Текст книги "Уайклифф и охота на диких гусей"

Глава 2

Вот и понедельник. Еще один хороший, ясный денек. Солнышко снова заглянуло в окно кабинета Уайклиффа, высветив жирные пятна на поверхности стола и слой пыли на книжном шкафу… Хотелось думать об отпуске – а вовсе не о работе, которая была впереди.

Личная секретарша Уайклиффа, Диана, вошла в кабинет, благоухая туалетной водой и светясь деловитостью. Ее младшие коллеги, снедаемые тщетными соблазнами, звали ее за глаза Снежной Королевой. Или Снежной Девой. В общем-то, девой она была, вероятно, и в буквальном смысле. Диана внесла ворох разноцветных записок – каждый цвет означал некий отдел или учреждение. – Уайклифф вдруг остро затосковал по тем старым временам, когда он шел к кому-нибудь, открывал ногой дверь и говорил, о чем хотел. Сейчас такое общение сменилось вот этими разноцветными клочками бумаги, а скоро, судя по всему, народ полностью перейдет на компьютерные послания. И хотя люди стали болтать больше, их слова значат все меньше. Вот такой вот парадокс.

– Положи это все сюда, Диана.

Диана разложила бумаги в аккуратные стопки. Розовая бумага из дорожной инспекции была озаглавлена: «Отчет о следах протекторов на набережной Сент-Джуллиот». Там содержалось мнение эксперта, что следы от шин оставлены автомобилем «БЛ-макси», но не наверняка…

Позвонил Керси и сообщил, что Диксон побеседовал с братьями Бэрд насчет их рыболовной поездки:

– Они вернулись домой около половины третьего ночью на воскресенье и видели автомобиль, который разворачивался на пирсе у Сент-Джуллиот. Они не обратили на машину особого внимания, и мне кажется, что они уже здорово набрались к тому моменту. Сами понимаете, эта рыбалка – больше пьянка, чем ловля рыбы… – Керси помолчал и спросил: – А вы ничего не надумали насчет братьев Клемент, сэр?

Керси попал в точку. Уайклифф поразмышлял о братьях-антикварах и пришел к выводу, что возможная связь между ними и ограблением, и в особенности с пропавшим револьвером, слишком сомнительна. Маловероятно, чтобы уважаемый торговец, известный всем в округе, вдруг вошел в преступный сговор и участвовал в инсценировке ограбления. Во всяком случае, Уайклифф и майора не мог всерьез подозревать. Но тем не менее, когда Диана закончила с бумагами на его столе, он встал со словами:

– Я поехал на Бир-стрит. Если я кому-нибудь понадоблюсь, пусть звонят мне на мобильный…

Он выехал со стоянки и втиснулся в утреннюю уличную пробку. Уайклифф не очень хорошо водил машину и не находил полного согласия с двигателем внутреннего сгорания, а также не понимал современного преклонения перед автомобилем. Он часто думал, что родился не вовремя, а ему надо было бы прожить жизнь лет на сто раньше, сохраняя сладостные иллюзии насчет социальной справедливости и совершенства человеческой природы…

Он вышел из машины в конце Бир-стрит и пошел дальше пешком. В утреннем жемчужном свете улица выглядела, словно на картине Писарро: воздух, казалось, легонько вибрировал, смягчая контуры предметов, покрывая глаза легкой пеленой… Эта улица была известна своими специализированными магазинчиками – прекрасный гастроном, лавка деликатесов, пекарня, винный и мясной магазины… Молодые или бальзаковского возраста женщины, элегантно одетые жены зажиточных игроков в гольф, подписчицы на журналы типа «Дом и сад», ставили здесь свои «фиаты», «мини» и «фиесты» и методично обходили все здешние торговые точки, сверяясь с экзотическими списками запланированных покупок. И в соседстве с этой яркой торгующей толпой, с броскими вывесками обветшалый фасад с мрачноватой витриной антикварной лавки казался бедным Родственником на богатой свадьбе.

