Текст книги "Сверхъестественное. Ночной кошмар"

Внезапно ветер взревел с новой силой, толстая ветка рванулась вперед и с громким треском разбила стекло. Дэниел, вскрикнув от неожиданности, выпрыгнул из кровати. А потом он увидел, что отец наклонился вперед и издает похожие на кашель звуки, будто хочет что-то сказать. Сначала воображение мальчика пыталось заполнить пробелы: ему почудилось, что папа отрастил третью руку, которая проклюнулась из центра его груди и доставала до пола. Но стоило ему приблизиться, как все стало очевидно: разбившая стекло ветка пронзила отца, и теперь по его груди струилась кровь и капала на пол.

– Пап…

Голова отца упала набок, почти свесилась на плечо. Изо рта тоже сочилась кровь, мелко пузырясь на подбородке.

– Папа!

Дом затрясся, пол под ногами завибрировал. Дуб будто тянулся к дому, подняв ветви вверх. Веткой, пронзившей отца, Дэниела подняло в воздух, так, что он едва удержался на цыпочках. Блестящие глаза отца, казалось, смотрели на мальчика в упор, хотя голова его дергалась из стороны в сторону. Руки, прежде обхватывавшие ветку, теперь безжизненно висели вдоль туловища. Дерево мотало его то влево, то вправо, заставляя медленно переступать ногами, словно в пародии на жуткий танец. Дэниел отступил и начал пятиться, пока не уперся в кровать. Потом он упал на пол, обнял руками колени и, отвернувшись, начал вопить: «Мама!» Прежде чем она прибежала, из окна спальни выскользнуло в ночь пятно тьмы, но мальчик, зажмурившись, не заметил этого.

Глава 7

Седая женщина предвидела, что ей предстоит очередная бессонная ночь. Едва ли она хоть раз хорошо спала: часок там, полчаса здесь, беспрестанно при этом ворочаясь. Не на последнем месте в списке причин бессонницы стояли разнообразные боли, слишком многочисленные, чтобы можно было в них разобраться. Далеко не все они были телесными: в предрассветные часы не давала заснуть память. Неизменно кончалось тем, что она оставляла надежду уснуть и, перебравшись в дряхлое глубокое кресло, смотрела телевизор. Таким образом, получалось перехватить в лучшем случае несколько часов сна за всю долгую ночь. Со временем нарастало чувство усталости. Днями напролет она занималась разными незначительными мелочами, а к вечеру у нее оставалось так мало энергии, что она только чудом не валилась с ног, когда поднималась по лестнице или выполняла нехитрую работу по дому. Ничто больше не имело большого значения. Интересно, сколько она еще протянет? Жизнь стала рефлексом, привычкой. Она не находила радости в существовании.

Она потянулась за пультом; на ее дрожащей руке вены и пигментные пятна выделялись сильнее, чем неделю назад. Казалось бы, простое движение – но оно далось ей с невероятным трудом. Может, дело не в нехватке сил, может, это что-то неврологическое? Проблемы со здоровьем отравляют пожилым людям жизнь, занимая в ней главное место на закате лет. Заполняют собой время между приемами таблеток. Она сделала звук громче и откинулась в кресле, чувствуя, как веки наливаются свинцом от недосыпа. Наверное, неплохо было бы сходить к доктору – еще один способ убить время. Конечно, ему не будет никакого дела, станет ей лучше или нет. Если она столкнется с ним на улице, он не вспомнит ее имя. Но он пугал ее рассказами о болезнях и смерти. Они неминуемы, зато будет не так скучно: встряска напомнит ей, что она пока еще жива, пока еще не стала кормом для червей. Да, надо посетить доктора, потому что доктор, странное дело, кажется утешением: он был так же хорошо знаком со смертью, жестокостью и трагедией, как и она…

На экране сменялись картинки, но она едва успевала вникнуть в их суть. То проваливаясь в неглубокий сон, то выныривая из него, она не заметила, как под дверь тенью просочился сгусток тьмы, забрался вверх по стене, скользнул через потолок и спустился к спинке ее кресла, перекрасив светлую салфеточку на подголовнике в беспросветный черный. А потом темнота начала сгущаться, формируя голову со сверкающими красными глазами, руки и, наконец, даже хилые скрюченные ноги. Ноги были новой деталью воплощения, но они развивались и крепли. Как и сила.

