Текст книги "В плену подозрений"

– Просто везение, и ничего другого. Мне приходилось работать в компаниях, которым грозили определенные весьма очевидные проблемы. Причем слишком близкие к ним, чтобы они могли объективно их оценить. Но указывать очевидное отнюдь не является показателем гениальности.

– Значит, нам тоже грозила какая-то очевидная проблема?

– Безусловно. Ваш дедушка решал организационные вопросы в полном соответствии со своими собственными понятиями об управлении. Ваш отец не только не стал ничего в них менять, но и добавил к ним часть своих. А затем вы с братом сделали то же самое, в результате чего почти полностью размылись, пропали четкие грани личной ответственности и полномочий. Компания управлялась практически на ощупь или, если вам так приятнее, по старинке.

Эти слова фактически перечеркивали все, что сделал мой отец, грубо и безжалостно выбрасывали даже то, как он сумел не дать компании утонуть, удержал ее на плаву в те черные дни, когда конкуренты готовы были вот-вот ее сожрать! Всю без остатка... Во мне начинало закипать сильное раздражение. Бросив взгляд на Ники, я увидел на ее лице, как мне показалось, тоже выражение явного недовольства столь грубым, бестактным подходом и в первый момент почувствовал нечто вроде искренней радости, но затем невольно подумал: а может, ее неодобрение было вызвано только тем, что ей совсем не хотелось, чтобы Мотлинг производил на меня плохое впечатление? Интересно, что же ей от него надо на самом деле?

– Возможно, компания и управлялась, как вы изволили выразиться, на ощупь, по старинке, но при этом оставалась весьма эффективной и приносила немалый доход, – отрезал я. – И вам это прекрасно известно.

Он снисходительно усмехнулся:

– Конечно известно, но все это уже в прошлом. Далеком и, увы, безвозвратном прошлом. Продолжать в том же духе сейчас было бы, мягко говоря, просто неразумным. Моя главная задача состояла в том, чтобы, так сказать, расчистить структуру, отрубить и выбросить засохшие, мертвые ветки, перераспределить сферы личной ответственности и полномочий, сделав их более четкими и рациональными, стандартизировать методы производственного контроля, создать по-настоящему действенную систему поощрений и наказаний. Все, разумеется, с полного согласия и одобрения вашего брата. Продолжать ли мне эту программу или вернуться к старому – теперь зависит только от вас. Из того, с чем мне уже удалось ознакомиться, видно, что в свое время и в тех условиях ваша деятельность была вполне адекватной. Конечно, в рамках серьезных ограничений, в которых вам приходилось управлять вашей компанией. Надеюсь, вам интересно было бы узнать, что мне уже удалось сделать. Тогда в вашем распоряжении будут факты. Факты, которые вам будут очень и очень важны, какое бы решение вы ни захотели принять.

Что ж, похоже, он сумел загладить свою первую ошибку. Ники с явным облегчением откинулась чуть-чуть назад, на ее лице появилось выражение благожелательности и интереса. Собственнического интереса! Казалось, в нее вселился вирус, крайне редко поражающий красивых женщин, – заниматься скучнейшими делами чисто промышленной компании. Конечно, она не могла вот так взять и возглавить ее, но если бы у нее появилось что-то вроде "второго "я", которое можно было бы держать полностью под своим контролем, – скажем, человек вроде Мотлинга, – то тогда... тогда это означало бы, что все ее отговорки насчет плохого знания дел компании, полного отсутствия какого-либо юридического образования и так далее и тому подобное являлись не более чем дымовой завесой, скрывавшей от меня ее истинные намерения. Если она сможет удерживать Мотлинга под контролем силой своих женских чар, в то время как Кен, похоже, стал к ним относительно равнодушным, то...

– Прежде всего скажите, зачем Кен вас пригласил? – требовательно спросил я.