Впереди Уайклифф заметил фигуру Паркина. Майор был в том же боцманском свитере и мятых вельветовых брюках, на ногах – туфли из парусины, в руках – сетчатая сумка с какой-то снедью. У антикварного магазинчика майор задержался и уставился на витрину, прикрыв глаза козырьком ладони от солнца. И тут же пошел дальше своей странной походочкой, при которой казалось, что тело выше колен было совершенно неподвижно и словно скользило над землей на колесиках.

Дойдя до антикварной лавки, Уайклифф понял, что она закрыта. Он нажал кнопку звонка, но безрезультатно. Потом он заметил, что за его действиями следит женщина из кафе напротив. С утренним кофе было уже покончено, а до обеда еще далеко – так что в кафе не было посетителей. Уайклифф пересек улицу, вошел и сел за столик под красно-белой скатертью с фирменным штампом кафе. Женщина медленно подплыла к нему – она была тучной, с темными, почти черными волосами и миловидными чертами лица. Говорила она с мягким девонширским акцентом, вязким, словно взбитые сливки:

– Вам кофе?

– Да, черный без молока.

Она направилась к кофейному аппарату.

– Я тут пытался попасть в заведение напротив, но не удалось, – сказал ей Уайклифф.

– Ну да, у них закрыто.

Женщина двигалась медленно, переваливаясь с ноги на ногу. Встав за аппарат, она окинула Уайклиффа долгим оценивающим взглядом, который так хорошо знаком всякому полицейскому.

– Вы что, из полиции?

– Да.

– Я так и подумала. А что там у них стряслось?

– Ничего.

Она задумчиво смотрела на лавку напротив. – Нет, там что-то не то, я слегка встревожена… – Она покрутила на пальце обручальное кольцо. – Знаете это ведь парочка закоренелых холостяков. Старший брат, Джозеф, обычно заходит сюда пообедать, а иногда и Дэвид заглядывает, когда бывает тут. В субботу магазин был открыт, как всегда, и Джозеф обедал у нас. А в воскресенье гляжу – у них весь день даже гардины с окон не отдергивали. А сегодня и подавно – с утра так лавочку и не открыли. Правда, они не особенно суетятся насчет своей работы – если надо, вешают на дверь табличку «Вернусь через десять минут» и уходят на полдня». А все-таки сегодня что-то не так…

– Разве они никогда никуда вдвоем не отлучаются?

– Нет, никогда. Джозеф – он сиднем сидит дома, а Дэвид – тот чаще куда-то закатывается по всяким делам.

Она подала кофе и вернулась на свое место за прилавком. Из кухни пахнуло чем-то очень аппетитным. Похоже, здесь можно вкусно поесть. Прекрасная мысль.

– Поваром у вас муж?

Женщина кивнула:

– Вы любите жаркое?

– Во всяком случае, у вас оно пахнет чудесно.

Она довольно рассмеялась:

– Мъ, знаете, обслуживаем по большей части наших завсегдатаев, но если хотите у нас покушать – милости прошу…

По другой стороне улицы шла девушка в голубом брючном костюмчике. У нее были красивые темные волосы до плеч и хорошая фигурка, вот только черты лица казались резковатыми. Она подергала дверь антикварной лавки, затем проделала то же самое с боковой дверью, а потом наконец позвонила. Она очень Долго держала палец на кнопке звонка.

– Ну вот видите! – заговорила женщина из-за стойки. – Если бы они уехали, она бы уж знала об этом!

– А кто это?

– Стоукс, подружка Дэвида.

– Молоденькая совсем.

– Не знаю… Думаю, ей лет двадцать пять.

Тут вдруг Уайклифф сообразил, что все это время думал о братьях Клементах как о двух пожилых седовласых холостяках с разными стариковскими причудами.

– Постойте, так братья Клементы – молодые люди?

– А вы что же, не знаете их?

– В глаза не видел.

Толстуха закусила губку, точь-в-точь как школьница, решающая задачку.

