Текст книги "Убийца сидит напротив. Как в ФБР разоблачают серийных убийц и маньяков"

Спокойно восседая в тюремной камере для допросов, Кемпер рассказывал нам о своем детстве. Мать, боявшаяся, что сын будет домогаться своих сестер, заставляла его спать в подвальной комнате без окон. Это пугало его и заставило затаить обиду на них. В это время он начал мучить домашних кошек. Кемпер рассказал, как после выхода из психушки перебивался случайными заработками и как Кларнелл, работавшая секретаршей во вновь открывшемся Калифорнийском университете в Санта-Круз, дала ему понять, что ему никогда не стать ровней учившимся там красивым студенткам. Он приобрел привычку подвозить голосующих на дороге красивых девушек (знакомство с ними служило своего рода компенсацией за проведенную в тюрьме юность), и эта привычка постепенно перерастала в привычку похищать и убивать пассажирок. Кемпер рассказал, что привозил тела в дом матери, совершал с ними акты некрофилии, после чего расчленял и избавлялся от останков. Несмотря на ужасные страдания его жертв, Кемпером не двигал типичный для многих серийных убийц садизм. По его словам, он «выселял их из телесных оболочек», чтобы иметь возможность обладать ими хотя бы какое-то время после смерти. Ничего подобного я не слышал ни до, ни после.

А затем Кемпер поведал, как после двух лет такой жизни наконец набрался храбрости и на Пасху забил до смерти гвоздодером мать, спавшую в своей комнате. Затем он отрезал ей голову, совершил с обезглавленным трупом половой акт, вырезал гортань и бросил ее в кухонный мусороизмельчитель. Но механизм заело, и окровавленную гортань выбросило обратно. Кемпер принял это как знак того, что мать никогда не перестанет ругать его.

Он позвонил подруге Кларнелл и пригласил ее в гости поужинать. Когда она приехала, избил ее, задушил и отрезал голову. Труп мужчина оставил в своей постели, а сам устроился на ночлег в спальне матери. На следующее утро сорвался с места и ехал куда глаза глядят, пока не достиг окрестностей города Пуэбло в штате Колорадо. Кемпер притормозил у телефонной будки и позвонил в полицейское управление Санта-Круз. С некоторым трудом ему удалось убедить их в том, что прозвище Убийца студенток его и что он ждет, когда за ним приедут.

Самовлюбленному Кемперу было одиноко и хотелось поговорить до такой степени, что иногда мне приходилось останавливать его: нам нужны были ответы на конкретные вопросы. Мы записывали беседу на портативный магнитофон и делали заметки. Это оказалось ошибкой. Из-за звукозаписи преступники относились к нам менее доверительно. Эти ребята от природы склонны к паранойе, а в тюрьме оснований для этого становится более чем достаточно. Налицо было опасение, что мы передадим запись администрации тюрьмы или что все узнают о факте разговора с федеральными агентами. Заметки были неудачной идеей по тем же причинам. Кроме того, собеседники рассчитывали безраздельно владеть нашим вниманием.

Тем не менее, невзирая на неизбежные шероховатости, из того первого разговора мы извлекли несколько важных уроков. Наверное, главным было то, что с самого начала стало очевидным значение вопроса «наследственность или воспитание» для понимания мотивов антиобщественного поведения этих людей. Практически все мои беседы с убийцами были пронизаны данной темой, и это наверняка должно было относиться и к Джозефу Макгоуэну. Хотя в детстве он и не испытал столь же глубоких эмоциональных травм, как Эд Кемпер, доминирующая и деспотичная мать явно оказала серьезное влияние на развитие его личности. Этот очень эрудированный 27-летний преподаватель со степенью магистра естественных наук жил тем не менее в подвале дома своей матери и по-прежнему оставался эмоционально зависимым от нее. Неспособность возражать ей и последующее вынужденное совместное проживание уже во взрослом возрасте безусловно воздействовали на его самовосприятие и, как я смог убедиться позже, стали роковыми для жизни невинной девочки.

19 июня 1974 года в зале Бергенского окружного суда Макгоуэн и его адвокаты решили отказаться от судебного разбирательства и пойти по пути признания вины в совершении убийства с отягчающими обстоятельствами. Я думаю, что это решение было для него разумным. С учетом фактической стороны дела и отсутствия сомнений в виновности ожидать жалости или снисходительности со стороны присяжных не приходилось.

