Текст книги "Убийство в Эшли-Грин"

Глава шестая

Машина Джайлса остановилась у дома Арнольда Верекера на Итон-плейс, как только Ханнасайд поднялся по каменным ступеням. Суперинтендант обернулся и, увидев вылезшего из машины Каррингтона, с улыбкой приветствовал его:

– Доброе утро, мистер Каррингтон. Вы очень пунктуальны.

– Это избавляет от беспокойства, вы не находите? – сказал Джайлс. – Позвонили?

– Нет еще, – ответил суперинтендант, нажимая кнопку электрического звонка.

Дверь почти сразу открыл худощавый дворецкий с кислым выражением лица, страдающий, судя по виду, несварением желудка. Он глянул на суперинтенданта и обратил взгляд к Джайлсу. Слегка поклонился ему и открыл дверь пошире.

– Доброе утро, Тейлор, – сказал Джайлс. – Суперинтендант Ханнасайд и я хотим просмотреть бумаги мистера Верекера.

– Да, сэр? – Дворецкий неодобрительно посмотрел на Ханнасайда. – Насколько я понимаю, суперинтендант вчера запер библиотеку, и она до сих пор заперта.

Было ясно, что дворецкий недолюбливал полицейских, которые приходят в приличные дома и запирают там комнаты по своему усмотрению.

– Скверная история с мистером Верекером, – заметил Джайлс, подавая ему шляпу и перчатки.

– В высшей степени неприятная, сэр.

– Я хотел бы немного поговорить с вами, – сказал Ханнасайд, вынул из кармана ключ и вставил его в замок двери, находящейся справа от парадной.

– Пожалуйста, сэр, – холодно ответил Тейлор. – Сожалею, что вчера, когда вы явились, меня здесь не было, но воскресенье у меня выходной день.

– Да, я понимаю. Входите, прошу вас. Мистер Каррингтон, возьмите, пожалуйста, ключи.

Он протянул кольцо с ключами, Джайлс взял его, а дворецкий подошел к окну и отдернул шторы.

В библиотеке, как и во всех комнатах дома Арнольда Верекера, царила атмосфера показной роскоши. Дорогие кожаные кресла, дорогие книги в кожаных переплетах на дубовых полках, очень дорогой толстый ковер и письменный стол с очень богатой резьбой. Все это демонстрировало дурной вкус декораторов из первоклассной фирмы, но не давало ни малейшего представления о личности владельца.

Ханнасайд подождал, пока Тейлор не привел шторы в нужное ему положение, потом спросил:

– Сколько времени вы проработали у мистера Верекера?

– Я здесь три года, сэр, – ответил Тейлор, тоном давая понять, что это рекорд.

– Тогда, очевидно, вы знакомы с его привычками. Часто он проводил выходные в своем загородном коттедже?

– Время от времени, сэр.

– И обычно он сам садился за руль или брал шофера?

– По-разному, сэр.

– Когда он уезжал в прошлую субботу, с ним был шофер?

– По-моему, нет, сэр. Вышла легкая неприятность.

– Что вы имеете в виду?

– Между мистером Верекером и Джексоном, шофером, сэр. Мистер Верекер дал Джексону указания на субботнее утро. Джексон опять подал машину на пять минут позже. На парадном крыльце произошла очень неприятная сцена. К сожалению, Джексон настолько забылся, что стал грубить мистеру Верекеру. Вышла настоящая ссора – такой никак не ожидаешь в доме джентльмена. Джексон орал, мистер Верекер тоже надрывал глотку. Оба выходили из себя, если мне позволительно так говорить.

– А в субботу вечером, когда мистер Верекер уезжал, машину вел не Джексон?

– Нет, сэр. Машина была только подана к двери – мистер Верекер сказал, что больше не желает видеть Джексона.

– Понятно. В котором часу мистер Верекер уехал?

– Без десяти восемь, сэр.

– У вас, кажется, нет ни малейшего сомнения. Почему это время запомнилось вам?

– Из-за мистера Верекера. Он назвал его. Насколько я понял, у него была назначена встреча за ужином. Он не любил… э… задержек.

– Что его задерживало?

Дворецкий вздохнул, настала минута, которой он дожидался.

– Посетитель, сэр.

– Кто был этот посетитель?

