Текст книги "Властители Индийского океана. Становление морских связей между Европой и Азией"

Глава 4 Война Аравийского моря

Некоторые исторические периоды заслуживают особого внимания. Один из них – 1508–1509 годы христианской эры. С точки зрения моряков, наибольший интерес в этом периоде представляют две морские кампании, происходившие в северо-западной части Индийского океана более или менее одновременно, но все же независимо друг от друга. Пожалуй, их участники даже не знали о существовании друг друга. В них участвовали с одной стороны представители одной и той же европейской нации, с другой – их азиатские противники. А для историка интерес представляет наглядная иллюстрация глубочайшей разницы характеров между представителями белой расы и арабами.

Когда Васко да Гама в сражении при Малабаре одержал победу над первым морским альянсом, созданным, чтобы не пустить европейцев в Индийский океан, он обеспечил первую демонстрацию истины, впоследствии неоднократно подтвержденной: европейское вооружение в руках компетентных тактиков одержит победу над вдесятеро большим противником, вооруженным только азиатским оружием. Этот источник победы был результатом превосходства европейцев в практическом интеллекте. Наука создала лучшие средства для ведения боя и лучшие корабли для их перевозки. Наука также научила людей, что делать, чтобы эти средства были наиболее эффективными.

Однако наука имеет свои ограничения, и временами достигается предел, в котором она перестает работать.

Когда выпущен последний снаряд, примитивное копье является более смертоносным, чем тяжелая пушка. А если нет времени, места или возможностей, положение может спасти, если его вообще можно спасти, сила характера. Васко да Гама доказал, что, когда речь идет о научной стороне войны, белый человек намного опережает представителей народов со смуглой кожей. Но Афонсу Албукерки и Лоуренсу Алмейда (сын Франсишку Алмейды) впервые продемонстрировали более важную истину: когда речь идет о моральной стороне войны, превосходство белых людей еще более очевидно. Оно было настолько огромным, что в определенных ситуациях белый человек мог обойтись вообще без оружия. Нередко возникали ситуации, когда наука оказывалась бессильной и все преимущества были на стороне азиатов, но последние вели себя как дикие звери, встретившие человека в джунглях, которого они могли с легкостью убить, но бежали под влиянием неконтролируемого страха. Эта форма паники ни в коем случае не была постоянным явлением, но Албукерки доказал, что такая слабость действительно существовала и на ней можно было сыграть. Это был, так сказать, последний шанс решительного командира в безнадежном положении. А Алмейда расширил тезис, доказав, что, даже если этот последний шанс использовать не удается, европейцы все равно могут встречать катастрофы с достоинством, что тоже имеет ничуть не менее впечатляющий моральный эффект. Эти уроки были получены и усвоены именно на воде, когда происходили первые столкновения между представителями Запада и Востока с оружием в руках. Исключением, впрочем только подтверждающим правило, можно считать японцев. Во всем остальном правило действовало на протяжении нескольких веков. Уже из недавних времен известен, к примеру, случай, когда три английских моряка в маленькой индийской шлюпке динги обратили в бегство и преследовали арабское невольничье судно с вооруженной командой численностью сорок человек. Они действовали в обстоятельствах, когда малейшее колебание могло стать для них роковым, и победили. Представить подобный инцидент, поменяв местами действующих лиц, невозможно.

Однако мы все же не имеем оснований утверждать, что даже такой отчаянный авантюрист, как Албукерки, в своем стремлении к успеху полностью полагался на неустойчивость восточного темперамента. Отплыв с Сокотры, имея в своем распоряжении только шесть кораблей и 450 офицеров и солдат, он прибыл к Ормузу, который, как обнаружилось впоследствии, защищал флот из 250 мелких и крупных судов и 15 тысяч человек. Скорее дело было в незнании материальных факторов. Представление Албукерки об Ормузе не шло дальше понимания его ценного стратегического положения, что было видно глядя на карту, и его коммерческой важности, как следовало из прочитанных им многочисленных отчетов. Немногие командиры решились бы на столь безрассудное предприятие, практически не зная, что их ждет впереди. Но еще меньше людей смогли бы одной только отвагой обратить почти неминуемый провал в грандиозный успех. Это как если человек входит в клетку тигра, ожидая встретить кошку, и, обнаружив тигра, завораживает животное взглядом и вырывает кость из его пасти.

