Текст книги "Мама, я Великан"

Глава 6
Великан

Усевшись в одно из кресел напротив стола Василий Палыча, я терпеливо жду, пока он снимает пиджак, включает кофемашину, задвигает жалюзи, прячась от взглядов, и, тяжело вздохнув, тоже садится.

– Ия, скажи, что хоть у тебя всё готово, – грустно взглянув на меня, говорит он.

Я киваю.

– Вот это правильно. Вот это хорошие новости.

Заметив, что кофемашина разогрелась, я беру со столика между кресел две чашки и приступаю к приготовлению кофе.

Главред – человек старой закалки, он не наряжается в брендовые вещи, хотя может себе это позволить, по выходным не ходит по злачным местам, за всеми делами издательства всегда следит лично и даже не нанимает себе секретаршу, считая это глупой тратой денег. А еще он лично и бережно собрал наш маленький коллектив, как картину из пазла.

Василий Палыч, облокотившись о стол, трёт виски, наблюдая за моими движениями.

Я вижу, что он устал, не выспался и к тому же хочет что-то сказать, но почему-то медлит.

Наверное, подбирает нужные слова, и я не хочу его торопить.

– Кучка ленивых бездарей, – наконец говорит он, когда я ставлю полные чашки на стол.

– Они не бездари, – отвечаю, отхлебнув кофе. Улыбнувшись, он тоже делает глоток.

– Но что они ленивые, как обожравшиеся моржи, ты спорить не будешь?

Я проглатываю смешок.

Вообще-то больше всех в нашем офисе на моржа похож как раз Василий Палыч – его седые усы немного закручиваются по краям, брови всегда чуть-чуть торчат, лысеющая голова добавляет лишних лет, а коренастость, граничащая с полнотой, делает босса неповоротливым.

Только подумав об этом, я вижу, как Василий Палыч расплывается в улыбке.

– Ия, ну имей совесть, разве можно так со своим главным редактором?

Я начинаю хохотать, поставив чашку.

– Вы что, поняли, о чем я думаю?

– Ну конечно, – он чуть не проливает кофе, – так и скажи, сами вы Василий Палыч, морж! Усатый и пузатый!

Я качаю головой, умиляясь его самоиронии.

– Да, ленивые бездари, все до одного! – говорю сквозь смех. – А вы наделены волшебством – способностью читать мысли.

– Правильно, – он поднимает указательный палец вверх, – все лентяи, кроме нас с тобой. И волшебство лучше не искать в повседневности, здесь его нет.

– Думаете? А мне бы хотелось…

– Уверен, – говорит он уже серьезнее. – Так вот, сверху пришли новые указания. В конце месяца издательству исполнится пять лет, и нас ждут перемены.

Улыбка исчезает с моего лица.

– Пять лет – это не юбилей, – говорю, насторожившись.

– Зато цифра красивая и администрации надо. Понимаешь – надо. Ну устроим праздник, что нам, трудно, что ли, подготовим программу, поднимем охваты. Мне звонил сам Валентин Валентинович… – главред начинает щелкать пальцами, вспоминая фамилию начальника. – Белый, опенок, дубовик… Как же, как же…

– Груздь, – напоминаю я. – И что же?

– Точно! И Груздь считает, что нам нужно быть… продуктивней, – последнее слово он произносит проникновенно. – Как в прошлом году.

– Будет новая команда? – У меня округляются глаза.

– Расширить или заменить команду было первым предложением головного офиса, но я хочу работать старым составом и дать каждому сотруднику возможности для роста. – Василий Палыч вздыхает. – Нам в спину дышат конкуренты из Golden City, их продажи за последние два месяца почти равны нашим. У них железная хватка, штат больше, финансирование щедрее, ты же знаешь. – Он сжимает губы. – Нам нельзя сдавать позиции.

Тут я начинаю понимать причины его утреннего негодования. Если сейчас, имея по одному фронту работы, не все в срок справляются с задачами, то что будет, если увеличить нагрузки?

