Текст книги "До чего же довёл меня блюграсс. Блюзы и монстры, которые разрушали мою жизнь"

5. Псалмы

Одним из самых странных увлечений моих малолетних соседей были песнопения.

Они показали мне как это делается, и я посвятил много времени этому занятию вместе с ними, не подозревая об оккультной подоплёке подобных практик. Меня никто не предупредил.

По крайней мере, сразу.

Таким образом, пока другие дети на близлежащих землях сражались в бейсбол, футбол и прочие пошлые и глупые игры, мы старательно, порознь или хором, голосили:

 
Канталевер канталевер
Кунаклястер кунаклястер
Кантабринген кантабринген
Гумилятор гумилятор
Вест виргиния вест Виргиния
Канцелятор канцелятор
Гемаглобин гемаглобин
Тойфелькиндер тойфелькиндер
Киндерттостер киндертостер
 

А самым важным волшебным словом было:

 
Кельвинатор, Кельвинатор, Кельвинатор
 

Эдди утверждал, что важнее него только сам Кунаклястер. И не только для кричалок, а при любой опасности – произнеси и оно поможет. Так же, как:

 
Сатанама сатанама сатанама
Сатанама сатанама сатанама
 

Звучало смешно и казалось безобидно. Я повторял их постоянно, не понимая ни немецкий, ни санскрит. Я вообще не знал, на каком языке я пою.

Я пытался разучить с ними песнопение, подхваченное мною в Гетто:

 
Ашкенази ашкенази
Ашкенази ашкенази.
 

Но им не понравилось, потому что слова звучали чересчур по-еврейски, а это никуда не годилось, так сказали мне они.

Так и пролетело лето сорок пятого за распеванием псалмов хором и в одиночку. Быть одному нехорошо, даже опасно. В основном из-за педофилов. Но пока мы поём, сказал нам Эдди, педофилы нас не тронут.

Они и не трогали.

Важно, чтобы другие повторяли волшебные слова, пока ты один. Помня об этом, мы не страдали от одиночества, делая вещи, которые принято делать одному. Ведь мы были не одиноки. Нас объединяло Большое Ка. Все мы находились под его эгидой. В действительности, мы находились где-то ещё, и координаты этого места были тайной. Когда-нибудь, повзрослев, мы узнаем об этом «где-то» ещё больше, путём посвящения в дхарму, и нам откроются настоящие мантры типа «биджа», и каждый из нас выяснит свою истинную половую принадлежность.

Так мы и пели постоянно. Когда поёшь, время проходит быстрее. И я всегда чувствовал себя хорошо, занимаясь этим с кем-то ещё или самостоятельно.

Я спрашивал Эдди, откуда взялись эти напевы. Он знал ответы на все важнейшие вопросы. Даже на те, которые мог прояснить разве что Сатмарский Ребе. Эдди рассказывал, что все арийцы поют от сотворения мира то, чему научил жителей Долины Слайго Ривер Великий Ка – покровитель нашей прародины. В дальнейшем он поделился знанием с другими народами, жаждавшими к ним приобщиться. Вокруг было полно самозванцев. Существа породы «крелль» выдавали себя за людей. Злобные твари, которые на самом деле были покрыты зелёной чешуёй, и подобно рептилиям имели жабры, хвосты и щупальца. Когда-нибудь Великий Ка воплотится и освободит нас от гнёта этих гнусных тварей типа «Крелль». Он произнесёт двойное заклинание, от которого эти якобы белые тут же позеленеют. Тогда-то мы и приступим к осуществлению «программы». С её помощью все злые существа окажутся либо истреблены, либо изгнаны.

Но однажды, средь бела дня, пока чёрные собирали хлопок для продажи в торговых точках Верхнего Мальборо, а мы – беленькие, драили пирамиды на берегах священной реки, солнце взяло и…

Погасло.

Подняв голову, я увидел надо мной огромную тёмную тучу.

Она закрывала солнце как саван покойника.

И так же внезапно температура подскочила градусов на двадцать, а меня охватил некий экстаз. И не меня одного. Остальные чистильщики пирамид вели себя также. Они застыли с разинутыми ртами, выкатив глаза, и смотрели в вышину. Некий транс парализовал всех поголовно – и чёрных, и белых. И всем, похоже, нравилось их состояние. Только не мне. Потому что я не мог пошевелиться.

Было очень страшно.