– Не могу сказать, сэр. Раньше я его не видел. И вряд ли он принадлежал к тому кругу джентльменов, каких я впускал в этот дом. Он был неряшливо одет и полон решимости увидеть мистера Верекера. Когда я сказал ему, что мистера Верекера нет дома, он сунул ногу в дверной проем и ответил, что не уйдет, пока его не увидит.

– Его поведение было угрожающим?

Дворецкий задумался.

– Пожалуй, нет, сэр. Да нет, не угрожающим! Он был очень любезным, хотя и весьма нелепо. Стоял и улыбался. У меня создалось впечатление, что он под хмельком. Я уже собирался позвать Мэтью – лакея, сэр, – чтобы он помог мне выставить этого человека, и тут мистер Верекер стал спускаться по лестнице, собираясь уезжать.

– В вечернем костюме?

– Совершенно верно, сэр. Мистер Верекер спросил, в чем дело. Этот незнакомец продолжал улыбаться, я бы сказал – очень странным образом в данных обстоятельствах, и через несколько секунд сказал очень дружелюбным тоном: «Для меня тебе лучше быть дома, старина». Это его подлинные слова, и они поразительно подействовали на мистера Верекера. Мистер Верекер был румяным, но тут он побледнел, остановился, держась за перила, и уставился на него.

– Мистер Верекер выглядел испуганным?

– Я бы не сказал, сэр. На мой взгляд, он был очень сердит и удивлен.

– Помните, что он сказал?

– Он молчал, сэр, пока незнакомец не сказал, что если они немного побеседуют наедине, то можно будет избежать многих неприятностей. Тогда мистер Верекер кашлянул и велел мне впустить этого человека. Я, конечно, впустил, мистер Верекер отвел его в свою комнату и закрыл дверь.

– Долго они находились там вдвоем?

– Пока мистер Верекер не вышел из дома, сэр, вместе со своим посетителем. Пробыли они там минут двадцать или полчаса.

– Что происходило между ними? Они ссорились?

– Вряд ли это можно назвать ссорой, сэр. Незнакомец ни разу не повысил голоса, хотя я невольно слышал, как мистер Верекер несколько раз переходил на крик. Видимо, этот человек хотел денег, потому что мистер Верекер несколько раз сказал: «Ты от меня не получишь ни единого пенни!»

– Слышали, как он говорил еще что-нибудь?

– Почти ничего, сэр. Несколько раз повторялось слово «негодяй», и мистер Верекер один раз произнес очень громко: «Так ты думаешь, что можешь запугать меня?» Но что ответил тот человек, не знаю, он все время говорил тихо. Вскоре мистер Верекер как будто успокоился, и я не мог расслышать, что он говорит. Но без десяти восемь они оба вышли из библиотеки, и, проходя, мистер Верекер обругал меня за то, что я открыл дверь тому человеку. Я решил, что ему что-то испортило настроение. Тот человек был очень дружелюбен и, казалось, посмеивался. Он сказал, что мистер Верекер может подвезти его, а мистер Верекер бросил на него такой взгляд, что я поразился, хотя привык к переменам его настроения. Я видел, что он ненавидит того человека, и, думаю, с трудом согласился взять его к себе в машину. Но, так или иначе, взял. Незнакомец уютно устроился, а мистер Верекер плотно сжал губы. Вот таким, сэр, я видел мистера Верекера в последний раз.

Суперинтендант спокойно выслушал этот рассказ.

– Узнаете вы того человека, если увидите снова?

– Думаю, да, сэр. Наверное, должен узнать улыбку и голос. Внешность у него совершенно неприметная.

– Очень хорошо. Не знаете больше ни о ком, кто мог приходить к мистеру Верекеру в субботу?

– Мистер Верекер был у себя в конторе до полудня, сэр, во второй половине дня никто не приходил к нему в дом. Он ушел в четыре часа и вернулся незадолго до семи. В шесть часов позвонила мисс Верекер, но мне было велено отвечать всем, что его нет в Лондоне. Я так и ответил.

– Знаете, почему мистер Верекер отдал это распоряжение?

– Тут не было ничего необычного, сэр. Он весь день был не в духе, а в таком настроении никогда не хотел никого видеть и ни с кем говорить – особенно это касалось его родственников.

