Текст книги "Расплата"

Удивленный и смущенный Джоэл задумался.

– Почему отец так поступил?

– Потому что имел возможность. С точки зрения Уилбэнкса, шаг неблагоразумный. Перевел свои активы, желая защитить от родных человека, которого собирался убить. Просто и ясно. Но тем самым преподнес подарок обвинителю. Окружной прокурор станет доказывать суду, что убийство было спланировано. Пит все предусмотрел.

– Земля теперь в безопасности?

– Уилбэнкс так не считает, но мы не обсуждали подробности. Говорили на следующий день после трагедии. Не могли оправиться от потрясения. Впрочем, сейчас тоже.

– Уилбэнкс полагает, что родные Белла станут претендовать на землю?

– Подразумевает, но прямо не сказал. Это тебе предмет для изучения, коль скоро ты нашел дорогу в юридическую библиотеку.

– Семье требуется постоянный адвокат. – Джоэл допил содержимое фляги.

Флорри смотрела на племянника и любовалась им. Он воплощал ее генеалогическую линию, ее любимых Бэннингов – высокий, с темными глазами и густыми волосами. А вот Стелла была копией Лизы – и по внешности, и по темпераменту. Джоэл горевал, и Флорри переживала вместе с ним. Его счастливая, беззаботная жизнь сделала крутой поворот, и Джоэл ничего не мог поделать, чтобы изменить курс.

– А мама может вернуться домой? – тихо спросил он. – Отец поместил ее в дом для душевнобольных, но теперь его влияние существенно снизилось. Есть шанс, что ее отпустят?

– Не знаю. Раньше Пит раз в месяц ездил в Уитфилд повидаться с ней, но особенно не распространялся. Только упоминал, что улучшения не наступает.

– Как может наступить улучшение, если человек в сумасшедшем доме?

– Вопрос не по адресу.

– А почему я не могу ее навестить?

– Отец запретил.

– Я не могу повидаться с отцом и не могу навестить мать. В общем, я потерял обоих родителей.

– Да, дорогой. Мне очень жаль.

Они долго смотрели на огонь и молчали. Дрова шипели и потрескивали, пламя угасало. На кожаный диван прыгнула кошка и посмотрела на Джоэла так, словно он вторгся на чужую территорию. Вскоре он тихо произнес:

– Не знаю, как поступить, Флорри. Ничего не приходит в голову.

Теперь уже Джоэл говорил неразборчиво, его язык заплетался. Она сделала глоток джина.

– Возвращение сегодня домой – это не выход. Поезд в Мемфис отходит в половине десятого утра, тебе нужно успеть на него. Здесь ты ничего не исправишь, только появятся лишние тревоги.

– А тревожиться можно и в колледже?

– Именно.

Глава 8

Большая окружная коллегия присяжных собиралась каждый третий понедельник месяца, чтобы заслушать свидетельства о преступлениях местных граждан. В повестке на 21 октября значился обычный перечень пунктов: переросшая в жестокую драку ругань, кража Чаком Марли машины, перестрелка между неграми (хотя тот, кто выстрелил из пистолета, промахнулся, и пуля разбила окно в деревенской церкви белых, отчего преступление подпадало под категорию тяжких); аферист из Тупело, наводнивший округ поддельными чеками; белый мужчина и черная женщина, яростно протестующие против законов штата о расовом кровосмешении, и так далее. Всего десять – преступления тяжкие, что составляло среднее число для относительно мирной территории. Последним значился пункт об обвинении Пита Бэннинга в убийстве.

Майлз Труитт был окружным прокурором с тех пор, как семь лет назад его выбрали на этот пост. В качестве главного прокурора он управлял коллегией присяжных, служившей не более чем «штамповщиком» того, чего хотел он. Труитт отобрал восемнадцать человек, которые исправно исполняли его волю, выбирал нужные ему преступления, вызывал только тех свидетелей, какие требовались обвинению, немилосердно давил на присяжных, если улики казались неубедительными, и в итоге добивался обвинительного акта. Он изучал повестку дня и указывал, какие преступления рассматривать первыми, а какие – последними. Многие случаи не доходили до суда: все заканчивалось сделкой – подзащитные признавали себя виновными в обмен на нестрогие приговоры.

После семи лет судебной службы Майлз Труитт погряз в рутине отсеивания бутлегеров, драчливых мужей и угонщиков машин. Его юрисдикция распространялась на пять округов двадцать второго района, и в прошлом году лишь четыре случая завершились вынесением вердикта. Остальные обвиняемые сразу признали себя виновными. Работа теряла глянец только потому, что в его углу северного Миссисипи не хватало ярких преступлений.