А потом все дети заголосили новое песнопение, которому их никто не обучал. Нечто совсем новое. Вначале оно звучало совсем тихо и медлительно:

 
Адольф Гитлер Адольф Гитлер
Герман Геринг, Герман Геринг
Йозеф Геббельс, Йозеф Геббельс
Адольф Гитлер, Адольф Гитлер
 

Затем в тексте кое-что изменилось. К именам известных нацистов добавились еврейские:

 
Финкельштейн, Финкельштейн
Кальтенбрунер, Кальтенбрунер
 

И т. д.

И ровно в полдень все поющие дружно обернулись, подняв правую руку, и указали на меня, не переставая петь, перемежая еврейские фамилии с немецкими. В тот день я услышал новое слово:

 
Рассенкранкхайт, рассенкранкхайт
 

И наконец пошли слова волшебной силы:

 
Кельвинатор кельвинатор
Кельвинатор кельвинатор
Кунаклястер Кунаклястер
Кунаклястер кунаклястер
Ом Шри Адольф Гитлерайя Нама
 

Я обнаружил, что снова могу двигаться, хотя остальные дети, застыв неподвижно, продолжали петь. От страха я убежал в Чёрный Лес на той стороне большой реки Слайго, где обитало скрытное кошачье племя.

Мне очень не понравилось, как те детишки вдруг уставились и стали тыкать в меня пальцем, не прерывая песнопений. Причина такого поведения была мне неясна. Поэтому я провёл в лесу около часа, умоляя Кунаклястера раз и навсегда положить конец этим жутким напевам.

Когда я наконец осмелился выйти из леса, саван в небе пропал, и песнопение вернулось в привычное русло англогерманской околесицы:

 
Эвинрудер эвинрудер
Катманду Катманду
Ментолатум ментолатум
Коммунизм коммунизм
Вашингтон Пост Вашингтон Пост
Соцаптека соцаптека
Всем обедать всем обедать
За стол все за стол
 

Итак, облако испарилось, а вместе с ним и зловещие напевы и внушаемый ими страх. Внешне всё приняло прежний вид. Но воспринималось иначе. Потому что стало другим. Что-то вокруг успело измениться.

И я был полон решимости выслушать версию Эдди уже на другой день:

– А вот и ты, Берг, – встретил меня вождь. – Молодец, что зашёл. Так и думал, что ты появишься.

– В самом деле? – удивился я. – Это почему?

– Потому что мне хотелось с тобой поговорить.

– Со мной?

– Да, с тобой, Берг. Слыхал я, будто тебя заштормило посреди вчерашней медитации, это правда?

– Это когда по небу раскинулся чёрный саван, и все поющие стали тыкать в меня пальцем?

– Именно, Берг. Вот об этом я и хотел поговорить с тобой, потому что это очень важно.

– Понимаю, Эдди.

– Видишь ли, Берг, наши медитации в виде массовой одержимости играют большую роль. И впереди их будет очень много. Теперь, когда закончилась война, проигранная Гитлером, но, и это особенно важно, только на внешнем уровне.

– Стало быть, – продолжил он. – Завершить начатое Им великое дело предстоит не кому-то ещё, а нам. Теперь наш черёд.

– А я?

– Тебе не о чем волноваться, Берг. Ты всё ещё слишком мал, чтобы понимать такие вещи полностью. Мы обязательно повысим твою касту перед ближайшим холокостом, Госвами всё устроит.

– Извини, Эдди, но я совсем не понимаю, о чём ты сейчас сказал.

– Не переживай, это нормально. Со временем подрастёшь и поймёшь. Вчера ты удрал с испытания небесным саваном, потому что сдали детские нервы. В другой раз, при появлении облака, держи свой страх под контролем. И не бегай ты ни в какие кусты и леса, ради бога. Пройдя вчерашний тест без испуга, ты бы значительно приблизил момент твоей инициации. Нам всем немного страшно, когда солнце заслоняет эта чёрная попона. Не куксись. В конце концов, ты привыкнешь и перестанешь бояться. Ведь это всего-навсего тест.

– Ай да тест, – усомнился я. – И что же им тестируют?

– А вот этого, Берг, я тебе пока не скажу. Когда-нибудь – обязательно, а пока – нет. Запомни одно: облако-саван не только проверяет, но и учит.

– Верю, Эдди. Только чему именно оно меня учит?

