Текст книги "Демон"

ЭПИЗОД II

Крис ловко скинул яичницу с медной сковороды на земного производства тарелку. Сковорода составляла почти метр в поперечнике. Впрочем, вся его кухонная посуда была примерно таких же габаритов. В основном в гости к Крису приходили титаниды, и покушать они любили не меньше, чем готовить.

Повар из Криса был так себе, но Сирокко это нисколько не волновало. Она махнула вилкой в знак благодарности, пока Крис убирал первую тарелку и ставил на стол вторую порцию яичницы. Сирокко сидела на высоком табурете перед высоким столом, зацепившись ногами за поперечины. Пошире расставив локти и пониже опустив голову, она увлеченно уминала еду. Влажные волосы Фея завязала сзади, чтобы не мешали процессу.

Крис подтащил табурет к столу напротив своей гостьи и на него взгромоздился. Пока Сирокко расправлялась с четырнадцатым яйцом, Крис принялся поглощать те два, что припас для себя. Он то и дело поглядывал на Фею.

Вид у Сирокко был бледный. Очень исхудала. Крис мог пересчитать ее ребра. От грудей остались одни соски.

– Как прогулка? – поинтересовался он.

Сирокко с полным ртом кивнула и потянулась за чашкой кофе – помочь яичнице проскочить. Ей потребовались обе руки. Чашка, понятное дело, была титанидская.

– Ажур, – выговорила она и тыльной стороной ладони вытерла рот. Затем, словно удивившись, взглянула на Криса и взяла салфетку. Сперва Фея вытерла Руку, затем рот.

– Извини, – сказала она и нервно хихикнула.

– Твои застольные привычки меня не касаются, – отозвался Крис. – Между прочим, это и твой дом.

– Да, но свиньей тоже быть ни к чему. Просто так вкусно. Все-таки настоящая еда.

Крис понял, о чем она. Сирокко все последнее время питалась подножным кормом. Но при слове «настоящая» удержаться от улыбки он все же не смог. Еще бы. Под так называемой грудинкой имелось в виду мясо смехача со свиными генами у предков, продукт поразительной гейской системы скрещивания, которая свела бы Лютера Бербанка в сумасшедший дом. Так называемые яйца происходили от одного кустарника, обычного для Диониса. Если их не собирали, из них со временем вылуплялись многоногие рептилии, в чьих экскрементах содержались семена того самого кустарника. На вкус плоды очень напоминали настоящие куриные яйца.

Кофе, как ни странно, был самый что ни есть настоящий, сваренный из семян приспособленного к слабому освещению Геи гибрида. С крушением торговли «Земля – Гея» стало выгодно выращивать кофе на нагорьях заодно с кокаином, традиционным гейским экспортом.

– Конг умер, – проглотив еще порцию, сообщила Сирокко.

– Правда? И кто же постарался?

– Ты еще спрашиваешь?

Крис подумал – и нашел только одну вероятную кандидатку.

– Не хочешь рассказать?

– Если еще грудинки на ту сковороду шлепнешь. – Сирокко ухмыльнулась. Крис со вздохом поднялся.

Пока грудинка аппетитно шипела, Сирокко рассказала Крису про то, что увидела в Фебе. За рассказом прикончила и добавку. Сполоснула тарелку. Потом встала рядом с Крисом и, нарезав громадную буханку хлеба, разложила ломти на поддоне для гренков, – Думаю, он все-таки должен умереть, когда ему раскурочат мозги. Разве нет? – Сирокко присела на корточки и сунула поддон в самый низ плиты, под топку, чье тепло будет медленно его нагревать.

– Наверное. – Крис поморщился.

Сирокко встала и распустила волосы, затем встряхнула их и пробежала пальцами. Крис подметил, что волосы у Сирокко теперь почти сплошь седые. Опускались они чуть ли не до самого пояса. Крис задумался, будет ли она их еще когда-нибудь подстригать. До трепанаций черепа, пять лет назад, она редко отпускала их нижа плеч. Затем ей выбрили голову, и Сирокко, казалось, вновь обрела вкус к длинным волосам.

– Еще что-нибудь расскажешь? – спросил он.

– Опять с Габи разговаривала.

Крис молчал, продолжая ворошить куски грудинки. Сирокко стала рыться в шкафу.