В рассматриваемый нами период султанат Ормуза состоял из нескольких изолированных прибрежных селений, разбросанных между пустыней и морем на восточной части побережья Аравии. Его правитель имел столицу на острове Ормуз в северной части пролива с таким же названием, который являлся воротами в Персидский залив. Остров был слишком маленьким, чтобы на нем можно было что-то производить, однако его благоприятное географическое положение и удобный рейд сделали его главным сборным и распределительным центром торговли между Месопотамией и индийским Малабарским берегом. Якорная стоянка находилась в проливе, отделявшем остров от материка, где, прямо напротив острова, располагался начальный пункт множества караванных путей, уходивших в глубь страны. Благодаря своему островному положению город был защищен от набегов кочевников из пустыни, а набегам пиратов подвергался не чаще, чем любой другой порт региона. Его гавань была безопасной и легко доступной. Поэтому на Ормуз заходило много судов. Если верить описаниям XVI века, остров был местом встречи купцов из Египта, Сирии, Константинополя, Малой Азии, Ирана, Туркестана, Индии. Также сюда заходили суда из более удаленных стран – Бирмы, Явы, Сиама (Таиланда), Китая, Мозамбика и Абиссинии (Эфиопии). Поэтому коммерческий статус острова был сродни сегодняшнему островному порту Гонконг – центр обмена и торговли огромного морского региона. С точки зрения стратегии положение Ормуза – морские ворота Персидского залива – соответствует Гибралтару, воротам Средиземного моря. К тому же Ормуз был недоступным для наступления вражеской армии с суши. Как и Гибралтар, остров не мог помешать судну войти в Персидский залив, на входе в который он располагается, или выйти из него. Ширина Ормузского пролива слишком велика, чтобы его можно было держать под обстрелом с берега. Закрыть пролив мог только флот. И расположение Ормуза было идеальным для снабжения и ремонта такого флота.

Албукерки вышел с Сокотры, имея целью подчинить Ормуз Португалии, в самый разгар юго-западных муссонов и очень быстро приблизился к восточной оконечности Аравии. Но он не смог высадиться на берег, пока не нашел защищенную от ветров безопасную бухту. После этого он собрал дань с приморских городков, принадлежавших Ормузу, – не без сопротивления и даже кровопролития, – и эскадра проследовала к крупному морскому порту Маскат, где находилась резиденция правителей Омана и который лежал на пути к Ормузу. Высокие скалы почти полностью окружали бухту и город, и, постоянно промеряя глубину лотом, португальские моряки бросили якорь вблизи дворца султана. Дворец был так близко, что с борта можно было переговариваться с его обитателями. Работа началась с обмена письмами, что не дало никаких результатов. Пришлось дать слово пушкам. Почти сразу начался большой пожар, султан сдался и согласился не только платить ежегодную дань Португалии, но и выделить место для укрепленного склада, который был довольно быстро построен. Его части сохранились по сей день как свидетельство удивительной силы и мужества людей Албукерки, которые и воевали, и занимались строительством под нестерпимо жарким солнцем Аравии, получая только солонину и очень небольшой рацион воды. Когда работы были завершены, Албукерки направился к Ормузу, где имела место драматическая кульминация его предприятия.

Поскольку и рейд, и сам город Ормуз располагались в северной части острова, они были скрыты от португальцев до тех пор, пока они не обошли его восточную оконечность. Только тогда перед ними открылся потрясающий вид. По рассказу самого Албукерки, их прихода ожидали 60 крупных кораблей, а также 200 галер и мелких судов. Около 15 тысяч человек были стянуты на берег, и воздух вибрировал от дроби сотен барабанов на судах и на берегу. Имея в своем распоряжении лишь 400 матросов, капитаны кораблей Албукерки в один голос заявили протест, утверждая, что нельзя провоцировать конфликт при таком очевидном численном превосходстве противника. Тем более что места для маневра явно недостаточно. Но, даже столкнувшись с такой непредвиденной ситуацией, Албукерки ни минуты не колебался. Поскольку именно по его совету было решено подчинить Ормуз португальской короне, он решил довести дело до конца, сделав вид, что имеет абсолютную власть диктовать свою волю. Решение оказалось козырной картой, но только потому, что у него хватило силы воли сыграть в игру, в которой малейшее проявление реальной слабости стало бы катастрофой.

