Текст книги "Список желаний"

Глава 5

На следующее утро Лисси все еще дуется. Она почти не разговаривает со мной, пока мы пьем кофе. Я снова прошу прощения.

– Не будет тебе прощения, если не признаешься, – говорит жена.

Ее большие светло-голубые глаза полны разочарования. Лисси опускает взгляд на пшеничный тост и намазывает его медом.

Она работает продавцом в отделе косметики универмага «Мейси» с девяти до пяти только по выходным. Такой график позволяет нам никуда не торопиться по утрам в рабочие дни.

– Я прошу прощения, поскольку вчера вечером проявил неуважение.

Она откусывает кусочек тоста и смотрит на меня, не прекращая жевать.

– Вместо нежности.

Лисси вздыхает.

– Давай просто займемся делами.

– Это было глупо, – говорю я.

– Неужели?

– Я проявил мужской эгоизм. Вел себя как придурок.

Огромные кукольные глаза жены пристально изучают мое лицо. Неожиданно она подмигивает:

– Возможно, сегодня ночью у тебя будет еще один шанс, чтобы все исправить.

Я бросаюсь к ней и крепко обнимаю. Мы сидим щека к щеке, жена прижимается ко мне, а я снова думаю о Джинни Кидвелл…

И понимаю, что не променял бы Лисси и на десять Джинни Кидвелл.

Минуту спустя я еду на работу, в место, где мораль предельно низка. Мой босс? Я могу сказать… он дерьмо, переманивающее клиентов. Я специалист по кредитованию в головном офисе «Мидвестерн мидоу маффинз», находящемся в центральной части Луисвилла. Это ненастоящее название банка, но я не хочу, чтобы меня привлекли за клевету. Я еду по шоссе I-65, пытаясь встроиться в правый ряд, откуда есть съезд на Джефферсон-стрит, и думаю об угрозе увольнения, исходящей от босса. Говноглторп – это ненастоящее его имя… хотя, черт возьми, кого это волнует? Плевать. Пусть попробуют подать в суд! Мой начальник Эдвард Оглторп, вице-президент «Мидвест коммершл сейвингс энд лоун».

В пятницу, в конце рабочего дня Оглторп сказал: «Бадди Пончик? Надеюсь, у вас есть на примете другая работа, так как с этой вы скоро распрощаетесь. У вас есть неделя на выдачу новых ссуд на… – он взглянул на распечатку, которую держал в руках, – три миллиона долларов. – Новых ссуд, Бадди». Потом повернулся к моей коллеге: «Марджори Кэмпбелл? Вы следующая в очереди. Хватит почивать на лаврах, ребята. Ваша ценность определяется значимостью последней заявки на получение ссуды».

Я выезжаю на Джефферсон-стрит и сворачиваю налево на парковку банка. Нахожу свободное место, глушу мотор и делаю глубокий вдох. Если вы видели побитую собаку, съежившуюся перед хозяином, то можете представить, как проходит каждый мой день в банке.

Вы должны понять… хотя, нет, ничего не должны понимать. Я хочу, чтобы вы знали – в головном отделении банка работают четыре специалиста по кредитам, и все мы опытные работники. Впрочем, каждый раз, когда мы находим выгодного клиента, появляется Оглторп: подкупает его партиями в гольф, обедами, билетами на спортивные состязания и говорит, что за будущими ссудами следует обращаться непосредственно к нему.

– А как же Бадди? – спрашивают мои клиенты.

– Бадди отличный парень, – отвечает Оглторп. – Однако он всего лишь рабочая пчела. Если Бадди выпишет вам ссуду, она должна будет получить одобрение комиссии. Для обычного клиента это нормально, но вы у нас на особом положении – зачем иметь дело с подчиненными? Если вам потребуются деньги, звоните мне лично. Я обеспечу одобрение в тот же день.

