Текст книги "Тайные наслаждения"

Глава 4

Комната на верхней площадке лестницы, в которую осторожно вошел Карлайон, была обшита панелями и задрапирована канифасом[8]8
  Канифас – легкая хлопчатобумажная ткань полотняного переплетения для занавесок, покрывал и портьер.


[Закрыть], а бо́льшую часть ее занимала кровать с пологом на четырех столбиках. Под стеганым лоскутным одеялом, уронив голову на плечо и опираясь спиной на ворох подушек, лежал молодой человек. Прядь жидких темных волос прилипла к его лбу; тонкие бескровные губы были слегка приоткрыты; дышал он коротко и часто. В свете подсвечника, стоявшего на прикроватном столике, было видно, что лицо его обрело жутковатый восковой оттенок; казалось, он спит.

У кровати сидел седоватый мужчина без парика, одетый в форменный сюртук, который выдавал его принадлежность к врачебному сословию. Услышав, как открылась дверь, он поднял голову, встал на ноги и шагнул навстречу Карлайону.

– Я так и думал, что вы приедете, милорд, – понизив голос, сказал доктор. – Скверное дело, клянусь честью, очень скверное!

– Вам виднее. Как он?

– Я ничем не могу ему помочь. Нож вошел в живот. Он умирает, и не думаю, что ему удастся дожить до утра.

– Он пребывает в здравом уме и твердой памяти?

Доктор, мрачно улыбнувшись, ответил:

– Настолько, что не может помышлять ни о чем ином, кроме того, как досадить вам, милорд.

Карлайон, бросив взгляд на постель, заметил:

– Надеюсь, он еще не додумался до того единственного способа, которым это можно сделать.

– Увы, додумался, однако вы можете не тревожиться на сей счет.

– Додумался?

– О да! Но его слова слышали только мы с Хитченом. Когда я понял, что он задумал, то немедленно отослал сиделку. Если такому суждено случиться, пусть уж это произойдет здесь, где его знают слишком хорошо, чтобы он мог причинить кому-либо вред.

– О чем вы говорите?

Доктор, взглянув на Карлайона из-под насупленных бровей, ответил:

– Да, как я и полагал, это не пришло вам в голову, милорд. А вот мистеру Шевиоту прекрасно известно, что сильнее всего он может навредить вам через ваших братьев. Он уже сообщил мне, что мастер Николас преднамеренно пытался убить его, действуя по вашему наущению. Ему хочется думать, что он может привести мастера Ника на эшафот.

Несколько мгновений Карлайон хранил молчание; трепещущий свет свечей, язычки которых колебались от легкого сквозняка, отбрасывал на стену резкую тень его чеканного профиля; доктор увидел, как губы лорда сжались и в уголках рта залегли суровые морщины. Наконец он обронил:

– Пусть себе думает, что хочет. Я могу доверять Хитчену. Надеюсь, мне удастся придать мыслям кузена другое направление. Он в состоянии выдержать церемонию бракосочетания?

Брови доктора взлетели ко лбу.

– Вот, значит, что вы задумали? – пробормотал он. – Да, способен, но кого вы для него найдете, милорд? Я тоже думал об этом, однако такая затея представляется мне неосуществимой. Осталось слишком мало времени.

– Я привез с собой леди, которая согласна выйти за него замуж. Сейчас она ждет внизу, вместе с Престейном.

Доктор взглянул на лорда, и в глазах его появилось восторженное изумление.

– Вот как? – произнес он. – Милорд, я знаю вас много лет; на моей памяти вы бывали в стольких неприятностях и я столько раз приходил вам на помощь, что не могу взять в толк, как вам удается до сих пор удивлять меня! Но согласится ли ваш кузен?

– Да, потому что никто и никогда не убедит Евстасия в том, что я не жажду заполучить его имение. С тех самых пор, как я впервые заговорил об этом, он подозревает меня в том, что я злоумышляю против него, а женитьба послужит только ширмой для моих коварных планов.

Карлайон умолк, потому что в этот момент Евстасий Шевиот пошевелился и открыл глаза. Доктор, вернувшись к кровати, пощупал его пульс.

– Уберите от меня руки, черт бы вас побрал! – шепотом произнес Евстасий. – Я знаю, что мне конец!