– Дело в контроле, – продолжает главред, – сейчас есть я и есть журналисты. Вы работаете – я проверяю, одобряю, ругаю, наказываю, премирую. Но у меня уже сил не хватает. Ребята это чувствуют. Кто-то стал халтурить и писать левой пяткой, кто-то нагло садится на шею, кто-то даже… – он сильно хмурит брови, – даже не посещает места, которые освещает! Это неприемлемо!

Набрав побольше воздуха, я струной вытягиваюсь в кресле и, кажется, понимаю к чему он ведёт.

– Нет, нет, нет… – качаю головой.

– Да, Ия. Да! – кивает главред. – Мне нужен заместитель и правая рука. И нужен срочно.

Только не это!

Только не я!

Хочу перечить, объясниться, возмутиться, но Василий Палыч останавливает меня взглядом.

– Ты не можешь отказаться, потому что сам я не справлюсь, а кроме тебя мне довериться некому. Ия, я не оставляю тебе выбора, так нужно, я чувствую!

Глава 7
Демоны

Невозможно смотреть на то, как она летит в кабинет главреда. Счастливая, окрылённая, понимающая вес всех возможностей, которые может дать ей этот старый хрен.

Просто невероятно.

Когда я представляю, как они спят, мне хочется разбить его морщинистую морду. Хочется вцепиться в башку и бить его лбом прямо о стол в кабинете. Долбить нещадно, раз за разом, пока кровь не начнёт брызгать во все стороны, и пока он не станет в ужасе звать на помощь.

Сегодня её повысили.

Дурно думать об этом, а не думать невозможно.

Столько лет главред сам стоял у руля. Сам решал все вопросы. Сам координировал работу и выводил нас в топы!

Не хватает фантазии, чтобы вообразить, как она этого добилась.

Что я ощущаю? Понять это очень просто – я чувствую зависть! Обжигающую и обволакивающую!

Мама всегда говорила мне, что завидовать нельзя, что зависть съедает изнутри и не приносит ничего, кроме злости и боли. Но меня это чувство толкает вперёд, заставляет вкушать жизнь, желать и искать пути добиться желаемого.

Если бы она была здесь, возможно, поняла бы меня.

Глава 8
Великан

Я не созванивалась с родителями два дня – на душе кошки скребут.

Нет, я давно не завишу от них, но осадок после неприятного разговора с мамой никак не исчезает. Может быть, она права? Или я была слишком резка?

Не знаю, наверное, как всегда, хороши мы обе.

Я пытаюсь отвлечься от мыслей о маме и кручу в руках пригласительный Эфа на какой-то умный форум.

– Филип… Фи-и-илип… Филип-п-п…

Больше всего в его имени мне нравится первая буква – «ф» с артиклем «э».

Э-ф.

Коротко, понятно, необычно. Каждый раз, когда глянцевый прямоугольник скользит между пальцев лицевой стороной вверх – читаю его полное имя. Сначала растягиваю «и», проглатывая согласные, затем выдуваю «п», и она тянется за именем, как пушистый хвост за котом.

– Оставь пригласительный в покое, – говорит он, не отрываясь от ноутбука. На экране столбы непонятных графиков. – В пятницу не смогу забрать тебя с работы, начало в пять.

– Я вижу. – Семнадцать ноль-ноль – обведено и подчёркнуто. Наверняка постарался шеф Эфа, делая акцент на недопустимости опозданий.

– А ты бы пошла со мной? – почти равнодушно спрашивает он.

– Нет, – отвечаю, отложив пригласительный и растянувшись на постели.

– Вот как? Почему это? – он не ожидал такого ответа.

– Не люблю тусовки. На последней конференции от Белочерного со мной никто даже не разговаривал – пришлось ходить по залу между кучек людей в дурацком платье с голой спиной, улыбочкой и светским видом…

Засмеявшись, Эф наконец отрывается от экрана.

– … и там наверняка все будет очень пафосным. Таким же, как твоё имя.

Покачав головой, он закрывает ноутбук. В спальне становится темно, но лучи света, долетающие из-за окна, едва уловимо освещают лицо Эфа.

– Ты когда-нибудь отстанешь от моего имени? – Встав из-за письменного стола, он задергивает шторы, включает ночник и ложится рядом прямо в спортивных штанах и домашней футболке.

– Это вряд ли!