– Ну, не то чтобы они очень молоды. Джозефу лет за сорок, а Дэвиду – тридцать один или тридцать два года. Пожалуй, так. И друг на друга они совершенно не похожи. Джозеф – крепкий мужчина, рыжий, весь в отца пошел А Дэвид – худой и темноволосый. Семейный бизнес после смерти отца перешел к Джозефу. У них мать с отцом оба в две недели скончались, один за другим. Переболели гриппом, потом воспаление легких – вот такие дела! – Она вздохнула. – Это было лет десять или двенадцать тому назад. И с того-то времени Джозеф и стал у нас обедать. А Дэвид – он участвует в бизнесе года три. Я помню его еще мальчишкой, потом он уехал учиться в колледж, после чего получил работу в крупной страховой компании в Лондоне. Мы его много лет не видели. А дальше ему, видать, надоело в Лондоне, он бросил ту работу и вернулся в наши края.

– А братья как, мирно живут, ладят?

Женщина склонила голову набок:

– Ну, со стороны-то оно так, но я сомневаюсь. Дэвид много ездит, говорят, он хорошие связи завел с коллекционерами и все такое. Он любит все время мотаться, ездить, а Джозеф – нет, он домосед. Но мне кажется, Джозефу совсем не нравится, как У них дела идут…

Кафе стало заполняться народом, и толстуха принялась расхаживать от прилавка к столам. Хотя двигалась она намеренно неспешно, но успевала принять все заказы и подавать пищу вовремя, да еще и обменивалась последними сплетнями с посетителями.

– Выпьете что-нибудь? – спросила она у Уайклиффа.

– Да, легкого пивка, пожалуй.

Жаркое было вкусных, но все-таки добавки брать не хотелось. Среди завсегдатаев заведения было на удивление много молодежи из близлежащих офисов но большинство из них удовлетворялось всего лишь тарелкой супа и кусочком хлеба. Время от времени в зал заглядывал коротенький человечек в белом поварском колпаке, надвинутом на уши. Он обменивался с посетителями короткими приветствиями на несколько странном английском.

Толстуха добродушно улыбнулась в ответ на вопросительный взгляд Уайклиффа:

– Он чех. Приехал сюда после ихней «пражской весны» шестьдесят восьмого года.

Уайклифф продолжал следить за антикварной лавкой. Прохожие иногда останавливались перед дверью, но не пытались войти или хотя бы позвонить.

Отобедав, Уайклифф вышел из кафе и пошел по той стороне Бир-стрит, на которой располагался антикварный магазин. Чуть дальше он увидел узенький проход между соседними магазинами и свернул туда. Сквозь растрескавшийся асфальт пробивалась трава. За каждым домом по Бир-стрит имелся дворик, откуда на эту аллейку выходила калитка. Во дворе у Клементов был еще и гараж. Калитка открылась легко – была не заперта.

Дворик, вымощенный обросшими мхом кирпичами, был тесен – не развернуться. Гараж стоял пустой. Два окна первого этажа выходили во двор; их не открывали, судя по всему, уже много лет, и проемы были затянуты сеткой, но в одном из них тускло посвечивал огонек зажженной лампы – вероятно, настольной, если судить по высоте светящегося пятнышка. Дверь в дом была тяжелой, солидной, но, к удивлению Уайклиффа, тоже отворилась легко, от одного толчка. Он постучал по двери костяшками пальцев, ответа не последовало. Тогда он вошел. Помещение, куда он попал, в свое время явно выполняло роль кухни, но сейчас тут стоял тазик для умывания, а через тамбур был вход в туалет. Направо располагалась дверь, ведущая в комнату, где горела лампа.

Тут располагалась контора магазина – стоял массивный письменный стол, вращающееся кресло, шкаф для бумаг и старомодный черный сейф с бронзовой отделкой. На столе стоял телефон и поворотная лампа – она была включена. Посредине лежал распахнутый торговый каталог, рядом – шариковая ручка. Перекидной календарь и пепельница, почти до краев забитая окурками, а рядом – пустая сигаретная пачка. Впечатление создавалось такое, словно из кабинета выбежали второпях… Но только слишком уж здесь было холодно и неуютно, да еще перекидной календарь показывал субботу вместо понедельника…

Уайклифф прошел через контору к двери, ведущей в торговый зал – тусклое помещение с крепким застоявшимся запахом старья. В конце зала, отделенные от улицы прочной витриной, виднелись столы и шкафы, где под стеклом стоял фарфор, хрусталь, фигурки из слоновой кости и были разложены монеты Не считая монументального лакированного шкафа, тут ничего не говорило об интересе владельцев к искусству Востока.