– Понятно. Еще один вопрос: знаете, какие планы были у мистера Верекера на вечер субботы?

– Нет, сэр! Мистер Верекер всегда был скрытным. По его костюму я решил, что он пообедал в городе до того, как уезжать, но куда или в каком обществе, не представляю.

– Спасибо. Я вас больше не задерживаю.

Дворецкий поклонился и повернулся к Джайлсу:

– Прошу прощения, сэр, но в связи с этим неожиданным происшествием среди штата слуг возникло мнение, что все очень неопределенно. Я не знаю, оставлять ли их…

– Это будет решать наследник, – любезно ответил Джайлс. – Пока что пусть все остается по-прежнему.

– Как скажете, сэр, – произнес Тейлор и ушел.

Ханнасайд подождал, пока он скроется из виду, потом спросил:

– Что из его рассказа привлекло ваше внимание, мистер Каррингтон?

– Почти ничего, – пожал плечами Джайлс. – Думаю, было бы неплохо, если бы вы нашли этого подозрительного незнакомца, но мне кажется, это был какой-то неопытный шантажист. Хотите первым делом открыть сейф?

– Да, пожалуйста. И против шофера была выказана какая-то враждебность. Или это лишь предохранительная мера?

– Видимо, понемногу то и другое, – ответил Джайлс, распахивая бросающуюся в глаза дверцу в панельной обшивке возле камина и обнажая стальной сейф. – Слуги постоянно готовы защищаться от любых возможных обвинений – даже в том, – добавил он с горечью, – что они разбавили водой виски. Вот, пожалуйста.

Суперинтендант подошел, и они вместе просмотрели содержимое сейфа. Ничего относящегося к делу там не оказалось, были только акционерные сертификаты, банковская книжка и несколько частных писем. Когда суперинтендант ознакомился с ними, Джайлс положил их обратно и закрыл дверцу.

– Посмотрим в письменном столе, – сказал он, подходя к нему и усаживаясь во вращающееся кресло.

– Вы привезли завещание? – спросил Ханнасайд.

Джайлс вынул из внутреннего кармана бумаги и передал ему. Суперинтендант сел по другую сторону стола, разложив хрустящие листы, а Джайлс искал на кольце ключ от выдвижных ящиков.

Суперинтендант прочел завещание, осторожно положил его на стол и сдержанно сказал:

– Значит, наследниками являются Кеннет и Антония Верекер, они получают равные доли состояния Арнольда Верекера после того, как будут выплачены долги.

– Да, – подтвердил Джайлс, просматривая бумагу, взятую в одном из ящиков. – Это так.

– То есть смерть Арнольда Верекера приносит им очень значительную выгоду.

– Я не могу так сразу сказать, насколько велико личное состояние Арнольда. Около шестидесяти тысяч фунтов.

Суперинтендант посмотрел на него.

– А пакет акций рудника?

– Он, – ответил Джайлс, кладя пачку бумаг на одну из стоп, которые разложил на письменном столе, – из-за отсутствия у Арнольда детей мужского пола переходит к Кеннету по условиям завещания его отца. Я подумал, что вы захотите увидеть его, поэтому привез копию.

– Спасибо, – сказал Ханнасайд, протягивая руку. – Я очень признателен. Вы сберегли мне много времени, мистер Каррингтон.

– Не за что, – ответил Джайлс.

Суперинтендант, хмурясь, прочел завещание Джеффри Верекера.

– Очень странный документ, – заметил он. – Похоже, остальным его детям завещается только личное состояние отца – и даже оно делится между ними четырьмя. Как это понять, мистер Каррингтон?

– Он не такой странный, как представляется, – ответил Джайлс. – Мой дядя был помешан на компании «Шен-Хиллз майн». В его время она не была таким громадным концерном, как сегодня. Дядя верил в нее и создал частную компанию для управления ею. Она должна была расширяться и ни в коем случае не уходить из семьи. Поэтому он оставил свой пакет акций Арнольду с переходом прав к его старшему сыну, если у него будут сыновья, а если не будет, то Роджеру и его наследникам, или, в случае смерти Роджера без законного наследника мужского пола, Кеннету. Его личное состояние достигало тридцати трех тысяч фунтов и в то время представляло собой более значительное наследство. Оно должно было делиться поровну между четырьмя детьми. Но через несколько лет после смерти дяди его вера в возможности «Шен-Хиллз» оправдалась благодаря открытию на одном из участков богатейшего месторождения доломита, если вам интересны технические подробности. Арнольд флотировал рудник как государственную компанию – и вы прекрасно знаете ее нынешнее положение. Пакет акций Арнольда стоит, видимо, около четверти миллиона.