Бэннинг прервал монотонность, причем эффектным образом. Любой прокурор мечтает о сенсационном процессе над убийцей с известным (белым) защитником, знаменитой жертвой, набитым залом суда, множеством корреспондентов и благосклонных избирателей и, разумеется, благоприятным для обвинения итогом суда. Мечта Труитта превращалась в реальность, и он старался обуздать свое рвение как можно скорее обвинить Бэннинга.

Коллегия присяжных собралась в том же помещении суда, где заседает малое жюри. В тесном зале, которого едва хватало для двенадцати присяжных со стульями вокруг узкого стола. Из восемнадцати присутствовали шестнадцать – все белые мужчины. Мистер Джок Федисон из Каррауэя сказался больным, хотя никто не сомневался, что он был слишком занят на уборке хлопка, чтобы распыляться на судебные дела. Мистер Уэйд Баррел даже не удосужился позвонить, и о нем уже несколько недель не было ни слуху ни духу. Фермером он не был, но поговаривали, будто у него возникли проблемы с женой. Она откровенно заявила, что муж напился, ушел и она его больше не видела.

Шестнадцать составляли кворум, и Труитт призвал членов коллегии к порядку. Первым свидетелем пригласили шерифа Гридли. Труитт решил начать с дела Чака Марли, и Гридли изложил факты. Обсуждения не потребовалось, и голосование было единогласным – хищение в крупных размерах. Следующим значился аферист. Шериф предъявил поддельные чеки и показания под присягой обманутых коммерсантов. И опять единогласное голосование, как и в случае с раздельщиком древесины, который, кроме прочих травм, сломал жене нос.

Правосудие неслось на всех парах, пока Труитт не вызвал нарушителей закона о расовом кровосмешении, которые занимались любовью в кузове пикапа в районе, известном подобными приключениями.

Помощник шерифа Рой Лестер получил анонимные сведения, что планируется подобное свидание, и первым прибыл на место. Он спрятался в темноте и убедился, что информатор его не обманул. Белый мужчина, который позднее признался, что у него есть жена и ребенок, подъехал на пикапе к месту, где скрывался полицейский, и начал раздеваться. То же стала проделывать незамужняя восемнадцатилетняя черная. Рядом никого не было, и парочка решила заняться любовью в кузове.

Свидетельствуя перед коллегией присяжных, Лестер сообщил, что тихо наблюдал из-за деревьев. И нашел сцену весьма эротичной и бурной. Присяжные навострили уши, и полицейский не стеснялся в деталях. Когда мужчина испытал оргазм, он выскочил из засады, и, размахивая оружием, крикнул: «Прекратить!» Наверное, команда была неправильной – разве может человек остановиться в высшей точке наслаждения? Пока влюбленные поспешно одевались, Лестер ждал их с наручниками. Препроводил в спрятанную на грязной дороге патрульную машину и отвез в тюрьму. В дороге белый мужчина расплакался и стал просить о снисхождении. Его жена наверняка разведется с ним, а он ее очень любит.

Лестер закончил показания, притихшие присяжные сидели так, словно ждали продолжения. Наконец переехавший из Огайо Фил Хобард спросил:

– Если мужчине двадцать шесть лет, а женщине восемнадцать, в чем заключается нарушение закона?

Труитт моментально овладел контролем над обсуждением.

– В связи белого с черной, которую юрисдикция штата много лет назад определила незаконной.

Мистера Хобарда его ответ не устроил. Игнорируя хмурые лица коллег, он продолжил:

– Разве адюльтер – это противозаконно?

Несколько мужчин опустили головы и стали изучать разложенные на столе бумаги. Кто-то поежился, а правоверные взглянули так сурово, словно хотели сказать: «Если и не противозаконно, то надо сделать противозаконным».

– Нет, – ответил Труитт. – Когда-то было, но власти сочли затруднительным обеспечивать исполнение данного требования.

– Позвольте расставить точки над «i», – не унимался Хобард. – Сегодня в Миссисипи не является противозаконным измена жене, коль скоро партнерша – женщина одной с мужчиной расы.

– Таков закон, – подтвердил судья.

Хобард был единственным из состава жюри, кто осмелился копнуть глубже.

– Неужели у нас нет занятия важнее, чем преследовать двух взрослых, которые по обоюдному согласию решили доставить себе удовольствие в постели или в кузове пикапа?