Карлайон подошел к кровати с другой стороны и остановился, глядя на кузена сверху вниз. Умирающий несколько мгновений смотрел на него затуманенным взором, но вот взгляд его прояснился. По лицу Евстасия, имеющему резкие черты, скользнуло выражение злобного торжества; слабым голосом он пробормотал:

– Как же я сожалею о том, что не женился назло тебе, богом клянусь! Ты думал, будто можешь одурачить меня, но я оказался не таким простаком, каким ты меня считал, Карлайон!

– Неужели? – ровным тоном осведомился лорд.

– Ты задумал какую-то дьявольщину, чтобы пустить пыль в глаза целому свету. Я не знаю всего, но предполагаю, что должен был жениться, и тогда дело выглядело бы так, словно ты не имеешь никаких видов на Хайнунз. А потом ты бы избавился от меня, не правда ли? Вот только я оказался куда умнее, чем ты полагал, дорогой кузен, и уже через час после выхода из церкви я лишил бы тебя наследства, и мое имение никогда бы тебе не досталось. Ты решил, что у меня не хватит ума быстро составить завещание, но я сделал это!

– Вам нельзя разговаривать долго, мистер Шевиот, – вмешался доктор.

Лицо Евстасия исказилось от боли; он на миг прикрыл глаза, но тут же открыл их вновь, вперив торжествующий взгляд в лицо Карлайона.

– Твой драгоценный Ник оказался слишком быстр для тебя! – злорадно оскалился он.

– И для тебя тоже, Евстасий.

Голова Шевиота беспокойно заметалась по подушке.

– Да, черт побери! – прошептал он. – Ты получишь все! Будь ты проклят! Будь ты проклят!

– Да, я получу все.

– Ничего, я испорчу тебе удовольствие! Ты увидишь, как Ник пойдет под суд! Он убил меня, слышишь? Он намеревался убить меня!

– Быть может, я и увижу, как он пойдет под суд, но его репутация куда лучше твоей, кузен, а единственный свидетель вашей ссоры предан мне душой и телом. Я добьюсь того, что Ника оправдают.

Спокойная уверенность, с которой лорд произнес эти слова, возымела действие. Умирающий застонал и сделал отчаянную попытку приподняться на локте.

– Ради всего святого, милорд, будьте осторожны! – пробормотал доктор, вновь укладывая Евстасия на подушки.

– Но ему все равно придется предстать перед судом! – выдохнул Шевиот. – И, каков бы ни был итог, твоей гордости будет нанесен непоправимый урон!

– Да, – согласился Карлайон. – И твой план, и мой – оба потерпели неудачу. Твое поместье мне не достанется; я же приложу все силы к тому, чтобы спасти Ника от твоих инсинуаций. Видишь ли, Ник мне дороже Хайнунза: я не стану стремиться заполучить и его.

Шевиот в ярости уставился на кузена. Его затуманенный мозг уже не воспринимал половину из того, что ему говорят, и упрямо цеплялся за одну-единственную мысль.

– Как это? Каким образом? – выдохнул он.

– Ты еще можешь сочетаться браком, здесь и сейчас, и завещать Хайнунз своей жене.

Шевиот нахмурился, словно пытаясь собраться с мыслями.

– И чем это тебе поможет? – с подозрением спросил он.

– Кое-чем.

– И ты не займешь мое место?

– И я не займу твое место.

– Согласен! – заявил Шевиот, теребя покрывало. – Да, согласен! Мне плевать на Ника. Я умру со спокойной душой и сознанием того, что одурачил тебя!

Карлайон, кивнув, направился к двери. Доктор вышел за ним на лестничную площадку.

– Вы не сделаете этого, милорд! – сказал он.

– Сделаю, раз кузен этого хочет.

– Он не понимает и половины того, что вы ему предлагаете! За все годы своей практики я еще не встречал человека, настолько подверженного пороку! И при этом мне известно, какое терпение и благородство вы проявили по отношению к нему! Однако от этого он, похоже, лишь ненавидел вас еще сильнее. Душа его черна! Но это… Нет, так не годится, милорд!

– Совсем наоборот. Он не знает, почему я так поступаю, но желает этого. А раз уж я всеми силами стремлюсь избавиться от наследства, в котором не нуждаюсь, то меня не будут преследовать кошмары по ночам оттого, что я в некотором смысле обманул его.