Сгустку тьмы было так же комфортно, как пожилой женщине в кресле. И дом, и кресло, и старуха уже давно были хорошо знакомы чудовищу, оно наткнулось здесь на богатый источник мрака. Но скоро их сотрудничество подойдет к концу: время истекало. Невелика потеря, тем не менее: город подкидывает столько замечательных возможностей, а рассвет еще нескоро. Сверкнув глазами, сущность потянулась затвердевшими пальцами ко лбу старой женщины и приступила к поглощению тьмы.

* * *

Как всегда по вечерам, проверив домашние ра-боты восьмиклассников по естествознанию и подготовив план на завтра, Харви Даффорд трусцой пробежал по Велкер-стрит, потом свернул на главную улицу, миновал здание муниципалитета и мемориал, затем снова повернул налево и оказался на Белл-стрит. Оставив за собой торговый квартал, он продолжил путь по деловому району. Большая часть маршрута пролегала недалеко от ресторанов, ночных клубов и допоздна работающих магазинов. Хотя уровень преступности в городе был, в общем-то, низкий, Даффорд считал разумным держаться оживленных мест во время ежедневной пробежки. И все равно было страшновато в конце тренировки пересекать комплекс офисных зданий, возвышавшийся напротив того места, где он жил. Офисы закрывались в пять-шесть часов, только раз-другой в неделю поздними вечерами работал какой-нибудь терапевт или дантист. Уличные фонари освещали небольшую пустующую парковку, лишь зловеще подчеркивая отсутствие людей и автомобилей. Иногда возле офисных зданий у Даффорда появлялось ощущение чего-то потустороннего, будто он выскользнул из привычного течения времени и потерял связь с человечеством. Он не раз подумывал изменить маршрут так, чтобы избегать «мертвых зон», но потом вспоминал, что они дают ему стимул добежать до конца. Ему было почти пятьдесят пять, его ноги уже утратили юношескую прыть и к концу пробежки наливались тяжестью. Возможно, дело было в психологии: зная, что до конца дистанции недалеко, тело еще отчаяннее начинало требовать отдыха. Так почему бы не перебить утомление приливом адреналина, пробегая через этот пустынный район?

По мере приближения к офисам квадраты яркого света открытых магазинов попадались не так часто, шаги прохожих стихали, поток машин редел до считаных автомобилей, причем промежутки между ними все увеличивались, будто сердцебиение города слабело и замедлялось до почти прямой линии на кардиограмме. Теперь Даффорд набирал скорость, передвигаясь широкими шагами, чаще переставляя ноги и заставляя себя пройти последний отрезок пути в максимальном темпе. Сердце забилось чаще, открытым ртом он глотал воздух, чтобы наполнить легкие. Повернув, он выбежал на стоянку первого комплекса. С правой стороны бежевые одно– и двухэтажные строения темнели холлами, прятавшимися за дверями из оргстекла, на которых черными трафаретными буквами указывались часы работы. В других случаях время работы писали на отдельных табличках. Слева зеленеющие травой холмы за парковкой упирались в виниловый забор. У Даффорда появилось клаустрофобическое ощущение, что он бежит по длинному туннелю.

К следующему блоку зданий вела подъездная дорога на две полосы, выхода на улицу не было. Расставленные через определенные промежутки дорожные знаки ограничивали движение транспорта. Пешеходам отводились лишь узкие поросшие травой тропинки между комплексами строений. Планировка, таким образом, не позволяла проезд или проход, за исключением особо важных случаев или медицинской необходимости. По вечерам здесь каждый час курсировала патрульная машина, распугивая праздно шатающихся подростков и потенциальных вандалов.

За час может произойти уйма всего.

