Текст книги "Вниз по реке"

Глава 7

Через десять минут в дверях материализовались копы. Робин, судя по ее виду, буквально валилась с ног, в то время как второй полицейский словно не мог устоять на месте, постоянно совершая едва заметные нетерпеливые движения. Высокий, с покатыми плечами, чуть старше пятидесяти, в линялых джинсах и красной куртке. Над узким лбом и острым носом болтается жиденькая каштановая челочка. На поясе – полицейский жетон, поверх словно выцветших глаз поблескивают маленькие очочки с круглыми стеклами.

– Можем мы с ним поговорить на улице? – спросила Робин.

Сидящий Долф выпрямился, но ничего не сказал. Я встал и последовал за ними к выходу. Джейми нигде не было видно. Второй коп протянул руку.

– Детектив Грэнтэм, – представился он. Мы обменялись рукопожатием. – Я работаю в службе шерифа, так что пусть этот наряд вас не обманывает.

Его улыбка стала еще шире, но я знал, что не стоит ей доверять. Сегодня ни одна улыбка не могла быть настоящей.

– Адам Чейз, – сказал я в ответ.

Его лицо посерьезнело:

– Я знаю, кто вы такой, мистер Чейз, читал ваше досье, – так что предприму все усилия, чтобы это знание никак не повлияло на мою объективность.

Я сохранил спокойствие, но это потребовало некоторых усилий. В Нью-Йорке никто не знал про меня даже самую малость. Я уже почти привык к этому.

– Думаете, получится? – спросил я.

– Я знать не знал того парня, которого убили. В курсе, конечно, что он собой представлял – звезда футбола и все такое, слышал, что у него тут было полным-полно родственников и что они подняли немалый шум по поводу правосудия для богатых. Но все это было до меня. Вы для меня ничем не отличаетесь от любого другого гражданина, мистер Чейз. Никакой предвзятости.

Он махнул на Робин.

– А теперь… детектив Александер уже рассказала мне о ваших взаимоотношениях с потерпевшей. Никому из нас не по вкусу такие дела, но важно действовать как можно быстрее, когда происходит что-то такого рода. Я понимаю, что уже поздно и что вы наверняка расстроены, но надеюсь, что сможете мне помочь.

– Чем смогу, помогу.

– Хорошо. Просто замечательно. А теперь, насколько я понимаю, вы сегодня встречались с потерпевшей?

– Ее зовут Грейс.

Он опять улыбнулся, и на сей раз улыбка оказалась довольно жесткой.

– Естественно, – кивнул он. – Так о чем вы с Грейс беседовали? Каково было ее душевное состояние?

– Даже не знаю, как на это и ответить, – сказал я. – Я ее теперь практически не знаю. Слишком много времени утекло. Она так и не ответила ни на одно из моих писем.

Вмешалась Робин:

– Ты писал ей?

Я ощутил внезапную обиду у нее в голосе.

«Ей писал, а мне нет».

Я повернулся к Робин:

– Я писал ей, потому что она была слишком молода, чтобы понять причины моего отъезда. Мне было нужно, чтобы она поняла, почему меня больше нет рядом.

– Просто расскажите про сегодняшний день, – попросил Грэнтэм. – Расскажите все остальное.

Я представил себе Грейс: жар ее кожи под моей ладонью, неистовая возмущенная обида, смутные намеки на что-то еще. Я знал, что ищет этот коп. У него уже есть описание случившегося от Грейс, и теперь ему нужно подтвердить его сведениями из других источников – к черту все эти разговорчики про объективность! Какая-то часть меня хотела дать ему это подтверждение. Почему? Да потому что пошло оно все в жопу!

– Я натер ей спину лосьоном. Она поцеловала меня. Сказала, что ненавидит меня. – Я посмотрел Грэнтэму прямо в глаза. – Потом убежала.

– Вы погнались за ней?

– Это было не того рода бегство.

– Но и не особо-то похоже на того рода воссоединение, какого скорее всего приходилось ожидать.

Мой голос зазвучал глухо и твердо:

– Думать, что я изнасиловал Грейс Шеперд, – это все равно что утверждать, что я способен изнасиловать свою собственную дочь!

Грэнтэм и глазом не моргнул.

– И все же отцы регулярно насилуют собственных дочерей, мистер Чейз.

Я знал, что он прав.

– Это не то, как выглядит со стороны, – сказал я. – Она разозлилась на меня.

