Текст книги "Расплата"

Глава 11

За три дня до Рождества Джоэл сел в поезд на вокзале Юнион-стейшн в Нэшвилле, где в вагоне-ресторане его ждала его милая, стильная сестра. Стелле исполнилось восемнадцать лет – она была всего на полтора года моложе брата, но за последний семестр превратилась из поздно сформировавшегося подростка в красивую молодую женщину. Стелла казалась выше, и ее худощавая фигура обрела приятные округлости, что не укрылось от Джоэла. Стелла выглядела старше, мудрее, более цельной, и, когда закурила, напомнила брату актрису с большого экрана.

– Когда ты начала курить? – спросил он. Поезд покинул город и устремился на юг. Перед ними стояли чашки с кофе, официанты суетились, собирая заказы на ленч.

– Дымила тайком с шестнадцати лет, – ответила Стелла. – Как и ты. В колледже, когда девушкам исполняется двадцать, они начинают курить в открытую, но это не одобряется. Хотела бросить, но тут Пит схватился за пистолет, и я задымила пуще прежнего, чтобы успокоить нервы.

– Тебе нужно бросить курить.

– А тебе?

– Мне тоже. Потрясающе выглядишь. Давай не будем начинать наше маленькое путешествие с разговоров о Пите.

– Ничего себе – начинать. Я в этом поезде уже шесть часов. Мы выехали из Роанока в пять утра.

Они заказали ленч и холодный чай и долго говорили о жизни в колледже: о предметах, любимых преподавателях и друзьях, о планах на будущее, делая вид, будто все нормально и оба их родителя не сидят под замком. Как только ловили себя на том, что касаются семейных дел, сразу меняли тему и заговаривали о грядущем годе. Джоэла приняли на юридический факультет в Вандербилте, но он хотел переменить обстановку. А еще в университет Миссисипи, но это было в часе езды от Клэнтона, и в сложившихся обстоятельствах казалось слишком близко от дома.

Студентка-второкурсница Стелла собиралась продолжить учебу. Ей нравился Холлинз, однако она хотела анонимности большого города. В колледже ее знали все, а теперь слышали и об отце. Стелла нуждалась в незнакомцах в жизни, которые бы не были в курсе, откуда она, или совершенно бы этим не интересовались. На романтическом фронте царил застой. В каникулы на День благодарения в Вашингтоне Стелла познакомилась с парнем, и они пару раз ходили на танцы и в кино. Он был студентом Джорджтауна, из приличной семьи, казался воспитанным, обладал хорошими манерами, писал ей письма, но… искры не вспыхнуло. Стелла месяц водила его за нос и разбила ему сердце. Успехи Джоэла были еще скромнее. Несколько свиданий, однако ни одного, о котором стоило бы говорить. Предстоящие три года на юридическом факультете делали его неходовым товаром. И Джоэл готов был дать клятву, что до тридцатилетия останется холостяком.

Но как бы они ни старались, не могли обойти молчанием самую важную тему. Джоэл сказал, что за три недели до убийства отец перевел землю в их совместное владение. Он считал, что поступает предусмотрительно, а на самом деле – глупо. Обвинение использует данный факт в качестве доказательства, что отец заранее планировал преступление и предпринял шаги, желая защитить свою собственность. Джоэл достаточно времени провел в юридической библиотеке, чтобы понять: перспективы плачевны. И его сокурсник, чей отец был юристом, сказал, что у Джеки Белл хорошие шансы начать преследование Пита Бэннинга за причинение смерти в результате противоправных действий. Эта информация подвигла Джоэла на детальное изучение темы исков. И он также ознакомился с малоприятным разделом жульнических трансфертов. Действия отца могли быть оспорены работающими на Беллов адвокатами. Единый во всей стране закон гласил: человек, причинивший вред другому, не имеет права прятать собственность, которую потерпевший может потребовать в качестве компенсации.