Улыбнувшись, он тянется меня поцеловать, но как только я закрываю глаза и подаюсь вперёд – легонько щелкает пальцами по моему носу.

– Ай! Ну что ты делаешь!

– Отстань от моего имени! – вкрадчиво говорит он и всё же целует меня.

– Оно создано для приставаний. В нем слишком много букв и непривычных для русской речи сочетаний.

– Ну, началось… – отстранившись, Эф закидывает руки за голову и ложится на спину.

– Зачем вообще людям столько букв в именах? Чтобы путаться, забывать, ломать языки? Двух-трёх, ну, может быть, четырёх букв достаточно для инициации. А некоторым и одной хватит. Ты понимаешь? – перевернувшись на живот, заглядываю ему в глаза. – Не все достойны того количества букв, которое есть у них в имени. Буквы и слова куда приятнее применять для чего-то прекрасного, для душевных разговоров, для описаний, для рассказов… А не для того чтобы высокопарно обращаться друг к другу.

– Человек – мелок, слово – бесконечно… – нараспев произносит Эф, но выражение его лица говорит о том, что я несу какую-то чушь.

– Ты думал об этом когда-нибудь?

– Нет, но я думал о том, как ты могла не поговорить с главредом о придурке на встречке. Пробили бы его через ГАИ, а ты бы написала заявление.

Я вздыхаю.

– Не пришлось к слову.

– Значит, ты сама буквы используешь не по назначению.

– Мы говорили только о моём повышении…– я закатываю глаза, – будь оно неладно!

– А это правильно. Тебя давно пора повысить. Не нужно сопротивляться своему росту. Хватит уже быть рядовым журналистом.

– Ты не понимаешь! Я буду больше работать, буду уставать, нервничать!

– Ты и так много работаешь, устаёшь и нервничаешь, – с улыбкой говорит Эф, – пора бы это официально оформить.

– Да уж… – я кладу голову ему на грудь.

Осталось понять, как теперь работать в коллективе, который несколько лет был родным, а сегодня оказался совсем незнакомым и чужим.

В памяти проплывает сегодняшнее совещание.

Я ждала понимания, принятия, волшебства, присущего настоящим командам, болеющим общим делом.

А получила…

Конференц-зал. Круглый стол. На нём папки, распечатки, выпуск прошлого месяца и издания конкурентов. Все сосредоточены. Кто-то добивает презентации, отчёты, свои материалы. Одни прописывают вопросы, другие продумывают отмазки… Никто не знает, что до запланированных тем дело не дойдёт.

Василий Палыч радостно сообщает, что голова поставила новые задачи, что нас ждёт увеличение объемов работы, новые горизонты и, соответственно, новые цифры в зарплатных бланках. С первых его слов я сижу как на иголках, вытянувшись в струну и ожидая главного события дня.

Выпитые мной три таблетки успокоительного слишком слабы и не могут справиться со страхом. Меня трясёт, тошнит и бросает то в жар, то в холод.

Пытаюсь успокоить себя тем, что здесь все свои. Что нужно будет только встать, поблагодарить и улыбнуться. Но страх не уходит, и никакие оправдания не помогают… Даже одно слово, сказанное на публике – мой худший кошмар.

И дело не только в этом.

Будут ли коллеги рады тому, что именно я вхожу в новую должность?

Да. Думаю, что да.

Мы долго работаем бок о бок. За эти годы я никому не отказала в просьбе посмотреть текст или прикрыть перед главредом. Не участвовала в сплетнях, не воровала идеи. Одним словом – вела себя вполне пристойно и, возможно, моё повышение будет принято с пониманием.

Об этом я думаю, пока Василий Палыч говорит о том, что сейчас ему особенно сильно требуется помощь и поддержка.

Первой осторожный взгляд в мою сторону бросает Римма. Я вижу, как она напрягается и плотно сжимает пухлые губы.

Меня обдаёт холодом изнутри.

Василий Палыч продолжает вещать, называет себя старым моржом. Ссылается на возраст, усталость и трудовой стаж.

Ефим и Дима впиваются в меня глазами.

Дыхание сбивается, сердце начинает медленно и тяжело биться.