– Не я писал законы, – возразил Труитт. – Если вы, мистер Хобард, хотите изменить их, то обращайтесь к сенатору законодательного собрания штата.

– Сенатор нашего законодательного собрания – кретин.

– Не исключено. Но данный вопрос выходит за рамки нашей юрисдикции. Мы готовы голосовать по поводу обвинительного акта?

– Нет! – резко воскликнул Хобард. – Вы торопите события. Ладно. Но перед тем, как голосовать, я хочу спросить у своих коллег по большому жюри, не было ли у них связи с темнокожей женщиной. Если была, то они не могут поддерживать обвинение этих двух людей.

Возникло ощущение, будто из помещения выпустили весь воздух. Одни побледнели, другие покраснели от гнева. Кто-то бросил:

– Никогда!

Послышались возгласы:

– Это просто нелепо!

– Вы чокнутый!

– Давайте голосовать!

– Это преступление, у нас нет выбора!

Никс Гридли стоял в углу, наблюдая за происходящим, и старался не улыбаться. Данн Лэдлоу был завсегдатаем публичного дома в Лоутауне, где его обслуживали цветные проститутки. Милт Мюнси баловался с чернокожей любовницей не меньше лет, чем он служил шерифом. Нэвилл Рэй был выходцем из семьи плантаторов, которые всегда занимались кровосмешением. Но теперь все пятнадцать нуклюже демонстрировали свое ханжество.

Закон штата против кровосмешения был подобен таким же на юге: он никак не касался отношений между белыми мужчинами и черными женщинами. Такие связи вряд ли даже осуждались. Целью закона было оградить неприкосновенность белой женщины от посягательства черных мужчин. Но как неоднократно доказывала история, если пара пожелала сближения, они едва ли будут тратить время на обдумывание статей закона. Он ничего не предотвращал, но порой служил орудием наказания после свершившегося факта.

Труитт дождался, когда стихнут возгласы, и произнес:

– Нам нужно двигаться дальше. Приступим к голосованию. Поднимите руки, кто за то, чтобы предъявить этим двоим обвинение?

Руки подняли пятнадцать человек – все, кроме Хобарда. Вынесение решения об обвинении не требовало единогласного голосования. Достаточно двух третей, и прокурор никогда не проигрывал. Вскоре коллегия присяжных покончила с другими обвиняемыми, и Труитт объявил:

– Переходим к делу Пита Бэннинга. Убийство первой степени. Не сомневаюсь, вы знаете столько же, сколько я. Шериф Гридли, вам слово.

Никс переступил через несколько сапог и ботинок и сумел добраться до стула в конце стола. Половина мужчин курили, и он велел Рою Лестеру приоткрыть окно. Прокурор выпустил струю дыма в потолок.

Никс начал с места преступления и пустил по кругу фотографии мертвого Декстера Белла в его кабинете. Описал обстановку, привел слова Хоупа Пордью, рассказал, как ездил арестовывать Бэннинга и как тот сообщил, где найти пистолет. Шериф показал оружие и три пули и заявил, что нет никаких сомнений, что именно они нанесли смертельные повреждения. Полиция штата прислала отчет. С момента ареста Пит Бэннинг отказывается обсуждать преступление. Его интересы представляет мистер Джон Уилбэнкс. Если по обвинительному акту будет вынесено обвинение, то, вероятно, в ближайшем будущем состоится суд.

– Спасибо, шериф, – кивнул Труитт. – Вопросы имеются?

Поднялась рука, и Милт Мюнси громко спросил:

– Нам придется голосовать? Я вот о чем: я знаю Пита Бэннинга и знал Дексера Белла и не хотел бы в этом участвовать.

– Я тоже, – поддержал его Тиус Саттон. – Я вырос с Питом Бэннингом и не имею права судить его.

– Верно, – заявил Пол Карлин. – Я не стану этим заниматься. А если на меня надавят, то подам в отставку. Мы ведь можем уйти из коллегии присяжных. Так вот, я лучшу уйду, чем приму в этом участие.

– Не можете! – отрезал Труитт, сверкнув глазами на выходящих из-под контроля «штамповщиков».

– А как насчет воздержаться? – спросил Джо Фишер. – Ведь у нас есть право воздерживаться, если речь идет о тех, кого мы лично знаем? Покажите мне статью в законе, где написано, что мы не имеем права воздерживаться, если того хотим.