– Всему, что пригодится тебе в дальнейшем. Чему угодно. Чему не учат в школе, хотя навыки и знания транслируемые саваном гораздо важнее. Их поглощение протекает бессимптомно, ты ничего не чувствуешь. Оно внушает без слов. Молча. Во время этих сеансов происходит трансмутация Гнозиса в глубины твоего реального «я», о котором ты и сам не имеешь чётких представлений. Однако оно, вернее, ты, Берг, находится именно там. И когда-нибудь оно выйдет на связь. Но до этой встречи тебе надо дорасти

– Ой…

– Его зовут Атман. Атман Арийский.

– Какой ещё Атман Арийский, Эдди?

– Твой, Берг. Твоя истинная внутренняя сущность.

– Постой, постой. Кажется, я начинаю понимать, кого ты имел в виду – моего Наблюдателя.

– Умница. Таким он упомянут в поздних Упанишадах: Дозорный там, где нет никого, кроме него. Педагоги нас этому не учат, потому что сами они маловеры, отступники, перверты, атеисты, коммунисты, родители и активисты – нечестивые взрослые люди, предали свою веру и свою родину – нашу долину волшебства.

– Даже так?

– И никак иначе. Содеяв это, они отреклись от собственной подлинной сути, потому что все они – атманы-арианы, сотворены Великим Кунаклястером по образу и подобию, творцом всех нас и этой сказочной долины, в которой он поселил созданный им, святой народ, то есть – НАС.

– Вау! – что ещё оставалось мне сказать?

– Ты ведь заметил, Берг, – продолжил Эдди. – Что взрослые, и в особенности педагоги, не хотят, чтобы мы знали правду. Сами в неё не верят, и другим не дают разобраться, кто они есть на самом деле. Они хотят, чтобы каждый из нас был кем угодно, только не самим собой. Чем-то вроде разборной игрушки.

– А зачем это им?

– Все полубоги были созданы Кунаклястером.

– А что такое «полубог»?

– Все, о ком ты слышал. У джайнистов имеется Джайна. У буддистов имеется Будда. Мусульманин, тот боготворит своего Магомета. А для индусов главный божок Брамин.

– Ух ты! Теперь понятно. Раньше я этого не знал.

– Едем дальше, – кивнул Эдди. – Великий Кунаклястер творец всего сущего. Им создана наша Долина. Он создал нас. Он создал это планету, и вселенную, и всё, что в ней находится. И тебя, и меня, и Валгаллу.

– Валгалла, это где? – спросил я.

– Валгалла – это рай на земле, Берг. После победы в Армагеддоне Великий Кунаклястер станет царствовать здесь над нами отныне и вовеки веков. Разве это не чудесно?

От возбуждения мы пустились в пляс.

– Скоро, очень скоро, Берг и Эдди, наступит радостный день, когда мы с криками «ура», объединимся в нашей Валгалле, где не переводятся рыба и дичь. Наконец-то мы сможем быть самими собой, насилуя, убивая и мародёрствуя, кастрируя и потроша, истязая и ампутируя. И весь секс, все гамбургеры и любое мороженое с газировкой достанутся нам, и все виды яств, какие только мы пожелаем. И кроме нас – людей как надо – здесь никого не будет, а чешуйчатые арийцы-притворники и монстры типа «Крелль» отправятся обратно туда, откуда прибыли – в космос и преисподнюю.

После этих слов были пропеты «Хорст Вессель» и «Германия превыше всего» – любимые песни нашего клуба.

Покончив с пением, Эдди уселся за стол и сказал, что хочет мне немного почитать. Я не возражал.

Тогда он достал увесистый фолиант, и начал:

– Так написано в этой книге, Берг. Мы не сами это придумали, это правда – раса людей арийского рода появилась не где-нибудь, а в долине реки Слайго. Они называют себя арийцами, исповедуют веру в Арийский путь (арийскую дхарму). Это санскрит, Берг. Ты ведь уже немного понимаешь этот язык с моей подачи, не так ли?

– Так точно, Эдди. Очень чёткий язык.

– Что есть, то есть, Берг. Только на нём стопроцентно ясно и верно сформулированы наши идеи, описаны наши представления. Нет языка чище. Санскрит – язык общения древних арийцев.

– Ага…

– Они обладали самой первой и единственно верной религией в мире. Вели арийский образ жизни, как я тебе уже говорил. Недаром Будда Гаутама называл свои истины арийскими ещё в шестом веке до нашей эры.

