Текст книги "История Древнего Китая"

Глава 3
Тюрьмы и наказания

В этой главе я намереваюсь дать описание китайских тюрем; о практикующихся в них жестокостях немало говорили и писали в начале 1858 года, когда Кантон был атакован и захвачен союзными войсками Великобритании и Франции. После описания этих «обителей жестокости» я расскажу о различных степенях наказаний, которые определяют для людей, осужденных как нарушителей законов страны. Многие из этих наказаний предельно бесчеловечны. Например, в тюрьме города Чжэньцзяна я видел несчастного, которому не позволяли садиться три дня и три ночи. Его запястья были связаны длинной цепью, конец которой приковали к стропилу крыши в его камере. Иногда под мышками заключенных протягивают веревки и подвешивают, не давая касаться земли. Некоторые из способов смертной казни в Китае поистине отталкивающе жестоки. Но нет нужды заранее излагать то, что я опишу позже, повинуясь неприятной обязанности. Факты, которые будут представлены вниманию читателя, говорят сами за себя.

Каждая из китайских тюрем в зависимости от ее разряда состоит из определенного числа помещений. В соответствии с этим, например, в тюрьмах таких районов провинции Гуандун, как Наньхай и Паньюй – уездных тюрьмах первого разряда, – есть камеры для подследственных и еще шесть больших отделений. В каждом из этих отделений находится по четыре камеры – следовательно, всего двадцать четыре. Так устроены все уездные тюрьмы. Стены отделений граничат и образуют параллелограмм. Вокруг внешней стены параллелограмма идет мощеная дорожка, на которую открываются ворота отделений. Дорожка примыкает к большей внешней стене, огораживающей всю тюрьму. Камеры довольно большие. В каждом из отделений камеры расположены попарно, так что они образуют две стороны квадрата и напоминают крытые скотные дворы, причем передняя часть каждой обнесена деревянной загородкой от пола до крыши. Дворы вымощены гранитом. В каждой камере есть деревянный помост, на котором заключенные сидят днем и спят ночью. На помостах полно всяческих паразитов и грязи. При этом заключенным редко предоставляется (или не предоставляется вовсе) возможность помыться или даже причесаться – вода в китайских тюрьмах вещь редкая, а расчески и вообще почти неизвестны. В каждой камере стоят большие бадьи, куда справляют нужду заключенные; трудно представить, как люди могут дышать таким смрадом, особенно в жаркое время года. В центре каждого отделения находится небольшое святилище, где стоит идол божества по имени Сян-гун-чжу-шоу. Этот бог, которому поклоняются заключенные, якобы смягчает и склоняет к раскаянию жестокие и упрямые сердца заблудших и нечестивых. Годовщину рождения этой двусмысленной и унылой пародии на божество узники отмечают чем-то вроде пирушки. Расходы на еду берет на себя начальник тюрьмы. Однако этот цербер нередко присваивает часть из небольшой суммы, ежедневно выдаваемой на содержание заключенных.

К тюрьме проходят по узкому коридору, у входа в который расположена дверь обычных размеров. Над входной дверью нарисована тигриная голова с большими вытаращенными глазами и широко раскрытой пастью. Войдя, посетитель оказывается перед жертвенником, на котором стоит фигура тигра, высеченная из гранита. Тигр считается богом – покровителем тюремных ворот. Чтобы снискать милость тигра и обеспечить его бдительность, надзиратели поклоняются ему утром и вечером, поскольку тюремщики в Китае отвечают за охрану несчастных, вверенных их попечению. Во время посещения тюрьмы кантонского уезда Наньхай я видел, как один из надзирателей приносил в жертву каменному тигру кусок жирной свинины. При этом он стоял перед идолом на коленях и возжигал благовония. Внизу большой стены, которую я описал как внешнюю границу тюрьмы, находится несколько лачуг (по-другому не скажешь). В некоторых размещаются женщины-преступницы, в других – целые семьи, пойманные и задержанные мандаринами как заложники. Существует закон, допускающий поимку и задержание в качестве заложников семей, члены которых бежали от правосудия, нарушив законы империи. Таких заложников не освобождают до тех пор, пока не возьмут под стражу их преступных родственников; и в результате они нередко остаются в заключении пять, десять или двадцать лет. Многие из них фактически проводят в неволе всю жизнь. Так, мать или тетка Хун Сюцюаня, вождя Таипинского восстания, умерла через несколько лет в заточении в тюрьме кантонского уезда Наньхай. Я часто посещал невиновную узницу. Старуха тяжело переживала лишение свободы, не обусловленное никакой ее виной. Если преступление беглеца чудовищно или сопровождается серьезными отягчающими обстоятельствами, например покушением на жизнь государя, нередко казнят ближайших родственников преступника, даже если они ни в чем не виноваты, а остальную родню отправляют в изгнание. В 1803 году была предпринята попытка убийства императора Цзяцина. Как только убийцу задержали, его приговорили к смерти под пытками, а его сыновей, находившихся в счастливой поре детства, удавили.