В углу стальная винтовая лестница вела на второй этаж Уайклифф взобрался по ней до маленькой площадки, где начинался коридор.

– Эй, есть тут кто-нибудь? – позвал он.

Он вошел в первую комнату – это была гостиная. Обычный мебельный гарнитур – диван и два кресла, телевизор и побитый молью ковер… В окно видна была Бир-стрит и кафе напротив. Следующая комната по коридору оказалась спальней. Тут имелись большая двуспальная кровать, гардероб и старый комод в стиле эпохи короля Эдуарда. На тумбочке у кровати стояла в рамке фотография девушки в голубом брючном костюмчике. Она была хорошенькая, но резкие, хищные черты лица придавали ей агрессивное выражение маленького злобного зверька.

С другой стороны коридора, в задней части дома, помещались кухня и ванная, отделанные по моде пятидесятлетней давности, а дальше располагался кабинет, совмещенный со спаленкой Тут стоял у окна письменный стол и… только через пару мгновений Уайклифф увидел рыжеволосого человека, лежащего на полу рядом со столом.

Уайклифф склонился над телом. Человек был мертв, за правым ухом в его голове чернело входное отверстие от пули. Вокруг на рыжих волосах, похоже, имелись следы пороховой копоти. Тело было неестественно изогнуто, голова покоилась на боку, закрывая таким образом место выхода пули – судя по количеству вытекшей крови, там была огромная дыра… Самоубийство? Но оружия нигде не видно. Разве что оно придавлено телом. Вполне возможно – убийство.

Человек явно сидел и мирно занимался своей коллекцией марок – на столе лежало несколько марок в полиэтиленовых оболочках, лупа, пинцет и кляссер. Здесь была и курительная трубка; другие трубки стояли в специальном ящичке на стене у стола. На столе – пепельница и кисет с табаком.

Книги на полках у узенькой софы представляли собой в основном справочники и каталоги по филателии, среди них попалось несколько работ по старинной английской мебели. Уайклиффу нравились такие библиотеки; он испытывал слабость к коллекционерам, считая их милыми чудаками, даже если их чудачества были слегка чрезмерны.

Он покинул комнату и спустился вниз по винтовой лестнице, которая дрожала и гудела от каждого шага. Из конторы магазинчика он позвонил в штаб-квартиру и поговорил с Керси.

Действительно, Уайклиффа привел в этот дом трупом найденный на пляже револьвер, но была ли между этими вещами реальная связь? Ответить на этот вопрос можно будет только после того, как баллистическая экспертиза определит, какой пулей убит рыжий человек.

Ожидая прибытия своих людей, Уайклифф продолжил изучение письменного стола. Каталог, открытый на странице со стеклянными пресс-папье, был посвящен лондонскому аукциону, который состоялся несколько лет назад. Против каждого предмета карандашиком была проставлена цена – очевидно, та, за которую в конечном счете ушел лот; эти суммы колебались от трехсот до трех тысяч и более фунтов стерлингов. Напротив шести самых дорогих предметов на полях были проставлены жирные карандашные галочки.

В проеме между столом и сейфом Уайклифф заметил разбитую статуэтку – фигурку обнаженной девушки, сломавшуюся так, словно ее уронили со стола… Значит, тут была борьба? Если и так, то никаких других следов схватки тут нет.

Первым на место прибыл Керси Уайклифф предупредил своих сотрудников, чтобы они проникли в дом через задний вход и постарались не делать из следственных мероприятий бесплатный спектакль для зевак.

У Керси на лице было написано: «А ведь я говорил!»

– Доктор Фрэнкс был в больнице на каком-то консилиуме, но с ним связались. Думаю, он уже едет сюда, – сообщил Керси.

Фрэнкс был патологоанатомом.

– А кто погибший? – спросил Керси, оглядев тело.

– Вероятно, старший из братьев, Джозеф. Насколько я понимаю, это именно он рыжеволосый.

– Убийство?

– Пока что я считаю это убийством, но кто знает, вдруг это суицид?

