Текст книги "Сексуальные маньяки. Психологические портреты и мотивы"

Нас особенно интересовали случаи посягательства на половую неприкосновенность в детском возрасте, поскольку ряд исследователей считает это важным фактором развития в дальнейшем сексуальной агрессивности.

Изучение особенностей развития личностей этих 36 убийц показало наличие у них сексуальных проблем, насильственных действий и навязчивых сексуальных фантазий в детском и подростковом возрасте (см. табл. 2.3). Поскольку зрелище полового акта или акта насилия может оказать сильное воздействие на ребенка, мы интересовались наличием подобного опыта у объектов нашего исследования. В девяти случаях мужчины были свидетелями сексуального насилия; еще в девяти – шокирующего сексуального поведения родителей; в одиннадцати случаях убийцы были очевидцами шокирующего сексуального поведения родственников или знакомых («Я застукал свою подружку с приятелем в голом виде»).

Таблица 2.3

СЕКСУАЛЬНЫЙ ОПЫТ ДЕТСКИХ ЛЕТ

Убийц также спрашивали о случаях травм половых органов (потребовавших хирургического вмешательства) или заболеваний, передающихся половым путем (ЗППП). Шестеро из них сообщили о наличии ЗППП в подростковом возрасте («Я подцепил триппер во время своего первого опыта с проституткой») и прочих инцидентах, включая самоповреждение половых органов в виде наказания за «дурные мысли» и сбривание волос на всем теле «в целях чистоплотности». Связанные с сексом стрессогенные ситуации имели место у девятнадцати преступников и включали негативную реакцию родителей на мастурбацию, оскорбления в связи с гендерной идентичностью и/или обнаружение гомосексуальных наклонностей в подростковом возрасте.

На вопрос о предыдущем опыте насильственных действий сексуального характера двенадцать из двадцати восьми ответивших мужчин (43 %) сообщили, что подвергались им в детстве (в возрасте от года до двенадцати); девять (32 %) подвергались им в подростковом возрасте (от тринадцати до восемнадцати лет) и десять (37 %) – во взрослом. Психологически травмирующие случаи прямого сексуального принуждения имели место как в семье («Еще ребенком я переспал со своей матерью», «Отец насиловал меня с четырнадцати лет», «Мой сводный брат попытался изнасиловать меня»), так и вне ее («Когда мне было то ли семь, то ли восемь, в городе меня снял какой-то мужик»), а также во взрослом возрасте в тюрьме.

Во взрослом возрасте сексуальный опыт этих убийц часто ограничивался фантазиями, аутоэротизмом или сексуальным самоудовлетворением. Хотя двадцать из них смогли назвать возраст, в котором впервые получили оргазм от секса по согласию, они не сообщали о случаях длительных сексуальных связей со сверстниками. Так, один мужчина, имевший богатую историю мастурбации на девиантные фантазии с подросткового возраста, в последний год обучения в колледже посчитал себя «слишком старым, чтобы оставаться девственником», и начал ходить к проституткам.

Почти половина испытуемых сообщили о развившейся у них во взрослом возрасте сексуальной аверсии[4]4
  Сексуальная аверсия – одна из наиболее тяжелых разновидностей сексуальной дисфункции; отвращение к половому акту. (Прим. ред.)


[Закрыть]. Более трех четвертей опрошенных признали наличие у них опасений и проблем, связанных с сексом. Больше половины назвали себя сексуально безграмотными; почти 70 % считали себя сексуально неполноценными; 56 % сталкивались с сексуальной дисфункцией; 30 % были озабочены размером своих гениталий. Многих волновали другие проблемы сексуального характера («Думаю, я не такой, как все»); некоторые предпочитали секс только с трупами женщин. У интервьюеров возникло подозрение, что у большинства из шестнадцати мужчин, не сообщивших о возрасте первого сексуального контакта по обоюдному согласию, вообще никогда не было полового акта не по принуждению.

Анализ связи между принуждением к сексу в детском и подростковом возрасте и возникновением сексуальных проблем показывает, что подвергшиеся сексуальным домогательствам с большей вероятностью (в порядке убывания разницы) сообщали о конфликтах на почве секса (92 % против 40; p = 0,01[5]5
  P-значение – статистический критерий, позволяющий определить вероятность того, что полученный результат является следствием случайности. Для большинства исследований минимально приемлемым p-значением является p = 0,05, то есть существует 5 %-й шанс, что результат был получен случайно. В данном случае этот шанс составляет 1 %, то есть результат почти наверняка не является случайным. (Прим. ред.)


