Текст книги "Тайна семи циферблатов"

В итоге мы чуть не опоздали даже на него. Забыв о промерзших мостовых и густом скоплении экипажей при скудном синеватом свете дуговых уличных фонарей, мы поспели на вокзал Ватерлоо в самый последний момент.

И вот поезд вырвался на простор за пределами города, но с каждым оборотом вагонных колес атмосфера в нашем затемненном купе, казалось, становилась все более гнетущей. Холмс сидел молча, чуть склонившись вперед. Я мог ясно различать его ястребиный профиль под чуть сбитым набок кепи, четко вырисовывавшийся на фоне окна, сквозь которое пробивался холодный свет полной луны. Ближе к половине двенадцатого ночи мы сошли на небольшом полустанке, жители деревушки которого уже, видимо, погрузились в сон.

Не было заметно ни малейшего движения. Не слышался даже лай собак. Но у станционного здания стояло открытое ландо, от которого не доносилось даже легкого позвякивания лошадиной сбруи. На козлах сидел кучер, столь же неподвижный, как и миниатюрная пожилая леди, откинувшаяся на подушки заднего сиденья ландо и бесстрастно взиравшая на наше приближение.

Мисс Форсайт с жаром начала что-то говорить, но престарелая дама, вся завернутая в серые меха, жестом вскинутой вверх руки остановила ее.

– Мистер Шерлок Холмс? – спросила она необычайно низким, но тем не менее звучным голосом. – А второй джентльмен, как я полагаю, доктор Уотсон. Я – леди Майо.

Несколько мгновений ее острый и исключительно проницательный взгляд изучал нас.

– Прошу вас в мое ландо, – продолжала она затем. – Вы найдете в нем необходимое количество покрывал. Сожалею, что могу предложить вам в такую холодную ночь только открытый экипаж, но этим мы обязаны любви моего кучера к быстрой езде, – она указала на возницу, виновато поджавшего плечи, – в результате чего у крытой кареты сломалась ось. Едем в Холл, Биллингс! В этот раз я сама прошу вас поспешить!

Щелкнул кнут. С легким поскрипыванием задних колес ландо, ускоряя ход, понесло нас по узкой дороге, обрамленной с обеих сторон живыми изгородями из колючих кустарников и стволами уже сбросивших на зиму листву деревьев.

– Я, однако, не слишком зла на своего возницу, – сказала леди Майо. – Увы, мистер Холмс, мне уже очень много лет. В давние времена мы все обожали быструю езду, да и жили куда более стремительно.

– Но и умирали тоже, не так ли? – заметил мой друг. – Такой, например, смертью, что может грозить нынче ночью вашему молодому подопечному?

Конские подковы выбивали звон из покрытой льдом дороги.

– Мне кажется, мистер Холмс, – отозвалась негромко леди, – что мы с вами прекрасно понимаем друг друга.

– Я в этом нисколько не сомневаюсь, леди Майо. Но вы, однако же, не ответили на мой вопрос.

– Опасаться нечего, мистер Холмс. Сейчас он в полнейшей безопасности.

– Вы так в этом уверены?

– Да говорю же вам, что ему ничто не угрожает! Парк при Грокстон-Лоу-Холле непрерывно патрулируют, а сам дом – под надежной охраной. Они не смогут совершить на него нападение.

Чем было вызвано мое внезапное вмешательство в их разговор: чересчур быстрым движением экипажа, шумом ветра в ушах или самой по себе сводящей с ума загадочностью этого дела, я сам себе не могу объяснить по сей день.

– Прошу простить мне прямоту старого солдата, который пока ничего не может понять в происходящем! – воскликнул я. – Но, как мне кажется, вы могли бы пожалеть несчастную юную леди, сидящую рядом с вами! Кто такой мистер Чарльз Хендон? Почему у него мания крушить часы? И по какой причине его жизни может угрожать опасность?

– Полноте, Уотсон! – отозвался Холмс не без доли раздражения в тоне. – Вы же сами не так давно поразили меня, перечислив признаки, которые делают мистера Чарльза Хендона, по вашему собственному выражению, совершенно не похожим на англичанина.

– Положим, что так, но почему это может нам помочь в решении стоящей перед нами задачи?

– Потому что тот, кого мы с вами называем «Чарльзом Хендоном» совершенно точно не англичанин.

– Не англичанин? – переспросила Селия Форсайт, протягивая к Холмсу руку. – Но ведь он безупречно говорит по-английски!