– Что она сказала?

Найдя титанидскую скребницу, Сирокко принялась расчесывать волосы. Она немного помолчала, затем вздохнула:

– Я ее дважды видела. Первый раз примерно за три гектаоборота до того, как на горе Конга оказалась. А еще раз в Тефиде – вскоре после Конга. В первый раз она сказала, что Робин возвращается в Гею. Она не сказала почему. У Робин с собой дети.

Крис опять промолчал. Не так давно он бы кое-что высказал, но с некоторых пор стал кое о чем задумываться. Например – над определением «рационального», смыслом магии, гранью между живым и мертвым. Крис всегда считал себя рационалистом. Человеком цивилизованным. И в колдовство не верил. Хотя он прожил двадцать лет в месте, где ему довелось пообщаться с «Богом», заняться любовью с «Демоном», которая прежде была «Феей», он не принимал эти слова в их буквальном смысле. Гея – низкопробная богиня. Сирокко замечательная, но никаких магических сил – добрых ли, злых – у нее нет.

Перед лицом того, о чем Крис слышал или чему сам был свидетелем, стоило ли тревожиться по поводу какого-то жалкого воскрешения?

Хотя это уже доставило ему массу переживаний. Ведь Габи умерла у него на руках. Никогда Крису не забыть ее ужасные ожоги. Когда Сирокко в первый раз сообщила ему, что виделась с Габи, он взорвался. Позднее стал относиться к этому деликатно, полагал, что его старая подруга впадает в маразм. Впрочем, маразм был слишком простым объяснением. Даже если рационализм следовало выкинуть на свалку, прагматизм по-прежнему оставался в цене, а Крис считал себя прагматиком. Действует, следовательно, существует. А по разговорам Сирокко с Габи можно было очень неплохо предсказывать будущее.

– И когда она сюда прибудет? – спросил Крис.

– Куда сюда? В Гею? Она уже здесь. Собственно говоря, сейчас она уже должна приближаться к Клубу.

– Она идет сюда?

– Их ведет Конел. С ними еще несколько титанид. А что? Ты не хочешь, чтобы они здесь оказались?

– Не в этом дело. Славно будет снова ее увидеть. Никогда не думал, что доведется. – Он оглядел кухню. – Я просто подумал, хватит ли для гостей того, что тут под рукой. Может, мне сбегать к Хуа и посмотреть, нет ли там...

Сирокко рассмеялась и обняла его. Заглянув ей в лицо, Крис подметил озорную нотку.

– Бога ради, Крис, не превращайся в хозяюшку, – сказала Сирокко и поцеловала его. – У титанид куда лучше выходит. К тому же им это нравится.

– Ладно. Так чем ты хочешь заняться? – Скользнув руками к ее ягодицам, он легко ее приподнял.

– Для начала давай снимем с плиты грудинку и вынем гренки, пока они не подгорели. По-моему, я уже не так голодна, как мне казалось.

– Правда?

– Ну, не в этом смысле. Я чуть не все это чертово колесо обежала, а кроме железных мастеров и глянуть было не на кого. – Она сунула руку вниз его живота – и сжала. – А твое домашнее лицо вдруг показалось мне странно привлекательным.

– Эх, старушка, это же не лицо.

– Ничего, сойдет, – отозвалась она и снова сжала.

Под конец ее тринадцатого десятка скука стала одним из главных страхов Сирокко. Она была избавлена от опустошительных набегов старости, притупления эмоций и умственных сил. И все же легко было себе представить, что однажды ей надоест ложиться с любовником в постель и исполнять древний ритуал совокупления. Пожалуй, в такой день Сирокко будет готова умереть.

Но пока что...

Они забрались в «воронье гнездо», на мансарду, возвышавшуюся над главным зданием «Смокинг-клуба». В каждой из шести стен здесь было по окну. Одна лестница спускалась на третий этаж, другая вела еще выше, на колокольню. Сквозь дырки в потолке оттуда свисало две дюжины веревок.

– Ур-ра! – выкрикнула Сирокко и протянула руку к веревкам. Выбрав одну, она ее дернула. Самый большой медный колокол издал радостный звон.

– Неужели настолько? – спросил Крис и, лежа на ней, расслабился.

– Три раза кряду, – ответила Сирокко и еще дважды ударила в колокол. Затем оплела Криса руками и ногами и что было силы притянула к себе.

Жизнь в Гее имела свои плюсы и минусы. Что-то, как, например, неизменность света, Сирокко уже едва замечала. Смена дней и ночей превратилась в смутное воспоминание. Одним из плюсов, на который она обычно также не обращала внимания, была низкая гравитация. Именно благодаря ей, так приятно было заниматься в Гее любовью. Даже такой крупный мужчина, как Крис, в Гее много не весил. Вместо того чтобы стать тяжким грузом, тело его давало ощущение приятной и теплой близости. При желании так можно было лежать часами. Крис полностью расслаблялся – и Сирокко при этом не опасалась, что он ее придавит. Безумно приятное ощущение. И уж если мужчина в нее входил, ей уже не хотелось его отпускать.

Крис чуть приподнялся и посмотрел на нее. Кожа его блестела от пота. Сирокко и ото нравилось.

– А она ничего не сказала про... – Крис не знал, как закончить фразу, но этого и не требовалось. Сирокко поняла, о чем он.

– Ничего. Ни слова. Но я знаю, что уже не за горами.

– Откуда? Она пожала плечами:

– Назовем это интуицией шестого десятка.

– Давненько прошел твой шестой десяток.

– О чем речь? Уже дважды прошел. Два раза по шесть и еще десяток.

– По-моему, ты от этого стала в два раза сексуальнее всех остальных, и еще на десяток.

– Да, черт побери. Я...

Они одновременно это услышали – раздававшуюся невдалеке звонкую песнь титанид. Поцеловав Сирокко, Крис встал и подошел к окну, выходящему на мост. Сирокко повернулась на бок и стала смотреть на Криса. Ей понравилось то, что она увидела. Вот только что об этом подумает Робин?

Ниже пояса мужчины волосатее Криса не было во всей Солнечной системе. Можно было подумать, что на нем штаны из медвежьей шкуры. Шерсть была светло-каштановая, как и волосы на голове, а длиной никак не меньше двадцати пяти сантиметров. Мягкая и нежная – лучшая шкура, какую можно себе представить, чтобы только можно закутать ноги.

Крис превращался в титаниду. Происходило это уже пять мириоборотов. На груди и руках волос не было вовсе. Борода уже давно перестала расти, и теперь его подбородок стал гладким, как у мальчика. В нужном освещении это лицо могло сойти за лицо двенадцатилетки. Было и еще кое-что, что наверняка поразит Робин... например хвост. Мясистая его часть составляла не более пятнадцати сантиметров в длину. Однако Крис уже мог крутить им не хуже игривого коня. Втайне Крис гордился своим хвостом и имел над ним не больше власти, чем любой пес. Пока Крис смотрел на переправляющийся через мост отряд, хвост так и дергался взад и вперед. Наконец Крис с улыбкой обернулся.

– Это они, – сказал он, и его длинные уши встали торчком – так, что их кончики оказались выше макушки. Мысли Сирокко унеслись назад на столетие с четвертью – к мультфильму, который был стар уже тогда. Как мальчики пьют из лужи и превращаются в ослов. Какой-то деревянный мальчуган... а мама держит ее за руку в темном зале... но Сирокко никак не могла припомнить названия.

– Пойду их встречу, – сказал Крис, спускаясь вниз по лестнице. Потом он помедлил. – Ты идешь?

– Чуть погодя. – Сирокко посмотрела, как он уходит, затем села на массивном ящике с соломой, что заменял им постель. Отбросив назад густую массу седых волос, она потянулась и выглянула в окно, противоположное тому, у которого стоял Крис.

Там была Габи. Она сидела на ветви дерева на одном уровне с колокольней – всего метрах в пятнадцати от Сирокко.

– Ну как, неплохо? – поинтересовалась Габи.

– Ага. – Поняв, что Габи, может статься, уже давно там сидит, Сирокко не испытала ни смущения, ни негодования.

– Ты с ним поосторожнее. Он в великой опасности.

– Что я могу сделать?

– Я тоже многого не знаю. – Габи заметно погрустнела, затем встряхнулась. – Значит так, – сказала она. – Во-первых, он отец обоих детей. Он тоже может это узнать, потому что Робин уже в этом не сомневается.

– Крис?

– Да. Сама увидишь. По Искре очень заметно. Да и по мальчику тоже.

– По мальчику? По какому еще мальчику?

– Во-вторых, – ухмыляясь, продолжила Габи, – не придуши девчонку. Она тебя до белого каления доведет, но ты сдержись. Есть смысл.

– Габи, я... – Тут Сирокко охнула, когда Габи прыгнула с ветви прямо в бассейн. Она еще раз успела ее заметить – Габи летела, устремив руки вниз, вытянув пальцы ног – а затем листва поглотила видение.

Сирокко долго прислушивалась, но всплеска так и не последовало.

ЭПИЗОД III

Титаниды готовили трапезу. По их радостному пению Робин заключила, что они не замечают вокруг себя людских трений. И ошиблась. Титаниды не хуже самой Робин сознавали происходящее, но также понимали, что они не в силах что-либо с этим поделать. Тогда они применили ту тактику, что уже почти столетие практически не давала сбоев. А именно – оставили дела людей самим людям.

Робин успела забыть, какими восхитительными могут быть титанидские блюда. Вскоре после ее возвращением в Ковен, перед самым рождением Искры, Робин растолстела на двадцать кило сверх своего обычного веса. Жестокая диета помогла согнать эти двадцать кило и держаться в форме еще лет двенадцать.

А потом, в какой-то момент, Робин потеряла интерес к еде. Пять лет не было проблемы в том, чтобы поддерживать фигуру. Тогда ей приходилось напоминать себе, что есть все-таки надо. Все казалось невкусным. Теперь же, расправляясь с целыми горами предложенных титанидами кушаний, Робин задумалась, не придется ли снова соблюдать умеренность.

Трапеза выходила какой-то нервной, нерадостной. Крис, Сирокко и Конел много улыбались, но мало говорили. Искра, разумеется, забилась со своей тарелкой в самый дальний угол комнаты. Ела она украдкой, как зверек, и не сводила глаз с Сирокко.

– Искра, – позвала ее Робин. – Иди сядь за стол.

– Я лучше здесь, мама.

– Искра.

Волоча ноги и хмурясь, Искра все-таки подошла. Долго ли еще это будет продолжаться, задумалась Робин. Добродетель повиновения старшим едва ли не в первую очередь воспитывалась в дщерях Ковена, где семьи сильно отличались от традиционной земной модели. До своего двадцатилетия Искра обязана была беспрекословно подчиняться Робин, а позже оказывать ей значительное уважение. Сейчас, однако, ей было уже восемнадцать. Через год-два... впрочем, в Гее это большого значения не имело.

Однако перебранок стало уже меньше. Со времени прибытия в «Смокинг-клуб» – так вообще ни одной. Робин благодарила судьбу. Ссоры разрывали ей сердце. Когда ссоришься, желательно не сомневаться в своей правоте – а этим Робин уже похвастаться не могла.

По сути, Искра не сказала и десятка слов с тех пор, как они сюда прибыли. Сидела молчком, разглядывая либо свои ладони, либо Сирокко. Робин проследила за пристальным взглядом своей дочери на Фею – ах да, на Капитана, поправила она себя. Сирокко пропела Змею на титанидском пару невразумительных фраз, затем тоже посмотрела на Искру.

«Великая Матерь, нас спаси».

– Робин, ты уже поела?

Взволнованная, Робин стряхнула с себя удивление и попыталась улыбнуться Сирокко. Зачерпнув ложкой приготовленное титанидами детское питание, она сунула его в рот Адаму.

– Я? Ну я-то уже давно. А вот с ним приходится возиться.

– Можно с тобой поговорить? Наедине?

Робин ничего так не желала, но тут вдруг испугалась. Подобрав лишнюю пищу с губ Адама, она сделала неопределенный жест:

– Да, конечно, как только...

Но Сирокко уже обошла стол и взяла Адама на руки, затем передала его Крису, явно этим обрадованному.

– Пойдем. Крис о нем позаботится. Правда, старина?

– Ясное дело, Капитан.

Сирокко нежно, но настойчиво потянула Робин за локоть. Маленькая ведьма сдалась и проследовала за Сирокко через кухню, по одному из огражденных проходов, лежащему на горизонтальной ветви, затем вверх, по пологой лестнице к отдельному строению, полускрытому в ветвях. Деревянное строение это представляло собой пятигранник. Дверь была так низка, что Сирокко пришлось пригнуться. А вот Робин вошла без проблем – даже пара свободных сантиметров осталась.

– Странное место.

– Крис тоже со странностями. – Сирокко зажгла масляную лампаду и поставила ее на стол в центре комнаты.

– Расскажи мне о нем. Валья предупреждала, что он изменился, но я не думала... – Тут Робин осеклась и стала осматривать интерьер помещения.

Все стены были обшиты медью. Металл покрывали сотни гравюр. Некоторые Робин узнавала, другие казались совсем незнакомыми. Очень многие словно напоминали ей о чем-то сокровенном.

– Что это? – прошептала она.

Сирокко указала на самую крупную композицию. Подойдя ближе, Робин увидела стилизованную женщину, угловатую и примитивную как иероглиф. Женщина была голая, беременная и имела три глаза. От одной лодыжки до противоположного плеча ее обвивал змей. У плеча змей отводил голову и смотрел женщине в глаза. Та тоже не сводила пристального взгляда с рептилии.

– Неужели... это что, я? – Рука ее невольно потянулась ко лбу. Именно там находился вытатуированный Третий Глаз. Робин заслужила его двадцать лет назад – и, не будь у нее Глаза, не вернуться бы ей в Гею.

Была у нее и татуировка змея, что обвивал ногу, туловище и доходил до груди.

– Что все это значит?

В комнате стояли два деревянных стула с прямыми спинками. Сирокко подтащила один к столу и села.

– Об этом тебе, пожалуй, лучше спросить у Криса. По-моему, это что-то вроде мемориала. Ты ему нравилась. Он уже не рассчитывал с тобой увидеться. Вот он все это и построил.

– Но... тут все так причудливо.

– Так я же и говорю – Крис тоже чудак.

– Что с ним происходит? – спросила Робин.

– В физическом плане? Ну, он получает то, что ему много лет назад обещала Гея.

– Как отвратительно!

Сирокко рассмеялась. Робин снова вспыхнула, затем поняла, что Сирокко смеется не над ней, а над какой-то своей мыслью.

– Вовсе нет, – сказала она. – Просто поразительно. Ты увидела все сразу. А я наблюдала день за днем, и это кажется совершенно нормальным и естественным. Что же до поразительного... то ты удивила его гораздо больше, чем он тебя.

Робин пришлось отвернуться. Она знала, на что она теперь похожа.

– Возраст есть возраст, – сказала маленькая ведьма. Самое ужасное состояло в том, что она теперь выглядела куда старше Сирокко.

– Нет. Ты постарела, но это не самое поразительное. В своем роде ты переменилась так же радикально, как Крис. Ужасный страх изводит твою душу.

– Не верю. Неудача и позор – это точно. Но не страх.

– Страх, – уверенно продолжила Сирокко. – Великая Матерь предала тебя. Ты лишилась точки опоры. Ты уже не горишь – просто плывешь по течению. Твои ноги неспособны коснуться земного чрева. Тебе уже негде стоять – ты лишилась Пупа.

– Откуда тебе все это известно? – вскричала Робин.

– Я знаю то, что вижу.

– Да, но слова... это тайные слова. – Многое там было из ковенского ритуала, из церемоний и заговоров, про которые Робин никогда Фее не рассказывала. Другие же таились в самых сокровенных уголках ее души.

– Кое-какое руководство у меня было. А теперь я хочу знать, какова твоя цель. Зачем ты сюда прибыла? Что собираешься делать?

Робин вытерла слезы и подтащила свой стул поближе к Сирокко. Наконец ей удалось взглянуть в лицо старой знакомой. И она поведала Сирокко свою историю.

Как и многие другие, Робин явилась в Гею за исцелением.

Гея была богиней, которая так просто ничего не раздавала. Робин было сказано, что для начала она должна как-то себя проявить, совершить нечто героическое – и только тогда исцеление станет возможным. Ничего подобного Робин делать не намеревалась. Не таким уж невыносимым был ее недуг – уживалась же она с ним раньше. Однажды, когда ее рука задрожала от начинающегося приступа, Робин просто отрезала себе мизинец.

Однако, убежденная Габи Мерсье, Робин присоединилась к походу по внутренности обода в сопровождении Габи, Сирокко, титанид Псалтериона, Фанфары, Менестреля и Вальи, а также Криса Мажора, который, как и Робин, искал себе исцеления.

У Габи и Сирокко имелся скрытый мотив. Они искали себе союзников среди одиннадцати региональных мозгов Геи. Габи искала энергичней, чем Сирокко; Фея в то время была горькой пьяницей, которую с трудом удалось втянуть в предприятие. Некоторые региональные мозги были союзниками Геи, остальные – врагами. Линия между теми и другими была проведена во время Океанического бунта – когда люди еще жили в пещерах.

План Габи сводился не менее чем к перевороту и свержению самой Геи. Вот она и искала кандидата в новое божество. Миссия стоила ей жизни – а быть может, и не просто жизни. Сирокко же это стоило статуса Феи. И еще оставалось неясно, не обойдется ли это титанидам вымиранием всей их расы.

Единственными, кто, похоже, приобрел выгоду от неудачного переворота, оказались Робин, Крис и железные мастера. Робин и Крис исцелились. Железным мастерам, живущим на крошечном острове, по неясным причинам позволено было расселиться в Фебе – так что теперь они стали бросать вызов титанидам, преобладающим на великом колесе.

В конце концов Робин отправилась домой, намереваясь с той поры зажить счастливо.

– Поначалу все было замечательно, – сказала она и улыбнулась от воспоминания. – Крис оказался прав. Воистину, в том, чтобы отрастить назад палец, была великая «лабра». Я бы даже рекомендовала это, чтобы изумить твоих друзей.

Робин знала, что Габи и Сирокко отвергли «лабру» как женский аналог «мачо». Они ошибались, но для Робин это мало что значило. Тот факт, что именно Гея заменила отрубленный мизинец Робин, продолжал ее глодать и в конце концов опустошил Робин и ее победу.

Все это было так же бессмысленно, как и Третий Глаз, который, как предполагалось, придавал непогрешимость. На самом же деле носительницы Глаза были безвредными задирами и хвастуньями, лицемерными, как папа римский.

– Я покидала Ковен уже как полумифическая фигура, – продолжала Робин. – А вернулась... даже слова не подыскать. Ковен никогда такого не видел.

– Суперзвездой, – подсказала Сирокко.

– Что это?

– Одно древнее слово. Человек, чья репутация превосходит все мыслимые пределы. Очень скоро репутации начинают верить.

Робин подумала.

– Что-то вроде того. Да. Я продвинулась так быстро, как только хотела. Пожалуй, можно было и быстрее... но не уверена, что следовало.

– Ты услышала голос, – предположила Сирокко.

– Да. Свой собственный. Думаю, я могла бы объявить себя самое Великой Матерью. Но я знала, что я не она. Знала, что на самом деле я не особенно-то хороша.

– Не будь к себе строга. Как я помню, ты была чертовски хороша.

– Чертовски быстра. Чертовски сильна. Чертовски злобная и упрямая сучка. Но там, где все и впрямь чего-то стоит... – Робин ударила себя кулаком в грудь – ... вот здесь, я знала, кто я такая. И я решила уйти из общественной жизни. У нас там есть такие места, куда можно удалиться... вроде как у монахинь. Ведь монахини именно так поступают?

– Насколько мне известно.

– Я собиралась около года заниматься самосозерцанием. А потом завести девочку и посвятить себя ее воспитанию. Но времени не было. Я вдруг поняла, что уже беременна.

Робин некоторое время молчала, вспоминая минувшее. Потом прикусила нижнюю губу и снова встретилась глазами с Сирокко.

– Прошел уже год – больше года – с тех пор, как я вернулась с Геи. На Земле все сошло бы как нельзя лучше. Но в Ковене нам приходится искусственно...

– Я помню. Знаю, о чем ты говоришь.

– Да, но понимаешь, женщины в родильных центрах всегда знают, кто к ним приходит. И когда меня начало разносить... – Она вздохнула и покачала головой. – Самое ужасное в том, что, случись это с кем-нибудь другим, ее бы сожгли. Мы никого не жгли за христианство уже... гм, лет пятьдесят. Но здесь могли быть два варианта. Либо я вступила в плотскую связь с христианским демоном, либо... с Гинорум Санктум – в союз смертной женщины со Святой Матерью, прекрасный и невинный.

Сирокко смотрела на Робин – а та опустила лицо на ладони.

– И они на это купились? – спросила Фея.

– И да, и нет. Есть консервативная фракция, которая считает, что все догматы буквально истинны. Так или иначе это решило мою судьбу. Не стану говорить, что я этому не посодействовала. Какое-то время я и вправду верила, что меня посетила Великая Матерь. Но всякий раз, как я смотрела на лицо Искры, становилось ясно, что тут что-то другое.

Сирокко устало покачала головой. Стольких вещей можно было бы избежать, не будь она так занята, когда Робин готовилась к отъезду.

«Прекрати», – мысленно обругала себя Сирокко. – Да, конечно, какое-то время ты была занята, зато потом пила чуть ли не килооборот".

– А у тебя появились подозрения, откуда взялся ребенок?

– Довольно скоро. Как я уже сказала, несложно было принять все как есть. Но скоро я уже сознательно себя об этом спросила.

– Я могла бы предупредить тебя, что Гея отпустит тебя с прощальным подарком. То же самое она проделала со мной, с Габи и Август – не успели мы впервые сюда попасть. Все мы оказались беременны. И сделали аборты. – Тут Сирокко помедлила и снова взглянула на Робин. – А у тебя... есть у тебя догадка... кто может быть отцом ребенка?

Робин рассмеялась:

– Иди посмотри на нее. Разве не ясно?

– Ну, рот у Искры твой.

– Ага. Зато глаза Криса.

Крис был в подвале – отыскивал кинопроектор. Пожалуй, семантической ошибкой было бы называть помещение «подвалом» в древесном доме, где все этажи располагались над землей, но Крис и с этим справился. Люк в полу главного здания вел к участку, вырубленному в стволе громадного дерева. В этой комнате со временем скапливалось все то, чему Крису так и не удалось найти применение. Набралась там уже масса всякой всячины.

Конел, стоя на лестнице и держа лампаду повыше, пока Крис перекладывал предметы с места на место, смущенно обозревал пеструю смесь.

– Мало того, что ты помешан на архитектуре, – заметил он, – так у тебя еще тяжелый случай скопидомства.

– Пожалуй, тут перебор, – согласился Крис. – Но знаешь ли, то же можно сказать и про Смитсониан.

– А что это такое?

– Теперь, когда ты спросил, уже ничего. Взорван много лет назад. Когда-то был музей. А вот в Гее музеев нет. – Крис выпрямился и утер со лба смесь пыли и пота. – Грязная работенка, но должен же кто-то ее делать.

– У титанид есть музей.

– Замечание принято. Но самый старый его экспонат не старше Сирокко. Тогда титанид еще просто не было. Человеческих музеев в Гее нет. А на Земле, если и остались, то еще ненадолго. Так почему же не начать здесь?

Конел еще раз с сомнением оглядел кучи хлама:

– Признайся, Крис, – по-моему, ты просто не можешь ничего выбрасывать.

– Каюсь. – Потянувшись поглубже в кучу диковин, Крис извлек оттуда древний «кодак-брауни». – Но ведь никогда не знаешь, что вдруг может понадобиться.

– Да, но где ты все это раздобыл?

Подпихнув Конела вверх по лестнице, Крис последовал за ним и захлопнул за собой люк. Потом Конел последовал за хозяином «Смокинг-клуба» по лабиринту дверей и комнат, пока оба не добрались до помещения, которое Крис отвел под свою мастерскую. На самом деле там было несколько комнат, где Крис чем только ни занимался – от стеклодувных работ до починки компьютеров.

Установив проектор на верстак, он взялся его разбирать.

– Просто подбираю тут и там всякую всячину, – стал объяснять Крис. – Так все начиналось. А теперь титаниды приходят в гости и приносят подарки. Они много торгуют. Чего только к ним не попадает. Нынче с Земли уже мало что везут, а вот в прежние времена подвалить могло все, что угодно. Колонисты захватывали кучу своего добра. Но то еще до войны.

Сняв боковую панель, Крис принялся разглядывать внутренности, сдувая обильные хлопья пыли. Потом сунул палец в механизм и закрутил колесо. Наконец вытащил из проектора длинную стеклянную лампочку и бросил ее Конелу. Тот ловко ее поймал.

– Проверь, ладно? Сомневаюсь, что она хорошая. Пожалуй, придется ввернуть другую.

Конел повернулся к электрическому верстаку. Закрепив там лампочку, он взял два изолированных проводка с оголенными концами. Одним коснулся латунного кожуха, другим – тупого металлического конца. Потом щелкнул выключателем – и нить ярко засветилась.

Крис подтащил проектор и установил его рядом с лампочкой.

– Ага, значит, все-таки работает? Что ж, сэкономим время. – Привинтив лампочку на место, он соединил на верстаке несколько устройств, а затем коснулся проводками контактов мотора проектора. Мотор загудел, в воздухе запахло озоном, но больше ничего не произошло. Крис что-то пробурчал и попробовал по-другому расположить трансформаторы. Опять ничего. Тут он поднял глаза на вошедших в комнату Сирокко и Робин. Позади них шла Искра.

– Знаешь, Сирокко, – сказал Крис, – я, конечно, могу разыскать новый мотор к этой штуковине и присобачить его так, чтобы она могла гонять фильм. Но... – Он сделал характерный жест, затем указал на проектор. – Тебе не кажется, что ты можешь его исцелить?

Сирокко одарила его странным взглядом, затем пожала плечами и прошла к верстаку. Оглядев проектор, она возложила на него руки и нахмурилась. Посыпались искры; Робин охнула, однако Сирокко лишь моргнула. Раздался треск, но почти сразу прекратился. Сирокко нагнулась ниже, не обращая внимания на голубые вольтовы дуги, что изгибались у нее между пальцами. Лишь на мгновение Конел заметил, как глаза ее сонно помутнели. Затем Сирокко выпрямилась и сунула большой палец в рот.

– Жжется, мерзавец, – пробормотала она, посасывая палец.

Крис поднял бровь, затем щелкнул выключателем проектора. Тот сначала помедлил, затем заработал так ровно, как ни одна старая машина никогда не работала.

Все молчали. Конел расставлял стулья, а Крис тем временем заправлял пленку Сирокко в проектор. Приемной катушки у него не было, но значения это не имело. Он полагал, что дважды никто такое смотреть не захочет.

Сирокко и Робин растянули на дальней стене простыню.

– Быть может, стоит пригласить титанид? – спросила Робин.

– Они не в восторге от кинофильмов, – сказала Сирокко.

– Мы не знаем, что там, – добавил Крис, отвечая на еще один, уже безмолвный вопрос Робин. – Похоже, их разум к такому не приспособлен. Для них это все равно как морская болезнь.

И он включил проектор.

Мгновение спустя у двери послышались звуки рвоты. Обернувшись, Конел увидел, как Искра убегает от того, что видит на экране. Он подумал было пойти за ней, но вовремя понял, что это глупо. И снова повернулся к экрану.

Гея откусывала голову второму мужчине. На этом была оранжевая мантия. Первый носил традиционный воротник жреца и черную ризу.

Это была разминка перед схваткой с Конгом. Гигантская обезьяна уже виднелась на фоне в некоторых кадрах. Болекса, который их снимал, куда больше интересовало съедение священнослужителя. Каждый кадр был выполнен безупречно.

Схватка началась. Гея и Конг схватились. Конг тут же перелетел через голову Геи и приземлился на спину.

Казалось, он потрясен, а Гея тяжело дотопала до него и пригвоздила к земле. Огромный зверь отшвырнул ее и двинулся следом. Небольшая пауза – и Конг снова оказался внизу. Гея нависла над ним, а затем набросилась. На сей раз, однако, она его не просто пригвоздила. Конел никак не мог разобрать. Он внимательнее уставился на экран – и во рту у него пересохло. Стыд и потрясение переполнили парня. Наконец, ему пришлось отвернуться. Он смотрел на Криса, Сирокко, Робин – на все, кроме экрана.