– Да, но все ли пойдет так, как вы задумали, милорд? – упорствовал доктор. – Столь скоропалительная женитьба, вероятно, не сослужит добрую службу мастеру Нику. Кое-кому может показаться…

– Однако сейчас я думаю вовсе не о Нике! – ответил Карлайон. – Ему не грозит решительно никакой опасности. А вот для леди будет лучше, если никто не узнает о том, что сегодня ночью она впервые увидела Шевиота. Полагаю, это можно осуществить.

– Боже милосердный! – слабым голосом пробормотал доктор. – Это действительно так? Я не поспеваю за вами, милорд! И как же вы намерены все устроить?

– Скажем, они обручились уже давно, однако тайно.

– Тайно! – взорвался Гринлоу. – Но почему?

Карлайон спускался по лестнице, однако на середине первого пролета он, приостановившись, оглянулся, и одна из редких улыбок смягчила выражение его лица.

– Мой дорогой сэр! – ответил лорд. – Из опасения перед моими дьявольскими военными хитростями, разумеется!

– Мистер Эдвард! – неловко окликнул его Гринлоу. – То есть, милорд Карлайон!

– Да?

Доктор окинул его горящим взором.

– Ничего! – изрек он и вернулся в спальню к своему пациенту.

У подножия лестницы Карлайона встретил владелец гостиницы, вышедший из буфетной, чтобы перехватить его.

– Милорд, леди отказывается от легких закусок, – сообщил он. – А пастор соизволил, по своему обыкновению, принять капельку можжевеловой водки.

– Очень хорошо. У вас найдется перо, чернила и бумага?

Владелец, озадаченно нахмурившись, признался, что подобных принадлежностей у него нет. И вдруг его чело прояснилось.

– Ну разумеется! Мистер Евстасий выразил желание составить завещание! – воскликнул он. – Но мне бы хотелось знать – вы понимаете, милорд, – как насчет леди?

– Она обручена с мистером Евстасием.

Хитчен выпучил глаза от изумления.

– Обручена с мистером Евстасием! – ахнул он. – А на вид такая вежливая и обходительная!

– И мистер Евстасий, – продолжал Карлайон, не обращая внимания на столь явную оплошность владельца гостиницы, – желает жениться на ней, дабы после его кончины она ни в чем не нуждалась.

Хозяин, похоже, окончательно лишился дара речи. Наконец, совладав с собой, он выдавил «Да, милорд!» и нетвердой походкой отправился на поиски письменных принадлежностей. Довольно скоро ему удалось найти более-менее подходящее перо. Строго глядя на него, Хитчен разразился возмущенной речью.

– Мистер Евстасий, говоришь? – язвительно изрек он. – Держи карман шире! Мистеру Евстасию подобная мысль и в голову не могла прийти, о чем тебе прекрасно известно! Мистер Евстасий, видите ли, вздумал обеспокоиться такими вещами! Как же! Это вы придумали, милорд, и нечего мне заливать!

Перо, вполне естественно, ничего ему не ответило. Хитчен негодующе фыркнул и взял чернильницу.

– Гордись! Ты поможешь избавиться от мистера Евстасия! – сказал он.

Карлайон тем временем вошел в гостиную, где и застал мисс Рочдейл с пастором, сидевших по разные стороны камина. Девушка имела утомленный, бледный вид, а в глазах ее, которые она подняла на лорда, таилось загнанное выражение. Он, одобряюще улыбнувшись ей, сказал:

– А теперь прошу вас пройти со мной наверх, мисс Рочдейл!

Она ничего не ответила; мистер Престейн поднялся из кресла и взволнованно осведомился:

– Должен ли я понять вас так, милорд, что мистер Шевиот желает провести обряд?

– Да, желает, причем очень сильно.

– Лорд Карлайон! – слабым голосом позвала мисс Рочдейл.

– Да, мисс Рочдейл, подождите немного. Вам решительно не о чем беспокоиться. Идемте же!

Элинор поднялась и положила ладонь на локоть Карлайона. Лорд ласково потрепал ее по руке и повел к двери. Она прошептала:

– Умоляю вас, не делайте… Я уверена, что…

– Доверьтесь мне! – только и сказал он.

