Текст книги "Мыс страха"

Глава 2

В следующий вторник утром Сэм Боуден сидел в своем офисе вместе с молодым адвокатом по имени Джонни Кэрик, который работал на «Доррити, Стетч и Боуден» меньше года. Они просматривали опекунский отчет «Нью-Эссекс Бэнк энд Траст Компани», когда позвонил Чарли Хоппер и сказал, что он здесь поблизости: удобно ли будет зайти на пару минут?

Сэм быстро закончил с Джонни и отправил его в каморку писать резюме по отчету. Он позвонил Элис на коммутатор и попросил портье, чтобы мистера Хоппера направили к нему, как только тот появится.

Чарли пришел через несколько минут и закрыл за собой дверь офиса. Это был тридцатилетний мужчина с добродушным некрасивым лицом, весьма энергичный и честолюбивый, с намеренно вялыми манерами.

Он сел, достал сигареты и сказал:

– Темные панели, приглушенные голоса и фолианты, берущие начало от кодекса Хаммурапи. А также тихий шорох и сильный запах денег. Такой шут-работяга, как я, должен входить сюда на цыпочках. Я между делом и позабыл, как вы, учтивые клоуны, заставили свое дело выглядеть почти респектабельным.

– Ты умрешь от скуки, Чарли. Я провел полжизни, тщательно оттачивая карандаши.

Чарли вздохнул.

– Я там, в самом вихре жизненной кутерьмы, посещаю все заседания Общего совета. Управления по распределению и Управления по планированию. Честный милый Сэмюэль. Скажи мне, почему ты больше не заходишь в «Таверну у суда» Джила Брейди?

– Не было никаких дел в суде последнее время. А это – признак умения.

– Знаю, знаю. Ну я запустил машину в отношении твоего старого дружка. Он живет в меблированных комнатах в доме 211 по Джекел-стрит на углу Маркет. Вселился пятнадцатого мая, заплатив вперед до конца июня. Сейчас только одиннадцатое, и, значит, он думает еще ненамного остаться. Наши ребята в форме частенько проверяют там правильность регистрации. Он ездит на сером «Шевроле» с западно-виргинскими номерами, которому уже лет восемь. Вчера его выдернули из бара на Маркет-стрит. Капитан Марк Даттон говорит, что он не поднимал шума. Отнесся ко всему спокойно и терпеливо.

– Его отпустили?

– Им пришлось это сделать, больше ничего не оставалось. Они проверили Канзас и выяснили, что его Выпустили в прошлом сентябре. Его заставили объяснить, где он взял деньги и машину, потом проверили и это. Он приехал из небольшого провинциального городка возле Чарльстона, Западная Виргиния. Освободившись, он вернулся туда. Его брат работал в Чарльстоне и содержал дом. Когда Макс вернулся, они продали его и разделили деньги. Он получил около трех тысяч долларов и носит их в поясе. Он оказался чистым в Чарльстоне, так же как и в Вашингтоне. Регистрационные бумаги и лицензия на машину в порядке. Они обыскали машину и комнату, Оружия нет. Ничего необычного. Поэтому пришлось его отпустить.

– Он назвал какую-то причину, почему он сюда приехал?

– Даттон устроил все таким образом, что, как мы и решили, ему пришлось. Твоего имени не впутывали. Кейди сказал, что ему понравились виды города. Даттон сказал, что его слова звучали очень спокойно и правдоподобно.

– Ты дал Даттону понять ситуацию?

– Я не знаю. Думаю, что да. Даттон хочет, чтобы этот тип здесь шлялся, не больше твоего. И поэтому они будут присматривать за ним. Если он плюнет на тротуар, это обойдется ему в пятьдесят долларов. Если он превысит скорость хоть на одну милю в час, ему придется заплатить. Его заберут как пьяного, если увидят выходящим из бара. До него дойдет. И он съедет. Они всегда съезжают.

– Чарли, я ценю то, что ты сделал. В самом деле. Но у меня такое чувство, что он не собирается пугаться. Хоппер затушил сигарету.

– У тебя плохо с нервами?

