Текст книги "Экзорцисты"

– Семь-двенадцать.

– Хватит уже с этими штуками. Похоже на жалкий полицейский код. Десять-четыре, дружище.

– «Дружище» говорят водители грузовиков, а не коп-ы.

– Ну ладно. Я не ребенок. Поэтому мне не нужна нянька. Особенно вонючка, которая твердит, что будет о нас заботиться, а сама думает только о своей жирной заднице. Ты хочешь сказать, что сменная медсестра из детской больницы умнее меня? Вряд ли. А если и так, она уж точно не умнее тебя, Сильви. Ты только послушай свой доклад. Такое ни за что не выдаст тот, кому нужна нянька. Поэтому я взяла на себя смелость и заперла Дот в ванной комнате.

Я резко открыла глаза, которые уже начали закрываться.

– Что?

– Я заперла Дот в ванной комнате.

Я протянула руку и включила лампу, потом выбралась из кровати, надела тапочки и направилась к спальне родителей. Поскольку у нашего отца болела спина, они спали на разных кроватях, сколько я себя помню. Их комната напоминала номер в придорожном мотеле: две большие кровати, между ними тумбочка, даже Библия в ящике. Ярко-желтая веревка тянулась от мощного деревянного столбика кровати моей матери к двери ванной комнаты. За ней Дот что-то напевала, пуская пузыри и еще не зная, что ее ждет.

– Здорово, правда? – прошептала Роуз.

– Не думаю, что это здо…

Роуз вытащила меня в коридор.

– Нечего все портить своими дурацкими разговорами. Нравится тебе или нет, ты будешь мне помогать, Сильви.

– Не буду.

Роуз метнулась в мою комнату и вернулась, держа в руке только что напечатанный доклад.

– «Влияние убийства Мартина Лютера Кинга-мл. на американское общество», Сильви Мейсон, – прочитала она. – Тебе ведь не понравится, если твоя чудесная работа отправится в тартарары, верно?

Я потянулась к докладу, но Роуз убрала руку.

– Осторожно, – сказала она, слегка надорвала первую страницу, и я поморщилась от противного звука. – Ой! Ты уверена, что не хочешь мне помогать?

Я посмотрела в сторону комнаты родителей, на кровати, идеально застеленные покрывалами цвета листьев, собранных в кучу, и на веревку, протянувшуюся к двери ванной комнаты, откуда доносились плеск воды и дурацкие булькающие звуки, которые издавала Дот. Я повернулась к Роуз.

– Что делать?

Мы обе знали, что мой вопрос означает согласие действовать с ней заодно. Сестра повернулась и молча зашагала вниз по лестнице. Я шла за ней, пока мы не оказались на кухне у двери в подвал. Наши родители только недавно перенесли свою мастерскую из гостиной вниз, поэтому подвал еще не пронизывало то ощущение ужаса, которое придет позже. И тем не менее я старалась его избегать. Однако Роуз распахнула дверь и принялась спускаться по деревянным ступеням. И снова я последовала за ней, вдыхая застоявшийся воздух и глядя на стены из шлакобетона. В одном углу недостроенная перегородка с раздвижной дверью отделяла небольшой участок помещения. Мой отец много лет назад начал строить эти стены, но потом забросил свой проект. Сквозь не слишком надежную клетку из спутанной проволоки, размером два на четыре, я смотрела, как моя сестра пробирается между старыми велосипедами, мимо давно забытого кресла дантиста и направляется дальше, в черные тени.

Пока она неизвестно чем там занималась, я разглядывала новый письменный стол, картотечный ящик отца, компактный телевизор и на нем видеомагнитофон. Массивная книжная полка висела перед углублением в стене, уходившим в подпол, на полках выстроились коробки, которые родители еще не успели разобрать, корзинка с кассетами, магнитофон и несколько лежавших отдельно видеокассет. Мама не любила работать за столом, поэтому она поставила здесь деревянное кресло-качалку со старыми плоскими подушками на сиденье и спинке, рядом стояла ее корзинка с вязанием, чтобы занять руки делом, когда они обсуждали работу.

 
Мрак не может погасить свет.
Он делает сияние Бога ярче.
 