– За что? – спросил Грэнтэм.

– За то, что я бросил ее. Она довольно недвусмысленно на это намекнула.

– Что еще?

– Еще сказала, что у нее полным-полно дружков. Хотела, чтобы я это знал. Хотела, чтобы мне тоже стало обидно, по-моему.

– Вы хотите сказать, что она ведет беспорядочную половую жизнь? – спросил Грэнтэм.

– Ничего такого я не хочу сказать! Откуда мне вообще знать нечто подобное?

– Она же сама вам сказала.

– А еще она меня поцеловала. Ей было обидно. Вот и решила меня поддеть. Я был ей родным человеком и бросил ее, когда ей было всего пятнадцать.

– Она ведь вам не дочь, мистер Чейз.

– Это неважно.

Грэнтэм посмотрел на Робин, а потом опять на меня. Хлопнул в ладоши.

– Ладно. Продолжим.

– На ней были белый купальник и темные очки. Больше ничего. Она была мокрая, прямо из реки. Когда она кинулась прочь, то побежала к югу вдоль берега. Там всегда была натоптанная тропинка. Она ведет к дому Долфа, до него около мили.

– Это вы избили мисс Шеперд?

– Нет.

Грэнтэм поджал губы:

– Хорошо, мистер Чейз. Пока хватит. Потом еще поговорим.

– Я подозреваемый? – спросил я.

– Я редко огульно рассуждаю о таких вещах на столь ранних этапах расследования… Однако детектив Александер утверждает, причем довольно настойчиво, что вы на такое не способны. – Он на секунду примолк, посмотрел на Робин, и я заметил шелушинки высохшей кожи у него на очках. – Естественно, я вынужден принять во внимание тот факт, что вас с детективом Александер тоже связывают какого-то рода личные отношения. Это несколько все усложняет. У нас будет куда лучшее представление обо всем этом, как только мы побеседуем с самой потерпевшей… – он быстро поправился, – с Грейс.

– Когда это будет? – спросил я.

– Пока ждем разрешения врача. – Тут у Грэнтэма зачирикал мобильник, и он посмотрел на высветившийся номер. – Мне нужно ответить.

Поднеся телефон к уху, детектив отошел в сторонку. Робин придвинулась ближе ко мне, и все же я поймал себя на том, что мне трудно посмотреть на нее. У нее было словно два лица: то, которое я видел над собой в неверном свете ее спальни, и то, что наблюдал совсем недавно, – лицо копа.

– Зря я тебя проверяла, – произнесла она.

– Зря.

– Прошу прощения.

Робин встала прямо передо мной, и такого мягкого выражения у нее на лице я еще не видел с самого момента своего возвращения.

– Все очень непросто, Адам. Все эти пять лет в моей жизни не было ничего, кроме работы. Я подхожу к ней серьезно. Я хороша в ней, но сама она далеко не всегда настолько уж хороша. Отнюдь не все время.

– Что ты имеешь в виду?

– Отрываешься от нормальных людей… Видишь вокруг только темную сторону… – Она пожала плечами, немного поразмыслила, как лучше пояснить свою мысль. – Даже самые честные люди регулярно врут копам. Со временем к этому привыкаешь. А потом уже начинаешь ожидать этого. – Робин явно боролась сама с собой. – Я знаю, это неправильно. И мне это не нравится, но я уж такая, какая есть. Это то, чем я стала после того, как ты уехал.

– Ты никогда не сомневалась во мне, Робин, даже в самые худшие времена.

Она потянулась к моей руке. Я не стал ее отдергивать.

– Она была такая невинная душа, – произнес я. Про Грейс.

– Она справится, Адам. Люди и не с таким справлялись.

Но я уже мотал головой.

– Я не имею в виду то, что произошло сегодня! Я говорю про то, когда я уехал. Когда она была ребенком. От нее словно свет какой-то исходил. Это то, что обычно любил повторять Долф.

– И что же?

– Он говорит, что большинство людей живут между светом и тьмой. Это то, как обычно устроен мир. Но некоторые несут свет прямо в себе. Грейс – как раз из таких.

– Она уже не тот ребенок, какого ты помнишь, Адам. Причем уже давно.

Что-то такое было в голосе Робин…

– Это ты о чем? – спросил я.

– Примерно с полгода назад дорожный патрульный полиции штата перехватил ее, когда она гнала сто двадцать[14]14
  120 миль в час – 193 км/ч.


