Электронная библиотека » Джон Макдональд » » онлайн чтение - страница 4

Текст книги "Бирюзовая тризна"


  • Текст добавлен: 3 октября 2013, 23:56


Автор книги: Джон Макдональд


Жанр: Зарубежные детективы, Зарубежная литература


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Странность номер три была самой загадочной, поскольку Говард так и не понял, что именно случилось. Они уже прошли Канал, вдоволь налюбовавшись видом снизу огромного моста трассы Пан Американ и преодолевали последние восемь миль до Бальбоа-Харбор. Стояла удушливая жара. «Лань» вел на буксире катерок панамской лоцманской службы, медленно лавируя в разношерстном скопище судов. Из акватории они вышли только к вечеру, как раз на закате. Горизонт был чист, вода зеркальна, закат изумителен, так что они решили плыть дальше. Говард рассчитал курс, который должен был вывести их по широкой дуге из Панамского залива, оставив в видимости на западе прекраснейшую панораму Жемчужных островов. Сто девяносто градусов, мимо Жемчужных, пока не покажутся огни Пунта Мала, что произойдет приблизительно около четырех, если продержится ветер, дающий им теперь восемь узлов, а оттуда повернуть на двести тридцать. Этим курсом идти до утра, пока не станет видно побережье, и тогда уже проложить новый курс, напрямую до самого Никойского залива.

Гуля взялась проверить, все ли в порядке и обойти яхту. Приближался самый темный предрассветный час, звезды одна за другой гасли, и только чудом он успел заметить, как ее фигурка без шума и всплеска исчезла за бортом.

Первое, что он немедленно сделал, это швырнул спасательный круг приблизительно туда, где скрылась Гуля.

– Почти на траверсе у нас был довольно-таки свежий ветер, на котором мы вышли из порта. У меня не было ни секунды времени, чтобы включить двигатели и маневрировать. Черт, ну ты же понимаешь, что это было такое: человек за бортом среди ночи, да еще при хорошем ветре в снастях! Но я все же развернул «Лань» и умудрился как-то заставить ее намертво встать у того места, где исчезла Гуля. Это давало мне некоторое время на поиски, но ты знаешь, что ни одна яхта не будет стоять смирно на одном месте без якорей. Раз или два во время этих манипуляций я стрелял в воздух. Я пытался кричать, но любой крик терялся в плеске волн, ветре и скрипе. Наконец я разглядел на воде белый спасательный круг, но все еще не мог определить, есть ли рядом с ним Гуля или нет. Тем временем «Лань» разворачивало против ветра, она перестала слушаться руля. Я помчался на нос, и после лихорадочных моих действий с линем яхта встала наконец почти по ветру. На волнах болтался, то появляясь, то исчезая, круг с уже обессилевшей Гулей. Страх за нее лишил меня всех остальных чувств, я механически, не задумываясь над тем, что и как надо сделать, четко провел поворот и поставил яхту почти вплотную к Гуле. Закрепив руль, я кинулся к трапу и выволок ее из воды, оцарапав ей колено о какую-то железку. Она еле дышала. Я смеялся и плакал одновременно. Ведь на самом деле у меня почти не было шансов найти ее!.. А знаешь, каково было мнение Гули обо всем происшедшем? – Ну?

– Она считала, что я подкараулил ее в тот самый миг, когда она перегнулась через перила и нарочно заставил яхту вильнуть, чтобы она свалилась за борт! Она полагала, что я бросил ей круг, а сам ушел, оставив ее на произвол судьбы. А потом вдруг, ни с того ни с сего передумал и вернулся, чтобы спасти ее!

– Но ты разудетил ее потом, как и в первый раз?

– Не то что бы вовсе нет… Боюсь, что совсем нет. Если бы она… хотя бы дала мне такую возможность. Или если бы показалась специалисту. Но как только мы оказались здесь, она сбежала и с тех пор не желает даже говорить со мной. Вот уже месяц как. Я просто не знаю, что делать.

– А что вы собирались делать дальше? Ну, если бы не это.

