Текст книги "Мир в 2050 году"

В отличие от высокого искусства кино требует массового зрителя, а не кучки очень богатых ценителей: это важно для его судьбы. На протяжении десятилетий кинематографисты во всем мире делали серьезные, вдумчивые фильмы, которые исследовали состояние души человека. Лучшие картины мира во все времена не знали государственных границ. Но при прочих равных условиях людям больше нравится то, что производятся у них, на языке, на котором они сами разговаривают. Именно поэтому кинематограф активно развивается в густонаселенных странах: индийский Болливуд – крупнейший в мире центр по объему кинопроизводства. Богатый кинематографический потенциал имеет Россия. США же по-прежнему лидируют по продажам билетов и останутся лидерами еще в течение длительного времени (кассовые сборы там почти в девять раз выше, чем в Китае; и это при том, что в США в четыре раза меньше населения и гораздо дороже билеты).

_{Рис. 5.3. Киносумасшествие}

^{Источник: Институт статистики ЮНЕСКО}

Окажутся ли другие кинофабрики мира в состоянии бросить вызов Голливуду в качестве основных экспортеров? Вероятнее всего, нет. Голливуд превосходно делает визуально неординарные фильмы, которые можно продавать в любом месте. Блокбастер стоит свыше 200 млн долларов (а учитывая затраты на маркетинг, к этой сумме можно запросто добавить еще 100 млн). Есть только одно место в мире, где за такие деньги можно найти всё и всех для создания подобных зрелищ, начиная со строителей декораций и заканчивая дизайнерами костюмов, специалистами по компьютерной анимации и отличными актерами.

Новые покупатели, новые кураторы

И Китай, и страны Персидского залива быстрыми темпами строят музеи. Политика нефтяных монархий Персидского залива состоит в том, чтобы убедить известные западные музеи, такие как музей Гуггенхайма и Лувр, построить филиалы в их пустынях. Семья аль-Тани, которая правит Катаром, в последние 25 лет скупает лучшие произведения исламского искусства, какие только появляются на рынке. В 2008 г. в столице Катара Дохе открылся Музей исламского искусства, спроектированный американским архитектором китайского происхождения Йо Минг Пеем. Музеи строятся и в Китае. Можно предположить, что музеи современного искусства распространятся и за пределами Гонконга, Пекина, прибрежных районов, которые сегодня имеют деньги. Это продолжит влиять на продажи предметов искусства.

Однако существует разница между покупкой произведений искусства в Восточной Азии и в странах Персидского залива. Китай может рассчитывать на то, что станет страной, подобной Англии или США, с растущей прослойкой среднего класса, который заложит и фундамент больших продаж, и повысит объемы относительно мелких сделок. В странах Персидского залива экономическое будущее зависит только от нефти и газа и от того, как долго нефтедоллары будут подпитывать капиталы маленьких богатых кланов. И хотя более мудрые монархи некоторых государств Персидского залива уже планируют будущее своих стран после завершения эпохи «больших углеводородов», их капиталы находятся далеко не в безопасности.

Китай покупает предметы искусства, потому что богатеет. Нефтяные эмираты уже богаты, и они скупают искусство, чтобы в перспективе, когда поток нефтедолларов иссякнет, превратиться в туристические центры.

Это не означает, что другие регионы-кинопроизводители не смогут расти. Азиатско-тихоокеанский кинорынок уже стоит около 3 млрд долларов в год, что неплохо в сравнении с 5 млрд долларов крупнейшего рынка в мире – североамериканского. Благодаря низким ценам на билеты азиаты стабильно и огромными толпами стекаются в кинотеатры (см. рис. 5.3). И они любят местные фильмы – в начале 2011 г. в Китае из общего дохода, который принесли 20 самых кассовых фильмов, около 60 % пришлось на ленты именно местного производства. При этом три самых кассовых фильма стали именно китайскими, хотя студиям в Гонконге (центре китайского кинопроизводства) не хватает индийского размаха. В Индии поход в кино, скорее, выглядит как где-нибудь в США – в стране активно растет средний класс. Что это означает? По-американски – это мультиплекс-кинотеатры для городской элиты и показ фильмов о жизни среднего класса. В действительности в Индии роскошные мультиплексы имеют к тому же отдельные салоны первого класса с официантами, подающими закуски. Так что американские и британские сети кинотеатров могут кое-чему поучиться и у Индии.