Однако Джоэл верил в компетенцию фирмы Уилбэнксов. Не только за их юридическую грамотность, но и за политическую изворотливость. Он видел, что сестру взволновала угроза потери земли. Еще ее терзала мысль о том, что она потеряет отца, и волновала дальшейшая судьба матери. В общем, навалилось все сразу. В какой-то момент ее глаза увлажнились. Джоэл попытался успокоить Стеллу, пояснив, что всякую судебную тяжбу можно решить к обоюдному согласию. Кроме того, у них есть много более насущных дел. Через две недели их отца будут судить. И, согласно его воле, детям не разрешалось даже приближаться к дому.

Покончив с ленчем, они ушли в отдельное купе и закрыли за собой дверь. Поезд находился на территории штата Миссисипи и делал остановки в таких городах, как Корниш и Рипли. Стелла стала клевать носом и вскоре заснула.

Они ехали домой, потому что отец наконец вызвал их. Письмом, в котором назвал условия их визита на Рождество: 22-го приезд, дома не более трех ночей, в город ни ногой, в церковь ни шагу, с друзьями общаться как можно меньше, семейных дел не обсуждать, время проводить с Флорри. Он организует их встречу, но она будет короткой.

Флорри тоже написала и предложила собственный план. Она встретила племянников на городском вокзале, одетая в осеннем стиле: в ярко-зеленое платье, свободное, как плащ-палатка, чтобы скрыть полноту. Платье ниспадало складками до лодыжек и переливалось в тусклом свете фонарей на платформе. В красной фетровой шляпе с широкими полями, которую решился бы надеть только цирковой клоун. На шее звякающие при каждом движении побрякушки. Увидев Стеллу, Флорри закричала и, бросившись к ней, чуть не задушила в крепких объятиях. После атаки на племянницу она кинулась на Джоэла, и тот увидел слезы в ее глазах. Стелла плакала, все они обнимались, а другие пассажиры шли мимо по платформе.

Дети дома. Семья тонула, и они в поисках поддержки хватались друг за друга. Господи, как Пит мог с ними так поступить?

Джоэл нес багаж, а женщины шли под руку и разговаривали. Они забрались на заднее сиденье «линкольна» 1939 года, и Флорри прервалась только для того, чтобы попросить племянника вести машину. Он только обрадовался – достаточно накатался с тетей, чтобы понимать, насколько это опасно для ее пассажиров. Джоэл нажал на газ, и они понесли прочь от Клэнтона, превышая все предписанные знаками ограничения скорости.

На шоссе 18 Флорри сообщила, что племянница и племянник будут жить в ее красном коттедже, а не у себя дома. Красный коттедж был по-рождественски украшен, прогрет, и там пахло стряпней Мариэтты. Их же дом казался необитаемым – темным и холодным. К тому же Нинева впала в депрессию, ничего не делала, бродила кругами, бормотала что-то под нос и плакала. Так, по крайней мере, утверждала Мариэтта.

Они свернули на поъездную дорожку к дому и увидели, что он действительно темный и безжизненный. Джоэл остановил автомобиль перед окнами, не погасив фар, и выключил зажигание.

– Пошли внутрь, – пробормотала Флорри после паузы.

– Год назад на Рождество мы были здесь все вместе, – произнес Джоэл. – Отец вернулся с войны. Счастливая и красивая мать хлопотала по дому, радуясь, что собралась семья. Помнишь ужин в сочельник?

– Да, – тихо ответила Стелла. – Было много гостей, в том числе Декстер и Джеки Белл.

– Что, черт возьми, с нами случилось?

Поскольку ответа не существовало, объяснения никто не дал. У дома стоял грузовик Пита, рядом – купленный до войны семейный «понтиак». Машины на своих местах, словно владельцы дома и поставили их на ночь.

– Довольно, – поморщилась Флорри. – Хватит предаваться воспоминаниям. Заводи мотор, поехали. У Мариэтты на плите горшок с чили, и она печет чудо-пирог с карамелью.