Дальше идет тирада об энергичности, работоспособности и ответственности молодёжи. Василий Палыч загибает пальцы, перечисляя качества, которые присущи каждому из нас, но в особенности – мне.

Все сотрудники издательства, едва заметно переглядываясь, косятся на меня. В изгибах их губ лежит моё имя.

«Ия» – две гласные. Звенящее сочетание. Произношение приподнимает уголки губ в улыбке. Но улыбок на лицах коллег нет. Ни у кого!

Улыбается только Василий Палыч.

По ключицам, шее, лицу, предательски ползёт пурпурный румянец. Я смотрю на коллег, и меня бросает в жар.

«… Я рад сообщить, что с сегодняшнего дня к обязанностям заместителя главного редактора преступает Ия Яновна! Прошу принимать каждое её слово как моё личное, относиться с уважением и пониманием!»

На миг в конференц-зале застывает звенящее молчание. Но торжественный тон главреда подразумевает аплодисменты, и через мгновение они нарушают тишину.

Никто не рад… Никто!

Даже наоборот!

Я встаю. Через силу.

Говорю что-то невнятное о значимости оказанного доверия, о том, что я не подведу, буду вкладываться и работать на результат… Моё сердце бьётся как бешеное. Руки дрожат.

Через секунду все аплодируют еще сильнее и натягивают улыбки, больше похожие на оскалы, Василий Палыч не замечает этого, бодро хлопает меня по плечу, говорит напутственные слова. Кто-то шутит, не нужен ли заместитель заместителю, кто-то смеётся. И в целом, со стороны, всё может выглядеть мило и даже дружно, если бы каждой клеткой не чувствовалась всеобщая злость и непонимание.

Я прохожусь взглядом по лицам коллег, надеясь найти хоть в чьих-то глазах поддержку или намёк на радость. Но нет, безрезультатно. Передо мной только холодные взгляды и натянутые губы.

Мне плохо и почему-то страшно.

Единственный, кого я не вижу, – это Степан. Он сидит справа от меня и на протяжении всего совещания плавно водит ладонями под столом, то сплетая, то расплетая длинные пальцы. Для него это обычное занятие на важных встречах – кажется, что руки танцуют, пока все тело остаётся статичным. Чтобы взглянуть в его глаза, мне нужно повернуть голову. Но я не делаю этого, оставаясь уверенной в том, что на его лице тоже повис неприятный оскал.

Когда аплодисменты прекращаются, главред объявляет совещание законченным, а напряжение достигает своего пика – я, залитая краской, опускаюсь на место.

Как только я сажусь, танцующие ладони Степана складываются в сердце и замирают на миг, чтобы я успела это увидеть.

– Ты это заслужила, – до меня едва слышно доносится его голос.

Унимая дрожь, я сижу неподвижно, так и не взглянув на Степана.

Почему я не смотрю на него – не знаю сама.

– Ты сегодня останешься у меня? – Эф обрывает воспоминания и нежно целует меня в висок.

Кажется, я почти уснула.

– Да, только нужно раздеться и поставить будильник на четыре, – говорю, нащупывая пуговицы на его рубашке и начиная расстегивать их. – В восемь срок сдачи великанской статьи, а она ещё не отредактирована.

Глава 9
Великан

Первый день в новой должности.

Будильник стоял на четыре, но я проснулась в два. Закончила статью от Великана, отправила её главреду, доделала материал в свою колонку и оставшееся время составляла список предложений по улучшению качества работы издательства. Хотела набросать пять-десять пунктов, но случайно получилось больше ста. Начиная с азов тайм-менеджмента и решения задач коллективными методами, до лайфхаков по работе с программами по проверке текстов и мастер-классов по ведению переговоров.

Бережно упаковав планшет в чехол, позавтракав одним тостом и пообещав Эфу, что вечером его точно будет ждать ужин и фильм, я отправилась в издательство почти на час раньше, чем всегда.

Летний дождь окатывает прохладой, как только я делаю шаг из подъезда. Двор уютный, зелёный, с красивыми ухоженными клумбами.

