Текст книги "Кельт-Друидистская Этимология. Том I"

Кельт-Друидистская Этимология
Том I
Джон Клеланд

© Джон Клеланд, 2016

© М. Гюбрис, перевод, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

 
                          С великим пренебрежением
                     К авторитету и мнению всех тех,
    Кто отказывал в поощрении публикации этой Книги;
            С превеликой благодарностью и уважением,
                                     Моей Матери,
                          Кузьминой Галине Фёдоровне,
                  За редкое терпение, веру и поддержку.
 

М. Гюбрис.

Интродукция к Переводу

Заметка к Читателю

Перевод публикуемого текста сочинений, впервые предлагаемых для Русской читающей аудитории, выполнен с оригинального образца Лондонского издания 1768 года, и вполне может быть отнесён к типу канонических копий, что подразумевает отсутствие возможных технических исправлений, при соответствующем сохранении орфографической и графической оригинальных структур текстового оформления: постраничная нумерация (в адвертизированном и частном оригинальных форматах), стиль выделения, пунктуация и пр. символизмы, как то, к примеру, нарочитые озаглавливания и акцентация, преизобильно имеющие место быть в оригинальном тексте автора, а, также, сам стиль Английской манеры письма, с непременно-озаглавленным, в том, атлантически-мужественным местоимением «Я» и не менее обязательной заглавной литерацией слов, в касательстве имён той или иной национальной принадлежности, или априорного смысла, нисколько не изменены и соблюдаются здесь в каноническом их соответствии. В соображении, однако, более выгодной компиляции отдельных мест громоздких сносок и замечаний из текста оригинального издания, автор перевода позволил себе совместить таковые, и ввёл их, за особым выделением (в фигурных скобках), в основной формат публикуемого материала. Работа с текстом, также, представилась быть заведомо креативным, и, в том, подчас неоднозначным процессом: признаюсь, что по ходу выполнения сего перевода, мне делалось весьма жаль сойти до сугубой толмаческой определённости, что полагало бы, в угоду только лишь пассивному читателю, полностью заменить используемые Английские слова на принятые, по сегодня, Русские их этимоны и этимонионы. Засим, все основные, выделенные Клеландом слова, по меньшей мере, в тысяче пятьсот радикалов сопричастные поставленной теме Прото-Античного Языка, мне посчиталось уместным оставить в исконной их литерации, а потому, зачастую, текст сопережён Английским и Русским рядом синонимического словоподбора (в квадратных скобках). Было бы нелепо думать, что проблема идеальной вокабулярности в Русско-Английских Словарях и их Толкованиях, в Историко-Филологическом отделе РАН, решена кафедрой Английского языка, этак сказать, всецело и стопроцентно гарантно; сугубая ж идентификация Кельт-Русских исконных радикал-корней, уверен, ещё только предстоит всей филологии Будущего, а потому мне мнится, не соделав эту книгу наиболее удобной для развлекательного или только познавательного чтения, автор перевода, в некоторой степени, заведомо сумел вовлечь инициативного читателя, т. ск., в общий процесс логостроения. В некоторых местах идентификации, здесь, только лишь подчеркивается то или иное разительное несходство между сущим и, на сегодня, только общепринятым Русским значением толкуемого Английского (так, в местах, и совр. Англ.) слова; в каких-то отдельных строках – подобная дилемма весьма озадачивает, за неимением наскоро подыскиваемого, Русского, тому радикал-соответствия. Но этакое, надеюсь, к последующим интересам искушённых умников.

Сноски, помещаемые под основным текстом, в добрую половину, являются продуктом собственных выводов и размышлений автора сего перевода, и, скорее, относятся к разряду собственных его комментариев, а потому отмечены за его именем, как те, что не выражают собой какое-либо формально-институционное мнение в мире науки, но способны иметь свой вес в ряду полемики по возникшему вопросу; другая же часть сносок, как это и должно быть, является предметом строгой и апробированной фактичности в ракурсе отмечаемого материала. В видах возможных интересов со стороны читательской аудитории, каких-либо замечаний или комментов на предмет книги, автор сего рад будет иметь признательный контакт со здоровой полемической средой.

Автор.