– Возможно. А возможно и то, что я не показал себя достаточно обеспокоенным на обеде в пятницу. Я думаю, что он – псих.

– Если это и так, то Даттон не заметил этого. Что, по-твоему, он собирается предпринять?

– Я не знаю. У меня такое чувство, что он попытается сделать мне как можно больнее. Когда у тебя жена, трое детей и ты живешь в деревне – это может заставить тебя почувствовать некоторую неуверенность. – Он рассказал Чарли про случай с машиной и человеком на стене. Кэрол помнила, что это была серая машина, и этот факт делал более вероятным то, что это мог быть Кейди.

– Может быть, он просто хотел заставить тебя серьезно подрожать.

Сэм заставил себя улыбнуться.

– Он преуспевает в этом.

– Может, тебе стоит попробовать что-нибудь еще, Сэм? Ты знаешь людей из «Апекса»?

– Да, конечно. Мы использовали их.

– Это национальная организация. Кое-где они слабы, но здесь у них есть несколько хороших людей, я сейчас думаю об одном конкретном парне. Сивере, так его зовут. У него хорошая подготовка. Кажется, в центре уголовных расследований. И работа в полиции тоже. Он крепок, как лошадь, и хладнокровен, как змея. Это обойдется тебе дорого, но деньги лучше вкладывать в хорошее место. Ты знаешь их начальника?

– Да. Андерсон.

– Позвони ему и узнай, сможет ли он дать тебе Сиверса.

– Похоже, я так и сделаю.

– У тебя есть адрес Кейди?

– Я записал его. Двести одиннадцать, Джекел-стрит, на углу Маркет.

– Правильно.

Сивере пришел в офис в четыре тридцать. Он тихо сидел и слушал Сэма. Это был человек с квадратной головой и серым лицом. Ему можно было дать сколько угодно лет – от тридцати пяти до пятидесяти. Над ремнем выдавалась мягкая выпуклость. Его руки были очень большими и очень белыми. Волосы у него были бесцветные, а глаза – скучного синевато-серого цвета. Он не делал ненужных движений, сидел неподвижно, как могильный памятник, и слушал и заставлял Сэма чувствовать себя паникером.

– Мистер Андерсон дал вам расценки? – спросил Сивере отсутствующим голосом.

– Да, дал. И я обещал ему немедленно отослать чек.

– Сколько времени мы должны вести Кейди, по-вашему?

– Я не знаю. Я хочу… получить постороннее мнение о том, планирует ли он нанести какой-либо вред мне или моей семье.

– Мы не читаем мысли.

Сэм почувствовал, что его лицо запылало.

– Я понимаю. И я не истеричная баба, Сивере. Мне пришло в голову, что, наблюдая за ним, вы смогли бы найти какой-то ключ к тому, что у него на уме. Я хочу знать, не появится ли он у моего дома.

– А если появится?

– Дайте ему столько свободы, сколько позволяет безопасность по-вашему. Если бы мы смогли набрать достаточно улик по поводу его намерений, чтобы посадить его, это бы помогло.

– Какие отчеты вы хотите получать?

– Устных отчетов вполне достаточно, Сивере. Вы можете начать сейчас же?

Сивере пожал плечами. Это был его первый жест за все время.

– Я уже начал.

В тот же вечер, во вторник, дождь прекратился перед самым уходом Сэма из офиса. Вечернее солнце выглянуло, как раз когда он пересек трассу и повернул на Маршрут 18. Дорога шла вдоль берега озера на протяжении пяти миль, через район летних курортов, все больше расстраивавшийся с каждым годом. Потом поворачивала на юго-запад по направлению к деревне Харпер, находящейся в восьми милях, проходя мимо часто стоящих ферм и больших новых жилых районов.

Он въехал в деревню, объехал вокруг центральной деревенской площади и при свете повернул прямо на Милтон-Хилл-Роуд к своему дому, стоящему сразу за чертой деревни. Они долго искали, пока в 1950-м не нашли этот сельский дом, а потом долго сомневались насчет цены. И несколько раз подсчитывали, во сколько обойдется его модернизация. Но они оба: и он, и Кэрол уже знали, что попались. Они влюбились в этот старый дом. Он стоял на десяти акрах земли: все, что осталось от прежней фермы. Там были вязы, дубы и ряд тополей. Изо всех передних окон был прекрасный вид на отлогие холмы вдали.