– В смысле – куда? Мы тогда еще не решили окончательно. Когда перед тобой три тысячи миль открытого океана, к этому надо как-то подготовиться – и морально, и физически. Мы собирались двинуться к югу – Таити, Самоа, потом, может быть, Фиджи, Оукленд и Сидней – и по дороге решить, остановимся на этом, или обойдем все острова один за другим. Если бы все заканчивалось Сиднеем, то мы, наверное, продали бы там «Лань» и вернулись домой.

Наверное, на моей физиономии слишком явно проступила скептическая гримасса, когда я еще раз оглядел несчастную яхту.

– Ну да, ну да, все правильно, – отозвался Говард. – Но с тех пор, как это все началось, у меня просто руки опускаются. Я не могу себя заставить за что-либо взяться – абсолютно все кажется настолько бессмысленным…

– Может, если бы ты как раз взялся за дело, тебе было бы гораздо легче, Говард, – заметил я.

Он тяжело вздохнул и кивнул.

– Наверное ты прав. Я, конечно, валял дурака. Это чудесная посудина, а теперь она мало-помалу становится похожа на помойку. Знаешь, я так и сделаю, Трев. Еще не хватало, чтобы меня действительно кто-нибудь ткнул в это носом.

– Так что, навестить мне Гулю?

Он оживился.

– Ты в самом деле можешь? Ты попробуешь?

– Конечно.

– А потом вернешься ко мне?

– Почему бы и нет?

– Терпеть не могу это выражение. Но прошу тебя, если на твой взгляд ей нужна срочная, настоящая помощь, скажи ей об этом. Может, она хоть тебя послушает.

– Я потом все тебе расскажу.

Он проводил меня вдоль всего длинного мола. Его окликали с других яхт – за сравнительно короткое время своей вынужденной стоянки Говард успел перезнакомиться чуть ли не со всем клубом. Хей, Говард! Как дела, приятель?

У самого конца мола, уже на берегу, мы остановились. Говард выдавил из себя невеселый смешок. «Коли уж пойдет что вкривь и вскозь, так не остановиться, – сказал он. – Я многое тебе рассказал, Трев. Ты, в общем-то, не обязан был все это выслушивать. Случилось еще кое-что, уже после всего, о чем я тебе рассказал. Если хочешь, спроси ее сам, и сам делай выводы. Именно из-за того случая Гуля и сбежала с яхты, и теперь я даже не могу поговорить с ней».

Мы пожали друг другу руки. Идти дальше он не захотел. Я взглянул в его большие, светло-карие честные глаза и увидел, как они наполняются влагой. Говард сморгнул и хрипло выговорил:

– Трев… все, что угодно… только бы она вернулась. Если ты только сможешь…

Он не договорил, махнул рукой, повернулся и пошел прочь. Его гигантская фигура, поникшая, ссутуленная, медленно удалялась вдоль мола. Живой упрек солнечному дню кануна Рождества.

Глава 4


Было уже далеко за полдень, когда я вновь поднялся в Гулино убежище. На этот раз она вела себя гораздо скованнее, словно чувствовала себя неловко при мне; к рассказу Говарда, вкратце пересказанному мной, она отнеслась со странным безразличием, почти отчужденностью. Мы спустились на девятый этаж, и она показала мне студию, которую снимала первое время. Она предоставляла ее в мое полное распоряжение, отдала ключ и велела подняться к ней, после того как я освежись и отдохну.

Я сказал, что уже черт его знает сколько не живал в приличных отелях, и как насчет того, чтобы после моего приобщения к благам цивилизации выйти со мной прогуляться. Она, кажется, обрадовалась. Через какое-то время она позвонила мне и сказала, что вполне готова к выходу и будет ждать меня внизу у въезда в гараж, причем голос ее звучал почти весело.

Она появилась, невероятно хорошенькая в своем брючном костюме и с тем макияжем, который создает эффект отсутствия такового. Она сказала, что так ей легче смеяться. Алиса Дорк оставила ей не только студию, но и свою белую «тойоту», к местному движению Гуля уже почти привыкла, так что может быть?…

Она уверенно села за руль и вывела машину за ворота гаража с ловкостью, говорящей о действительном умении и привычке. От недавнего замешательства не осталось и следа, словно она взялась доказать себе (а быть может, и мне), что ее рано причислять к параноикам. Лавируя между потоками, Гуля вихрем промчалась по уже темнеющим улицам и каким-то чудом припаркована машину – судя по всему, в единственно оставшуюся свободной щель на всем побережье.