Дождь совсем не вписывается в этот двор, такой двор должен быть залит солнцем, смехом детей, украшен мамочками с колясками и милыми маленькими бабульками на скамейках.

Но вокруг пусто.

Полной грудью вдохнув утреннюю свежесть, присаживаюсь на одну из скамеек у подъезда – ту, что под козырьком. Всё равно я вышла слишком рано, если приеду в офис первой – ребята решат, что я хочу «включить босса».

Мелкие капли падают с неба и разбиваются об асфальт возле моих ног.

Сбрасываю одну туфлю и вытягиваю ногу вперёд, подставляя щиколотку прохладным каплям. Глаза сами закрываются от удовольствия. Если бы не работа, я отправилась бы гулять под этим дождём. Сбрасываю вторую туфлю и болтаю в воздухе обеими ногами. Сегодняшнее утро – само совершенство.

Вдохнув ещё глубже, не обуваясь, опускаю ноги под лавку. Застывшие камешки асфальта тут же хватают меня за голые пятки, холодные струйки воды обвивают пальцы. Туфли лежат рядом и тоже становятся мокрыми от летящих под наклоном капель.

Яркие лепестки цветов на клумбе блестят от влаги. Ветки деревьев качаются на ветру, как в танце. Растущие лужи своим отражением удваивают зелень, делая ярким и живым даже асфальт. Я чувствую, что наполняюсь спокойствием, которое вчера на совещании покинуло меня.

– Магия какая-то, – говорю сама себе, глядя в небо и двигаясь чуть глубже под козырёк. Дождь прекрасен – но свою белую блузку и строгую офисную юбку я мочить не собираюсь.

– Здесь всегда так, – сзади раздаётся бодрый женский голос. – У нас уютный двор. Вы ведь не отсюда?

Я резко оборачиваюсь. Из открытого окна первого этажа на меня смотрит красивая девушка. Облокотившись о подоконник, она пьёт из большой цветастой кружки что-то горячее – пар хорошо виден в утренней прохладе.

Интересно, давно она за мной наблюдает?

– Нет, я живу в центре, – отвечаю, быстро засовывая ноги обратно в туфли.

– В центре другие ощущения, – говорит она, улыбаясь.

Почему-то мне сразу хочется улыбнуться в ответ.

Короткая стрижка, добрые глаза, аккуратные черты лица и стильные серьги, блестящие при каждом движении – я часто бываю у Эфа, но эту девушку вижу впервые. Пожалуй, она немного старше меня, возможно, тоже работает в СМИ – справа на подоконнике замечаю стопку свежих журналов, один из которых «Белочёрное», несколько наших конкурентов и два издания, которые вообще можно раздобыть только по подписке.

– Да, от своего дома я бегу подальше, а здесь хочется задержаться. Удивительно.

Окончательно обувшись без помощи рук, я несколько раз топаю ногами, фиксируя туфли.

– Зачем вы… – она кивает на мои ноги, – сидели бы босиком, это же роскошь.

– Да как-то неловко, – я всё-таки улыбаюсь.

– Иногда нужно заземляться, – она мечтательно поднимает глаза вверх, – чтобы не улететь.

– Улететь… – повторяю я, уже совсем повернувшись к ней.

С наслаждением втянув ноздрями утренний воздух, девушка возвращает взгляд ко мне.

– А почему вы сидите под моим окном, одна, так рано утром? – вдруг вкрадчиво говорит она, приподняв одну бровь.

– Э-э-э… – И что сказать? Что вчера меня повысили? Что я почти не спала ночью, вся извелась и уже не могу сидеть дома?

– Так получилось. Рано вышла на работу, – сухо говорю я и думаю, что пора уходить, как вдруг холодные капли начинают с силой молотить по асфальту, а двор меркнет в темноте накатившейся тучи.

Поёжившись на скамейке, я беру на колени чехол с планшетом, который всё это время лежал рядом.

– Тогда, может быть, какао? – снова спрашивает девушка в серьгах.

Какао?

