярно, но не могли эмоциональные и теоретические аспекты национализма заставить работать на практике, когда появлялась возможность действовать. Нельзя сказать, что интеллектуалы в борьбе за националистические идеи из-за угрозы германского террора проявляли меньше смелости, чем другие; многие лишились жизни, хотя, как и некоторые упоминавшиеся уже редакторы из малых городов, иные лишь послушно работали на оккупантов. Однако кажется, что люди, склонные подходить к работе в администрации без эмоций, успешнее уклонялись от выполнения немецких требований.

Поражает, что в административной работе ни на одном из ее уровней не были задействованы юристы. Скорее всего, объяснение заключается в следующем: адвокатов из некоммунистической среды на Украине было крайне мало. Согласно конфиденциальному сообщению вермахта, трудности, с которыми столкнулись немцы, когда пытались запустить судебную систему[688]688
  PS 1693.


[Закрыть], обусловлены отсутствием адвокатов, а одно сообщение с Украины отмечает, что из 250 адвокатов в Харьковской области при советской власти только тридцать пять не были евреями[689]689
  Краківські вісті. 1942. 1 марта. С. 4.


[Закрыть]. Несмотря на явную антисемитскую окраску данного сообщения, все же представляется достоверным, что огромное большинство профессиональной группы, которая была весьма малочисленной (в редком западном городе можно найти лишь одного адвоката на 4 тысячи населения!), в значительной степени составляли неукраинцы.

Видных украинцев юристов было мало, и никто из них не мог работать по специальности на протяжении многих лет. Александр Семененко, голова Харькова, получил образование адвоката при царском режиме и какое-то время занимался юридической практикой в ранние годы коммунистического правления. В тридцатых, однако, он был заключей в тюрьму на несколько лет и сбежал от НКВД, когда германские войска заняли город[690]690
  Krakauer Zeitung. 1944. 14 мая. С. 4.


[Закрыть]. Владимир Доленко, который вместе с профессором Дубровским был основным организатором сильной националистической группы в Харькове, также работал адвокатом при старом режиме и тоже был отстранен коммунистами от ведения практики[691]691
  Интервью 73.


[Закрыть]. Александр Яценюк, голова житомирской областной администрации, судья при Николае II, при советской власти мог проявить себя лишь как преподаватель вуза[692]692
  Єфременко. Краківські вісті. 1941. 1 ноября. С. 2; репортер заявляет, что директивы городской администрации были «точными и предметными», не насыщены «романтическими формулировками».


[Закрыть]. В его администрации было много юристов.

Украинские националистические движения страдали из-за нехватки подготовленных законоведов. Неудачная попытка создать кодифицированный набор принципов юридической или административной природы, частые произвольные действия на основе скорее партизанского порыва, чем на объективно определяемых оценках при определении позиции по какому-либо вопросу, часто проявляемая тенденция занимать крайне националистическую позицию, а затем и ужесточать ее вряд ли имело бы место при наличии более прочной юридической традиции. Возможно, администрация в Житомире и Харькове была сравнительно терпима к группам меньшинств и их деятельность не вызывала у русофильских элементов столь полного неприятия, как деятельность администрации в Киеве. Действительно, как уже говорилось, житомирская администрация в 1941 году предоставила два видных поста поляку и русскому, работавших, очевидно, в согласии с другими должностными лицами, а харьковская националистическая группа во время оккупации привлекла на свою сторону по крайней мере одного русского по происхождению из профессорско-преподавательского состава. Эти группы смогли избежать немецкого разгрома, несмотря на преследования, возможно, потому, что их действия были не столь насильственного характера, чтобы вызвать общественный протест, который служил оправданием при разгроме киевской группы.

На ответственных постах администраторов с опытом работы не хватало еще больше, чем адвокатов. Этот дефицит объясняется тем, что ранее высокие управленческие должности занимали лишь ярые коммунисты. Бывшие советские должностные лица высокого ранга типа председателей горсоветов часто организовывали подпольные диверсии на немецких объектах или возглавляли коммунистические партизанские отряды, но огромная часть руководителей, несомненно, отступила вместе с Красной армией. Да и в любом случае высокопоставленному деятелю советского режима было бы трудно присоединиться к националистическому делу, так как его вскоре, вероятно, расстреляли бы айнзатцгрупп, в чьи задачи входило уничтожение всех комиссаров. Тем не менее стоит отметить, что ни один советский военный, партийный или государственный деятель любого ранга, насколько известно автору этого труда, никогда не присоединялся к украинскому националистическому движению ни через местные группы на востоке Украины, ни через лагеря военнопленных, хотя некоторые из этих групп присоединились к власовскому движению.

Западноукраинцы не могли восполнить нехватку обученных юридических и управленческих кадров на востоке Украины. Они, кажется, не видели в этом необходимости и придавали огромное значение журналистике (западноукраинцы были эффективнее в качестве редакторов, хотя их статьи были перегружены пропагандистскими идеями – ярко выраженный недостаток, ранее проявившийся в националистических тенденциях на востоке)[693]693
  Ю. Таркович. Краківські вісті. 1941. 6 ноября. С. 2.


[Закрыть]. Они признавали, что необходимы подготовленные офицеры для командования полицейскими частями, организаторы кооперативов, коммерсанты и другой персонал для реорганизации экономической жизни[694]694
  Там же.


[Закрыть]. Поскольку жители Галиции, в отличие от их восточноукраинских коллег, были воспитаны под влиянием традиций римского права, привитых австрийской администрацией и католической церковью, можно было надеяться, что они восполнят собой нехватку юристов. Хотя в легальных партиях Галиции было много адвокатов, среди руководителей ОУН их было меньше, чем среди видных восточных украинцев. Кроме того, тенденции революционного романтизма и уважение к незаконным действиям неизбежно препятствовали возникновению правового мышления у членов националистических фракций. В то же время, конечно, подпольная оппозиционная работа не позволяла западноукраинским группировкам набираться опыта административной работы; старшее поколение эмигрантов, которое могло поделиться хоть минимальном опытом такого рода, немцы держали подальше от Восточной Украины. Как, однако, показывает следующая статистическая таблица данных по эмигрантской группе в протекторате «Богемия-Моравия», возможная поддержка таких кадров не была бы значительной, даже если считать достоверным указанное число лиц, которые могли бы вернуться в Восточную Украину в 1941 году.[695]695
  Из регистрационных записей украинской общины в Праге, 28 сентября 1941 г. (Краківські вісті. 1941. 4 октября. С. 3). Для сравнения можно привести данные по послевоенной эмиграции (больше западно-, чем восточноукраинской, по контрасту с межвоенной эмигрантской группой):


[Закрыть]