Даффорд так сосредоточился на том, чтобы не сбавлять темп, что прошло несколько секунд, прежде чем он заметил тонкую дымку, которая клубилась и вихрилась вокруг его кроссовок. Он отвлекся, разглядывая необычное явление, и не сразу услышал мягкий быстрый топот позади себя, а когда уловил этот звук, было уже слишком поздно. Волосы на затылке поднялись дыбом, и появилось предчувствие, что кто-то собирается на него напасть.

Даффорд всегда боялся, что на него могут напасть во время пробежки, в последнее время он даже оставлял дома бумажник и носил «тревожный» браслет на случай чрезвычайного происшествия. Ведь если грабитель нарвется на жертву без единой монетки, он, скорее всего, сильно разозлится. По этой же причине – из страха подвергнуться атаке – Даффорд избегал безлюдных мест. Но с представшим перед ним противником он не был готов столкнуться даже в своих самых диких фантазиях.

Резко развернувшись и выставив предплечье, чтобы защититься от возможного удара, Даффорд в ужасе уставился на монструозную фигуру, нависшую над ним: тело размером с минивэн, каждая из восьми полосатых ног толщиной с пожарный шланг. Какая-то часть мозга (Даффорд все же был учителем естествознания) опознала в монстре мексиканского красноногого тарантула, хотя другая часть возразила, что тот не смог бы выжить с такими размерами: просто рухнул бы под собственным весом. Но каким-то образом тварь была живой и преследовала его. Самая примитивная часть мозга дала сигнал бежать со всех ног. К несчастью, он вымотался еще до того, как возникла угроза. Сердце бешено колотилось, в боку кололо, а ноги казались бесполезными деревяшками, прикрепленными к бедрам. Никогда Даффорд не чувствовал свои почти шестьдесят лет так отчетливо. Он повернулся и метнулся вправо, едва избежав удара волосатой передней ноги. Но выдвижной коготь, дотянувшись, рванул за промокшую от пота футболку, и Даффорд споткнулся. Схватившись за круглую бетонную опору одного из фонарей, Даффорд стремительно юркнул за нее, создав препятствие между собой и гигантским пауком. Свою ошибку он осознал сразу же. Тарантулу не нужно было даже двигаться: его конечности оказались достаточно длинными, чтобы обхватить человека за столбом с обеих сторон.

* * *

Люси Куинн сидела на кресле-лежаке, закинув ноги на перила, словно повторяя расслабленную позу Тони Лакоста. Тяжесть долгого вечера убеждала ее подняться и отправиться домой, но вялость удерживала на месте. Родители Тони давным-давно вернулись с работы и пригласили ее на ужин, для которого смешали все, что оставалось в холодильнике. Потом они удалились в гостиную смотреть телевизор, а Тони и Люси, вооружившись банками «Колы», устроились на прежнем месте. Судя по взгляду, который Тони бросил на «Колу», когда Люси доставала ее из холодильника, он предпочел бы пиво вместо газировки.

Люси знала, что родители Тони не возражают против ее присутствия, хотя вряд ли они полагали, что она влияет на их сына хорошо. Надо думать, они рассудили, что у Тони меньше шансов вляпаться в неприятности, если он не будет отходить далеко от дома. После того, что случилось со Стивом, они впали в легкий шок из-за череды происшествий со смертельным исходом. Ясное дело, что Тони и Люси вместе со Стивом были замешаны в аварии, стоившей жизни Тедди, так что в том случае им было кого винить. Это все неудивительно, если учесть безалаберность подростков и факт вождения в нетрезвом виде. Но Стива сбил незнакомец, появившийся внезапно, как гром с ясного неба, как молния, которая может ударить в любого. Как объяснить такое, примириться с этим?

Люси сделала глоток и встряхнула банку – осталось немного.

– Так ты разговаривал с предками Стива?

– Недавно, – отозвался Тони. – Они в полном раздрае. Странное дело, но мне казалось, что надо попросить у них прощения.

Его лицо в бледном свете фонарей казалось почти янтарным, выражение в глазах было отсутствующее.