– Ну и ну, – удивился я. – А в школе и в ашраме его изображают совсем иначе.

– Ещё бы, Берг. Дело в том, что нашим наставникам невыгодно, чтобы мы знали правду.

– Чем не выгодно?

– Когда-нибудь сам узнаешь, Берг. Всему своё время. А пока запоминай, что я говорю тебе, иначе ты не сможешь понять расовую теорию. Терпение, Берг, договорились?

– Обещаю, – ответил я.

– А теперь, Берг, ты узнаешь, зачем я вызвал тебя сегодня. Только не волнуйся – бояться тебе нечего.

– Не буду, – кивнул я в ответ.

– Слушай меня внимательно, я хочу, чтобы ты запомнил то, что услышишь.

– Слушаю.

– Дело в том, что облачный саван не только заслоняет солнце, он делает тебя чище.

– Как ванна?

– Правильно, соображаешь, Берг. Что-то вроде ванны. А ты ведь не боишься купаться?

– Нет. Не боюсь.

– Значит, у тебя нет оснований пугаться и савана и его чар. Он вымывает из тебя всё еврейское, страхуя от очередного холокоста.

– А что такое, этот холокост, Эдди?

– Поймёшь, когда узнаешь про предыдущий. Который только что закончился. Я покажу тебе красивые картинки. Не переживай. Как только напечатают, сразу и покажу. Мы вообще собираемся открыть музей холокоста в новом помещении нашего клуба. Там и алтарь будет. Тебе понравится, Берг, вот увидишь. Штука весёлая.

– Правда?

– Естественно, Берг, всё по-настоящему. О том, как это случится, Великий Кунаклястер поведал мне лично, проинструктировав подробнейшим образом. Как только он предстанет перед нами в своём истинном виде, во всей своей красе и мощи, восторжествует Einheit — полное единение, и на земле останется никого, кроме таких как мы с тобой, хороших людей. Они называют это манихейством или двоякостью, но это не более чем скверное определение прекрасных вещей. Наступит день, и мы сольёмся в единое целое, мы будем вместе. Объяснял ли я тебе, что такое вместность, кажется, объяснял, ты не помнишь, Берг? И про Gemutlichkeit (комфортность) – чувство семьи единой, по-моему, тоже что-то говорил.

– Говорил, говорил.

– Итак, когда наступит день нашего единения, мы наконец познаем истинное счастье и свободу, которым не будет ни конца, ни края.

– С ума сойти!

– И это ещё не всё, Берг. Далеко не всё.

– Неужели?

– Ни в коем случае. Это вообще не конец, а только начало. Когда Кунаклястер придёт в этот мир, изменив его полностью, он осчастливит всех его обитателей. Довольны будут все и всегда, потому что Ка очистит почву и всё, что в ней находится. Страданиям любого рода наступит конец. А верующих ожидают покой и счастье ныне и присно и во веки веков, аминь.

– Ты не шутишь?

– Шутки здесь неуместны, Берг. Всё будет бесплатно. Захотел приодеться – костюм возникнет перед тобою из воздуха. Ты ещё и сам не решил, чего тебе не хватает, а оно уже тут как тут. Проголодался – твои любимые лакомства смотрят на тебя. Можешь съесть сколько влезет – всё равно не растолстеешь. Потому что продукты, дарованные Кунаклястером, настоящие. Нет пищи натуральнее. Она питательна настолько, что даже если тебе не захочется добавки, ты подкрепишься с одного раза и будешь сыт ныне и присно вовеки веков, аминь. Любишь стейки? – Они будут из правильной телятины, достойной браминов Хиндустана.

– А как насчёт жареной картошки?

– Будет и картошка. Сколько захочешь, и прожаренная как надо. Такой ещё не пробовал ни ты, ни кто-либо другой, потому что её нигде нет. Это будет платонический картофель фри. И ты сможешь объедаться ею до бесконечности, пока не наступит…, – тут Эдди ввернул слово, которое я не смог разобрать.

– Неужели всё так и будет? Просто не верится, насколько всё это хорошо.

– Не сомневайся, Берг. Всё так и будет, – перебил меня Эдди. – Ведь ты мне веришь? – повторил он дважды.

– Конечно, верю. Но это такая фантастика.

