Текст книги "Реальные ублюдки"

Глава 8

Копыто выслеживало псов целыми днями. Когда результатов это не дало, решили выбираться и по ночам. Они охотились отрядом по одиннадцать ездоков: все посвященные братья плюс двое кочевников и три старших сопляка, и у каждого седло щетинилось полными колчанами и связками дротиков. Такое количество ездоков воодушевляло Блажку, но все равно в Отрадную они каждый раз возвращались ни с чем. Если бы не раздражение братьев из-за неуловимости тварей, Блажка сочла бы, что стая была лишь одним из смутных видений, которые являлись ей из-за снадобья Костолыба.

С упрямой целеустремленностью они продолжали поиски примерно неделю, ни разу не встретив ни одного зверя и с каждым днем сокращая норму питания.

Жизнь внутри стен, несмотря на активное патрулирование, по-прежнему состояла из череды утомительных хлопот. Блажке приходилось осматривать сады и огороды, за которыми ухаживали поселенцы, и слушать их все более тревожные предсказания.

– Мои широкие бобовые грядки пока хороши, но боюсь, перед сбором их поест грибок.

– Этих остатков мушмулы мне едва хватит, чтобы прокормить детей.

– Кто-то ворует мою айву. Вы должны положить этому конец!

Она отвечала на все пустыми обещаниями и ничем не подкрепленными словами ободрения.

Но обучая сопляков, она не могла призвать даже этого скудного великодушия.

– Вы, никчемные! Мне что, поджечь эти чучела, чтобы вы смогли в них попасть?

Ублюдки вернулись с пятой ночной охоты, и Блажка, отказавшись отдыхать, приказала претендентам встать до рассвета и начать занятия с арбалетом. Соломенные мишени, расставленные под западным изгибом стены, одерживали верх.

– Будь это тяжаки, из вас бы уже сделали фарш! – Она шлепнула одного сопляка по затылку. – Я ожидаю от тебя лучшего, Гравиль. А ты, Тоуро, что, ослеп?

– Нет, вождь.

– Простите, вождь.

Трем женщинам она приказала также выйти на занятие. Обычно новеньким соплякам арбалетов не давали, но эта троица была старше остальных претендентов, и Блажке нужно было увидеть, на что они способны. И проверить, достойны ли они того, чтобы их кормить.

Блажка оказалась недовольна.

– Ты выстрелила три раза, Дача. И нормально попала всего один?

– Да, вождь. Один раз, – ответила полукровка, не отрывая глаз от мишени.

– Куда?

– По центру. Невысоко от земли.

– Если он не болтал членом со слоновий хобот, эта стрела прошла бы между его ног. Это промах. Он бы даже не затормозил. И ты первая бы умерла.

Инкус попала в центр двумя стрелами, но третья улетела неизвестно куда.

– Это ты их пустила?

Глухая троекровная кивнула. Затем убрала густые волосы со своего широкого лица, обнажив выступающие скулы и единственный клык, торчащий над массивной нижней губой.

– Ты стреляешь уверенно, – похвалила ее Блажка, – но чертовски долго целишься. Кто угодно попадет в центр, если будет тратить столько времени. Давай быстрее.

– Есть.

Дойдя до Аламры, Блажка недовольно зашипела. Эта недополукровка не выпустила ни одной стрелы и до сих пор пыталась оттянуть тетиву.

– Хватит, – сказала Блажка, выхватив арбалет из ее дрожащих рук. – Силенок у тебя мало. Черт, даже не знаю, смогла бы ты натянуть ее с рычагом, как делают чертовы хиляки. Дача бы погибла, а ты? Ты бы осталась жива. Будешь просто валяться в грязи, и улюд сделает с тобой все, что ему вздумается. А это шесть орков с набухшими членами. Надеюсь, они не переусердствуют и быстро тебя убьют. А если нет – принесешь в этот мир больше тяжачьей крови, чем течет в тебе.

Аламра снесла пророчество, как обычно, с опущенным подбородком.

Блажка мотнула жердине головой.