С самого начала уверенность и решительность португальцев произвели нужное впечатление. Когда султан и его военные советники, имея крупные силы на суше и на море, увидели, что полдюжины португальских кораблей двигаются прямо к якорной стоянке, не показывая ни следа неуверенности, их суеверия и фатализм, давно взбудораженные рассказами о Каликуте и Маскате, снова пробудились. И арабы пришли к выводу, что эти странные белые люди принадлежат к породе, против которой лучше не выступать. Поэтому, пока корабли Албукерки стояли на виду всего города перед линией крупных доу, образовавших первую линию обороны, на которых имелись тяжелые мортиры и опытные команды, и, в конце концов, бросили якоря на расстоянии в полкабельтова от громады арабского флота, не было сделано ни одного выстрела. Когда у Албукерки потребовали, чтобы он объяснил цель своего визита, тот предложил направить на португальский флагманский корабль надежного офицера, которому будет передано письмо для султана. Это и было сделано. В документе содержалось требование подчинить Ормуз португальской короне. Одновременно местным жителям обещали полную свободу религии, законов и обычаев под непосредственным правлением местных правителей, при условии если торговля острова будет контролироваться португальским агентом, через которого королю Мануэлу будет выплачиваться ежегодная дань за эффективную защиту от всех других противников.

Это требование было проникнуто сознанием абсолютной власти, и его тон настолько усилил благоговейный страх перед уверенностью португальцев, что, хотя арабы могли с легкостью и совершенно безнаказанно уничтожить незваных гостей, они сдались и приняли все условия. Тем не менее султан не мог не поторговаться относительно деталей – для восточного человека это непременное условие любой сделки. Переговоры затянулись, и на третий день Албукерки, опасаясь, что местный правитель уже оправился от первого шока и обрел уверенность в себе, направил ему ультиматум, требуя безоговорочного согласия со всеми условиями и прекращения базара. Одновременно он приказал своим офицерам приготовиться к атаке. Те с самого начала были обеспокоены действиями своего адмирала, но теперь поняли, что достигли точки, после которой возврат уже невозможен, и пообещали ему свою полную поддержку. Знай они, что уже на подходе флот из пятидесяти крупных кораблей, направленный на помощь Ормузу, беспокоились бы еще больше, но об этом знали только султан и несколько его советников. Не получив ответа на свой ультиматум, португальский адмирал принял единственное оставшееся решение, хотя понимал, что шансов на успех почти нет.

Следующий день стал свидетелем одной из тех сцен, которые иногда происходят в действительности, но кажутся настолько невероятными, что со временем становятся легендами и считаются примерами чудесного вмешательства божественных сил. Их много у Гомера и других античных писателей. На рассвете португальцы открыли короткий, но интенсивный орудийный огонь по ближайшим вражеским кораблям. Это была подготовка перед взятием их на абордаж со шлюпок. После этого около дюжины шлюпок – больше у португальцев просто не было – устремились к трем самым крупным кораблям азиатского флота. На шлюпках было столько людей, сколько они смогли вместить. Такая необыкновенная отвага настолько испугала азиатов, что тысячи хорошо вооруженных бойцов, большинство из которых исповедовали самую воинственную религию на земле, не могли думать ни о чем, кроме немедленного бегства. Целые команды прыгали за борт и в панике плыли к берегу. Горстка европейцев пронеслась по гавани, подобно лесному пожару, и, не обнаружив ничего, кроме покинутых кораблей, оставила по несколько артиллеристов на самых тяжело вооруженных, чтобы использовать их батареи для потопления или повреждения остальных. А те португальцы, которые остались в шлюпках, начали убивать людей в воде. Писатели XVI века с удовольствием описывали ужасы начавшейся бойни. Мы же скажем, что, поскольку в восточных конфликтах не принято щадить противников, довольно скоро вода окрасилась кровью. Кстати, массовая бойня оказалась физически тяжелой работой, и, чтобы ее продолжать, вскоре потребовалось сменить команды шлюпок.