– Он видел, что компании предстоит серьезное расширение, что количество заказов будет резко возрастать и что одному ему просто не справиться. А поскольку надежды на ваше возможное возвращение практически исчезли, ему надо было срочно найти подходящего человека. Ему порекомендовали меня, а я тогда был в общем-то свободен и без особых колебаний принял его приглашение заняться управленческими делами компании. С его стороны это было, безусловно, очень разумное решение.

– Очевидно, ожидается, что мне следует поступить точно так же?

Мотлинг усмехнулся, широко развел руками:

– Я этого не говорил. Я всего лишь порекомендовал вам внимательно ознакомиться с реальными фактами.

– Что ж, звучит довольно логично. Но одна вещь меня все-таки беспокоит. Причем достаточно серьезно. Скажите, если у вас все так хорошо получается, то почему в таком случае группа наших акционеров столь сильно и активно возражает против вас? Чем это объяснить?

Мотлинг нахмурился, медленно, с подчеркнутой тщательностью набил свою трубку, разжег ее и только потом ответил:

– Это не так легко объяснить, мистер Дин. Несмотря на внушительные размеры компании, в ней всегда ощущался эдакий, простите великодушно за невольное сравнение, местечковый дух. Свои владельцы, свои таланты и, еще раз простите меня, атмосфера полнейшего благодушия, неизбежно возникающая в подобных случаях. Мне пришлось ее нарушить. Я здесь чужак, чужак, который не позволяет им расслабляться. Их естественная реакция на меня вызвана в основном причинами чисто эмоционального характера. Для них я пришелец, ни за что ни про что обижающий таких милых, приятных людей. Своих людей!.. Например, мистер Карч, организовавший группу мелких акционеров и пользующийся полнейшей поддержкой вашего дяди с его пакетом акций, недоволен потому, что я уволил его сына. За абсолютную некомпетентность. Грэнби, боюсь, символизирует удобное во всех отношениях прошлое, в то время как я символизирую неудобное будущее. Человек всегда недоволен переменами, всегда старается их избежать.

Как ловко он все расставил по своим местам, просто прелесть. И к тому же точно рассчитал время, так как, закончив, бросил взгляд на часы:

– Простите, но, боюсь, мне пора возвращаться на завод.

– О, Стэнли! – протестующе воскликнула Ники.

– Ничего не поделаешь, Ники. Увы. Очень приятно было с вами познакомиться, мистер Дин. И спасибо за возможность, хотя, боюсь, и несколько прямолинейно рассказал вам о моем отношении к работе. Вас ждать завтра утром?

– Да, возможно, я там появлюсь, но мне совсем не хотелось бы вам мешать. Просто поброжу по заводу. Если вы, конечно, ничего не имеете против...

– На мой взгляд, так было бы лучше всего. Мне бы совсем не хотелось, чтобы у вас создалось впечатление, будто я хоть как-то стараюсь ограничить ваше присутствие. Впрочем, полагаю, вы в любом случае вряд ли позволили бы мне сделать это.

Мы пожали друг другу руки, и Ники проводила его к выходу из дома. До меня доносились невнятные обрывки их короткой беседы в коридоре. Судя по интонации звуков, они оба были в высшей степени довольны. Интересно, уж не поздравляют ли они друг друга с тем, как успешно они «обработали» Гевана Дина? А может, договариваются об очередной тайной встрече? Между ними явственно ощущалась определенная и безошибочная близость – одинаковая аргументация, единые точки зрения... Будто они были членами одного закрытого клуба, хорошо знали его правила, пароль и даже клубные песни. А может, говорили совсем о другом, куда более важном? Большая прибыльная компания – слишком лакомый кусок, чтобы упустить такую прекрасную возможность его отхватить!

Меня раздражало, будто я только что стал свидетелем некоей пьесы, особой пьесы, прекрасно разыгранной специально для меня профессиональными актерами. Меня раздражало, что я должен действовать по чьей-то указке. Меня раздражало, что мне понравился этот парень. Меня раздражало, что я по-прежнему хочу Ники. Меня раздражало желание уехать отсюда. Причем как можно скорее.