Эти слова были выгравированы на пресс-папье, которое прижимало стопку фотографий. Я сняла его и начала просматривать снимки. Мрачный коридор в старой больнице. Кладбище на склоне горы с давно стершимися от времени именами и датами на надгробиях. Я видела раньше только одну из этих фотографий: старый театр с козырьком над входом. На каждом из снимков мне удалось разглядеть луч серебристого цвета или необычную тень. Я поставила пресс-папье на место и открыла ящик стола, где обнаружила потемневшие стоматологические инструменты, связанные резинкой. Бужи и зонды, костные напильники и ортодонтические щипцы – я знала названия, потому что как-то раз спросила о них у отца.

– Проклятье! – возмутилась Роуз, которая находилась за тонкой перегородкой. – Я наступила в клей.

«Значит, это тебя слегка притормозит», – подумала я, прислушиваясь к тому, как она скребет ногой по полу.

– Что ты там вообще делаешь?

– Не гони лошадей, Сильви. – Она продолжала шаркать по полу. – Скоро увидишь.

Я подошла к книжной полке и, сама не знаю почему, взяла в руки видеокассету и вставила ее в магнитофон. Сначала появилась серая зернистая картинка, потом наша мама. Когда я смотрела на экран маленького телевизора, у меня возникло ощущение, будто передо мной хрустальный шар с ее лицом. Она стояла перед кирпичным домом в туго затянутом на тонкой талии бежевом плаще, которого я никогда раньше не видела. Затем я услышала голос отца: «Хорошо. Мы записываем. Давай».

Мама нервно рассмеялась и спросила: «Чего давать?»

– Давай объясни, где мы и что здесь делаем.

– Я чувствую себя… глупо.

– Ну попробуй, Роуз.

Она выдохнула.

– Ладно. Меня зовут Роуз Мейсон. Я нахожусь здесь со своим мужем, который держит в руках камеру. Так хорошо, муж-который-держит-камеру? – Отец кивнул, и картинка сдвинулась вверх, потом вниз. – Мы около дома… – Мама замолчала и посмотрела на землю. – Знаешь, мне это не нравится, Сильвестр. Разве мы не можем записать все в блокнот или на аудиокассету, как раньше?

– Хорошо, ты бери камеру, – сказал отец. – А я попр…

Из дальнего конца подвала послышался громкий треск, и свет погас, вместе с телевизором. В следующее мгновение меня окутал непроглядный мрак. Очевидно, то же самое произошло во всем доме, потому что двумя этажами выше завопила Дот:

– Девочки? Эй? Девочки?

– Не смешно, – сказала я Роуз.

– Девочки? Меня кто-нибудь слышит? Эге-гей! Девочки?

Роуз включила фонарик и направила его на свое лицо, которое показалось мне каким-то призрачным. Она протянула второй фонарик мне.

– Во-первых, кто сейчас говорит «эге-гей»? А во-вторых, очень смешно, и ты это знаешь.

– Сильви? Роуз? Эй?

– Нас зовет Дик ван Дот, – заявила сестра. – Думаю, нам следует сходить и посмотреть, что ей нужно.

Когда мы снова вошли в комнату родителей, я услышала, как Дот плещется в темноте, точно большая рыбина, выброшенная на берег. Звуки, которые она издавала, вызвали у меня отчаянное желание положить конец тому, что задумала Роуз, но, к своему стыду, должна признаться, что мысль о докладе и о том, как мне хотелось получить первое место, заставила меня промолчать. Я села на мамину кровать, куда Дот бросила свою форму с крошечными медвежатами. Поскольку остальная ее одежда благодаря мне находилась в корзинке для белья внизу, я знала, что в ванной комнате у нее нет ничего, кроме полотенца.

Роуз подошла к двери и поскреблась в нее.

– Какого черта? – выкрикнула Дот.

Роуз продолжала скрестись в дверь, что привело к новым крикам:

– Девочки? Эй? Девочки?

В конце концов она сдалась и вздохнула. Затем раздался громкий всплеск, и я решила, что она встала в ванне. Потом я услышала, как Дот шлепает мокрыми ногами по линолеуму. Она нащупала ручку, и я увидела, как натянулась веревка. Дверь не сдвинулась с места, Дот принялась по ней колотить, и ее вопли стали совсем отчаянными:

– Девочки! Кто-нибудь меня слышит?

Роуз подошла к маминой кровати и уселась прямо на форму Дот. Наклонившись ко мне, она прошептала:

– Изобрази вопль.

Мне следовало догадаться, что она потребует именно этого. Я покачала головой.

– Давай, – настаивала Роуз.