Джон Клеланд и Кельтологическая Вселенная

(Тематическое Эссе, ‎‎‎‎03-‎11-‎2015/18-02-2016).

Я весьма рад писать здесь о Клеланде. Ещё около десяти порядка лет назад, если и говорилось когда среди библиофилов об этом парадоксальном литераторе Британии, то разве-что в узком Англо-читающем кругу России, сугубо Западнической; ныне же, пока единственная книга из переведённых на Русский, в некоторой популярности своей, является в своём роде венчающим символом всего того пути, ещё от 90-хх, кой, в первозачатиях антисоветской либеральной культуры и морали, соблазнительно назывался Русская Сексуальная Революция. Пробуждённые созревающие дети, однако, взрослеют весьма не сразу, и не иначе тогда, когда в них взрослеет, а лучше сказать, умнеет сам по себе язык – язык, в частности, иже эротический; возможно, как раз, поэтому та его, до сих пор, вселенски-занимательная «Фанни Хилл» – до недавнего, единственное из наследий Русскоязычного «клелиандства», – не вошла в ряд первых революционных переводов либертэн-жанра, не стала достоянием первых тех книжных серий, этак, предоставив шанс обывателям, кто успел уже пресытиться изобилием гротескно-нагроможденных фигур и разнузданных образов, эстетически оттоль искушаться прочувствованной стильностью, в сладострастных тактах, истинно-развитого языка сего автора.

Единицы, однако, знают на сегодня, что сия изобилующая художественно-лингвистическая роскошь раннего Клеланда есть тот в нём золотой задаток уникального таланта, кой, выведя его сперва в не рядовые новеллисты, контрастно выделив его, этак, среди прочих (Дефо, Хогарта, Ричардсона, кто, также, пытался касаться либертинаж-авантюрных тем), впоследствии сотворил в нём первого из лингвистов-этимологов своего времени, не побоюсь сказать, в масштабах Вселенски-Европейской культуры. Это, в-особенности, есть предмет сего эссе, как равно, и предмет публикации новой книги переведённого мной автора.

До сих пор, биография Клеланда, в ряду авторитетных источников, преподана весьма скудно, и содержит достаточно много пробелов, что, как и прежде, плодит в изобилии число слухов и домыслов касательно его интригующей персоны. Как и с чего он, дескать, официально не доучился; увеселялся ли за своими ранне-литературными занятиями в Бомбее или уже в Британской тюрьме (Флит-Призонъ), где оказался, по-молодости, за долги; так ли точно был одним из членов общества Содомитов, точно ли не был женат или же скрывал своё супружество в глубокой тайне; принадлежал ли к влиятельным маcоническим кругам и, в том, не потому ли, как раз, и был обречён на пренебрежительное к себе, потом, отношение? – так ли вправду, чтобы жить, подчас, под маской инкогнито, а, когда, если и в женском платье, дескать, спасаясь от слежек и предательств; – это ли истинный Клеланд, а если – да, то не в причине ли того самого открытия, по его словам, рокового для всей Восточной части Евразийского Континента, кое и поныне, не известно, существует взаправду или нет? – верно, что всё этакое, извечно, остаётся в предметах любопытств авантюрных критиков и историков. В одной из глав сего переведённого «Этимологического Словаря», Клеланд, в риторической манере, выражает весьма глубокую мысль о том, что истинным свидетелем Истории и Эволюции не может являться что-либо, помимо самого Языка, в нас существующего и проходящего вместе с нами все возраста и все эпохи. Это же можно отнести и к самому Клеланду и, т. ск., воздать ему истинный долг по его же лепте, ибо ничто иное, помимо его собственных произведений не свидетельствует в пользу фактора судьбоносности сей личности в её масштабах и в ипостасях, и если это касательно его серьёзных научных трудов, то – личности, прежде всего, ума незаурядного, а в том, светски и литературно, превелико-эрудированного и просвещённого.