Она же искала и не находила причин последовать его совету, но заявить об этом вслух было бы неуместно; вместе с ним Элинор поднялась по лестнице и вошла в спальню, где лежал умирающий.

Глаза Евстасия Шевиота были широко открыты, а голова повернута к двери. Мисс Рочдейл едва ли не с паническим страхом взирала на него, а вот он на нее не смотрел. Взгляд его был прикован к лицу кузена, в глазах Евстасия читались подозрение и тревога, отчего сам он походил на стервятника. Мисс Рочдейл невольно вцепилась в руку Карлайона.

Лорд, похоже, не заметил этого и подвел ее ближе.

– Ты по-прежнему настаиваешь на своем, Евстасий? – невозмутимо и холодно осведомился Карлайон.

– Да, говорю тебе!

Доктор с любопытством рассматривал мисс Рочдейл. Девушка почувствовала, как у нее начинают гореть щеки, и про себя порадовалась тому, что стоит в изголовье кровати, куда не доставал свет свечей. Лишь много позже она вспомнила, что ни тогда, ни во время странной и непривычной церемонии жених ни разу не взглянул на нее. Элинор ощущала себя лишней и ненужной, словно ее загипнотизировали или одурманили каким-то снадобьем, заставляя действовать против собственной воли. Она наблюдала за тем, как доктор, священник и Карлайон о чем-то совещаются, но не понимала ни слова из того, о чем они говорили; видела их движения, но при этом чувствовала себя настолько отстраненной, что впоследствии так и не смогла припомнить в точности, что же все-таки произошло в той мрачной комнате, задрапированной канифасом. В памяти девушки остался лишь узор на обоях, ромбы веселенькой расцветки на стеганом покрывале кровати да взмокшая прядь темных волос, прилипшая ко лбу Шевиота. Когда ее ладошку вложили в его руку, она вздрогнула, приходя в себя, и начала дико озираться по сторонам. Хриплый, задыхающийся голос, доносящийся из груды подушек, с трудом повторял за пастором слова, и тот низко склонился над постелью, чтобы расслышать их.

– Повторяйте за мной…

– Я, Элинор Мэри… – послушно сказала она.

Возникла пауза; священник занервничал, выразительно подняв брови и с мольбой глядя на Карлайона, стоявшего по другую сторону кровати. Тот пошевелился, снял с пальца перстень с печаткой и вложил его в безвольную ладонь кузена. Но ему же и пришлось надеть кольцо на палец Элинор, направляя ослабевшую руку Шевиота. Девушка не сопротивлялась, оставаясь покорной и послушной, пока ее крепко не взяли за руку и не подвели к столу у стены, где и попросили поставить свою подпись. Мисс Рочдейл повиновалась, с удивлением обнаружив, что рука ее, оказывается, не дрожит. У нее забрали бумагу и поднесли к кровати; Элинор наблюдала за тем, как Шевиот, которого поддерживал доктор, медленно выводит свою подпись. А потом к ней вернулся Карлайон, вновь взял ее за руку и повел к двери.

– Ну вот и все, – сказал он. – Спускайтесь вниз, в гостиную, через несколько минут я присоединюсь к вам.

Закрыв за ней дверь, он метнул озабоченный взгляд на кровать. Доктор, отмерив сердечные капли и поднеся склянку к полураскрытым губам Шевиота, многозначительно встретил взгляд Карлайона. Мистер Престейн заявил:

– Что ж, полагаю, я все сделал правильно! Правда, до сих пор мне еще не приходилось…

Глаза Шевиота открылись.

– Правильно? Это точно! Лучшая выходка в вашей жизни, пастор! – пробормотал он. – Но я не умру до тех пор, пока не составлю завещание! Бумагу… и чернила, ты, проклятый костоправ! Где мой кузен? Он бы перехитрил меня, если бы смог, но я проживу еще достаточно долго, чтобы обмануть его, вот увидите!

– Мистер Шевиот, мистер Шевиот, заклинаю вас, успокойтесь и покайтесь перед ликом своего Создателя! – взмолился Престейн.