– Нет, Берг, это не фантастика. Я лично общался с Кунаклястером и он угощал меня газировкой с таким вишнёвым сиропом, какой я в жизни не пивал, да и ванильное мороженое было ей под стать. Заметив моё изумление, Он обещал мне, что у всей газировки будет такой же вкус вовеки веков, аминь. И он не обманул меня, Берг. У той, что я постоянно пью в Шепард-парке вкус точно такой же, как у той, что он изготовил у меня на глазах. Я мог бы питаться одной газировкой, веришь, Берг? C какой стати мне рассказывать небылицы про чудеса Клястерлянда, если всё это неправда? Скажи на милость, разве я похож на сумасшедшего, Берг?

– Нисколько, – заверил я его. – Только псих способен выдумать такое из головы.

– Стало быть, всё сказанное мною правда. Правильно, Берг?

– Правильно, – подтвердил я громко и одобрительно. И тогда он перешёл к голым девочкам.

– Нежные бризы овевают блаженный Клястерлянд ароматами благовоний, и повсюду, куда ни загляни, они – голые девочки.

– Голые девчонки?

– Верно, Берг. Прекрасней тех, кого ты видел.

– А я ни разу не видел голых девчонок. Честно.

– Но ты бы хотел, не так ли? – подмигнул он мне заговорщицки.

– Ну, не то чтобы просто посмотреть. А вот если бы потрогать, поиграть с ними, то да сё…

– Правильно, Берг. Понимаю, о чём ты. Мне ли не знать. А я, поверь, знаю всё. Всем нам хочется делать то же самое.

– Всем нам?

– Конечно, Берг. Это так естественно. Все мальчики хотят играть с девочками. Все.

– А в церкви говорили не так. Там говорили, что только плохие мальчики хотят, ну там.

– Да знаю я, о чём они говорят в своей церкви. Там тебе и не такое расскажут. Потому мы с братом Лэрри туда и не ходим. Там одно враньё. В том, что тебя тянет к девочкам, нет ничего позорного, Берг. Это естественно, пойми. Всё нормально.

– Неужели, Эдди? С этим трудно свыкнуться после того, что они мне там внушали.

– Пусть этот грязный трюк останется на совести церковников, Берг, если, конечно, она у них есть. Поверь, с тобою всё в порядке. Ты не злодей и не извращенец. Такие же вещи привлекают каждого.

– Тогда зачем они мне лгут, Эдди? Мне всегда потом так ужасно от этих внушений.

– Церковь построена на лжи, сделана из вранья, и внутри неё звучит только ложь. Её задача не давать человеку веселиться. А по какой причине, этого не смогу объяснить тебе даже я. Они либо ненормальные, либо просто гады. Одно знаю точно – детей они ненавидят.

– Нас – детей? За что?

– Потому что они опасаются собственных страстей и побуждений. А мы – нет. Они это видят и за это они готовы нас убить. За то, что носят и не могут искоренить в себе.

– Как же всё это запутано, Эдди. Обещаю над этим поразмыслить, но не уверен, что смогу разобраться до конца.

– Честно говоря, я и сам не могу, Берг. Чтобы понять, почему сумасшедший так глуп и зол, требуется время.

– Ну и нудятина, – ввернул я словцо, которому научил меня Эдди.

– Нудятина и есть, Берг. Не то слово. Только ты ей не поддавайся. Большое Ка смотрит на вещи иначе.

– Иначе?

– Конечно. Ему нравится, когда дети резвятся. Он совсем не фарисей. Помнишь, я говорил тебе про голых девочек Клястерлянда? Ты можешь с ними делать что захочешь. И это, когда церковь зажимает тебя где только может. Поразмысли над этим.

Меня чрезвычайно манила перспектива игр с голыми девочками. Я полюбил этот процесс заочно. Также, как и арийское мороженое. Но девочки были интереснее.

Остаток того дня я провёл, автоматически настраивая себя против клерикалов. Описание чудес Клястерлянда капитально подзарядило мой энтузиазм. Эта идея импонировала мне всё больше. Плюс голые девочки. Чтобы их потрогать, я был готов на что угодно. Кроме шуток.