Основная тенденция состоит в том, что при прочих равных условиях людям нравятся либо плоды собственного производства, либо очень дорогие вещи. Это верно и для Африки. Нолливуд – киноиндустрия Нигерии – штампует больше фильмов (около 50 в неделю), чем где-либо на Земле, за исключением Болливуда. И они пользуются популярностью во всех странах Африки, потому что основываются на местной тематике. Между тем африканская элита презирает Нолливуд, считая его культурным вирусом (совсем как французские интеллектуалы Голливуд). Цифровая съемка позволяет нигерийцам и подражающим им другим африканцам быстро всему учиться. И другие африканские киноцентры, от Ghallywood в Гане до Lollywood в Либерии, имеют свои планы на будущее.

Исходя из нынешних тенденций, старый «большой» и новый «малый» экраны, скорее всего, в ближайшие десятилетия сольются воедино. Цены на билеты вырастут, технологии просмотра фильмов разовьются, и поэтому все больше людей предпочтут смотреть кино в своих гостиных, а не в кинозалах. Киностудии, которые в последние десятилетия сделали ставку на продажи DVD, чтобы увеличить прибыли, вместо этого в ближайшие десятилетия распространят свои фильмы через платные телеканалы и потоковые службы, такие как HBO и Netflix (или их правопреемников), рассчитывая максимизировать свои доходы. Не исключено, что они попробуют обойти дистрибьюторов, обратившись напрямую к потребителям.

Благодаря этим изменениям возникает соблазн предположить, что дни программ телепередач сочтены: с переходом на работу по принципу «всё по требованию» люди станут просто смотреть любимые программы, когда захотят. Но этот прогноз оправдается лишь отчасти, и не только по техническим причинам, поскольку он не учитывает событийный характер премьер. Новый эпизод сюжетной программы становится событием сам по себе, и зрители охотно делятся впечатлениями от него в Facebook или Twitter. Даже самые несгибаемые поклонники не захотят ждать неделю, чтобы увидеть новую серию, и не станут записывать спортивный репортаж, чтобы посмотреть через неделю. То же самое и с реалити-шоу: никто не захочет смотреть X Factor[13]13
  Популярное британское музыкальное реалити-шоу.


[Закрыть] на следующий день после его выхода в эфир. Телевизионные продюсеры просто разместят рекламу новых серий на месяцы вперед, как они это делают сейчас с новыми фильмами, надеясь максимизировать свой контроль над зрителем (и, следовательно, количество денег, которое они получат от них и дистрибьюторов).

_{Рис. 5.4. Времена меняются}

_{Глобальные продажи музыкальных записей, млрд долларов}

^{Источник: IFPI}

В то же самое время телевидение становится более кинематографичным. В сериалы приходят сценаристы и актеры, которые могли бы сделать честь любому кинопроекту, – тенденция, которая началась с кабельного телеканала HBO, получившего немало наград, и успешно продолжилась его подражателями, такими как Showtime и AMC. Часовые шоу теперь больше напоминают короткометражные фильмы, чем «мыло», которое прежде традиционно предлагалось американскими вещателями. Их успех оказался так велик, что платные телеканалы за пределами США, по всей видимости, возьмут их бизнес-модель на вооружение (разумеется, адаптировав контент так, чтобы он соответствовал местным вкусам).

Пойдет ли музыка вслед за кинематографом в части ориентации на местные вкусы? Крупнейшие американские исполнители с успехом выступают по всему миру, и нет никаких оснований думать, что эта ситуация изменится. Первое десятилетие нового тысячелетия принесло две революционные тенденции: рост широкополосного Интернета (в том числе через мобильный доступ) и обмен музыкой в широкополосных сетях. В принципе, почти любой человек на планете может слушать практически любую музыку, записанную в любом месте.

Стив Уандер пел: «Музыка – это мир внутри вас. С языком, который мы все понимаем». И был неправ. Люди по-прежнему предпочитают, чтобы на их родных языках пели под родную музыку. Это верно вне зависимости от того, насколько широко музыка данной страны известна за рубежом, и того, «подключена» ли страна к Интернету. Бразилия «подключена» не слишком широко, но там создают музыку, любимую во всем мире. Неудивительно, что большинство продаж в этой стране (59 %) приходится на продажи бразильской музыки. С другой стороны, Южная Корея является одной из самых «подключенных» стран на Земле, но, несмотря на популярность k-pop[14]14
  Музыкальный жанр, возникший в Южной Корее и представляющий собой смесь электропопа, хип-хопа, современного ритм-н-блюза.


[Закрыть] в Азии, эта музыка не стала знаменитой в остальной части мира. Тем не менее, как и в Бразилии, 72 % продаж в этой стране приходится на корейскую музыку. Так что ни глобализация, ни развитие технологий не приведет Леди Гага или ее преемников к «завоеванию» всей Земли.