Старший сын семьи, высоко-уважаемой и светски-одарённой в изысканных знакомствах, юный Клеланд (род. 1709), по ходатайству своего отца Уильяма Клеланда (1673/4 – 1741) – друга всем известного поэта-литератора Александра Попа, в 1727 году поступает в престижную Вестминстерскую Школу при оном Аббатстве, честь и гордость класса первых литераторов Британии (У. Камдена, Б. Джонсона, Драйдена, и пр.), что, очевидно, располагает и провоцирует в нём начало всех тех литературных позывов, кои, вместе с ранне-складывающимся в нём настроением классика, предстают быть в свете исключительно-оригинальной революционности: и если мы говорим только о литературе, то революционности, в её контрадиктуме, не столь тяготеющей к новому слову, сколь к новому изображению всего того, что за поверхностью слова, ещё только принятого – слова и, соответственно сему, его смысла. Мир литераторов (и не одних лишь только беллетристов) той эпохи, при всей её известной либерал-ренессантности, олицетворялся, по большей части, типом «облачителей истин», каковыми, в подавляющем их числе, были, также, и те, кто решался и находил возможным писать на ново-изыскуемые, прогрессивные темы, в которых «облачить» предмет в надлежащую форму было главной задачей; – Клеланд же, в сравнении им всем, начиная с первых и аж до последних своих шагов в занятиях, представал быть типом именно «обнажителя», как если бы чистого физиолога (как то в его собственном выражении об этимологах вообще11
  «…С этимологами дело обстоит также, как с физиологами, кого нельзя вполне назвать состоявшимися и дельными, пока не взрастут они до знания всея погрешимости и неуверенности в их собственном искусстве.» Дж. Клеланд, «Этимол. Словарь», Адвертисмент (посл. абзац).


[Закрыть]), и это как для легкодоступных его вещей, так, равно, и для продуктов его высокоинтеллектуальных штудий. Недаром, должно быть, за сочинением уже «Пути от Слов к Вещам…» и сего «Этимологического Словаря», он решительно и целенаправленно устремляется к образам дотоль авторитетно-преподаваемых смыслов, находя в них не иначе, как базис всего ещё нераскрытого, нарочито как если бы не стесняясь, при этом, ни самого Камдена, первоглавы Школы Вестминстера, не забывая, также, смерить подчас и перво-гомеричность22
  Александр Поп (21 мая 1688 – 30 мая 1744), великий Английский поэт; как известно, первый переводчик Гомера на Английский.


[Закрыть] Александра Попа, прямо сказать, не хилым намёком на относительность в нём языкознания, – должно быть, в чувстве некой сентиментальной отместки, будучи тогда уже непринятым и не поощряемым своей семьёй и её кругом, вовсе. Кажется, так, что его собственный бунтарский уход или же его изгнание из Вестминстерской Школы, – о чём архивы Шеффилда не содержат в себе прямого разъяснения, – в ранние годы автора, представилось быть, как раз-таки, начальным этапом на пути всего последующего семейного разобщения, протеста и противостояния.