Мы не в состоянии соперничать с Говноглторпом и поэтому крутимся как белки в колесе, беспрерывно пытаясь найти замену клиентам, уходящим от нас к начальнику.

Когда я вхожу внутрь, то всеми пятью чувствами ощущаю неестественную атмосферу офиса, интерьер которого неизвестный дурацкий художник уговорил купить руководство банка. Это все должно привлекать клиентов? Кто сказал? Кто ставил подпись под проектом? Кто одобрил сине-черный ковер с геометрическим узором, пластиковые цветы в горшках и искусственный плющ на стенах, блестящие письменные столы и одуряющую фоновую музыку, льющуюся из динамиков на потолке? Кто выбирал тошнотворно сладкий освежитель воздуха, плюющийся каждые пятнадцать минут в первую и третью неделю месяца «Солнечным островным бризом», а во вторую и четвертую – «Полярным ледяным туманом»?

Я слышу бодрую версию мелодии «Повяжи желтую ленту». Подобное творится два часа ежедневно, на протяжении шести лет, и будет происходить до конца моего пребывания здесь, то есть до пятницы. Надоевшая песня подходит к концу, и я знаю, что за нею последует «Пожалуйста, отпусти меня». Интересно, зачем компании вроде моей платят людям, заставляющим плохую музыку звучать еще хуже?

Я прохожу мимо Гэса, вечно спящего охранника, и направляюсь к столу. По пути киваю в сторону угрюмых лиц кассиров, но стараюсь не смотреть им в глаза, поскольку не выношу их несчастных взглядов.

Положив портфель на стол, я усаживаюсь в обтянутое искусственной кожей «кресло руководителя», зажмуриваюсь и делаю глубокий вдох, приготовившись к электронной версии «Пожалуйста, отпусти меня», способной заглушить даже наши разговоры. Потом открываю глаза, щелкаю застежками портфеля, чтобы достать оттуда документы, и чувствую, как меня накрывает ледяная волна злобы. Поднимаю голову и…

– Господи! – испуганно восклицаю я при виде лица, способного до смерти испугать кого угодно.

Надо мной возвышается Хильда, секретарь Оглторпа. Нахмурившись, она постукивает пальцем по наручным часам. Мой взгляд непроизвольно перемещается за ее спину на часы «под дерево» на стене. Я пришел за пять минут до начала рабочего дня, то есть опоздал на десять минут, если придерживаться «пятого правила успеха Оглторпа».

– Похоже, вам уже плевать на внутренний распорядок, поскольку в пятницу ваш последний день здесь, – говорит Хильда.

Оглторп, конечно, дерьмо, но, когда я желал смерти босса, то имел в виду вовсе не его, а Хильду.

Поскольку Оглторп большую часть времени отсутствует, обхаживая моих бывших клиентов, управление офисом взяла на себя Хильда. Все, происходящее в этом помещении, записывается в журнал: любое замечание, ошибка или грубое слово, любой перерыв, чтобы выпить воды или сходить в туалет, а также кашель, смешок или пук.

Эта сука поистине неутомима.

В прошлом месяце, во время планового аудита, я вдруг заметил, что часы показывают половину двенадцатого ночи – с начала рабочего дня прошло шестнадцать часов. Взглянув на Хильду, сидевшую у противоположного края стола для переговоров, я сказал:

– Ого, уже почти полночь.

Хильда взглянула так, словно я собачье дерьмо, прилипшее к ботинку.

– Я устал.

– Или пан, или пропал, мистер Блинчик, – сказала она. – Выбор за вами.

– Могу я по крайней мере съесть печенье или слегка вздремнуть?

– Возьмите себя в руки, мистер Блинчик. Это не детский сад, а ваша работа.

Я промолчал – и сохранил работу.

Когда в больнице умирала моя бабушка и вся семья собралась у ее смертного одра, я попросил Хильду отпустить меня на час раньше, чтобы провести с бабушкой последние минуты ее жизни.

– Вы хирург?

– Нет.

– Лечите внушением?

– Нет.

– В таком случае вы ничем не поможете.

– Она же умирает!

– Тогда вспоминайте, какой она была в лучшие годы. Постойте… Бабушка когда-нибудь пекла для вас печенье?

Я кивнул.

– Отлично. Вспоминайте об этом до конца рабочего дня. Только не позволяйте воспоминаниям мешать вашей работе.

Я знаю, вы думаете, Хильда не может быть такой плохой.

Вы правы.

Она еще хуже.

Глава 6

Обеденный перерыв. Самая приятная часть дня, вторая после окончания работы офиса.

Если я не развлекаю клиента, то располагаю только сорока пятью минутами, и мне нужно торопиться. Я выскакиваю из двери, запрыгиваю в свой восьмилетний «Таурус» и направляюсь в «Токио Блю», где каждый понедельник предлагается скидка посетителям суши-бара, заказавшим блюда из специального меню. Если удастся найти местечко в баре, то у меня будет полноценный обед. В противном случае придется довольствоваться гамбургером и жареной картошкой за письменным столом.

Мне нужно проехать четыре квартала по Бродвею и два по Восьмой улице, где от соседней парковки рукой подать до ресторана. Естественно, светофоры работают в таком режиме, что я стою на каждом перекрестке, и остается много времени подумать о своем постыдном поведении сегодня утром. Отчаяние вынудило меня сделать то, что никогда себе не позволял: написать письма абсолютно незнакомым людям, используя дружбу их детей с моей племянницей, ученицей «Блюграсс экедеми», самой престижной частной школы города.

У меня есть два часа на принятие другого решения, но письма уже лежали в ящике для почты и ждали отправки в два часа дня. Я чувствовал себя подонком, подписываясь под каждым из шестнадцати жалких писем, персональную информацию для которых я выудил из моей бедной племянницы Рис.

Я поморщился, представив лицо Лисси, когда завтра ее сестра позвонит и расскажет о том, каким отвратительным способом я предлагаю людям ссуды. Прочтет ли сестра одно из этих писем моей жене? Разумеется, прочтет:

Здравствуйте, Джон и Бет!

Моя племянница Рис рассказала тете Лисси и мне, какая у вас «потрясающая» дочь Меган. Вероятно, наши девочки очень дружны! Конечно, Рис не наша дочь, но нам ее регулярно «ссужают». Это обстоятельство натолкнуло меня на мысль: получают ли родители Меган самые выгодные условия для «ссуд»?

На тот случай, если вы захотите воспользоваться лучшими условиями кредитования в городе, я бы хотел позвонить вам в среду и по возможности встретиться в четверг для обзора кредитного портфеля.

С уважением,

Чарльз «Бадди» Блинчик.

Я знаю, что вы думаете: пасть ниже уже невозможно. Оглянитесь вокруг. Вы просто не в курсе.

Конечно, я себя ненавижу, а как же иначе? Но еще больше я ненавижу работу и начальников.

Насколько плоха моя работа? Когда пытаюсь вспомнить хотя бы один приятный момент сегодняшнего дня, на ум приходит только это: мне осталось всего два раза выслушать «Повяжи желтую ленту» и «Пожалуйста, отпусти меня».

В случае если Хильда не заставит меня остаться до половины седьмого.

Тогда я покончу жизнь самоубийством.

Глава 7

«Токио Блю» быстро заполняется посетителями, но в суши-баре обнаруживаются три свободных места. Я занимаю среднее, а через несколько секунд слева от меня устраивается длинноволосый парень в вельветовой куртке и дизайнерских джинсах. Я невольно замечаю мокасины от «Прада» на его ногах и удивляюсь, как чуваку удалось найти работу, позволяющую шикарно одеваться. Я уже собираюсь спросить, чем он зарабатывает на жизнь, когда справа от меня раздается голос:

– Тут подают что-нибудь съедобное?

Я поворачиваю голову и вижу, что сиденье справа заняла пожилая дама в такой нелепой шляпе, что люди за ее спиной показывают на нее пальцами и смеются. Огромная шляпа бежевого цвета с дюжиной торчащих вертикально грязно-коричневых перьев высотой в фут, образующих круг – нечто вроде птичьего Стоунхенджа. Не в силах оторвать взгляда от головного убора я размышляю, не снимает ли кто-нибудь скрытой камерой восторженную реакцию посетителей для показа в телевизионном шоу.

– Тут подают что-нибудь съедобное? – повторяет дама.

– Тут все съедобно, – с легким раздражением отвечаю я. Мысли возвращаются к крутому парню слева; если у него собственное дело, то этому молодому человеку может потребоваться кредит для расширения бизнеса.

– А вы что заказываете? – спрашивает дама.

Я хмурюсь, так как надеялся спокойно пообедать и, возможно, побаловать себя стаканчиком саке, способным уберечь от мысли, что по возвращении на работу я оторву голову Хильде. Я представляю, как засовываю оторванную окровавленную голову Хильды в ее же колготки, словно колбасу, и незаметно выношу из банка, а затем – как ее жирная голова волейбольным мячом подпрыгивает в быстрых водах реки Огайо.

– Обычно я заказываю ролл «Дерби». Внутри у него темпура из креветок. Не люблю сырую рыбу.

Дама наблюдает, как повар готовит ролл.

– Он трогает всю еду руками? – Голос дамы звучит громче, чем следовало бы.

Повар бросает на нее взгляд поверх стеклянной стойки бара, и мне остается лишь надеяться – он не думает, что мы вместе. Я смотрю на лицо повара, и у меня возникает желание спрятаться под стул. Вероятно, моя соседка не сознает, какое оскорбление нанесла повару, предположив, что у него грязные руки. Я пытаюсь разрядить ситуацию, пока старая перечница снова его не оскорбила.

– Какой вид суши вы обычно предпочитаете? – спрашиваю я.

– Никогда не пробовала – и не попробую, после того как увидела, что здешний повар ощупывает еду, будто ищет опухоль.

– Ради всего святого! – восклицает молодая женщина в дальнем конце бара. Она с ужасом смотрит на кусок тунца и выпускает его из рук. Рыба шлепается на тарелку.

– Ну, если вы не едите суши… – говорю я старой зануде.

– Я пришла сюда на встречу с внучкой.

Ничего не понимаю. Если она пришла ради внучки, то зачем сидит у стойки бара рядом со мною?

– Она вас подвела?

На лице женщины отражается удивление:

– Конечно, нет! Просто опаздывает.

Я киваю. Меня интересует только парень слева. Кто управляет его финансами? Похоже, заткнуть старую даму не удастся. Она выбрала меня в собеседники.

– Так теперь говорят, – продолжает дама, – припозднилась. – Нахмурившись, она берет пластиковое меню; на руках у нее перчатки. – Что значит «припозднилась»? Она просто опаздывает.

Молодой человек слева от меня наконец поворачивает голову. На его лице отражается удивление – кажется, он узнал старуху.

– Миссис Блэнкеншип?

Женщина наклоняет голову, разглядывая парня через бифокальные очки:

– Мы знакомы, молодой человек?

Он встает.

– Лично – нет, мэм, но я помогаю управлять вашим БФЭМ.

– Чем?

– Благотворительным фондом Эли Мэддокс.

– Элисон, – решительно поправляет пожилая дама. – Не Эли.

– Да, конечно. Прошу прощения. Мы часто прибегаем к сокращениям, когда этого делать не следует. Моя ошибка. – Он протягивает руку и представляется: – Я – Роб Кетчел.

Дама кивает.

– Я не пожимаю рук. Ничего личного, но вы похожи на неряшливого бродягу. Наверное, теперь такой стиль. – Она поворачивается ко мне. – Вот ваш вид мне нравится.

Она снова принимается изучать меню.

Роб неловко застывает с протянутой рукой. Помедлив немного, он возвращается на место.

– Внучка хочет занять денег, – сообщает миссис Блэнкеншип. – Могла бы пригласить меня в приличный ресторан и прийти вовремя.

Лицо у меня светлеет:

– Говорите, занять денег?

Глава 8

Даже без шляпы миссис Блэнкеншип была одета слишком нарядно для «Токио Блю». Рыжевато-коричневая льняная юбка, белая шелковая блузка и льняной пиджак, слишком стильный и кокетливый для нее. Украшения на пальцах и запястьях выглядели старомодными – вероятно, фамильные драгоценности.

Наконец до меня дошло: миссис Блэнкеншип, благотворительный фонд Элисон Мэддокс. Рядом сидит и одобряет мою внешность Уитни Блэнкеншип, одна из самых богатых женщин Америки.

Я подзываю официантку и, откашлявшись, произношу:

– Мне ролл «Дерби», а даме – суп мисо и салат. – Прежде чем миссис Блэнкеншип успевает выразить протест, говорю: – Я угощаю. – Потом прибавляю шепотом: – Суп и салат они руками не трогают.

Секунду пожилая дама оценивающе смотрит на меня и произносит:

– Почему бы и нет? Внучка пусть пеняет на себя. Я начну без нее.

– Превосходный урок пунктуальности, – замечаю я и после этого интересуюсь: – Какая именно ссуда нужна вашей внучке?

Миссис Блэнкеншип вскидывает брови, удивленная моей бесцеремонностью:

– Я спрашиваю лишь потому, что, возможно, могу помочь. Я специалист по кредитам.

– Где?

– «Мидвест коммершл».

– Правда?

– Зачем мне вас обманывать?

– Не знаю, но такое возможно.

– Конечно, хотя зачем?

Женщина задумывается на несколько секунд, потом спрашивает:

– Как поживает Джейк?

Она имеет в виду Джексона «Джейка» Робардса, нашего президента и председателя правления. Глаза Уитни Блэнкеншип искрятся смехом. Пожилая женщина заигрывает со мною, и, прежде чем я успеваю ответить, говорит:

– Когда мне нужна ссуда в вашем банке, я звоню лично Джейку. Зачем, черт возьми, мне тратить время на разговоры с вами?

Я слышу, как слева от меня хихикает Роб Кетчел. Он радуется тому, что считает ударом по моему самолюбию. Однако у меня есть идея – блестящий и убедительный аргумент, словно ниспосланный свыше.

– Миссис Блэнкеншип, – спрашиваю я, – в прошлом вы уже ссужали деньги внучке?

– Не понимаю, какое вам до этого дело.

– Пожалуйста, проявите терпение. Я пытаюсь помочь. Как зовут вашу внучку?

– Челси.

– Челси, насколько я могу предположить, похожа на многих внуков, с которыми мне приходилось сталкиваться по работе, и в этом случае у нее есть масса идей в сфере бизнеса, не всегда оказывающихся разумными. Также рискну предположить, что вы – любящая бабушка, дававшая ей деньги, несмотря на этот очевидный факт. По крайней мере, вы подписывали чеки.

– Ну разумеется. Я люблю внучку.

– С другой стороны, когда мы даем молодежи деньги на неудачные идеи, то поощряем безответственное отношение к финансам, не так ли?

– Вы предлагаете, чтобы я ей отказала?

– Да.

– Прошу прощения?

– В определенном смысле.

Миссис Блэнкеншип смерила меня надменным взглядом.

– Каковы ваши намерения?

– Сохранить деньги и помочь вашей внучке Челси научиться быть ответственной в отношении финансовых вопросов.

– И?..

– Убедить вас, что в этой ситуации я именно тот, кто вам нужен.

– Вы, а не Джейк Робардс.

– Совершенно верно.

– Почему же?

Я улыбаюсь. Впервые в жизни появилась возможность превратить свой основной недостаток как специалиста по кредитам в главное преимущество.

– Мои ссуды должны быть одобрены комиссией.

– Не понимаю, почему это важно.

– Если вы отправите Челси ко мне, я помогу ей сформулировать бизнес-план, после чего он должен быть одобрен нашей комиссией по ссудам. Если идея не понравится, у вас будет превосходный предлог отказать внучке в деньгах.

Дама медленно кивает.

– А вдруг комиссия одобрит ссуду?

– Они могут дать денег Челси напрямую, а вы останетесь в стороне. В худшем случае выступите гарантом. В случае одобрения ссуды риск почти наверняка будет оправдан.

Миссис Блэнкеншип задумывается на секунду, потом улыбается:

– Как вас зовут, молодой человек?

– Бадди Блинчик, – отвечаю я и широко улыбаюсь.

– Вы шутите, – говорит она.

– Вовсе нет.

Миссис Блэнкеншип весело смеется и затем спрашивает:

– Почем миссис Баттеруорт?

Я с готовностью смеюсь, словно в жизни не слышал ничего более остроумного:

– Не знаю. Может, пять долларов?

Она хохочет.

Глава 9

Я влетаю в офис, как матадор с горчицей на шпаге, и кричу охраннику:

– Привет, Гэс!

Мой возглас его разбудил. Он вздрагивает, хватается за рукоятку пистолета, но быстро понимает, что я один из сотрудников, вернувшихся с обеда.

Я улыбаюсь кассирам:

– Добрый день, дамы!

Потом иду к мешку для почты, вытряхиваю его на стол, выбираю из груды свои шестнадцать писем, а остальные складываю в мешок и оглядываюсь. Все взгляды прикованы ко мне – как в пятницу, когда Оглторп угрожал меня уволить. Теперь в них читается обычное любопытство. Я вижу, как Хильда тыкает пальцем в часы, и начинаю громко петь, заглушая фоновую музыку. Я исполняю на два голоса дуэт из «Тангейзера» Рихарда Вагнера в интерпретации Багза Банни и Элмера Фадда:[2]2
  Персонажи популярного американского мультсериала «Луни тьюнс».


[Закрыть]

 
О, Брунги-и-и-льда, ты так прекр-а-а-асна!
Да, я знаю-ю-ю.
О, Брунгильда, будь моей жено-о-ой!
Я люблю-ю-ю тебя-я-я!
 

Закончив, я кланяюсь и высоко вскидываю руки, ожидая оваций.

Полная тишина.

Все лица обращены к Хильде, чей рот широко раскрыт, как люк транспортного самолета. Она резко поворачивается, хватает ручку и начинает лихорадочно писать в блокноте.

– Пиши что хочешь, занудная ведьма, – говорю я, зная, что на этаже нет клиентов. – Когда закончишь свою дурацкую фразу, запиши в журнал вот что – а потом засунь его в свою большую жирную задницу: я только что нашел самого крупного клиента, который когда-либо был у банка!

До конца дня я отказываюсь отвечать на вопросы, повторяя:

– Завтра утром в девять часов сами увидите. Я собираюсь поиметь этот банк!

Вечером, подъезжая к дому, я вижу Лисси, стоящую у порога с конвертом в руке. Я останавливаюсь и выхожу из машины, думая, что она получила запоздавшее платежное извещение. Лисси бежит ко мне и бросается на шею.

– В чем дело, Лисси?

– Просто не могу поверить, что ты сделал мне такой подарок!

– Что?

– Самое лучшее извинение – места в первом ряду на концерт Спрингстина! Черт возьми, как тебе это удалось?

Шестеренки в моей голове начинают вращаться с бешеной скоростью.

– Как ты их получила?

– Так, как ты их отправил. Эспресс-почта!.. Господи, я прямо готова тебя съесть!

Что она и сделала несколько минут спустя.