– Нет, Берг, ты не представляешь, какой это волшебный край. Ведь драгоценности растут там прямо на деревьях. Захотел бриллиант – протянул руку и сорвал. Бери, сколько тебе надо. А какие лотосы цветут там повсеместно! Далеко видать, как сияют они колдовским переливом синего с зелёным неописуемой красоты. Эти лучезарные бутоны обеспечивают светом всю страну. И никто там не знает, что такое «ночь» или «зима». Потому что наряду с другими камешками изумруды светят круглосуточно. А шоссе и улицы заасфальтированы чистым золотом. И сияние оттуда озаряет всё человечество беспредельно. Разве это не сказка, Берг?

– Да, Эдди, да! – запрыгал я от возбуждения. – Вот бы туда попасть!

Золото, бриллианты и прочее – это, конечно, здорово. Но меня волновали голые девочки. О них я думал в первую очередь. Другие могли думать о чём-нибудь другом, но я думал только о них.

– Таким образом, Берг, стоит тебе подумать о Кунаклястере или произнести нараспев это славное имя, и ты будешь подключён к его интеллекту, чьё совершенство неколебимо. Иными словами, твой мозг заработает в унисон с высшим разумом. Разве это не чудесно, Берг?

Живописуемую идиллию искажали змеиные конвульсии либидо. Пускай другие вместе с Эдди мечтают о мороженом с газировкой, только мне этого мало.

– Отныне, Берг, ты всегда будешь помнить верные слова и суть вещей, то есть их истинную природу. Нужные слова найдут тебя сами, как только в них возникнет потребность. Не волнуйся, Берг, они поселились в тебе навсегда.

– Эдди, это бомба. Даже не знаю, как тебя отблагодарить. Ты столько для меня сделал, столько мне всего открыл.

– Я только хочу, чтобы ты пел, постоянно пел ради меня, ради себя, за весь наш арийский род. Больше ничего не требуется, Берг. Что бы ни случилось, не обращай внимания и пой. Обещаешь, Берг?

– Замётано, Эдди. Песнопения не смолкнут.

– Несмотря ни на что?

– Что бы ни случилось. Я буду петь как ни в чём не бывало.

– До бесконечности, Берг?

– До бесконечности, чтобы ни случилось, несмотря ни на что, Эдди, клянусь!

– Хорошо, Берг. Только ты не забывай, всегда помни, что я хочу, чтобы ты находился вместе со всем отрядом в нашем великом единении, когда оно наступит. Чтобы ты был с нами, когда мы, все как один, шагнём на очищенную землю, когда придёт Кунаклястер и установит своё Царство, всё вокруг изменив в лучшую сторону окончательно и бесповоротно, как и было задумано.

– Боже мой, Эдди, как же я хотел, чтобы со мной когда-нибудь случилось такое. Чтобы я тоже мог с ним познакомиться, как ты.

– Так и будет, Берг, так и будет. Повторяй наши мантры, и он обязательно явится и поговорит с тобой тоже.

– А как же он выглядит, Эдди? – спросил я, мне было интересно.

– Дело в том, Берг, что это не «он» и не «она» в человеческом смысле.

– Вот как? А ты мне его всё-таки опиши!

– Ну, как я уже говорил, это нечто большее, чем лицо определённого пола. И это не изображение, не говорящая картина как в кино. Это как то, что мы только чувствуем, когда смотрим такие фильмы, где… – задумался он в поисках понятного сравнения. Затем после долгой паузы продолжил:

– Я попробую тебе описать, но не уверен, что у меня получится. Иносказательно, с помощью символов. Представь себе жаркий летний день. Ты берёшь велосипед, я знаю, у тебя его пока нет, но тебе его скоро купят. И несёшься на нём далеко-далеко, впрочем, какая разница, идёшь туда же пешком. Солнце печёт немилосердно, а ты всё идёшь и идёшь по жаре куда-то в сельскую местность. Домов на твоём пути становится всё меньше, прохожие попадаются всё реже, а на смену цементу и асфальту под ногами скрипит гравий, затем пылится грунтовая дорога и, наконец, песок. Да, песок. И ты, верхом на велике, или на своих двоих, сворачиваешь туда и медленно движешься по песчаной дороге. По бокам шумят листвой громадные деревья, образуя туннель, но тебе приятно в создаваемой ими прохладной тени. Тебе уже не жарко, но теперь тебя мучит жажда. Жесточайшая жажда.

Но ты не знаешь, где найти воду или колу, ты просто остановился и стоишь, размышляя, где её тут раздобыть, а стоишь ты возле старого амбара с дырявыми стенами и крышей, которые никто не ремонтировал много лет, и тебе жаль заброшенную развалину. Тебе ведь жаль её, Берг?