Люси Клеланд, мать сего литератора, имела, также, круг весьма элитных высоко-влиятельных знакомств, среди которых были и лорд Стэнхоуп (1694—1773), «человек изящных манер», некогда Первый Камергер поверенный Короля, известнейший парламентарист, инициатор Грегорианского Календаря, и первый патрон литературы в Британии; среди них, позже, был и небезызвестный зачинатель Английской готической новеллы, граф Горацио Уолполл (1717—1797), сын первого Королевского премьер-министра, влиятельный пэр, и, при всей его свободе нравов и авантюрности характера, всё же, человек, в предпочтении прагматичному научному знанию, оставляющий за «эклезиастически-религиозным» смыслом некую привилегию. Оное всё, к годам, в особенности, 50-м – 70-м, контрастно весьма расходилось с позицией Клеланда, кой, с приходящей к нему литературной зрелостью, и на то время обладавший уже никак не девственным жизненным опытом, в справлении с привязанной к нему, безбудущной репутацией имморалиста, делал ставку всё более на основательное знание в изучении «человека и его корня», и, отнюдь, не в угоду каким бы то ни было, пусть даже и прибыльно-обещающим, лестным, подчас, предрассудкам и укоризненным понятиям. Учёная сатира над религиозными заблуждениями; научно-представленная дискредитация будь что первоглавнейших столпов существующей веры; анти-церковничество; материалистический либерализм на уровне высоко-школярского а-иерархического нигилизма, – всё, что представало быть в свете его литературно-этимологических достижений, вряд ли могло особенно льстить знаниям, авторитету и позиции известных друзей его семьи. Мы знаем, к примеру, о некоем интересе Стэнхоупа словарным трудом Д-ра С. Джонсона, ровесника Клеланда (опубл. в 1755), и, увы, мы не находим у него какого-либо достойного интереса к открытиям Клеланда, ставящего под сомнение и лексическую дикционарность, и Календарь (и даже не то, чтобы Грегорианский, за актом 1750 г. по Стэнхоупу, но и сам Юлианский по Цезарю), и даже сам ход Истории. Должно быть, этакая авантюрность, вкупе с весьма неожиданными пассажами в адрес парламентарной и судейской систем, в том и в другом случае, могла либо настораживать, либо провоцировать на некое сальерическое чувство в авторитетах, либо… таки побуждать к мысли о протекции того рода, на какую автор, по невозможности компромисса, никогда бы не согласился. Возможно, если бы к моменту издания его первых этимологических набросков, оставался бы в живых тот «вольтерьянец», в сравнении кому самого Вольтера проще назвать «булинброкцем», – да-да, Я имею в виду, как раз, премного известного, и не менее искушённого обществом и его спазмами, виконта Сент-Джона Булинброка (1678—1751), достаточно близкого, опять-таки, друга семьи Клеландов, политика и философа, ближайшего друга Дж. Свифта, чей ранне-бунтарский пример мог бы даже в чём-то располагать юного Клеланда, к разным сравнениям и поступкам, – возможно, определённая доля интереса к сим этимологическим трудам и к ново-открываемым идеям автора нашлась бы тогда в свете более серьёзного их восприятия. Впрочем, быть может, и нет. «Пятно» апробированного порнографиста в его литературной биографии отнимало у него шансы быть воспринятым на уровне истинного ума; – таковы были отзывы даже тех учёных-лингвистов, сколький-то круг коих неизбежно раскрывался самим талантом автора, его знанием, а не пересудами по его персоне {к прим., «…любопытные тракты о Кельтском языке… но та слишком бесславная вещь, чтобы упомянуть даже; рушащая его репутацию, как автора;… ко всему почтению, весьма и весьма нездоровому, для высоты его приоритетов.» Джон Никколс (1745—1826)}. К тому же, сама идеологическая ориентация в отношении фундаментального, парадигмического Друидизма, а также все, с тем, предосуждения, касательно пагубного «деизма» Клеланда, в отдельно-взятой Британии, никогда бы не были восприняты людьми высших иерархий, сколько-то без ядовитого зерна соперничества, или прямого, в иной среде, антагонизма, чему с лихвой шла в пользу, опять-таки, деморализация сего интеллекта. Забавно думать, что немало современных лингвистов-этимологов, касающихся Клеланда, всё как и прежде, как и некогда ранее, воспринимают истоки его этимологии в свете, почему-то заведомо брутальном, не находясь, да и не больно-то, видно, желая, отойти от завещанной эротической первоусловности в литературном наследии автора: а именно, по типу разделения смысла «перво-забав» во фрейдистски-изображаемом обществе: – то самое «Фанни» [т.е. «забавное»], извечно, ведь, контраверсирует Старый Свет в глазах Нового, контраверсирует, подчас, до уровня фундаментального расхождения по взгляду на перво-английские, исконне-англиканские духовные принципы натурально-сексуализированной добропорядочности, – что было не всегда столь «забавно» для Шейкспира, что вышло быть, однажды, весьма «презабавно» для Лорда Байрона; что, также, в вопросах «забавнейших» иерархически-кастовых разделений; что, также, неким образом намекает на причину «всезабавного», или «нисколько уж не забавного вовсе», сходства между словом «toil» [«труд»; хотя на Русском, в сим контексте – это, скорее «работа»] и словом «toilet» [туалет], – ибо, ведь, тогда, как в Старой доброй Англии слово «фанни» означало «вульва», в Америке, преимущественно составленной из малоудачных или отверженных Англо-переселенцев далеко не высшего класса и сорта, этим называлось всё заднее, так и задний «фанни-покет» [забавный карман] в тех же, потом, рабочих джинсах. – Всё этакое весьма любопытно: как психологический взгляд на предоснову родового слово– и смысло-образования, вообще, по типу прогрессивной примитивизации т. ск. «нео-дарвинической» прото-эдемовой картины всеобщего мироустройства, – как то, к прим. у проф. Каролайн Д. Уильямс («Путь от Слов к Вещам: Джон Клеланд, Имя Отца и Спекулятивная Этимология», 1998); однако, ко всему подобному, легко заметить, что вознамеченная, нарочито-директирующая «примитивизация» общественной картины и суть Ретривации примитивного Языка (что у Клеланда) есть дела, одно другому, не весьма сходные; и от себя Я могу сказать, пожалуй, такое, что к той модели миростояния (примитивной, но не животно-дегенеративной), какую нам демонстрирует Клеланд, и какую мы заведомо должны воспринимать в свойствах и степенях её великого многообразия, в гармоничном согласии перво-силлабическому Закону Земли, Закону Стихий, Закону Смен и Времён и, да, с тем, и Закону Естеств, намеренная же попытка узреть в том перво-эротическую способность к социальному слогу относила бы нас на уровень не иначе, как самый низкий, самый бастардно-незрелый в постижении истин Друидовой Школы и её Системы (в полном смысле сл. «Bastard» по Клеланду, как «Base-terred», или «положенный на землю», см. «Э. Сл.», Магдалена, стр. 18/3). – При жизни Клеланда, однако, все подобные сексуальные а-ретривистские «примитивизации» опыта, скорее, служили отчуждению, нежели какому-либо смыслу заманчивой авантюризации намеченных идей; так, литератор всё более отдалялся от семьи и от целого ряда будущных протекций. Как известно, Клеланд впоследствии, публично отрёкся от собственной матери, по его словам, нисколько не помогавшей, но даже извечно вредящей ему в его предприятиях.