4 ноября судья Верховного суда штата Нью-Джерси Моррис Малек приговорил Макгоуэна к пожизненному заключению с возможностью условно-досрочного освобождения через четырнадцать лет. Убийца неоднократно поручал своему адвокату обжаловать этот приговор, но все апелляции были отклонены.

Спустя месяц в Лечебно-диагностическом центре штата Нью-Джерси Макгоуэна обследовал еще один психиатр, д-р Юджин Ревич. Он получил образование психиатра и невролога, работал клиническим профессором медицинского факультета Ратгерского университета и был в числе первых авторов научных работ об убийствах на сексуальной почве.

Макгоуэн в очередной раз признался в том, что студентом университета фантазировал на тему изнасилования из-за своей сексуальной неудовлетворенности. Выслушав собеседника и обследовав его как с применением амобарбитала (так называемой сыворотки правды), так и без, психиатр пришел к выводу, что убийство Джоан было «не заранее обдуманным хладнокровным актом, а действием, совершенным в состоянии крайнего эмоционального расстройства и напряжения. Убийство было следствием дополнительного потрясения и ощущения неудачи, вызванных преждевременной эякуляцией». Кроме того, д-р Ревич заметил «признаки расщепления личности с использованием механизма отрицания».

Мне были известны случаи изнасилований, переходивших в убийства из-за преждевременной эякуляции насильника или его неспособности достичь и сохранять эрекцию. Обычно это происходило с двумя специфическими типами насильников: разъяренными отпором и эксплуататорами. Они склонны выбирать себе жертв среди взрослых женщин, и если преждевременная эякуляция или нечто подобное вызывает издевательскую реакцию жертвы или представляется унизительной нападающей стороне, то последствия могут быть ужасными. Учитывая, что в данном случае жертвой был ребенок, я был уверен, что здесь налицо нечто иное. Но вывод д-ра Ревича показался мне особенно удивительным:

«Мы полагаем, что такого рода происшествия – единичные случаи в жизни людей с подобным типом личности. Понадобился целый ряд обстоятельств, чтобы спровоцировать данный инцидент. Если бы девочка не зашла к нему домой в тот день или, скажем, у него было две банкноты по доллару, а не одна долларовая и одна двадцатидолларовая, то убийство не имело бы места как минимум на данном этапе».

Понятно, что преступления не произошло бы, если бы в тот день девочка не позвонила в дверь дома Макгоуэнов. Она стала трагической случайной жертвой. В остальном же, исходя из того, что было мне известно из собственных исследований сознания преступников, я был не вполне согласен с отчетами разных психологов.

Чья оценка была ближе к истине: мнение д-ра Эффрона о том, что «он может сорваться снова», или же вывод д-ра Ревича, что «такие происшествия – единичные случаи в жизни людей с подобным типом личности»?

Я решил, что смогу судить об этом только после того, как побеседую с Макгоуэном сам.

4. Резонанс

Если существует понятие, которое, по моему опыту, больше всего ненавидят близкие погибших от рук убийц, то это «готовность примириться с утратой». По мнению прессы, общественности, доброжелательных друзей и даже самой правоохранительной системы, именно это нужно скорбящим родным, чтобы «оставить это в прошлом и жить дальше».

Но любой, кому выпало пройти «испытание» убийством близкого человека, знает, что «примириться» с подобным невозможно, да на самом деле и не нужно. Скорбь проходит через несколько этапов и в итоге становится не настолько же невыносимой, но никогда не исчезает насовсем, равно как и невосполнимые пустоты в жизни и надеждах на будущее, вызванные гибелью жертвы.

Герлскаутская организация прислала открытку с соболезнованиями. Кроме них, никто из официальных лиц не потрудился связаться с семьей.

По словам Розмари, настоящая пустота наступила «после похорон, когда все разошлись и вернулись к своей обычной жизни». В тот период самым главным для нее было сохранить максимально нормальный образ жизни для Фрэнки и Мэри. «Я проследила за тем, чтобы Мэри осталась в герлскаутской организации, потому что она так хотела, хотя для меня самой было больно даже думать о разносе благотворительного печенья. Мы остались жить в том же доме, чтобы все вокруг оставалось знакомым: школа, друзья, все такое. Чтобы не нужно было справляться с какими-то еще переменами в жизни. Я старалась не быть чересчур опекающей. Разрешала выходить поиграть, хоть и очень внимательно следила за тем, где они. Им следовало оставаться детьми, а я не хотела становиться параноиком».

Не хотела Розмари и ограждать их от новостей о ходе рассмотрения дела об убийстве сестренки. «Я сама рассказывала им о том, что происходит, чтобы дети узнавали об этом от меня. Я понимала, что они обо всем услышат, и не хотела, чтобы это их пугало. Мы усаживались на полу в спальне и говорили обо всем, что их заботило. Френки и Мэри стремились к этому и знали, что их не оставят в стороне». Время от времени она и Фрэнк возили их на кладбище «в гости к сестренке, которая на небесах».

В конце концов Розмари смирилась с тем, что ее любовь и боль неразделимы. «Все эти годы я ощущала в своем сердце связь с Джоан. Я не выбрала бы именно такую связь по своей доброй воле, но она вдохновляет меня на то, что я делаю. С этим приходит некое умиротворение».

И это было не все, с чем пришлось столкнуться Розмари. Через семь месяцев ее горячо любимый отец скончался от рака. Он обожал внучку и все время оплакивал девочку.

Розмари была на судебном заседании, на котором Макгоуэн признал себя виновным. Она чувствовала, что должна присутствовать на нем ради Джоан. Присутствовала и Женевьева Макгоуэн. «Когда я заходила в зал суда, она смерила меня самым ледяным взглядом из тех, что я встречала за всю мою жизнь. Я увидела ее впервые».

Розмари не возражала против судебного разбирательства дела Макгоуэна, в ходе которого была бы установлена истина и ничто не осталось бы в тайне, включая детали гибели Джоан. Но, как это часто бывает, до нее стали доходить и иного рода детали. В частности, ей было чудовищно узнать от подруги содержание разговора Женевьевы с ее приходской знакомой. Мать Макгоуэна сказала, что ненавидит Розмари, потому что, если бы не она, Джо не убил бы Джоан и не сел бы в тюрьму.

Еще ее преследовали проблемы со здоровьем. Первый звоночек прозвучал, как она припоминает, в девятнадцатилетнем возрасте в Нью-Йорке. Однажды Розмари бежала к автобусной остановке и вдруг почувствовала, что нога напряглась и не держит ее. Она не поняла, что это было, но вскоре забыла об этом случае.

Несколько лет спустя, будучи беременной Мэри, Розмари ощущала исключительное переутомление и поняла, что это не обычная усталость от беременности. Она постаралась выработать собственные приемы и защитные механизмы для борьбы со своим непонятным недугом: «Пришлось решительно и сосредоточенно заниматься укреплением собственного организма».

После рождения Джоан утомление стало еще более выраженным, и до достижения ребенком полуторамесячного возраста Розмари была вынуждена нанимать помощницу по хозяйству. Неясные и изменчивые симптомы продолжались. Казалось, что они затрагивают то одну, то другую часть тела. «С течением дня симптомы нарастали, а хуже всего становилось вечером. Я догадывалась, что чем-то болею». В целом же она ощущала ужасную усталость и понимала, что каждый день располагает лишь ограниченным запасом сил, полное использование которого грозит неприятными последствиями.

Розмари пошла по врачам, но те не обнаружили ничего определенного. То ей говорили, что это физические проявления послеродовой депрессии, то ей говорили, что это вирусное заболевание, которое пройдет. Но ничего не проходило, и «если я недостаточно отдыхала, то регулярно подхватывала инфекции».

Правильный диагноз Розмари поставили лишь спустя год после смерти Джоан. Она легла в нью-йоркскую больницу Маунт-Синай и прошла расширенное обследование. В итоге неврологи пришли к заключению, что женщина страдает тяжелой миастенией – нервно-мышечным заболеванием, которое вызывается нарушением соединений между нервами и мускулами. Это аутоиммунное расстройство, которое может быть связано с поражением зобной железы и практически не имеет наследственного характера. Оно было и остается неизлечимым, и врачебная помощь нацелена на частичное снятие симптомов, которые, помимо сильного утомления и слабости, могут включать опущение века, двоение в глазах, косноязычие, затрудненное жевание и глотание и даже нарушение дыхания.

«Они сказали, что все случаи тяжелой миастении разнятся между собой. Если я контролирую себя и остаюсь собранной, мне немного лучше, – говорит Розмари. – Но я все равно рискую, и это радует меня больше всего в жизни. На самом деле эта болезнь обостряет чувства, и поэтому я настолько ценю светлые моменты».

Два таких ярких момента произошли в 1980-м и 1982-м годах, когда родились Майкл и Джон. Фрэнки и Мэри были уже подростками, так что для них они стали как будто вторым поколением их детей.

Но радость оказалась не вечной. Фрэнк потерял работу, и в семье начались нелады. «Хоть он и нашел себе другую высокооплачиваемую работу, но срывался на нас все чаще и чаще. А когда Джону было восемь, я заметила всякие неприличные прикасания и тому подобное», – говорит Розмари. В выпавших на ее долю испытаниях женщине помогала держаться набожность: «Я верующая, и моим психиатром всегда был Господь. После того, что случилось с Джоан, я просила Его помочь мне жить без озлобленности, ради защиты добродетели и недопущения несправедливости».

В начале 90-х годов прошлого века, когда Майклу было одиннадцать, а Джону девять, Фрэнк переехал жить в подвальный этаж дома. Розмари понимала, что это лишь очередной шаг в известном направлении. «В 1993 году я собралась подавать на развод, хотела сделать это 7 сентября, в день рождения Джоан», – вспоминает она.

А потом в доме раздался телефонный звонок, вновь перевернувший ее жизнь. 26 июля им позвонил заместитель начальника следствия Бергенской окружной прокуратуры Эд Деннинг, который сообщил, что Джозеф Макгоуэн подал ходатайство об условно-досрочном освобождении. Это стало шоком для Розмари, которая не знала, что за хорошее поведение и труд убийце могут скостить шесть лет. В 1987 году, когда у него впервые появилось право подать на УДО, Макгоуэну отказали. Но на этот раз его шансы выглядели лучше, поскольку он уже отсидел больше своего минимального срока.

С момента убийства минуло уже двадцать лет, и Розмари решила возродить образ Джоан в общественном сознании. «Не для того, чтобы зацикливаться на своем горе, а для того, чтобы громко возвестить о необходимости борьбы против выхода ее убийцы из тюрьмы и лишения его возможности подавать на УДО».

Ей позвонила мать одной из бывших учениц школы в Таппан Зи и рассказала, что по ощущениям дочери Макгоуэн выслеживал ее в годы учебы и что она «до смерти боится, что он выйдет».

Розмари понимала, что придется побороться за то, чтобы оставить Макгоуэна за решеткой, и начала работать с местными и окружными чиновниками, депутатами и общественностью. Она организовала народную вахту памяти в Парке ветеранов Хиллсдейла 30 сентября 1993 года. Поддержать ее собрались больше тысячи человек. «Юристы посоветовали мне повременить с планами на развод. Нужно было сосредоточиться на том, чтобы Макгоуэн не вышел, и не осложнять ситуацию бракоразводным процессом», – поясняет Розмари.

У нее были два основных довода против выхода Макгоуэна из тюрьмы. Во-первых, наказание должно хотя бы в некоторой степени быть соизмеримым с чудовищностью преступления. Во-вторых, нужно сделать так, чтобы больше ни один ребенок не пострадал от его рук. Джоан исчезла в Святой четверг и была найдена мертвой в Пасхальное воскресенье. В понимании Розмари, если уж в этом и был какой-то смысл, то ей следовало донести его до сознания общественности самой: «Это был четкий сигнал надежды. Нужно создавать движение в защиту детей и помогать обществу, вдохновляясь памятью о Джоан, Великим четвергом и Пасхальным воскресеньем». Как будто послание исходило от Господа, который установил для человека свободу воли и вынужден страдать в связи со смертями детей от рук тех, кто отверг Его ценности.

«Я осознала, что это труд, который мне предстоит, видела в нем духовное сближение с Джоан. Тогда и началось это движение. Я не получала поддержки от своей семьи, наоборот, мои родные поносили меня, угрожали физически и слали кошмарные письма. В конце 1990-х ко мне присоединились Майкл и Джон, но до этого я была практически в одиночестве».

Розмари начала высказываться публично, стала проводить организационную работу. Она возглавила девятимесячную пропагандистскую кампанию, призванную привлечь внимание общественности к угрозе, которую представляют собой маньяки-педофилы, и к обоснованности их пожизненного тюремного заключения. Комиссия по вопросам условно-досрочного освобождения прислушалась и вновь отклонила ходатайство Макгоуэна. Что не менее важно, в результате рассмотрения вопроса его перевели в тюрьму строгого режима в Трентоне, где, как считало тюремное начальство, он и должен был находиться с самого начала. Кроме того, комиссия установила, что право на следующее ходатайство возникнет у Макгоуэна через двадцать лет. Впоследствии за хорошее поведение и примерный труд этот срок сократили до двенадцати лет, и в 2005 году у него вновь возникло право на ходатайство.

Но после того, как в 1993 году ходатайство Макгоуэна об УДО было отклонено, Розмари не остановилась. Она основала народное движение родителей и других заинтересованных лиц за справедливость по отношению к детям, пострадавшим от рук педофилов. Женщина писала, звонила, выступала на телевидении и по радио и давала интервью журналистам. И где бы ни появлялась, раздавала маленькие зеленые бантики. Зеленый был любимым цветом Джоан.

На протяжении трех лет Розмари отдавала этой пропагандистской работе практически все свое время. В итоге 3 апреля 1997 года губернатор штата Нью-Джерси Кристина Тодд Уитмен подписала закон, ставший известным как «Закон Джоан». Церемония подписания состоялась на ярко освещенной солнцем лужайке перед тюрьмой округа Берген. Рядом с губернатором стояли Розмари, Фрэнк, Майкл и Джон в окружении представителей правоохранительных и законодательных органов, которые решительно выступали за принятие закона.

Согласно закону Джоан, любой человек, признанный в штате Нью-Джерси виновным в убийстве на сексуальной почве ребенка, не достигшего четырнадцатилетнего возраста, должен быть приговорен к пожизненному тюремному заключению без права на условно-досрочное освобождение.

В своем выступлении Розмари поблагодарила губернатора и всех, кто выступал за принятие закона. «Надеемся, что это поможет обуздать преступность», – сказала она, затем высоко подняла фотографию дочери: «Мы должны быть обязаны именно ей. Дух Джоан жив как никогда. Она хочет, чтобы вы улыбались чаще, чтобы вы были добрее».

30 октября следующего года президент Билл Клинтон подписал федеральную версию закона Джоан. Спустя еще шесть лет, 15 сентября 2004 года, губернатор штата Нью-Йорк Джордж Патаки подписал закон Джоан для этого штата в лесопарке Хэрримен – на месте, где было найдено тело Джоан. Розмари не смогла присутствовать на церемонии подписания по состоянию здоровья, но слушала ее по телефону, находясь в своей спальне. Многие из ее телефонных звонков в поддержку принятия новых законов были сделаны именно оттуда.

По иронии судьбы действие закона Джоан не распространялось на Джозефа Макгоуэна. Он был осужден до его принятия, а закон обратной силы не имеет. Поэтому, следуя постановлению апелляционного суда, комиссия штата Нью-Джерси по вопросам условно-досрочного освобождения и Розмари Д'Алессандро стали готовиться к рассмотрению его очередного ходатайства.

Оно обещало быть особенно сложным, поскольку вскоре после отказа 1993 года Макгоуэн оспорил в апелляционном суде пункт решения, запрещавший ему ходатайствовать об УДО до 2005 года. Суд затребовал у комиссии по УДО дополнительную информацию, после чего оставил ее решение в силе. В течение нескольких следующих лет Макгоуэн подавал апелляции еще трижды, и каждый раз на их рассмотрении присутствовала семья Д'Алессандро. Выступать с заявлением потерпевшей стороны было трудно, но Розмари считала, что обязана как можно более реалистично описать муки Джоан и ее близких.

В мае 1998 года суд постановил, что комиссия завысила требования к условно-досрочному освобождению Макгоуэна. Он счел, что члены комиссии не должны рассматривать вопрос о том, исправился убийца или нет. Они обязаны обоснованно решить, существуют ли угроза совершения им еще одного тяжкого преступления в случае выхода на свободу; другими словами, опасен ли он?

Здесь на сцене появился я.