Джоэл подал назад и двинулся по гравиевой дорожке, широко огибавшей амбары и навесы владений Бэннингов. Они миновали маленький белый домик, где десятилетиями жили Нинева и Эймос. В окнах горел свет, и с крыльца на них глядел пес Пита, – Мак.

– Как Нинева? – спросила Стелла.

– Как обычно, с капризами, – ответила Флорри. Ее вражда к домработнице Пита длилась с давних времен. Тогда женщины решили игнорировать друг друга. – Тревожится, как все. Никто не знает, что нас ждет в будущем.

– Как тут не тревожиться, – вздохнула Стелла.

Они ехали по темному участку дороги с бесконечными полями вокруг. Внезапно Джоэл остановился и выключил зажигание и фары. И не поворачиваясь, сказал:

– Ну вот, тетя Флорри, мы посреди пустыни, и никто не может подслушать наш разговор. Ты всегда знала больше остальных. В общем, давай, выкладывай: почему Пит убил Декстера Белла? Должна быть веская причина.

Флорри не отвечала, и чем дольше она молчала, тем нетерпеливее Джоэл и Стелла ждали ее слов. Вот сейчас приоткроется завеса тайны, и безумие обретет смысл. Однако ничего подобного не случилось.

– Бог свидетель, не знаю, – сказала она. – И не уверена, что мы когда-нибудь узнаем. Ваш отец вполне способен унести свои секреты в могилу.

– Отец злился на Декстера, в чем-то не соглашался, ссорился по церковным делам?

– Понятия не имею.

– У них были совместные предприятия? Понимаю, вопрос нелепый, но поразмышляй вместе со мной: я стараюсь отсечь все лишнее.

– Декстер был священником. Я не слышала, чтобы он занимался бизнесом, – ответила Флорри.

– Остается одно: единственное связующее звено между отцом и Декстером Беллом – наша мать. Я вспоминаю те первые дни, когда мы считали, будто отец погиб. В доме полно людей. Так много, что мне приходилось уходить и подолгу бродить вокруг фермы. Декстер часто находился с матерью. Они молились, читали Библию, иногда я тоже сидел с ними. Все были в шоке, а Декстер оставался спокойным и утешал. Помнишь, Стелла?

– Да. Он был замечательным. Постоянно рядом. Порой приходила с ним жена, но утешать, как он, не умела. После первого потрясения толпа в доме поредела, и мы могли вернуться к делам. Жизнь продолжалась.

– Вопрос такой, Флорри: как долго крутился вокруг нас Декстер, – произнес Джоэл. – Вот что я хочу знать.

– Не знаю, – ответила тетя. – И мне не слишком нравится твой тон. Он осуждающий, а я ничего дурного не совершила и ничего не скрываю.

– Мы только хотим ответа, – настаивал племянник.

– Его, может, не существует. Жизнь полна тайн, и нам не гарантированы откровения. У меня никогда не закрадывалось подозрений, что у Декстера Белла и вашей матери были какие-то особенные отношения. Одно предположение меня приводит в ужас. Ни от Мариэтты, ни от Ниневы не слышала о том ни намека. – Флорри перевела дыхание.

– Джоэл, заводи мотор, – попросила Стелла. – Я замерзла.

Он потянулся рукой к ключу зажигания.

– Сама я всегда держалась на расстоянии от Лизы, – продолжила Флорри. – И, разумеется, от Ниневы. Не представяла, как Пит мог жить в одном доме с этими женщинами. Но это меня не касалось.

Джоэл хотел возразить, что, по крайней мере, до войны в доме все ладилось и жизнь текла нормально. Стелла же подумала, но никогда бы не сказала вслух, что все неприятности были от тети Флорри. Но это происходило до войны, когда ее родители были более или менее одним целым.

Джоэл пощипал себя за переносицу.

– Пойми, я ни за что не осуждаю мать. У меня нет доказательств, просто сами обстоятельства ставят этот вопрос.