Шевиот откинулся на подушки, утомленный собственным взрывом страсти, и прикрыл глаза тяжелыми веками. Доктор не отходил от него ни на шаг, считая слабый пульс и не сводя взгляда с воскового лица. Карлайон, сидя за столом, что-то невозмутимо писал. Вот он остановился, поднял голову и задумчиво посмотрел на Шевиота, словно прикидывая что-то. Но потом его перо вновь заскользило по бумаге.

Шевиот, тем временем, очнувшись от забытья, закричал:

– Мое завещание! Свет! Дайте света! Я ничего не вижу в этой адской тьме!

– Терпение! Уже скоро ты сможешь подписать свое завещание, – сказал Карлайон, не поднимая головы.

– Это ты? Ты еще здесь?

– Да, здесь.

– Я всегда тебя ненавидел, – непринужденно сообщил лорду Евстасий.

– Мистер Шевиот, я искренне призываю вас отринуть столь пагубные мысли, пока не стало слишком поздно, чтобы… – обратился к умирающему священник.

– Приятель, оставьте его в покое, ради бога! – пробормотал себе под нос Гринлоу.

– Да, я всегда тебя ненавидел, – повторил Шевиот. – Не знаю почему.

Карлайон отряхнув лист бумаги, встал из-за стола, и подошел к кровати, держа документ в руке.

– Ты можешь подписать завещание, кузен? – спросил он.

– Да, да! – горячечно прошептал Шевиот, пытаясь покрепче ухватить перо, которое вложили в его слабеющие пальцы.

– После своей кончины ты завещаешь все имущество своей супруге, Элинор Мэри Шевиот, – такова твоя последняя воля?

Евстасий содрогнулся в приступе негромкого смеха. Но в следующий миг от острого приступа боли у него перехватило дыхание, и он с трудом выдавил:

– Да, да, мне все равно! Если бы я только мог лучше видеть!

– Поднесите свечу поближе!

Мистер Престейн дрожащей рукой взял подсвечник.

– Это бесполезно, милорд, – пробормотал доктор.

– Знаю. Ну же, Евстасий, держи перо, света теперь достаточно. Подписывай!

Казалось, умирающий совершил над собой невероятное усилие. Одно долгое мгновение, обмякнув в руках Карлайона, он невидящим взглядом смотрел на бумагу под своей ладонью; затем взор его немного прояснился, и пальцы крепче стиснули перо. Он медленно вывел свою подпись внизу страницы. Перо выскользнуло из его руки, и брызги чернил запятнали стеганое покрывало.

– О, я знаю, что должен сделать! – сказал Шевиот, словно отвечая на чей-то незаданный вопрос. – Я должен приложить… приложить к нему руку и сказать… и сказать… такова моя последняя воля. Вот и все. Клянусь богом, все-таки я одурачил тебя напоследок, Карлайон!

Лорд опустил кузена на подушки и вынул у него из-под руки лист бумаги.

– Вы двое – свидетели, – сказал Карлайон, обращаясь к мужчинам. – Подпишите завещание, прошу вас!

– Если он пребывает в здравом уме… – с сомнением протянул Престейн.

Доктор, кисло улыбнувшись, заметил:

– Не терзайтесь опасениями на сей счет! Его рассудок столь же ясен, как и всегда.

– Ну, если вы в этом уверены… – сказал Престейн и быстро расписался на листе бумаги.

Кто-то поскребся в дверь; Карлайон подошел и отворил ее. На пороге возник Хитчен с сообщением, что внизу ждет мистер Карлайон.

– Мистер Карлайон?

– Мистер Джон, милорд. Я проводил его в гостиную. Мистер Карлайон очень желает поговорить с вашей светлостью.

– Очень хорошо, я скоро спущусь.

Доктор, поднявшись из-за стола, протянул завещание Шевиота лорду.

– Вот, возьмите, и я надеюсь, вам не придется пожалеть об этом, милорд, – сказал он.

– Благодарю вас; не думаю, что буду сожалеть.

– Отказаться от хорошего имения за здорово живешь! – проворчал себе под нос доктор.

Карлайон, покачав головой, вышел из комнаты. Внизу у огня сидела Элинор, а посреди комнаты стоял его брат, Джон Карлайон, и в недоумении взирал на нее. Услышав скрип открываемой двери, он обернулся и воскликнул:

– Нед! Скажи на милость, что здесь происходит? Этот идиот Хитчен встречает меня сообщением, будто в гостиной сидит нареченная Шевиота, а теперь леди говорит, что вышла за него замуж!