Вопль представлял собой особый талант, который я случайно открыла у себя несколько нянь назад, когда Роуз придумала игру в прятки в доме. Мы отлично развлекались до тех пор, пока она не спряталась так, что никто не мог ее найти. Через час поисков мы сдались и решили идти спать. Когда я забралась в свою кровать и выключила свет, Роуз протянула руку – она сидела между стеной и матрасом – и схватила меня за шею, а я издала жуткий крик, от которого в жилах стыла кровь. С тех пор Роуз просила меня изображать вопль в самых разных местах: на парковках магазинов, около церкви и в библиотеке. Поскольку я получала удовольствие от того, что для разнообразия ей нравится то, что я делаю, иногда я шла ей навстречу. Но в ту ночь, когда Дот сидела в ванной комнате, я упрямо качала головой.

Роуз продолжала меня уговаривать:

– Ну, давай, давай же, исполни его.

– Если я его исполню, ты отдашь мне мой доклад и отпустишь спать?

– Девочки? Не знаю, какую пакость вы задумали, но мне это совсем не нравится.

Роуз проигнорировала заявление Дот, раздумывая, стоит ли заключать со мной сделку. Наконец она прошептала:

– Ладно. Если ты изобразишь отличный вопль, дальше я все сделаю сама.

Я знала, чего именно от меня хочет сестра, поэтому встала и подошла к двери в ванную комнату.

– Дот, – сказала я очень тихо. – Это Сильви. Вы меня слышите?

– Да. Точнее, нет. Ты не можешь говорить громче?

– С вами все хорошо?

– Если не считать того, что я мокрая и замерзла и здесь темно, да, со мной все нормально. Что происходит? И говори громче, ради всех святых. Я тебя не слышу.

– Прижмите ухо к двери, – сказала ей Роуз, которая встала рядом со мной.

Мы услышали, как Дот шлепает ногами.

– Так. В чем дело?

– Я вас предупреждала о призраках, – шепотом сказала моя сестра. – Теперь вы мне верите?

– Не очень. Скорее, дело в том, что ваши родители не оплатили счет за электричество.

Роуз ткнула мне в бок фонариком. Я сделала глубокий вдох и издала вопль – Вопль, – такой неожиданный и пронзительный, что ему позавидовала бы любая актриса из фильма ужасов. В наступившей тишине я прижала к горлу руку, потому что оно всегда болело после таких усилий.

Закончив возиться около двери, Дот крикнула:

– Сильви, дорогая, с тобой все в порядке?

Судя по тому, как дрожал ее голос, я почувствовала, что она по-настоящему испугалась. Я открыла рот, чтобы сообщить ей, что со мной все отлично, но мысль о том, что доклад может вернуться ко мне в виде конфетти, заставил меня его захлопнуть. Роуз листала страницы, и я отошла от двери. Прежде чем уйти из комнаты, я оглянулась на сестру, которая с удобством устроилась на маминой кровати. Она вытащила из тумбочки Библию, перелистала тонкие странички и медленным, размеренным голосом принялась читать случайно выбранный отрывок из Откровения: «И произошла на небе война: Михаил и Ангелы его воевали против дракона… И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним…»

– Выпустите меня отсюда! – взвыла Дот. – Пожалуйста! Выпустите! Помогите!

Мне следовало ей помочь.

Я должна была сама порвать свой доклад и развязать веревку.

Вместо этого под вопли Дот, которая колотила кулаками по двери, пока Роуз продолжала читать, я прошла по коридору в свою комнату, забралась в постель, засунула голову под подушку и крепко зажмурила глаза.

«На протяжении многих веков люди верили в Бога, Будду, Яхве и огромное количество самых разных видов высшей силы. И тем не менее никто никогда их не видел. Почему же те, кто уверен в существовании этих божеств, сомневаются в наличии темных духов? Я спрашиваю у всех вас: как может человек принимать свет и отвергать мрак? Как, когда все указывает на наличие двойственности? Свет солнца и темнота ночи. Тепло лета и холод зимы. Даже простой магнит демонстрирует нам положительную и отрицательную энергию. Поэтому, когда люди требуют доказательств, я знаю, что они хотят услышать истории о вещах, с которыми довелось столкнуться мне и моей жене, и у меня их великое множество.

Но сначала я говорю им, что у них уже есть все нужные им факты. Любому из нас требуется всего лишь увидеть противоречивые силы нашего мира, коим мы получаем постоянное подтверждение: если есть добро, значит, существует зло. Если вы верите в одно, вам следует принять и другое».