Архитектор и подрядчик проделали великолепную работу. Основной дом был из кирпича, выкрашенного в белый цвет, и стоял довольно далеко от дороги. Если стоять лицом к дому, то по правую руку проложили длинную дорожку, заворачивавшую к тому, что когда-то было и до сих пор продолжало называться амбаром, даже несмотря на то, что в него сразу стали ставить фордовский фургон и доблестный, благородный и решительный «МГ» Кэрол. Амбар был тоже кирпичный и покрашен белым. Верхняя его часть, там где был сеновал, полностью принадлежала детям. Мерилин никогда не могла взобраться по прислоненной к стене лестнице без тревожного визга, и ее всегда приходилось сносить на руках, с поджатым хвостом и вращающимися глазами.

Когда Сэм свернул на дорожку, он обнаружил, что впервые захотел, чтобы у них были близкие соседи. Отсюда можно было увидеть конек крыши дома Тернеров и несколько ферм на дальних склонах холмов – и все. Вдоль дороги стояло много домов, но они были далеко друг от друга. Домов было столько, что иногда казалось, будто вся центральная школа в полном составе приземляется на земле Боуденов по выходным и восресеньям. Но ни один дом не стоял достаточно близко.

Он заехал в амбар. Внутрь, прыгая, танцуя и улыбаясь, влетела Мерилин, умоляя о долгожданном внимании. Сэм, погладив ее, пересчитал велосипеды и выяснил, что из всех троих только Баки был дома. Мысль о том, что Нэнси и Джеми где-то на дороге, взволновала его. Он всегда беспокоился об этом из-за интенсивного движения. А сейчас появилась еще одна причина. И все же он не знал, как можно запретить им выезжать. Кэрол, пройдя полдороги через задний двор к амбару, встретила и поцеловала его. Потом спросила:

– Ты узнал что-нибудь от Чарли?

– Да, я собирался позвонить тебе, но потом решил, что это может подождать.

– Хорошие новости?

– Весьма. Это долгая история. – Он внимательно посмотрел на нее. – Ты выглядишь угрожающе разодетой, жена. Надеюсь, у нас нет вечеринки, о которой я позабыл.

– Ах, это? Это для поддержания духа. Я волновалась и поэтому разоделась с ног до головы. Я ведь обычно так и делаю, ты что, забыл? Все статьи о счастливом браке твердят о том, что нужно одеваться для своего мужа каждый вечер.

– Но не до такой степени.

Они вошли через кухню. Сэм приготовил себе изрядную порцию выпивки, чтобы потягивать ее, пока будет принимать душ и переодеваться. Когда он вышел из душа, пришла Кэрол, села на краю кровати и выслушала его отчет о разговоре с Чарли и о найме Сиверса.

– Я хотела бы, чтобы он сделал что-то такое, за что его можно было бы арестовать, но в любом случае я рада Сиверсу. Он выглядит… компетентным?

– Я бы не сказал. Он – не самый душевный парень, которого можно встретить. Чарли, кажется, думает, что он лучше всех.

– Чарли виднее, правда?

– Чарли виднее. Перестань смотреть так напряженно, малышка. Колеса пришли в движение.

– Он обойдется нам ужасно дорого?

– Не так чтоб уж слишком, – солгал он, – Однажды я соберусь и выброшу эту синюю рубашку.

Он застегнулся, улыбаясь ей.

– Когда исчезнет она, исчезну я.

– Как страшно!

– Я знаю. Где дети?

– Баки в своей комнате. Они с Энди строят аэроплан, так они сказали. Джеми – у Тернеров, его пригласили остаться на обед. А Нэнси должна вернуться из деревни с минуты на минуту.

– Она одна?

– Они поехали с Сандрой на велосипедах. Он подошел к бюро, отпил еще один большой глоток своего напитка и, поставив стакан, посмотрел на Кэрол.

