Текст книги "Титан"

Джон Варли
Титан

Глава 1

– Не посмотришь, Роки?

– Думаю, это предназначено не для Роки, а для капитана Джонс. Так что утром покажешь.

– Но тут кое-что важное.

Сирокко стояла, склонившись над умывальником. Лицо ее покрывала зеленоватая мыльная пена – это был единственный сорт мыла, благодушно воспринимаемый рециркулятором. Схватив полотенце, Джонс утерлась и искоса посмотрела на два изображения, которые протягивала ей Габи.

– Что там у тебя?

– Всего-навсего двенадцатый спутник Сатурна. – Габи не пыталась скрыть владеющее ею возбуждение.

– Серьезно? – Сирокко недовольно перевела взгляд с одного изображения на другое. – Мне кажется, здесь просто множество маленьких черных точек.

– Да, пожалуй. Без компарометра его не видать. Но он вот здесь. – Габи ткнула пальцем в фотографию.

– Так давай посмотрим.

Сирокко порылась в шкафчике и достала оттуда горохово-зеленый корабельный комбинезон, пахнущий не хуже остальных.

Капитанская каюта находилась в нижней части центрифуги, между третьим и четвертым пролетами. Оттуда вдоль всего этажа вел изогнутый коридор, затем – лестницы.

С каждой ступенькой невесомость становилась все заметнее, пока не пришло ощущение свободного парения. Оттолкнувшись от вращающегося кольца, капитан и Габи Плоджит поплыли по центральному коридору к исследовательскому модулю.

Здесь было слишком темно, чтобы читать показания приборов. Вокруг царило изобилие цветов и оттенков, как в музыкальном автомате. Сирокко любила бывать тут.

Сквозь помехи, заполнявшие экраны облаками снежного конфетти, мелькали зеленые огоньки.

Вокруг центрального голографического экрана-резервуара плавали Юджин Спринфилд и сестры Поло. На лицах всех троих играли красные отблески.

Габи вставила пластинки в компьютер, включила программу, увеличивающую четкость снимка, и указала Сирокко на экран. Становясь все более контрастными и стремительно чередуясь, изображения слились. На небольшом расстоянии друг от друга мигали две едва заметные точки.

– Это он, – гордо сказала Габи. – Смещение относительно невелико, съемки производились с разносом всего в двадцать три часа.

– Движущиеся по орбитам элементы сходятся, – вклинившись, сообщил Джин.

Габи и Сирокко присоединились к нему. Опустив глаза, Сирокко увидела, как рука Джина по-хозяйски охватила талию Габи – и тут же отвела взгляд. Она заметила, что сестры Поло тоже увидели это, но старательно делают вид, что ничего не происходит. Все они привыкли не вмешиваться в дела друг друга.

Центр экрана занимал Сатурн – огромный, отливающий медью. Вокруг него чуть светились орбиты спутников – девять голубых окружностей: каждая последующая больше предыдущей, все в экваториальной плоскости колец. На окружности было нанизано по сфере – подобно единственной жемчужине на нити. «Жемчужины» оттенялись табличками с наименованиями и цифрами: Мнемозина, Янус, Мимас, Энцелад, Тефия, Диона, Рея, Титан и Гиперион.

Вдалеке от этих орбит виднелась десятая, имеющая отслеживаемый визуально наклон по отношению к другим. Она принадлежала Япету.

Наиболее удаленный спутник, Феба, не был виден при том масштабе, который они сейчас использовали.

Появилось изображение еще одной орбиты. Это был сильно втянутый эллипс, почти касающийся орбит Реи и Гипериона и пересекающий «нить», продетую сквозь Титан. Сирокко внимательно изучила его и выпрямилась. Подняв взгляд, она увидела, что лоб Габи пересекли глубокие морщинки, в то время как пальцы ее продолжают порхать над клавиатурой. По мере запускания программ количество окошек на ее экране менялось.

– Спутник очень похож на то, чем была Рея около трех миллионов лет назад, – заметила Габи. – Сейчас он на безопасном расстоянии от орбиты Титана, хотя должен присутствовать фактор пертурбации. Это далеко от того, что можно было бы назвать стабильностью.

– И что из этого следует? – спросила Сирокко.

– Захват астероида? – предположила Габи, скептически приподнимая бровь.

– Близость к экваториальной плоскости делает это маловероятным, – возразила одна из сестер Поло.

«Апрель или Август?» – спросила себя Сирокко. После одиннадцати месяцев общения она все еще не различала близнецов.

– Не удивлена, что вы заметили. – Габи рассеянно закусила костяшку пальца. – Однако если бы он образовался вместе с другими, у него должен был бы быть меньший эксцентриситет.

Поло пожала плечами:

– Возможно объяснение. Какая-нибудь катастрофа в недавнем прошлом. Он вполне мог быть смещен.

Сирокко нахмурилась:

– Но каковы тогда его размеры?

Одна из Поло – это была Август, Сирокко почти не сомневалась – посмотрела на нее с привычной невозмутимостью, вызывающей слабую безотчетную тревогу.

– Я, пожалуй, оценила бы диаметр в два-три километра, возможно, меньше.

– Всего-то?

Джин улыбнулся.

– Дайте мне координаты – и я на него высажусь.

– По-твоему, это «всего-то»? – непринужденно поинтересовалась Габи. – Будь он много больше, его бы давно обнаружили в лунный телескоп. Мы бы знали о нем уже лет тридцать.

– Хорошо-хорошо. Но ради него ты оторвала меня от… В общем, оторвала. Навряд ли он того стоит.

У Габи был самодовольный вид.

– Для тебя, может, и не стоит. Но будь он хоть в десять раз меньше – я все равно должна была бы дать ему имя. Открытие кометы или астероида – другое дело, но лишь пару раз за столетие удается обнаружить безымянный спутник.

Сирокко отпустила стойку демонстрационного резервуара и поплыла по направлению к выходу. Перед тем, как скрыться за поворотом, она еще раз оглянулась на две крошечные точки, мерцавшие на экране над головой.

Язык Билла, открыв вдумчивое и последовательное общение атакой на пальцы ног, приступил уже к обработке левого уха. Сирокко наслаждалась. Незабываемое путешествие! Она ценила по достоинству каждый его сантиметр. Отдельные остановки в пути были просто неистовы. Теперь Билл пытался пробудить к самостоятельной жизни мочку уха, лаская ее губами и покусывая, одновременно пробуя нежно развернуть Сирокко к себе. У него получалось.

Дабы ускорить события, он слегка подтолкнул ее в плечо носом и подбородком. Получив вращательный импульс, Сирокко ощутила себя большим мягким астероидом. Аналогия понравилась и была углублена. Продолжая вращаться, она наблюдала за линией терминатора, что медленно ползла по «астероиду», открывая солнечному свету все новые холмы и долины.

Сирокко любила космос, книги и секс. Не обязательно в этом порядке. Ей никогда не приходилось удовлетворять все три свои страсти одновременно, но и две сразу было неплохо.

Невесомость придает любовным играм совершенно новые возможности – возьмем нынешнюю игру «руки прочь». В ней для воздействия друг на друга можно было использовать рот, колени или плечи. Партнерам следовало быть предельно нежными и внимательными, но результаты медленных щипков и покусываний оказывались… ошеломляюще интересными.

Время от времени каждый навещал с определенными целями комнату гидропоники. На «Властелине Колец» было семь личных кают, необходимых, как кислород. Но даже «апартаменты» Сирокко становились чересчур тесными, если там оказывалось больше одного человека. Кроме того, капитанское жилище находилось на дне центрифуги. Приходилось заниматься любовью в невесомости.

– Почему бы тебе не свернуть в мою сторону? – спросил Билл.

– Ты можешь сделать так, чтобы мне этого захотелось?

Он смог – и получил намного больше, чем рассчитывал.

Сирокко решила было, что перестаралась, но Билл, как обычно, знал, что делает.

Она сомкнула ноги вокруг его бедер и предоставила ему свободу действий.

Биллу стукнуло сорок лет, он был старше всех в экипаже. На его лице доминировали выдающиеся во всех отношениях челюсти и не менее вызывающий нос. Лысый, с неровными зубами, он сохранил худое и сильное тело – лет на десять моложе лица. Его руки были изящны, опрятны и точны в движениях. Он хорошо управлялся с механизмами и не был ни шумным, ни приторно-сладким. Весь набор его рабочих инструментов мог уместиться в кармане рубашки, настолько они были крошечными. Сирокко не осмеливалась даже притрагиваться к ним.

Когда Билл занимался любовью, его искусный язык окупал все. Пожалуй, только в это время и проявляла себя его чуткая и нежная душа, обычно надежно замаскированная незатейливой и грубоватой внешностью. Сирокко недоумевала, почему ей пришлось искать его так долго.

На борту «Властелина Колец» было трое мужчин, и Сирокко перепробовала всех.

Так же как и Габи Плоджит. В столь ограниченном объеме пространства невозможно было сохранить что-либо в тайне. Сирокко знала, например, что сестры Поло, занимавшие соседнюю комнату, практикуют то, что до сих пор считается вне закона в Алабаме.

В первые месяцы путешествия все были заняты сдержанной, неброской, но непрерывной саморекламой. Джин, единственный в отряде женатый мужчина, немедленно объявил, что у них с женой существует договоренность по этим вопросам: на время экспедиции они предоставили друг другу свободу. Несмотря на это, он долгое время продолжал спать один, так как сестры Поло довольствовались друг дружкой, Габи совершенно не интересовалась сексом, а Сирокко была чрезвычайно увлечена Калвином Грином.

Она проявила такую настойчивость, что Калвин в конце концов оказался с ней в постели, и не раз. Целых три раза. Но это не принесло ничего хорошего. Скрывая разочарование, Сирокко осторожно отдалилась и позволила Грину заняться Габи, на которую он обратил благосклонное внимание с самого начала. Калвин был корабельным врачом, а кроме того, пройдя курс обучения в НАСА, выполнял на борту работу биолога и эколога. Он был черным, но не придавал этому значения, поскольку родился и вырос на О'Нейле-I. Кроме того, он единственный в отряде был выше Сирокко. Но не это притягивало ее: она рано научилась не обращать внимания на рост мужчин – с тех пор, как стала выше большинства из них. В Калвине ее привлекали карие глаза, мягкие и прозрачные. И улыбка.

Эти глаза и улыбка ничего не значили для Габи, точно так же, как очарование Сирокко не действовало на Джина, следующего ее избранника.

– Чему ты улыбаешься? – спросил Билл.

– Ты считаешь, что не дал мне оснований? – парировала она, слегка задыхаясь.

Но в действительности она думала в этот момент о том, как забавно они четверо должны были выглядеть в глазах Билла, который не участвовал во всех этих перетасовках. Похоже, в этом и состоял его стиль – держаться в стороне, пока другие самовыражаются, и выбираться из тени не раньше, чем остальные, исчерпав все очевидные возможности, впадут в депрессию.

К завершению своего мимолетного романа Калвин прибыл подавленным. Так же, как и Сирокко. То ли по причине сосредоточенности на Габи, то ли просто по неопытности Калвин оказался отнюдь не первоклассным любовником. Сирокко считала, что имело место и то, и другое. Корабельный врач был мягким, застенчивым и педантичным человеком. Из его досье явствовало, что большую часть жизни он провел в научных изысканиях, углублении знаний и совершенствовании навыков – в общем, не имея времени для забав.

Габи все это абсолютно не заботило. Исследовательский модуль «Властелина Колец» был лучшей игрушкой из тех, что она когда-либо имела. Она ненавидела путешествия, но страстно любила свою работу. Поэтому, окончив с отличием университет, присоединилась к корпусу аэронавтов, дабы наблюдать звезды без раздражающей атмосферной линзы.

Работая, Габи не замечала ничего. В том числе того, что Калвин начал проводить в исследовательском модуле почти столько же времени, сколько она сама, дожидаясь случая подать ей фотографическую пластину, объектив или ключи к своему сердцу.

Джина, казалось, тоже не заботил секс. Сирокко посылала ему сигналы, способные, судя по накалу и концентрации, потрясти основы мироздания, но Джин не воспринимал их. При появлении капитана его лицо с идеальными арийскими чертами, забавно контрастирующее со взъерошенной шевелюрой, озаряла мальчишеская улыбка, и он с азартом говорил о полетах. По прибытии к Сатурну Джин должен был взять на себя пилотирование разведывательного челночного катера. Сирокко тоже любила эту тему и знала в ней толк, но не замыкаться же на полетах в ущерб всему остальному! Порой ей хотелось ощутить себя женщиной.

В конечном итоге Калвин и Сирокко получили то, к чему стремились. Вскоре после этого ни один из них не хотел повторения.

Сирокко не знала, как обстоят дела у Калвина и Габи: ни один из них не склонен был обсуждать свою частную жизнь. Но было очевидно, что все идет в лучшем случае сносно.

Калвин все еще кидал порой на Габи пламенные взоры, но она свои пламенные взоры приберегала для Джина.

Джин тем временем откровенно дожидался, когда Сирокко наскучит безрезультатная охота на него. Но как только это произошло, пилот – странное дело – таки поспешно сдался отводящему войска противнику. Выразилось это, в частности, в том, что он завел привычку бочком подходить к ней и тяжело дышать в ухо. Ей это страшно не нравилось. Прочие его приемы оказались не лучше. Казалось, занимаясь любовью, он каждый раз ожидал благодарности. Но на Сирокко не так-то легко было произвести впечатление. Джин изумился бы, узнав, что по ее личной оценочной шкале переместился с первого места на десятое.

Роман с Биллом начался почти случайно. Правда, со временем Сирокко узнала, что с Биллом связано подозрительно много случайностей. Или, если угодно, что ничего случайного с Биллом не происходит. Слово за слово – и теперь они могли обеспечить порнографическую демонстрацию Третьего Закона Ньютона по разделу «Движение; действие и противодействие». Сирокко, подумав и посчитав, пришла к выводу, что сила эякуляции – явно недостаточное объяснение взаимоотталкиванию любовников, неизменно наступавшему в момент оргазма. Причина, конечно же, была в мышечном спазме ног, но эффект получался чудесным и немного пугающим. Казалось, они превращались в большие чувственные шары, которые, стремительно теряя воздух, отрываются друг от друга в момент наибольшего слияния. Они кружились и кувыркались, но в конечном итоге опять соединялись.

Билл чувствовал то же, что и она. Он улыбнулся, и его неровные зубы блеснули в свете ламп.

ГОСУДАРСТВЕННАЯ ДЕПЕША № 0056 5/12/25

«ВЛАСТЕЛИН КОЛЕЦ» (НАСА 447D, L5/1, БАЗИСНАЯ ЛИНИЯ ХЬЮСТОН-КОПЕРНИК)

ДЖОНС, СИРОККО, МИСКОМ

ДЛЯ РАСШИФРОВКИ И НЕМЕДЛЕННОЙ ПУБЛИКАЦИИ

НАЧАЛО:

Выбирая название спутнику, Габи решила остановиться на Фемиде. Калвин согласился с названием, хотя пришел к нему своим путем.

Габи ссылалась на Уильямса Генри Пикеринга, наблюдавшего в 1905 году небесное тело, принятое им за десятый, наиболее удаленный от центра спутник Сатурна. Пикеринг назвал новую луну Фемидой. С тех пор больше никто и никогда не видел ее.

Калвин же исходил из того, что уже пять спутников Сатурна названы в честь титанов из греческой мифологии (каковая входит в область его личных интересов, см. Государственную депешу № 0009, 1/3/24), а шестой так и назван Титаном. Поскольку Фемида тоже была титаном, Калвин пришел к заключению, что данное имя спутника не нарушит сложившейся последовательности.

Похоже, что «наша» Фемида имеет общие черты со спутником, предположительно открытым Пикерингом, но Габи не уверена, что ее можно было увидеть с Земли в оптический прибор уровня рубежа XIX и XX веков. (Будь это так, Габи не стала бы первооткрывателем. Но, строго говоря, спутник действительно кажется слишком маленьким и тусклым, чтобы его можно было видеть даже в лучшие селеноскопы.)

Габи сформулировала катаклизматическую теорию возникновения Фемиды в результате столкновения Реи с неизвестным астероидом. Фемида может быть остатком астероида или большим осколком самой Реи.

Таким образом, Фемида представляет собой интересную задачу для…

– …уникального сборища идиотов, известного среди широких масс узких специалистов всего мира как команда исследовательского корабля «Властелин Колец»…

Сирокко оторвалась от клавиатуры и, вытянув руки над головой, хрустнула суставами.

– Чушь, – пробормотала она. – Бред собачий.

На экране перед ней мерцали зеленые буквы все еще незавершенного периода. Отчеты для публикации были частью ее работы, которую она всегда оттягивала, насколько было возможно. К сожалению, игнорировать агентов по печати из НАСА вовсе было нельзя. По всем показателям Фемида была всего лишь каменной глыбой, не имеющей сверх того никакого смысла и не обещающее никаких перспектив. Но рекламное ведомство жаждало получить материал, пригодный для скармливания публике. Способный возбудить читательский интерес. Они называли это «личностной журналисткой».

Сирокко старалась делать все, что в ее силах, но не могла заставить себя генерировать красочные детали, необходимые для написания такого рода статей. То, что она с трудом вымучивала, сразу по прибытии обсуждалось на совещании и, как правило, редактировалось и до неузнаваемости переделывалось – в общем, подвергалось «оживляжу и очеловечиванию».

Однако в целом Сирокко любила свою работу, да и целям журналистов вполне сочувствовала. Некоторые осуждали космическую программу, полагая, что невозвратно уходящие на нее средства лучше потратить на нужды Земли, Луны и колонии L5. Зачем выкидывать столько денег на никому не нужные исследования, когда можно извлечь уйму пользы, применив их для практических целей, таких, например, как создание на орбите производств? Исследования стоят ужасно дорого, а на этом Сатурне ничего нет, кроме камней и вакуума.

Она пыталась придумать что-нибудь свеженькое, способное с новых позиций оправдать ее участие в первой за последние одиннадцать лет исследовательской миссии, когда на экране монитора появилось лицо. Апрель или Август.

– Простите, капитан, я вынуждена вас побеспокоить.

– Ничего, я не занята.

– Вам следует кое на что взглянуть.

– Хорошо, сейчас подойду.

Похоже, это все-таки Август. Зная, как обижаются обычно близнецы, когда их путают, Сирокко добросовестно старалась научиться различать их. Но постепенно выяснилось, что Апрель и Август это не заботит.

Поскольку Апрель и Август не были обычными близнецами.

Их имена полностью выглядели как Апрель 15/02 Поло и Август 3/02 Поло. Так были помечены их пробирки – и именно это вписали в свидетельства о рождении ученые, ставшие акушерами. Сирокко всегда поражало, что генетикам позволили ставить эксперименты над живыми разумными существами, которые дышат и плачут.

Мать девочек, Сьюзан Поло, умерла за пять лет до их рождения и защитить их, стало быть, не могла. Никто другой тоже не проявлял к ним материнских чувств, так что любовь они испытывали только друг к другу и еще к трем сестрам из своего клона. Впрочем, Август как-то говорила Сирокко, что у них пятерых в детстве был друг – всего один, правда: обезьянка-резус с форсированным мозгом. Ее препарировали, когда девочкам было по семь лет.

Разговор имел место за праздничным ужином, посвященном дегустации припасенного Биллом соевого вина, и весьма разнообразил мероприятие.

– Не то чтобы с нами обращались очень уж жестоко, – продолжала Август. – Эти ученые вовсе не были чудовищами. Многие из них вели себя как заботливые дядюшки и тетушки. Мы получали почти все, чего хотели. Думаю, многие из них даже любили нас…

Она сделала глоток и добавила:

– В конце концов, почему бы и нет. Мы ведь стоили немалых денег.

За свои (вернее – за казенные) деньги ученые получили именно то, что планировали – пять спокойных, робких, весьма одаренных девушек. Сирокко сомневалась, что сексуальная ориентация бедных девочек была спроектирована целенаправленно, но чувствовала, что этого следовало ожидать столь же уверенно, как и высшего коэффициента умственного развития.

Все пять сестер были идеальными копиями своей матери – дочери японо-американки в третьем поколении и филиппинца. Сьюзан Поло, лауреат Нобелевской премии в области физики, умерла совсем молодой.

Август, склонившись над штурманским столом, изучала фотоснимок. Сирокко, в свою очередь, разглядывала ее – точнейший слепок давно ушедшего юного гения, оживший и, увы, повзрослевший: маленькая, с аккуратной фигуркой, иссиня-черными блестящими волосами и темными выразительными глазами. Ее кожа была цвета кофе, в который не пожалели сливок, но при красном освещении исследовательского модуля выглядела почти черной.

Сирокко, в отличие от весьма многих белых, никогда не казалось, будто все азиаты на одно лицо. Но с сестрами Поло дело обстояло именно так.

Август подняла глаза на капитана. Она казалась более возбужденной, чем обычно. Сирокко, на мгновение задержав взгляд на ней, перевела его на снимок. Там среди звездных россыпей светилось, образуя правильный шестиугольник, шесть крошечных точек.

Сирокко долго и придирчиво разглядывала изображение… строго говоря, непонятно чего.

– Немало чертовщины довелось повидать, но то была другая чертовщина, – сказала она наконец. – Кто объяснит, что я вижу?

Габи, пристегнутая к креслу в другом конце комнаты, прихлебывала кофе из пластикового контейнера.

– Ты видишь последнюю экспозицию Фемиды, – доброжелательно пояснила она. – Я сняла ее в течение последнего часа с помощью самой чувствительной аппаратуры и компьютерной программы нейтрализации вращения.

– Я догадалась, – ответила Сирокко. – Но имелось в виду несколько иное. А именно: что это такое?

Прежде чем ответить, Габи долго и вдумчиво тянула кофе.

– Не исключено, что несколько тел вращается вокруг общего центра тяготения, – начала она мечтательно и отрешенно. – Теоретически, разумеется. Никто ничего подобного никогда не наблюдал. Но называется конфигурация «розеткой».

Сирокко терпеливо ждала. Поняв, что реакции на теоретизирования Габи не последует, она скептически фыркнула:

– В самом центре системы спутников Сатурна? Это возможно в течение пяти минут. Даже теоретически. А затем другие спутники возмутили бы твою «розетку».

– Да, думаю, что так, – не стала спорить Габи.

– И прежде всего – как такое могло случиться? Вероятность ничтожна.

Габи, вздохнув, легко согласилась:

– Да, пожалуй… Конечно, так оно и есть.

Вошли Апрель с Калвином и тоже склонились над столом. Настала их очередь удивляться. Наконец Калвин поднял голову:

– Кто-нибудь решится наконец назвать эту штуку по имени? Да ведь оно не может быть природным образованием. Тут кто-то ручки приложил.

Габи потерла лоб.

– Ты не все слышал. Радарные измерения показали, что диаметр Фемиды составляет тысячу триста километров. Полученные показатели плотности тоже… неожиданные. Получается, ее плотность чуть меньше плотности воды. Я было подумала – данные не вполне точны, потому что возможности нашей аппаратуры ограниченны, а другой у нас нет. Но потом я получила изображение…

– Так там шесть тел или одно? – нарушила затянувшуюся паузу Сирокко.

– Не могу сказать наверняка. Но скорее всего – одно.

– Опиши его. Поделись всем, что ты думаешь. И предполагаешь.

Габи зашелестела листами распечаток – но исключительно ради самоуспокоения. Все цифры она помнила наизусть.

– Диаметр Фемиды составляет 1300 километров. Следовательно, она – третий по величине спутник Сатурна, чуть уступающий Рее. Поверхность, по всей видимости, черная – за исключением этих шести точек. К слову, если кому интересно: альбедо у нее ниже, чем у любого другого тела солнечной системы. Плотность тоже минимальна. Весьма вероятно, что Фемида полая внутри. Или что у нее не сферическая форма. Возможно, она имеет очертания диска или тороида – то есть бублика. Судя по всему, раз в час она становится на ребро и приобретает сходство с катящейся тарелкой. Скорости вращения достаточно для того, чтобы ничто не могло удержаться на ее поверхности: центробежные силы превышают силу гравитации.

– Но если она и вправду полая, а ты находишься внутри… – Сирокко задержала взгляд на Габи.

– Внутри – если, конечно, она полая – сила тяжести будет равняться приблизительно четверти g.

Вопросы у Сирокко явно не иссякли, но Габи отвела глаза.

– С каждым днем мы все ближе к ней. Дальше наблюдения пойдут легче. Но сейчас я не представляю, когда смогу прояснить все детали. И смогу ли вообще…

Сирокко направилась к двери:

– Нужно отправить хотя бы имеющиеся данные.

– Если можно, обойдись без гипотез, ладно? – крикнула вслед Габи. Впервые после своего открытия девушка не выглядела счастливой. – По крайней мере, не ссылайся на меня.

– Никаких гипотез, – успокоила ее Сирокко. – Фактов более чем хватит.