То, что цифровые технологии трансформируют музыкальную индустрию, – данность (см. рис. 5.4). Здесь прочно лидируют США, где половина всех продаж – это «цифра». Но нельзя исключать, что Европа уже зажгла свой маяк, который укажет прибыльной цифровой музыке путь вперед. Служба Spotify мгновенно и бесплатно (не считая периодически появляющейся рекламы) пересылает клиентам миллионы композиций. Бизнес строится на простой концепции ее шведских учредителей: легальное прослушивание музыки должно быть не только дешевым, но и более удобным, чем пиратское. Проще всего сравнить это с кабельным телевидением: если услуга хороша, удобна и при этом легко приспосабливается под запросы клиента, то люди (по крайней мере, в странах со средним и высоким уровнем достатка) согласятся платить скромную сумму и даже мириться с небольшим количеством рекламы, чтобы только не попасть в сети охотников за ловцами хитроумно спрятанных в Интернете пиратских файлов.

Цифровая революция изменит культуру меньше, чем многие могли бы думать. Конечно, цифровая запись и фотография привнесли легкость в процесс производства видео– и аудиопродукции. Каждый компьютер Apple поставляется с бесплатной Garage Band, звукозаписывающей программой с таким набором виртуальных инструментов, о которых лучшие студии в 1960-х гг. могли бы только мечтать. Да и цифровая фотография тоже быстро прошла огромный путь – приличные смартфоны сегодня выдают изображение такого качества, которое во многих отношениях превосходит фотографии, сделанные самыми дорогими цифровыми камерами десять лет назад.

Это породило неиссякаемый источник талантов. Время, которое прежде тратилось на обучение мастерству фотографии, радикально сократилось. Сайты обмена фотографиями, в частности Flickr, представляют собой сообщество, в котором фотографы могут быстро узнать, что нравится зрителям, поделиться техническими советами и рекомендациями, а также продать свою работу. Люди, которые начали заниматься фотографией как хобби, в 20–30 лет делают успешную профессиональную карьеру. Способных, но занудных фотографов, которые когда-то спокойно жили на багаже своих редких знаний о том, как грамотно проявить фотопленку и отпечатать снимок, отодвинут в сторону молодые энергичные конкуренты.

Но это будут конкуренты-профессионалы. Всеобщая доступность высококачественных камер еще не устраняет необходимость в профессионалах, которые должны встать в нужном месте в нужное время и сделать правильное изображение. Набор профессиональных навыков по-прежнему требует и таланта, и практики. Если вас это не убедило, подумайте о том, сможет ли вашу свадьбу или первый день рождения ребенка заснять, например, ваш дядя только потому, что он потратил свою премию на новомодную камеру. Это вдвойне верно для кинопроизводства любого вида с его огромным количеством нюансов, без учета которых невозможно появление качественной продукции.

Фотография – один из видов бизнеса, в котором таланту позволено успешно обойти традиционные каналы дистрибуции. Талант, портфолио (на сайте) и сотрудничество с клиентами – вот и все, что нужно. Но цифровая революция не отменила «привратников» от культуры в других областях. Она просто изменил характер их работы.

Возьмем, к примеру, индустрию новостей. Общеизвестно, что блогеры здорово встряхнули самодовольную медиаиндустрию и в 2000-м, и в 2010 гг. А вот другая тенденция, как оказалось, отмечена не так широко. Речь идет об адаптации СМИ к появлению блогосферы. Известные политические блогеры в США (стране, задающей тон в блогосфере) в массовом порядке наняты на работу в традиционные медиакомпании. Эндрю Салливан, Эзра Кляйн и Нейт Силвер – все эти блогеры-пионеры сейчас работают на традиционные издания (Daily Beast / Newsweek, Washington Post и New York Times соответственно). И в этом они далеко не одиноки.

Качественный контент не может быть «добыт» в промежутках между какими-то другими делами. И его создателям нужно по-прежнему платить за то, чтобы они делали свое дело наилучшим образом. А цифровая связь открыла миру так много голосов, что теперь потребителям приходится сначала «отфильтровывать» их, прежде чем найти те, к которым, как им кажется, стоит прислушаться. Самое простое решение здесь – доверие к уже зарекомендовавшим себя медиакомпаниям.