– Ещё как. Я сейчас заплачу.

– Молодчина, – одобрил Эдди. – Никому до неё нет дела, никто о ней не вспоминает, а она стоит тут одна-одинёшенька, словно ещё живое существо, которое все давно похоронили.

– А это ещё печальней. Хорошо, что живых домов не бывает, иначе их страдания были бы нестерпимы, ведь они не могут позвать на помощь.

– Верно, – поддержал меня Эдди. – А теперь представим, что оно всё-таки живёт и, несмотря на людское равнодушие, чувствует себя отлично.

– Разве такое возможно?

– Возможно, если у тебя есть секрет, неизвестный другим. Дело в том, что на той самой стене, под которой ты отдыхаешь, томимый жаждой, сохранился едва заметный магический знак. Его краски полиняли, но их по-прежнему много.

– Ну и что?

– А то, что это и есть Великий Кунаклястер. И это не выдумка, а то, что случилось конкретно со мной. Я мечтал о воде, когда ко мне обратился символ на стене.

– И?

– Он заговорил со мною, Берг. Так и спросил: ты хочешь пить, малыш? В ответ на мой испуганный взгляд его орнамент сложился в улыбку. Тебе ведь известно, сколько разных кружочков, завитушек, слезинок, крапинок и шипов рисуют на знаках такого рода?

– Ну?

– Ну и затянуло меня в сферу этого знака. То есть, сначала он меня гипнотизировал, погружая в транс, как это было под небесным саваном. Ты ведь тоже тогда побывал в трансе, верно?

– Побывал, но очень испугался.

– Усталость и жажда заставили меня забыть про страх. Едва расслышав слово «пить», я сразу, не успев подумать, подтвердил: конечно, я хочу пить. То есть, Берг, я просто не успел ощутить испуг.

– Понимаю тебя, Эдди. И что же было дальше?

– Внезапно я очутился внутри изображения, кругами падая вниз, но мне было не страшно, потому что Кунаклястер успокаивал меня, повторяя: не надо бояться, малыш, тебя никто не обидит. Побудь здесь немного, и я угощу тебя газировкой с мороженым. Разве не здорово?

– Ещё как! – не будь я знаком с Эдди получше, я бы решил, что он выдумывает.

– Голос у него был приятный и тёплый, – продолжал Эдди. – Обладатель такого голоса не способен причинить вред. Затем внезапно я очутился в просторном драгсторе, где было свежо и прохладно. Ко мне подошёл человек в белой униформе продавца, и он спросил у меня голосом Кунаклястера: тебе с каким сиропом, Эдди? Ты понял, Берг – он знал моё имя! Вот сюрприз! В ответ я спросил, откуда он знает, как меня зовут, где я и кто он такой? На что мне ответили: всему своё время, малыш. Сначала скажи, с каким тебе сиропом. Пришлось назвать мой любимый сироп, ты же знаешь, какой я люблю, Берг!

– Конечно, Эдди. Ты постоянно просишь вишнёвый с ванильным мороженым.

– Верно, Берг. Его-то я и заказал. Заказ мой выполнили молниеносно. И должен тебе сказать, что… – Эдди посерьёзнел, повышая голос. – Это была лучшая газировка в моей жизни. В её букете присутствовали привкусы деликатесов со всей планеты. Там тебе и попкорн и отбивная, всё, что уже знакомо, вперемежку с тем, чего я не пробовал никогда. Вместе с газировкой я поглощал вкусности всего человечества. Отведав её, я утолил мою жажду полностью. Мне больше не хотелось ни пить, ни есть. Ей-богу, никогда в жизни мне не было так хорошо.

– Ух ты! – я снова начал сомневаться в правдивости слов старшего товарища. Однако дальнейшие события вскоре убедили меня, что Эдди говорил правду.

– А тот приятный мужчина в униформе продавца спрашивает: ну как, Эдди, нормальный сироп?

– Ещё бы! – отвечаю. – Лучше не было. А он в ответ: Для тебя, Эдди, только лучшее. Ты отменный вожак. Ни разу не подвёл под монастырь своих подопечных. Жаль, что не все лидеры такие как ты. А вы и других знаете? – спросил я продавца за прилавком. И знаешь, как он мне ответил?

– Нет. Как? Рассказывай, Эдди!