Все взгляды устремились на Труитта, который, как другие прокуроры в районе, привык трактовать законы, как ему заблагорассудится. Труитт не мог припомнить соответствующую статью, хотя, если честно, много лет не заглядывал в свод законов. Он привык, что присяжные подмахивали все, что ему требовалось, и стал пренебрегать хитросплетениями процедуры.

Пока Труитт тянул время и размышлял, что ответить, его мысли были не о большом жюри, а о судебных присяжных. Если люди округа Форд так быстро сломались и решили отойти от дела, сумеет ли он убедить двенадцать присяжных вынести обвинительный вердикт? Главный процесс его жизни рушился на глазах. Труитт кашлянул и произнес:

– Позвольте вам напомнить, что вы давали клятву тщательно и беспристрастно рассматривать улики и выносить суждение, было ли по всей вероятности совершено преступление. Сейчас не ваше дело заключать, виновен или невиновен мистер Бэннинг. Ваше дело решить, следует ли обвинять его в убийстве. Его участь решит суд. А теперь: шериф Гридли, есть ли у вас сомнения, что Пит Бэннинг убил Декстера Белла?

– Нет.

– Этого, джентльмены, достаточно для вынесения официального обвинения. Следует ли продолжить обсуждение?

– Я не стану голосовать, – заявил Тиус Саттон. – У Пита имелись причины так поступить, и не мне о них судить и выносить решение.

– Вы не выносите никакого решения, – возразил Труитт. – А если у обвиняемого были для его поступка какие-то причины, у него есть официальная защита и суд их рассмотрит. – Он разозлился и раздраженно глядел на присяжных. Труитт знал закон, а они нет.

Но Тиус Саттон был не из пугливых. Он встал и указал пальцем на судью.

– Я не в том возрасте, чтобы на меня кричать. Я ухожу. А если вам придет в голову устроить мне неприятности, я вам это припомню, когда подойдет срок ваших перевыборов. И я знаю, где найти адвоката. – Тиус Саттон направился к двери, открыл ее и с треском захлопнул за собой.

Число присяжных сократилось до пятнадцати. Для утверждения обвинительного акта требовалось две трети голосов. А из тех, кто остался, по крайней мере, трое не желали принимать участия в голосовании. Труитт внезапно вспотел и, тяжело дыша, торопливо прикидывал, как поступить. Он мог распустить коллегию и вернуться к делу Бэннинга в следующем месяце. Мог распустить присяжных и просить судью назначить новый состав. Мог надавить, а если не получит необходимых десяти голосов, вернуться к делу Бэннинга в ноябре. Но законно ли дважды представлять на утверждение большой коллегии присяжных обвинительный акт человеку за одно и то же преступление? Вряд ли. Как поступить, чтобы не ошибиться? Труитт никогда раньше не оказывался в таком положении. Он решил надавить, как действовал уже много раз.

– Есть необходимость продолжать обсуждение?

Люди за столом тревожно переглядывались, однако последовать примеру Тиуса Саттона смельчаков не нашлось.

– Отлично, – кивнул судья. – Кто за то, чтобы вынести Питу Бэннингу обвинение в совершении убийства первой степени Декстера Белла, поднимите руки.

Медленно, с явной неохотой, поднялись пять рук, затем к ним присоединились еще пять. Остальные остались под столом.

– Воздерживаться не полагается! – рявкнул на Милта Мюнси Труитт.

– А вы не имеете права заставить меня голосовать! – огрызнулся тот, готовый и наносить, и отражать удары.

Судья окинул взглядом помещение, быстро подсчитал и объявил:

– Десять. Две трети. Достаточно для вынесения обвинительного акта. Спасибо, шериф. Заседание окончено.

Дни шли, и Пит занимался улучшением условий своего пребывания в камере. Первой целью стало кофе. И на третий день вся тюрьма – и заключенные, и охрана, и копы – пили «Стандард» из Нового Орлеана. Флорри привозила кофе в пятифунтовых пакетах и во время второго визита спросила Никса, что пьют цветные. Шериф ответил, что им кофе не подают, и это ее разозлило. Она сердито пригрозила, что заберет принесенное обратно, если кофе не будут давать всем заключенным.