– Отчего он умер?

– От выстрела, но оружия пока не видно. Может быть, оно прикрыто телом.

– Или на баллистической экспертизе у старика Мелвилла…

Тут нечего было сказать. Все верно.

– У кого из братьев Клементов была машина?

– У Дэвида – голубой «макси», по-моему.

– Гараж пустой, а Дэвида, похоже, тут нет, – пробормотал Уайклифф. Он вспомнил отчет эксперта о следах протектора…

Прибыл Смит с двумя детективами, но прежде чем патологоанатом осмотрит тело, им нечего делать. Уайклифф отправил их в офис и снова поднялся наверх, еще раз осмотреть дом. И снова его поразила запущенность обстановки. Чувствуется, эти два холостяка не слишком ценили домашний уют: в блюдечках остатки табачного пепла, какие-то недоеденные кусочки, оставленные в буфете, захватанные полотенца на кухне и слабый, но вездесущий запашок нестиранных носков. – Осмотр Уайклифф начал с гостиной. Помимо потрепанного и запыленного мебельного гарнитура, тут стоял книжный шкаф с книгами по антиквариату, а на полу в беспорядке навалены стопки специальных журналов и каталогов. На стене висели настолько выцветшие пейзажи, что казалось, их так и не удалось продать ни на одном аукционе в течение двух-трех веков. Кроме этого, фотография в рамке изображала братьев – однако снимок был сделан много лет назад.

Джозефу было на фото лет двадцать с хвостиком, плотно сбитый молодой человек. Он смотрел в камеру со старательной, если не сказать деланной, улыбкой на массивном лице. Младший брат, еще школьник, не сделал над собой и этого усилия и глядел в объектив с абсолютным равнодушием. Он был словно вылеплен Из другого материала, чем брат, его тонкое, интеллектуальное лицо выражало гораздо большее, чем у Джозефа, умение «жить и вертеться». Винтовая лестница загудела от шагов, и Уайклифф услышал голос Фрэнкса в коридоре. Ну что ж, теперь недолго осталось.

Через пару минут Уайклифф прошел по коридору к кабинетику и встал за спиной у Смита, который делал снимки с порога. Патологоанатом переворачивал тело для обследования. Он исподлобья глянул на Уайклиффа:

– Хэлло, Чарльз! Если это самоубийство, то кто-то спер пистолет. Выстрел произведен в височную кость чуть выше и позади уха – очень необычная точка и для убийства, и для самоубийства. Если он сам себя застрелил, то, вероятно, знал о том, что пуля может пройти через лобные доли, без смертельного исхода. Поразительно, как много у людей медицинских познаний в наше время! Когда я начинал свою практику, мало кто, не будучи врачом, мог отличить челюсть от скулы. У меня ощущение, что народ занимается медицинским самообразованием, чтобы защищаться от глупых врачей… Выходное отверстие – порядочная дыра, как ты уже понял, конечно, по количеству кровищи на ковре… Можно сказать, левой части черепа у него почти не осталось. Думаю, пуля потеряла скорость и сейчас валяется где-нибудь здесь на полу.

Фрэнкс продолжал медленно и мерно говорить, ни на секунду не умолкая. Он напоминал малыша – такой розовенький, лысенький и свеженький. Теперь он уложил тело в новую позицию, и Смит снова защелкал затвором фотоаппарата.

– Похоже, он здорово увлекался марками. Люди с таким хобби редко кончают с собой, разве что их не загонят в бутылку… – Фрэнкс встал, отряхнул брюки на коленях и повернулся к Уайклиффу. – Ну все, теперь можете перекатывать его куда угодно. Скажи своим ребятам, пусть начинают.

– А время смерти?

Фрэнкс провел пухлой ладонью по влажному лбу.

– Ну, он умер уже довольно давно…

– Может быть, вечером в субботу? Что-нибудь между закрытием лавки и воскресным утром?

Фрэнкс подумал.

– Угу, сорок с чем-то часов тому назад… Что ж вполне возможно. Если посмотреть на вышибленные мозги и то, как они успели загустеть… Ладно, в любом случае я поработаю над ним в лаборатории и перезвоню тебе.