– Очень приятно унаследовать такой пакетик, – сухо заметил Ханнасайд.

– Очень, – согласился Джайлс.

Возникла краткая пауза.

– Так, давайте займемся письменным столом, – сказал Ханнасайд. – Нашли что-нибудь, могущее иметь какое-то отношение к этому делу?

– Совершенно ничего, – ответил Джайлс и протянул ему дневник. – Я надеялся, там могут быть указаны его свидания по субботним вечерам, но он лишь прочеркивал субботы и воскресенья. Кстати, я пока не нашел его чековой книжки. Она была при нем?

– Да, она у меня, – сказал Ханнасайд, передавая книжку Джайлсу. – Вижу, он выписал себе в пятницу чек на сто фунтов. На первый взгляд, сумма слишком крупная, чтобы носить ее при себе, но, видимо, у него это вошло в привычку.

– Вошло. Думаю, толстая пачка денег приятно возбуждала его.

– Это свойственно многим. Однако меня слегка удивило, что, когда обнаружили его труп, при нем было всего тридцать фунтов и какая-то мелочь. Так быстро истратить семьдесят фунтов – это слишком, если, конечно, он не оплачивал никаких счетов.

Джайлс просмотрел пачку квитанций.

– За это число здесь ничего нет. Может, купил украшение своей последней любовнице.

– Или эти деньги достались таинственному посетителю, о котором говорил дворецкий, – задумчиво произнес Ханнасайд. – Хотел бы я встретиться с этим улыбчивым незнакомцем.

Он взял небольшую папку для писем и стал методично просматривать ее содержимое. Большинство писем он сразу же откладывал, но одно на несколько секунд привлекло его внимание.

– Хм-м! Полагаю, вы его видели?

Джайлс поднял голову:

– Что? А, это письмо! Да, видел. Там есть еще письма – о, вы взяли их!

Суперинтендант держал плохо составленную просьбу о пятистах фунтах, написанную неровным почерком Кеннета. В письме с предельной простотой говорилось, что Кеннет на мели, готовится к свадьбе и ему нужны деньги, чтобы выплатить несколько долгов. К нему был приложен лист с машинописным текстом, озаглавленный «копия», где с такой же простотой говорилось, что Арнольд не собирается давать или одалживать безответственному идиоту даже пятисот пенсов, а уж тем более пятисот фунтов. При дальнейших поисках было обнаружено второе письмо от Кеннета, написанное на половинке листа писчей бумаги. Оно было предельно лаконичным и выражало пылкое желание автора свернуть единокровному брату его гнусную шею.

– Очень выразительно, – равнодушно произнес суперинтендант. – Прошу вашего разрешения забрать эти письма.

– Забирайте, конечно, – ответил Джайлс. – Особенно последнее.

– Насколько я понимаю, Кеннет Верекер ваш клиент?

– Да.

– Ну, что ж, мистер Каррингтон, будем откровенны. Человек вы разумный и понимаете так же, как я, что ему придется дать отчет о своих передвижениях в тот субботний вечер. Но я тоже разумен, и мы гораздо лучше поладим, если скажу вам сразу же, что из-за этих писем я не стану немедленно требовать ордера на арест этого молодого человека. Тот, кто принимает решение убить кого-то, вряд ли будет извещать об этом намеченную жертву.

Джайлс не был уверен в рассудительности своего кузена, но лишь кивнул и сказал:

– Конечно.

Суперинтендант сложил все три письма и сунул в свой блокнот. Глаза его слегка сверкнули.

– Но если он похож на свою сестру, это меняет дело, – сказал он. – Теперь давайте взглянем на эту книгу.

С этими словами он раскрыл ее. Джайлс начал укладывать бумаги обратно в ящики стола.

– Алло! – неожиданно произнес Ханнасайд. – Что скажете об этом, мистер Каррингтон?