Смертность в китайских тюрьмах так велика, что мертвецкая считается самой необходимой их принадлежностью. Туда сваливают тела всех умерших в тюрьме, и они остаются там, пока не принимают необходимых и очень простых мер по подготовке их погребения. В ходе неоднократных посещений тюрем Кантона^{13} в период с 1858 по 1861 год включительно я часто видел эти хранилища, полные трупов, представляющие самое отталкивающее и тошнотворное зрелище. Некоторые из несчастных явно умерли от жестоких и частых побоев. Другие, несомненно, пали жертвами разных болезней, которые не редки в китайских тюрьмах, чему весьма благоприятствуют эти берлоги. В марте 1859 года я видел в мертвецкой тюрьмы магистрата кантонского уезда Паньюй пять тел людей, явно умерших от голода, – это казнь, к которой нередко приговаривают похитителей людей и других преступников, совершивших тяжелые правонарушения. С моим мнением о причине смерти этих пяти человек всецело согласились трое или четверо господ, бывших тогда со мной, причем один из них был врачом. Непосредственно перед дверью мертвецкой, в нижней части внешней стены, которой обнесена тюрьма, расположена дверца такого размера, чтобы через нее можно было передать труп. Через этот проем трупы всех умерших в тюрьме передают на прилегающую к тюрьме улицу, и их уносят, чтобы похоронить. Считают, что проносить останки умершего узника через ворота ямэня, к которому пристроена тюрьма, – много чести. Кроме того, в этом случае китайские власти сочли бы ворота ямэня оскверненными. Я могу заметить между прочим, что, согласно римскому историку Ливию, трупы всех узников, умиравших в тюрьмах Древнего Рима, таким же позорным образом выбрасывали на соседнюю улицу.

Если говорить о внешности, то несчастные обитатели китайских тюрем, возможно, выглядят более плачевно и убого, чем кто-либо еще. Мертвенные лица, истощенные тела и длинные нечесаные черные волосы – сбривать их не позволяют тюремные правила – делают узников похожими скорее на демонов, чем на людей; они поражают выражением уныния и печали на лицах, которые нелегко забыть. В каждом из тюремных отделений все заключенные носят ножные кандалы. Исключение составляет узник, которого считают более порядочным и который ведет себя лучше, чем все остальные. Ни руки, ни ноги у него не скованы, и в знак того, что ему доверяют и надеются на него, он получает привилегию надзирать за товарищами по заключению в своем отделении тюрьмы. Подобный обычай существовал в Древнем Египте, поскольку мы читаем, что начальник тюрьмы в этой стране отдал под надзор в руки Иосифу всех узников, находившихся в одной с ним темнице.

Одежда китайских заключенных – это сшитые из грубой ткани красного цвета куртка и брюки. На спине куртки большими иероглифами пишется название тюрьмы, в которой содержится носящий ее человек, – если ему удастся бежать из заточения, то люди сразу поймут, что это сбежавший заключенный, и, по всей вероятности, его поймают.