– Иди найди Дуболома в хлевах. Скажи ему, что будешь разгребать свиное дерьмо, пока не наберешься достаточно силы, чтобы натянуть тетиву. – Юркая полукровка поспешила прочь, ничуть не потеряв своего изящества после Блажкиного приказа. – Остальным – еще залп! Кто промахнется на этот раз – пойдет углублять сортир. Готова спорить, Дача окажется по локоть в моем говне раньше, чем утром высохнет роса. Интересно, кто к ней присоединится? Готовьсь! Цельсь… ПЛИ!

К тому времени, как Колпак пришел учить сопляков кулачному бою, предсказание Блажки сбылось. Дачу отправили с занятий вместе с Лопо и Гравилем. Оба претендента показали, что хорошо целятся, но стрельба у них не задавалась. Причиной тому было недоедание. И найти решение этой проблемы было так же трудно, как разобраться со смеющимися псами.

– Убрать арбалеты к стене и встать в круг! – приказала Блажка. – Кто сегодня хочет испытать себя против Колпака?

Претенденты утомились, большинство повесило нос.

– Я хочу, – послышался бесцветный голос.

Инкус стояла скрестив руки на груди, и два пальца ее правой руки были подняты.

Кольцо сопляков оживилось.

Колпак уже снимал пояс с мечом, выдергивал отовсюду ножи и бросал их остриями в землю. Когда он выступил вперед, его движения вдруг напомнили Блажке о плавном изяществе Аламры. Инкус же вышла с видом упрямого быка. Медленно сняла с головы кожаный ремешок, позволив волосам снова скрыть лицо. Блажка не представляла, как трикратка могла что-то видеть сквозь их плотную вуаль.

Ее первый удар вышел таким резким, таким сильным, что можно было услышать, как кулак рассек воздух. Быстрее его оказался только Колпак. Извернувшись, он уклонился и отпрыгнул назад, подальше от противницы. Блажка уловила, что у него была возможность наказать Инкус ударом по ребрам, но он ее проигнорировал. Инкус тоже это заметила: ее волосы всколыхнулись от неровного дыхания, и она не стала наступать дальше. Вместо этого она опустила руки, вышла из своей позиции и просто стояла на месте.

Выжидая.

Колпак расхаживал вокруг нее. Сопляки расступились, расширив круг с таким видом, словно дерущиеся плевались змеиным ядом. Каждому из них уже приходилось драться с Колпаком. И никто не смог нанести даже удара.

Колпак метнулся, будто гадюка о четырех конечностях, так быстро, что зашел к Инкус сбоку, при том, что она не переставала поворачиваться, следя за ним. Первый его кулак целился ей в почку, но она согнулась, подставив ему локоть. Несколько сопляков поморщились, услышав звук удара. Но у Колпака не было времени реагировать на боль. Второй кулак был нацелен Инкус в лицо, но она от него увернулась, вызвав одобрительные возгласы. Затем раздался еще один глухой удар, когда трикратка боднула руку Колпака, согнув ему запястье. Кость не треснула только каким-то чудом. Блажке показалось, будто губа Колпака задралась в гримасе. В этот раз он не отступил и попытался пнуть Инкус коленом в живот. Она выставила блок и ответила резким ударом локтя. Колпак, отказываясь сбавлять темп, пригнулся. Они наносили удары и преграждали их, уворачивались и парировали, и ни один не мог превзойти другого. Это было упоительное зрелище: большая угрюмая скала против бледного змея.

Сопляки подняли такой шум, что пол-Отрадной собралось посмотреть, в чем дело. В считаные мгновения еще десятка два голосов, восторженных неожиданным развлечением, достигли такого накала, что Блажке оказалось трудно сосредоточиться только на бое. Это, очевидно, смутило и Колпака, потому что его удары становились все более небрежными, а безупречные сети, в которые он обычно загонял своих противников, будто бы изнашивались. Инкус, напротив, оставалась непоколебимой, как крепостная стена. Стена, которая могла ударить в ответ.

– Может, вытащишь оттуда своего альбиноса?

Посмотрев направо, Блажка увидела ухмылку Лодыря. Она так внимательно следила за поединком, что не заметила, как он подошел. Он застиг ее врасплох уже второй раз. Выходит, навыки ослабли не только у сопляков.

– Это всего лишь тренировка, – ответила она.

Тертый небрежно пожал плечами.

– И тем не менее. Ты можешь потерять брата, если Анвильская Невеста выйдет из себя.

– Анвильская кто? Ты про Инкус?

– Видел ее как-то в бою в Магерите, – сообщил Лодырь, переводя глаза на поединок. – У нее тогда была бритая голова, но по бою я точно вижу, это она.

Пока круг зрителей разрастался, Колпак и Инкус продолжали колотить друг друга. Удары теперь достигали цели, хотя большинство сочных шлепков раздавалось после удачно поставленных блоков. Оба бойца, будто по сговору, перестали уклоняться.

Блажка нахмурилась.

– Так она что, какая-то известная кулачница из Гиспарты?

– Пользовалась славой в Тредрии, – ответил Лодырь, перекрикивая толпу. – Поборола всех, кто хоть что-то из себя представлял на том узком полуострове, и пришла на наш, который покрупнее. Дралась при дворе для развлечения короля и королевы, пока хозяин не взял ее в тур по всем большим городам. На одном карнавале, где я участвовал, она была главной забавой. В тот вечер я и увидел, как Анвильская Невеста завалила восьмерых самых знаменитых кулачников Магерита.

– Я думала, ты видел ее в бою только раз?

– Так и есть. – Лодырь скосил взгляд и подмигнул Блажке. – Она дралась против восьмерых сразу.

Взрыв радостных возгласов вернул их внимание к рингу. Колпак ухватил Инкус за левую руку, очевидно, воспользовавшись преимуществом после ее слишком сильного выпада. Зажав ее руку между своими, он крутанулся, всадил локоть Инкус в спину и надавил на сгиб колена, согнув ногу. А затем, приложившись второй ногой, повалил ее на землю.

Толпа взорвалась.

Колпак не стал радоваться победе, а сразу направился к Блажке. Наклонившись к ней, он шепнул ей на ухо:

– Она поддается. – В его голосе звучал тон, которого Блажка еще никогда не слышала. Колпак был… заинтригован.

– Да ну?

Блажка сняла пояс с мечом, швырнула не ожидавшему этого Лодырю, и вышла на ринг.

Инкус уже была на ногах, не обращая внимания на пыль, которая обелила ей волосы. Блажка подошла к ней так близко, что носки их ботинок почти соприкоснулись, и обратилась к скрытому лицу трикратки. Толпа затихла, поэтому она проговорила одними губами:

– Теперь будешь драться со мной. И попробуешь сдержать силу – вылетишь отсюда. Поняла?

Волосы кивнули.

В следующее мгновение Блажке пришлось пригнуться, чтобы не остаться без головы. Потеряв равновесие, она позволила себе упасть, а как только коснулась задом земли, оттолкнулась и осталась сидеть на корточках. Когда Инкус продолжила наступление, Блажка ринулась на нее. Трикратка напрягла руку, готовя удар. Блажка, подскочив, поставила ногу на вздымающееся колено Инкус, чтобы таким образом прыгнуть выше. Затем поймала ее руку, использовала силу инерции, чтобы преградить удар, и повисла у трикратки на плечах. Одной ногой зацепилась за ее шею, другой – за подмышку. Блажка схватила Инкус за челюсть и потянула ее вперед. От этого маневра они должны были вместе завалиться, но трикратка отставила ногу, найдя опору, и развернулась, схватив Блажку за запястье и отбросив ее. Блажка угодила в толпу, сопляки тревожно вскрикнули. Высвободившись, она бросилась в нарушенный круг. Она не дала Инкус возможности для удара, а сразу прыгнула на нее, выставив ногу, как только позволило расстояние. Трикратка с небольшим усилием отвела ее ногу и обрушила град ударов. Блажке пришлось постараться, чтобы отступить подальше.

Вот черт, какая быстрая!

Быстрее Овса, уж точно, и такая же сильная. Одна ошибка, и Блажке придется выплевывать зубы. Или кусочки черепа.

Слишком сосредоточившись на смертоносных кулаках, Блажка совсем не заметила ноги Инкус. Грубым движением трикратка скорее топнула, чем пнула, Блажке в грудь. Заваливаясь на спину, Блажка выпустила весь воздух из легких. А когда оказалась на земле – уже задыхалась. Это всегда было неприятно, но с присутствием месива вовсе пугало. Корчась, пытаясь вдохнуть и боясь, что ее вырвет, Блажка подумала, что сейчас умрет – прямо в тренировочном бою. Если бы она могла издавать что-либо помимо хрипов, то рассмеялась бы. Судорожно вцепившись пальцами в землю, она ожидала, что следующий вздох станет для нее последним.

Огромная рука схватила ее за загривок, подняла, усадила и так нажала на голову, что она почти поцеловала землю у себя между ног. Так прошло несколько мучительных мгновений. Ее туловище бурно вздымалось, рука на шее удерживала ее на месте. Ее зрение восстановилось раньше, чем легкие, но она видела только землю перед собой и собственную промежность. Толпа застыла в мертвой тишине. Блажка не слышала ничего, кроме своего тягостного дыхания. Рука отпустила ее шею, и к Блажке подошли спереди. Подняв голову, она увидела, что перед ней села на колени Инкус. Раздвинув мощной рукой волосы, она явила раскаявшееся и решительное лицо. Последовал вопрос, лишенный всякой интонации:

– Я могу остаться?

Блажка протянула руку и коснулась рукой трикраткиной щеки. Ее голос еще не вернулся, но разве это было важно?

«Будешь еще поддаваться?»

Голова покачалась из стороны в сторону.

– Нет, вождь.

«Хорошо. Можешь остаться».

Инкус помогла Блажке подняться на ноги, и зрители дружно выдохнули. Было ли это облегчение или разочарование – Блажка различить не могла. Встав, она старалась не шаркать ботинками, пока направлялась к Колпаку.

– Дай ей меч, – прохрипела она ему. – И не ставь ее против других сопляков. Дерись с ней только сам.

Колпак кивнул, Блажка забрала у Лодыря свои вещи.

– Моя рука весьма хороша для опоры, если тебе нужно, – предложил тертый.

– Не нужно, – просипела Блажка и ушла сама.

В ту ночь она дала копыту необходимый отдых и рано ушла в свою светлицу. Сон манил ее. А потом отступил. Она кашляла в подушки, потела на простынях. Ночь, постель стали ей тюрьмой, держа ее на грани сна и никак не отпуская. Лихорадочно дрожа, со стучащими в голове молотами, она не могла обрести ни спокойный сон, ни сил, чтобы подняться. Жгучая тяжесть ползла от ее груди к горлу, невзирая на мучительный кашель. Терзания казались живым существом, неотступным и достаточно коварным, чтобы являться только когда она оставалась одна, делая ее слабость чем-то сокровенным и личным.

Но этой ночью к ней вторгся кое-кто еще.

Сонливость отступила, зверская головная боль прекратилась, кашель затих. Все знакомые боли ушли, точно обидевшись, что она позволила наблюдать за их воздействием постороннему. Блажка еле заставила себя выпрямиться и оказалась на табурете, прислонив спину к стене.

– Штукарь.

Он сверкнул улыбкой в слабом свете, золотые зубы тускло блеснули под луной.

– Я знала, ты пришел, чтобы затрахать нас до смерти, – прорычала она.

Чародей лениво почесал огромный живот.

– По правде сказать, сперва я планировал не это. Я бы предпочел, чтобы вы все стали моими союзниками.

– Прибереги свое вранье. Я тебя слушать не буду.

– Жаль. Потому что, боюсь, если ты не будешь меня слушать, твое копыто обречено.

Подувший с балкона ветерок охладил пот, что выступил у Блажки на коже, и ей стало даже более зябко, чем можно было ожидать. Штукарь едва шевелился. Он являл собой почти безликий сгусток тени, заполнявшей угол комнаты, и его фигуру венчали очертания тюрбана. Больше всего в нем пугала эта неподвижность – словно он намеренно себя сдерживал. Блажка попыталась вспомнить, куда положила тальвар, но это знание легко ускользнуло из ее разума, будто извивающийся угорь из пальцев. У нее оставались только голые руки. Обхватить его шею и сжать. Сейчас было самое время для выпада. Сейчас! Но она не сумела двинуться с места. Ее охватил очередной приступ кашля.

– Я тебя убью, – прохрипела она.

Чародей рассмеялся.

– Ты можешь пойти по этому пути. Хотя я полагаю, ты на нем оступишься. Я не жажду ничьей смерти, но не стану и мешкать, если мне придется убить всех твоих братьев, если ты заставишь меня это сделать. Раз таков будет твой выбор.

– Выбор? Я не стану играть в твои игры!

– Ты должна проголосовать против Шакала.

– Проголосовать? Что ты… против Шакала? Ты чокнулся.

– Нет. – На пальцах Штукаря сверкнули кольца, когда он поднял руку, чтобы почесать нос. – Напротив, это единственное верное решение. Ты выступишь против него, но не станешь предупреждать о своем предательстве. И это положит конец его амбициям.

Осознание не столько поразило Блажку, сколько польстило ей – как рука, давно ее касавшаяся, но которую она заметила только теперь, с нежным поглаживанием по большому пальцу.

И эта приводящая в бешенство лесть уже свершилась.

– Мне больно это делать, – продолжил Штукарь, и она словно знала наперед, что он скажет дальше. – Он очень мне нравится. Честно. Но сейчас не время Шакалу становиться вождем, я полагаю.

У Блажки зашевелились челюсти, и она услышала собственные слова, которые сказала в тот день. Теперь они эхом разнеслись по ее темной спальне.

– Он сядет на место вождя, тирканианец. Я помогу ему это сделать, и мы вместе вышвырнем отсюда твою жирную задницу.

Штукарь устало вздохнул.

– У нас нет времени на эти препирательства. Шакал уже бросил вызов. Вскоре вы все соберетесь и побросаете свои топорики. И твой будет брошен в поддержку Ваятеля. Сделаешь по-другому – и я уничтожу Серых ублюдков. Ездоков, молодь, которая еще учится, свинов. Я переверну эту крепость вверх дном. – Чародей лениво покрутил пальцем в воздухе. В отличие от настоящего, они были в Горниле. И сейчас, так же, как и тогда, Штукарь возник без приглашения. – И на этом я не остановлюсь. Ваша чудная Отрадная тоже сгорит. Твое копыто, твой удел – все погибнет зазря. Почему? Из-за твоей верности. Или из-за любви? Мне интересно, Ублажка, что ты больше любишь? Этого полукровку? Или Ублюдков?

Тогда она замешкала. Надо было вскрыть ему живот.

Штукарь склонился к ней, в его голосе послышалось сочувствие.

– Шакал не пострадает. Ваятель понимает, что его смерть… испортит положение дел в братстве. Даю тебе свое слово, как сам вождь дал его мне. Шакалу позволят стать вольным ездоком. Предай его – и он будет спасен. Все будут спасены. Выбор за тобой. Но я должен попросить тебя сделать его сейчас.

Она так и поступила: метнула топор в поддержку Ваятеля. Голосование, однако, закончилось вничью и требовало боя между избранными чемпионами. Тогда Штукарь снова нашелся с ответом. И она снова ему подчинилась. Овес дрался за Шака, она – за вождя, и она повергла обоих полукровок, которые были ей дороже всего на свете.

Всего, кроме самого копыта.

– Ты не знал… – сказала Блажка, вдребезги разбивая воспоминания. – Кто я такая. Ты не знал. Я не знала. Иначе сожрала бы твою плоть!

Она вскочила с кровати, ударилась коленом об изножье и врезалась в стену, опрокинув стул.

– Покажись!

Она хотела, чтобы приказ прозвучал криком в ночи, но ее ярость заглушил тяжелый, чуть не до рвоты кашель.

Страшась безумного ада в постели, она отказалась туда возвращаться и провела ночь лежа на полу, размышляя о мертвых днях, ожидая, когда они вновь явятся из теней.

Глава 9

– Аль-Унанский огонь!

Блажка с торжествующим видом прошествовала в переднюю дома каменщика. Это было одно из многих брошенных строений в Отрадной, и Мед использовал его для работы над укреплением деревни. Она не ожидала увидеть здесь Лодыря, но, войдя в проем, не выдала удивления и не сбавила шаг.

– Чтобы убить собак, – продолжила Блажка. – Используем Аль-Унанский огонь.

От этих слов Мед, казалось, застыл над чертежом, лежащим перед ним на столе, хотя его прежняя сосредоточенность явно была потеряна. Он медленно перевел глаза на Блажку и ответил:

– Вождь, это не…

– Шлюхан, уйди. – Блажка указала пальцем за дверь.

Лодырь встал, прочистив горло, и вышел.

– Огонь их убьет, – заявила Блажка Меду, когда они остались наедине. – Сами они уже не исчезнут, нахрен.

– Сперва они должны опять появиться.

– Появятся. А потом мы будем готовы дать им то, от чего они не оживут.

– Ты не знаешь наверняка.

– Он убил Месителя, он кого угодно убьет.

– Да. И еще разрушил каменную крепость. А мы живем за деревянной стеной, Блажка.

В последнее время братья редко называли ее по имени. Эта фамильярность одновременно успокаивала ее и приводила в бешенство. Она подавила обе реакции.

– А ты знаешь другой способ? Я тебя слушаю.

Она выдержала паузу. Мед перевел взгляд обратно на стол.

– Вот и я не знаю, – сказала Блажка. – Никто не знает. Это мерзкое демонское семя – наш единственный шанс.

– Нет. У нас вообще нет шанса.

– Он до сих пор горит в Горниле. И мы его оттуда достанем.

Мед рассмеялся. Горько.

– Нет. С ним можно обращаться, только когда он в инертном состоянии. Как только он загорается… Блажка…

Она ударила ладонью по столу.

– Вождь! – рявкнула она.

Это заставило его осечься. Он сделал вдох.

– Вождь. Его нельзя сдержать после того, как ему дали волю. И поэтому он так опасен.

– Не объясняй мне, будто я чертова соплячка, Мед. Я это понимаю! Но если кто и может найти способ, это ты.

Лавка отлетела назад и с шумом опрокинулась, когда молодой полуорк вскочил на ноги. Он выставил свой обрубок перед Блажкиным лицом, дрожа от ярости.

– И сколько еще частей тела мне нужно потерять ради этого чуда?! Я не чародей, Ублажка! Штукарь был чародеем, и он сам им управлял, а не я!

Блажка дала ему выплеснуть гнев, выждала, пока тот не утихнет, – и его задуло, как пламя свечи. Мед опустил руку, выпрямился и провел здоровой рукой по своей эльфийской прическе. Затем покачал головой, глядя в потолок, и проговорил, словно выпуская слова из убежища горьких воспоминаний:

– Ваятель заставлял меня заниматься этим безумием почти с того момента, как я впервые надел бригант. Я не знаю, где он этот огонь взял, ине знаю, как бы он с ним управился, не спалив все Горнило. И к чему это привело?

Блажка молча смотрела на Меда, пока он говорил, будто завороженный. Затем он наконец отступил на шаг и встретил ее взгляд.

– Старый полуорк хотел найти способ защитить Горнило, не расходуя дерево. Нам уже тогда его не хватало. Ты знала, что он работал над ним сам? Я несколько раз заставал его, поздно ночью… он просто пялился на печь, а внутри горел крошечный зеленый огонек. Я все надеялся, он разберется. Или поймет, что это невозможно, и сдастся. Но он не отказывался от идеи. И меня принуждал. Заставлял привлекать сопляков. Я уговорил Салика… уговорил Облезлого Змея мне помочь. Думал, он быстрее выйдет на голосование, если нам удастся разгадать загадку. И ему чертовски повезло в тот день. Всем нам повезло.

– Я помню, – сказала Блажка.

Именно после раннего эксперимента с неестественным огнем, когда Змей был еще сопляком, у него появились ожоги. Ему повезло сохранить руку, но пока она заживала, от нее отвалилась плоть. Мелочник потом лечил его – этот скупой старый хрен даже сохранил один ошметок в отдельной склянке.

«У этого сопляка рука теперь, как кожа у облезлого змея», – заметил тогда злобный квартирмейстер, тем самым нечаянно дав Салику будущее копытное имя.

Мелочник погиб в тот же день, когда разрушилось Горнило, а с ним и Ваятель, и Серые ублюдки. Поэтому казалось уместным, что, когда Салик вырос до вступления в братство, последний вклад в это оказался за Мелочником. Это была идея Меда. Только сейчас Мед смотрел на нее чуть ли не с отвращением.

– Ты помнишь последствия, но сама этого не видела. Ты была в патруле с Овсом и Шакалом. Как всегда. Я был единственным из посвященных в топочной камере, когда сопляки возились с этим дерьмом. Я видел, как огонь вынес дверцу печи и вылез наружу, будто живой и голодный. Он едва коснулся Салика, и его плоть сразу воспламенилась.

Воспоминания терзали Меда. Он смотрел на Блажку, но видел что-то другое.

– И как ты его погасил? – спросила она, стыдясь, что не знает ответа. Как он отметил, она этого не видела – только слышала доклад на собрании копыта, где все сидели вокруг гробоподобного стола, а сама Блажка изо всех сил старалась не издавать шума и не привлекать внимания.

Немигающий взгляд Меда снова сфокусировался. На мгновение он растерялся, будто не мог вспомнить. Затем коротко вздохнул и безрадостно усмехнулся.

– Мочой. Я где-то читал, что несвежая моча должна его гасить. У меня была моча сопляков в ведрах еще с первого дня – я их специально держал. Хотя даже не знал, поможет ли, но вылил одно на Змея. Проверять я боялся – вдруг стало бы еще хуже? Но в тот момент…

– Терять было нечего.

Мед кивнул, его быстрый ум сразу ухватился за тот факт, что он упустил собственный довод. С печальной усмешкой он поставил скамейку и уселся на нее. Блажка присоединилась и положила руку ему на плечи, не думая о том, как он мог на это ответить.

Мед только вздохнул.

– Думаю, мне стоит сказать ребятам, чтобы начали собирать свою мочу в ведра.

– Я бы сама сказала, – усмехнулась Блажка, – но не буду.

Оба рассмеялись. Блажка убрала руку и привстала со скамьи, постучав пальцем по схемам укреплений на столе.

– Мы не можем оградить весь удел. Нам нужно не только знать, как защищаться, но и как нападать.

– Я знаю. Но… вождь. Змей этого не перенесет. Если мы решимся, нужно быть готовыми его потерять. Он скорее уйдет кочевать, чем опять рискнет связаться с огнем.

Блажка встала.

– Я понимаю. Пока у нас нет необходимости говорить ему о чем-либо. Как и все необходимое для жизни копыта, эта штука не в нашей власти. Я надеялась, что ты знаешь, откуда этот огонь взялся.

Мед опустил взгляд, сдерживая смешок.

– Что тут смешного?

– Ну… он же называется Аль-Унанским.

Блажка, шутя, замахнулась на ухмыляющегося ездока.

– Надо же, какой умник! Давай продолжай работать над своими долбаными чертежами, а я позанимаюсь еще тысячью и одним чудом. – Затем, вспомнив, указала на дверь. – А какого хрена тут делал Шлюхан?

– Помогал мне, – ответил Мед, встревоженный ее вопросом. – Лодырь всю жизнь провел в городах, которые были окружены стеной. Знает пару вещей. Даже предложил когда-нибудь построить акведук.

– Ак-ве-что?

– Это чтобы в городе была вода.

– Это называется колодец, Мед.

– Нет, это будет вода прямо из Алундры… – Он уже воодушевился, но Блажка пресекла его сомнительной усмешкой. – Ладно, забудь.

Чувство вины заставило ее сделать глубокий вдох, чтобы побудить его к дальнейшим пояснениям.

Но в следующий момент оба вздрогнули, когда дверь распахнулась и в проем ворвалась громадная фигура Дуболома, уничтожив все шансы на рассказ об акведуке. Здоровяк весь покрылся потом и задыхался, челюсть его отвисла.

Блажка вскочила со скамьи.

– В чем дело?

Дуболом сложил увесистые руки вместе и растопырил их веером.

Теперь встал и Мед.

– Ворота, – понял он.

– Псы? – спросила Блажка, обходя стол.

Два вытянутых пальца на одной руке, выше них – один палец на другой.

Хуже.

Когда Блажка вышла, весь частокол закрывали спины. Когда она начала подниматься по лестнице, никто не обернулся. Мед взбирался за ней, дыша в зад, отсутствие руки совсем его не замедляло.

– Разойдитесь! – приказала Блажка.

Пара спин сдвинулась, и она выглянула поверх кольев, выставив перед собой тренчало.

Под утренним солнцем выстроилась шеренга всадников.

Кавалеро.

Наверное, с сотню. Или как минимум четыре двадцатки. Слишком много.

Один стоял впереди всех, менее чем в броске камня от ворот. Через мгновение после того, как Блажка добралась до стены, он задрал голову и громко объявил:

– Мастер копыта Серых ублюдков, я кавалеро Рамон. Согласно приказу капитана Бермудо вам необходимо явиться в кастиль.

– Мы Реальные ублюдки, хиляк ты, конелюб! – крикнул Хорек.

Рамон проигнорировал смех, распространившийся вдоль частокола. Его лицо осталось таким же бесстрастным, как у самой Блажки.

Она продолжала держать арбалет наведенным, ее глаза метались из стороны в сторону. Солнце тускло отражалось от стальных шлемов, чешуек кольчуг, головок копий и ободков щитов. Сотни крошечных отблесков сопровождались редкими стуками копыт и звяканьем упряжей, когда лошади переминались, стоя на месте. Теперь она видела: их точно сотня. Порядка семидесяти кавалеро и еще тридцать разведчиков, одетых в парусиновые куртки и шляпы с полями, и у каждого – заряженный арбалет.

Она снова посмотрела на Рамона.

Оба понимали, что перед ней стоял выбор.

– Я спускаюсь! – Напряжение, повисшее над полукровками, которые выстроились вдоль частокола, стало почти осязаемым. – Ублюдки со мной.

Братья собрались рядом с ней у подножия стены. Блажка, не сбавляя шага, направилась к хлевам, ведя остальных за собой. Ездоки, в отличие от сопляков, решились высказать свою тревогу.

– Ты же не пойдешь на самом деле? – спросил Облезлый Змей.

– Пойду. Ты подумай, что может случиться.

– Вождь. – Мед, судя по голосу, едва не умолял ее. – Там до сих пор остались псы.

– Полагаю, что так.

– И что, если они нападут на тебя?

– Не напали же, когда нас было одиннадцать. Так что вряд ли рискнут против сотни человек.

– Сотня хиляков не стоит одиннадцати нас, вождь, – заметил Хорек.

– Не стоит. Зато Штукаревы псы могут сожрать их всех до одного, прежде чем доберутся до меня. Это будет самый толковый расход кавалеро за всю историю Уль-вундуласа.

– И все равно не стоит тебе ехать одной, – сказал Мед, ускоряясь, чтобы выйти вперед.

– И куда это ты собрался? – спросила Блажка с вызовом.

– Седлать своего свина!

– Стой на месте, чтоб тебя!

Ярость в ее голосе заставила Меда замереть.

Блажка остановилась – другие вслед за ней. Она медленно повернулась кругом, призывая их прислушаться к ее словам.

– Этот приказ дерьма не стоит. Нужно успокоить Бермудо, убедить, что его люди в самом деле могли дезертировать. Этот говнюк больше не может сидеть на лошади, вот и посылает за мной.

Хорек согласно хмыкнул.

– Так давай покажем ему, что это была ошибка.

Блажка позволила его предложению на миг повиснуть в воздухе, но затем затрясла головой с тихим едким смешком.

– Ты этого хочешь? Драться? Устроить долбаное сражение? Это можно сделать. Нашпигуем стрелами несколько хиляков, смочим клинки кровью кавалеро. – Обводя всех взглядом, она остановилась на Хорьке. – Мы могли бы открыть ворота, выехать всем копытом и ударить их бивневой атакой, к которой они будут не готовы. С сопляками на стенах у нас есть шанс перебить их всех до последнего. Сегодня. Но что в следующий раз? Они уже спросят не одну меня. Черт, они и слова не скажут. Они сровняют Отрадную с землей и предадут мечу каждого за этой стеной. Каждого. Мне объявить голосование, чтобы проверить, кто этого хочет?

– Мы не можем выдать нашего вождя просто по зову кастили, – сказал Хорек. – Кем мы будем после этого? Кем ты будешь после этого?

– Вы будете верны моему приказу, – сказала Блажка братьям. – А я – менее гордой, чем Бермудо, и более разумной, чем Ваятель. Ребята, мы больше не Серые ублюдки. У нас больше нет Горнила, которое нас защитит, и нет капитана Игнасио, который придет к нам на помощь. И нет того старого мешка с дерьмом на месте вождя, который мог погубить нас всех вместе с собой.

– Ты не он, – проговорил Мед хрипло. – И никогда не была. Ты одна из нас.

Блажке захотелось его обнять за эти слова, обнять их всех за их гордые взгляды, выражавшие согласие. Но она лишь ткнула пальцем в ворота.