Дома Флорри подстегнула Мариэтту и Ниневу, и те с двойным рвением принялись печь, жарить и варить. Она почти каждый день приходила в тюрьму с пирожками, кексами, шоколадными сдобами, горшочками с тушеной говядиной и олениной, капустой, фасолью, рисом, горохом и кукурузным хлебом. Качество тюремного меню взлетело до небес – теперь многие заключенные в камерах питались лучше, чем на свободе. Эймос заколол жирного борова, и вся тюрьма объедались копчеными свиными ребрами. Перепадало и Никсу с подчиненными, и они могли экономить на обеде. Шерифу еще не приходилось держать в заключении фермера с огородами, где выращивалось съестное, и прислугой, которая хорошо умела готовить.

После первой недели Пит убедил Никса назначить его заключенным с привилегиями. Это означало, что в дневное время дверь его камеры оставалась открытой и он мог разгуливать по всей тюрьме при условии, что не попытается покинуть здание. Шериф предвидел слухи о его особом отношению к Брэннингу и поначалу этого делать не хотел. Но всякая уважающая себя тюрьма держит хотя бы одного заключенного на подобном положении, а у него в это время не было. Последний, Гомер Галакс, шесть лет верно служил округу, и ему оставалось еще три – такой срок он получил за насилие при отягчающих обстоятельствах, но сбежал с вдовой, у которой, как утверждали, водились деньги. С тех пор их никто не видел, а у Никса не было ни времени, ни сил, ни желания заниматься поисками.

Правило, которое в данном случае было явно нарушено, гласит: заключенный, прежде чем получить привилегии, должен быть осужден и отбывать срок в окружной тюрьме, а не сидеть в исправительном заведении штата. Никс проигнорировал этот пункт, и Пит получил, что хотел. В качестве заключенного с привилегиями он разносил ставшую намного вкуснее еду другим четверым белым заключенным и располагавшимся в заднем крыле шести или семи черным. Поскольку обитатели камер знали, откуда берется еда, они его высоко ценили. Пит организовал уборку помещений и на свои средства пригласил водопроводчика, чтобы тот привел в порядок оборудование в обоих туалетах. За несколько долларов прочистил систему вентиляции, воздух освободился от дыма, и все, даже курильщики, вздохнули свободнее. С черными заключенными отремонтировал печь, и в камерах по ночам стало почти тепло. Спал Пит крепко, часто ложился вздремнуть, делал по часам зарядку и призывал к тому же остальных. Когда скучал, читал романы с такой скоростью, что Флорри едва успевала их приносить. Полок в крохотной камере не было, и она возвращала их домой, где библиотека в кабинете Пита насчитывала тысячи томов. Читал он также вырезки из газет и журналов, которые давала ему сестра.

Предлагал все это другим, но, никого не заинтересовав, заподозрил, что они либо частично, либо вовсе неграмотны. Чтобы скоротать время, играл в покер с Леоном Колливером из камеры напротив. Парень был не очень умный, но в картах мастак, и навострившемуся в армии в карточных играх Питу было с ним непросто. Его любимой карточной игрой был криббидж, и Флорри купила ему специальную доску с колышками. Леон об этой игре раньше не слышал, однако быстро овладел и за час выиграл пять центов. Они ставили пенни за кон. Принимались также расписки – никто не рассчитывал обогатиться.

По вечерам, когда все дела были выполнены и тюрьма становилась уютнее, чем всегда, Пит открывал камеру Леона, и они вытаскивали в коридор, полностью его перекрывая, шаткие стулья. Доску для криббиджа ставили на квадрат фанеры, который Пит держал в своей камере. Игра начиналась. У Леона хранилась фляжка c маисовым самогоном, который гнали для него родные. Поначалу Пит не проявлял к нему интереса. Но сознавая реальность, что будет либо казнен, либо получит пожизненный срок, сдался – черт с ним. В разгар игры Леон оглянулся в коридоре, отвинтил крышку, сделал глоток и протянул Питу. Тот тоже оглянулся, пригубил и отдал обратно. Они не жадничали. Просто на всех бы не хватило. К тому же в любой тюрьме всегда найдется стукач, и шерифу Гридли не понравилось бы, если бы он узнал, что в его камерах пьют.

Они склонились над игровой доской и не обсуждали ничего, кроме счета, когда открылась дверь и в коридоре появился Никс Гридли с какими-то бумагами в руках.

– Привет, парни.

Оба вежливо кивнули, и шериф протянул бумаги Питу:

– Сегодня собиралась большая коллегия присяжных. Вот ваш обвинительный акт. Первая степень.

Пит выпрямился и взял документы.

– Ничего неожиданного.

– Шаблонное решение. Дата – шестое января.

– Раньше назначить не могли?

– На сей счет поговорите со своим адвокатом. – Никс повернулся и ушел.