– Да, это правда, – подтвердил Карлайон. – Знакомьтесь – мой брат Джон, миссис Шевиот. Я рад, что ты здесь, Джон: ты-то мне и нужен.

– Нед! – грозным голосом начал мистер Карлайон. – Что ты затеял, дьявол тебя побери?

– Только то, что собирался, о чем ты прекрасно знаешь. Никки рассказал тебе о том, что здесь произошло?

– Никки был не слишком разговорчив! – угрюмо ответил Джон. – Хорошенькое дело, нечего сказать! Но он рассказал мне далеко не все!

– Нет, не все, потому что остального не знал и сам. Мне повезло, и я нашел леди, которая согласилась выйти за Евстасия замуж, за что чувствую себя перед ней в неоплатном долгу. – Лорд, улыбнувшись Элинор, добавил: – Мисс Рочдейл – или, точнее, миссис Шевиот, – вы очень устали, и вам наверняка хочется побыстрее уехать отсюда. У вас сегодня был нелегкий день.

– Да, – согласилась Элинор, глядя на Карлайона как заколдованная. – День и впрямь выдался… нелегким!

– Что ж, я намерен поручить вас заботам своего брата. Он отвезет вас ко мне домой. Джон, как ты добрался сюда?

– Верхом.

– Очень хорошо. Оставь своего коня мне, а сам отвези миссис Шевиот в моей коляске. Передай миссис Рагби, пусть она устроит леди со всем возможным комфортом и не забудет накормить ее перед сном.

– Э-э… да, конечно! Разумеется! Но как же ты, Нед?

– Мне нужно задержаться. Я приеду позже.

– Евстасий еще жив?

– Да, жив. Немного погодя я обо всем тебе расскажу. А теперь сделай мне одолжение – немедленно отвези миссис Шевиот домой!

– Я полагала, – слабым голосом проговорила Элинор, – что должна буду остаться здесь до утра.

– Обстоятельства изменились, и, на мой взгляд, в Холле вам будет куда удобнее. Я передаю вас на попечение моего брата, так что ни о чем не тревожьтесь, да и моя экономка позаботится о вас наилучшим образом. Джон, багаж миссис Шевиот уже в моей коляске, так что ждать больше нечего.

– Но что я теперь должна буду делать? – беспомощно поинтересовалась Элинор.

– Мы поговорим об этом завтра, – отозвался Карлайон.

Лорд вышел из комнаты, на ходу кивнув брату, а миссис Шевиот и мистер Джон Карлайон остались наедине, с сомнением глядя друг на друга.

– Пойду подгоню к дверям коляску, – угрюмо сообщил ей наконец Джон.

– Не думаю, что мне надо уезжать отсюда.

– О нет, я уверен, что вам непременно следует уехать! Вы не захотите оставаться здесь, пока там, наверху, умирает это создание. – Джон, спохватившись, покраснел. – Прошу прощения! Я совсем забыл…

– Вам не за что извиняться. Я впервые увидела вашего кузена всего час назад, – сказала Элинор.

– Вы… Миссис Шевиот, только не говорите мне, что откликнулись на то объявление, которое мой брат дал…

– О нет! Произошло совершеннейшее недоразумение. Я – гувернантка, приехала сюда, чтобы получить место в совсем другом поместье, но по ошибке села в экипаж вашего брата, который ожидал кого-то на остановке дилижансов. Однако я до сих пор не понимаю, как позволила уговорить себя выйти замуж за вашего злосчастного кузена! Наверное, я просто сошла с ума, как и ваш брат, кстати!

– Да, все это очень странно, – отозвался Джон, – но если Карлайон счел, что вы должны выйти за Шевиота, то можете не сомневаться в правильности своего поступка. И не думайте, будто он сошел с ума: не знаю, с чего вы это взяли, поскольку более здравомыслящего человека мне до сих пор встречать не приходилось. Ладно, я иду за коляской.

Элинор неохотно согласилась и через несколько минут уже вновь усаживалась в знакомый экипаж. Джон, тщательно укутав девушку пледом, пустил лошадей размеренной рысью.

– Откровенно говоря, если вы не возражаете, конечно, я бы очень хотел понять, что здесь все-таки произошло, – немного погодя сказал молодой человек.

Девушка поведала о своем участии в перипетиях минувшего вечера. Джон выслушал ее с большим удивлением, но сделанные им замечания выдавали в нем человека вполне разумного. У него была сдержанная и точная манера выражать собственные мысли, поэтому Элинор сочла, что он куда больше напоминает Карлайона, нежели его младший брат. Да и внешне Джон сильно походил на лорда, разве что был на полголовы ниже ростом. А его вид и поведение казались безукоризненными. Элинор обнаружила, что может полностью довериться Джону, потому что он, хотя и не подвергал сомнению действия Карлайона, все же с полным пониманием отнесся к деликатности ее положения, целиком разделяя ее чувства и отношение к случившемуся.

– Да, ситуация и впрямь щекотливая! – заметил молодой человек. – Натворил Никки дел, нечего сказать! Можно подумать, моему брату недоставало хлопот и без этой катастрофы!

Элинор рискнула высказать предположение, что Никки попросту не мог избежать ссоры.

– Да, пожалуй, но все к этому шло. Натравить медведя на преподавателей! Мне следовало бы знать заранее, что так оно и случится! Кстати, полагаю, Нед ни разу даже не сказал ему, что он не должен этого делать!

– Да, – согласилась Элинор, – я тоже думаю, что не сказал.

– Вот так всегда, – с негодованием заявил Джон.

И следующие несколько минут он правил лошадьми, храня возмущенное молчание.

Наконец девушка неуверенно предположила:

– Как мне представляется, ваш брат Николас был потрясен случившимся.

– Очень на это надеюсь! Взвалить на Неда такую кучу неприятностей! Это уже переходит все границы! Еще никогда в жизни я не был столь зол на него!

Она предпочла промолчать. Спустя несколько мгновений он строго заявил:

– Я не хочу сказать, что Никки глубоко порочен по природе своей, нет, но он слишком беззаботный и легкомысленный, и теперь мы все видим, к чему это может привести. Впрочем, полагаю, Карлайон все уладит, а нам остается лишь надеяться, что случившееся станет для Никки серьезным уроком.

– Да, – сказала Элинор и слабо улыбнулась. – Мистер Николас, похоже, уверен в том, что его брат может уладить все на свете.

– Это точно, они с Гарри всегда были такими! – воскликнул Джон. – Вечно попадали в какие-нибудь неприятности, а потом бежали к Неду, чтобы он их выручил из беды! А вот, например, что касается моей сестры Джорджианы… Но я не должен так говорить! Знаете, мисс… миссис Шевиот… Нед – славный малый, лучшего брата и пожелать нельзя, однако меня до безумия раздражает, когда его добродушием пользуются столь беззастенчиво! Да возьмите, к примеру, хотя бы это ничтожество, Евстасия Шевиота! Смею предположить, ни одна живая душа не знает и половины того, что сделал для него Нед, как не подозревает и о снисходительности, которую он проявил, но разве кто-нибудь удостоил моего брата хотя бы слова благодарности? Нет! Я уверен, что Шевиот буквально ненавидел его!

Элинор, содрогнувшись всем телом, сказала:

– Вы правы. Когда я увидела Евстасия, глаза его, устремленные на вашего брата, выражали столь лютую вражду, что я испугалась. Но почему? Откуда она взялась? Это же просто ужасно!

Джон, согласившись с девушкой, добавил:

– Есть такие люди, мадам, которые обладают столь испорченной, извращенной натурой, что чужие добродетели вызывают у них одну лишь ненависть. Шевиот принадлежит к их числу. Он всегда завидовал авторитету и власти моего брата; а когда Карлайон снова и снова спасал кузена от пагубных последствий его собственного поведения, это лишь сильнее распаляло в Шевиоте ревнивую ненависть к нему. Теперь, когда он умрет, нам всем станет легче. Но я жалею о том, что смерть пришла к нему от руки Ника.

Джон погрузился в тягостное молчание, которое длилось до тех пор, пока коляска не въехала в большие кованые ворота, и только тогда молодой человек стряхнул с себя задумчивость и сказал:

– Ну вот, осталось совсем немного. Полагаю, вы будете рады согреться у хорошего огонька. На улице изрядно похолодало.