[Закрыть]), сексуальной дисфункции (69 % против 50) и сексуальной неполноценности (77 % против 60). В части сексуальной безграмотности различий почти или совсем не было.

В иерархии сексуальных интересов преступников преобладали визуальные стимулы. На первом месте была порнография (81 %, или 25 ответов из 31), следом шли компульсивная мастурбация (79 %), фетишизм (72 %, или 21 из 29 ответов) и вуайеризм (71 % или 20 из 28 ответов). Реже упоминались связывание, эксгибиционизм, сексуальный контакт с животными, непристойные телефонные звонки, фроттеризм[6]6
  Фроттеризм – сексуальная девиация, заключающаяся в получении удовлетворения от прикосновений, притираний к телу своей жертвы в толпе. (Прим. ред.)


[Закрыть] и переодевание в женскую одежду.

Анализ связи между принуждением к сексу в детском и подростковом возрасте и сексуальными практиками показывает, что подвергшиеся сексуальным домогательствам с большей вероятностью (в порядке убывания разницы) сообщали о сексуальных контактах с животными (40 % против 8; p = 0,06), сексе со связыванием (55 % против 23), фетишизме (83 % против 57), совершении непристойных телефонных звонков (36 % против 15), эксгибиционизме (36 % против 21), просмотре порнографии (92 % против 79), фроттеризме (27 % против 15) и переодевании в женскую одежду (18 % против 7). В части вуайеризма различий почти или совсем не было.

Трое преступников самостоятельно заявили о том, что с 12-летнего возраста практиковали гипоксифилию (удушение во время полового акта). В одном случае мужчина рассказал о своих сексуальных фантазиях (начавшихся в возрасте 4–5 лет), которые он интенсифицировал путем мастурбации с одновременным прокалыванием нижней части живота булавками, перочинными ножиками и рыболовными крючками. Однажды в возрасте 13 лет он совершил суицидальный жест, выстрелив себе в живот из пистолета 38-го калибра.

Мы сравнили убийц, подвергшихся сексуальному насилию, с убийцами без подобного опыта с учетом следующих факторов семейных отношений: (1) эмоционально-социальное качество отношений испытуемого с его матерью; (2) эмоционально-социальное качество отношений испытуемого с его отцом; (3) родитель, занимающий доминирующую позицию в воспитании; (4) социально-экономическое положение семьи; (5) постоянство места жительства и (6) состав семьи. Исходные данные для анализа были получены от 24–28 убийц.

Отношения с матерью. Согласно результатам исследования, 42 % из 12 сексуально виктимизированных убийц сообщили о низком эмоционально-социальном качестве отношений с матерью в детском и подростковом возрасте. Аналогичный показатель среди убийц, не подвергавшихся сексуальному насилию в детском и подростковом возрасте, составил 21 % (см. табл. 2.4).

Отношения с отцом. Согласно результатам исследования, 92 % из 12 убийц, подвергшихся сексуальному насилию в детстве, сообщили о низком эмоционально-социальном качестве отношений с отцом в детском и подростковом возрасте. Это существенно отличается (р = 0,002) от доли убийц, не подвергавшихся сексуальному насилию (см. табл. 2.4).

Социально-экономическое положение. О социально-экономическом положении семьи, в которой воспитывался убийца, говорит ее принадлежность к средним/обеспеченным или к малоимущим/неимущим (в некоторых случаях живущим на социальное пособие). Согласно результатам исследования, 54 % сексуально виктимизированных убийц происходили из малоимущих или неимущих семей, тогда как среди испытуемых, не подвергавшихся сексуальному насилию, этот показатель составил 33 % (см. табл. 2.4).

Доминирующий родитель. Доминирующая роль отца или матери не влияла на вероятность сексуального насилия над испытуемым (см. табл. 2.4).

Постоянство места жительства. Согласно результатам исследования, 23 % сексуально виктимизированных убийц не имели стабильного места жительства против 20 % тех, кто не был виктимизирован, то есть этот фактор не влиял на вероятность сексуального насилия в детстве (см. табл. 2.4).

Состав семьи. Согласно результатам исследования, 26 убийц описали свои семьи как полные с двумя биологическими родителями или как полные с одним биологическим и одним приемным родителем. Среди тех, кто подвергся сексуальному насилию, 46 % происходили из семей с приемным родителем, тогда как среди тех, кто не был сексуально виктимизирован, этот показатель составил лишь 15 % (см. табл. 2.4).

Таким образом, наши результаты подтверждают тезис Хирши (1969) о том, что нормальные родственные связи, традиционные занятия, жизненные цели и приверженность традиционным ценностям понижают вероятность делинквентного (антиобщественного) поведения среди молодых людей. Хирши установил, что привязанность к родителю в значительной степени связана с сопротивляемостью делинквентности.

Таблица 2.4

ЗАВИСИМОСТЬ СЕКСУАЛЬНОГО НАСИЛИЯ ОТ ФАКТОРОВ СЕМЕЙНЫХ ОТНОШЕНИЙ И СОСТАВА СЕМЬИ

Наше исследование показало также, что вместо раскрытия себя в соответствующих возрасту интересах и занятиях в подростковом возрасте убийцы погружались в собственный мир агрессивно-сексуальных фантазий. Нетрудно заметить, что фантазии ребенка, первоначально призванные помогать ему справляться с издевательствами и тяготами домашней жизни, постепенно перенаправляют его из реального мира в его собственный, где можно осуществлять полный контроль насильственными методами. Эти фантазии становятся критически важными для ребенка, а впоследствии и для мужчины. Однако это не фантазии о побеге в лучшую жизнь, часто свойственные детям, восстанавливающимся после сексуальных надругательств или жестокого обращения. Эти мужчины не компенсировали пережитую в детстве агрессию идиллическим мировосприятием или творчеством. Напротив, их энергия сосредоточилась на фантазиях об агрессии и контроле над другими, втайне имитирующих издевательства над ними самими и отождествляющих их с агрессором. Как сказал один из убийц: «Никто не потрудился выяснить, в чем была моя проблема, и никто не знал о моем воображаемом мире».

Поведенческие индикаторы

Мы считаем поведение и жизненный опыт важными индикаторами того, что будет мотивировать убийцу в дальнейшем. В рамках данной работы нами были изучены эти факторы, которые мы назвали поведенческими индикаторами действий по отношению к другим в связи с возможностью их влияния на акты агрессии со стороны объектов исследования. Для анализа поведенческих индикаторов использовался контрольный список симптомов и поведенческого опыта (см. табл. 2.5). Контрольный список был создан на основе стандартного опросника, используемого в социально-психологических исследованиях, с включением индикаторов преступного поведения и мышления, полученных из опыта изучения преступности профайлерами ФБР. Однако читателю следует помнить, что многие из этих поведенческих симптомов не имеют строгого определения или возможности измерения. Например, не существует метода количественной оценки модели мастурбации[7]7
  По-видимому, имеется в виду отсутствие методов непосредственного измерения параметров этого явления, не основанных на проведении опроса. (Прим. ред.)


[Закрыть].

Детство. Анализ 24 позиций контрольного списка показывает, что в детстве у свыше 50 % убийц имели место мечтательность (82 %), компульсивная мастурбация (82 %), замкнутость (71 %), патологическая ложь (71 %), энурез, или недержание мочи (68 %), нежелание подчиняться (67 %), ночные кошмары (67 %), порча имущества (58 %), пиромания (56 %), воровство (56 %), жестокость по отношению к детям (54 %) и комплексы по поводу своей внешности (52 %).

Такие факторы, как сексуальные отклонения и пережитое в детстве сексуальное насилие, оказывают значительное влияние на формирование личностей убийц.

Подростковый возраст. В подростковом возрасте у свыше 50 % убийц имели место агрессивные действия, направленные на взрослых (84 %), нежелание подчиняться (84 %), компульсивная мастурбация (82 %), воровство (81 %), мечтательность (81 %), замкнутость (77 %), патологическая ложь (75 %), ночные кошмары (68 %), комплексы по поводу своей внешности (63 %), жестокость по отношению к детям (64 %), порча имущества (62 %), энурез (60 %) и пиромания (52 %). Почти половина убийц (46 %) сообщила о жестоком обращении с животными в подростковом возрасте.

Таблица 2.5

ПОВЕДЕНЧЕСКИЕ ИНДИКАТОРЫ ЛИЦ, СОВЕРШАЮЩИХ УБИЙСТВА НА СЕКСУАЛЬНОЙ ПОЧВЕ, ДЛЯ ДЕТСКОГО, ПОДРОСТКОВОГО И ВЗРОСЛОГО ВОЗРАСТОВ

Взрослый возраст. Во взрослом возрасте у свыше 50 % убийц имели место агрессивные действия, направленные на взрослых (86 %), мечтательность (81 %), компульсивная мастурбация (81 %), замкнутость (73 %), нежелание подчиняться (72 %), патологическая ложь (68 %), комплексы по поводу своей внешности (62 %), воровство (56 %) и ночные кошмары (52 %).

В чисто описательных целях мы используем для классификации поведенческих индикаторов термины «внешние» и «внутренние». К внутренним особенностям поведения относятся присущие данному индивиду образ мыслей и жизненный опыт. Мечтательность, компульсивная мастурбация и замкнутость – внутренние поведенческие индикаторы, наиболее устойчиво наблюдавшиеся на протяжении трех периодов развития убийц. К внешним особенностям поведения относятся те, которые могут наблюдаться другими людьми. Наиболее часто упоминавшиеся из них – патологическая ложь, нежелание подчиняться, воровство, жестокость по отношению к детям и агрессивные действия, направленные на взрослых.

Интервью с 36 осужденными преступниками, совершившими убийства на сексуальной почве, позволили получить более глубокое представление именно об их внутреннем мире. Как указывалось в предыдущей главе, мы считаем, что этот мир содержит установки, убеждения и обоснования относительно подробностей совершения убийства. Такие установки и убеждения подпитывают фантазии, не позволяющие преступнику связать себя с жертвой каким-либо позитивным, сочувственным или эмпатическим образом. Напротив, убийца постоянно прибегает к фантазиям для построения конструктов и убеждений, оправдывающих жестокость и умаляющих их воздействие на жертву.

Результаты деятельности

Изучение показателей деятельности этих убийц выявило еще один парадокс. Несмотря на их ум и способности, они часто показывали низкие результаты в учебе, работе и воинской службе. Степень успешности во всех этих областях не соответствовала их потенциалу (см. табл. 2.6). Многие преступники с детских лет ощущали себя неудачниками. По всей видимости, в конечном итоге они компенсировали низкую успешность именно фантазиями, в которых имели полный контроль над всем.

Хотя уровень умственного развития подавляющего большинства этих преступников позволял им хорошо учиться в школе, в начальных классах некоторые из них оставались на второй год. Один убийца с показателем IQ 112 сказал следующее:

Во втором классе я не успевал, потому что оказался необучаемым. [Родители] меня хотели вообще из школы забрать. Хотели, чтобы я сидел дома и работал на ферме. Но потом я сразу перескочил в третий класс, потому что сдал экзамены за весь второй, и там что-то у меня шло отлично, а что-то – вообще никак. В арифметике я был силен, а с грамматикой ничего не получалось.

Только треть испытуемых показывали среднюю или выше средней успеваемость в средней школе, а 22 учились плохо или очень плохо. Большинство среднюю школу не закончили.

Кроме того, мужчины часто упоминали об отставании в учебе в связи с детским ощущением собственной неполноценности. Как сказал один из убийц:

Со своим образованием я подзадержался. Когда я попал в тюрьму, там со мной сидел один университетский профессор. Он и научил меня толком читать. Времени не жалел, помогал мне с гласными. Засиживался со мной, не относился как к какому-то тупому малолетке. Разговаривал со мной так, будто я ему ровня.

Таблица 2.6

РЕЗУЛЬТАТЫ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

В дополнение к школьной успеваемости мы изучили успехи испытуемых в работе. Несмотря на уровень умственного развития, позволяющий заниматься квалифицированным трудом, большинство преступников имели небогатый опыт работы даже на позициях, не требующих наличия квалификации. Только 20 % из них когда-либо имели постоянную работу. Так, послужной список одного преступника за три года, предшествовавших его аресту за тройное убийство, выглядел следующим образом: мясник (восемь месяцев), продавец/разносчик товаров (пять месяцев), несколько временных работ (восемь месяцев), радиомеханик (три месяца), безработный (десять месяцев), мастер по ремонту телевизоров (два месяца).

Не отличалась успешностью и воинская служба. Только четверо из четырнадцати служивших в армии были уволены с положительной характеристикой. Один из них относит зарождение своих девиантных фантазий к периоду после увольнения из армии.

Мои детские и подростковые фантазии сильно отличались от тех, которые появились после возвращения из Вьетнама. В тех, которые были в подростковом возрасте, я бывал всего лишь жертвой и только после Вьетнама начал фантазировать, как выплескиваю ярость и гнев на внешний мир, женщин и общество.

Двое мужчин были уволены на общих основаниях, трое – по нежелательности дальнейшего прохождения службы, и еще двое – по медицинским основаниям. Одно из увольнений в запас последовало в результате «явно выраженной агрессии по отношению к женщинам». В данном случае командование решило уволить мужчину в запас, поскольку сочло вероятной причиной этого тяготы военной службы. Как ни прискорбно, но впоследствии агрессивность этого мужчины вылилась в убийство нескольких женщин.

В заключение

При оценке социального окружения и главных событий детства объектов нашего исследования целесообразно рассматривать их с точки зрения важности для формирования предпосылок преступного поведения в дальнейшем. Наличие определенных талантов, которые обычно способствуют положительному развитию и достижению жизненного успеха, не отвратило этих людей от убийства. Напротив, они были полностью поглощены своими личными и семейными проблемами. Можно ли утверждать, что именно эти проблемы обусловили склонность к человекоубийству во взрослом возрасте? Подобные причинно-следственные связи труднодоказуемы, однако разумно предположить, что неудовлетворительное социальное окружение включает также и внешних интервентов в лице учителей, сотрудников органов по работе с несовершеннолетними и врачей-консультантов, к которым направляют для обследования проблемных детей. Примечательно, что 25 из этих 36 мужчин в детском или подростковом возрасте проходили психиатрическую экспертизу или подвергались принудительному лечению. Многие люди, включая родителей, не уделяли должного внимания поведению мальчика, бездействовали и руководствовались ложными представлениями о развитии детей (например, «дети есть дети»).

Со временем основанные на негативных установках стереотипы мышления и взгляды развивались и перерастали в безусловное оправдание насилия над людьми.

Большинство убийц имеют схожие поведенческие паттерны на протяжении своего развития, а также отличаются отсутствием успехов в учебе, работе и военной службе.

3
Потребность убивать: стереотипные реакции

Ответы 36 исследованных нами убийц на фундаментальный вопрос о том, что послужило толчком к их первым убийствам, показали, что для группы в целом были характерны: (1) продолжительное добровольное существование в собственном воображаемом мире; (2) увлеченность мыслями о насилии и фантазиями сексуальной направленности. В преддверии первого убийства эти фантазии в основном концентрировались на умерщвлении. Фантазии же, появлявшиеся после первого убийства, часто концентрировались на совершенствовании навыков маньяка.

С недавнего времени роль мыслей и фантазий в мотивах и поведении подозреваемых лиц изучается в контексте насильственных преступлений, особенно убийств на сексуальной почве. За последние двадцать лет роль садистских фантазий была объектом внимания целого ряда исследований (Brittain, 1970; Reinhardt, 1975; Revitch, 1965, 1980; Westet al., 1978), в частности, Маккалох и коллеги (1983) предположили, что акты садизма прямо связаны с фантазиями и что фантазии определяют поведение.

Анализируя информацию, почерпнутую из наших интервью с убийцами, мы попытались увязать количественные данные с показаниями самих убийц о наличии у них агрессивных мыслей и фантазий, направленных на сексуализированную смерть. Результаты свидетельствуют о том, что такие паттерны мышления сформировались на ранних этапах жизни и существовали в контексте социальной изоляции.

Центральная роль фантазирования в процессе формирования мышления у этих мужчин отмечена в высказывании одного из них: «Всю свою жизнь я понимал, что в конечном итоге буду убивать». Она заметна и в высказывании родителя одного из испытуемых: после осуждения сына за фетишизированный разбой он высказал опасение, что переменчивость настроений и замкнутость доведут того «до чего-то действительно ужасного и трагического».

Современные представления о стереотипах мышления как о факторах стереотипов поведения (Beck, 1976) в сочетании с исследованиями садистских фантазий (Brittain, 1970; MacCulloch et al., 1983; Ressler et al., 1985) служат основой нашей гипотезы о том, что фантазирование является фундаментом мотивации к убийству на сексуальной почве.