Двое полицейских вынесли тело на носилках. По винтовой лестнице вытащить носилки было попросту невозможно, так что их выволокли через парадную дверь на Бир-стрит, где это действо сразу привлекло массовое внимание публики.

Фрэнкс оглядел опустевшую комнатку.

– Слушай, пришли, пожалуйста, мне в лабораторию этот кусок ковра – его надо вырезать… А кто будет присутствовать при вскрытии?

На всех сомнительных случаях смерти при вскрытии присутствует кто-нибудь из полиции.

– Сейчас сюда приедет Скейлс, я поручу это ему, – сказал Уайклифф.

Фрэнкс уехал, и теперь Уайклифф мог действовать в полную силу. То есть размышлять.

Клемент, вероятно, сидел за письменным столом, когда застрелился – или его застрелили. Тело упало между столом и креслом, оттолкнув кресло чуть назад. Умер он уже лежа на полу. Если он до этого сидел, склонившись над своими марками, а кто-то неслышно вошел в комнату сзади, то Джозеф мог и не поднять головы. Возможно, ощутив появление в кабинете гостя, он только пробормотал приветствие, не оборачиваясь. И сразу же ощутил прикосновение холодного дула к голове – и тут же в голове его взорвалась вспышка, погрузившая его в вечное забытье.

Это объясняет необычное расположение места вхождения пули – а значит, произошло убийства Уайклифф попытался убедить себя в этом. А зачем было нужно кому-нибудь уносить оружие с места совершения самоубийства? Скорее всего, Джозефа застрелили из того револьвера на пляже, с тщательно стертыми отпечатками. Но если так, то зачем револьвер так неаккуратно прикопали на пляже в Сент-Джуллиот? Слишком уж неаккуратно.

Вот уж игра в «угадай-ка». Ясно было одно – его первоначальная идея о том, что некое тело было сброшено с набережной в Сент-Джуллиот, никуда не ведет…

Джок Скейлс, его заместитель, наконец приехал и Уайклифф тут же послал его присутствовать на вскрытии тела. Прибыло еще трое из штаб-квартиры, которых сняли с других направлений работы. Уайклифф кратко их проинструктировал:

– Обойдите все дома по Бир-стрит. При опросе упор сделайте на промежуток времени перед тем, как магазины закрываются. Соберите сведения о Клементах и старайтесь не слушать пустых сплетен. Самый важный промежуток, который нас интересует, – это время от закрытия магазинов в субботу до раннего утра воскресенья. Потом – куда-то девался младший брат Джозефа Клемента, вместе со своей машиной. Это, скорее всего, голубой «макси», но все равно, наведите справки у дорожной инспекции и распространите сведения об этом автомобиле по всем постам.

Уайклифф прошел вместе с полицейскими до патрульной машины, где констебль вел по рации постоянные переговоры и руководил парковкой полицейских фургонов у здания старой таможни. Эти фургоны представляли собой полностью укомплектованные посты с телефонной и радиосвязью. Очень удобная база для следователей, да и для добровольных местных свидетелей – в припаркованный посреди городка фургон нетрудно прийти с сообщением, если есть о чем сообщить…

А там, в доме, комнату Джозефа Клемента снова исследовали – теперь уже методически, сантиметр за сантиметром. Перед Уайклиффом предстало странное и отчасти даже дурацкое зрелище: трое крупных мужчин с чрезвычайно сосредоточенным видом орудовали в малюсенькой комнатке. Диксон стоял на коленях, осторожно вырезая из ковра пропитанный кровью кусок, где лежала голова Джозефа; детектив-констебль Фаулер, сгорбясь, по-птичьи внимательно рассматривал ковер в поисках пули; сержант Смит угрюмо изучал различные поверхности на предмет обнаружения отпечатков пальцев, время от времени прерываясь, чтобы сфотографировать свои находки.

Уайклифф оставил их за этими вдумчивыми занятиями, выбрался на улицу и подошел к кафе напротив, где сегодня обедал. Оно было закрыто, но записка на стекле сообщала, что заведение будет снова открыто в семь вечера, ко времени ужина. Он постучал в стеклянную дверь, и через минутку из внутренних помещений к двери подошла толстуха. Она узнала Уайклиффа и отперла дверь.