Как только она произносит это слово, я проглатываю слюну и понимаю, что сейчас больше всего мне хочется именно какао, хотя уже лет сто я не вспоминала об этом напитке! Но ведь неудобно пить какао на скамейке, в чужом дворе, в такую рань? Или нормально, ведь она сама предлагает? Или всё-таки встать и уйти? Я же могу подняться к Эфу и взять зонт, или добежать до машины – она за углом…

Но пока я, растерявшись, думаю, что сказать, девушка в серьгах, легко улыбнувшись, исчезает в окне и через несколько секунд появляется уже со второй цветастой кружкой в руках.

Удивительное утро.

– Я не помню, когда в последний раз пила какао, – говорю, сделав большой и сладкий глоток. – Наверное, это было в детстве. Спасибо большое.

– Все пьют его в детстве, и это я тоже сварила для детей.

– У вас дети? – почему-то меня это удивляет.

– Да, двое. Близнецы, – весело говорит она. – Они ещё спят, а я наслаждаюсь тишиной. Скоро проснутся, и начнётся суматоха – сад, работа, домашние дела.

Я отхлёбываю ещё какао.

Надо же, двое детей и такие красивые серьги, которые она надела с самого утра. Это удивляет ещё больше.

– А у вас есть дети? – снова вкрадчиво спрашивает девушка, кажется, уже зная ответ.

– Нет еще, есть только работа и парень. Парень как раз в этом подъезде живёт.

– Значит, вам повезло, – широко улыбнувшись, говорит она. – Филипп хороший и порядочный молодой человек.

– Вы его знаете? – поднимаю брови от удивления.

– Конечно. Мы здесь живём давно, и он единственный молодой человек в подъезде. Мой муж иногда разговаривает с ним, когда встречает во дворе или на парковке. Приятный, улыбчивый, ни в каких сомнительных делах не замечен, – сказав последнее, она весело подмигивает.

– Хорошая характеристика, – засмеявшись, я вспоминаю, что примерно так же подумала про Эфа, встретив его впервые.

Был поздний вечер. Ветреная осень. Я вытирала слёзы, сидя на холодных перилах у магазина возле своего дома. Магазин уже закрылся, свет уличных фонарей не доставал до его крыльца и мне казалось, что здесь я останусь незамеченной прохожими.

Я только начинала работать в издательстве, энергия била через край. Я мечтала о справедливости и хотела изменить мир даже чуть больше, чем сейчас. В моём неуёмном уме уже родились мечты о Великане, я рассказала о них Василий Палычу и получила полную поддержку любых действий в этом направлении. Но почему тогда я решила, что мама тоже поддержит меня и сочтёт идею гениальной? Мне было так важно её мнение, и я ждала именно её одобрения… Но получила совсем неожиданную для себя реакцию.

Когда Эф подошел ко мне и встал рядом, я в сотый раз обвиняла себя в глупости, наивности и неумении держать язык за зубами. «Нужно было рассказать ей после того, как выйдет первая статья. Вот тогда она оценит мои старания! Поймёт масштаб!» – думала я, шмыгая носом и прячась в воротник от ветра. Тогда я не могла знать, что после выхода первой статьи мама будет негодовать.

– Что хочешь?! – резко бросила я, глядя на Эфа, стоявшего возле ступенек. – Подвезти? Угостить? Что? – мой голос срывался от слёз. – Не вовремя подошёл, разве не видно?!

– Ты замёрзла, – спокойно сказал он и стянул с головы вязаную чёрную шапку. – На, держи. Завтра в это же время отдашь.

Я не успела ничего ответить – Эф уже сунул шапку мне прямо в руки и быстро зашагал дальше по тротуару.

В тот вечер я просидела на крыльце до полуночи, а когда ночной ветер стал колючим от первого снега – натянула шапку Эфа на голову.

– Главное – честная, – игриво тряхнув короткими волосами, говорит девушка. Серьги переливаются и мерцают.

– Что? – переспрашиваю, вернувшись из воспоминаний.

– Честная характеристика! – повторяет она. – Меня, кстати, зовут Маша.

– Приятно, а меня – Ия.

Девушка окидывает взглядом двор, по которому без остановки ходят полосы дождя.

– Ия, может быть ещё какао?

Сегодня, стук моих каблуков по паркету звучит особенно громко. Возможно, потому, что моего прихода ждали, а как только я вошла в дверь, привычное звучание офиса словно убавили в несколько раз. Фразы оборвались, голоса стихли, взгляды устремились на меня.