– Ты чувствуешь себя виноватым, – сказала – не спросила – Люси.

– Ага. А ты нет?

– Это называется «чувство вины выжившего».

– Либо он, либо мы, да?

– Точно.

Допивая газировку, Тони наклонил банку:

– Может, нам надо было держаться вместе?

После долгого молчания девушка произнесла:

– Может быть. – Она неохотно опустила ноги на дощатый пол и поднялась с низкого кресла. – В общем… мне пора.

– Подвезти?

– Нет, не надо. Голову проветрю. Пойдешь в дом?

– Через пару минут.

– Увидимся. – Она медленно преодолела три ступени, будто последние часы накачивалась спиртным, а не газировкой.

Когда, дойдя до конца подъездной дороги, она оглянулась, Тони ей помахал:

– До скорого, Люси!

Через несколько кварталов груз печали, который навалился на Люси рядом с Тони, уже давил не так сильно. Тони был в этом не виноват. Та же грусть ее одолевала и при Стиве, но когда они тусили втроем, становилось легче. Теперь же отсутствие Стива напоминало о смерти Тедди, хотя лишнего повода и не требовалось. Несмотря на то что подобные мысли всегда погружали Люси в меланхолию, она лелеяла их: ведь они заставляли помнить о Тедди.

Тонкая белая дымка ползла через улицу, стелилась по асфальту, растекалась над пешеходной дорожкой, как живая вуаль. Люси обняла себя, поежившись от ночной прохлады, растерла ладонями кожу и поняла, что скучает по руке Тедди, обнимающей ее за плечи. Она с удивлением осознала, что пытается жить прошлым, пытается мысленно вернуть дни того, прошлого года, еще перед аварией. А между тем прошлое ушло навсегда. Ее город, ее соседи чувствовали то же самое – они построили мемориал, чтобы заставить себя помнить о произошедшем, хотя их прошлое не успело так сильно отдалиться. Каждый день они носили к мемориалу цветы и игрушки и не торопились оставить свое горе в прошлом, так же, как Люси – свое. Но на место пожара цветы возлагали немногие: закопченные кирпичи покореженного здания, обнесенного кривой колючей проволокой, были слишком жестоким напоминанием о том, что они потеряли, что у них так грубо отняли. Нужно принять решение, сколько еще цепляться за память о тех днях, когда Тедди был частью ее жизни. Придет ли день, когда она станет ждать будущего с бо`льшим энтузиазмом, чем тосковать о прошлом?

Впереди взревел двигатель. В тот же миг вспыхнули фары, ослепив Люси. Она подняла руку, прикрывая глаза. Машина, темной приземистой массой клокочущая за завесой света, не двигалась. Интересно, сколько времени водитель просидел вот так? Повезло, что в него еще никто не въехал: дорога хоть не была оживленной, но автомобили по ней ездили регулярно.

Двигатель снова взревел, и машина рванула вперед.

– Осел, – прошептала Люси.

Как будто услышав ее нелестное замечание, водитель направил машину через улицу в сторону Люси, повел вдоль бордюра, а потом… выехал на тротуар! Когда машина понеслась прямо на нее, девушка с ужасом осознала: «Он пытается меня сбить!»

Глава 8

Если бы не фонарный столб между Харви Даффордом и гигантским тарантулом, тварь сгребла бы его – расстояние позволяло. Любое движение вправо-влево – и паук подмял бы его под себя в мгновение ока. Тарантул тем временем вытянул передние конечности по обе стороны столба, поймав Даффорда в ловушку. Мгновение Харви таращился на морду размером с коробку из-под торта с двумя рядами черных глаз-бусинок. Обычно тарантулы охотятся, ориентируясь на вибрации и звук, нежели доверяя сравнительно слабому зрению, но эти глаза все равно были чужеродными и пугающими. Даффорду казалось, что тварь видит достаточно ясно, чтобы определить, где находится его еда.