– Я так и подумала, что вы вернетесь.

– Скажите, та девушка в голубом костюмчике – кажется, Стоукс – где она живет?

– Слушайте, я видела, тут люди с носилками выходили… Кого это вынесли?

– Джозефа.

Ее глаза заблестели слезами.

– Ох, этого я и боялась! Бедный человек! Никогда никому слова дурного не сказал, мухи не обидел». А как это случилось?

– Все, что я знаю, это то, что он погиб от огнестрельного ранения… Так как насчет девушки?…

– Конечно-конечно! Она живет на Годолфин-схрит, прямо на углу. Это такой особняк, который переделали в многоквартирный дом. По-моему, номер пятнадцатый. Ну вы его все равно не спутаете.

– Спасибо.

– Но я не уверена, что вы застанете ее дома. Она работает медсестрой в Хортон Рэдфорд, так что все зависит от того, в какую она сегодня смену…

Хортон Рэдфорд являлся частным госпиталем, довольно шикарным и дорогим.

– А что известно о Дэвиде? – Толстуха хотела выжать из него информации столько, сколько возможно.

– Его я так и не встретил. Именно поэтому я хочу поговорить с девушкой…

Было четыре часа, дети как раз возвращались домой из соседней школы. Небо налилось свинцом и редкие крупные капли дождя уже расползлись кляксами на сером асфальте. Похоже, надвигался ливень, но, судя по всему, Годолфин-стрит была недалеко.

Дом номер пятнадцать представлял собой солидный георгианский особняк, перестроенный под многоквартирный дом с сохранением прежнего фасада. Впрочем, внутри уже мало что напоминало о георгианской элегантности. На доске со списком жильцов Уайклифф нашел табличку «М.К. Стоукс» под номером третьим на втором этаже. Он поднялся по лестнице и позвонил в дверь.

Он уже думал было плюнуть и уйти, когда дверь наконец приоткрылась на длину цепочки и в щель он увидел лицо девушки. Глаза ее припухли, а волосы спутались. Уайклифф предъявил ей свои документы.

Девушка колебалась, но так и не спросила, что ему нужно. Вместо этого она пролепетала:

– Подождите минутку…

Дверь закрылась опять, но через пару минут распахнулась вновь.

– Проходите.

Она успела расчесать волосы и надела домашнее платье. Комната, куда она привела Уайклиффа, была невелика, но казалась слишком большой для такого количества мебели: два кресла, стол, гардероб, книжный шкаф и телевизор. Высокое прямоугольное окно с мелким переплетом, оставшееся от старинного особняка, казалось пришельцем из прошлого века. Тут ощущался дух женщины, но женщины, не слишком склонной к утонченности.

– Я спала – я, знаете ли, дежурю медсестрой по ночам в Хортон Рэдфорд… – Она взяла сигарету и затянулась с жадностью заядлой курильщицы, потом откинулась в кресле и прикрыла босые ноги подолом платья. Она смотрела на Уайклиффа скорее возбужденно, чем приветливо.

– Что, вы пришли насчет Дэвида?

– А почему вы об этом спрашиваете?

– Ну, Дэвид Клемент из антикварной лавки… Я уже начала беспокоиться. Я не виделась и не говорила с ним с самой субботы, а магазин теперь закрыт.

Уайклифф испытал огромное разочарование.

– Видите ли, я хотел бы пообщаться с кем-нибудь из Клементов и надеялся, что вы мне поможете.

– Что-нибудь случилось?

– Вполне возможно, что магазин подвергся нападению. Точнее, вторжению. Задняя дверь была незаперта, и пока мы не поговорим с Клементами, мы не можем сказать наверняка, произошло ли вторжение в дом или нет.

Кажется, на девушку это произвело впечатление. Она заговорила:

– Не знаю, куда они подевались. Просто не понимаю. У нас с Дэвидом была вообще-то договоренность встретиться утром в воскресенье, но он так и не позвонил. Я звонила к ним в офис пару раз, но никто не брал трубку, а сегодня прихожу – они закрыты… – она нервно отбросила со лба прядь волос – Дэвид вообще часто чудит, он уже не первый раз куда-то уезжает, не сказав мне ни слова. Но ведь Джозеф-то должен быть на месте!