Только этого не хватало. Неужели нельзя просто работать!

Просто!

Как раньше!

– Поздравляю с повышением! – первым подходит Ефим. – Спасибо за вчерашний текст, ты подтянула его так, что главред меня похвалил. – Он улыбается во все тридцать два зуба. – Кстати, ты как всегда бесподобна. Хочешь кофе?

– Нет, спасибо, – включая компьютер, говорю холодно. Я хорошо помню его лицо вчера, когда Василий Палыч назвал моё имя, а после трёх больших кружек какао кофе мне действительно не хочется.

– Да ладно тебе, Ия. – Ефим присаживается на край соседнего стола. – Не дуйся. Просто твоё назначение – как снег на голову. Да и сама понимаешь, каждый хотел бы оказаться на твоём месте.

Ну-ну. Как же!

Моё хрупкое спокойствие, пойманное сегодня утром, сразу даёт трещину.

Каждый мечтал бы не спать? Не видеть жизни за пределами издательства? Не расставаться со статьями даже в выходные?

– Уверен? – поднимаю колючий взгляд.

– Ну… – улыбка сползает с его лица. – Пожалуй, нет. Не уверен.

Пока компьютер загружается, Ефим успевает выпалить речь о том, что я самый надежный человек в Белочёрном, что если бы главред выбрал кого-то другого, он бы негодовал и возмущался, а так – просто позавидовал немного и успокоился.

Его слова звучат вполне искреннее. Или мне хочется так думать?

После того как Ефим выговаривается и уходит, появляется Римма, с сияющими густо подведёнными глазами и примерно такой же речью, а затем подлетает воробушек-Майя и насколько может крепко пожимает мне руку, сдержанно говорит, что эта должность создана для меня. Первый раз за утро я искренне улыбаюсь. Не подходит только Степан, но он вроде как высказался вчера.

– Ты правда так считаешь? – спрашиваю Мию.

– Абсолютно! – не задумываясь, говорит она и отводит краснеющие от слезинок глаза.

– Спасибо, – почти шепотом говорю я, – мне это очень важно.

Когда засмущавшаяся Майя отходит, я вижу, что всё это время из своего кабинета за мной наблюдает Василий Палыч. Положив руки на пояс, он смотрит строго или даже сердито. Встретившись со мной глазами, главред делает быстрое движение головой, призывая зайти в свой кабинет.

– Всё утро тебя жду! – хмурясь, констатирует он, когда я усаживаюсь напротив.

– Ребята поздравляли с повышением, – со вздохом говорю я, – они не очень-то рады.

– Это не наше с тобой дело, – заявляет главред и резко кладёт на стол несколько листов с текстом. – А вот это наше, – он повышает голос, – головной офис с самого утра делает мне мозги!

Пододвигаю листы, с первых строк узнаю свою статью. Вернее, статью Великана.

– Я отправил им твой материал и теперь очень зол! Очень!

– Почему вы недовольны? – пробежав глазами по абзацам, убеждаюсь, что всё в порядке. – Здесь подтверждённые факты, есть записи с диктофона, фотографии, всё в планшете у меня под рукой, могу показать…

Округлив глаза, Василий Палыч откидывается в кресле и издаёт протяжный стон. – Только этого не хватало!

– Да можете вы объяснить, в чём дело? – ничего не понимая, начинаю закипать. – Я работала над статьёй почти два месяца, почему вы недовольны, это же бомба!

– Вот именно! Бомба! – Василий Палыч сдавливает виски пальцами. – В твоём материале есть фамилии высокопоставленных людей!

– Есть. Но это же не наш регион. Вы говорили, что мы можем писать о том, что напрямую не касается нас. Мы так уже делали и никого не боялись!

– Удали все записи! Все фото! Сегодня же!

– Да объясните же?!

– Ты слышала, что впереди губернаторские выборы? – подавшись вперёд, спрашивает главред.

– Конечно.

– Стало известно, что за день до них наш глава подаст в отставку и на его место выдвинут… – взяв распечатку, он тычет пальцем в фамилию в первой же строке, – угадай, кого?!