Джайлс взял книгу и обнаружил, что она раскрыта на странице с цифрами. В первой колонке были написаны карандашом разные даты; против них стояли названия различных фирм; в третьей колонке были указаны различные суммы денег, за каждой стоял вопросительный знак и жирно подчеркнутые черным карандашом другие суммы. Внизу каждый столбик цифр был суммирован, и разница, составлявшая триста пятьдесят фунтов, была не просто подчеркнута, но жирно обведена черным карандашом.

– «Джон Доулиш лимитед», – медленно прочел Джайлс вслух название одной из фирм. – Это не они изготавливают буры? Похоже, это счета компании.

– Мне кажется, кто-то мошенничал с этими счетами, и Арнольд Верекер это обнаружил, – сказал Ханнасайд. – Видимо, нам придется заглянуть в контору «Шен-Хиллз», мистер Каррингтон, если вы не возражаете.

– Нисколько не возражаю, – ответил Джайлс, – только мне не совсем понятно, зачем вам нужно, чтобы я…

Его прервал дворецкий, притворивший дверь в комнату.

– Прошу прощения, сэр, но мистер Каррингтон хочет поговорить с вами по телефону, – сказал Тейлор.

Джайлс удивленно поднял голову:

– Мистер Каррингтон хочет поговорить со мной?

– Да, сэр. Переключить звонок в эту комнату, или предпочтете говорить из коридора?

– Будь добр, переключи. – Джайлс поднял трубку стоявшего на столе телефона и взглянул на Ханнасайда. – Не возражаете? Звонит мой отец, хотя что ему нужно, не представляю. Кстати, он юрисконсульт компании Арнольда. Арнольд передал свои частные дела мне отчасти потому, что мы близки по возрасту, отчасти потому, что они с моим отцом не могли заниматься всем сразу, но бизнес остался… Алло, сэр! Доброе утро. Да, говорит Джайлс.

Суперинтендант раскрыл блокнот и тактично стал читать записи. До него доносились отрывистые, резкие звуки, издаваемые мистером Каррингтоном. Раздраженный голос, подумал он.

Джайлс говорил мягко, успокаивающе:

– Прощу прощения, сэр. Разве я не сказал, что мне нужно ехать прямо на Итон-плейс? Ну, ничего, что случилось? Что-то связанное с чем?

Его словно подменили – образ ленивого денди исчез, – он напряженно слушал отрывистые фразы, доносившиеся из трубки еще довольно долго. Потом сказал:

– Хорошо, сэр. Я приеду вместе с ними, как только мы закончим с делами здесь.

Отрывистый голос зазвучал снова, и суперинтендант был почти уверен, что расслышал слова «недалекие полицейские». Однако Джайлс лишь ответил:

– Тогда примерно через двадцать минут. До встречи.

Положив трубку, он взглянул в лицо Ханнасайду и сказал:

– Суперинтендант, мой отец хочет вас видеть. Говорит, что нашел письмо от Арнольда Верекера, ждавшее его в кабинете, и думает, что вам следует его прочесть.

Глава седьмая

Кабинеты юридической фирмы «Каррингтон, Рэдклифф и Каррингтон» находились на втором этаже дома в конце Адам-стрит, окна их выходили на улицу Аделфи-террас. Глава фирмы занимал большую, захламленную комнату, глядящую на реку сквозь проем в близлежащих зданиях. Когда Джайлс вошел туда с Ханнасайдом в понедельник утром, глава фирмы сидел за громадным письменным столом, заваленным бумагами, и вполголоса ругал изъяны своей авторучки. Каррингтон-старший с редкими седыми волосами, румяным лицом и таким же веселым блеском в глазах, как у его сына, совсем неплохо сохранился в свои шестьдесят лет. Отец и сын мало походили друг на друга. Джайлс был высок, худощав и производил впечатление человека, который никогда и никуда не торопится; Чарлз Каррингтон был плотным, коренастым и жил в постоянной спешке. Те, кто не был знаком с ним близко, удивлялись, что он адвокат. Тех, кто хорошо его знал, не пугали его странные манеры и неспособность найти что бы то ни было. Им было известно: несмотря на суетливость и кажущуюся бестолковость, пожилой джентльмен все еще обладал необыкновенно острым умом.