Иногда узники подпадают под императорскую амнистию, особенно при восшествии императора на престол, по случаю его женитьбы или по завершении каждого десятилетия его царствования. Так, указ об амнистии был напечатан в Pekin Gazette от 12 февраля 1872 года. Он начинался с того, что усопшие императоры Китая всегда были милосердны и что их преемник не уступает им ни на йоту в отношении любви к подданным. «Каждый из четырех последних маньчжурских императоров, – говорилось в указе, – объявлял специальную амнистию, когда начинался одиннадцатый год его правления. Теперешний император, не желая уступать им в милосердии, просит у коллегии наказаний разработать план для смягчения кары за преступления всех заключенных в империи, за исключением наиболее тяжких проступков. Между тем пусть все осужденные за незначительные правонарушения будут немедленно освобождены». Добрые люди иногда передают или завещают деньги, чтобы улучшилось положение заключенных. Например, на десятом году правления императора Даогуана казначей провинции Гуандун по фамилии Оу передал соляной монополии десять тысяч долларов. Проценты с этой суммы должны были поступать каждый год на обеспечение узников в главной тюрьме города Кантона. Многие высокопоставленные чиновники этой провинции, подражая примеру казначея Оу, тоже вложили деньги, проценты с которых должны были идти на обеспечение лечения, на снабжение веерами, необходимыми летом, в жару, теплым нижним бельем зимой всех узников больших городских тюрем.

Каждой тюрьмой руководит начальник, в подчинении у которого находится значительное число тюремщиков. Так, в каждой большой тюрьме Кантона есть начальник, двадцать четыре тюремщика, тридцать семь сторожей и пятнадцать копейщиков. Снаружи у ворот каждой тюрьмы устроена казарма, где расквартированы десять солдат. При тюрьме в соответствии с законом должны также находиться врач, пять писарей и шесть носильщиков дров и воды; но насколько это правило соблюдается, сказать не могу. Поскольку тюремщики, сторожа, копейщики и т. п. постоянно видят чужие страдания, они, вероятно, и сами со временем становятся ожесточенней самых неисправимых преступников. Полицейские, прикомандированные к ямэню, тоже крайне неприятные люди, и, к несчастью, нередко делят с вором его добычу, чтобы одурачить или подкупить магистрата.

Начальник китайской тюрьмы покупает свой пост у местного правительства, однако от государства жалованья не получает. Следовательно, он вынужден компенсировать свои затраты, вымогая деньги у обеспеченных родственников или друзей заключенных, которые, конечно, беспокоятся о том, чтобы их несчастным друзьям пришлось перенести как можно меньше лишений и жестокостей, которыми так «славятся» китайские тюрьмы. Если я не ошибаюсь, когда-то в Великобритании было принято должность начальника тюрьмы покупать, не получая при этом жалованья за свою службу из государственной казны. Как и современные начальники китайских тюрем, они обогащались, вымогая у родственников или друзей узников суммы, которые, по-моему, варьировались в зависимости от их средств или общественного положения. Конечно, узники, не имевшие влиятельных друзей или близких, оставались в самом ужасном положении и забвении или умирали, не получая даже предметы первой необходимости. Конец этому положила неутомимость великого филантропа Джона Ховарда; и вправду, было невероятным счастьем для китайских заключенных появление такого филантропа в их стране.

К каждой тюрьме пристроен амбар, в котором начальник хранит самый дешевый и грубый рис. Этот рис – один из источников его побочных доходов: он продает его в розницу заключенным по самой выгодной для себя цене. Овощи и дрова, необходимые для приготовления еды, которые ежедневно предлагают купить узникам, тоже поставляет начальник тюрьмы. Поскольку правительственное содержание каждого заключенного не превышает двадцати пяти медных монет на день, нет нужды говорить читателю о том, что узники, у которых нет друзей и близких, не часто в состоянии купить даже овощи или дрова. В тюрьме магистрата кантонского уезда Наньхай я однажды видел заключенного, который не мог купить дрова и ел сырой рис, пытаясь утолить голод.

Согласно закону, раз в месяц каждую тюрьму инспектирует правительственный служащий. Он обязан выяснить, сколько заключенных умерло в тюрьме в течение месяца, и навести справки о поведении многочисленных тюремщиков, сторожей и копейщиков. После каждой инспекции этот служащий обязан направить доклад наместнику или губернатору. Если окажется, что вследствие небрежения тюремных служащих за месяц умерло два процента находящихся в заключении людей, в перечне проступков делается запись – не только против имени начальника этой тюрьмы, но и против имени помощника магистрата, в юрисдикции которого находится тюрьма. Если умерло три процента, в этой книге делаются две записи; а если смертность достигает четырех процентов, и начальника тюрьмы, и помощника магистрата увольняют с должности. Если же умирают шесть или даже семь процентов, правителя уезда или области, где находится тюрьма, понижают в должности на одну ступень. Существует и книга заслуг; если результаты инспекции оказываются удовлетворительными, в ней делают записи, которые обеспечивают тюремным чиновникам соответствующее вознаграждение.