Опьяненные удивительным триумфом, некоторые португальцы почувствовали неудовлетворение победой только на море и потянулись к городу. Но во всеобщем безумии Албукерки, как обычно, сохранил холодную голову. Все это время он лично возглавлял атаку и вовсю работал мечом. Но когда центр конфликта переместился к берегу, выпущенные со стен стрелы, одна из которых оставила отметину на его лице, напомнили адмиралу, что пагубное влияние паники еще не коснулось гарнизона, и хотя он позволил сжечь отдельные сооружения, расположенные за пределами городских стен, но от нападения на город воздержался. Однако в такой атаке не было необходимости, поскольку в руках противника не осталось ни одного из первоначально защищавших город кораблей, ничто не мешало португальцам начать обстрел. Когда это стало очевидно азиатам, султан прислал гонца с предложением безоговорочной капитуляции, получив которое Албукерки отозвал своих людей. День завершился невиданным триумфом португальцев, понесших только незначительные потери. Это было высшее достижение замечательного плавания, хотя последующее покорение Гоа принесло более важные преимущества его стране и было значительно труднее в навигационном отношении. Тем не менее победа при Ормузе считается наивысшим личным достижением в карьере Албукерки, поскольку была достигнута по его решению, принятому вопреки советам других офицеров.

К несчастью для адмирала, подчиненные ему офицеры были людьми достаточно влиятельными в своей стране, которые добровольно отправились на Восток не только для того, чтобы послужить стране, но и с целью личного обогащения. Последующие действия Албукерки шли вразрез с их личными амбициями. Восстановив, как и обещал, власть султана, адмирал начал строительство большой крепости, используя местную рабочую силу и материалы. Эта операция должна была занять несколько месяцев. Он предполагал остаться на Ормузе до ее завершения. Желая во что бы то ни стало попасть в Индию и принять участие в прибыльных торговых сделках, пятеро из его капитанов воспротивились задержке, заявив, что строительство не входит в миссию Албукерки. Когда же он отказался отпустить их, трое из пяти воспользовались представившейся возможностью и дезертировали, взяв курс на Индию, когда их корабли были отправлены на соседний остров Ларек за водой, которой было очень мало на Ормузе. По воле случая, уходя с Ларека, они встретили крупный флот Персидского залива, который прибыл в этот район на помощь Ормузу еще месяцем раньше, но так и не подошел к острову. Заметив паруса португальских кораблей, флот ушел.

Предательство капитанов поставило Албукерки в безнадежное положение, потому что один из ренегатов сообщил султану об их разногласиях с адмиралом. Получив эту информацию и обнаружив, что теперь ему угрожают только три корабля, султан осмелел и наотрез отказался поставлять материалы для строительства. Понимая, что теперь у него нет власти, чтобы навязать султану свою волю, и не желая идти на риск, не имея надежды на успех, адмирал с большой неохотой снялся с якоря после осенней смены направления муссонов, чтобы проверить состояние форта и гарнизона на Сокотре. Но он обещал султану, что непременно вернется. На переходе его покинул, взяв курс на Индию, еще один корабль, и в распоряжении Албукерки, кроме флагманского корабля, остался еще только один. На Сокотре он провел зиму, выполнил необходимый ремонт оставшихся двух кораблей и пополнил запасы, а после прибытия еще двух кораблей из Португалии, дождавшись весеннего изменения направления муссонов, в 1509 году вернулся к Ормузу.

А тем временем события, оказавшие решающее влияние на будущее европейцев на Востоке, происходили на побережье Индостана. Албукерки о них в то время не знал, хотя именно из-за них какой-то период находился в смертельно опасном положении. Они явились результатом опасности, которую он предвидел с самого начала, а именно раздражения Ближнего и Среднего Востока вторжением португальцев в Индийский океан. Главным из недовольных был могущественный султан Египта, который поддерживал постоянную связь по этому поводу с мусульманским правителем в Камбея в Гуджарате, что на северо-западе Индии, еще одним яростным противником португальцев и компетентным правителем. Чтобы изгнать европейцев с Востока, египетский султан построил в Суэце специальный флот военных галер по образцам самых лучших военных кораблей во флотах средиземно-морских стран. Для постройки был использован особый дуб из Далмации, вооружены галеры были бронзовыми пушками, равными тем, что использовали португальцы, а их команды были превосходно обученными. Этот флот султан Египта отправил в сезон летних муссонов 1508 года под командованием эмира Хуссейна в порт Диу в Гуджарате с приказом соединиться с местной флотилией, которой командовал Меликаз[9]9
  Так у автора. В других источниках этого исторического деятеля зовут Малик Айяз.