– Он сказал: я – Великий Кунаклястер, тот, что живёт внутри магической эмблемы под крышей сарая. Тебе известно, что есть Бог и есть боги? Конечно, – не растерялся я. – Но вы-то сами кто?

И вот, что мне ответили: Внемли, малыш, тому, кто был здесь до Бога и богов помельче. Мне об этой публике всё известно. Потому что я – Великий Кунаклястер, и я расслышал, как ты воспеваешь моё имя. По-моему, ты очень хороший мальчик.

Да, конечно, возможно, – ответил я. – Не могу сказать точно почему, но к песнопениям лично я отношусь очень ответственно, и добиваюсь от соседских ребят, чтоб они тоже исполняли их ежедневно.

А тебе известно, малыш, почему ты такой сознательный? – не унимался он.

Мне нет. А вам?

Мне – сто процентов, – ответил он, растягивая в слове «мне» последнюю букву. – Ведь это я подсказал тебе моё имя во сне, внушив желание твердить его нараспев. Что ты и делал.

Так вот кто мною управлял? – переспросил я.

Это был я, малыш, не сомневайся. Только учти одну вещь – моё послание получило множество ребят во вселенной, но ты оказался единственным, кто отреагировал на него как надо. Ты хорош по-настоящему, Эдди, и эта газировка, поверь, сущая мелочь перед тем, что ты получишь от меня в дальнейшем. А подарков будет много. И все одного качества с газировкой, которая только что тебе вскружила голову.

Вскружила, и ещё как. Такой просто так не угощают! А ещё дадите?

Конечно, дам, – заверил меня Кунаклястер. – Будь уверен, малыш, отныне каждая газировка будет того же вкуса, что и эта. Дарю. Пока ты поёшь как следует.

Фантастика! Вы и это можете?

Я могу такое, – похвастал он. – Что тебе, малыш, и не снилось. И ты в этом скоро убедишься. У нас впереди много встреч и масса хороших дел. А за мною – много красивых подарков. Пока ты поёшь. Пой, Эдди, и твоя жизнь покажется тебе раем.

И не успев опомниться, я вновь очутился верхом на велосипеде. Полной уверенности, что всё происшедшее реально, у меня не было. Я посмотрел снизу вверх на значок, и он улыбнулся мне в ответ со словами: не теряй веру, Эдди. Та газировка не менее реальна, чем твой нос.

– Ух, ты! – воскликнул я. Теперь я ему верил, потому что никому не под силу придумать историю, которую я услышал от Эдди.

– Само собой, Берг, время от времени наша вера ослабевает. Человек не может постоянно пребывать в форме на сто процентов. Даже на восемьдесят или на семьдесят. Ничего не поделаешь – мы живём в эпоху слабаков. И регулярно проявляем слабость сами. Из-за этого время от времени колеблется сила нашей веры. Но мы не поддаёмся тоске и унынию, укрепляя нашу веру повторением мантр и псалмов.

– Пой и ты, Берг. Пой и не сдавайся, и однажды Кунаклястер, наш Великий Кунаклястер… – возопил Эдди, и стены подхватили эхо его «ура». – Однажды все мы сольёмся воедино! Ура!

Дальше мы голосили с ним на пару.

В моей голове цвели картины окончательного пришествия Кунаклястера. В небе тут и там висели радуги, а с земли взлетал фейерверк, осыпая звёздным дождём золотой небесный град, где каждый обречён вечно упиваться своим счастьем.

Я поделился своими видениями со старшим товарищем.

– А вот это чудесно, Берг, – похвалил меня Эдди. – Потому что место сие не мифическое. Мне доводилось бывать там лично. И доложу тебе, это нечто особенное. А судя по сюжетам, тебе привиделась именно Валгалла, где нам предназначено объединиться под руководством Кунаклястера.

– Ура!

– Ура!

– Но сначала – Армагеддон и полное истребление особей «Крелль». Не сомневайся, Кунаклястер с нами, а стало быть наши шансы на победу велики.

Когда мы наконец вышли на поверхность, у входа в Член-клуб толпилось множество наших соратников, ожидая нас.

– И поведёт нас не один Великий Ка, а также и прежний фюрер американской молодёжи – Адмирал Келвинатор. Да, адмирал Келвинатор, создатель знаменитых холодильников, готовый предоставить нам шкалу Кельвина для ориентации.