У солидных медиакомпаний есть еще один инструмент, которым могут воспользоваться независимые художники (авторы, музыканты и писатели), – их маркетинговые службы. Благодаря Интернету многие сделали себе имя. Ашер, звезда музыки в стиле R&B, обнаружил на YouTube Джастина Бибера. Ленни Кравитц, другой певец в стиле R&B, нашел альтернативного фолк-музыканта Лисси на Myspace. Но обе звезды сейчас подписали контракты с известнейшими лейблами: Бибер – с компанией Island, а Лисси – с Columbia. Зная о том, что слава в Интернете мимолетна, художники продолжат брать деньги и принимать маркетинговые предложения от крупных корпоративных промоутеров.

Что касается книгоиздательства, то электронные книги также трансформируют индустрию, но они никогда не заменят издателей. В 2010 г. Amazon продал больше электронных книг, чем книг в твердом переплете, а цифровая литература скоро составит большинство книжных продаж в целом. Но печатные книги продолжат существовать, и люди будут по-прежнему распечатывать статьи, опубликованные в Интернете, чтобы их было удобнее читать. Это в итоге станет неким дополнением, предложением «по требованию», а не основным бизнесом издательств. В то же время абсолютно независимая публикация литературных произведений в Интернете до сих пор остается явлением спорадическим. Аманда Хокинг добилась редкого успеха, самостоятельно опубликовав и продав более 1 млн экземпляров своих электронных книг (романов про вампиров и т. п.) с помощью интернет-магазинов, таких как Amazon и Barnes & Noble. Но она тоже быстро ушла под крыло традиционного издательства St. Martin’s Press. И объяснила свое решение тем, что хочет писать, а не отвечать на электронные послания, заниматься дизайном обложек и вообще быть издателем.

Таким образом, «привратники» никуда не денутся. Учитывая шквал предложений, читатели, мело– и киноманы хотят иметь кого-то, кто поможет им подобрать хороший материал, и зачастую их вкусы во многом совпадают со вкусами многих других потребителей. Это свойство человеческой натуры, и оно вряд ли изменится в ближайшие десятилетия.

А что сказать о человеческой культуре в более широком смысле этого слова? Как она изменится к 2050 г.? Суждено ли ей стать более однородной благодаря «смерти расстояний» или маргинальные культуры выживут и останутся на «длинной дистанции»? Скорее всего, будет происходить и то и другое.

Возьмите язык, один из лучших инструментов человеческой культуры. Не исключено, что несколько столетий спустя XX в. будет отмечен в истории стремительным взлетом популярности английского языка, равно как и многими другими, не менее взрывными событиями. Ни один язык никогда не имел такого глобального охвата, каким в настоящее время обладает английский. Он имеет официальный статус и людей, говорящих на нем как на родном языке, на всех континентах. Более 2 млрд человек живет в странах, где английский язык имеет официальный статус (хотя и не все из них говорят по-английски; а половина из них находятся в Индии). Английский язык – бесспорный язык научных публикаций. В 2001 г. на нем вышло 90 % всех научных работ в мире, при том что на долю любого другого приходилось не более 2 %.

Такой успех не имеет ничего общего с внутренними характеристиками английского языка и напрямую связан с мировым лидерством сначала Великобритании, а затем и США на протяжении столетий, которое ознаменовалось сначала промышленной, а затем и коммуникационной революциями. Тем не менее в этом кроется и извечная ловушка. Английский язык имеет свои недостатки, так же как и клавиатура с раскладкой QWERTY[15]15
  QWERTY – наиболее популярная в настоящее время латинская раскладка клавиатуры, используемая для английского языка. На ее основе создано большинство раскладок для языков, использующих латиницу.


[Закрыть] (если бы клавиатуру проектировали сегодня, то вряд ли кто-нибудь поместил клавишу с буквой А под левый мизинец). Однако после того как весь мир заговорил по-английски, нажать на «выключатель» практически невозможно.

А как же китайцы? Северокитайский, или мандаринский, диалект – один из множества порой непонятных даже самим жителям этой страны «китайских языков» – набирает обороты в КНР при серьезной официальной поддержке. Спорадически, правда, возникают протесты в пользу кантонского диалекта, одной из самых значимых альтернатив мандаринскому диалекту. Однако мандаринский диалект не является языком широкого общения в современном мире, и маловероятно, что в ближайшие десятилетия он станет одним из таковых, несмотря на экономический рост Китая. Язык просто не используется представителями различных групп общения, за исключением немногих людей в мире, которые имеют непосредственные деловые отношения с китайскими партнерами. В значительной степени это происходит потому, что изучение его иероглифической письменности связано с трудоемким запоминанием. Для того чтобы получить базовые знания китайского языка, нужно выучить 3–4 тыс. иероглифов, а для продвинутого чтения и письма – еще больше. Это требует многих лет обучения у самих китайцев, и немногие взрослые иностранцы способны овладеть этой системой до такой степени, чтобы публиковать на этом языке что-то вроде научной работы.