[Закрыть] по автостраде в два часа ночи на угнанном мотоцикле. На ней даже не было шлема.

– Пьяная? – спросил я.

– Нет.

– Ей предъявили обвинение?

– Только не за угон мотоцикла.

– А почему?

– Это был мотоцикл Дэнни Фэйта. Полагаю, он не знал, что это она его взяла. Заявил об угоне, но не стал писать на нее заявление. Ее задержали, но окружной прокурор закрыл дело. Долф нанял адвоката, чтобы уладить дело по обвинению в превышении скорости. У нее отобрали права.

Я сразу представил себе тот мотик – здоровенный «Кавасаки», который был у Дэнни чуть не целую вечность. Грейс выглядела бы на нем совсем крошечной, но я сумел представить и ее на нем тоже: скорость, бешеный визг мотора и светлые волосы, вытянувшиеся в струнку у нее за спиной. Примерно так, как она выглядела в тот раз, когда впервые прокатилась на лошади отца.

Не ведая страха.

– Ты не знаешь ее, – сказал я.

– Сто двадцать миль в час, Адам! В два часа ночи. Без шлема. Тот патрульный только через пять миль ее догнал.

Я представил себе Грейс сейчас, всю покалеченную в одной из этих стерильных палат у меня за спиной. Потер глаза.

– И что я должен чувствовать, Робин? Ты-то уже и раньше это видела.

– Злость. Пустоту. Не знаю.

– Как это ты можешь не знать?

Она пожала плечами:

– Это никогда не был кто-то, кого я люблю.

– А Грейс?

Ее глаза были непроницаемы.

– Я уже довольно давно не общалась с ней, Адам. Я теперь ее практически не знаю.

Я сохранил молчание, размышляя о тех словах Грейс на мостках.

«Кто еще заботился обо мне?»

– Ты вообще в порядке? – спросила Робин.

Я был далеко не в порядке, даже близко не в порядке.

– Если я найду того, кто это с ней сделал, то просто убью. – Я нацелился на нее взглядом. – Забью эту сволочь до смерти.

Робин огляделась по сторонам – нет ли кого поблизости.

– Не говори такого, Адам. Только не здесь. Никогда такого не говори.

* * *

Грэнтэм успел закончить свои телефонные переговоры и поджидал нас у входа. Вошли вместе. Долф с моим отцом как раз беседовали с дежурным врачом. Грэнтэм бесцеремонно перебил их:

– Так к ней уже можно?

Врач – молодой, серьезного вида мужчина с очками в черной оправе на тонком носу – казался совсем маленьким и преждевременно согнувшимся; он так прижимал к груди планшет с зажимом, словно тот мог защитить его от окружающего его мира, полного травм и ранений. Но его голос звучал на удивление твердо:

– Физически ее состояние не вызывает опасений. Но я не знаю, получите ли вы хоть какую-то реакцию на свои вопросы. После поступления сюда она практически не произнесла ни слова, если не считать одного раза в самом начале. Она спрашивала какого-то Адама.

Все как один повернулись ко мне: мой отец, Долф, Робин и детектив Грэнтэм. Наконец и врач на меня посмотрел.

– Так это вы Адам? – спросил он. Я кивнул, и рот моего отца беззвучно открылся. Вид у врача был неуверенный. – Может, если вы попробуете поговорить с ней…

– Нам нужно пообщаться с нею первыми, – перебил его Грэнтэм.

– Ну хорошо, – произнес врач. – Но мне тоже необходимо при этом присутствовать.

– Нет проблем.

Врач повел нас по длинному коридору с больничными каталками вдоль стены. Мы свернули за угол, и он остановился перед блеклой деревянной дверью с небольшим окошком в ней. Я мельком углядел сквозь него Грейс под тонким одеялом.

– Остальные пусть подождут здесь, – распорядился врач, придерживая дверь для детективов.

Прохладный воздух обдал мне лицо, и они оказались внутри. Долф с моим отцом приникли к окошку, а я принялся бесцельно кружить по коридору, размышляя о последних сказанных мне словах Грейс. Через пять минут дверь отворилась. Врач посмотрел на меня.

– Она просит вас, – сказал он.

Я устремился было к двери, но Грэнтэм остановил меня, упершись мне рукой в грудь.