До меня донесся звук отъезжавшей машины, и в гостиную тут же вернулась Ники:

– Ну и как он тебе, Геван?

– Впечатляет. Даже слишком.

– Знаешь, что он мне сейчас сказал? Что ненавидит обижать людей, но частенько просто вынужден делать это, чтобы не нанести вреда производству. Иначе все может пойти прахом. А ему этого совсем не хотелось бы.

– А мне, значит, хотелось бы?

– Ну зачем ты так, Геван? Кстати, когда завтра будешь на заводе, постарайся, пожалуйста, не забывать о его принципиальной точке зрения на управление компанией. Да, чтобы попасть в корпус "С", тебе понадобится специальный пропуск. У полковника Долсона. И если у вас вдруг зайдет разговор о Стэнли, уверена, полковник будет отзываться о нем в высшей степени положительно.

– Что там происходит, в этом корпусе "С"?

– Какой-то сверхсекретный государственный заказ. Я толком не знаю. Помню только, как Кен однажды сказал, что для его выполнения им потребовалось закупить неимоверное количество специального оборудования. Полковник Долсон появился там в тот день, когда контракт был подписан. А где-то буквально через неделю – и капитан Корнинг, офицер по безопасности. Наверное, там делается что-то для военных.

– Ники, кто рекомендовал Кену этого Мотлинга?

– Не имею ни малейшего понятия, Геван.

Нахмурившись, я опустил глаза на мой бокал.

– И тем не менее мне очень бы хотелось это знать.

Ее голос неожиданно изменился:

– Давай не будем больше говорить о заводе, о Мотлинге и всем таком прочем.

– Тогда добавь чуть больше сладости, чуть больше романтичности в свои интонации, и мы сможем поговорить о нас.

Ники присела рядом со мной, наклонилась глубоко вперед, коротким движением головы отбросила свои иссиня-черные волосы набок, и я увидел такую знакомую мне и такую поистине великолепную шею... Вот она, совсем рядом, стоит только протянуть руку, коснуться ее кожи, почувствовать тепло ее тела... Мы снова вернулись в мир безмолвного ожидания. Я опять увидел нетерпеливое трепетание мышц ее живота и бедер...

– Переживаешь?

Она коротко кивнула, но не произнесла ни слова. В тот момент Ники казалась мне не реальным существом, а скорее чем-то вроде мечты. Я положил руку ей на плечо, почувствовал, как она замерла, будто перестала дышать, и вспомнил все те долгие ночи в моем домике на пляже, когда лежал без сна, думая о Ники и Кене, мучая себя беспощадными картинами их любовных утех, ее почти животной страсти... Нет, так не пойдет. Так не должно быть. Она вышла замуж за моего родного брата. Это был их дом. Кен лежал в земле. Я убрал руку. Ники тут же встала и, повернувшись одним быстрым движением, направилась к каминной полке. Я поставил пустой бокал на кофейный столик. В мертвой тишине гостиной его в общем-то негромкое прикосновение со стеклом прозвучало как пистолетный выстрел. Когда я тоже встал, Ники снова повернулась ко мне. Ее рот по-прежнему выглядел теплым и влажным, но теперь на лице появилось выражение какой-то таинственной загадочности – будто за время затянувшегося молчания мы стали друг другу намного ближе. Мне это совсем не понравилось.

– Что ж, мне пора бежать.

– Но ты ведь еще вернешься, Геван?

Что это – вопрос или утверждение?

– Если нам будет что обсуждать, Ники.

Она молча улыбнулась. Улыбкой победившей женщины, заставившей меня снова почувствовать себя молодым, неопытным и ничего не понимающим провинциальным парнишкой. Преимущество, судя по всему, незаметно перешло к ней, а вот этого мне совсем, совсем не хотелось допускать.

Я прошел по коридору к выходу. У дверей миловидная чернокожая горничная с вежливым поклоном подала мне шляпу. Я сел в машину, завел мотор, медленно поехал к воротам. Там чуть притормозил, оглянулся. Ники стояла у большого окна, наблюдая за моим отъездом. В ее стройной фигуре чувствовалась какая-то странная неподвижность. Будто она собиралась стоять там целую вечность, желая показать, что, когда я приеду сюда в следующий раз, она будет ожидать меня, стоя на том же самом месте и в той же самой позе. Интересно, хватит ли мне сил никогда больше сюда не возвращаться? Кен женился на ней, и его убили. Но хотя никакого смысла в этом не было, я знал, что мне необходимо считать Ники по крайней мере морально ответственной за его смерть, иначе никакие силы на свете не смогут меня удержать от того, чтобы снова к ней вернуться. А она будет, обязательно будет меня там ждать. Слишком уж очевидным был ее последний полувопрос-полуутверждение!

События развивались слишком быстро и совершенно не в том направлении. Если бы все происходило так, как она говорила, то есть если бы они разошлись и она «приползла бы ко мне на коленях», то тогда другое дело. Все было бы намного проще. Надо было бы только заставить ее почувствовать горечь и страдания унижения, а затем начать все с самого начала. Но Кен неожиданно умер, и все смешалось. Полной ясности теперь никогда не будет. Он, даже мертвый, будто молча сидел между нами, осуждающе глядя, как я пытаюсь за его спиной вернуть себе его жену Ники.

Глава 6

Ровно в девять я припарковал машину у магазина скобяных изделий. Джоан Перри стояла у витрины, поджидая меня. Я коротко и негромко посигналил два раза, она тут же повернулась и направилась прямо ко мне. Я протянул руку, открыл для нее правую дверцу. Джоан быстро влезла в машину, улыбнулась, захлопнула за собой дверцу, а затем без малейших колебаний протянула мне руку. Свет уличного фонаря падал на ее лицо. Да, она заметно повзрослела. Стала настоящей женщиной. С хорошим, четко очерченным нежным овалом лица.

– Рад снова видеть тебя, Джоан.

– Рада, что вы вернулись, мистер Дин. – Ее голос звучал мягче и несколько ниже, чем раньше. – Сожалею об этой истории с вашим братом. Ужасно.

У нее появилось качественно новое самообладание и умение держаться. Я медленно повернул за угол.

– Есть какое-нибудь местечко, где мы могли бы поговорить, Джоан?

– Поезжайте в район южного Арланда, мистер Дин. Там сразу за городом есть маленький уютный бар, где можно спокойно и совсем неплохо посидеть.

Видеть ее сидящей рядом со мной в моей машине было по-своему странно. Когда она работала на меня, такое невозможно было себе даже представить. Вообще-то я приготовил что-то вроде полушутливого-полуфамильярного вступления, чтобы помочь ей преодолеть вполне естественную неловкость при встрече со своим пусть бывшим, но тем не менее начальником и вообще человеком несколько иного социального статуса, но это оказалось ненужным – она была прекрасно и со вкусом одета, вела себя совершенно спокойно, без каких-либо проявлений страха или неуверенности. Когда я остановился на красный светофор, Джоан наклонилась вперед, зажгла боковой свет и открыла свою сумочку, чтобы достать сигареты. Я бросил на нее мимолетный взгляд и поймал себя на мысли, что мне понравился, очень понравился тусклый блеск ее светло-рыжих волос.

– Называй меня просто Геван, Джоан.

Не знаю почему, но прозвучало это до крайности банально и заставило понять, что я чувствую себя куда более скованно и неуверенно, чем она.

– Про себя я, наверное, так и делаю. Подсознательно, но делаю. В любом случае это не выглядит странным или чем-то неестественным. Вообще-то для друзей я – Перри, а для домашних – Джоан. Перри привычней.

– Хорошо, пусть будет Перри. Надеюсь, тебе понятно, что я бы никогда не попросил об этой встрече, будь ты секретаршей Мотлинга. Но на коммутаторе мне сообщили, что теперь ты работаешь у Грэнби.