– Ты говоришь, как адвокат, – заметила сестра.

– Господи! – всплеснула руками Флорри. – На улице тридцать градусов, я околеваю. Поехали.

Днем в сочельник, когда Нинева хлопотала в кухне, одновременно готовя не менее пяти блюд, а Джоэл с сестрой ей мешали и пытались смешить ее, зазвонил телефон. Трубку поднял Джоэл и поздоровался с Никсом Гридли. Он ожидал звонка и, закончив разговор, сообщил сестре, что отец будет дома примерно через час. И ушел за тетей Флорри.

Десять недель в тюрьме ни для кого не проходят бесследно, но Пит Бэннинг старел быстрее многих. Волосы седели, в уголках глаз разбегались морщинки. Несмотря на то что сестра взяла тюремный рацион под опеку, он умудрился еще больше похудеть. Разумеется, для многих заключенных эти десять недель показались подобием свободы. Но Питу свобода не светила, а следовательно, не было надежды и смысла поддерживать дух. Так или иначе, он умрет заключенным, вдали от дома. Для него смерть имела преимущества. Во-первых, в физическом плане: весь остаток жизни ему придется терпеть боль, временами очень сильную – невеселая перспектива. Во-вторых, в моральном плане – ему не избавиться от картин невыносимых людских страданий. Порой эта ноша доводила Пита почти до безумия. Он бился, чтобы выбросить ненавистные образы из головы, но удавалось это очень редко.

Глядя в будущее, Пит понимал, что предстоящее Рождество станет для него последним. Он поделился этим с Никсом Гридли и добился от него разрешения в последний раз навестить ферму. Несколько месяцев Пит не видел детей и может не увидеть очень долго. Никс ему сочувствовал, однако не мог избавиться от мыслей о детях Белла, которые вообще никогда не увидят отца. По мере приближения дня суда шериф все больше убеждался, что в округе крепнут настроения против Пита Бэннинга. С трудом завоеванное восхищение горожан исчезло. Суд над ним продлится недолго.

Никс все-таки согласился разрешить Питу короткий визит домой – не более часа. Никому из других заключенных он подобной поблажки не дал, а Пита предупредил, чтобы тот не прговорился, куда отправляется. В верхней одежде Бэннинг ехал на переднем сиденье рядом с шерифом, по обыкновению молчал и смотрел на голые поля.

Никс сказал, что подождет в машине, но Пит не согласился – в доме тепло и там есть кофе.

Полчаса Бэннинг сидел за кухонным столом, вместе со Стеллой, Джоэлом, и Флорри. Нинева молча стояла у плиты и вытирала посуду. Радуясь, что видит детей, Пит успокоился и задавал сотни вопросов об их учебе и планах. Шериф сидел в гостиной один, потягивал кофе, листал фермерские журналы и краем глаза смотрел на часы. Был сочельник, и ему хотелось отправиться в магазины за покупками.

Пит с детьми перешел из кухни в небольшой кабинет и закрыл за собой дверь. Сел со Стеллой на маленький диван, Джоэл пододвинул к ним деревянное кресло. Как только он заговорил о суде, у дочери в глазах мелькнули слезы. У Пита не было аргументов в защиту, и его ничего не стоило осудить. Неизвестно лишь то, что выберут присяжные: смертную казнь или пожизненное заключение. Ему безразлично: он смирился с судьбой и примет любое наказание.

Стелла расплакалась, а Джоэл готовился задавать вопросы. Однако отец сразу предупредил: один под запретом – почему он это совершил. На то имелись причины, но это касалось только его и Декстера Белла. Пит постоянно извинялся за стыд, неудобства и трудности, которые принес родным. Просил его простить, однако дети были к этому пока не готовы. Пусть сначала объяснит, что его толкнуло на ужасный поступок, и тогда рассчитывает на снисхождение. Кто они такие, чтобы прощать его? Да и грешник не желает очиститься, открыв мотивы. Бурлили эмоции, всем было неловко, и в итоге даже Пит уронил слезу.