Кроме тюрем, в которых заключены осужденные, на огороженной территории вокруг ямэня находятся следственные тюрьмы. Они не так велики и не так серьезно укреплены, как обычные. Обычно в следственных тюрьмах есть большое помещение, которое выделяют для тех подследственных, у кого есть друзья, способные удовлетворить аппетиты начальника тюрьмы. В таком случае узников не помещают с людьми отталкивающего вида, нередко покрытыми грязью или страдающими от различных кожных болезней. Обычай этот очень полезен начальнику тюрьмы и всем платежеспособным заключенным и очень плох для остальных узников. Пространство, приемлемое для заключенных, у которых есть друзья, заботящиеся о них, оставляет еще меньше жизненного пространства для подавляющего большинства бедных узников. Они теснятся в обычном тюремном отделении, которое иногда настолько переполнено, что его обитателям негде прилечь. На прилегающих к ямэню улицах, во всяком случае в городе Кантоне (Гуанчжоу), находятся другие следственные тюрьмы. Я не раз видел их битком набитыми, что напоминало душераздирающие истории о Черной Калькуттской Дыре. У меня был случай осмотреть один из таких застенков в жарком августе 1861 года. Тюремное помещение было переполнено предела, и, что, конечно, нисколько меня не удивило при стоявшей тогда жаре, все узники были совершенно голыми. Если бы столько же европейцев заточили в такую маленькую камеру, они бы неизбежно погибли. Пребывание подследственных в таких местах часто надолго затягивается, поскольку отправление правосудия в Китае сопряжено с большой волокитой.

Вора гонят по улицам города плетьми

Я посещал многие китайские тюрьмы и нашел их во всем схожими и устройством, и управлением. Более других привлекла мое внимание печально известная областная тюрьма в Тайване, столице Формозы, – ведь в этой тюрьме во время первой войны, которую вела Великобритания с Китаем, был заключен экипаж «Нарбудды», арендованного транспортного судна ее британского величества (не менее ста девяноста семи душ). И всех их, за единственным исключением, в конце концов увели оттуда на казнь. В камерах, которые, как передают, занимали эти несчастные, я обнаружил много китайских заключенных, стремившихся нарушить скучную монотонность своей жизни при помощи изготовления вееров, и купил некоторые образцы их труда. Перед уходом я посетил участок земли – обычную площадку казней, где были обезглавлены офицеры и экипаж «Нарбудды». Там лежали несколько черепов, которые отбелило солнце, и один из них, с очень высокой лобной костью, по-видимому, принадлежал европейцу.

Теперь обратимся к наказаниям, которым подвергают в Китае осужденных. Мелкие кражи по большей части наказываются поркой. На виновного надевают наручники, вешают на шею украденное или точно такую же вещь, как та, что он украл, и проводят по улицам поблизости от места, где была совершена кража. Перед ним идет человек, бьющий в гонг, и при каждом ударе служащий, идущий позади, жестоко бьет преступника по плечам двойной ротанговой тростью, возглашая: «Вот как наказывается вор». Поскольку приходится пройти через три или четыре улицы, такое наказание, несмотря на то что китайцы считают его легким, на самом деле очень даже суровое. Часто оно вызывает сильное кровотечение. Помню вора, укравшего часы у одного из своих земляков: я видел, как его пороли, проводя через Хэнань – предместье Кантона, где я тогда жил. Наказывающий был весьма дородным и от старательного исполнения своей обязанности совсем запыхался, еще до того как обошли все улицы, через которые следовало провести преступника. Человек, у которого украли часы, увидев, что вор может получить наказание не в полной мере, вырвал двойную трость из руки изнуренного палача и самым немилосердным образом обрушил ее на спину вора. Иногда так наказывают женщин, признанных виновными в воровстве. Бывает, что при наказании виновников мелких краж используют длинную бамбуковую палку, однако в этом случае преступника порют в присутственном месте перед судом. С него сразу снимают штаны, и наказание, в зависимости от обстоятельств кражи, составляет от десяти до трехсот ударов. Я видел, как таким образом наказывали пожилого человека, который при каждом ударе жалобно стонал. Его страдания не вызвали сочувствия в суде, а явно были приятны судье и его подчиненным – все чиновники широко ухмылялись.