Я стискиваю зубы.

– Блин! Только не это! – С досадой бью ладонью по мягкой ткани подлокотника. Злость факелом вспыхивает внутри. – Неужели никого получше не нашли?

– Это решать не тебе, – снова хмурится главред. – Нужно всё быстро переделать. Оставить суть – отмывание денег, измену, тему негосударственных фондов, – но не указывать ни одной фамилии.

– Но это будет вода! – я возмущенно вытягиваюсь. – Потеряется весь смысл!

– Сделай так, чтобы смысл не потерялся, – всплеснув руками, Василий Палыч встаёт и начинает ходить по кабинету, – надави на чувство справедливости, на незаконную вседозволенность, на безнравственность…

– Бред! Мы всегда говорим фактами! За это Великана и любят! Он не боится сказать правду! Поэтому раскупают тиражи и…

– Ия! – главред обрывает меня. – Я! Я боюсь сказать правду! В этот раз она не нужна! Переписывай! Ты же знаешь, я всё чувствую и здесь нужно поступить именно так!

– Но вы же всегда ко мне прислушиваетесь…

– Переписывай!

– Давайте оставим хотя бы намёки, выдержки…

– Я сказал – переписывай всё! Решение не обсуждается! – сведя брови, Василий Палыч берет листы и разрывает их на части. – В этот раз компромиссов не будет.

Клочки бумаги, плавно покачиваясь в воздухе, опускаются на стол. Моё негодование сменяет обида.

– Ладно! – бросаю я и встаю с кресла. – Как скажете!

Чувство, как будто что-то очень надёжное и крепкое ускользает из под ног – всезнающий, всегда понимающий и человечный Василий Палыч подрезает мне крылья! Я почти ощущаю физическую боль! Вся творческая и профессиональная мощь внутри меня протестует и не хочет укладываться в рамки!

– Что-нибудь ещё? – спрашиваю с каменным лицом.

– Да, – уже спокойнее говорит он. – Статью в твою колонку я тоже видел. Она хороша, ты молодец, – Василий Палыч загибает первый палец, – сегодня в обед дам всем ребятам дополнительные задания, – второй палец, – их материалы уже отправил тебе на проверку, – третий палец, – если будет нужна тишина или отдых – разрешаю поработать дома, ты делаешь большие объёмы и можешь позволить себе пару дней на удалёнке, – четвертый палец.

Мирным отеческим тоном Василий Палыч хочет разрядить накалённую только что обстановку, но я смотрю на него ледяным взглядом.

– И что же, что же… – он устремляет взгляд к потолку, словно ища там подсказку. – Ах да, поскольку ты мой зам, я поговорил с Валентин Валентиновичем… Э-э-э… – главред морщится, вспоминая, и начинает перебирать шепотом: – Шампиньон, масленок, мухомор… как же, да что ж такое…

– Груздь, – зло цежу я.

– А, да! Точно! Он повышает твою зарплату на двадцать пять процентов, сегодня подписываю приказ. – Главред улыбается, но не натурально – натянуто и чуть виновато.

– Спасибо. Это именно то, что сейчас нужно, – говорю с сарказмом и, сделав театральный поклон, выхожу из кабинета.

Хочется кричать! Плакать! Ругаться и топать ногами!

Злость с обидой румянцем раскатываются по лицу.

Новость о прибавке должна была стать бонусом, а выглядит как подкуп.

Сердце стучит медленно и сильно.

Великан – честный взгляд на вещи, пример решимости и бесстрашия. Сегодня ему впервые было велено закрыть рот.

Садясь за свой стол, замечаю, что почти весь офис снова притих и как бы незаметно поглядывает на меня.

Закатываю глаза.

Не раздражайся, Ия! Не раздражайся! Не раздражайся!

Набираю пароль, открываю «входящие» в электронке. В письме от Василий Палыча несколько файлов. В названии каждого – фамилия коллеги.

Какое счастье, что у меня есть любимая работа – лучшее лекарство от тяжёлых мыслей.

Нужно пережить неделю, а потом в моём распоряжении будет пляж, солнце и сочный летний воздух.