Вскоре коляска подкатила к величественному особняку из серого камня; а еще через несколько мгновений Элинор, миновав внушительный холл с высоким потолком, вошла в приятную гостиную, отделанную с несомненной элегантностью и освещенную множеством свечей. Из кресла с подголовником, стоявшего у камина, вскочил Николас Карлайон и нетерпеливо вскричал:

– Вы видели Неда? Как все прошло? Евстасий умер? А где Нед?

– Нед скоро приедет. Ник, ради всего святого, куда подевались твои манеры? Немедленно предложи кресло миссис Шевиот! Прошу вас, мадам, присаживайтесь, я же пока распоряжусь, чтобы экономка подготовила для вас комнату.

Он сразу вышел, а Никки, покраснев после вполне заслуженного упрека, поспешил подвести Элинор к креслу у камина.

– Прошу прощения! – сбивчиво пробормотал он. – Однако что я слышу? Джон назвал вас… Но вы же не можете быть миссис Шевиот!

– Ваше удивление вполне оправдано, – отозвалась девушка. – Ваш брат принудил меня выйти замуж за своего кузена, так что, полагаю, я действительно стала миссис Шевиот.

– Неужели? – воскликнул Никки. – Вот здорово! А то я так боялся, что все испортил! Мне следовало бы знать, что Нед никогда не допустит, чтобы его перехитрили!

– Вы-то можете восторгаться, – кисло заметила Элинор, – но я лично не вижу никаких причин для радости! У меня не было ни малейшего желания выходить замуж за вашего гадкого кузена!

– Да, вот только он, пожалуй, уже скончался, – попытался подбодрить ее Никки. – Так что ничего плохого не произошло!

– Нет, произошло! Случилось много чего плохого, потому что я собиралась стать гувернанткой в семействе миссис Мейклсфилд из Файв-Майлз-Эш, а теперь даже не представляю, что со мною будет!

– О, не волнуйтесь, мой брат все устроит! – заверил ее Никки. – У вас нет ни малейших оснований для беспокойства, мадам. Нед всегда знает, что надо делать. Кроме того, вам ведь не нравится быть гувернанткой, не так ли? Вы совсем не похожи на тех, которые были у моих сестер! И вообще, вы, наверное, смеетесь надо мной!

Элинор не чувствовала в себе сил вести дальнейшие препирательства с Никки. Развязав ленты своей шляпки, она с облегчением сняла ее. Мягкие каштановые кудри девушки безнадежно примялись; попытавшись поправить прическу, она тут же отказалась от этой идеи, поскольку чересчур устала, чтобы беспокоиться о собственной внешности. Опустившись в кресло, Элинор застыла в блаженной бездеятельности, подперев щеку кулачком и сонно глядя на языки пламени в камине. Ее отвлекло от дрёмы появление мистера Джона Карлайона. Он, войдя с подносом в руках, опустил его на стол подле локтя девушки.

– Думаю, капелька вина пойдет вам на пользу, мадам, – сказал Джон, наполняя ее бокал. – Экономка уже занимается вашей комнатой. Хотите печенья?

Элинор, согласившись, отпила глоток вина, прислушиваясь к разговору двух братьев, пока не появилась экономка, чтобы отвести ее в спальню. Девушка без возражений последовала за ней, однако мысленно подивилась тому, что же такого Джон Карлайон сказал ей, ведь эта женщина, от которой веяло уютом и домашним теплом, отнеслась к миссис Шевиот с видимой безмятежностью и умиротворением.

По широкой некрутой лестнице они поднялись в комнату; после смерти отца такой чудесной у Элинор не было. Служанка как раз проводила металлической грелкой с углями над простыней; в камине весело потрескивал огонь; а на ночном столике уже были разложены щетки и расчески девушки. Экономка заверила Элинор, что все ее вещи пребывают в полном порядке, попросила позвонить в колокольчик, ежели ей понадобится что-либо, пожелала девушке покойной ночи и удалилась.

Миссис Шевиот, благоразумно решив, что утро вечера мудренее, приготовилась сполна насладиться роскошью теплой постели и уже через полчаса спала крепким сном без сновидений.