– Она не стала разговаривать с нами. Мы согласились впустить вас, поскольку док думает, что это как-то поможет ей прийти в себя. – Я встретил его взгляд и выдержал его. – Не сделайте чего-нибудь, что заставит меня пожалеть о таком решении.

Я наваливался на его руку, пока ему не пришлось убрать ее. Шагнул мимо него в палату, все еще ощущая его пальцы у себя на груди и то, как он принажал посильней в последнюю секунду. Дверь затворилась на бесшумных петлях – оба старика, толкая друг друга плечами, опять прижались к стеклу с обратной стороны. И тут Грейс оказалась передо мной, и я почувствовал, как моя обида вянет и сходит на нет. Ничего из этого уже не имело значения.

Больничный свет вытянул из нее все краски. Ее грудь едва заметно вздымалась и опадала, с долгими паузами – когда, как я чувствовал, их быть не должно. Пряди светлых волос облепили ее щеку, на ушной раковине виднелась запекшаяся кровь. Я бросил взгляд на Робин, лицо которой было наглухо закрыто.

Подошел к кровати Грейс. Стежки хирургических швов впивались в ее губы. Она была вся в синяках, глаза настолько заплыли, что были едва приоткрыты – в щелках проглядывал лишь отсвет голубого, который казался слишком бледным. К тыльной стороне руки у нее была прилеплена пластырем пластиковая трубка, и эта рука показалась мне на ощупь совсем холодной и хрупкой, когда я взял ее в свою. Я попытался найти хоть какой-то намек в этих едва проглядывающих сквозь опухшие веки глазах, и когда я позвал ее по имени, узенький ломтик голубизны на секунду расширился, и я понял, что она в сознании. Грейс долго неотрывно смотрела на меня.

– Адам? – произнесла она, и я услышал в ее голосе все то, что, как я понимал, она сейчас чувствовала, вплоть до последнего мельчайшего оттенка боли и потери.

– Я здесь.

Она запрокинула голову вбок, не желая, чтобы я видел слезы, крупные и молчаливые, которые скатывались по ее лицу. Я выпрямился, чтобы она могла увидеть меня целиком, когда откроет глаза. Это произошло далеко не сразу. Грэнтэм нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Остальные стояли совершенно неподвижно.

Грейс не стала смотреть на меня опять, пока слезы не прекратились, но когда наши глаза встретились, я уже знал, что слезы вернутся опять. На ее лице происходила битва, и я беспомощно наблюдал, как Грейс ее безнадежно проигрывает. Она протянула ко мне руки, и я наклонился к ним, когда плотину прорвало снова – она судорожно обхватила меня, опять начав всхлипывать. Ее тело было горячим и все дрожало; я обнял ее так крепко, как только мог. Повторял ей, чтобы не волновалась. Повторял, что все будет хорошо. А потом она еще раз прижала губы к моему уху и прошептала единственное слово так тихо, что я едва услышал.

– Прости, – вот что это было за слово.

Я немного отодвинулся, чтобы Грейс увидела мое лицо. Просто кивнул, потому что у меня не было слов; а потом она опять притянула меня к себе и крепко держала, мучительно содрогаясь всем телом.

Подняв взгляд, я увидел в окошке двери лицо своего отца. Он потер рукой глаза и отошел, но я успел заметить, как у него дрожат пальцы. Долф посмотрел ему вслед, а потом покачал головой – то ли укоризненно, то ли печально.

Я опять обратил все свое внимание на Грейс, пытаясь полностью утопить ее в своих объятиях. Через какое-то время она тихо уплыла в то неведомое укрытие, какое соорудил для себя ее разум. Больше она не произнесла ни слова – просто повернулась на бок и закрыла глаза.

Копы остались с носом.

Уже в коридоре Грэнтэм опять грудью оттеснил меня в сторону.

– По-моему, нам надо выйти пообщаться, – сказал он.

– Зачем?

– Сами знаете, зачем! – Его пальцы крепко ухватили меня за руку. Я вырвался, но он тут же цапнул ее опять.

– Э-э, минуточку! – попытался вмешаться Долф.

Грэнтэм потерял над собой контроль:

– Я же тебя предупреждал – не надо меня злить!

– Да ладно, Адам, – примирительно произнесла Робин. – Давай и вправду выйдем.

– Нет! – Все разом навалилось на меня: потерянная невинность Грейс, подозрения, которые преследовали меня, словно свора охотничьих псов, и беспросветная тьма, которая повисла над моим возвращением сюда. – Никуда я не пойду!