Канга, или деревянный ошейник (шейная колодка), – другой способ наказания за мелкие правонарушения. Канги бывают разными по весу, некоторые из них очень тяжелы. Преступников приговаривают к ношению ее на срок от двух недель до трех месяцев. На протяжении всего этого времени кангу не снимают с шеи узника ни днем ни ночью. Ее форма не позволяет человеку ни прислониться к стене, ни растянуться на земле во весь рост, и, судя по изможденной внешности узников подвергшихся этому наказанию, оно достаточно сурово. Имя узника и характер его преступления большими иероглифами написаны на канге в назидательных целях.

Часто власти заставляют правонарушителя стоять от рассвета до заката у каких-нибудь из основных ворот, или перед одним из главных храмов, или перед общественными зданиями города, и он считается заслуживающим всеобщего презрения и осуждения. Однажды в Кантоне я видел трех торговцев солью, на которых надели канги за попытку провезти соль контрабандой. По всей видимости, среди своих собратьев они были людьми уважаемыми и явно остро переживали унизительность своего положения. В январе 1866 года, проходя по улицам города Синь-чжа-чжэнь в провинции Цзянсу, у ворот храма, посвященного Чэн-хуану, я заметил двенадцать крестьян почтенного вида, на каждом из которых была канга. Это было в день проведения ярмарки, и крестьяне были окружены толпой любопытных. Преступление крестьян состояло то ли в нежелании, то ли в неспособности выплатить поземельный налог. В городе Учане я был свидетелем, как трех крестьян за сходное правонарушение наказали так же. В Сучжоу я видел старого крестьянина с кангой на шее, который был прикован цепью к каменному столбу у въездных ворот монастыря под названием Баоань-сы. Его тоже наказали за подобную провинность. В тот же день и в том же городе я увидел двух людей в кангах, прикованных к каменному столбу у главного входа в храм Чэн-хуана – божества городских стен. Из надписи на их кангах я узнал, что они подрались друг с другом. Была метель, и легко одетые скованные драчуны жестоко страдали от ненастья. Однако старый крестьянин предусмотрительно запасся толстым зимним платьем и казался вполне довольным.

Канга

Из всех приговоренных к этому наказанию, которых я когда-либо видел, наверное, самым жалким был молодой китаец, которому приходилось сидеть – стоять он не мог – на одной из главных улиц Манки, небольшого торгового города на севере острова Формоза. Истощенный, в грязи, он выглядел просто настоящим доходягой. Иногда узников, подвергающихся подобным наказаниям, заставляют добывать себе хлеб насущный, прося милостыню, переходя от дома к дому, чтобы не обременять государство. В Чжэньцзяне я видел человека жалкого вида, просившего подаяние у всех встречных. По всей видимости, он не преуспел в этой роли, поскольку за то время, что я находился на одной с ним улице, он получил только чашку чая и вареного краба, которого он с видимой благодарностью принял от доброго лавочника. В Сучжоу я видел другое жалкое существо, на шее которого была закреплена канга; этот человек выпрашивал на улице то, в чем ему отказывали его надзиратели, – предметы первой необходимости. В Чжан-цзя-коу, городе, расположенном у подножия Великой Китайской стены, я видел заключенного, бродившего от дома к дому, чтобы выпросить себе пищи. На его шее была большая цепь, конец которой крепился к деревянной колодке вокруг его левой икры. Это был человек самого зверского вида из всех, кого я видел. Поскольку он просил и получал подаяние от членов мусульманской общины города, он, вероятно, был недостойным последователем пророка из Мекки. Эти заключенные обязаны каждый вечер возвращаться в свои тюрьмы. Во время моих странствий по центральным провинциям я заметил, что канги кладут у городских ворот, у дверей ямэней или присутственных мест в предостережение преступникам. Еще один способ наказания преступника – это помещение его в клетку. Они выглядят по-разному: бывают слишком короткие, для того чтобы узник мог лечь, но и слишком низкие, чтобы стоять; другие – слишком узкие и низкие, чтобы преступник мог выпрямиться во весь рост. К верхушке приделан деревянный ошейник, крепко охватывающий шею правонарушителя. Еще одна клетка напоминает предыдущую во всех отношениях, но отличие состоит в том, что она длиннее, чем тело того, кто в ней помещается, так что в то время, как его шея удерживается деревянным ошейником, пальцы ног едва касаются пола. Иногда даже убирают пол клетки, находящийся всего в нескольких дюймах над землей, так что заключенный оказывается подвешенным за шею. Это наказание почти всегда приводит к смертельному исходу. В 1860 году человека выставили в такой клетке перед внешними воротами ямэня в уездном городе Шуньдэ, или Даляне. Он был признан виновным в ограблении могилы. К концу третьего дня, претерпев ужасные страдания, он испустил дух. Несколько таких клеток я видел в областной тюрьме Кантона. У меня создалось впечатление, что это жестокое наказание намного чаще практикуется в уездных и областных городах, чем в столицах провинций. Жертвы, как правило, воры и грабители. Часто их наказывают, привязывая к длинным цепям, обернутым вокруг шеи, камни, небольшие, но достаточно тяжелые, чтобы причинять серьезное неудобство во время ходьбы от тюрьмы к входным воротам ямэня, перед которыми они должны стоять каждый день, и обратно. Эти камни неизменно висят на шее – и днем и ночью на протяжении всего периода заключения. В некоторых случаях провинившегося привязывают к длинным железным прутьям и выставляют на посмешище всем проходящим; на Тайване в Манке я видел шесть или семь таких людей.