Друидизм, как обособленное культурное, а, подчас, культовое, направление (как то, что могло бы быть сравнимо архирусизму в России) поначалу был не весьма одобрительно встречаем в Британии. Идеи ранних нео-Друидов сколько-то соотносились с идеей общего масонического движения, кое знаменательно вылилось потом в создание Великой Гранд Ложи Англии в 1717 г; отдельного же созыва Великая Ложа Друидов, в первоначальном образе Античного Ордена Друидов, появилась не ранее, чем уже к концу столетия (1781 г.). «Архи-Друид Англии», как называли современники преподобного Уильяма Стюкли, близкого друга Ньютона, и масона раннего периода, – к авторитету коего неоднократно обращается, в своих рассуждениях и выводах, Джон Клеланд, – впервые, основательно исследовав редчайшие развалины Стоунхенджа, проложил главную тропу к новому, уже серьёзному взгляду на «теорию Друидизма»; известно, однако, этакие неусыпные усилия в организации как экспедиций, так и первых школ-кружков, привели его, в наиболее радикалистский период жизни, практически, к банкротству и к всеобщему, было что, пренебрежению; – этак, до тех пор, пока он не вступил в лоно Церкви и не принял сан, с тем, очевидно, оставив кое-что в масонстве, поступившись иными из приоритетов, однако, сумев изыскать, при этом, какую-никакую всё же возможность к продолжению пристойной жизни и занятий. Не правда ли, подобные обстоятельства вынужденно-усугубляющегося анахоретства весьма и весьма, также, отличали жизнь Клеланда, кто столь решительно тогда взялся за Друидизм и, в отличии от премного повлиявшего на него Стюкли, в степени аж и большей, снискал по себе всея неблагосклонность фортуны. – Очевидно, что сам стиль изложения его историко-филологических трудов определённо располагает к масонству, и оный изложенный Друидизм заведомо проявляет себя не иначе, как в свете масонических воззрений, откуда и особая апелляция к иным гранд-авторитетам, признанным в том свете, так, к прим., Лейбница и др.; – правда, то, что Джон Клеланд непременно сам принадлежал к масоническим кругам, т.е. не только имел некие очевидные контакты с отдельными членами и друзьями лож, (как то к прим. с маркизом Рокингэмом, первым Премьер-министром Британии, в видах практических интересов; или же с Дэйвидом Гарриком, своим другом, первым «шейкспирианцем» Англии, фримасоном33
  Дэйвид Гаррик (19 февр. 1717 – 20 янв. 1779) – Англ. актёр, драматург, главный театрал-продюсер 18 в; друг и ученик С. Джонсона. Основоположник идеи Шейкспировских Юбилеев в Статфорде-на-Авоне (1769); строитель Храма Шейкспира в Хамптоне (1754). – О его масонстве, в частности: – А. Прескотт «Масонские Письма», Йоло Морганвг и Фримасонство.