– Мне кажется, это что-то вроде того, сколько будет два плюс три и сколько три плюс два, я ошибаюсь?

– Наверное, нет. Честно говоря, я об этом даже не думал. Но ведь ты согласилась со мной встретиться!

– Я бы сделала это независимо от того, на кого в данный момент работаю, Геван.

– Что бы это могло означать?

– Только то, что в душе я, очевидно, по-прежнему считаю себя вашей секретаршей. Первая настоящая работа в большой компании или что-то вроде этого. После того как вы ушли, меня снова отправили в отдел стенографисток. А затем, когда уволилась секретарь мистера Грэнби, он попросил дать ему именно меня. Но... но для меня вы остаетесь частью компании, и я, поскольку вы у меня были первым, кажется, навечно сохраню к вам личную преданность. – Она коротко рассмеялась приятным, тихим, теплым смехом, который всегда доставляет удовольствие слышать. – Господи, стоит только вспомнить, через что вам пришлось пройти, прежде чем я научилась что-либо делать как положено. Просто невероятно!

– Да нет, ты все схватывала на лету.

– Простите, вон то самое место. Впереди слева.

Я пропустил небольшой поток встречных машин, резко свернул налево и припарковался у «того самого места», небольшого, с мягким освещением, приглушенными звуками пианино, хорошо одетыми посетителями, незаметно и ловко движущимися официантами... Я оставил шляпу в крошечном гардеробе, последовал за Джоан по узкому проходу зала к столику на двоих. Молча отметил про себя, как она идет, как совершенно неожиданно – по крайней мере, для меня – ее угловатая, неуклюжая походка превратилась в настоящую грацию. Официант практически немедленно принял наш заказ – джин с тоником для нее, скотч со льдом для меня. Джоан медленно обвела взглядом зал, сняла перчатки. Я зажег спичку, чтобы она смогла прикурить сигарету, и посмотрел ей прямо в глаза, понимая, что, возможно, делаю это первый раз в жизни. Джоан отвела глаза в сторону, и, как мне показалось, кончик ее сигареты чуть задрожал.

– Вы такой загорелый, Геван. Знаете, на вашем фоне все люди вокруг выглядят такими, будто их только что отбелили. Будто они всю свою жизнь провели под дождем и никогда в жизни не видели солнца.

– Мне вдруг вспомнился твой отпуск, когда ты тоже вернулась с хорошим загаром.

– Думаю, мне просто повезло. Большинство рыжих под солнцем вечно сгорают и шелушатся. Да, я прекрасно помню тот отпуск, его, признаться, трудно забыть. Помню даже, что очень тогда не хотела его брать. Наверное, боялась, что если уеду, то без меня компания тут же рухнет.

– Серьезно?

– Более чем. Именно так оно и было.

Она подняла свой бокал. Я бросил мимолетный взгляд на ее безымянный палец и, увидев, что он свободен от соответствующего кольца, почему-то испытал странное – иначе не назовешь – облегчение.

– Может, мне уже пора начать отрабатывать мой джин с тоником? – чуть улыбнувшись, спросила она.

– Что ж, вперед, Перри.

Она нахмурилась, затушила сигарету.

– Все это совсем не так уж и сложно, Геван. Просто мистер Мотлинг прочно взял в свои руки бразды правления с того самого момента, как только появился в компании. Он медленно, но верно оттеснял вашего брата от дел, а тот, казалось, не обращал на это никакого внимания. Более того, ему, похоже, это даже где-то нравилось. Вроде как освобождало от лишних хлопот. Первое, что сделал мистер Мотлинг, – это немедленно уволил всех несогласных с его политикой. Мистер Грэнби оказался ему не по зубам, потому что был одним из руководителей корпорации, но конфликт между ними разгорался с каждым месяцем все сильнее и сильнее. Внезапная смерть вашего брата только ускорила неизбежную развязку. В субботу, буквально на другой день после этого трагического события, война пошла в открытую. Миссис Кендал Дин встала на сторону мистера Мотлинга, а председатель Совета мистер Карч и ваш дядя поддерживают Уолтера Грэнби. Силы примерно равны. Заседание акционеров назначено на следующий понедельник, но решающий голос за вами, Геван, и обе стороны будут стараться переманить вас к себе. Не знаю, начали ли они уже как-то давить на вас. Ну, за исключением поездки к вам мистера Фитча с той доверенностью. Из этого, как я и ожидала, само собой разумеется, ничего не вышло.

– Откуда ты узнала?

– Когда я работала у вас, то хорошо знала ваше мнение о нем. И конечно, понимала, почему вы ушли от нас. Равно как и догадывалась, что, прежде чем принять какое-либо решение, вы захотите лично узнать как можно больше реальных фактов. Поэтому нисколько не сомневалась в исходе этой попытки.

– Ты еще не знаешь, Перри, что давление не только продолжается, но даже усиливается. Не далее как сегодня Ники попросила меня срочно к ней приехать, и догадайся, кто туда явился? Да, не кто иной, как Мотлинг собственной персоной!

– Что вы о нем думаете, Геван?

– Впечатляет. А что думаешь о нем ты?

– С точки зрения секретарши?

– С точки зрения логически мыслящего человека, Перри.

Она задумчиво повертела бокал в руках. Затем ответила:

– По-моему, он неплохой, совсем неплохой управленец. Если у него и есть слабое место, то это его отношения с людьми. Он, как правило, добивается поставленной цели, но в основном через страх, а не через верность делу.

– Лично мне всегда казалось, такой подход только вредит.

– Не похоже. Впрочем, есть и кое-что еще... – Джоан улыбнулась. – Хотя все слишком неясно, чтобы говорить об этом.

– Иногда догадки ценнее решений.

– Геван, как только Мотлинг здесь появился, я прочитала о нем все, что смогла. Чем он занимался, где и кем работал... Оказывается, у него были должности куда больше этой, Геван.

Великолепная профессиональная репутация. Чем, интересно, ему так понравилась «Дин продактс» – просто непонятно. Что его здесь привлекает? Впрочем, боюсь, я залезаю не совсем в свою область, и вам это прекрасно известно.

– Не уверен. Послушай, если бы ты вдруг оказалась на моем месте, то... то поддержала бы Грэнби?

– Нет.

– Значит, Мотлинга? Несмотря даже на то, что ты о нем думаешь?

– Нет, Геван. Ни того ни другого. Мистер Грэнби финансист, а заводу нужен прежде всего производственник. Ему это тоже хорошо известно, так что я никак его не предаю.

– Тогда кто?

Она постучала концом сигареты по тыльной стороне ладони и совершенно спокойным голосом сказала:

– Вы, конечно.

– Минутку, минутку...

– Грэнби с превеликим удовольствием отдаст вам все свои голоса, Геван.

– Но у меня нет и десятой доли опыта Мотлинга. Кроме того, я вот уже четыре года не делал ничего подобного. Точнее говоря, вообще ничего не делал.

– Я вот уже года два как не плаваю, но, полагаю, вряд ли утону, если вдруг окажусь в воде. Мне кажется, у вас долг не только и не столько перед самим собой, Геван, сколько перед компанией вашей семьи!

– Послушай, ты, случайно, не забыла, почему мне пришлось отсюда уехать? – сердито, чуть ли не гневно спросил я.

– Да нет, Геван, все это помнят. Ваш брат увел у вас любимую девушку, и вы решили погромче хлопнуть дверью.

– Господи, Джоан, в твоем изложении это выглядит совсем как поступок обиженного недоросля.

– А разве нет? Ну хотя бы чуть-чуть?

– Моя личная жизнь не подлежит обсуждению!

В ее глазах промелькнул немой укор, и мне стало вдруг стыдно за то, что, сам того не желая, я обидел ее.

– Вы ведь сами попросили меня высказать мое мнение, Геван.

– Да, понятно, конечно, но...

– Высказать мнение и при этом, вольно или невольно, не затронуть чего-нибудь личного? Простите, если случайно задела ваши чувства. Хотя все равно считаю, что ваши отношения с Ники важны и сейчас, поскольку будут оказывать самое прямое воздействие на дальнейшее развитие событий в компании.

Я в упор посмотрел ей прямо в глаза, но она не отвела их. Даже не моргнула.

– Ладно, Перри, извини. Я действительно сам попросил тебя высказать твое мнение и услышал его. Спасибо.

Она тепло улыбнулась:

– Послушайте, Геван, мне совсем не хотелось бы испытывать судьбу, но все-таки... вы по-прежнему относитесь к ней как тогда?

– Честно говоря, не знаю. Когда я сюда ехал, то мной владело только одно желание – ее ненавидеть. Хотя, наверное, это все-таки слишком сильное слово. Затем увидел ее, и все будто вернулось. Совсем как тогда вначале... в самом начале. Увлечение, желание, страсть... Все как прежде.

Я жестом подозвал официанта, заказал еще выпить. Бросив взгляд в сторону Джоан, заметил, что лицо ее болезненно скривилось.

– Я ненавидела ее, Геван. Причем для меня это слишком мягкое слово.

– Ты? За что?

Она отвела глаза в сторону:

– Наверное, вполне обычная вещь. По уши влюбиться в своего первого большого босса! Детское увлечение. Роскошный офис, милые улыбки... Господи, я была так молода, Геван. Если бы вы тогда попросили меня выпрыгнуть в окно, я не стала бы даже ждать, пока его откроют. Затем, когда вы устроили ее на работу и начали с ней встречаться, все знали об этом. Мне было больно видеть все это, но я убеждала себя, что так и положено. Рано или поздно она все равно вам надоест, так что нечего переживать. Надо просто смириться и ждать. Это было очень заметно, Геван. Мои чувства, переживания, ну и все прочее...

– Мне казалось, ты просто довольно неуклюжа, часто краснеешь, сшибаешь все вокруг, но такое мне даже не приходило в голову.

– А мне казалось, это было написано на моем лице. И что вас это очень забавляет. Что-то вроде бесплатного развлечения. Может, со смехом рассказываете друзьям о влюбившейся в вас молоденькой глупенькой секретарше.

– Нет, не было. И совсем не забавляло. Да и в любом случае я бы даже и не подумал ни с кем этим делиться. Тем более для развлечения. Даже бесплатного.

Она, согнув в локте руку, положила подбородок на кулак.

– А знаете, у меня все было продумано заранее. Настоящий сценарий. Просто гениальный, во всяком случае, как мне тогда казалось. Когда-нибудь вы неизбежно остановите на мне свой взгляд, я имею в виду настоящий взгляд, и обратите внимание, что буквально рядом с вами такая красота и очарование, а вы настолько слепы, что даже не замечаете этого. Затем вы произнесете торжественную речь, и мы, обнявшись, пойдем навстречу рассвету...

– Перри, но я никогда не...

– Я тогда была просто маленьким несмышленышем, Геван. И каждый вечер молилась, чтобы завтра наступил тот самый день. А он все не приходил и не приходил. Когда я услышала о вашей помолвке, то, поверьте, чуть не умерла. Жуткая зима и весна. Помните, вы часто задавали мне всякие глупые вопросы... ну о всяких там девчоночьих делах? О том, какие цвета они предпочитают, что любят носить... Я знала, вы покупаете ей разные вещи, но все равно продолжала надеяться, что рано или поздно все это закончится. Потом Господь услышал мои мольбы. Я будто родилась заново. Лежала в постели и хохотала от счастья. Будто на моем небе снова взошло солнце. Но затем вы вдруг уехали.