Но тут у нее перехватило дыхание, и она прошептала:

– Быть может, даже слишком безупречно.

– Стало быть, этот молодой человек, – высказал я предположение, – вовсе не занимает столь уж высокое положение в обществе?

– Напротив, мой дорогой друг. Ваша интуиция никогда вас не подводит. Его общественный статус необычайно высок. Назовите-ка мне императорский двор в Европе – и, заметьте, Уотсон, именно императорский! – где говорить по-английски принято гораздо более, чем на своем родном языке?

– Не знаю. Как-то ничего сразу не приходит в голову.

– Тогда попытайтесь припомнить все события с самого начала. Незадолго до первого появления у нас мисс Форсайт я зачитывал вам вслух кое-какие новости из наших ежедневных газет, которые на тот момент казались пустяками. В одной из статей говорилось о том, что группа нигилистов, самого опасного крыла анархистской партии, которая собирается камня на камне не оставить от Российской империи, подозревалась в подготовке покушения на жизнь великого князя Алексея. А каким милым прозвищем наградила «мистера Чарльза Хендона» леди Майо?

– Алек! – вскричал я.

– Это могло оказаться не более чем совпадением, – передернул плечами Холмс. – Однако если мы обратимся к недавним историческим фактам, то не сможем обойти вниманием предыдущее покушение, приведшее к гибели русского царя в 1881 году. Его разорвало на части изготовленной из динамита бомбой, звук работы механизма которой заглушили игрой на фортепиано. Динамитные бомбы, Уотсон, бывают двух разновидностей. Одна из них – сравнительно легкая бомба в металлической оболочке, снабженная коротким запалом, предназначена для метания. А вот вторая, также помещаемая в металлический короб, приводится в действие часовым механизмом, и только громкое тиканье часов может выдать ее присутствие в помещении.

Снова громко щелкнул кнут кучера, и живая ограда стала проноситься мимо нас с почти нереальной быстротой, как будто во сне. Мы с Холмсом сидели спинами к вознице напротив особенно бледных в лунном сиянии лиц леди Майо и Селии Форсайт.

– Но ведь теперь же все становится предельно ясно, Холмс! Именно по этой причине наш молодой человек не мог выносить вида часов!

– Нет, Уотсон, нет! Не вида, а звука!

– То есть тиканья?

– Именно так. Но когда я попытался вам об этом сказать, вы по своей природной нетерпеливости не дали мне закончить. Заметьте, что в тех двух случаях, когда он ломал часы на публике, он попросту не знал, где они находятся. Первые часы, по свидетельству мисс Форсайт, укрывало обрамление зеленых насаждений, вторые находились за задернутой портьерой. Заслышав зловещие для него звуки, он наносил удары прежде, чем успевал обдумать свои действия. Целью его, конечно же, было уничтожить механизм часов и, тем самым, обезвредить то, что могло оказаться бомбой.

– Но ведь от ударов тростью бомба могла взорваться и сама по себе, – попытался возразить я.

Холмс снова только пожал плечами.

– Будь это настоящая бомба, такая вероятность есть, согласен. Не забывайте, однако, о прочной металлической оболочке. Поэтому самопроизвольный взрыв представляется мне сомнительной возможностью. Но в любом случае речь идет об очень смелом джентльмене, на которого устроили настоящую охоту, и потому он наносил свои удары фактически вслепую. Ужасные воспоминания о смерти собственного отца и осведомленность, что такая же организация уготовила ему сходную участь, легко могли подвигнуть его на безрассудные поступки.

– И что же дальше?

Было заметно, что Шерлоком Холмсом все еще владело беспокойство. Мне бросилось в глаза, что он не раз оглядывал пристальным взглядом мелькавшую мимо нас серую в ночи и пустынную местность.

– Все это я сумел заключить уже из нашей первой беседы с мисс Форсайт, – сказал он потом. – И для меня стало очевидно, что подложное письмо должно было сыграть роль наживки, чтобы заманить великого князя в Одессу, то есть прямо в руки злоумышленников. Однако, как я вам уже говорил, он почувствовал подвох. А потому направился… Куда же?

– В Англию, – продолжил я его мысль. – Более того, в Грокстон-Лоу-Холл, где, помимо прочего, он мог наслаждаться обществом привлекательной юной леди, которую я сейчас убедительно попросил бы перестать лить слезы и промокнуть глаза платком.

Между тем Холмса явно что-то продолжало раздражать.

– Могу только сказать, – продолжал он, – что, по моему мнению, именно в этом направлении следовало искать истину. С самого начала стало ясно, что такая знатная дама, как леди Майо, едва ли завязала бы оживленную беседу в купе железнодорожного вагона с молодым человеком, если бы они, как назвала это ни о чем не подозревавшая мисс Форсайт, не были давними знакомыми.

– Право же, я недооценила силу вашей проницательности, мистер Холмс, – сказала леди Майо не слишком довольным тоном, поглаживая руку Селии Форсайт. – Да, я знавала Алексея еще мальчишкой в матросском костюмчике в Санкт-Петербурге.

– Где, как я выяснил, ваш муж служил первым секретарем британского посольства. А вот в Одессе мне удалось установить еще один чрезвычайно интересный факт.

– Да? И какой же именно?

– Мне стало известно имя главного боевика нигилистов, человека безрассудно отважного и фанатично настроенного, которому уже довольно давно удалось весьма близко сойтись с великим князем.

– Это невозможно!

– И тем не менее это правда.

Какое-то мгновение леди Майо смотрела на него, несколько утратив невозмутимое выражение лица, тем более что в этот момент колея дороги вильнула и экипаж вошел в вираж.

– Но послушайте меня, мистер Холмс. Мой дражайший Алек уже написал письмо в полицию, а если точнее – лично верховному комиссару сэру Чарльзу Уоррену.

– Благодарю за информацию, но я видел это письмо. Более того, я заметил, что скреплено оно гербовой печатью российского императорского дома.

– Кроме того, хочу повторить еще раз, – продолжала леди, – что в парке непрерывно курсируют патрули, а дом охраняют…

– И тем не менее лисе порой удается ускользнуть от целой своры гончих.

– Дело даже не в числе охранников! В эту самую минуту, мистер Холмс, наш бедняга Алек сидит в старинном зале с толстыми стенами и дверями, запертыми изнутри на два замка каждая. Окна закрыты ставнями так плотно, что внутрь и руки не просунуть. Каминная труба, тоже старинной работы, с расширением внутри, но с таким узким отверстием дымохода наверху, что в него не пролезть и ребенку, а в самом очаге разведен огонь. Каким же образом, по-вашему, враг сможет добраться до него?

– Каким? – Холмс в задумчивости закусил губу, а пальцами постукивал себя по коленке. – Что ж, вероятно, нынешней ночью он действительно находится в полной безопасности, поскольку…

Леди Майо прервала его жестом триумфатора.

– Мы не пренебрегли ни единой предосторожностью, – заявила она. – Даже крыша взята под наблюдение. Треплей – слуга Алека – невероятно быстро доставил сегодня письмо в Лондон, а потом вернулся более ранним поездом, чем ваш. В деревне он одолжил коня. И именно он сейчас дежурит на крыше, преданно оберегая покой своего хозяина.

Эффект, который возымели эти слова, оказался совершенно потрясающим. Шерлок Холмс вскочил прямо посреди ландо, его плащ нелепо раздулся во встречном потоке воздуха, а ему самому пришлось ухватиться за ручку двери, чтобы не потерять равновесие.

– На крыше? – эхом повторил он. – Этот человек дежурит на крыше?

Затем он развернулся и с силой сдавил плечо кучера.

– Гоните лошадей! – вскричал он. – Ради всего святого, гоните их, что есть мочи!

Нельзя терять ни секунды!

Щелк, щелк! Кнут прошелся между ушами коренной. Захрипев, лошади перешли на галоп, еще быстрее рванув вперед. Посреди смятения, в котором мы пребывали, раздался сердитый возглас леди Майо:

– Мистер Холмс, вы в своем уме? Что вы творите?

– Вы скоро сами все увидите. Мисс Форсайт, вы лично когда-либо слышали, чтобы великий князь обращался к своему слуге по фамилии – Треплей?

– Я? Н-нет! – запнувшись, ответила Селия Форсайт, охваченная тревогой. – Как я вам уже рассказывала, Чарльз… то есть, что я такое говорю?! Великий князь всегда звал его «Треп», и я решила…

– В том-то и проблема, что это было только ваше предположение. А настоящая его фамилия – Трепов. Даже с ваших слов я смог распознать в нем лжеца и предателя.

Живая изгородь замелькала мимо, слившись в сплошную стену, вся упряжь и сбруя звенели и вибрировали. Мы мчались, обгоняя ветер.

– А теперь припомните, – продолжал Холмс, – с каким вероломным лицемерием этот человек повел себя, когда его хозяин публично разбил первые часы. Он ведь сделал вид, что смущен и пристыжен, не так ли? Ему хотелось, чтобы в ваших глазах мистер Чарльз Хендон выглядел безумцем. А как вам стало известно о пяти других часах, которых, кстати, никогда не существовало? О них рассказал тот же Трепов. Прятать часы или снабженную ими бомбу в собственном комоде – вот это было бы признаком истинного помешательства. Но великий князь Алексей никогда ничего подобного не делал.

– Но послушайте, Холмс, – попытался возразить я, – ведь если Трепов долго был его личным слугой…

– Гоните, кучер, гоните! Да, Уотсон? Что вы хотели сказать?

– Несомненно, у Трепова было множество возможностей убить своего хозяина ножом, например, или с помощью яда, не прибегая к таким сложным методам, как бомба.

– Этот сложный метод, как вы изволили выразиться, основной в арсенале так называемых революционеров. Простота – не в их стиле. Их жертву должно разнести на куски громким взрывом, чтобы об этом узнал и заговорил весь мир. Таким образом они обращают на себя внимание и вызывают страх от своих угроз и силы.

– Но ведь было письмо к сэру Чарльзу Уоррену! – воскликнула леди Майо.

– Не сомневаюсь, что оно покоится сейчас на дне какой-нибудь лондонской сточной канавы. А! Вот, как мне кажется, и Грокстон-Лоу-Холл показался прямо перед нами.

Признаюсь, что последовательность дальнейших событий этой ночи в некоторой степени перемешалась у меня в памяти. Припоминаю, что после того, как мы проехали по крытой гравием подъездной дорожке, перед нами возник длинный и приземистый особняк времен короля Якова, построенный из ярко-красного кирпича со сдвоенными окнами и плоской крышей. Как только ландо остановилось, мы тут же отбросили в стороны покрывала. Леди Майо, теперь уже не на шутку обеспокоенная, сразу принялась раздавать приказы группе перепуганных нашим стремительным прибытием слуг.

А мы с Холмсом спешно последовали за мисс Форсайт наверх – сначала по широкой, крытой ковром дубовой парадной лестнице из вестибюля, а дальше – по узким ступенькам, которые вели непосредственно на крышу. У их подножия Холмс на секунду задержался и сжал ладонь мисс Форсайт.

– Вам будет лучше остаться здесь, – сказал он тихо.

Когда же он снова опустил руку в карман плаща, мне послышался щелчок взводимого курка, и я понял, что на этот раз Холмс тоже вооружен.

– Следуйте за мной, Уотсон! – сказал он.

Я стоял у него за спиной на узкой лестнице, пока он крайне осторожно открывал люк, заменявший дверь на крышу.

– Если вам дорога жизнь – ни звука! – прошептал он. – Как только увидите его, стреляйте.

– Да, но как же мы его там найдем?

В наши лица снова ударил холодный ветер. Мы стали осторожно перемещаться вперед по плоской крыше. Со всех сторон нас окружали трубы: высокие призрачные столбы каминных и целые скопления более мелких и приземистых, похожих на почерневшие от сажи горшки. Все это располагалось вокруг огромного свинцового купола, отливавшего серебром в свете луны. У дальнего конца крыши, там, где на фоне неба вырисовывался силуэт деревянного фронтона, какая-то темная фигура, казалось, присела на корточки у отдельно стоявшей и отчетливо различимой при луне трубы камина.

Внезапно синей вспышкой зажглась серная спичка, потом она загорелась ровным желтым пламенем, а всего через мгновение раздалось шипение бикфордова шнура и что-то загрохотало в трубе. Холмс бросился вперед, непрерывно петляя, чтобы обогнуть очередную трубу или парапет, желая настигнуть припадавшего к крыше человека, который теперь поспешно пятился назад.

– Стреляйте, Уотсон! Стреляйте же!

Наши револьверы разрядились синхронно. Я только успел увидеть, как бледное лицо Трепова резко повернулось в нашу сторону, прежде чем вся массивная труба в прямом смысле слова взлетела на воздух посреди мощного столба белого огня. Крыша качнулась у меня под ногами, и я помню только, как упал и несколько раз перекатился по ее покрытию, а над моей головой свистели мелкие осколки и пролетали целые куски кирпича, часть которых забарабанила по металлическому куполу.

Холмс вмиг вновь оказался на ногах.

– Вы ранены, Уотсон? – спросил он, задыхаясь.

– Лишь слегка контужен, – отозвался я. – Но как же нам повезло, что мы успели упасть! Иначе…

И я указал ему на снесенную верхушку и посеченную осколками поверхность располагавшейся рядом трубы.

Нам пришлось преодолеть всего несколько метров сквозь облако поднятой взрывом пылевой взвеси, прежде чем мы увидели человека, за которым охотились.

– Он уже предстал пред Высшим Судом, – сказал Холмс, разглядывая жутко изуродованное тело, распростертое на покрывавших крышу пластинах. – Наши с вами выстрелы задержали его ровно на секунду, но именно она и оказалась для него роковой. Он принял почти всю возвратную волну взрыва на себя.

Мой друг отвернулся.

– Пойдемте отсюда, – сказал он, и в его голосе послышалась горечь человека, преисполненного недовольства собой. – Мы оказались слишком медлительны, чтобы спасти жизнь нашего подопечного, и к тому же не сможем хотя бы отомстить за его гибель с помощью придуманного человечеством механизма правосудия.

Но вдруг выражение его лица резко переменилось, и он схватил меня за руку.

– Боже правый, Уотсон! – воскликнул он. – Одна-единственная труба заслонила нас и уберегла от смерти! А какое выражение использовала та женщина? «Расширение внутри»! Да, да, она говорила о дымоходе с расширением внутри! Скорее! Нам нельзя терять ни секунды!

Мы поспешно пробрались через люк в крыше и сбежали вниз по парадной лестнице. В дальнем конце вестибюля сквозь поднятую взрывом едкую хмарь можно было увидеть разнесенную в щепки дверь. Мгновением позже мы ворвались в спальню, которой пользовался великий князь. При виде открывшейся нам сцены Холмс не смог сдержать громкого стона.

Над великолепной работы камином зияла огромная дыра с рваными краями как раз в том месте, где из толстых слоев кирпича было сложено расширение дымохода. Огонь из очага взрывом разметало по комнате, и в воздухе стоял резкий запах тлеющей ткани ковра, занявшегося от раскаленных углей. Холмс метнулся куда-то прямо в клубы дыма, и мгновение спустя я увидел его склонившимся по другую сторону сильно поврежденного фортепиано.

– Поспешите сюда, Уотсон! – позвал Холмс. – Он еще дышит. И это как раз тот случай, где я бессилен и все целиком в ваших руках.

Но легко было только сказать. Всю оставшуюся часть ночи молодой князь находился на грани жизни и смерти, лежа в обшитой дубовыми панелями спальне, куда мы перенесли его. И все же, когда солнце поднялось над верхушками деревьев в парке, я с удовлетворением отметил, что бессознательное состояние моего пациента, вызванное взрывом, перешло в естественный глубокий сон.

– Его ранения поверхностны, – отметил я. – Однако сам по себе шок мог оказаться смертельным. Но теперь, когда он уже спит, я уверен, что его жизни больше ничто не угрожает. И, вне всякого сомнения, присутствие здесь мисс Селии Форсайт только поспособствует скорейшему выздоровлению.

– Если вам когда-нибудь придет в голову описать это дело, – сказал мне Холмс через несколько минут, когда мы уже прогуливались по слегка тронутой инеем траве парка, которая сверкала и искрилась освежающей красотой наступившего утра, – вам следует по совести воздать должное тем, кто этого заслужил в самой большой степени.

– Но разве не вы раскрыли это преступление?

– Разумеется, Уотсон. Однако же эта история имела благополучный конец исключительно потому, что наши предки в совершенстве владели строительным ремеслом. Только крепчайшая конструкция расширения в дымоходе, сложенном каменщиками двести лет назад, помешала взрыву снести голову с плеч нашему молодому человеку. Жизнь российского великого князя Алексея, как и репутацию мистера Шерлока Холмса с Бейкер-стрит, спас тот исторический факт, что во времена добрейшего короля Якова каждый домовладелец стремился полностью обезопасить себя от возможных каверз со стороны злонамеренных соседей.

Из рассказа «Скандал в Богемии» (сборник «Приключения Шерлока Холмса):

«Время от времени до меня доходили смутные сведения о расследованиях, которыми он занимался. В частности, о его поездке в Одессу по делу, связанному с гибелью Трепова».