Этот безветренный и ясный вечер был просто создан для прогулки. Отели Вайкики еще не успели перенять дурных обычаев всех отелей Майами-Бич, где доблестные стражи порядка у зеркальных дверей не впустят вас в ресторан, если вы не предъявите ключ от снимаемого у них номера, а то еще, чего доброго, если вы покажетесь не слишком приличной публикой, потащат вас до ближайшего полисмена на предмет выяснения личности. Нет, на Вайкики вы по-прежнему можете запросто зайти в любой бар или ресторан и надраться, сколько позволит ваша выдержка и кошелек. Мы решили заходить во все бары подряд, пока не остановимся в каком-нибудь особо понравившимся. Такой, чтобы там был и ром в граненом стакане с ломтиками ананаса на закуску, и «Кровая Мэри» с венчиком сельдерея, торчащим из бокала.

Начал я издалека, с темы, казавшейся мне вполне безопасной: Багамские моря и Флоридские пляжи. Она заметно оживилась, глаза ее разгорелись, а голос, звучавший до того весьма монотонно, теперь звенел и переливался от заговорщеского шепота к возбужденным возгласам. Маршрут был извилист, но не бессистемен: коктейль на пробу, прогуливался до следующего бара, снова коктейль.

Это был долгий, но зато самый верный путь заставить ее немного растормозиться. Ин вино и в самом деле веритас – при условии, что вы можете вычленить ее, можете определить, какая именно сторона истины предлагается вам. Интернешенел Маркет уже закрывался. В ларьке на углу я купил ей ни на что не похожий цветок, немного орхидею, немного хризантему. А потом, руководствуясь скорее чутьем, чем знанием, я повел ее, улыбающуюся и разомлевшую, через холл и узкие коридорчики Принцез Кайлани Отель, к маленькому ресторанчику, где оказалась прекрасная китайская кухня, разрушительная для неба и языка.

С двумя парами палочек мы разыграли желания: обломили две из четырех, и тянули, кто вытянет короткую. Обе коротких вытянула Гуля, расхохоталась и сказала, что еще подумает, какие желания загадать. Она так и ела этой коротенькой парой, а я смотрел на ее маленькие, изящные и в то же время сильные ручки, ловко управляющиеся с палочками. Ела она с жадностью голодного зверька, время от времени поглядывая на меня поверх огоньков свечей, улыбаясь, приговаривая: «М-ммм». Она откидывала время от времени челку со лба тем же резким движением головы, что и десять лет назад. Очаровательно.

– Ну, так ты надумала наконец? – поинтересовался я.

Она ловко кинула в рот еще кусочек и положила на тарелку. Опять встряхнула головой.

– Ты знаешь, Трев… ладно два, на самом деле мне нужно только одно… Одно-единственное желание.

И, вдруг вскочив с места, она убежала. Я выждал десять минут, а потом, оплатив счет, попросил официантку заглянуть в женский туалет. Она вернулась с известием, что леди будет через две минуты, и чтобы я дождался в холле. Улыбка официантки при этом была самая что ни на есть медовая. Ох уж эти влюбленные, было написано у нее на лице.

Я вымерял шагами узкий проход и дожидался Гулю. Мимо меня торопливо прошла стайка японских туристов – по всей видимости, в ресторан.

Интересно, чем они начищают свои очки, что те так сияют?

Ко мне подошла Гуля, смущенная, с покрасневшим носом и мокрыми ресницами.

– Первый раз за такое долгое время… – сказала она, еще всхлипывая. – Ты уж прости меня.

– Да. И о том чудесном, чудесном времени. А теперь я превратилась в старую сову.

Машин на улицах уже почти не было, и потому обратно нас вез я. Гуля только показывала мне ярко освещенный зев гаража, занимающего первый полуподвальный этаж Таура. Когда мы поднимались на экскалаторе, мне показалось, что я расслышал ее тяжелый вздох сквозь шум машины. На одиннадцатом этаже я придержал дверь, пропуская ее вперед, и бодро поинтересовался:

– Изыскания продолжим завтра?

Она изучающе посмотрела на меня и резко повернулась на высоких каблучках.

– Нет. Теперь. Пошло оно все к черту. Гнойники надо вскрывать разом. Так что я кивнул и закрыл за собой дверь, и еще с минуту мы возились с множеством цепочек и замков. Студия 1112, что на одиннадцатом этаже Кайлани Таурс грозило все, что угодно кроме взлома.

Я слегка посмеялся над этим, поинтересовавшись, не является ли случайно лучшая Гулина школьная подруга секретным агентом иностранной разведки. Гуля спокойно ответила, что все эти замки были поставлены Алисой после одного случая. Как-то раз ей в дверь позвонил человек и сказал, что послан владельцем дома сменить фильтр в кондиционере. Алиса впустила его, после чего в результате короткой борьбы у нее были сломаны два ребра и три пальца на левой руке, а багровые синяки на шее не сходили больше недели. Так что с тех пор Алиса предпочитает иметь дверь, как в сейфе.

Больше не буду шутить, подумал я. Однажды я примерно так же попросил напиться, а в ответ услышал уверение, что если я буду настаивать, то получу сколько угодно воды, но в физиономию. Так что в сторону это.

– Вот, пожалуйста! Фотоаппарат. Он у меня всегда с собой, с двенадцати лет. «Кодаколор», как видишь. Пленку проявить можно почти в любом месте земного шара.

– А это – те двенадцать кадров, да?

– Сколько раз ты…

– Погоди, Гуля. Те три кадра, ну, которые были последними на пленке. Ты сняла их как обычно, как все предыдущие?

– Д-да… Ну да, конечно.

– Ты смотрела в видоискатель и снимала. Что ты видела в видоискателе? В подробностях!

– Не кричи на меня! Я видела Джой Хэррис! Наверное, она пробралась на нос через маленькую кабину, помнишь ее? Она… она лежала на боку, подперев одной рукой голову, и смотрела прямо вперед. Я еще мельком подумала, что фигурка у нее славная, не отнимешь. Немного маленькая, но все на месте. На ней были трусики от бикини, темно-синие или сине-зеленые, ткань переливалась на солнце. Топ лежал рядом, на люке. Ее светлые волосы были темнее обычного и, кажется, мокрые – она, наверное, вымыла их, она была крашенная блондинка, не натуральная.

– Она влезла в кадр целиком?

– С трудом. Я довольно долго старалась вписать ее, здорово отступила назад. Если бы я во что-нибудь врезалась…

– А ты ничего не задела?

– Нет, успокойся, она не видела меня. Говард дрых без задних ног. Да и я вышла только глянуть, не сбились ли мы с курса – я не доверяю автопилоту. У меня на этот случай есть одно приспособление – петля, я ею закрепляю штурвал. Все было в порядке, и я вышла на палубу, прошла у левого борта – и вдруг вижу ее. Она лежала ко мне спиной, так что я могла подобраться поближе. Вот, видишь этот кадр? Люк снят с более близкого расстояния. А меня не было видно, я стояла за углом большой каюты. У меня были теперь настоящие доказательства, понимаешь? Я хотела снять ее лицо, и думала, как бы мне окликнуть ее, чтобы она подскочила и обернулась, а я бы ее тут же «щелкнула». И тут я заметила при переводе кадра цифры «11», и поняла, что у меня остался последний. Пока я раздумывала, как лучше сделать, она встала и принялась надевать топ. Я тут же спряталась. А когда выглянула снова, увидела, что она стоит у самых перил. Вот здесь. Ну я и сняла ее напоследок. Ее волосы очень красиво развевались по ветру. И тут она то ли услышала меня, то ли почувствовала, и обернулась, прежде, чем я успела спрятать фотоаппарат. Я тут же удрала. Что в этом было такого? Это была моя яхта, мой фотоаппарат и мой несчастный брак. Так что я убежала, не извиняясь.

– А девять предыдущих кадров на пленке сняла тоже ты?

– Ну да. Это снимки с Санта-Круз, порт, яхты и все такое. Там был один потрясающий катамаран из Хустона – вот он – самый большой из всех, какие я видела. Я даже не знала, что такие бывают. Видишь? А на этих двух Говард… Да, это все с Санта-Круза.

– Ну так и что же дальше с пленкой?

– Я же тебе уже говорила…

– А теперь в подробностях.

– Господи, ты невозможное существо! А, так ты же знаешь об этом. Тем лучше, тем лучше… Ну, так я сбежала вниз. Ты сам знаешь, когда кончается пленка, она сматывается на пустую кассету, а наружу остается торчать маленький засвеченный хвостик. Ты раскрываешь фотоаппарат, вытаскиваешь кассету с хвостиком и заряжаешь новую пленку. Я так и сделала. А кассету положила в одно потайное местечко, о нем никто, кроме меня не знает.

– Звучит убедительно.

– Выглядит тоже. Моя музыкальная шкатулка. Ты ее знаешь, та, которую открываешь, а так кружится маленькая балерина. Тебе кажется, что ты смотришь прямо на нее, внутрь шкатулки, но на самом деле так только кажется из-за фокуса с зеркалами. Музыка называется "Вариации на тему «Лары», и в шкатулке есть специальная кнопочка. Если ее нажать, шкатулку не закроешь, только сломаешь, так что я всегда узнаю, лазал ли в нее кто-нибудь без меня. Эту пленку никто, кроме меня не трогал, если ты это имеешь в виду. Господи, да если бы трогал, все бы тут же встало на свои места! Когда мы прибыли в Форт-де-Франс, я вынула пленку из шкатулки и не выпускала ее из рук, пока мне ее не проявили в маленьком салончике.

– И так ты поняла, что девушки на яхте не было.

– Да нет же, Трев, я ничего не поняла! Я не знаю, чему верить. Когда я забрала пленку, просмотрела ее и увидела… что ее просто нет на этих трех кадрах, мне весь мир показался черным. Черным в маленькую сверкающую крапинку. Наверное, я чуть было не потеряла сознание. У меня и сейчас так иногда бывает…

– А что с теми голосами, которые ты слышала?

– Ну что, голоса, как голоса. Ну да, я их слышала. Каждый может слышать голоса. Все сумашедшие время от времени слышат голоса.

– И всегда именно той девушки?

– Да. Джой. Мне ни разу не удалось различить слова. А смех был точно ее. Вернее, ее и Говарда – они смеялись и болтали. Еще что-нибудь?

– Да нет, пока вполне достаточно.

– Тогда я хочу выпить.

Она ненадолго вышла и вскоре появилась с бокалами в руках. Садясь рядом со мной на диван, она так взмахнула руками, что расплескала половину на пол. Заметив это, Гуля хихикнула и бросила в лужу какую-то тряпку. А секундой спустя помрачнела и выпалила:

– Я знаю, что ты хочешь меня спросить! Да, да, да, черт возьми, этот сукин сын пытался переехать меня «Ланью».

– Ты думаешь, он тебя видел?

– А почему нет? Было уже не так уж и темно. Я-то видела его великолепно!

– И ты думаешь, он нарочно вильнул яхтой, чтобы ты слетела за борт?

– Разумеется!

– Но он сбросил тебе спасательный круг. – Я думаю, у него просто кишка была тонка. Он скинул меня в воду, потом испугался, ударился в панику и тогда бросил круг. Но пока разворачивался и шел обратно ко мне, видно, набрался решимости все же переехать меня, по крайней мере, ободрал мне корпусом колено. А потом опять испугался в последний момент и бросил мне обрывок каната. Как подачку.

– Он об этом не упоминал.

– И в самом деле, чего это он.

– Он сказал, что произошло еще кое-что, и что об этом ты расскажешь мне сама, если захочешь.

– Я же говорю, с винтовкой было тоже самое. Ее давным-давно купил отец – обороняться от акул, на всякий случай. Она хранилась в алюминиевом ящике сбоку от всех инструментов. Там было еще несколько запасных обойм. Он научил меня обращаться с ней еще когда мы вышли в первый раз, на «Телепне». Это «Ремингтон-700». Вот только калибр я не помню.

– Может быть, тридцать восьмой?

– Точно! Знаешь, иногда друзья позволяют себе не слишком умные шутки с оружием, особенно если вы не в порту, где каждый даст за это по шее, а на собственной яхте в открытом море. Нам была еще примерно неделя пути до Гонолуну, стоял мертвый штиль, мы делали около шести узлов – самый экономный режим в смысле горючего, – на автопилоте. Я сидела на крыше, спиной к корме, сушила волосы на солнышке. БА-А-БАХ! Прямо из ниоткуда! Я подскочила, обернулась – что ты думаешь, он стоял у меня за спиной, футах в восьми от меня! В одной руке у него была винтовка, а в другой пара каких-то пустых жестянок. Физиономия у него была самая ошеломленная. Он сказал, что просто хотел разрядить ее. Он, мол, не знал, как вытащить патроны. Во всяком случае, стреляя, он направил ствол вверх, сказал он. Но я очень хорошо знаю звук выстрела вверх. Да еще при шумящих двигателях. Он скорее похож на бамм. Или на бух. Но никак не на БА-БАХ. Я до сих пор плохо слышу этим ухом. Трев, я уверена, что пуля прошла в нескольких дюймах от моей головы.

– И как он это воспринял?

– Он был шокирован. Пожалуй, даже слишком шокирован. Он кричал. Он размахивал руками. Он только собирался попросить меня кинуть эти жестянки за борт, ничего больше. Я сидела наверху, я бросила бы их дальше, чем он. Я бы кинула их с носа, а он поймал на корме, их не надо было бы мыть, вот и все…

– И именно тогда ты решила, что оставишь яхту в первом же порту?

– Нет, не тогда.

– Что-то еще успело произойти за эту неделю?

– Ох, да нет, я не это имела ввиду. Я хочу сказать, я уже почти решила еще раньше, до винтовки. А может, еще раньше этого моего дурацкого падения и голосов, и девчонки, которой не было на яхте…

– Я тебя не очень понимаю.

– Нечего тут понимать. Ох, Господи, Трев, я просто пьяна. Я сама не знаю, что несу. У меня в глазах двоится. Ты напоил меня.

– Ты хочешь сказать, что не так уж все было хорошо после вашей свадьбы?

– Слушай, дай мне поспать.

– О'кей, можешь вздремнуть. Я разбужу тебя.

– Я не шучу, я правда хочу спать. Уже ночь. Пожалуйста. А ты пойдешь к себе, ладно?

– Нет, не ладно, по крайней мере, пока мы не закончим.

– Да что еще осталось заканчивать? Ты уже все из меня выудил.

– Ты сказала: ты должна выяснить кое-что. Давай попытаемся это сделать вместе.

– Тогда я должна умыться и во что-нибудь переодеться. Ты уже целый час меня паришь.

– Давай живее.

Она вернулась через десять минут, посвежевшая и причесанная, босиком, в одном только коротком халате в неимоверно ярких огромных букетах. Видно было, что она очень устала – и от выпивки, и от затянувшегося вечера, и от моего допроса. Плюхнувшись на табуретку, она сгорбилась, зажала ладони между колен, зевнула и проговорила:

– Ей-Богу, Трев… Правда. Я просто…

– Были у Джой родинки?

– Чего?

– Родинки, родимые пятна, рубцы, какие-нибудь шрамы, словом не заметила ты у нее каких-нибудь особых примет, когда разглядывала ее в видоискатель?

– Н-нет.

– Тот смех, который ты слышала. Ты думаешь, они смеялись над тобой?

– Да, именно так я и думаю.

– И тебе никогда не было чертовски хорошо в постели?

– Что-о? Что ты имеешь ввиду? У меня было все в порядке со Скотти. Можно даже сказать, более чем все в порядке. Куда это вдруг тебя понесло? Скотти? Ах да, вспомнил я, это тот самый ее сокурсник, который так равнодушно отнесся к смерти ее отца.

– Но никогда – с Говардом?

Она дотянулась до своего бокала и принялась взбалтывать его содержимое. Лед уже растаял, но крепости от этого почти не убавилось. Гуля сделала большой глоток и скривилась. Потом начала рассказывать – сначала медленно, запинаясь, а потом все увереннее. Доброму старому Дяде Тревису. Она хотела, чтобы их брак был совершенством во всех отношениях. А Говард был всегда странным существом. Трев, ты же сам пытался раскусить его, ты знаешь. Он был похож на маленький домик с большой парадной дверью и маленьким черным ходом. С единственной комнатой. Он впускал в дом, и все казалось прекрасным. Смешки и игры. Никакого давления. Затем ты хотел узнать его лучше, и шел через черный ход, полагая, что за ним находится его личная комната, куда пускают не всех. А на самом деле ты вдруг оказываешься на заднем дворе, и со двора домик выглядел совершенно так же, как и с фасада. Комната была одна.

– А я – я очень сама по себе. Собственное существо, – заявила она и допила бокал. Она раскачивалась на табурете, упираясь круглыми коленками в край дивана, я видел, как шевелились тени под ее резче обозначенными скулами. Порой ее лицо оказывалось так близко от моего, что я ощущал кожей ее дыхание. Мы были сейчас по-настоящему близки.

– Загляни в меня, – грустно сказала она.

Передо мной были два огромных печальных глаза, с искорками на дне, такого глубокого серого цвета, что казались голубыми, с агатово-черными зрачками. Гуля сморгнула, но в следующую секунду снова смотрела прямо в мои глаза. Сейчас для меня весь мир сфокусировался в глазах этой женщины, так странно и неотрывно глядящей на меня. Сердце мое гулко отстучало десять раз. Между нами было какое-то особое родство, к которому не подходило определение «родство душ». Линда Левеллен Бриндль? Перед мной когда-то уже были эти глаза, и это были глаза ребенка по имени Гуля, пережившего ужасную катастрофу. Или невесты в белом, стоящей у аналоя, что-то отвечающей человеку с Библией в руках. А тому существу, что сейчас сидело передо мной, я не мог подобрать имени. «Гуля» здесь уже не подходила. По крайней мере теперь.

– Хей, Левеллен, – тихонько сказал я. А потом повторил еще тише: – Лу Эллен. – Да, это, пожалуй, подходило.

Я изумил ее несказанно. Она перестала раскачиваться, села очень прямо и уставилась на меня. Затем встряхнула головой, откидывая волосы и поинтересовалась:

– Откуда ты знаешь? Это идея моего деда. Вся родня ворчала, что это слишком громоздко. И что нельзя каждый раз, подзывая ребенка, выкрикивать такое странное имя. Лу Эллен Левеллен. Я даже не знала обо всем этом, пока, кажется, лет в десять, не потребовала назвать меня другим именем – мне осточертела и Линда, и Гуля, и меня называли Лу Эллен… да, года два по меньшей мере. Я теперь и забыла об этом.

– Мне просто показалось подходящим.

– Ты и в самом деле собираешься впредь называть меня так?

Близость, родившаяся из ощущения дыхания на собственной коже, никуда не исчезла, несмотря на то, что Гуля от удивления даже слегка отодвинулась от меня.

– Наверное. Если, конечно, ты не против. – Я в восторге. Тревис. Наверное, это глаза. Наверное, я сама хотела, чтобы ты увидела это. И ты этого хотел. Я действительно «вещь в себе». Все то, что я тебе тут наговорила насчет Говарда… Ты можешь смотреть в его глаза восемь часов в день, хоть восемь дней в неделю, и они всегда будут просто карими глазами, словно из стекла. Тебя просто отбрасывает, как мячик. Он смотрел на меня так, как смотрели в детстве на мои куклы.

Она снова тихонько раскачивалась всем телом, словно во сне. Я вдруг почувствовал себя настоящим инквизитором. Надо с этим заканчивать, решил я и встряхнулся.

– А ведь ты знаешь, почему они смеялись над тобой.

Она распрямилась, словно стальная пружина.

– Я не желаю говорить…

– Говорить о чем-либо, что, наверное, не удалось, думать о чем-либо, что, наверное не удалось. Ты хочешь быть прекрасна во всем.

– Но почему, почему ты… так превратно меня толкуешь? С чего ты вдруг вообще заговорил о том, каково мне в постели?

– Потому что это был шуточный брак, дорогая моя. Ни желания, ни томления, ни страсти. Брак добрых друзей. Брак сестры и брата. Вспомни, как вы поцеловались после венчания. Так целуются сорокалетние супруги при встрече в аэропорту!