– Я хочу знать, что она сказала! – Грэнтэм явно едва удержался от того, чтобы не поволочь меня к выходу силой. – Она что-то тебе сказала! Что?

– В самом деле? – вмешалась Робин. – Она действительно тебе что-то сказала?

– Не спрашивай меня. Это неважно.

– Если она что-то сказала, нам нужно знать, что именно.

Я обвел взглядом лица вокруг меня. То, что сказала Грейс, предназначалось только мне, и я не чувствовал ни малейшей нужды этим делиться. Но Робин тронула меня за руку:

– Я поручилась за тебя, Адам. Ты понимаешь, что это значит?

Легонько оттолкнув ее, я еще раз посмотрел на Грейс. Та свернулась в клубок, отвернувшись спиной к миру снаружи. Я все еще чувствовал прохладную скользкость ее слез, когда она прижалась ко мне. Обратился к Грэнтэму, но не сводил глаз со своего отца. Сообщил им в точности то, что она произнесла.

– Она попросила прощения.

Мой отец разом осунулся.

– Прощения за что? – уточнил Грэнтэм.

Я сказал им правду, в точности то, что сказала она; но интерпретировать это извинение – не моя проблема. Так что я предложил объяснение, которое, как я знал, детектив примет, пусть даже оно и не соответствовало истине.

– Когда мы разговаривали у реки, она сказала, что ненавидит меня. Насколько я понимаю, за это она и просила прощения.

Вид у него стал задумчивый.

– И всё? – спросил он. – Это всё, что она сказала?

– Всё.

Робин с Грэнтэмом переглянулись, словно понимая друг друга без слов. Потом заговорила Робин:

– Есть и еще кое-что, что нам хотелось бы с тобой обсудить. На улице, если ты не против.

– Ну конечно, – отозвался я, направляясь к выходу.

Но едва успел сделать два шага, как услышал, что отец зовет меня по имени. Он держал руки ладонями вверх, а лицо его вытянулось от осознания того, что Грейс вряд ли стала бы обниматься с человеком, который сотворил с ней такое. Но не было прощения в моем лице, когда я встретил его взгляд. Он сделал крошечный шажок и опять позвал меня; в голосе его звучали вопрос, мольба, и на миг я призадумался об этом: отца переполняли страдание, внезапное сожаление и все те годы, что столь неумолимо промаршировали между нами.

– Не стоит, – бросил я, после чего решительно направился к выходу.

Глава 8

Когда мы окунулись в ночной воздух, я сразу поискал глазами Джейми и увидел его на самом краю парковки, за рулем пикапа с тонированными стеклами. Он отхлебнул чего-то из бутылки и не стал выходить. На стоянку заехала «Скорая» с потушенными мигалками.

– Мне нужно срочно покурить, – объявил Грэнтэм и тут же направился на поиски сигареты.

Мы посмотрели ему в спину и стояли в неловком молчании, с которым так хорошо знакомы люди, попавшие в беду. Коротко рявкнул автомобильный сигнал, пикап Джейми моргнул дальним светом. Мой брат вытянул руку вправо, в сторону въезда на площадку перед приемным покоем. Обернувшись, я увидел, как в просвет узкой бетонной ограды проскальзывает длинный черный автомобиль, останавливается. Умолк мотор. Распахнулись дверцы, и они вышли – Мириам, моя сестра, и какой-то крепыш в черных сапожках и полицейском мундире. Оба увидели меня одновременно и на миг замерли. Мириам с каким-то чуть ли не испуганным видом осталась возле машины. Мужчина, ухмыльнувшись, двинулся прямиком ко мне.

– Адам! – воскликнул он, хватая меня за руку и принимаясь ее неистово трясти.

– Джордж…

Насколько я помню, Джордж Толлмэн всю жизнь был типичным прилипалой. На пару лет помладше меня, он куда больше корешился с Дэнни, чем со мной. Я с трудом высвободил руку и посмотрел на него повнимательней. Высокий, массивный, с густыми песочного цвета волосами и круглыми карими глазами. Плотный, но не жирный малый, который всегда гордился мощью своего рукопожатия.

– Когда я последний раз видел тебя со стволом, Джордж, ты по пьяни пытался сшибать пивные банки с пня из воздушки…

Он бросил взгляд на Робин и прищурился. Улыбка пропала.

– Это было очень давно, Адам.

– Вообще-то никакой он не коп, – подала голос Робин.