[Закрыть]. Объединенный флот должен был дождаться в Диу окончания сезона летних муссонов и затем следовать на юг и помочь саморину Каликута положить конец европейскому присутствию в Индии. Саморин атакует пришельцев на суше, а галеры обстреляют с моря, а потом на легких судах флотилии Гуджарата высадят на берег воинов, которые положат конец любому сопротивлению. Ожидая зимних муссонов, они поступили правильно, и тому было три причины. Во-первых, военно-морские операции в это время облегчались благоприятной погодой, во-вторых, ежегодное отплытие португальских кораблей в Лиссабон обычно происходило осенью, и побережье оставалось незащищенным с моря. В-третьих, во время зимних муссонов португальцы не могли получить подкрепление. Арабы сумели весьма успешно скрыть свои планы от португальцев, которые, судя по всему, не знали о подходе столь значительного флота. С первого плавания Васко да Гама прошло уже десять лет, но португальские поселения на Индостане все еще были весьма малочисленными и располагались только на Малабарском берегу с центром в Кочине. Ими правил Франсишку Алмейда, первый вице-король, личность которого оказала сильное влияние на развитие событий в период его пребывания в должности и заслуживает более пристального внимания. Алмейда был человеком, обладавшим большой силой воли и чувством долга. Но его взгляды на политику своей страны на Востоке сегодня назвали бы экстремизмом школы синего моря[10]10
  Школа синего моря – политики, считающие сильный флот и господство на море необходимыми условиями для военного могущества страны.


[Закрыть]. Он не думал о территориальной экспансии, но постоянно старался стимулировать и защищать морскую торговлю. Алмейде не хватало гения и идеализма Албукерки, однако он прекрасно понимал слабости своих соотечественников и опасался, что содержание колониальной империи поглотит львиную долю доходов, став бременем, а не преимуществом. Так и случилось веком позже из-за расточительства и нечестности португальской колониальной администрации. Влияние такой позиции можно проследить во всех действиях Алмейды. Он и не думал следовать за португальскими кораблями, крейсировавшими в прибрежных водах Индостана, на Цейлон (о. Шри-Ланка), хотя мог занять большую часть этого острова почти без усилий. К планам Албукерки он относился с холодной сдержанностью и не одобрил проект португальской цитадели на Ормузе. Опыт в должности вице-короля упрочил эти взгляды, и Алмейда соглашался предпринимать какие-либо действия на суше, только если они оказывали непосредственное влияние на морскую стратегию. В итоге он добавил к территории своей страны только арабские порты Килва и Момбаса, расположенные на восточном побережье Африки, захваченные во время морского перехода в Индию. Но даже здесь Алмейда действовал строго по инструкции. Эти центры мусульманского противостояния экспансии европейцев были расположены так близко к морским путям между Европой и Азией, там, где они тянутся вдоль африканского побережья, что являлись постоянной угрозой для португальских судов, которую король Мануэл посчитал необходимым устранить. Их захват заложил фундамент португальской колонии в Мозамбике. Эти территории стали одними из самых ранних европейских приобретений, омываемых Индийским океаном. По необъяснимому капризу судьбы человек, имеющий такие, как у Алмейды, взгляды на колониальную политику, стал инструментом захвата новых территорий. Но поскольку это были первые постоянные аннексии мусульманской территории христианскими силами, их оккупацию можно в какой-то мере считать возмездием за мусульманские завоевания христианских территорий в Юго-Восточной Европе и Средиземноморье.

Но если Алмейда противился любым кампаниям на суше, ни один командующий не мог проявить больше энтузиазма в деле установления господства Португалии на море, нежели он. В ранних кампаниях в Марокко Алмейда был сухопутным военачальником, однако, когда судьба связала его с морем, он принял это решение с пылким энтузиазмом, и, хотя «адмиралом Индии» официально считался его сын Лоуренсу, Франсишку Алмейда проводил в море не меньше времени, чем на суше. В конце концов, он оставил след в португальской истории не как государственный деятель, а как морской командир, который вместе с сыном положил конец серьезной угрозе для португальского господства в Индийском океане на ранней стадии установления контактов между Европой и Востоком. К счастью для Португалии, одним из его первых деяний стало получение санкции короля на постоянное базирование небольших групп кораблей на Малабарском берегу, чтобы поселения не оставались без защиты по полгода при использовании всех судов для грузоперевозок. Эти силы постоянно крейсировали в море, подавляя арабскую торговлю, под командованием Лоуренсу Алмейды, который стал грозой купцов Мекки, будучи еще совсем молодым человеком. Во время плавания в Красном море в поисках арабских судов, совершающих трансокеанские переходы из Адена в Малакку, Лоуренсу Алмейда стал первым европейцем, посетившим Цейлон, где его приняли весьма дружелюбно.

Несколько позже, во время другого плавания, Лоуренсу получил суровый выговор от отца за то, что не завершил исследования вблизи Каликута. Молодой флотоводец посчитал, что задета его честь, и стал искать возможность восстановить свою репутацию. Случай представился довольно скоро. Осенью 1508 года он был отправлен из Кочина во главе трех крупных кораблей и пяти легких каравелл в порт Чаул (где вице-король планировал заключить коммерческую сделку). Порт расположен на реке, носящей то же имя, на западном побережье Индии в 500 милях к северу от Каликута. От Диу его отделял один день пути при попутном ветре. Это случилось, как раз когда объединенный флот Египта и Гуджарата собирался выйти из Диу для нападения на португальцев. Лоуренсу Алмейда, естественно, ничего не знал о близкой угрозе. Услышав о его приближении, Хуссейн и Меликаз решили, что он станет их первой жертвой, но столкнулись с тем, на что никак не могли рассчитывать. Намереваясь поймать Алмейду в ловушку на реке Чаул, они отплыли крупными силами и подошли к входу так неожиданно, что португальские офицеры, сошедшие на берег, едва успели вернуться на корабли до начала трехдневного сражения. Его история очень похожа на бой с испанцами Гренвилла[11]11
  Гренвилл Ричард (1541–1591) – английский морской командир. Погиб в бою с испанцами у острова Флорес на корабле «Ривендж».


[Закрыть] на «Ривендже». Немногим из этих людей довелось снова ступить на сушу.

С самого начала у португальцев практически не было шансов, но узость реки не позволяла их противникам обрушить все свои силы сразу. Бой велся в ограниченном пространстве. Хуссейн воздерживался от использования тяжелых орудий, надеясь захватить португальские корабли в целости и взять много пленных. Но все его попытки приблизиться отбивались Алмейдой. Обе стороны несли потери. Так продолжалось весь первый день. Несмотря на успешную оборону, португальцы были измучены, поскольку на них обрушивались все новые и новые силы противника, и только наступление ночи спасло их от неминуемого разгрома. На закате Хуссейн отошел, и его корабли бросили якоря в устье реки. Арабы были разочарованы неудачей, но исполнены решимости победить. Капитаны Алмейды собрались на борту его корабля и предложили ему воспользоваться темнотой, попытаться вырваться из ловушки и уйти в открытое море. Тем более что ветер этому благоприятствовал. Но, вспомнив о выговоре отца, Алмейда наотрез отказался их слушать, заявил, что на рассвете атакует первым, и приказал им готовиться.

Когда парусные флоты противостоят друг другу в приливно-отливных водах при легких ветрах, приливы и отливы часто оказывают существенный эффект на операции. И если обе стороны стояли на якорях перед началом сражения, приливно-отливные явления иногда дают той стороне, которая оказалась выше по течению, благоприятную возможность для атаки. Из старых записей о следующих двух днях сражения при Чауле видно, что приливы и отливы сыграли важную роль. Однако эти записи столь неопределенны, что о действительном влиянии этого явления можно только догадываться. Судя по всему, план Алмейды заключался в нападении во время отлива на рассвете на две ближайшие галеры Хуссейна. Захватив их на абордаж и перерубив якорные цепи, Алмейда намеревался позволить им дрейфовать вниз по течению, используя их как брандеры, а сам хотел последовать за ними и воспользоваться всеми преимуществами смятения в стане врага. Это был отчаянный план, но только что-то необычное и рискованное могло изменить ситуацию. И он едва не оказался успешным. Следуя вниз по течению при свете дня, Алмейда атаковал и захватил две галеры и пустил их дрейфовать, как и было задумано, но остальные суда Хуссейна успели сняться с якоря, и, следуя за брандерами, португальские корабли быстро оказались в кольце врагов. Последовала яростная схватка, в которой португальцы сражались, как затравленные звери. Они нанесли большой урон врагу, но и сами понесли такие большие потери, что только изменение прилива спасло их от полного уничтожения. Течение понесло массу сражающихся судов вверх по реке, и, чтобы не быть выброшенными на мелководье, имеющие большую осадку корабли Красного моря вышли из боя. Уцелевшие португальские корабли, которые были намного легче, выбрались на мелководье, где оказались в сравнительной безопасности. В тот день никто не подсчитывал их потери, но, судя по продолжению истории, они были огромны.

В то же время, когда второй день сражения подошел к концу, флотилия Красного моря понесла настолько серьезный ущерб, что предоставила следующую попытку Меликазу и флотилии легких проа[12]12
  Про а – малайское многокорпусное (имевшее с одной стороны поплавок-балансир) парусное судно.


[Закрыть] Диу. Их до поры до времени держали в резерве, частично потому, что Хуссейн рассчитывал решить проблему сам и, соответственно, получить львиную долю добычи, а также потому, что легкие суда Гуджарата следовало сохранить неповрежденными для запланированной высадки на Малабарский берег. Однако все тщательно разработанные планы разлетелись вдребезги из-за упорного сопротивления адмирала Алмейды. Теперь стало очевидно, что, если кампания вообще будет продолжена, каждый ее этап должен осуществляться с использованием всех сил, реально доступных в настоящий момент, а со следующим этапом разбираться, когда до него дойдет дело. Теперь захват добычи и пленных отошел на второй план. Следовало полностью уничтожить противника, и настала очередь Меликаза показать, что он сможет сделать против полуразбитой, лишившейся половины команды, но все еще не сдавшейся европейской эскадры.

После ночной передышки сражение возобновилось и на третий день, и мелкие суда из Гуджарата, словно мухи, окружили то, что осталось от противника, сосредоточив главные усилия на флагманском корабле Алмейды. Их было так много, что португальские артиллеристы не успевали заряжать орудия, чтобы выстрелами держать их на расстоянии. Молодой адмирал понял, что это конец. Пронзенный стрелой, со сломанной ногой, он стоял лишь потому, что был привязан к мачте, и, когда враги хлынули на палубу, призвал своих людей не просить пощады и не принимать милосердие противника. Теснимые со всех сторон, португальцы образовали кольцо вокруг своего адмирала. Почти все были убиты, прежде чем корабль затонул, унося с собой и своих и чужих. Спастись сумели лишь несколько человек, которые могли плыть, несмотря на раны. Кто-то перерубил якорные цепи, и тонущий корабль некоторое время несло течением. А тем временем, поскольку главные усилия нападавших были направлены на флагманский корабль португальцев, остальным каравеллам было немного легче обороняться, но, несмотря на это, в конце концов, только двум кораблям из флотилии Алмейды удалось прорваться в открытое море и уйти. Противник не осмелился их преследовать. Португальские каравеллы направились на юг с максимально возможной скоростью, и через неделю пришли в Каннанур, где доложили вице-королю о катастрофе. Тот немедленно начал готовиться к обороне, уверенный, что противник поспешит развить успех и нападет на португальские поселения.

К его немалому удивлению и облегчению, противник так и не появился. Хуссейн и Меликаз ожидали легкой победы и богатой добычи, а вместо этого ввязались в грандиозное предприятие, чреватое огромными потерями. Не имея никакого желания продолжать военные действия, они отдали приказ поднять якоря и ушли в Диу, по-новому осмыслив ситуацию и передав это новое понимание грядущим поколениям. Строго говоря, материальная победа была на их стороне, но достигнута она была такой ценой и имела настолько далеко идущие последствия, что можно было смело говорить о моральной победе португальцев. Больше никогда ни одна восточная нация не пыталась применить силу на море, чтобы положить конец присутствию европейцев на Востоке. В азиатских морях, особенно в районе Малайского архипелага, впоследствии имело место много конфликтов, но все они возникали из-за локальных вопросов. После того как морские воды сомкнулись над головой адмирала Лоуренсу Алмейды, который погиб, но одержал уверенную моральную победу, ни одно восточное государство никогда не претендовало на общее господство в Индийском океане.