Когда час истек, в дверь постучал Никс Гридли. Пит последовал за ним в полицейский автомобиль, чтобы вернуться в тюрьму.

Джеки Белл повела детей на церковную службу в сочельник. Они устроились с дедушкой и бабушкой, улыбавшимися им, место их отца пустовало, а сама Джеки села в конце скамьи. Сзади через два ряда расположился Эррол Маклиш, не слишком истовый методист, посещавший службы лишь время от времени. Джеки упомянула, что поведет детей в церковь, и Эррол тоже заглянул в храм. Он не подходил к ней, лишь наблюдал издали. Женщине нанесли страшную рану, она горевала, и Эррол уважал ее чувства. Но это когда-нибудь пройдет.

После службы Джеки с детьми отправилась к родителям на долгий обед и беседы у камина. Дети разворачивали подарки, а она снимала их на «Кодак». В свой маленький двухквартирный дом они вернулись поздно. Уложив детей в постель, Джеки уселась у елки. Она пила какао и, слушая на патефоне хоралы, боролась с тоской. Почему Декстер не украшает вместе с ней елку? Каково в тридцать восемь лет остаться вдовой? И что важнее: как ей одной вырастить три драгоценных создания, которые сейчас спят в другом конце коридора?

Все прошедшие десять лет Джеки сомневалась, что их брак продлится вечно. Декстеру нравились женщины, и он на них заглядывался. Пользовался своей эффектной внешностью, харизмой и положением пастыря, чтобы манипулировать молодыми прихожанками. Никогда не попадался, ни в чем не признавался, однако оставил след подозрений. Клэнтон стал его четвертым местом церковного назначения и вторым, где он служил старшим пастором. Джеки приглядывалась к мужу внимательнее, чем раньше. Определенных доказательств не имела, чтобы что-то ему предъявить, но этот день мог настать. Хватило бы у нее духу разрушить семью и пройти через ужасную процедуру развода? Ведь ее наверняка осудили бы. Не лучше ли было молча терпеть, тем самым оберегая детей и спасая карьеру мужа? Джеки тихо геревала и никому ничего не говорила.

И вот теперь все проблемы в прошлом, она без мужа и метки развода. Дети напуганы. Однако страна возрождается после войны, во время которой погибли полмиллиона американцев. Напуганы все, травмированы, стараются прийти в чувство, собирая себя из осколков.

Похоже, Декстер все-таки с кем-то связался, но Лизу Бэннинг Джеки не подозревала. Та была смазлива, доступна. Но сколько ни приглядывалась Джеки, не видела в Лизе ничего выдающегося. Правда, муж гонялся за каждой простушкой, и она могла послужить приманкой.

Горюя о муже, Джеки смахнула слезу. Она будет любить его вечно, и от этого подозрения кажутся еще болезненнее. Джеки ненавидела это чувство, ненавидела за это Декстера, а порой и себя за то, что не хватило воли уйти. Но те дни канули. Больше не возникнет сомнений, куда поехал Декстер – утешить больную или на свидание. Что происходит на исповеди за закрытой дверью. И глядя на округлый зад прихожанки, она не станет задаваться вопросом, понравился он Декстеру или нет.

Джеки разрыдалась и не могла остановиться. От чего ее слезы: от горя, утраты, злости или облегчения? Джеки не понимала. Пластинка закончилась, и она пошла в кухню налить еще выпить. На столе стоял высокий торт с красной сахарной глазурью, его привез Эррол Маклиш в качестве рождественского подарка детям. Джеки отрезала ломтик, налила стакан вина и вернулась в гостиную.

Какой внимательный человек.

Глава 12

После рождественского бекона, омлетов и печенья они попрощались с Мариэттой в красном коттедже, со всеми птичками, кошечками и собаками и сели в машину. Джоэл снова выступил в роли водителя, и она, очевидно, закрепилась за ним навсегда, поскольку других предложений от двух дам на заднем сиденье не последовало. Женщины болтали, хихикали и развлекали водителя. По радио передавали только рождественские гимны, но чтобы что-то услышать, Джоэлу пришлось усилить звук. Женщины жаловались, что музыка звучит слишком громко, а он сетовал на их нескончаемый щебет. Все смеялись, автомобильный старт удался. Отъезд из округа Форд всем принес облегчение.

Через несколько часов они подкатили к внушительным воротам Миссисипской государственной больницы в Уитфилде, и настроение в салоне резко изменилось. Лизу поместили сюда почти семь месяцев назад, и с тех пор почти ничего не сообщалось о том, как идет лечение. Ей писали письма, она не отвечала. Пит встречался с врачами, однако о содержании разговоров молчал. Лиза, возможно, знала об убийстве Декстера Белла. Но, не пообщавшись с докторами, в этом нельзя убедиться. Они могли пощадить больную и не сообщить им о трагедии. Или сами не знают, потому что им не сказал Пит. Охранник в форме сверился с бумагами, куда-то позвонил, и ворота открылись. Уитфилд был единственным в штате психиатрическим заведением и мог похвастаться множеством корпусов на территории свыше сотни акров. То, что называли кампусом, скорее напоминало окруженное полями, лесами и деревьями старинное поместье. Здесь лечились триста пациентов и жили пятьсот сотрудников. Для белых и черных были предусмотрены разные службы. Джоэл проехал мимо почты, туберкулезного корпуса, пекарни, озера, площадки для игры в гольф и крыла, где лежали алкоголики. С помощью многочисленных подсказок с заднего сиденья он наконец нашел здание, где находилась мать, и остановился.

Минуту они сидели в машине и смотрели на впечатляющее строение.

– Мы что-нибудь знаем о ее диагнозе? – спросила Стелла. – Депрессия, шизофрения, нервный срыв, суицидальные настроения? Может, она слышит голоса? Или Пит просто хотел удалить ее из дома?

Флорри покачала головой:

– Не знаю. Лиза быстро входила в «штопор», и Пит велел мне держаться подальше от дома.

За входной дверью угрюмая служащая спросил, назначено ли свидание. Флорри объяснила, что звонила два дня назад и разговаривала с миссис Фортенберри, администратором корпуса 41, в котором они сейчас находились. Служащая сказала, что миссис Фортенберри отсутствует, поскольку теперь все-таки день Рождества Христова. Флорри ответила, что ей известно, какой сегодня день, и что пришедшие с ней двое молодых людей – дети Лизы Бэннинг. Они хотят на Рождество повидать свою мать.

Служащая надолго исчезла, а когда вернулась, привела мужчину, который представился доктором Хилсебеком. Он повел их за собой, и они оказались в небольшом кабинете с двумя стульями для посетителей. Джоэл остался стоять у двери. Несмотря на свой белый медицинский халат, Хилсебек не походил на врача, хотя Бэннинги редко встречались с психиатрами и не могли судить, как те выглядят. У него был лоснящийся череп, бегающие глаза, визгливый голос, и он не вызывал доверия. Расположившись за столом, Хилсебек подвинул на середину папку и произнес:

– Боюсь, у нас проблема. – Он говорил снисходительно, с неприятным северным акцентом. И фамилия Хилсебек была явно не южная.

– Что за проблема? – спросила Флорри. Она уже уяснила для себя, что ей не нравится сорок первый корпус и те, кто в нем работает.

Хилсебек поднял брови, но не глаза, словно избегал встречаться с посетительницей взглядом.

– Я не могу обсуждать с вами проблемы этой пациентки. Ее опекун, мистер Пит Бэннинг, дал мне указание не говорить о ней ни с кем, кроме него.

– Она моя мать! – сердито воскликнул Джоэл. – И я хочу знать, что у нее со здоровьем.

Психиатр не ответил на его выпад, только закрылся листом бумаги, словно это было Евангелие.