Я открыла глаза. В доме царили тишина и темнота. Моя прикроватная лампа и электронные часы по-прежнему не работали, значит, электричество еще нужно было включить. Подушка упала на пол, я достала ее и легла, уставившись на стену. Эти слова, произнесенные отцом, я слышала, прежде чем окончательно проснуться. В полусне мне показалось, что они обретают форму и плывут по коридору в мою комнату, окружают узкую кровать и заполняют голову. Но тут я вспомнила: отца нет дома.

«Иногда люди, в душах которых не так сильна вера, неправильно понимают психические или медицинские проблемы и используют варварские методы, чтобы спасти того, кто страдает. Существует множество подобных историй, но сегодня вечером я хочу рассказать про девочку по имени Лидия Флорес из деревни в Мексике. Когда ей исполнилось пятнадцать, ее мать – вдова – заметила в дочери перемены. Раньше она была открытой и веселой, а теперь стала мрачной и замкнутой. Категорически отказывалась выходить из дома. У нее пропал аппетит, она невероятно похудела. По ночам она металась на постели, не в силах уснуть. Днем спала, оставаясь настолько неподвижной, что ее мать начала волноваться. Постепенно ситуация ухудшилась, Лидия стала проявлять агрессию по отношению к себе и окружающим. Она говорила о голосах и ужасных вещах, которые они приказывали ей делать. Любой из нас обратился бы к психиатру. Но мать Лидии всю жизнь прожила в деревне, где люди придерживались древних традиций касательно того, что следует делать в подобных случаях. К несчастью для Лидии, ее мать пошла к местному священнику, и тот составил план ее лечения».

Когда я снова открыла глаза, в мое окно вливались лучи утреннего солнца. Лампа и часы по-прежнему не работали. Я лежала в окружении слов отца, пытаясь понять, как они появились. Впрочем, думала я не слишком долго, потому что вспомнила про Дот. Я выбралась из кровати и прошла по коридору. Дверь в комнату моих родителей была закрыта и заперта, и я тут же вернулась к себе. У нас с мамой было заведено, что, когда они уезжали, она выбирала для меня одежду для школы. Я обнаружила голубое легкое платье и простые белые туфли без каблука, которые она приготовила для меня на этот день, и быстро все надела, решив не тратить время на душ.

Внизу в гостиной тикали старые часы. Я опаздывала на двадцать минут, так что школьный автобус, судя по всему, как раз в этот момент проезжал мимо нашего дома. На кухне я нашла Роуз, которая искала вилку, в духовке что-то грелось, наполняя все вокруг своим запахом.

– Где она? – спросила я.

– Кто?

– Роуз, ты знаешь, о ком я.

– Ты про нее? А ты как думаешь?

– После того, что ты ей устроила, я думала, она мирно спит в маминой или папиной кровати.

Роуз открыла дверцу духовки и достала оттуда две вафли, которые она бросила на бумажное полотенце и принялась дуть на пальцы.

– Ты хотела сказать, после того, что мы ей устроили? В конце концов, ты ведь первая напугала ее до полусмерти.

Сестра принялась намазывать масло на вафли, а потом налила на них такое количество сиропа, что он просочился сквозь бумажное полотенце на стол.

– Ты все вокруг перепачкала, – сказала я ей. – Положи их на тарелку.

– На тарелке они не пролезут под дверь.

– Ты про какую дверь?

– В ванную комнату.

– Она все еще там?

– Иди в школу, Сильви. Я решила устроить себе выходной. У меня тут полно дел.

– Роуз, ты должна ее выпустить. Она просидела там почти двенадцать часов.

– На самом деле одиннадцать. И, разумеется, я ее выпущу. Ночью я ей так и сказала, но мисс Вонючка заявила, что, как только она окажется на свободе, она вызовет полицию. Так что она будет там сидеть до тех пор, пока мы с ней не заключим обоюдовыгодную сделку. Думаю, можно сказать, что мы с тобой взяли заложника.

Я долго стояла и смотрела, как она приминает вафли вилкой, чтобы они пролезли под дверь. Наконец Роуз взглянула на меня.

– Сильви, тебе незачем в этом участвовать. Обещаю, я ее выпущу к тому времени, когда ты вернешься домой. Иди уже. Разве тебе не нужно сдать доклад, чтобы доказать всем, какая ты умная?

Моя работа. Роуз была права, а я совсем забыла, что мне нужно ее сдать. Но я сказала ей, что, поскольку я опоздала на школьный автобус и мне никак не добраться до школы, я могу забыть о конкурсе.

– Иди пешком.

– Пешком?

– Это совсем недалеко, если пойдешь по дорожке за старым фундаментом, что на другой стороне улицы. Никуда не сворачивай, потом мимо фермы Уаттов, и тропинка выведет тебя к школе. Я тысячу раз так делала, когда прогуливала. Полчаса, не больше.

Роуз схватила бумажное полотенце с лежащими на нем плоскими вафлями и промчалась мимо меня, обдав густым запахом сиропа. Неожиданно я поняла, что хочу есть, и вдруг вспомнила про мексиканскую девочку, которую придумала – или она мне приснилась? – из рассказа отца, о том, как у нее пропал аппетит, и она стала агрессивной, и деревенский священник нашел способ ее вылечить. Когда Роуз начала подниматься по лестнице, я крикнула ей вслед:

– Подожди!

Она остановилась и оглянулась на меня.

– Если я пойду в школу пешком, обещаешь выпустить ее в ближайшее время?

Держа обеими руками бумажное полотенце, Роуз изобразила на груди крест, больше похожий на кривую букву «U».

– Честное слово. А теперь вали отсюда.

После того как она скрылась наверху, я отправилась в покосившийся сарай и достала из ящика карту Дандалка. Дороги, о которой мне рассказала Роуз, на ней не оказалось, но я провела пальцем через лес и поняла, что, судя по всему, она меня не обманула. Я собрала книги, перешла на другую сторону улицы, мимо старого фундамента, где начали строить дом, но так и не довели дело до конца, за ним обнаружила среди деревьев просвет, похожий на широко раскрытый рот, который меня поглотил. Короткая дорога Роуз оказалась совсем не такой короткой, потому что лес был гораздо гуще, чем я представляла. Но в конце концов я вышла на спортивную площадку перед школой.

Я много недель представляла, как буду вручать свой доклад мисс Махевка, но она заболела, и работы собирал другой учитель. После этого мне пришлось просидеть на уроках целый день, но думать я могла только про Дот, запертую в ванной комнате родителей. Съела ли она те жалкие вафли? Пообещала ли не вызывать полицию? Сдержит ли слово, когда окажется на свободе? Когда я вышла из автобуса, эти вопросы поглотили все остальные.

На подъездной дорожке стоял «юго» Дот, там, где она его оставила. На втором этаже окно ванной комнаты моих родителей, выходящее на скос крыши, было широко распахнуто, занавеска отодвинута, и створки болтались на ветру. Рядом не хватало нескольких черепиц, и я разглядела их среди рододендронов внизу.

«…жара летом и мороз зимой. Даже простой магнит демонстрирует нам положительную и отрицательную энергию…»

Еще до того, как я вошла в дом, до меня снова донесся тихий голос отца, и на этот раз я поняла, что произошло ночью. Я перешагнула через порог, прислушиваясь к его словам. Когда я нажала на кнопку выключателя, свет не загорелся. Тогда я отправилась на кухню, но Роуз там не было. Вернувшись в гостиную, к лестнице, я на мгновение посмотрела на темный коридор наверху, а мой отец снова начал рассказывать про девочку по имени Лидия Флорес.

«Священник изолировал девочку. К ней не пускали никого, кроме матери. Еду и воду выдавали особыми порциями. Священник провел множество часов, вставляя перья между пальцами ее ног в надежде, что злой дух улетит…»

На верхней площадке я повернула в сторону спальни родителей.

«…Через месяц перьев, громких молитв и криков о помощи Лидия заговорила о том, что хочет умереть, чтобы искупить свои грехи. И вот тогда у матери появились сомнения, что священник действительно помогает ее дочери. Она поехала в город и рассказала о своей беде. Так она узнала о моей жене и обо мне. А когда ее заверили, что в подобных ситуациях мы ведем себя более мягко и гуманно в отличие от клише, которые нам навязывают книги и фильмы, она с нами связалась…»

Я подошла к двери спальни, уверенная, что она заперта. Но дверь сразу открылась. Первым делом я увидела Роуз, которая спала на маминой кровати, рот похож на кривую букву «О», раскрытая Библия лежит на груди. На тумбочке – магнитофон из корзины, которая стояла в подвале. Внутри крутились колесики, и я увидела неровный почерк отца на кассете: «Сильвестр Мейсон, лекция, посвященная «Свету и Тьме» в Группе верующих. 11/9/1985».