[Закрыть]), но состоял, по меньшей мере, в числе вхожих в оный круг, – alas, мы не можем этакое сказать однозначно, за неимением достаточных фактов.

Обстоятельства к выделению Кельтского языка среди прочих, по предпочтению его Европейской перво-исконности, были на то время уже весьма благоприятны, и это пользовалось растущим интересом, естественно, и в масонах, и в свободомыслящих интеллектуалах; строгое ж, однако, масоническое знание предполагало преимущественный скепсис в отношении, т.н., псевдо-историцизма, то есть наследие историзированного знания, в принципе, не рассматривалось иначе, нежели как в свете завещанных, Соломонических наследий; – велико-радикальный ажиотаж, уже в 19 веке, сложившийся вокруг идеи Друидиского корня в основе всего Фримасонства, был ещё сравнительно-робок во время Клеланда, а иные из касательств по поводу масонства непременно выражали в себе недовольства и несогласия с целым рядом «друидо-масонических» этимологических спекуляций, как то, к примеру, у поэта-бардиста Йоло Морганвга (Iolo Morganwg), кого возмущала и одна только мысль о том, что «слово „фримасонство“, этимологически, заведомо связуется с корнем Кельтского „may-pole“ [„майское-древо“, или же таковой „шест“, или же, на сегодня, скажем, „ось“], о чём, дескать, свидетельствует автор „Фанни Хилл“, повсюду оттоль утверждающий Друидисткое начало» (Д-р Андрю Прескотт «Масонские Письма»). Естественно, что всякий из скептицирующих откровения «слов и вещей» Джона Клеланда завсегда использовал против него аспект аморализующей критики. В то же время, в ряду культурных со-влияний, среди авторов сколько-то причастных масоническому движению, как то взять даже знаменитого того же Гаррика с его «Майский День, или Цыганёнок» (1775), – не говоря о ком-либо, сродни Томасу Пайну, Карлайлу и др., – можно заметить, по меньшей мере, некую сравнительную акцентацию в обращении к Друидистскому смыслу, изображаемому в свете того или иного суб-аллегорического намёка или символического ракурса. И это, конечно же, не касаясь всех тех ещё столпов строго-интеллектуальной Друидистской литературы, каковая делалась в ряду Всемирного Друидистского наследия, будь то Уильям Престон («Иллюстрации/Описания масонства», 1775) или кто-либо др. Всё же оное и последующее было следствием, на мой взгляд, именно того этимологического всплеска 60-хх, кой был, во-многом, пробуждён рядом не иначе, как научно-исследовательских публикаций, сошедших в сознания широкого литературного, так и масонического, общества; и это, не иначе, к тому, чтобы сказать, что усилия и амбиции Клеланда, по меньшей мере, имели своё примечательное, в оных кругах, влияние.