Внезапно паук высоко задрал передние конечности и угрожающе приподнял головогрудь. Его покрытые ворсинками ногощупальца, которые не только помогали ориентироваться, но служили также для захвата пищи, покачивались, словно недоразвитые конечности, перед лицом Даффорда, совсем близко от него. Хелицеры[17]17
  Ротовые придатки паукообразных и некоторых других членистоногих. Обычно состоят из двух или трех члеников и имеют вид клешней или подклешней. У пауков на вершинах хелицер располагаются протоки ядовитых желез.


[Закрыть] поднялись, клычки на их концах опустились, но пока слишком далеко, чтобы впрыснуть яд. Яд обычных тарантулов не смертелен для человека, но паук такого размера должен вырабатывать соответствующее туловищу количество яда. Даффорд понял, что ему придется не лучше, чем мыши-полевке. Если монстр схватит его, он покроет Харви едкими пищеварительными соками, подождет, пока плоть размякнет, и всосет ее, словно через соломинку.

Даффорд едва успел перевести дыхание, когда паук опустился на все восемь ног и начал обходить столб. Харви попятился, а потом развернулся и припустил со всех ног, пытаясь по пути найти что-нибудь для защиты и надеясь увидеть узкий проход между домами. Наконец он заметил стоявший перед кабинетом ортодонта синий, тронутый ржавчиной «Форд». Повязанная на дверь белая тряпица указывала, что машина не на ходу и ждет эвакуатора или, возможно, водителя с бензином или запчастями. Харви отчаянно дернул пассажирскую дверцу. К несчастью, она оказалась заперта. Он перебежал на другую сторону и попытался открыть дверь со стороны водителя – тоже заперто. Нырнув за кузов, Даффорд прислушался, удивляясь тому, как тихо двигается тарантул, несмотря на свои необъятные размеры. Опустившись на четвереньки, он заглянул под машину, пытаясь отследить движения паука. За ней переступали толстые мохнатые конечности, но Даффорд насчитал их подозрительно мало. Лишь несколько упирались в землю, в то время как остальные молниеносно взметнулись вверх. Автомобиль скрипнул изношенными амортизаторами, и на убежище Даффорда упала большая тень. Он запоздало перевернулся на спину и посмотрел наверх: над его головой нависли ногощупальца, клыки полосовали воздух, и с них начал капать яд, пока тварь пыталась выудить Даффорда из его укрытия.

Когда сначала одна нога, а затем и вторая опустились возле «Форда» со стороны водителя, Даффорд закатился под автомобиль. Пока тарантул искал его со стороны водителя, Даффорд дважды перевернулся и выкатился с пассажирской стороны. Вскочив на усталые ноги, он помчался в том направлении, откуда прибежал. За его спиной амортизаторы машины застонали под весом чудовищного паука. Даффорд попытался выкинуть этот звук из головы и сосредоточиться на том, чтобы убраться поскорее ко всем чертям отсюда. Его почти складывало пополам от напряжения, собственное дыхание грохотало в ушах, шаги выходили неровными, зато он почти выбрался на открытое пространство. Если получится добежать до Белл-стрит, можно поймать машину, а еще лучше полицейский автомобиль. Можно найти не закрывшийся еще магазин, или ночной клуб, или бар и спрятаться там. Паук слишком огромен, чтобы протиснуться в дверь, но не настолько велик, чтобы пробить стену. По крайней мере, Даффорд на это надеялся. Если сила твари соответствует ее размерам…

Даффорд оглянулся и чуть не заорал от ужаса.

Тарантул подобрался так близко, что Даффорд мог различить отдельные волоски на покачивающихся ногощупальцах. Передние конечности двигались очень быстро, картинка перед глазами размывалась, ноги паука топали буквально в паре метров от Харви. Расстояние продолжало сокращаться. Впереди Даффорд уже видел Белл-стрит. По дороге промчался белый грузовой автофургон, и мужчина не успел даже поднять руку, чтобы привлечь внимание водителя. Но эта мимолетная встреча обнадежила его…

Он споткнулся: подошва правой кроссовки прилипла к асфальту, будто он наступил в глубокую грязь. Он дернул ногой, кроссовка соскользнула со ступни. Потом увязла и левая нога. Опять дернувшись, он потерял и вторую кроссовку, а правая нога тем временем погрузилась глубже. Непостижимым образом он провалился в ставший мягким и зыбким асфальт – сначала по колено, потом почти по пояс, а затем асфальт снова стал твердым, и Даффорд очутился в ловушке. Он молотил кулаками по тротуару, пока не разбил их в кровь, извивался и стонал. Затем он увидел, что тарантул нависает над ним, угрожающе приподняв передние ноги, и медленно опускающаяся головогрудь напомнила Даффорду крышку гроба. Какой-то миг он надеялся – мысленно взмолившись – что тарантул потеряет к нему интерес и уберется. На пару секунд все стало тихо, и в этой тишине по Белл-стрит проехала еще одна машина, а потом послышалось зловещее шуршание ногощупалец. Даффорд набрал в грудь воздуху и заорал:

– На помощь!

Мелькнули хелицеры, и полые клыки вонзились Даффорду в спину, словно пара разделочных ножей. Обжигающая боль пронзила тело. Даффорд забился в судорогах – то ли от шока, то ли от боли, то ли от действия яда. Ногощупальца обхватили его, царапая кожу жесткими ворсинками, и попытались подтащить к зубам, но тело Харви увязло слишком крепко.

Тогда тарантул придавил Даффорда и начал водить по его коже щупами. Липкая жидкость обволокла шею и спину в тех местах, где была разорвана футболка. Она впиталась в раны, в проколы от клыков и прожигала похлеще спирта. Как будто Даффорда облили бензином и подожгли. Плоть зашипела и пошла пузырями, нервы горели, словно в огне, под веками ярко полыхнуло нестерпимо белым от резкой боли. Тарантул снова навалился на Даффорда – он уже его пожирал. В ушах звучало громкое хлюпанье: это паук втягивал ртом-соломинкой его разжиженную плоть. Потом хелицеры прижались к лицу и горлу. Микровселенную Даффорда захлестнуло еще одной волной ослепительной боли. Он попытался закричать, но левой щеки уже не было, на ее месте в зияющей дыре обнажились зубы, так что из горящего горла вырвалось только перепуганное шипение. Спустя несколько мгновений растворилось левое веко, из-под него вытекло потемневшее глазное яблоко. Когда к Даффорду снова потянулись хелицеры, он вскинул руки, силясь оттолкнуть их, но и руки тоже оказались в липких пищеварительных соках. Оставшимся глазом он видел, как с пальцев, ладоней и предплечий плоть стекает подобно горячему воску. Это длилось недолго: жадный рот хотел больше. Когда руки Даффорда вышли из строя, хелицеры опустились на то, что осталось от его лица, а ногощупальца обхватили его тело.

В ту же секунду Даффорд услышал рев двигателя, их ослепил свет фар, резким контрастом выделив мохнатое тело тарантула, но эти ощущения нахлынули и забылись, когда удушающая масса паука опустилась на него. Сначала отказало зрение, потом слух, и наконец унялись так долго горевшие в агонии нервы – это паук добрался до обнажившегося мозга и принялся за него.

Тарантул втянул через рот-соломинку все, что только смог. А потом внезапно исчез.

* * *

Люси в ужасе наблюдала за приближающейся машиной. Она успела заметить характерную решетку радиатора, хромированный бампер, но запомнить все как следует не хватило времени. В воображении мелькнуло лицо Стива, и этот образ как ничто другое заставил ее действовать. Люси метнулась влево и перескочила через невысокий заборчик перед ближайшим домом. Машина развернулась, оказавшись еще ближе к тротуару, и ее передний бампер переломал все столбики и перекладины ограды под аккомпанемент частого треска, похожего на автоматную очередь. Люси перекатилась по траве и вскочила на ноги. Из-за двери высунулась домовладелица в банном халате и возмутилась:

– Какого черта тут происходит?

– Звоните в полицию! – крикнула Люси, провожая взглядом удаляющийся автомобиль. – Меня пыталась сбить машина!

– Что? Какая машина?

Перебравшись через обломки, девушка вернулась на пешеходную дорожку и задумчиво вгляделась в сторону, откуда пришла. Потом развернулась к женщине и пробормотала, округлив глаза от внезапной догадки:

– «Додж Чарджер» шестьдесят восьмого!

– Постой! Ты куда!

Люси припустила обратно – к дому Тони. Машина прикончила Стива и чуть не сбила ее, но не исчезла на этот раз. У девушки появилось дурное предчувствие, что у авто остались незавершенные дела этой ночью. Вдали появился дом Тони. У «Чарджера» вспыхнули стоп-сигналы, взвизгнули шины, и он круто развернулся на девяносто градусов, «лицом» к фасаду.

– Тони! – завопила Люси.

На бегу она достала из кармана джинсов мобильный и быстро набрала номер отца. Тот ответил после второго гудка, но голос его утонул в статических помехах.

– Пап! Приезжай к дому Тони! Срочно! – крикнула она, надеясь, что отец расслышит ее сквозь шумы.

А потом телефон отключился: свет на дисплее и за клавиатурой потух, как будто батарея мгновенно разрядилась.

Тони стоял на крыльце и, перегнувшись через перила, недоуменно рассматривал «Чарджер».

– Эй! – крикнул он, прикрывая глаза от света фар. – Что за фигня?

– Тони, в дом!

Но вместо того, чтобы послушаться, парень поверх автомобиля бросил взгляд на девушку:

– Люси?

Машина рванула вперед, выскочила на тротуар и, проехав по газону и смяв посаженные матерью Тони кусты, врезалась в крыльцо. Дерево треснуло, и крыльцо просело посредине.

Тони пошатнулся и схватился за перила, силясь удержать равновесие. Автомобиль отъехал почти к обочине, снова начал движение вперед, набрав скорость, и врезался в белую ограду. Ограду вмяло внутрь, и Тони завалился на капот «Чарджера».

Люси завизжала.

«Чарджер» еще раз сдал назад, разбрасывая комья грязи с газона. Тони упал с капота и ударился головой о покореженные перила. Оглушенный, он поднялся на ноги и стоял, пошатываясь, в одной из длинных выбоин. Из дома выскочил отец Тони, сжимая в обеих руках бейсбольную биту. Мать Тони с побелевшим от ужаса лицом выглядывала из-за его плеча. В тот момент, когда мужчина, кажется, сообразил, что происходит, «Чарджер» снова двинулся вперед. Тони застыл в свете фар, оказавшись в ловушке между изувеченным крыльцом и надвигающимся передним бампером. Он поднял руки, и… и автомобиль размазал его по раскореженному дереву.

Люси отвела взгляд от ужасного зрелища: развороченная грудь, сломанные ребра вперемешку с кусками дерева, кровь повсюду. Она упала на колени и зарыдала. Отец Тони издал невнятный, полный ярости и боли крик и, перехватив биту, словно топор, ударил по ветровому стеклу машины (оно треснуло) и принялся молотить по капоту. Бита сломалась, но он продолжал бить тем, что от нее осталось, пока не разбил себе руки в кровь.

Взревев, «Чарджер» откатился и развернулся к Люси. Она поняла, что теперь ее очередь, но была слишком убита горем, чтобы двигаться. Ничто не может остановить автомобиль, он убьет ее, как убил Стива и Тони. Может, подумала Люси, она жила в долг за прошлый год. Может, им всем положено было умереть в той катастрофе, в которой погиб Тедди, и это просто судьба пришла требовать оплаты по счетам.

Мать Тони сбежала вниз, как была в халате, и, опустившись на колени около израненного тела сына, обняла его. Вдалеке взвыли сирены. Но не успел «Чарджер» двинуться к Люси, как отец Тони выскочил вперед и снова принялся колотить по капоту голыми окровавленными руками – один раз, другой, третий… На четвертый раз его кулаки молотили воздух.

Машина исчезла.