– И ты спокойно пережила это?

– Да, но только далеко не так быстро, Геван. Я написала вам по меньшей мере писем пятьдесят и порвала их. Серьезно думала убежать к вам. Интересно, а как, собственно, такие увлечения проходят? Лично я, честно говоря, до сих пор не знаю. Наверное, для этого надо сначала увидеть много обнадеживающих снов, вдоволь нагуляться под проливным дождем, выплакать много слез в подушки, чтобы как-нибудь утром понять – наконец-то этот долгожданный день наступил, все, славу богу, закончилось. Совсем как в романе: в последней главе героиня понимает, какой глупой она была. Частично в этом есть и ваша вина, Геван. Вам не следовало быть со мной таким милым и обходительным, когда мне было так мало лет. Таким терпеливым, все понимающим. Знаете, я тогда просто физически обмирала, услышав, что вы вызываете меня к себе в кабинет.

– Бог ты мой, – прошептал я.

Она рассмеялась:

– О, ну не стоит, совсем не стоит так пугаться. Я давно уже далеко не такая, как раньше.

Да, признаться, вот так сразу привыкнуть к совершенно новой Джоан Перри было нелегко, очень нелегко. Я помнил ее неуклюжей, нервной молоденькой девушкой, почти девочкой, но никогда даже не догадывался о том, что происходит у нее в душе. Рассказав мне о себе, она вдруг стала по-настоящему и полностью живой, с весьма привлекательным подвижным лицом, быстрыми выразительными жестами, нежным, но решительным голосом...

– Жаль, что мне не довелось узнать тебя раньше.

– Вряд ли, Геван. Тогда я была всего лишь маленькой и очень глупенькой девочкой.

– Тогда, возможно, тем более жаль, что все уже прошло.

Она слегка наклонила голову:

– Вообще-то довольно странно слышать это от вас, вам не кажется?

– Извини, я сказал прежде, чем подумал. Наверное, у тебя есть что-то вроде этого и сейчас... ну, допустим, безумное влечение к кому-то.

– Вообще-то пока нет.

– Но может, тебе захочется и... – Я остановился, вдруг совершенно неожиданно осознав, что сам себя загоняю в угол, что она просто смеется надо мной, и... покраснел.

Джоан взглянула на ручные часики:

– Извините, но, боюсь, работающей девушке уже пора домой.

Я подозвал официанта, расплатился. Она назвала мне свой адрес. Это была узкая тихая улочка в одном из старых жилых районов города. Мы выкурили по последней сигарете, и, прежде чем выйти из машины, Джоан сказала:

– Подумайте хорошенько о возвращении на работу, Геван. Когда я думаю о вас там, во Флориде, мне прежде всего приходит в голову мысль о бессмысленной и обидной потере времени.

– Я слишком долго был не у дел и теперь собираюсь пробыть здесь ровно столько, сколько потребуется, чтобы принять правильное решение при голосовании. А затем тут же назад. Но... но мне бы очень хотелось до отъезда еще раз тебя повидать, Перри.

– Почему?

Ее прямой вопрос вызвал у меня раздражение.

– Почему? Да может, просто потому, что у меня, черт побери, сегодня был очень хороший вечер, вот почему!

– К собственному удивлению? Спокойной ночи, Геван. Не надо провожать меня до двери. Я дойду сама.

Джоан захлопнула дверцу машины и ушла. В тусклом свете уличного фонаря я видел, как она открыла дверь, обернулась, помахала мне рукой и скрылась в доме. Я медленно отъехал, продолжая о ней думать. Да, забавно. Забавно и приятно было узнать о ее чувствах. Пусть даже о тех, которые были давным-давно. Джоан сильно изменилась. Превратилась в красивую, уверенную в себе молодую женщину. Куда менее забавно было вдруг понять, что ты потерял нечто, чего у тебя, собственно, никогда и не было.

Я нашел нужную мне улицу и свернул на юг, в сторону Южной долины.