Идея поднятия авторитета исконне Британских истоков, ближе к концу уже 18 в., всё более делалась предметом интереса Королевского Двора; уже в пра-викторианскую эпоху а, тем более, позже, интеллектуальная экспансия Кельтизма всецело олицетворяла собой рост великого могущества и влияния Англии в целом мире; так, проспекты и разработки новой теории мировых начал, в новом взгляде на Кельт-Друидизм, вполне подлежали практикам поощрения идеи национальной гордости и патриотизма. – В архивах Шеффилда, из Коллекции частных Документов Уэнтворта, WWM (В арх. каталоге: – SCC: LAI: WWM/R1/1144; и, соответственно, …/R1/1679; и, …/R1/1797. – Ричард Терри & Элен Уильямс «Джон Клеланд и Маркиз Рокингэм: Два новых письма», 2014) имеются, по меньшей мере, три известных нам письма, проливающих свет на патронажные отношения между Рокингэмом и Клеландом, и, безусловно, примечательно то, что первое из этих писем датируется предположительно 1768 годом, – т.е. весьма близко, или даже предстоя, оттоль, времени самой публикации Клеландских этимологий в журнале у Бриганта, – о чём первобиограф Клеланда, У. Эпштейн («Джон Клеланд: Сцены Жизни», 1974), никак не упоминает. Вряд ли, в том, весьма уместно предположить, что Клеланд, по его собственному признанию, долгое время занимавшийся подобным словничеством, мог, этак, заведомо, трудиться на заказ; правда, нельзя ж таки и не припомнить его краткое замечание из Адвертисмента к «Этимологическому Словарю» по поводу неких настоятельных предложений и некоей «нотки супрессии». К сему, по взгляду на оные письма, – первое из которых сообщает о вполне натурально, пусть несколько и надменно подчас, разделяемом смысле и чувстве автора в отношении задач популяризации искомой идеи, а последнее (от 3 дек. 1778) – своего рода, намёк на ожидаемые результаты от этакого его «придворства» маркизу, – мы не можем, также, не отметить его собственные признания, как те, что он сделал, к прим., в беседе с Джосиа Беквитом уже в 1781г, за неск. лет до смерти, прямо жалуясь на протекционизм вышестоящих и министерскую оппрессию. – Из предстоящих сему, ранних откликов на его лингво-этимологические наброски, можно найти некоторые из особо метких таковых, в ранней периодике: так, к примеру, на его публикацию «Оставшееся от Япета», в «Критическом Ревью» (22 авг. 1766, стр. 135—136) признавалось в словах автора такое, что, действительно, «нет ничего яснее, чем то исходное радикально-корневое сходство между разными языками, чего и, соответственно, коих не существует ныне не только в Европе, но и в Азии», кое, однако, всё спосылало оного к решению ряда вопросов «сомнительного, не решённого, произвольного состояния, в котором его (авторское) представление этаким образом преподносится.» Ко всей корректнейшей академичности отклика, делаемая нотка на подход к тематическому оформлению и преподанию материала, в той или иной, дескать, актуальной канве, как раз, и раскрывает суть всех тех историко-политических акцентов, что предстают быть, в своём роде, «гольфстримом» вскоре уж объёмно-изъясняемой этакой этимологии.

К делам Рокингэма, здесь, крупного патрона в Уиг-партии, нельзя не отметить его 16-ти-летнюю демократ-оппозицию, по оставлению им первого Премьер-поста в 1766 при дворе Георга III; – к масон-философизмам Бёрка (друг и личный секретарь Рокингэма, гранд-фримасон), идеи сего прогрессивного Британского конституциализма вполне бы могли, этак, «благорасполагать» некие из моментов выраженного настроения у Клеланда; неожиданным, однако, делается тот самый упомянутый автором, смущающий вопрос «национальной гордости» (см. Адвертисмент к «Этимологическому Словарю»), каковой где-то чрез 10 лет, в данном касательстве, всё более вырастает на грани жарко-дебатируемой войны – войны, скажем, «забавно-грозящей» быть между Старым и Новым Светом Англии. Если, в случае Кельтоманического фримасонства, здесь, этакое было бы к дилемме обладания термом наследия, то в случае патриотического античного Друдизма – это, скорее, к дилемме обладания завещанным пространством. – Из архивов, письмо второе к Рокингэму (30 авг.1776 г.), написанное, как раз, в период оных империальных контрадикций, содержит в себе наиболее неразгаданную тайну учёного-этимолога Клеланда: – то его, и по сей день, ни чем не подтверждаемое заявление об «открытии, способном поразить всю литературную Европу», кое «о тех колоссальных трудах в Восточных Индиях…, проделанных Китайцами» (касающееся, конечно же, дальнейшего продвижения Кельтийских и Вселенски-языковых перспектив). Здесь, обращаясь, соответственно, к известным письмам Рокингэма, как про-либерал-колониста, к тому же, взять, Огюстусу Кеппелю44
  Augustus Keppel (25 апр. 1725 – 2 окт. 1786), 1й Виконт Кеппеля, член парламента, адмирал Королевского Брит. Флота во время 7-летней Войны и Американской Войны за Независимость; член Уиг-партии; служил под главенством Чарльза Уотсон-Вентворта, 2-го маркиза Рокингэма.