Говорите ли вы на компьютерном языке?

Доминированию английского языка угрожает всего одна вещь, и это не Китай. Еще в начале 1950-х гг. программисты начали всерьез пытаться переводить естественный человеческий язык на язык компьютера. Даже в первые годы XXI в. результаты оставались неутешительными. Тем не менее сегодняшние «ботаники» используют иной подход. Вместо того чтобы заставить компьютер анализировать (и тем самым «понимать») язык, а затем переводить с него, программисты собирают огромные тексты, уже переведенные людьми, и дают компьютерам рассчитать, используя «грубую силу» статистики, что и как переводится. Таков, например, подход программы Google Translate, которая выдает сегодня куда лучшие результаты, чем самая лучшая «умная» программа десять лет назад.

Николас Остлер, ученый, исследующий взлеты и падения языков, утверждает, что английский язык станет «последним lingua franca[16]16
  Язык, используемый как средство межэтнического общения в определенной сфере деятельности. Изначально так назывался смешанный язык, на котором говорили в Средиземноморье. На постсоветском пространстве эту роль исполняет русский язык.


[Закрыть]». Технология перевода улучшается, и изучение иностранных языков станет устаревшим навыком, вроде каллиграфического письма. Тем не менее перевод письменного текста и разговорного языка – это совершенно разные вещи. Остлер делает большую ставку на то, что компьютеры не смогут понять и ретранслировать такие вещи, как паузы, идиоматическая мешанина, столь свойственные речи большинства людей, не говоря уже о том, чтобы переводить ее точно и быстро. На решение этих вопросов может уйти куда больше времени, чем четыре десятилетия, даже если учесть, насколько мы продвинулись вперед за последние четыре года.

Но что же произойдет с 7 тыс. языков мира в отсутствие универсального переводческого устройства? Как ни печально, но, по мнению большинства лингвистов, примерно половина из них умрет вместе с последними разговаривающими на них людьми в течение следующих 100 лет. И большинство из них не «падет жертвой» английского (хотя это неминуемо произойдет в местах вроде Северной Австралии). Горячие точки, где вымрут языки, включают в себя Амазонию и Индонезию. И «убийцами» там будут португальский, испанский и индонезийский языки (бахаса), каждый из которых вырастет в размерах, поскольку государства, где они используются, становятся все более и более интегрированными.

Китай останется верным своему иероглифическому письму по ряду культурно-исторических причин и вряд ли перейдет на латинский алфавит. Этот фактор наложит естественные ограничения на рост китайского языка. Язык, несомненно, станет более популярным, но никак не сможет соперничать с английским, а уж тем более заменить его. Более интересен вопрос, смогут ли китайцы достаточно быстро выучить английский, что повысит экономический рост Китая. Несмотря на сногсшибательное число китайцев, изучающих английский язык (около 300 млн человек), качество обучения ему в стране остается низким и немногие китайцы по-настоящему овладевают им.

Таким образом, носители языков мира сгруппируются вокруг наиболее популярных из них. Английский язык останется на верхней строчке, за ним на вторых местах расположатся китайский, испанский, португальский и тому подобные языки. Хинди вырастет вместе с населением Индии, но он не станет lingua franca даже в самой Индии. Дравидийские племена на юге страны часто отвергают хинди, а элита предпочитает английский. Сфера влияния русского языка отступила вместе с распадом Советского Союза; Центральная Азия и Кавказ медленно приходят к преподаванию английского языка как иностранного, латинизируют свою письменность. Арабский язык останется фрагментированным; миллионы людей, живущих в арабских странах, имеют одни и те же литературные письменные стандарты, но говорят на разнообразных диалектах, зачастую не понимая друг друга, и при этом ни один орган или государство не имеет легитимного права стандартизировать их язык. Ряд региональных языков, например каталонский и валлийский, продолжат жить в «полусвете» (на них будут говорить националисты, поддерживаемые местными властями), но всегда найдут место в тени своих более крупных языков-соседей.

В общем, языки копируют искусство. Хотя глобализация, технологии могут теоретически предоставить аудиторию кому угодно, но на самом деле ее получат не все. Те, кто медленно движется и не меняется, покинут сцену. Влиятельные и богатые, будь то медиакомпании и целые страны, найдут способы использовать новые технологии для сохранения своего влияния. Их восхождение на вершину оказалось нелегким, но и по-быстрому столкнуть их оттуда не получится.