– Судебное постановление из округа Форд, подписанное тамошним судьей. – Он смотрел в документ. – Судебный приказ о помещении в психиатрическую лечебницу и назначении Пита Бэннинга опекуном подопечной Лизы Бэннинг. Здесь ясно сказано, что все проблемы ее лечения не следует обсуждать ни с кем иным, кроме ее опекуна. Посещения родными и друзьями согласуются с Питом Бэннингом. Вчера мистер Бэннинг звонил, я разговаривал с ним несколько минут, и он напомнил мне, что на все встречи его подопечной я должен получать его разрешение. Прошу прощения, ничего не могу для вас сделать.

Посетители в недоумении переглянулись. Накануне они час провели с отцом. Спрашивали о матери и, не получив информации, не упоминули, что собираются навестить ее. Джоэл обратился к Флорри:

– Ты не говорила, что мы едем сюда?

– Нет. А вы?

– Тоже нет. Обсудили и решили, что лучше промолчать.

Хилсебек закрыл папку.

– Извините, но это выходит за рамки моих полномочий.

Стелла закрыла лицо руками и расплакалась. Флорри хлопнула себя по колену и указала на племянника:

– Они семь месяцев не видели мать!

– Глубоко сожалею.

– Скажите, по крайней мере, как ее здоровье? Неужели не хватит совести?

Психиатр поднялся и взял папку:

– Я не обижаюсь на ваши слова. Миссис Бэннинг лучше. Это все, что я могу ответить. – Он обошел стол и выскользнул в дверь.

Стелла вытерла щеки тыльной стороной ладони и тяжело вздохнула. Флорри взяла ее за руку.

– Проходимец, – прошептал Джоэл.

– Который? – уточнила тетя.

– Твой брат. Он понимал, что мы отправимся сюда.

– Почему отец так поступил? – Стелла подняла голову.

Ее вопрос повис в воздухе. Почему? Не потому ли, что он что-то скрывает? Может, рассудок Лизы в порядке, а поместили ее в лечебницу из-за того, что на нее рассердился муж? Это же Флорри упоминала о подруге детства, которую убрали из дома, потому что она тяжело переносила менопаузу.

Или Лиза действительно больна? Она испытала нервный срыв, получив известие, что муж пропал без вести и, вероятно, погиб. Возможно, она так и не восстановилась. Но почему Пит прячет ее от собственных детей?

Или ненормальный – Пит? Его так напугала война, что поехала крыша, и он в припадке безумия застрелил Декстера Белла. Бесполезно пытаться объяснить его поступки.

От этих мыслей их отвлек тихий стук в дверь. Они вышли из комнаты, где их встретили два невооруженных охранника в форме. Один улыбнулся и махнул рукой вдоль коридора. Их вывели из здания, и охранники наблюдали, как они отъезжают.

Когда они ехали мимо озера, Джоэл заметил маленький парк со скамейками и беседкой. Он повернул в том направлении. Не говоря ни слова, остановился, вылез из автомобиля, захлопнул за собой дверцу, закурил и направился к столу для пикников под дубом. Посмотрел на спокойную воду и ряды корпусов на противоположной стороне. Вскоре к нему присоединилась Стелла и попросила сигарету. Опершись о стол, они курили и молчали. Вскоре подошла Флорри. И они, не обращая внимания на холод, стали размышлять, как поступить дальше.

– Надо возвращаться в Клэнтон, идти к нему и требовать, чтобы он разрешил нам повидаться с матерью, – предложил Джоэл.

– Думаешь, получится? – Флорри скептически покачала головой.

– Может, получится, может, нет. Не знаю.

– Не смешите, – возразила Стелла. – Он всегда на шаг впереди. Откуда-то узнал, что мы сюда едем. И вот результат: стоим у озера вместо того, чтобы говорить с мамой. Я не хочу сразу возвращаться в Клэнтон.