Когда дверь открылась, Чарлз Каррингтон посмотрел на сына, вскинул измазанную чернилами руку и встретил его словами:

– Вот, видишь. Что я тебе говорил? Они всегда протекают. С чего это твоей матери взбрело в голову подарить мне одну из этих треклятых штук, хотя она прекрасно знает, что я всегда терпеть их не мог и никогда… Только посмотри! Избавься от этой проклятой штуки! Выброси ее в окно, отдай рассыльному! И не нужно говорить матери, что я не пишу этой ручкой!

– Ладно, не скажу, – ответил Джайлс, убирая авторучку. – Это суперинтендант Ханнасайд из Скотленд-Ярда.

– А, вот как? – произнес мистер Каррингтон, тщательно вытирая пальцы розовой промокашкой. – Доброе утро. Расследуете убийство моего племянника, так ведь? Что ж, желаю успеха. Злобный щенок! Не стойте! Не стойте! Садитесь! Джайлс, сними со стула эти дела на пол, пусть суперинтендант сядет.

Он начал рыться в пыльной куче документов на письменном столе, заметив, что в его кабинете достаточно вещь положить на минуту, чтобы она тут же бесследно исчезла. Суперинтендант, испуганно оглядев царящий в комнате беспорядок, что-то сочувственно пробормотал и спросил, есть ли хоть какая-то надежда найти в хаосе на столе письмо Арнольда Верекера.

Вместо ответа мистер Каррингтон, бросив пачку бумаг сыну, непонятно к чему пробормотал: «Тридцать пятая статья акта, нужно бы изъять ее из суда» – и швырнул два использованных конверта в направлении корзины для бумаг. Потом он взял лист плотно исписанной бумаги и хмуро уставился на него, потирая указательным пальцем кончик носа.

– Вот оно, – объявил он. – Возьмите его, суперинтендант. Оно может ничего не означать, но может и означать многое. Джайлс, взгляни на него. Что я мог сказать этому парню такого, чего он уже не знал? Совсем в духе Арнольда! Отнимать у меня время нелепыми вопросами! Но я не хочу слышать этого о Тони. С чего бы это несчастное дитя собирается заключить помолвку с этим никчемным юнцом? Прочти письмо!

Но Джайлс уже читал. Потом протянул его Ханнасайду со словами:

– Думаю, оно нам будет кстати.

Письмо на фирменной бумаге было написано от руки явно разъяренным человеком. «Дорогой дядя, – начиналось оно, а затем тон его резко менялся: – Каково юридическое положение этой фирмы в случае систематического подделывания счетов одним из служащих? Я разоблачил это треклятое ничтожество Мезурье и намерен привлечь его к судебной ответственности, но хочу перед этим установить свое положение. Я вывел его на чистую воду, а он имел наглость ожидать, что я его прощу, представьте, потому что в свое время выплатит то, что именует займом! Придает это моему делу предвзятый характер или нет? Большая часть похищенной суммы до сих пор не возвращена. Наверное, я могу возбудить дело? Не отвечайте сентиментальной чепухой; этот подлец заключил помолвку с безмозглой дурочкой Антонией, а я хочу его разоблачить. Будьте добры, немедленно рассмотрите дело и дайте ответ».

Суперинтендант прочел письмо со своей обычной неторопливостью.

– Да, – сказал он, – оно нам будет кстати. Вы совершенно правы. Он был слишком суров к этому Мезурье, не правда ли?

Мистер Каррингтон, снова принявшийся что-то искать на столе, прекратил на время поиски и вместе с креслом повернулся к Ханнасайду.

– Суров? Дьявольски мстителен, сэр, вот каков мой племянник Арнольд… Каким был! – Он сделал паузу и ворчливо добавил в виде оправдания: – De mortius nil nisi bonum[1]1
    О мертвых ничего, кроме хорошего (лат.). – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть]. Но я в жизни не встречал человека с худшим характером, худшими манерами, худшим сердцем и более твердолобого упрямца.

– Сэр, он был не таким уж плохим, – возразил Джайлс.

– Не перебивай, – строго сказал мистер Каррингтон. И обратился к Ханнасайду: – Можете взять это письмо. Насколько я могу судить, вы производите впечатление разумного человека. Я не хочу втягивать в беду этого Мезурье, но еще больше не хочу вводить в заблуждение Скотленд-Ярд. Я не защищаю своего злобного юного племянника – хотя не знаю, почему называю его так, он мне не племянник – и слава богу! Однако насколько знаю его… Да, в чем дело?

Постучавший в дверь клерк вошел и сказал вполголоса:

– Мистера Джайлса, сэр.

– Да? – произнес Джайлс, повернувшись к нему. – Что-нибудь срочное?

– Пришел мистер Кеннет Верекер, сэр, и просит уделить ему несколько минут. Говорит, это очень важно.

– Скажите ему, что сейчас я занят, но, если он может подождать, я выслушаю его попозже.

Ханнасайд подался вперед и спросил:

– Не возражаете, если я поговорю с мистером Кеннетом Верекером?

Джайлс с отцом переглянулись. Чарлз Каррингтон лаконично сказал:

– Скажи мистеру Верекеру, что суперинтендант здесь и хочет увидеться с ним.

– Слушаюсь, сэр.

Клерк вышел.

Через две минуты вошел Кеннет в поношенных фланелевых серых брюках, рубашке с мягким воротничком, небрежно повязанном галстуке и старом твидовом пиджаке. На одну бровь спадал локон темных волос, в блестящих глазах отражались любопытство и настороженность.

– Привет, дядя! Привет, Джайлс! – беззаботно произнес он. – Где же похожий на барашка полицейский? Господи, не вижу среди вас никого, похожего на барашка! Опять Тони наврала! Кстати, я пришел к выводу, что мне следует отложить на будущее свои оправдания. Прочел вчера в «Ньюс оф уорлд», и мне это показалось хорошей идеей.

– Я хочу, – раздраженно сказал мистер Каррингтон, – чтобы ты не входил в мой кабинет с видом мазилы-художника из Челси!

– Почему? – с любопытством спросил Кеннет.

– Потому что мне это не нравится! – растерянно ответил мистер Каррингтон. – И не нравится этот женский галстук!

– Если на то пошло, мне не нравится ваш, – заговорил Кеннет. – По-моему, он отвратительный, но я не сказал бы этого, не заговори вы о моем, так как признаю права личности. Но, собственно говоря, я здесь в определенном смысле по поводу своей одежды. – Он повернулся к Ханнасайду и учтиво сказал: – Не возражаете, если я для начала изложу свое дело?

– Нисколько, – ответил Ханнасайд, не упускавший, несмотря на свой равнодушный вид, ни одного жеста, ни единой модуляции голоса. – Если хотите поговорить с мистером Каррингтоном наедине, я могу подождать снаружи.

– О господи, нет. Тут нет ничего личного! – заверил его Кеннет. – Речь пойдет только о деньгах Арнольда. Я наследник, так ведь, Джайлс? Должен быть наследником, черт возьми! Арнольд не мог нарушить отцовского завещания. Так вот, могу я получить часть денег авансом? Прежде всего мне нужны новые рубашки, а я не могу взять их в кредит, потому что Арнольд, черт бы его побрал, заявил, что не будет оплачивать мои долги! И Мэкстон прислал письмо с угрозой, что если не оплачу их счета, они будут вынуждены принять меры. А если принятие мер означает кутузку, то я не могу находиться за решеткой по крайней мере еще пару недель, потому что работаю над картиной. Так, может, выложишь немного денег?

Остановить этот поток губительного красноречия было совершенно невозможно. Нахмурившись, Джайлс оставил попытки и слушал своего клиента в полном молчании. Мистер Каррингтон, положив локти на подлокотники кресла и соединив пальцы рук, невозмутимо наблюдал за суперинтендантом. Когда его племянник умолк, чтобы перевести дыхание, он повернул голову и спросил мягко, почти как сына:

– Кеннет, сколько тебе нужно?

– Пятьсот фунтов, – не задумываясь, ответил тот. – Триста совершенно необходимы, и если долг не вырос до пятисот, можно было бы обойтись тремя сотнями. Но мне нужно сто на покупку кольца и еще сто на пирушку. За сотню можно купить кольцо, так ведь, Джайлс?

– Думаю, даже несколько, – ответил его кузен.

– Кольцо должно быть с бриллиантами, – объяснил Кеннет. – Большими, сверкающими. Ну, таким, от которого просто тошнит. Для Виолетты. Я еще не дарил ей кольца, а у этой помешанной девицы такой вкус. Возможно, после того как я наложу руку на миллионы Арнольда, она возжелает рубиновую тиару, храни Господь ее вульгарную душу!

– Поговорим об этом попозже, – вмешался Джайлс. – Я могу ссудить тебе деньги, чтобы вылезти из долгов. Ты пришел только из-за них?

– Этого достаточно, разве не так? – заговорил Кеннет. – Мергатройд вбила себе в голову, что с минуты на минуту могут нагрянуть судебные исполнители. Не понимаю, чего тут опасаться, если они не причинят нам вреда, но она не слушает никаких доводов, и, собственно говоря, думаю, они могли бы слегка досадить. Дело в том, что у нас только одна гостиная.

– Ладно, я заеду вечером и приму кое-какие меры, – пообещал Джайлс. – А пока что суперинтендант Ханнасайд хочет задать тебе несколько вопросов.

– Я только хочу узнать о ваших передвижениях в субботу вечером, – любезно сказал Ханнасайд.

– Знаю, только Джайлс говорит, что вы не поверите ни единому слову из моих показаний. Но я убежден в том, что вы не сможете ничего в них опровергнуть. Если у вас есть хоть крупица разума, то не станете и пытаться. Просто арестуете мою сестру, и все тут. Я нахожу ее поведение крайне подозрительным. Более того, девушка, которая заключает помолвку с такой тварью, как Мезурье, заслуживает повешения. Джайлс, что скажешь о нем?

– Я его почти не знаю. Постарайся не отвлекаться от сути.

– А я считаю его занудой, – откровенно заявил Кеннет.

Ханнасайд терпеливо произнес:

– Можно выслушать показания, которые я не смогу опровергнуть?

– Простите, я забыл о вас на минутку, – сказал Кеннет и, усевшись на не заваленный бумагами угол письменного стола, поведал с неожиданной выразительностью о своих передвижениях в субботу.

– Вот и все, – заключил он, сунув руку в карман за обшарпанной пенковой трубкой. – Моя невеста говорит – это такая дрянная история, что вы должны ей поверить. Она должна знать. Прочитывает примерно по семь детективов в неделю, так что в преступлениях разбирается.

Ханнасайд испытующе посмотрел на него.

– Мистер Верекер, вы не помните, в каком кинотеатре были, или хотя бы на какой улице он находится, или о чем был фильм?

– Нет, – ответил Кеннет, доставая клеенчатый кисет, и под осуждающим взглядом дяди стал набивать трубку.

– Это говорит об очень скверной памяти, так ведь?

– Об отвратительной, – согласился Кеннет. – Но вам кто угодно скажет, что память у меня дырявая.

– Меня удивляет, что при такой памяти вы смогли так точно перечислить, что делали в тот вечер.

– О, я вызубрил это наизусть, – ответил Кеннет, беря трубку в зубы и засовывая кисет в карман.

Суперинтендант Ханнасайд обычно не выказывал удивления, но этот изобретательный ответ лишил его дара речи. Паузу заполнил неторопливый голос Джайлса:

– Прошу тебя, не старайся быть остроумным. Что ты имеешь в виду?

Чарлз Каррингтон, успешно забывший о трубке, наблюдал за Кеннетом с бесстрастным интересом.

– Да, – спросил он, – что ты имел в виду?

– Именно то, что сказал, – ответил Кеннет, зажигая спичку. И продолжил между затяжками: – Вчера вечером после ухода Джайлса мне пришло на ум, что нужно постараться не забыть, что я делал в субботу. Поэтому я записал все и выучил наизусть на тот случай, если память мне откажет.

Суперинтендант, оправясь от потрясения, сурово спросил:

– Помните вы хоть что-то из того, что делали, или просто доставляете мне удовольствие цитированием?

– Конечно, помню, – раздраженно ответил Кеннет. – Невозможно повторять и повторять сагу, не запомнив ее. Может, вы хотите спросить, не выдумал ли я все это? Разумеется, нет! Я бы придумал что-нибудь получше. Что-нибудь поистине блестящее. Собственно говоря, мы с сестрой состряпали отличную историю, но решили не прибегать к ней по причине умственного напряжения. Если что-то придумываешь, то непременно забываешь какие-то подробности и тебе приходится несладко.