Узники перед воротами ямэня

Законы Китая особенно суровы в отношении участников заговоров или мятежей. Но нередко в знак императорской милости тех, кого подстрекали на мятеж другие, наказывают отрезанием ушей вместо отрубания головы, а затем выпускают на свободу. В чайном зале в Далине, деревне неподалеку от Кантона, где я обыкновенно останавливался, мне несколько раз подносил чай с лепешками одноухий слуга. Как я узнал, этот молодой человек был склонен присоединиться к мятежникам, которые в 1853–1854 годах возмущали спокойствие в Гуандуне и примыкающей к нему провинции Гуанси. Когда во время одной из многих безуспешных атак на Кантон, предпринятых повстанцами, его поймали, он был брошен в тюрьму, где провел несколько месяцев. Во время суда выяснилось, что он просто необдуманно примкнул к мятежникам. Ему отрезали ухо и отпустили на свободу.

Однажды на пути из города Цзилуна на острове Формоза к угольным копям я обратил внимание на то, что один из моих носильщиков был корноухим. Как и слуга в чайном зале, он был признан виновным в бунтарской деятельности.

Тем не менее было бы ошибкой предположить, что все одноухие в Китае некогда были мятежниками. Я был в самых дружеских отношениях с торговцем железом из клана Фэн, у которого не хватало правого уха. Его очень расстраивало это, потому что незнакомые с ним люди были склонны делать вывод, что он когда-то был причастен к мятежу. Но дело обстояло как раз противоположным образом, поскольку старику, оставшемуся верным правительству, ухо отрезали мятежники. Они захватили его, когда он вел на них отряд храбрецов. К счастью, ему удалось сохранить свою жизнь.

Во время этого восстания императорские войска, которые прогнали мятежников из нескольких деревень в окрестностях Кантона, стали отрезать уши у многих невинных и не преступавших закона крестьян, заявив, что им не следовало впускать повстанцев. В одной из деревень, которую я посетил, видел не только мужчин, но и мальчиков десяти-двенадцати лет, с которыми обошлись так безжалостно. Мое внимание привлек также безжалостно оскальпированный глубокий старик; а когда я уходил из деревни, сопровождающий отвел меня на то место, где лежали три обезглавленных человеческих тела. Это были крестьяне, которых озверевшие солдаты изуродовали абсолютно ни за что. Все женщины горько жаловались на бедствия, которые пали на их невинную деревню. Кроме того, когда город Кантон в 1854 году был освобожден, некоторые повстанцы со стороны императорского правительства подверглись своеобразному наказанию: чтобы на всю жизнь заклеймить военнопленных, обрезали у каждого главное сухожилие на шее, так что голова склонялась на плечо^{14}.

Для преступлений, караемых смертной казнью, и других серьезных правонарушений существует шесть классов наказаний. Первый называется лин-чи. Эта кара применяется по отношению к изменникам, отцеубийцам, убийцам братьев, мужей, дядей и наставников. Преступника привязывают к кресту и разрезают или на сто двадцать, или на семьдесят два, или на тридцать шесть, или на двадцать четыре части. При наличии смягчающих вину обстоятельств его тело в знак императорской милости разрезают только на восемь кусков. На двадцать четыре куска преступника разрезают следующим образом: первым и вторым ударами отсекают брови; третьим и четвертым – плечи; пятым и шестым – грудные железы; седьмым и восьмым – мышцы рук между кистью и локтем; девятым и десятым – мышцы рук между локтем и плечом; одиннадцатым и двенадцатым – плоть с бедер; тринадцатым и четырнадцатым – икры ног. Пятнадцатым ударом пронзают сердце; шестнадцатым – отрубают голову; семнадцатым и восемнадцатым – кисти рук; девятнадцатым и двадцатым – оставшиеся части рук; двадцать первым и двадцать вторым – ступни; двадцать третьим и двадцать четвертым – ноги. На восемь кусков разрезают так: первым и вторым ударами отсекают брови; третьим и четвертым – плечи; пятым и шестым – грудные железы; седьмым ударом пронзают сердце; восьмым – отрубают голову. Множество политических преступников были подвергнуты казни первого класса в Кантоне во время наместничества? Минчэня; 14 декабря 1864 года известный вождь повстанцев из народа хакка по имени Дай Цзигуй был подвергнут такой казни в Кантоне. Я совершенно случайно оказался на месте казни через пять минут после того, как этого преступника предали смерти под пыткой, и видел куски его тела, разбросанные по этой прославленной Акелдаме^{15}. Более всего были различимы кисти рук и ступни.

Однако не всех предводителей мятежей наказывают так жестоко. Например, в 1872 году человек по имени Су Инчжи, уроженец южных районов провинции Гуандун, который несколько лет был источником сильного беспокойства для кантонского правительства, был просто обезглавлен. Су Цзичжан, приемный сын Су Инчжи и его соучастник, был казнен тогда же и так же. По всей вероятности, императорская милость, которая проявилась в способе их казни, объяснялась тем, что их захватили в плен обманом: наместник заверил Су Инчжи и его приемного сына в том, что, когда они сложат оружие, он наградит их. Нет ничего удивительного в том, что Су Инчжи сразу согласился на это предложение, поскольку самое обычное дело не только для многих провинциальных правительств, но и для центрального правительства страны привлекать на свою сторону влиятельных вождей изменнических и мятежных партий, предлагая им высокое положение, титулы, деньги и полное прощение. Как вспомнит читатель, древние евреи также прибегали к такой политике. Так, Давид, чтобы привлечь к себе на службу Авенира, поддерживавшего Иевосфея – сына Саула, обещал, что при падении Иевосфея и объединении двух царств Авенира поставят во главе великого войска страны.

Вернемся к китайским казням. В девятнадцатый день первого месяца седьмого года правления Тунчжи (12 февраля 1868 года) женщина по имени Ляо Ланыпи была разрезана на двадцать четыре части на обычном месте казней в Кантоне за то, что отравила своего мужа. Она была уроженкой Юнханя, уезда или района в области Хуэйчжоу. Эта женщина влюбилась в богатого соседа по имени Чэнь Асы и надеялась стать его второй женой или наложницей, избавившись от мужа-крестьянина. Она решилась уничтожить препятствие на пути к жизненному успеху при помощи яда. К началу казни она была слегка нетрезва. Когда ее привязывали к кресту, на котором должны были казнить, она попросила палача о быстрой смерти. Сначала он очень грубо завязал ей глаза куском веревки, а затем разрубил на двадцать четыре части, причем сердце ей пронзили пятнадцатым ударом. Затем обрезали веревки, которыми были привязаны к кресту ее руки и шея, и верхняя часть тела упала вперед, а нижняя осталась крепко привязанной к вертикальному брусу креста. Когда упала верхняя часть тела казненной, подручный палача потянул голову за волосы вперед, чтобы дать палачу возможность отсечь ее от тела. Эта несчастная предварительно провела два года в тюрьме; преступление она совершила на пятом году правления Тунчжи, или в 1866 году. На девятый день одиннадцатого месяца восьмого года правления того же императора, то есть 11 декабря 1869 года, женщина по имени My Юши была наказана так же за убийство своего мужа. Совершить преступление ей помог любовник, Лю Саньгу, который тоже был предан суду. Во время казни, когда ее привязали к кресту, на котором должны были разрубить на части, преступного любовника заставили встать перед ней на колени, а затем ему одним ударом отсекли голову.