«…Когда мы приехали в деревню, нам с женой сразу стало ясно, что девочка не нуждается в нашей помощи и ей необходим врач, чтобы решить ее проблемы, – психиатр. Вам, возможно, интересно, как мы смогли это понять и увидеть различия. Позвольте мне объяснить…»

СТОП.

Когда я нажала на кнопку, в доме воцарилась абсолютная тишина. Из ванной комнаты тоже не доносилось ни звука, что показалось мне немного пугающим. Я ждала, что сестра проснется, но она продолжала спать, и я подошла к двери.

– Дот? Как вы там?

Она не ответила, моя сестра тоже не реагировала на внешний мир. Тогда я решила отвязать веревку от дверной ручки, но она не поддавалась, и я перешла к столбику кровати, где узел развязался без особых проблем.

Веревка упала на пол, и в этот момент моя сестра открыла глаза.

– Ты что делаешь? – спросила она сонным голосом.

– А ты как думаешь, Роуз? Она провела там много часов.

Я ожидала, что она станет возражать, но сестра потерла глаза, слезла с кровати, нашла фонарик и вышла из комнаты. Я схватила другой фонарик с комода и направила его в сторону ванной комнаты родителей, выложенной розовой плиткой. Внутри я обнаружила в углу на полу лежащую Дот, которая отчаянно дрожала. Если не считать полотенец, которыми она обернула талию и шею, она была голой.

– Дот?

Она медленно подняла голову и прикрыла одной рукой глаза от луча фонарика. Я тут же отвела его в сторону и спросила, как она. Дот не ответила. Я быстро сходила к кровати, взяла ее форму с медвежатами, вернулась и протянула ей. Женщина встала на дрожащих ногах, полотенце соскользнуло с тела, и я увидела тощие ноги, обвислую грудь, большой живот и даже седые волосы внизу. А еще царапины на ногах и руках и поняла, что она, видимо без особого успеха, пыталась вылезти в окно на наклонную часть крыши.

Прежде чем я успела отвернуться, Дот протянула руку, схватила форму и начала неуклюже одеваться, придерживаясь за вешалку для полотенец. Кофту она надела наизнанку и задом наперед, так что этикетка оказалась спереди, а вырез сзади. Но ей было все равно: Дот подняла с пола потрепанную книжку и прошла мимо меня, толкнув в плечо так сильно, что мне пришлось отступить назад. Она в темноте пробиралась по коридору, а я, восстановив равновесие, последовала за ней, стараясь освещать дорогу фонариком. Когда мы вошли в гостиную, она схватила свою корзинку с бельем, стоявшую на одном из стульев, где я ее оставила.

– Я постирала и сложила ваше белье, как вы хотели, – сказала я ей.

Она не ответила, но вдруг повсюду зажегся свет и Роуз начала с топотом подниматься по лестнице. Она помедлила, увидев женщину у входной двери.

– Дот, – крикнула я, когда та начала ее открывать, – вам не нужно уезжать.

Эти слова наконец привлекли ее внимание, она резко обернулась, и я увидела огромные глаза за линзами очков и мокрые от слюны губы.

– Очень даже нужно, – заявила она и наставила дрожащий палец в пространство между Роуз и мной. – Мне плевать, если меня выгонят из агентства! Вы ужасные создания! Ужасные! Вы сказали, что ваши родители путешествуют по стране в поисках демонов. Могли бы и не тратить время. Потому что в их собственном доме живут две самые мерзкие девчонки в мире!

Она повернулась и выскочила на яркий дневной свет, оставив дверь открытой. Я вышла на крыльцо и смотрела, как она забирается в свою заляпанную грязью машину. Когда она включила двигатель и сдала назад на подъездной дорожке, ко мне присоединилась Роуз. Дот едва не налетела на одну из берез, прежде чем выехать на дорогу, а когда с жутким скрежетом переключила передачу, перед тем как помчаться по Баттер-лейн, сестра обняла меня за плечи – можете себе такое представить?

– А что, если она позвонит в полицию? – спро-сила я.

– Не позвонит.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю, и все, – заявила Роуз. – Итак, хорошая новость: мы с тобой остались одни до возвращения мамы и папы, которые приедут к выходным.

В общем, моя сестра в конце концов своего добилась. После Дот к нам больше не вызывали нянек. Однако Роуз получила и не получила то, что хотела, поскольку с этого дня всякий раз, когда родители отправлялись в путешествие, они брали с собой своих мерзких до-черей.