На миг вид у Джорджа стал сердитый, но это быстро прошло.

– Я занимаюсь разъяснительной работой со школьниками, – сказал он мне. – Выступаю перед детишками, объясняю насчет наркотиков. – Бросил взгляд на Робин. – И вообще-то я коп! – Голос его оставался ровным. – Боевые патроны, все дела…

Тут я услышал чьи-то нерешительные шаги и, обернувшись, увидел Мириам. В свободных слаксах и рубашке с длинным рукавом она выглядела бледной и заморенной. Сверкнула на меня откровенно нервной улыбкой, но глаза ее немного обнадеживали. Она действительно повзрослела, но сейчас мало чем походила на свой портрет, который я видел в доме.

– Здравствуй, Мириам, – сказал я.

– Привет, Адам.

Я обнял ее, ощутив ее кости. Она стиснула меня в ответ, хотя я понимал, что ее по-прежнему терзают сомнения. Они с Греем Уилсоном были хорошими друзьями. То, что меня обвинили в его убийстве, оказалось для нее серьезным ударом. Я сжал ее в объятиях еще разок, после чего отпустил. И едва отодвинулся, как вакуум тут же заполнил Джордж. Его рука утвердилась у нее на плечах, и он притянул ее к себе. Это меня удивило. Обычно Мириам, вокруг которой он вечно увивался, в лучшем случае просто терпела его, как надоедливого щенка.

– Мы обручились, – объявил он.

Опустив взгляд, я заметил у нее на руке кольцо – маленький бриллиантик в желтом золоте. Пять лет, напомнил я себе. Все меняется.

– Поздравляю, – сказал я.

Мириам явно испытывала неловкость.

– Вообще-то не совсем подходящее время и место, чтобы обсуждать подобные темы, – произнесла она.

Джордж сильней притянул ее к себе, резко выдохнул через нос и опустил взгляд на землю.

– Ты права, – сказал он.

Я обернулся на машину – сверкающий черный «Линкольн».

– А где Дженис?

– Вообще-то она тоже хотела поехать… – начала было Мириам.

– Мы забросили ее домой, – перебил Джордж.

– Почему? – спросил я, заранее зная ответ.

Джордж нерешительно помедлил.

– Время… – туманно произнес он. – Обстоятельства.

– Имеюсь в виду я? – уточнил я.

Мириам при этих словах вся съежилась, а Джордж решительно закончил мысль:

– Она говорит, что теперь-то люди поймут, что ты за тип, раз уж тогда на суде не вышло.

Вмешалась Мириам:

– Я сказала ей, что это несправедливо.

Я не стал на этом заостряться. Вообще ни на чем не стал заостряться. Получше рассмотрел свою сестру: опущенная голова, тонкие плечи. Она отважилась бросить на меня взгляд и тут же опять опустила глаза.

– Да, сказала, Адам. Она просто не стала слушать.

– Ладно, не переживай, – сказал я. – А как насчет тебя? У тебя все хорошо?

На голове у нее двинулись волосы, когда она кивнула.

– Не считая плохих воспоминаний, – произнесла при этом Мириам, и я все понял. Мое неожиданное возвращение разбередило старые раны.

– Я это переживу, – добавила она, после чего повернулась к своему жениху: – Мне нужно поговорить с отцом. Была рада повидаться, Адам!

Они ушли, и я посмотрел им вслед. В дверях Мириам обернулась на меня – ее подбородок коснулся плеча, а глаза были большими и встревоженными.

Я покосился на Робин:

– Джорджа ты и в грош не ставишь, насколько я понимаю.

– Совершенно безответственный тип, – отозвалась она. – Ладно, пошли. Нам все еще надо кое-что обсудить.

Я последовал за ней к машине Грэнтэма, оставленной на боковой улочке. Сигарета уже сгорела до половины и при каждой затяжке бросала ему на лицо оранжевые отсветы. Он отшвырнул окурок в водосточный желоб, и лицо его скрылось в тени.

– Расскажите мне про ту тропу у реки, – попросил он.

– Она идет к югу, вдоль берега, к дому Грейс.

– А дальше?

– Тропа очень старая, еще чуть ли не индейская, и тянется на многие мили. Идет мимо дома Грейс до края территории фермы, потом через соседнюю ферму и несколько участков помельче с рыбацкими хижинами[15]15
  Рыбацкая хижина может быть и вполне капитальным домом; скорее это нечто вроде дачи у воды, где живут только наездами.


[Закрыть] на них. А дальше не знаю.

– Ну а к северу?

– Примерно то же самое.

– Ею часто пользуются? Туристы? Рыбаки?

– Время от времени.

Грэнтэм кивнул.

– На Грейс напали в полумиле от мостков – там, где тропинка резко загибается к северу. Можете что-нибудь рассказать про этот район?

– Деревья там растут довольно густо, но не широко. На самом деле это просто полоска леса, идущая вдоль берега. Сразу за деревьями начинаются пастбища.

– Выходит, тот, кто это сделал, вполне мог прийти по этой тропинке.

– Или появиться с реки, – добавил я.

– Но вы бы тогда увидели.

Я уже мотал головой.

– Я был только возле мостков, да и то всего несколько минут. Но там еще была женщина.

– Какая еще женщина?

Я описал то, что видел: седые волосы, каноэ.

– Правда, она поплыла вверх по течению, не вниз.

– Вы ее знаете?

Я попытался представить себе лицо – лицо довольно пожилой женщины, выглядящей значительно моложе. Что-то вроде и впрямь смутно знакомое…

– Нет, – произнес я наконец.

Грэнтэм что-то чиркнул в блокноте.

– Мы этим займемся. Она могла что-то видеть. Кого-нибудь в другой лодке, мужчину. Тот мог заметить Грейс и пристать где-то ниже по течению. Она красивая, едва одетая, совсем одна на пустынном участке реки…

Я представил себе ее заплывшее лицо, разбитые губы, стянутые черной ниткой с торчащими вкривь и вкось узелками. Никто из тех, кто видел ее в этой больничной палате, не мог знать, насколько Грейс и в самом деле красива. Меня кольнуло подозрение.

– А вы что, знали ее? – спросил я.

Грэнтэм изучил меня самыми неподвижными глазами, какие я только видел.

– Округ у нас не такой уж большой, мистер Чейз.

– А можно поинтересоваться, откуда вы ее знаете?

– Вряд ли это так уж важно.

– Тем не менее…

– У меня сын примерно ее возраста. Довольны?

Я ничего не ответил, так что он ровным голосом продолжал:

– Мы говорили про лодку. Кто-то мог увидеть Грейс с реки и устроить засаду.

– Тогда этот «кто-то» должен был знать, что она пойдет домой именно этой дорогой, – заметил я.

– Или он мог сначала прийти к ней домой, отправиться ее искать и потом пересечься с ней на тропе. Мог увидеть вас обоих на мостках и выждать. Такое возможно?

– Вполне возможно, – согласился я.

– Сокращение «дэ-бэ семьдесят два» вам о чем-нибудь говорит?

Грэнтэм задал этот вопрос как бы между прочим, и я долго не мог заговорить.

– Адам? – произнесла Робин.

Я уставился куда-то в пространство, когда что-то громкое и дикое принялось долбить у меня в голове. Мир вывернулся наизнанку.

– Адам?

– Вы нашли перстень. – Я едва сумел выдавить из себя эти слова.

Реакция Грэнтэма не заставила себя ждать. Он покачался на пятках.

– Почему вы так решили? – спросил он.

– Золотой перстень с темно-красным камешком. С гранатом.

– Откуда вы это знаете?

Мои слова прозвучали так, будто произносил их кто-то другой.

– Потому что на внутренней стороне у него выгравировано «дэ-бэ семьдесят два».

Грэнтэм сунул руку в карман куртки, а когда вытащил, то в ней был маленький скатанный в трубочку полиэтиленовый пакетик. Разжал пальцы, и пакетик сам собой развернулся на ладони. Полиэтилен ярко блеснул в жестком свете уличного фонаря, белесо засветились покрывающие его грязные потеки. Внутри лежал перстень: тяжелое золото, темно-красный камешек.

– Я просто очень хочу знать, что это может значить, – произнес Грэнтэм.

– Дайте мне минуту.

– Что бы это ни было, мистер Чейз, полагаю, что вы мне все объясните.

– Адам? – В голосе Робин звучала обида, но я мог на этот счет не беспокоиться. Я думал про Грейс, а также про того человека, который считался моим другом.

– Этого просто не может быть!

Но в голове у меня уже словно прокручивалось кино – как это все-таки могло быть. Я знал его лицо, его фигуру, его голос. Так что мог заполнить пустоты, и это было все равно что смотреть какой-то фильм ужасов – про то, как мой самый давний друг насилует женщину, которую я знаю с двухлетнего возраста.

Я мотнул головой на перстень в прозрачном пакетике.

– Вы нашли его там, где это произошло? – спросил я.

– Да, на месте происшествия – там, где ее обнаружил Долф.

Я отошел в сторонку, вернулся. Ну не могло быть так, хоть тресни!

Но тем не менее было.

Пять лет. Все меняется.

И теперь уже ничего доброго не осталось в моем голосе.

– Семьдесят два – это был номер на его футбольном свитере. А перстень – подарок от бабушки.

– Вот как?

– А «дэ-бэ» – сокращенно его кличка. Дэнни-бой. Номер семьдесят два.

Грэнтэм кивнул, когда я закончил:

– «Дэ-бэ семьдесят два». Дэнни Фэйт.

Робин сохраняла молчание – она понимала, что во мне сейчас творится.

– Вы полностью в этом уверены? – спросил Грэнтэм.

– Помните, я упоминал рыбацкие хижины? Те, что ниже по реке от дома Долфа?

– Да.

– Вторая сверху, если смотреть по течению, принадлежит Зебьюлону Фэйту.

Они оба посмотрели на меня.

– Отцу Дэнни, – добавил я.

– Насколько ниже по течению от того места, где на нее напали? – уточнил Грэнтэм.

– Меньше двух миль.

– Так-так…

– Я хочу присутствовать, когда вы будете говорить с ним, – потребовал я.

– Это совершенно исключено.

– Я мог бы вам ничего не говорить! Мог бы и сам с ним пообщаться!

– Это дело полиции. Не суйтесь куда не следует.

– Она не ваша родственница!

– И не ваша тоже, мистер Чейз. – Грэнтэм подступил ближе, и, хотя его голос звучал взвешенно, злость так и сочилась из его лица. – Когда мне от вас что-то понадобится, я сам это скажу.

– Без меня вам до него не добраться, – сказал я.

– Не лезьте не в свое дело, мистер Чейз.

* * *

Я уехал из больницы, когда между деревьями серебряной монетой протиснулась луна. Ехал быстро; в голове шумели кровь и мрачная ярость. Дэнни Фэйт. Робин была права. Он изменился, переступил черту, и не было пути назад. То, что я сказал Робин, было правдой.

Я вполне мог убить его.

Когда я въехал на территорию фермы, все вокруг казалось каким-то не таким: дорога слишком узкая, повороты словно не в тех местах… Столбы ограды, туго стянутые между собой темной колючей проволокой, один за другим поднимались мне навстречу из бесцветной травы. Поворот к дому Долфа я проскочил, не сразу это сообразив. Сдал назад, свернул на длинный отрезок, на котором когда-то учил Грейс водить машину. Ей тогда было всего восемь, и ее едва было видно из-за руля. Во мне до сих пор звучал ее смех, до сих пор ощущалось ее капризное разочарование, когда я твердил ей, что она едет чересчур быстро.

И вот теперь она в больнице – лежит, свернувшись в клубок, словно зародыш, покалеченная и сломленная… Я опять увидел стежки хирургических швов у нее на губах, тонкие голубые прорези на лице, когда она пыталась открыть глаза.

Я хлопнул открытой ладонью по рулю, а потом вцепился в него обеими руками, словно силясь согнуть его пополам. Изо всей силы давил на газ, слыша глухие удары подвески и стук камней по днищу машины. Еще один поворот, потом через предохранительную решетку от скота[16]16
  В скотоводческих районах территории свободного выпаса обычно огорожены высокими заборами из стальной сетки, а проходящие через эти ограды дороги перекопаны поперек канавами, поверх которых уложены металлические решетки, являющие преградой для скота, – животные не наступают на них, опасаясь провалиться. Главный плюс – при проезде не надо каждый раз открывать и закрывать ворота.


[Закрыть], о которую шины долбанули со всей дури. Ударил по тормозам. Пойдя юзом, машина замерла перед маленьким двухэтажным домиком под жестяной крышей, обшитом белой вагонкой. Владел им мой отец, но Долф жил тут уже несколько десятков лет. Над двором раскинул свои ветки огромный дуб, а в открытом сарае я заметил какой-то старый автомобиль, стоящий на кирпичах, – части его мотора были разложены на садовом столике под деревом.