[Закрыть] (3 ноябр. 1779) об угрозе (Американской) войны для конституциональной Британии: – «где, вероятно, тотальная (от того) смена людей, масштабных понятий и системы в Правительстве может повлиять на аппараты представительств некоторых иноземных стран…, способных прийти, этак, к мысли бороться уже не с придворной Судейской системой, но с общественной, всей нации в целом, и всеми силами, в их возросшей борьбе», – не можем ли мы предположить, в том, какой-либо подспудной связи, в касательстве упомянутых, в нашем контексте, как раз таки, Ист-Индских стран? (Ист-Индских, а не то аж и Кельт-Индо-Скифских, коль скоро этимолог, в его не найденном сим труде, прочил убедительно раскрыть Кельт-Друидистскую языковую суть в языках Моголов и Азийских Ханов; с тем, также, и Русов, – кое, иже наскоро он делает в «Этимолог. Словаре», – что вышло бы к особенному, также, прожекту в свете той мировой ситуации, когда Американская война, естественно, могла бы больше влиять не только на опасные Англо-Французские, но и на Англо-Русские отношения, в канве всего того, что становилось растущей контрадикцией Великобритании с Нейтралистским Альянсом колониальных Держав.55
  Т. н. Первая Лига Вооружённого Нейтралитета, 1779—1783 гг., сложившаяся по инициативе имп. Екатерины II, и в состав коей входили Россия, Скандинавия, Пруссия, Австрия, Португалия, Королевство Обеих Сицилий, – позже, формально, и др. страны; Великобритания – единственная страна, не признавшая нейтралитет.


[Закрыть].)

Как то можно видеть, раз затронутый вопрос «национальной гордости», в том или ином ракурсе, в перипетиях влиятельных настроений и взглядов, мог представать в самом неоднозначном свете; иже, вряд ли мы можем с какой-либо чёткой уверенностью сказать в чём, именно, и с какой, именно, точки зрения проявлял себя тот негативный аспект «министерской оппрессии», (этакое, своего рода, «Каиново проклятие» в судьбе Клеланда), о чём, кстати или впрочем, он сообщает в признании, этак, за год до Рокингэмова второго Премьер-поста, за год до парламентской инициации Британского неучастия в Американской войне за Независимость. – Сия разноречивость, неоднозначность в помышленно-применительном толковании «теории, будет сказано, вселенской важности корней»: – по всей видимости, это представало быть где-то, как раз, на самой грани между Вселенской масонской амбицией и оправдывающим себя парламентаризмом, между Империал-доктринизмом (коронованных) свобод и Друидо-правием. – Беквит, относя Клеланду не весьма большое почитание монархии, при его громком восхвалении демократического Друидизма, положил, что «нисколько то не Удивительно, что, в сию Эпоху, тот теряет своё Место, иль Пенсию, – или чтоб подвергаться, тогда уж, ему Цензуре за Содомию, как это и происходит, … – а оттоль и все те Характерные Персоны, не желающие бывать у него, и не имеющие радости с ним долее знаться.»66
  Обо всём этаком – см. Генри Меритт «Биографическая заметка о Джоне Клеланде», журн. Notes & Queries (Заметки и Вопросы), авг. 1981, стр. 306.


[Закрыть] …Грязь политики (есть такое выражение) – оная есть ли, разве, многим иное, чем та же всё «забавно-упримитивизированная» этимология? В ряду иных спекулятивных, и совсем уж там наизабавных, ультра-модных фрейдических взглядов и версий, пожалуй, нельзя не согласиться с единственно лишь объективным смыслом таким, что литература, наука, политика и секс шли весьма и весьма рядом в жизни Клеланда; – вероятно, что ни чуть не меньшего протагонистического смысла биограф-историк только лишь и будет способен рискнуть обратить на себя всю сторону содомического света и проклятия, в иллюстрации скрытых «этимологических слабостей» того или иного, из ранга упомянутых Беквитом, «Характерных Персон».