– Я тоже не хочу, – поддержала ее тетя. – У нас зарезервированы места во Французском квартале, вот туда я и направлюсь. На машине.

– У тебя же нет прав, – напомнил Джоэл.

– Это меня никогда не останавливало. Я уже ездила в Новый Орлеан. Туда и обратно без сучка, без задоринки.

– Поехали, – подхватила ее Стелла. – Мы заслуживаем немного развлечений.

Через пять часов Джоэл свернул с Кэнал-стрит на Ройал-стрит. Французский квартал жил праздничной жизнью: переулки заполнены местными и туристами, спешащими найти ресторан или заглянуть в клуб. Фасады и фонари в яркой иллюминации. На углу Ибервилл Джоэл остановился перед фасадом отеля «Монтелеоне», самым известным в квартале. Один гостиничный служащий взял их багаж, другой забрал автомобиль Флорри. Гости ступили в холл и будто оказались в другом мире.

Тремя годами раньше, когда семья не сомневалась, что Пит погиб, но продолжала молиться в надежде на чудо, Флорри уговорила Лизу, чтобы та разрешила ей устроить детям новогоднее путешествие. Лизу тоже пригласила, но та отказалась, заявив, что не в настроении праздновать. Флорри ожидала подобной реакции и приняла отказ с облегчением. Они сели в поезд без нее, через шесть часов прибыли в Новый Орлеан и провели три незабываемых дня, гуляя по кварталу. Флорри любила и хорошо знала это место, а также отель «Монтелеоне». Однажды, потягивая в гостиничном баре джин, когда Джоэл пил виски, а Стелла ела шоколад, она призналась, что жить во Французском квартале – ее сокровенная мечта. Подальше от округа Форд, в ином мире, где писатели, поэты и драматурги творят и устраивают обеды для гостей. Флорри бы очень хотела, чтобы ее мечта превратилась в реальность… Однако на следующее утро извинилась за то, что много выпила и наговорила глупостей.

В рождественский вечер ее с племянником и племянницей тепло приветствовал менеджер и после бокала шампанского подтвердил заказ на девятичасовой ужин. Они разошлись по комнатам, чтобы привести себя в порядок.

За коктейлем Флорри озвучила основные правила их пребывания в Новом Орлеане: в следующие четыре дня не обсуждать ни одного из их родителей. Джоэл и Стелла с готовностью согласились. Флорри выспросила у консьержки, что происходит в городе. Оказалось, им найдется, чем заняться: здесь открылся новый джаз-клуб, шла новая бродвейская постановка, появились отличные рестораны. В общем, можно было гулять по кварталу, восхищаться французским антиквариатом на Ройал-стрит, глядеть уличные представления на Джексон-сквер, пить кофе и заедать пончиками в одном из уютных кафе в переулке, бездельничать, катаясь на речном трамвайчике вдоль дамбы, в городе всегда находилось что-нибудь новенькое.

Разумеется, будут долгие обеды в особняке на Чартрез-стрит, где их ждет мисс Твила, подруга Флорри по годам жизни в Мемфисе. Она такая же поэтесса, как Флорри – пишет много, публикует мало. Но в отличие от Флорри удачно вышла замуж. Ее муж умер молодым, и Твила стала богатой вдовой из тех, кто предпочитает общество женщин, а не мужчин. Из Мемфиса она уехала примерно в то же время, что и подруга, и построила этот красный особняк.

Они ужинали в изящном зале ресторана среди нарядно одетых и празднично настроенных людей. Официанты в белых куртках разносили тарелки с сырыми устрицами и разливали холодный, как лед, «Сансер». Вино сделало свое дело – они развеселились и много смеялись, подшучивая над посетителями. Флорри сообщила, что продлила заказ отеля на целую неделю. И если Стелла и Джоэл захотят, то могут встретить Новый год буйным танцем в гостиничном бальном зале.[3]3
  Сансер (Sancerre) – французское вино из сорта «Совиньон блан».


[Закрыть]

Округ Форд находился от них далеко.