Она улыбнулась.

– Я думаю, мы ничего не сможем поделать с этим, дорогой. Первые поселенцы постоянно сталкивались с этим. Индейцы и звери. Так и здесь. Как зверь, спрятавшийся в лесу, возле реки.

Он поцеловал ее в лоб.

– Это скоро кончится.

– Лучше бы уже. В полдень я проголодалась, но, как ни странно, не смогла проглотить ни куска. Хотела поехать в школу и посмотреть на всех их. Но не поехала. Я выпалывала сорняки в полном бешенстве до тех пор, пока автобус не высадил детей у дома.

Из окна спальни ему была видна дорожка, и он увидел Нэнси, подъезжавшую к амбару и обернувшуюся помахать рукой и прокричать что-то через плечо кому-то невидимому. Возможно, Сандре. Нэнси была одета в синие джинсовые шорты и красную блузку.

– Вот и старушка Нэнс, – сказал он, – тютелька в тютельку.

– Она, говоря ее словами, в диком бешенстве от Пайка. Кажется, в школе объявился новый талант. Нечто с почти платиновыми волосами. Так что Пайк сейчас – глупяк.

– Глупяк?

– Для меня это тоже было внове. Кажется – это комбинация «глупый» и «шмяк». Перевод был дан с крайним нетерпением: «Ох, маммма!».

– Я принимаю это. Пайк Фостер – глупяк. Вне всякого сомнения. Он слишком крупный и мускулистый для пятнадцатилетнего мальчика. И когда я пытаюсь завести с ним разговор, он краснеет, пялит на меня глаза и издает самый ужасный и бессмысленный смешок, какой я когда-либо слышал.

– Он не знает, как себя вести с тобой. Вот и все.

– Во мне нет ничего непонятного. Двусложные слова ставят его в тупик. Истинное дитя телевизионного века. И этой чертовой школы, этих чертовых педагогических теорий. И прежде чем ты дашь мне обычный самодовольный ответ – я не вступлю в Ассоциацию родителей и учителей, чтобы попробовать хоть что-нибудь сделать с этим.

Они спустились вниз. Нэнси сидела на стойке в кухне и говорила по телефону. Она взглянула на них с выражением беспомощной скуки, прикрыла рукой трубку и прошипела:

– Я просто должна сегодня позаниматься.

– Тогда повесь трубку, – сказал он.

На задней лестнице раздался звук, похожий на то, как если бы с нее скатилась очень тощая лошадь. Баки и его лучший друг Энди прогромыхали через кухню, вылетели через дверь в перегородке и направились к амбару. Пружина на двери вздохнула.

– Здравствуй, папа! – сказал Баки.

– Здравствуй, сын. Здравствуй, Энди.

– Привет, мистер Боуден.

– Куда вы, мальчики, направляетесь?

– Ну, мы – к амбару.

– Хорошо. Бегите, мальчики.

Нэнси, с увлечением слушая голос на другом конце линии, сбросила сандалию с правой ноги. Голыми пальцами она рассеянно пыталась повернуть ключ шкафчика под стойкой. Кэрол открыла стенную духовку и смотрела на то, что там было, с двусмысленным и недружелюбным выражением. Она была хорошим, но эмоциональным поваром. Она разговаривала с ингредиентами и посудой, Если что-то не выходило, то не по ее вине. Это был акт обдуманного бунта. Проклятая свекла решила выкипеть досуха. Глупые цыплята не хотели становиться мягкими.

Сэм снова налил себе и перешел с выпивкой за столик. Он раскрыл вечернюю газету, но прежде чем начать читать, оглядел кухню. У Кэрол была крепкая хватка дизайнера. Множество нержавеющей стали. Большая комната. Она занимала прежнюю кухню, буфетную и кладовую. Центральный островок с мойкой и плитой отделял рабочую часть от обеденной. Шкафчики и пеналы были из темной сосны. Большое окно выходило на лесистый холм за амбаром.

Разнокалиберные медные кастрюли висели на сосновой стене. У обеденного столика был небольшой камин полевого камня. С начала Сэм не был поражен. Он не чувствовал себя уютно в комнате. Слишком журнально, говорил он. Слишком медно и затейливо. Но сейчас она ему очень нравилась. В этой комнате проводили больше всего времени. Очень строгая столовая белого дерева с синими стенами была оставлена для торжественных случаев. Все пятеро удобно располагались и за кухонным столом.

Когда Нэнси повесила трубку и подняла свою сандалию, Сэм сказал:

– Слышал, у тебя появились соперницы, Нэнс.

– Что? Ах, это! Мама тебе сказала. Она – откровенно протухшая штучка. Вся в рюшечках, ш шамой милой легкой шепелявоштью и страшно большими глупыми глазами. Мы все подозреваем, что она косит под Алису в стране Чудес. Все ребята определенно одурели возле нее. Ужасающее зрелище. Отвратительное. Бедный старый Пайк. Он не может и двух слов связать, и по этому все, что ему остается делать, это кружить вокруг нее, выпячивая все свои мускулы. Меня это не греет.

– Ну вот, очаровательно женственное выражение.

– Все так говорят, – сказала дочь жалобно. – Я просто начала учиться.

– Что у вас будет завтра, дорогая? – спросила Кэрол.

– Экзамен по истории.

– Может, тебе будет нужна помощь? – спросил Сэм.

– Может быть, с датами, попозже. Ненавижу учить все эти замшелые старые даты.

Он посмотрел на дверь, через которую ушла Нэнси. Такой прекрасный и опасный возраст. Наполовину ребенок и наполовину женщина. А полностью превратившись в женщину, она обещает стать необычайно красивой. Что создаст свой круг проблем.

Уже заканчивая газету, он услышал, как Кэрол набирает номер.

– Алло, Лиз? Кэрол. Наш средний ребенок достаточно цивилизован?… В самом деле? Хорошо. Твой Майк – настоящий ангел, когда он здесь. По-моему, они все реагируют таким образом… Если можно, будь так добра. Спасибо, Лиз… Джеми? Дорогой, я не хочу, чтобы вы с Майком отупели от учения. Ты слышишь?.. Хорошо, дорогой. Локти на стол не класть, громко не чавкать и в полдесятого быть дома. До свидания, золотце.

Она положила трубку, повернулась и виновато посмотрела на Сэма.

– Я знаю, что это глупо, но я начала волноваться. А позвонить так легко.

– Я рад, что ты это сделала.

– Если я буду продолжать в том же духе, мы все станем неврастениками.

– Думаю, что это хорошая мысль – получше приглядывать за ними.

– Может, ты позовешь Баки и отошлешь Энди домой, дорогой?

В девять часов, увидев, что Баки лег в постель, Сэм спустился по коридору в комнату дочери. На шкафчике для одежды лежала стопка свежих пластинок, тихо играла музыка. Нэнси сидела за столом перед открытой книгой и тетрадью. Она была в своем розовом махровом халате. Волосы всклокочены. Дочь посмотрела на него взглядом, означавшим, что она полностью выдохлась.

– Готова к датам?

– Кажется, да. Я, скорее всего, не вспомню и половины из них. Вот список, пап.

– Ты даже цифры пишешь с наклоном влево?

– Это такая особенность.

– Уверен в этом. Разве уже не учат правописанию?

– Почерк должен быть разборчивым. Это все, что они говорят.

Он подошел к кровати, отодвинул неизменного кенгуру и сел.

Она получила Салли на свой первый день рождения, и с тех пор та всегда и везде была с Нэнси в кровати. Нэнси больше не жевала ее уши. Слишком мало осталось жевать.

– Мы будем заниматься на фоне музыки, исполняемой джентльменом с больными аденоидами?

Нэнси потянулась к проигрывателю и повернула выключатель.

– Я готова. Давай, заправляй.

Он прошел по списку, она пропустила пять дат. Через двадцать минут она назвала их все, независимо от того, в каком порядке он спрашивал. Она была умным ребенком и способным. Ее разум был по-своему строго логичным и упорядоченным, не творческим. Баки, казалось, больше походил на Нэнси. Джеми был мечтателем, медлительным учеником с богатым воображением.

Он поднялся, отдал ей список и, поколебавшись, сел снова.

– Родительский час, – сказал он.

– Кажется, у меня совершенно чистая совесть, по крайней мере, сейчас.

– Это инструкция, детка, по поводу чужаков.

– Боже, мы говорили об этом триллионы раз. И с мамой тоже. Не соглашайся кататься. Не ходи в лес одна. Никогда не езди автостопом. И если кто-то смешно ведет себя, удирай, как ветер.

– Все немного не так в этот раз, Нэнс. Это – один конкретный человек. Я уже было почти решил не говорить тебе, но потом подумал, что это будет немного глупо. Это человек, который ненавидит меня.

– Ненавидит тебя, папа!

Он почувствовал легкую досаду.

– Да, кто-то может ненавидеть твоего мягкого, любящего, жалкого, старого отца.

– Я не имела в виду ничего такого. Но за что он?

– Когда-то давно я свидетельствовал против него. Во время войны. Без моей помощи его бы не приговорили. С тех пор он был в военной тюрьме. Сейчас его выпустили, и он в нашей округе. Мы с мамой уверены, что он был здесь пару недель назад. Может, он ничего и не сделает, но мы должны предполагать обратное.

– За что его посадили в тюрьму? Он посмотрел на нее некоторое время, оценивая ее запас знаний.

– Изнасилование. Это была девочка твоего возраста.

– Боже мой!

– Он пониже меня. Размером с Джона Тернера. Такой же в объеме, как Джон, но не такой же мягкий. Лысый, сильно загоревший, с дешево выглядящими искусственными зубами. Одевается бедно и курит сигары. Можешь это все запомнить?

– Конечно.

– Не позволяй ни одному человеку, подходящему под описание, приближаться к тебе по какой бы то ни было причине.

– Я не буду. Боже мой, это так волнующе, правда?

– Именно то слово.

– Мне можно сказать ребятам? Сэм поколебался.

– Не вижу, почему бы и нет. Я собираюсь рассказать твоим братьям. Этого человека зовут Кейди. Макс Кейди. Он снова поднялся.

– Не занимайся слишком долго, цыпленок. Ты лучше справишься с экзаменом, если больше поспишь.

– Не могу дождаться, чтобы рассказать обо всем ребятам.

Сэм улыбнулся и взъерошил ей волосы.

– Ой, большое дело! Драма входит в жизнь Нэнси Энн Боуден, девицы. Опасность подстерегает эту тощую девчушку. Настраивайтесь завтра на нашу волну, чтобы узнать новую главу из жизни этой американской девочки, которая храбро улыбается, в то время как…

– Прекрати сейчас же!

– Тебе закрыть дверь?

– Эй, я совсем забыла! Я видела Джека в деревне. Он сказал, что у него появилось место, и можно вытащить лодку прямо сейчас. Ты же знаешь, как он с этим, поэтому я сказала, что мы приедем и поработаем над ней в эти выходные. Правильно?

– Великолепно, цыпленок.

Когда он спустился вниз, Джеми был уже дома. Кэрол как раз загоняла его в постель. Сэм сказал ему обождать минутку.

– Я только что рассказал Нэнси о Кейди, – сказал он.

Кэрол нахмурилась и сказала:

– Но ты думаешь… Да, я понимаю. По-моему, это мудро, Сэм.

– А что происходит? – спросил Джеми.

– Послушай очень внимательно, сын. Я собираюсь рассказать тебе кое-что и хочу, чтобы ты запомнил все, что я скажу.

Он объяснил Джеми положение. Джеми внимательно слушал. Сэм закончил словами:

– Что же, расскажи и Баки, но я не знаю, какое это будет иметь для него значение. Он живет в своем собственном марсианском мире. Поэтому я хочу, чтобы ты смотрел лучше, чем обычно, за своим младшим братом. Я понимаю, что это может несколько помешать вашему веселью, но это все реально, Джеми. Это – не телешоу. Ты сделаешь это?

– Конечно. Почему его не арестуют?

– Он ничего не сделал пока.

– Бьюсь об заклад, они могли бы его арестовать. У полицейских есть пистолеты, которые они отбирают у мертвых убийц. Понимаешь, потом они идут к нему и кладут пистолет убийцы ему в карман. А потом его арестовывают за ношение оружия без разрешения, понимаешь, и отправляют его в тюрьму. А потом несут пистолет в лабораторию, разглядывают его через всякие штучки и обнаруживают, что это – оружие убийцы и как-нибудь рано утром его сажают на электрический стул.

– Братец мой! – сказала Кэрол.

– Джеймс, мальчик мой, дело в том, что наша страна очень хороша как раз тем, что в ней такие вещи невозможны. Мы не сажаем невинных людей. Мы не сажаем людей только потому, что думаем, будто они могут что-то натворить. Если бы это могло произойти, ты, Джеми Боуден, мог бы однажды обнаружить себя в тюрьме только потому, что кто-то оболгал тебя.

Джеми хмуро обдумал сказанное, а потом кивнул.

– Этот Скутер Прескотт враз закрыл бы меня.

– Почему?

– Потому что, понимаешь, я сейчас могу отжаться двадцать восемь раз, а когда смогу пятьдесят, то подойду к нему и расквашу его толстый нос.

– Он знает об этом?

– Конечно, я сказал ему.

– Лучше бы тебе пойти сейчас в постель, дорогой, – сказала Кэрол.

Уже у парадной лестницы Джеми обернулся и сказал:

– В этом есть одна загвоздка. Скутер тоже отжимается от пола, проклятие.

Когда он ушел, Кэрол спросила:

– Как Нэнси это восприняла?

– С пониманием.

– По-моему, это разумно – рассказать им.

– Я знаю. Но это заставляет меня чувствовать себя немного неудачником. Я – король этого маленького племени. Должен был бы смочь заставить Кейди бояться Бога. Но я не пойму, как это сделать. Не из-за физической формы конторского типа. Он выглядит так, будто у него полно мышц, которым еще не придумали названия.

– Это не Мерилин?

Сэм вышел в кухню и впустил ее. Собака, сияя и виляя хвостом, подбежала к нему и бросилась к своей миске, потрясение и недоверчиво разглядывая ее пустоту, затем повернулась и посмотрела на него.

– Ни косточки, девочка. Ты на диете, помнишь? Она безутешно подплыла к миске с водой, потащилась в свой угол, три раза обернулась и, вздохнув, свалилась на бок. Сэм сел возле нее на корточки и легонько ткнул пальцем в живот.

– Ты должна вернуть свою девичью фигуру, Мерилин. Ты должна избавиться от этого безобразия.

Она подняла на него глаза и дважды махнула длинной рыжей щеткой хвоста. Потом зевнула, легонько взвизгнув под конец и показав длинные белые клыки цвета слоновой кости.

Он встал.

– Огромный дикий зверь, которого пугают котята и терзают злобные белки. Каждый день тяжел для четырехлетнего искреннего труса, правда, Мерилин?

Она закрыла глаза и дважды мечтательно махнула хвостом. Он, зевая, побрел обратно в гостиную. Кэрол посмотрела на него и зевнула.

– Я заразился от Мерилин, а ты – от меня.

– Ну я унесу это в постель.

– Проверь, отбилась ли Нэнси, – сказал он. – Я сейчас буду.

Он выключил свет и начал замыкать переднюю дверь, но потом открыл ее снова, вышел во двор и не спеша направился к дороге. Дождь начисто отмыл воздух, остался только запах июня и скорого лета. Звезды выглядели маленькими, высокими и заново отчищенными. Он услышал затихающий рык грузовика на Маршруте 18, а когда тот совсем затих, послышалась отдаленная песнь собаки с дальней фермы на том конце долины. Возле уха запищал комар, и он отмахнулся от него.

Ночь была темной, небо высоким и мир был таким огромным. А человек почти неизмеримо мал, слаб и раним. Его семейство было в постели.

Кейди жил где-то в этой ночи, дыша темнотой.

Он прихлопнул комара, прошел по росной траве к дому, закрыл дверь и лег спать.