Она обладала профессиональной самоуверенностью медсестры и пыталась говорить на языке, принятом в престижном Хортон Рэдфорд, куда пациентов привозят на сверкающих лимузинах; но это был чисто внешний лоск, и на самом деле она была, вероятно, абсолютно заурядной молодой женщиной.

– А вы ничего плохого не подозреваете?

– Да нет же, нет! – она быстрым движением скрестила ноги. – Я слегка встревожена, вот и все. Ведь это понятно, не правда ли?

В комнате имелось еще две двери. Одна, распахнута я, вела прямо на кухню, а вторая была прикрыта; за нею, очевидно, находилась спальня.

– Вы хорошо его знаете?

– Достаточно хорошо, ну и что с того? – Она помолчала. – Мы встречаемся с ним уже больше года и, когда представляется возможность, спим вместе. Устраивает вас такой ответ?

Тогда Уайклифф рассказал ей о Джозефе. Девушка была потрясена:

– Как? Вы хотите сказать, что Джозефа больше нет? Его убили?

– Очень смахивает на убийство, но в любом случае нам нужно обязательно найти его брата.

Девушка молчала, словно все еще пытаясь осознать случившееся.

– Но… Вы же не думаете, что Дэвид мог убить брата?

Уайклифф произнес неохотно:

– Я сообщил вам только то, что Джозеф мертв, а Дэвид отсутствует.

Она пытливо глядела Уайклиффу в глаза, пытаясь сообразить, как ей быть.

– Надеюсь, что вы были со мной так откровенны потому, что не верите, будто Дэвид мог убить брата – или кого-нибудь еще, – наконец выдавила она.

– Похоже, что вы в этом совершенно уверены.

– Именно. Как большинство маленьких мужчин, Дэвид бывает иногда агрессивен, но в нем нет склонности к насилию. Если спишь с мужчиной достаточно долго, начинаешь понимать такие вещи.

Она встала и слишком энергично раздавила окурок в пепельнице.

– А что вам нужно от меня?

– Только информация. Когда вы в последний раз видели Дэвида?

Ему пришлось подождать, пока она закуривала снова, ожесточенно щелкая зажигалкой.

– Вечером в субботу. Дело в том, что на субботу меня освободили от дежурства в больнице, и мы провели весь день вместе, примерно до половины восьмого. Потом он ушел, потому что у него была назначена в лавке встреча.

– А он не говорил, с кем?

По тому, как внезапно изменилось выражение ее лица, стало ясно, что ее посетила какая-то неожиданная догадка, но девушка сказала только:

– Нет, просто какой-то парень собирался ему что-то продать. Что-то необычное. Знаете, они часто занимаются своим бизнесом и в нерабочее время – продают, покупают.

– В субботу, когда вы были вдвоем, Дэвид вел себя как обычно?

– Ну да! – Она нахмурилась, словно силясь восстановить картину того дня. – Он пришел сразу после ленча, и мы поехали в Хембери, где какая-то старая дева собиралась продавать свои фамильные драгоценности. В основном серебряные вещицы, не очень-то ценные, и Дэвида это дело не заинтересовало. Мы вернулись сюда, я приготовила поесть, ну и… Одним словом, чуть раньше восьми он ушел.

– И с того момента вы с ним не беседовали по телефону и не виделись?

– Я же вам сказала, что нет. Мы с ним договорились созвониться предположительно утром в воскресенье, и я почти ждала, что он приедет сюда, но он так и не объявился.

– А как по-вашему, братья ладили друг с другом?

– Думаю, да. Наверно, у них отношения были получше, чем у многих других братьев, которые вместе ведут один бизнес. Джо всегда все приводит и приводил в порядок, и был немножко «тормозом», когда речь заходила о чем-то новеньком, необычном, но Дэвид всегда умел найти с ним общий язык.

– У Джозефа была какая-то женщина? Девушка рассмеялась:

– Вот уж не сказала бы! Он боялся женщин.