Ей пришлось нехотя признаться. Сначала ничего не получалось у нее – она просто не возбуждалась. Но мало того, что не могла возбудиться она, сексуальность Говарда тоже была весьма относительна. Сплошные мышцы, быстро возбудимые, быстро успокаивающиеся. Первые дни они всячески экспериментировали, перепробовали чуть ли не все позы, чуть ли не все места на яхте. И самое ужасное: никакой заботливости, никакой ласки, никакой романтики.

– Совсем как те ужасные шоколадки, – вздохнула она под конец.

– Какие шоколадки?

– У него всегда были огромные запасы шоколада. Он говорил, что он – шоколадоман. Он мог бросить не середине все, что угодно – расчет курса, готовку ужина, фиксирование такелажа – и помчаться вприпрыжку к холодильнику за очередной шоколадкой. Хруп, хруп, хруп – и ее уже нету. Тогда он вытирал ладонью губы и мчался доделывать то что бросил. Когда это случалось не слишком часто, я относилась к этому спокойно, вернее, пыталась относиться спокойно, но когда работа не терпит отлагательств, и вы ее делаете, а твой партнер вдруг куда-то убегает каждые полчаса, кто угодно выйдет из себя и вдруг куда-то убегает каждые полчаса, кто угодно выйдет из себя и начнет думать о новом партнере.

И к Виргинским островам их ночи уже проходили совсем не так, как в начале. Он стоял на вахте, спускался, будил ее; она поднималась на вахту, он ложился спать. Вместе они не спали.

– Папы уже не было, Скотти оказался невероятной ошибкой, я извелась и была как будто все время во сне, а когда подняла голову, чтобы оглядеться, рядом увидела Говарда, занимающегося моим хозяйством, всеми моими делами. И мне показалось, что это не самый плохой образ жизни. Что-то очень надежное, теплое и устойчивое.

– А потом тебе стали сниться кошмары.

Она кивнула.

– Нет, правда, откуда ты все знаешь? Очень страшные и очень настоящие. Они у меня потом стояли целыми днями перед глазами. Все-таки со мной, наверное, и в самом деле что-то не в порядке. Часто мне снилось, что у меня в груди две такие ровные страшные дыры. Я старалась никому не говорить об этом, я не хотела, чтобы кто-нибудь знал. Мне казалось это просто позорным. Как будто у меня не груди. Я даже пыталась одно время подкладывать что-нибудь объемное в лифчик, но это оказалось так неудобно…

– И еще у тебя постоянно коченели руки?

– Послушай, Тревис, тебе уже говорил кто-нибудь, что ты – очень странное существо? Вот здесь, по краю кистей. Они у меня просто немели. И большие пальцы тоже часто не слушались. А иногда у меня немели и губы – рта невозможно было раскрыть.

– Плюс проблемы с желудком?

– Слушай, док, какой колледж вы кончали? В самую точку!

– Теперь припомни. Было ли в твоей жизни такое, что чувствовала себя совершенно разбитой, ни на что непригодной и ни к чему неспособной? Теряла вкус к жизни, так сказать?

– Да, бывало. После маминой смерти. У меня тогда не осталось никаких чувств, только ощущение, что в этом есть и моя вина, что если бы я не была такой никчемушницей, она бы не заболела и не умерла, и осталось бы со мной. Я как будто загоняла себя все глубже и глубже. И спала сутки напролет. Есть не хотелось, вся еда была на один вкус. Я сидела дома, не хотела никуда выходить. Папа тогда потащил меня в клинику, на обследование. По-моему, они перепробывали на мне все тесты, известные в мире. А потом порекомендовали отдать меня в какую-то специализированную школу. Но он только взял у них рецепт какой-то дряни, на которой они настаивали. От нее я стала раздражительной и нервной. У нас бывали ужасные сцены. Он кричал на меня, что я повергаю его в уныние. И я от безысходности стала изучать навигацию, и корабельное дело, и морские карты… И тогда папа не кричал на меня, а говорил, что я особенное, прекрасное создание. Умное, послушное, славное. Я стала работать по-настоящему, постепенно успокоилась. И к тому времени мы приехали во Флориду, со мной уже все было совсем в порядке.

– У меня к тебе последний вопрос, Лу Эллен.

– Хорошо бы и вправду последний! У меня кружится голова и урчит в животе, вот до чего мне хочется спать!


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации