Электронная библиотека » Джонатан Страуд » » онлайн чтение - страница 3

Текст книги "Глаз голема"


  • Текст добавлен: 19 ноября 2017, 11:20


Автор книги: Джонатан Страуд


Жанр: Зарубежное фэнтези, Зарубежная литература


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Китти
3

Ночь была великолепная, самая что ни на есть подходящая ночь для чар. Огромная полная луна, цвета среднего между абрикосом и спелой пшеницей, окруженная пульсирующим ореолом, одиноко царила в пустынном небе. Редкие прозрачные облачка попрятались от ее царственного лика, оставив небеса нагими и иссиня-черными, точно бок какого-то исполинского космического кита. Вдали виднелись залитые лунным светом барханы; внизу, в темном ущелье, золотистая дымка сочилась сквозь контуры утесов, стремясь омыть дно, выточенное в песчанике.

Однако высохшее русло реки было глубоким и узким, и выступ скалы, нависавший над ним, погрузил кусок ущелья в непроглядную тьму. В этой тени утеса горел небольшой костерок. Жидкие язычки рыжего пламени почти не давали света. Столб дыма, заслоняющий звезды, восходил от костра и растворялся затем в холодном ночном воздухе.

На краю круга света, который отбрасывал костер, сидел, скрестив ноги, человек. Мускулистый, бритый наголо мужчина с блестящей, смазанной маслом кожей. В ухе у мужчины висело тяжелое золотое кольцо; лицо было каменное, бесстрастное. Он шевельнулся: достал из широкого пояса бутылку, закупоренную металлической пробкой. Ленивыми движениями, которые тем не менее выдавали в нем звериную, небрежную мощь пустынного льва, он открыл бутылку и выпил то, что в ней было. Потом выбросил бутылку и уставился в огонь.

Несколько секунд спустя ущелье заполнилось странным ароматом, послышался отдаленный звон цитры. Человек уронил голову на грудь. Теперь виднелись только белки его полузакрытых глаз – он уснул сидя. Музыка становилась все громче – казалось, она исходит из самых недр земли.

Из темноты выступила чья-то фигура, миновала костер, миновала спящего, вышла на озаренную луной середину ущелья. Музыка нарастала – казалось, сам лунный свет сделался ярче из благоговения перед ее красотой. Девушка-рабыня – юная, сказочно красивая, но слишком бедная, чтобы позволить себе одеяние, достойное ее прелести. Ее волосы ниспадали на плечи длинными темными локонами, которые подпрыгивали при каждом неверном шаге. Лицо ее было бледным и гладким, точно фарфор, в огромных глазах блестели слезы. Она принялась танцевать – поначалу осторожно, боязливо, а потом будто дала волю чувствам. Она выгибалась и кружилась, и напрасно пыталось поспеть за ней ее полупрозрачное покрывало. Ее тонкие руки плели в воздухе колдовские узоры, а с губ лился странный напев, полный одиночества и желания.

Наконец девушка завершила свой танец. Она тряхнула головой в гордом отчаянии и воззрилась в темноту, в сторону луны. Музыка утихла. Тишина.

Потом далекий голос, словно бы принесенный ветром:

– Амариллис…

Девушка вздрогнула, огляделась по сторонам. Ничего, кроме скал, неба и янтарной луны. Она издала очаровательный вздох.

– Моя Амариллис…

Девушка откликнулась хрипловатым, дрожащим голосом:

– Сэр Бертилак! Это вы?

– Это я.

– Где же вы? Зачем вы так меня мучаете?

– Я прячусь за луной, моя Амариллис. Я страшусь, как бы ваша красота не опалила моей сущности. Закройте свое лицо той вуалью, что ныне так бесполезно лежит на ваших плечах, и тогда, быть может, я и решусь приблизиться к вам.

– О Бертилак! Я всем сердцем готова исполнить вашу просьбу!

И девушка сделала то, о чем ее просили. Из темноты донесся одобрительный ропот. Кто-то кашлянул.

– Дражайшая Амариллис! Отойдите в сторону! Я спускаюсь на землю.

Девушка тихонько ахнула и прижалась спиной к ближайшей скале. Она откинула голову и застыла в гордом ожидании. Прогремел гром, столь оглушительный, что и мертвого пробудил бы. Девушка, раскрыв рот, посмотрела наверх. С небес, царственно шествуя, спускался воин. Он был облачен в посеребренную курточку-безрукавку на голое тело, длинный развевающийся плащ, штаны с буфами и изящные туфли с загнутыми носами. За поясом, разукрашенным самоцветами, торчала впечатляющая сабля. Воин спускался вниз, запрокинув голову, сверкая темными глазами, задрав орлиный нос и гордо выпятив подбородок. На лбу у него торчала пара белых кривых рожек.

Он мягко ступил на землю неподалеку от распластавшейся по скале девушки и небрежно сверкнул роскошной улыбкой. Вокруг раздались слабые женские вздохи.

– Как, Амариллис, неужто вы онемели? Или вы так быстро забыли лицо своего возлюбленного джинна?

– Ах нет, Бертилак! Пусть бы даже миновало не семь, но семьдесят лет – и тогда бы мне не забыть ни единого волоска на вашей напомаженной голове. Однако дар речи отказывает мне и сердце трепещет от страха: как бы волшебник не пробудился и не застиг нас! Тогда он скует мои стройные белые ноги тяжкими цепями, вас же заточит в своей бутылке!

Джинн на это только раскатисто расхохотался.

– Волшебник спит беспробудно! Моя магия сильнее, чем его, и так будет всегда. Однако ночь клонится к рассвету, а когда взойдет солнце, мне придется вернуться к моим братьям афритам, чтобы вместе с ними скользить на воздушном океане. Приди же ко мне в объятия, о дражайшая! В эти краткие часы, пока я все еще ношу человеческий облик, пусть луна станет свидетельницей нашей любви, которая бросит вызов взаимной ненависти наших народов до конца времен!

– О Бертилак!

– О Амариллис, мой Лебедь Аравии!

Джинн подошел и заключил прекрасную рабыню в свои мускулистые объятия. Тут Китти окончательно отсидела зад и заерзала в кресле.

Джинн с девой начали замысловатый танец, красиво взмахивая полами одежды и вытягивая руки и ноги. Из зрительного зала донеслись разрозненные хлопки. Оркестр грянул с удвоенным жаром. Китти зевнула, как кошка, сползла пониже и потерла глаз ладонью. Нащупала бумажный пакетик, достала оттуда последние несколько штук соленых орешков, закинула их в рот и принялась жевать без особого энтузиазма.

Нервное предчувствие, которое всегда охватывало ее перед работой, навалилось, ножом вонзившись ей в бок. Это было нормально, и Китти была к этому готова. Но на все это наложилась еще и скучища от бесконечной нудной пьесы. Несомненно, Энн права: это будет превосходное алиби. Но Китти предпочла бы сейчас побродить по улицам, чтобы отвлечься от нарастающего напряжения. Лучше уж прятаться от патрульных, чем смотреть эту ерунду на постном масле.

А на сцене Амариллис, попавшая в рабство девушка-миссионерка родом из Чизвика, затянула песню, где снова (уже не в первый раз!) выражала свою негасимую любовь к джинну, которого она прижимала к груди. Высокие ноты у нее были такие мощные, что у Бертилака шевелились волосы на голове и раскачивались серьги в ушах. Китти поморщилась и обвела взглядом темные силуэты сидящих впереди зрителей, ища Фреда и Стенли. Вот они. Оба сидели, подавшись вперед и не отводя глаз от сцены. Китти поджала губку. Видимо, им нравится Амариллис.

Ничего, главное, чтобы ушами не хлопали.

Китти скосила глаза в темноту у себя под ногами. Там лежала кожаная сумочка. При виде этой сумочки в животе противно засосало; Китти зажмурилась и инстинктивно похлопала себя по боку, нащупывая привычную, надежную рукоять ножа. Успокойся… Все будет прекрасно.

Да когда же наконец антракт? Китти подняла голову и обвела глазами темные стены зала. По обе стороны сцены находились ложи для волшебников, отягощенные золотой лепниной и толстыми красными занавесями, которые должны были защищать сидящих внутри от любопытных глаз простолюдинов. Однако все волшебники в городе эту пьесу уже посмотрели много лет тому назад, задолго до того, как ее показали жадной до сенсаций черни. Так что сегодня занавеси были отдернуты и ложи стояли пустыми.

Китти бросила взгляд на запястье, но в зале было слишком темно, часов не видно. Несомненно, ей придется вынести еще немало душераздирающих расставаний, жестоких похищений и радостных воссоединений, прежде чем дело дойдет до антракта. И главное, зрители будут в восторге. Они, точно овцы, набиваются в этот зал вечер за вечером, год за годом. Наверняка сейчас уже весь Лондон посмотрел «Лебедей Аравии», а кое-кто и не один раз. Но из провинции по-прежнему приезжали автобусы, привозившие все новых зевак, жаждущих поглазеть на эту дешевую роскошь.

– Дражайшая! Умолкни!

Китти одобрительно кивнула. Молодец, Бертилак. А то этой арии конца было не видно.

– В чем дело? Что ты чувствуешь такого, чего я не слышу?

– Тсс! Молчи. Не говори ни слова. Нам грозит опасность…

Бертилак поводил из стороны в сторону своим благородным профилем. Он посмотрел вверх, он посмотрел вниз. Он втянул в себя воздух. Все было тихо. Костер догорел; волшебник мирно спал; луна ушла за облака, и на небе высыпали холодные звезды. Из зрительного зала не было слышно ни звука. Китти с неудовольствием обнаружила, что и сама затаила дыхание.

Внезапно джинн изрыгнул проклятие, со звоном обнажил свой меч и прижал к себе трепещущую деву.

– Амариллис! Они идут! Я вижу их своим магическим зрением!

– Что, Бертилак? Что ты видишь?

– Семь неистовых бесов, моя драгоценная, семь неистовых бесов, которых прислала королева афритов, дабы схватить меня! Наш роман ей не по сердцу – они свяжут нас обоих и приволокут нагими к подножию ее трона, чтобы доставить ей жестокое наслаждение! Ты должна бежать! Нет – у нас нет времени на нежные речи, хотя твой влажный взор и молит меня. Беги!

Девица со множеством трагических жестов отцепилась наконец от своего возлюбленного и побрела в левый угол сцены. Джинн же сбросил свой плащ, сорвал с себя курточку и, обнаженный по пояс, изготовился к битве.

Из оркестровой ямы раздался грозный диссонанс. Из-за скал выскочили семеро жутких бесов. Бесов играли карлики, одетые в кожаные набедренные повязки и выкрашенные светящейся зеленой краской трико. Жутко завывая и гримасничая, они обнажили стилеты и ринулись на гения. Последовала битва, сопровождаемая хором визжащих скрипок.

Злобные бесы… Злой маг… Тонкая штука, эти «Лебеди Аравии». Китти это прекрасно понимала. Идеальная пропаганда: вместо того чтобы огульно отвергать страхи народа – сдержанно признать их. Мельком показать нам то, чего мы боимся, но при этом выдрать ему зубы. И еще немножко музычки, драк и неземной любви. Пусть демоны нас попугают – а потом мы увидим, как они погибнут. Все под контролем. И наверняка все в конце концов закончится чудесно. Злого колдуна прикончат добрые волшебники. Злые африты тоже будут повержены. А Бертилак, заблудший джинн, несомненно, окажется человеком, каким-нибудь восточным принцем, превратившимся в чудовище под воздействием неких злых чар. И они с Амариллис будут жить счастливо до конца дней своих, под присмотром мудрых и великодушных волшебников…

На Китти внезапно накатил острый приступ тошноты. На этот раз он не имел отношения к работе – его источник лежал глубже, в том котле ярости, который вечно кипел у нее в душе. Это чувство возникло оттого, что Китти вдруг осознала: все, что они ни делают, бесполезно и заранее обречено. Им не удастся ничего изменить. Она поняла это по реакции толпы. Смотри! – Амариллис схватили: бес взял ее под мышку и потащил, не обращая внимания на слезы и сопротивление. Слышишь, как ахнула толпа? Но не тут-то было! Отважный джинн Бертилак поднял одного из бесов и швырнул его через плечо прямо в тлеющий костер! И вот он погнался за похитителем и – раз, два! – зарубил его своей саблей. Ур-ра-а! Слышишь, как радостно взревела толпа?

И совершенно не имеет значения все, что они делают, все, что им удается похитить, все их отважные действия. Все это ничего не меняет. Завтра на улицах, ведущих к театру «Метрополитен», снова будут стоять очереди, и шары снова будут наблюдать за ними сверху – волшебники по-прежнему будут повсюду и по-прежнему будут наслаждаться своей узурпированной властью.

Так всегда было, так всегда будет. И что бы она ни делала, все равно это ничего не изменит.

4

Шум на сцене затихал. Вместо него Китти услышала птичье пение и отдаленный шум городского транспорта. Перед ее мысленным взором вместо темноты зрительного зала встал виденный когда-то свет.

Три года тому назад. Парк. Мяч. Их смех. Катастрофа, нагрянувшая точно молния средь ясного неба.

Якоб, с улыбкой бегущий навстречу. Тяжесть деревянной биты в руке.

Удар! Торжество! Она запрыгала от радости.

И звон стекла вдали.

Как они бежали, как колотилось сердце… А потом – тварь на мосту…

Китти протерла глаза кончиками пальцев. Но разве все началось именно тогда, в тот ужасный день? В течение первых тринадцати лет своей жизни Китти пребывала в неведении относительно подлинной сущности правления волшебников. Или, быть может, знала – но не осознавала; потому что теперь, оглядываясь назад, она видела, что сомнения и догадки посещали ее задолго до того.

Волшебники давно уже пребывали в расцвете своего могущества, и никто не помнил времен, когда все было не так. По большей части простым смертным редко доводилось сталкиваться с волшебниками – те поддерживали дистанцию, обитая у себя в центре города либо в фешенебельных пригородах, где вдоль широких зеленых бульваров стояли безмолвные, недоступные для посторонних виллы. А пространство между центром и пригородами было предоставлено всяким иным-прочим: улочки, забитые мелкими лавчонками, пустыри, фабрики, унылые кирпичные дома. Волшебники периодически проезжали мимо всего этого в своих больших черных машинах, но в основном их присутствие ограничивалось следящими шарами, которые время от времени пролетали над улицами.

– Шары нас охраняют, – объяснил Китти отец однажды вечером, после того как большой красный шар безмолвно провожал ее домой от самой школы. – Ты их не бойся. Если ты будешь хорошей девочкой, они не причинят тебе зла. Пусть их боятся плохие люди, воры и шпионы.

Однако Китти все равно было страшно, и потом во сне ее часто преследовали полупрозрачные, светящиеся шары.

Родителей ее подобные страхи не посещали. Ни отец, ни мать не страдали избытком воображения, но при этом они трезво представляли себе, как велик Лондон и какое малое место занимают в нем они сами. Превосходство волшебников они принимали как нечто само собой разумеющееся, и неизменность правления магов их вполне устраивала. Более того: для них это было источником уверенности в завтрашнем дне.

– За нашего премьер-министра я бы жизнь отдал! – говаривал отец. – Это великий человек!

– Он держит в узде этих чехов, – поддакивала матушка. – Кабы не он, по нашим улицам давно бы разъезжали гусары, – а ведь тебе этого не хотелось бы, верно, солнышко?

Да, наверное, этого Китти не хотелось.

Они жили втроем в убогом домишке в Белеме, в южном Лондоне. Домик был тесный: внизу – гостиная и кухонька, а за ней – крошечная ванная; на втором этаже – узкая площадка и две спальни, одна – родителей Китти, другая – самой Китти. На площадке стояло узкое, высокое зеркало, перед которым по утрам толпилась вся семья, по очереди причесываясь и прихорашиваясь. Отец всегда особенно долго возился со своим галстуком. Китти никак не могла понять, отчего он то завязывает, то снова развязывает эту узкую полоску ткани, скручивает, поправляет, выравнивает: разница была микроскопическая.

– Внешний вид очень важен, Китти, – говорил отец, сосредоточенно изучая …надцатый узел. – При моей работе необходимо сразу произвести нужное впечатление, второго шанса не будет.

Отец Китти был высокий жилистый человек с упрямым лицом и грубоватой речью. Он возглавлял отдел большого универмага в центральном Лондоне и очень гордился тем, что на нем лежит такая ответственность. Он был начальником отдела кожаных изделий: просторного зала с низким потолком, тускло освещенного оранжевыми лампами и наполненного дорогими сумками и чемоданами из выделанной кожи. Кожаные изделия считались предметами роскоши – это подразумевало, что большинство покупателей в отделе были волшебники.

Китти бывала в магазине раза два, и от тяжелого запаха кожи у нее всегда начинала кружиться голова.

– Смотри, не суйся под ноги волшебникам, – говорил ей отец. – Это все очень важные персоны, и они не любят, когда кто-то путается у них под ногами, даже если это такие славные девчушки, как ты.

– А как узнать, кто волшебник, а кто нет? – спрашивала Китти.

Ей тогда было лет семь, и она еще плохо разбиралась в таких вещах.

– Они всегда хорошо одеты, лица у них суровые и мудрые, и иногда они носят красивые трости. От них пахнет дорогими духами, а изредка еще и магией: экзотическими благовониями, химикалиями… Но если ты почувствуешь этот запах, значит, ты уже подошла к ним ближе, чем следует! Держись от них подальше.

Китти честно пообещала, что так и сделает. Когда в отдел кожаных изделий заходили покупатели, она убегала в самый дальний угол и оттуда смотрела на них во все глаза. Советы отца помогли мало. Все, кто заходил в магазин, выглядели хорошо одетыми и носили трости, а что до запахов, вонь кожи перешибала все. Однако вскоре Китти научилась отличать волшебников по другим признакам: по некой особой жесткости в глазах, холодному и властному виду – и прежде всего по тому, как вдруг напрягался ее отец. Когда он разговаривал с волшебниками, он всегда выглядел неуклюжим и пиджак у него морщился от волнения, а галстук нервно съезжал набок. Когда волшебники ему что-то говорили, он все время кивал и кланялся, кланялся и кивал. Эти признаки были почти незаметны, но Китти их хватало. Они расстраивали и даже угнетали ее, хотя она сама не знала отчего.


Мать Китти принимала посетителей в бюро «Перьев Палмера» – старого, почтенного заведения, прячущегося среди многочисленных переплетных мастерских и переписчицких контор южного Лондона. Бюро поставляло магам специальные гусиные перья, необходимые для их заклинаний. Писать гусиными перьями тяжело, медленно, и вдобавок они ставят кляксы. Так что чем дальше, тем меньше волшебники ими пользовались. Служащие «Перьев Палмера» сами писали шариковыми ручками.

Эта работа позволяла матери Китти регулярно встречаться с волшебниками, поскольку время от времени кто-нибудь из них лично заглядывал в контору, чтобы взглянуть на новую партию перьев. Мать Китти находила их общество чрезвычайно захватывающим.

– Она та-ак роскошно выглядела! – говаривала матушка. – Можете себе представить: одеяние из тончайшей ало-золотой тафты! Должно быть, из самой Византии доставили. А как она властно держится! Стоит ей щелкнуть пальцами – и все прыгают, как кузнечики, стараясь ей угодить.

– По-моему, это выглядит довольно хамски, – замечала Китти.

– Ну что ты, милочка, ты просто еще слишком мала! – отвечала мать. – Нет, она замечательная женщина.

И вот в один прекрасный день, когда Китти было десять лет, она вернулась домой из школы и обнаружила, что мать сидит на кухне, вся в слезах.

– Мамочка! Что случилось?

– Да ничего. Хотя что это я? Ну да, обидно немного. Китти, боюсь… Боюсь, я потеряла работу. О господи, что же мы скажем твоему отцу?

Китти усадила мать за стол, заварила ей чаю, принесла печенье. Мать долго всхлипывала, хлюпала и охала, но наконец кое-как рассказала следующее. Старый мистер Палмер ушел на покой. Его заведение перекупили трое волшебников, которым не нравится держать у себя простолюдинов. Поэтому они привели с собой новых работников, а половину старого персонала, в том числе и мать Китти, выставили на улицу.

– Но они не могут так поступить! – возмутилась Китти.

– Могут, детка. Это их право. Они защищают страну, они сделали нас самой могущественной нацией в мире. Поэтому у них масса привилегий.

Мать промокнула глаза и отхлебнула еще чаю.

– Но все равно, немного обидно. После стольких лет…

Обидно, не обидно, а это был последний день, что мать Китти работала у Палмера. Месяца полтора спустя ее подруга, миссис Гирнек, которую тоже уволили, нашла ей место уборщицы в типографии, и жизнь вновь вошла в привычную колею.

Однако Китти ничего не забыла.


Родители Китти с жадностью читали газету «Таймс», в которой ежедневно публиковались известия о последних победах армии. По всей видимости, в течение многих лет все шло как по маслу: владения империи росли с каждым годом и богатства всего мира рекой текли в столицу. Однако за успех приходилось платить. Газета то и дело советовала читателям остерегаться шпионов и вредителей, засланных враждебными государствами. Эти шпионы могут спокойно жить по соседству с вами и строить свои грязные планы на погибель нации.

– Смотри в оба, Китти! – наставляла ее матушка. – На таких девчушек, как ты, внимания никто не обращает. Как знать, глядишь, чего и заметишь.

– Ну да, – мрачно замечал отец, – особенно тут у нас, в Белеме!

Район, где жила Китти, был известен своей издавна сложившейся чешской общиной. На главной улице стояло несколько трактирчиков, в которых подавали борщ. На окнах трактирчиков висели плотные тюлевые занавески, на подоконниках стояли расписные горшки с цветами. На улицах перед трактирчиками загорелые пожилые джентльмены с длинными висячими усами играли в шахматы и в кегли, и многие местные фирмы принадлежали внукам эмигрантов, перебравшихся в Англию еще во времена Глэдстоуна.

Несмотря на то что райончик был процветающий (там находилось несколько весьма почтенных типографий, включая знаменитую фирму «Гирнек и сыновья»), его европейский дух регулярно привлекал к нему внимание ночной полиции. Взрослея, Китти мало-помалу привыкала видеть, как среди бела дня наезжают патрули полисменов в серой форме, как они взламывают двери и выбрасывают вещи на мостовую. Иногда они увозили с собой в фургонах молодых людей, иногда семейство в полном составе оставалось собирать свое имущество. Китти эти сцены всегда выводили из равновесия, невзирая на папочкины разъяснения.

– Ну ты же понимаешь, – говорил он, – полиции необходимо держать подозрительных в узде. Всякому должно быть ясно, что власти не дремлют. Поверь мне, Китти: раз уж полиция так поступает, значит, это неспроста!

– Но, папа, это же друзья мистера Гирнека!

Отец только кряхтел в ответ:

– Ну что ж, возможно, ему следовало бы тщательнее выбирать себе приятелей, а?

С мистером Гирнеком отец Китти всегда держался вежливо: в конце концов, это ведь его жена нашла матери Китти новую работу! Гирнеки были семьей почтенной, и немало волшебников пользовались их услугами. Их типография занимала большой участок земли рядом с домом Китти, и многие жители района там работали. Тем не менее богачами Гирнеки никогда не выглядели: жили они в большом, бестолково выстроенном и изрядно запущенном доме немного в стороне от улицы. Перед домом был сад, заросший травой и лавровыми кустами. Со временем Китти неплохо изучила все закоулки этого сада, благодаря своей дружбе с Якобом, младшим из сыновей Гирнеков.


Китти была высокой для своих лет и с каждым годом становилась все выше. Ее стройную фигурку было нелегко разглядеть под мешковатым школьным жакетом и широкими брюками. И она была сильнее, чем казалась. Многим пацанам довелось пожалеть о шуточках в ее адрес: Китти не любила тратить слов там, где можно было обойтись хорошим тумаком. Волосы у нее были темно-каштановые, почти черные, и прямые, только на концах беспорядочно вились. Китти стриглась короче большинства девчонок – чуть выше плеч.

У Китти были темные глаза и густые черные брови. Ее лицо всегда открыто выражало все ее мысли, а поскольку мысли у нее сменялись стремительно, ее брови и губы пребывали в непрестанном движении.

– У тебя лицо никогда не бывает одним и тем же, – сказал как-то раз Якоб. – Эй, это комплимент! – поспешно добавил он, заметив, что Китти нахмурилась.

Они несколько лет учились в одном классе, пытаясь выудить хоть что-нибудь ценное из того бестолкового багажа знаний, которым нагружали детей-простолюдинов. Особо приветствовались занятия ремеслами, поскольку будущее ждало их на фабриках, на заводах и в мастерских. Их учили гончарному, слесарному делу, резьбе по дереву и началам математики. Обучали их также черчению, вязанию, вышиванию и кулинарии. Тех, кто, подобно Китти, имел склонность к словесности, обучали также чтению и письму, с условием, что со временем они используют это умение во благо – например, посвятив себя профессии секретаря.

Одним из важнейших предметов была история: им ежедневно рассказывали о возникновении и развитии достославной Британской империи. Уроки истории Китти всегда нравились: на них немало говорилось о магии и далеких странах. Однако она чувствовала, что им многого не говорят. Время от времени она поднимала руку.

– Да, Китти? Что еще?

Тон наставников зачастую выдавал легкое утомление, хотя они, разумеется, изо всех сил старались его скрывать.

– Простите, сэр, не могли бы вы подробнее рассказать о том правительстве, которое сверг мистер Глэдстоун? Вы говорите, тогда уже был парламент. И сейчас у нас тоже парламент. Чем же так плох был старый?

– Ну, Китти, если бы ты слушала как следует, ты бы знала, что об этом я уже говорил. Старый Парламент был не столько плох, сколько слаб. В нем заседали обычные люди, такие же, как мы с тобой, не обладающие никакими магическими способностями. Можешь себе представить? Разумеется, это означало, что им то и дело досаждали другие, более сильные страны, а они не могли ничего сделать, чтобы положить этому конец. А между тем самой опасной нацией в те дни была – какая? Ну-ка, ну-ка… Якоб!

– Не знаю, сэр.

– Говори громче, мальчик, не бубни себе под нос! Ну, Якоб, уж тебе-то стыдно не знать таких вещей. Разумеется, Священная Римская империя. Твои предки! Чешский император из своего замка в Праге правил практически всей Европой. Он был такой жирный, что восседал на троне на колесиках, отделанном золотом, и по замку его возил белый вол. А когда император желал покинуть замок, его приходилось спускать на специальной стальной лебедке. У него был целый птичник попугаев-ара, и каждый вечер он отстреливал одного из них себе на ужин. Да, дети, вижу, что вам противно, – и это понятно. Вот такой-то человек и правил в те дни Европой, а наш Старый Парламент ничего не мог с ним поделать! Потому что в подчинении у императора было ужасное сборище магов, злых и продажных. А их предводитель, Ганс Майринк, говорят, был вампиром! Их солдатня… Да, Китти? Что еще?

– Но сэр, если Старый Парламент был настолько беспомощен, отчего же тогда жирный император не захватил Британию? Ведь он этого не сделал, верно, сэр? И почему…

– Китти, я ведь не волшебник, я могу отвечать только на один вопрос за раз! Британии просто повезло, только и всего. Прага всегда была медлительна. Император тратил слишком много времени на то, чтобы пить пиво и предаваться ужасному обжорству. Но можете мне поверить: в конце концов он обратил бы свой злобный взгляд и на Лондон. На наше счастье, в те времена в Лондоне все же было несколько волшебников, и несчастные, лишенные могущества министры время от времени советовались с ними. Одним из этих волшебников и был мистер Глэдстоун. Он увидел, в какой опасной ситуации мы находимся, и решил нанести упреждающий удар. Все помнят, что он сделал, дети? Да, Сильвестр?

– Он убедил министров передать всю власть ему, сэр. Однажды вечером он пришел к ним и поговорил с ними так убедительно, что его тут же избрали премьер-министром.

– Молодец, Сильвестр, хороший мальчик. Ты получаешь звездочку. Да, это была так называемая «ночь долгого совета». После длительных дебатов в парламенте красноречие Глэдстоуна взяло верх, и министры, все как один, отказались от власти в его пользу. На следующий год он, для того чтобы защитить нашу страну, выступил в поход против Праги и сверг императора. Да, Абигейл?

– А попугайчиков он выпустил на свободу, сэр?

– Ну конечно, я в этом уверен. Глэдстоун был очень добрый. Он был весьма рассудительным человеком, умеренным во всех своих вкусах и привычках, и каждый день, кроме воскресенья, носил одну и ту же накрахмаленную рубашку, а по воскресеньям его матушка ее стирала. После этого мощь Лондона возросла, а сила Праги пошла на убыль. И, как мог бы догадаться Якоб, если бы он думал головой, а не сидел мешком за своей партой, именно тогда многие граждане Чехии, в том числе и его семья, эмигрировали в Британию. В их числе были и многие из лучших пражских волшебников. Они помогли нам создать наше современное государство. А теперь, может быть…

– Но вы же вроде бы говорили, что все чешские маги были злые и продажные, сэр!

– Ну как ты думаешь, Китти, – наверное, злых волшебников всех перебили, а? А эти просто заблуждались. Они увидели, что были не правы, и раскаялись в своих поступках. А, уже звонок! Пора завтракать! Нет-нет, Китти, хватит на сегодня вопросов. Все встали, задвинули стулья под парты, и выходим. Потише, прошу вас!


После подобных дискуссий в школе Якоб зачастую делался мрачен, но его дурного настроения редко хватало надолго. Он был парень жизнерадостный и энергичный; худощавый, темноволосый, с открытой и нахальной физиономией. Он любил подвижные игры, и они с Китти с самого раннего детства много времени проводили вместе, носясь по саду его родителей. Гоняли мяч, учились стрелять из лука, пытались играть в крикет – и, главное, старались держаться подальше от его многочисленного и шумного семейства.

Номинально главой семьи считался мистер Гирнек, но на деле он, как и все остальные, подчинялся своей супруге, миссис Гирнек. Стремительный сгусток материнской заботы, широкоплечая, пышногрудая, она носилась по дому, точно галеон на всех парусах, гонимый прихотливым ветром, то заливаясь раскатистым хохотом, то обрушивая чешские ругательства на головы своих четверых непутевых сынков. Старшие братья Якоба, Карел, Роберт и Альфред, унаследовали импозантное телосложение матушки, и, когда они приближались к Китти, девочка замолкала и старалась отойти в сторонку, устрашенная их ростом, силой и мощными, гулкими голосами. А мистер Гирнек был такой же, как Якоб: маленький, худощавый, но при этом с морщинистым лицом, которое всегда напоминало Китти увядшее яблоко. Он курил изогнутую рябиновую трубочку, от которой по всему дому и саду расплывались клубы сладкого дыма.

Якоб ужасно гордился своим отцом.

– Он блестящий мастер! – говорил он Китти, когда они сидели под деревом, отдыхая после игры в пятнашки. – С пергаментом и кожей он буквально чудеса творит – никто такого не умеет! Видела бы ты крошечные книжечки с заклинаниями, над которыми он работает в последнее время! Он оправил их в золотую филигрань в старинном пражском стиле, но при этом уменьшил ее до микроскопических размеров. Он делает крошечные фигурки животных или цветы, а потом вправляет в них малюсенькие кусочки слоновой кости или драгоценные камни. Никто, кроме папы, такого не может.

– Должно быть, эти книжечки будут стоить целое состояние, – заметила Китти.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации