Текст книги "В плену желания"

– Я о себе такое не сказал бы, мадам, – нахмурившись, произнес Кит. – Как по мне, эта характеристика не соответствует действительности.

– Не стоит принимать мои слова близко к сердцу, – молвила пожилая леди. – Я не особо обращаю внимание на сплетни подобного рода. Сколько вам лет? Двадцать четыре, как мне помнится… Господи! Что станет с миром, если молодые люди вашего возраста не смогут позволить себе маленькие приключения на амурном поприще, а многочисленные злословы при этом не запишут всех их в заправские развратники? Лично мне претит подобного рода ханжество.

Мистер Фенкот, рассмеявшись, заметил:

– Премного благодарен вам, мадам.

Вдовствующая леди пристально изучала выражение лица джентльмена.

– Все хорошо, молодой человек, однако, если вы возьмете в жены мою внучку, вам придется отказаться от этих ваших амурных приключений. Она разумная и хорошо воспитанная девушка. Уверена, Крессида спокойно воспримет небольшие интрижки, но приятно от этого ей на душе не станет… А я не хочу, чтобы она испытывала хоть какие-нибудь негативные эмоции. Это вам, надеюсь, понятно?

– И мне бы этого не хотелось, мадам. Можете вполне положиться на меня, – ответил Кит, стараясь унять растущий в душе гнев.

Должно быть, в последние годы брат уж слишком «расшалился», поступая неосмотрительно и легкомысленно. Часто Эвелин забывал о том, что забывать не стоило, но бесчувственным его никто не назвал бы. Кит готов был поклясться: если бы брат женился на мисс Стейвли, он ни за что не позволил бы преднамеренно ранить ее самолюбие, в открытую заведя себе любовницу. Что же касалось верности вообще, то тут оставались большие сомнения. В любом случае свои похождения он будет скрывать, а действовать станет крайне осторожно. В свою очередь, мисс Стейвли, девушка разумная, давно вышедшая из школьного, романтичного возраста, согласилась на этот брак по расчету, вполне отдавая себе отчет в том, что ей придется закрывать глаза на маленькие интрижки мужа, главное, чтобы он соблюдал видимость светских приличий.

Вдовствующая леди благосклонно восприняла вспышку гнева, отразившуюся на лице Кита.

– Легче сказать, чем сделать, – все же заметила она. Немного помолчав, старуха добавила, глядя Киту прямо в глаза: – Когда я была юной, браки устраивали исключительно родители молодых. Я могла бы назвать вам дюжину имен женщин, которые до венчания были едва знакомы со своими женихами. Не уверена, что это хорошо… Если вы надеялись на то, что я благословлю ваш союз только потому, что у вас бойкий язык и галантные манеры, то вы глубоко ошибаетесь. Прежде мне следует узнать вас получше. И Кресси не помешало бы с вами пообщаться больше… А сейчас я устала. Скажите Кларе, что я готова идти спать. Передайте вашей матушке, чтобы навестила меня как-нибудь с утра. Спокойной всем ночи!

Глава 5

Мистер Фенкот возвратился на Хилл-стрит пешком. Время клонилось к полуночи. Киту посчастливилось иметь удовольствие лицезреть прибытие своей дорогой маменьки. Слуги несли ее светлость по улице в портшезе[14]14
  Портшез – средство передвижения в виде укрепленного на длинных шестах крытого кресла или ложа, переносимого носильщиками.


[Закрыть]. Ее сопровождали три поклонника средних лет и один молоденький джентльмен, быстро шагавший вплотную к портшезу и всем видом походивший на человека, раздираемого любовью и ревностью.

Мистер Фенкот ожидал приближение своеобразного кортежа у настежь распахнутых дверей. Что ни говори, а зрелище было впечатляющим. Миледи несли два здоровяка, облаченные в опрятные ливреи. В свете уличного фонаря можно было залюбоваться элегантностью обитого бледно-зеленым бархатом кресла. Поклонники матери были одеты по последней моде. Когда слуги поставили портшез на мостовую, один из джентльменов приоткрыл дверцу, второй галантно помог графине выбраться, а третий стоял наготове, желая предложить руку, чтобы леди смогла преодолеть несколько ступенек, ведущих к парадному входу. Молоденького воздыхателя довольно бесцеремонно оттерли в сторону, когда тот постарался первым протиснуться к двери. Теперь он униженно взирал издали на свое недоступное божество.

Замерев у нижней ступеньки, графиня оглянулась назад и воскликнула своим мелодичным голосом:

– Мой веер! Должно быть, я уронила его в портшезе. Мистер Хорнинг! Вас не затруднит проверить, там ли он?

Просьба ее светлости окрылила впавшего в черную меланхолию юношу. Мистер Хорнинг тотчас же кинулся к портшезу, нырнул внутрь, нашел веер и с низким поклоном протянул вещицу ее светлости. При этом на его лице застыла довольно-таки глупая, по мнению Кита, улыбка. Графиня любезно поблагодарила его и позволила поцеловать свою руку.

– А теперь, джентльмены, ступайте по домам, – заявила она. – Здесь меня ждет сын. Нам есть что обсудить. Вам ведь известно, граф только недавно вернулся в город.

Кит узнал двух из старших по возрасту поклонников матери и обменялся с ними приветствиями.

Маменька представила сыну третьего:

– Лорд Чейсли спрашивал у меня, почему тебя не было в «Эскоте». Как же так? Ты же должен был там сегодня быть, негодник эдакий!

Кит хлопнул себя ладонью по лбу.

– Господи! Я позабыл написать вам письмо и объяснить причину моего отсутствия. Прошу прощения, сэр!

– Ну вы и оригинал, молодой человек! – рассмеялся лорд Чейсли. – Вы и про помолвку свою забудете?

– Ни в коем случае! – запротестовал Кит.

– Чейсли! Неужели вы полагаете, что такое на самом деле возможно? – спросил другой джентльмен.

К добродушному подтруниванию присоединился третий. Видно было, что никто из них не подозревает – подшучивая над Эвелином, они обращаются к его брату Киту.

Когда двери закрылись, леди Денвилл восторженно воскликнула:

– Вот видишь, Кит! Я же говорила тебе, что все удастся! Ньюлин и сэр Джон Стритли знают тебя с братом еще с тех пор, как вы носили короткие штанишки, и то они не заподозрили, что разговаривают с тобой, а не с братом. Ты можешь быть совершенно спокоен: никто тебя не узнает.

– Что-то не дает мне сохранять хладнокровие, – ответил сын. – Признаться, я удивлен, что вы при посторонних назвали меня негодником. Вы, маменька, право слово, неисправимы в своем легкомыслии. Скажите, ради бога, что за простофилю вы поработили и сделали своим верным пажом?

Графиня разразилась игривым смехом.

– Не правда ли, этот бедняжка так смешон? Но будь с ним полюбезнее. Как-никак он поэт.

– Что ж, это все объясняет, – насмешливо заметил Кит. – А вы, полагаю, его муза?

– На данный момент – я, – признала графиня, – но это ненадолго. Думаю, очень скоро он по уши влюбится в какую-нибудь девчонку, причем наверняка выберет ту, которая ему уж никак не подходит… и напрочь забудет о моем существовании… С одной стороны, это станет огромнейшим облегчением, так как ужасно скучно быть обязанной каждый раз выслушивать стихотворения, пусть даже они написаны в твою честь, а с другой… Кит! Ты вряд ли способен меня понять, но… Мне сейчас уже сорок три года, а я в состоянии влюблять в себя глупых мальчишек. Как же это приятно!

– Маменька, не стоит произносить это вслух! Никто не поверит, что вам больше тридцати трех лет.

Слова сына были близки к истине, но леди Денвилл, немного поразмыслив, сказала:

– Оно-то так, но любой, у кого голова на плечах, сообразит, что я ни на день не могу быть моложе своих сорока трех лет, поскольку каждый член лондонского света осведомлен, что Эвелину уже стукнуло двадцать четыре года. Вот в чем загвоздка, но не будем о пустяках. Как ты съездил на Маунт-стрит? Я так разволновалась сегодня, что даже покинула званый ужин раньше обычного.

– Ясно… Признаться, меня поразило, когда я увидел столь роскошный портшез на нашей улице… еще до полуночи… Не подумал, что он может принадлежать вам, маменька.

– Никогда прежде я не уезжала домой так рано, особенно когда осталась в выигрыше, – простодушно заверила сына графиня.

– В выигрыше? Признаться, я все больше и больше теряюсь, маменька. А где же ваш самый верный и прекрасный cavaliere servente?[15]15
  Дамский угодник (итал.).


[Закрыть] Как так получилось, что он позволил другому, вернее, четверым другим сопровождать вас домой? Только не говорите мне, что его страсть остыла.

Она, вновь мелодично рассмеявшись, сказала:

– Бедняжка Бонами! Как у тебя хватило душевной черствости предложить ему тащиться к нам с самой Альбемарл-стрит? Рискни он, и на полпути уже пал бы замертво, сраженный апоплексическим ударом. Что же касается его страсти, то у меня в душе зреют черные подозрения, будто моей более счастливой соперницей стала его кухарка. Весь вечер Бонами надоедал мне описанием того, как следует подавать к столу дикую утку под соусом пуаврад[16]16
  Пуаврад – соус с перцем, традиционно подаваемый к мясу дичи.


[Закрыть]. Ладно. Довольно с нас шуток. Как прошел вечер?

– Обед весьма неплох, а общество, скажу так… верх светскости… Не совсем в моем вкусе, пожалуй, но все состоялось на высшем уровне.

– Я предупреждала тебя, что они излишне старомодны, – сочувственно произнесла графиня.

– Вы, дражайшая маменька, не предупредили меня о том, что двое из гостей хорошо знают Эвелина.

– Ой! Кто там был, Кит?

– Мистер Чарльз Стейвли, который, судя по всему…

– А-а-а… – перебила сына мать. – Возможно, они и были представлены друг другу когда-то, однако тревожиться из-за этого не следует.

– Оно, быть может, и так, но, ежели Эвелин не вернется вовремя, чтобы спасти меня из лап мистера Лактона, плохи мои дела. Он что, считается близким приятелем брата?

– Молодой Лактон! Только не это! Не хочешь ли ты сказать, что и его пригласили на званый обед?

– В том-то и беда, маменька. Более того, судя по всему, между ним и Эвелином существует какое-то дельце, о котором я не имею не малейшего понятия. Не исключено, что вы, маменька, окажетесь более осведомлены, какое у мистера Лактона может быть к Эвелину дело.

– Ничего не знаю, – отрицательно покачав головой, произнесла графиня. – Какая незадача!

– И я придерживаюсь того же мнения, – согласился с ней Кит. – Завтра он собирается нанести мне визит и узнать мое окончательное решение. Это все равно что попасть на ужин к волку.

– Какая незадача! – довольно беспечно промолвила графиня. – Но для беспокойства нет решительно никакого повода. К тому времени в город может вернуться Эвелин, а возможно, Фимбер знает, что взбрело в голову этому пустопорожнему субъекту. На худой конец, Бригг скажет, будто хозяина дома нет. Не вижу трудностей в том, чтобы отделаться от него, если он станет докучать.

– Я с вами полностью согласен, дорогая маменька, но даже мой рассеянный братец никогда бы не позволил себе пообещать человеку встретиться, если у них есть общие дела, а потом уйти из дома раньше его прихода.

– Не глупи, – укоризненно сказала графиня. – Тебе в любом случае придется избавиться от него.

– Я бы так, пожалуй, и сделал, если бы мистер Лактон сегодня не заявил мне в глаза, что я скверно с ним поступаю, заставляя ждать уже в течение десяти дней… Ладно, как-нибудь улажу это дельце… Знаете, маменька, я значительно больше озабочен тем, что мисс Стейвли попросила меня нанести ей завтра визит для того, чтобы закончить разговор, который им помешали завершить в тот день, когда Эвелин попросил ее руки.

– Проблема, – встревожилась графиня.

– Я бы употребил куда более крепкое выражение, маменька. Одно дело на один вечер натянуть на себя личину брата, и совсем другое – говорить на интимные темы с мисс Стейвли под видом ее жениха.

– Понимаю, – нахмурившись, произнесла графиня, – но думаю, ты зря волнуешься. Я бы очень удивилась, если бы оказалось, что Кресси собирается открыть Эвелину что-то важное либо тайное. Девушка не настолько хорошо его знает, к тому же отличается довольно сдержанным характером. Поверь мне: ты не услышишь ничего такого, что могло бы смутить тебя или поставить в щекотливое положение… Да, чем больше я об этом размышляю, тем сильнее убеждаюсь в своем мнении… Если бы они говорили о чем-то серьезно, то Эвелин наверняка рассказал бы мне об этом… Скорее всего, какая-то банальность. Не думаю, что, если бы Кресси собиралась сообщить ему что-нибудь важное, Эвелин уехал бы из Лондона, предварительно не переговорив с ней.

– Кресси показалось, что он как раз и собирался сказать ей нечто важное, возможно выдвинуть определенное условие.

– Какое, ради всего святого, еще может быть условие? Он, пожалуй, совсем лишился здравого смысла, ежели только… – Леди Денвилл умолкла. Глаза ее расширились. – Я, кажется, догадываюсь, что Эвелин хотел сказать ей. Я ему говорила, чтобы он ни в коем случае не заговаривал с Кресси об этом… Твой брат вбил себе в голову, что после свадьбы мы должны жить под одной крышей. Лично я против. Еще ни разу не слышала, чтобы подобное приводило к добру. Мне, признáюсь, повезло – родители моего мужа отошли в мир иной еще до того, как он взял меня в жены. Если Кресси поднимет этот вопрос, скажи, что передумал, позабыл или она просто-напросто недопоняла тебя.

– Сомневаюсь, будто речь пойдет об этом, маменька, – возразил Кит. – Тут дело иное.

– Ошибаешься, – пылко возразила графиня. – Когда Эвелин вернется, я выскажу ему все, что о нем думаю… А если ты, Кит, будешь смотреть на меня такими глазами, то и тебе достанется. Расскажи лучше о старой леди Стейвли. Она тебя напугала?

– Пыталась, но, встретив с моей стороны вежливый отпор, успокоилась.

– Кит, какой ты отважный! – испытав благоговейный трепет, воскликнула графиня.

– А как же! Вы же меня знаете, маменька! Храбрец из храбрецов!

Леди Денвилл рассмеялась.

– Я ни разу и слова поперек ей сказать не осмелилась.

– Вам следует попробовать, маменька. Эта пожилая особа будет к вам придираться до тех пор, пока вы не дадите ей отпор.

– Я уж лучше постараюсь держаться от нее как можно подальше, – беспечно заметила ее светлость. – Старая леди Стейвли приехала в Лондон лишь для того, чтобы свести знакомство с Эвелином. Полагаю, через день или два она начнет собираться обратно в Беркшир.

– Вы не правы, маменька, – хитро улыбаясь, молвил Кит. – Она остается в Лондоне, по крайней мере до следующего месяца. Чуть погодя, если не ошибаюсь, почтенная вдова намеревается, как уведомила меня леди Эбчестер, поехать на лето в Уэртинг[17]17
  Уэртинг – крупный приморский город в историческом графстве Суссекс. В те времена считался модным курортом.


[Закрыть], а Кресси взять с собой. Старуха попросила меня пригласить вас нанести ей как-нибудь на днях утренний визит.

– Нет! – вырвался из груди графини вскрик неподдельного страха. – Кит, скажи лучше, что ты решил надо мной подшутить!

– Нисколько. Я в точности передаю вам ее слова.

– Несносный мальчишка! Почему ты не сказал ей, что я заболела, уехала за город? Почему не придумал что-нибудь правдоподобное? Она никогда меня не любила. Стейвли ухаживал за мной, и его мать была готова на любые крайности, лишь бы помешать ему сделать мне предложение. И это при том, что решительно никакой надобности в подобном не было: ваш дедушка ни за что бы не согласился на такой брак, учитывая, сколь много других, куда более блестящих женихов увивалось вокруг меня в то время. Кит, как ты мог обречь свою мать на подобную пытку? Она меня погубит!

– Ни в коей мере, маменька! Помните, что Эвелин – завидная партия для любой девушки на выданье, и это придаст вам сил и чувство превосходства.

Хотя леди Денвилл признавала, что для невесты ее сын представляет определенную ценность, спокойной при этом она не казалась. Графиня поведала сыну, что, коль скоро грозная пожилая леди знает кого-то чуть ли не с пеленок, подобного рода соображения имеют для нее не первоочередное значение.

– Вполне заслуживающие доверия особы передали мне, что старая леди Стейвли отзывается обо мне как о хорошенькой пустышке, – трагическим тоном сообщила сыну графиня, приподнимая спадающую складками блестящую ткань накидки, прежде чем ступить на лестницу. – Когда же она на меня так пристально смотрит своими маленькими глазками, я и впрямь ощущаю себя полной глупышкой.

– В любом случае вы хорошенькая, – сказал сын.

– Да, но ее светлости до этого нет никакого дела, – дойдя до середины лестничного пролета, сказала графиня. – И не стоит тыкать ей под нос более высокое положение в обществе, которое я занимаю, ибо и до этого ей нет ни малейшего дела.

С такими горькими для себя словами леди возобновила свой подъем. Сын нагнал ее уже на втором этаже и с нотками насмешливой капризности в голосе заявил: ежели маменька не поцелует его в лоб на ночь, он не сможет сомкнуть глаз до самого утра. Графиня тихо рассмеялась. Тогда Кит сказал: трудности, ожидающие ее впереди, – ничто по сравнению с тем, что он только что перенес.

– Бедный мой мальчик! – окончательно оттаяв душой, произнесла леди Денвилл. – Можешь полностью положиться на меня. Я сделаю все, что в моих силах, ради любого из моих сыновей.

Обняв матушку с необыкновенной сердечностью, Кит поцеловал ее в щеку, поблагодарил без тени иронии в голосе и удалился в свои покои, очень довольный как ею, так и собой.

Фимбер поджидал своего хозяина в его спальне. Помогая ему освободиться от фрака милорда, камердинер спросил тоном человека, которому заранее известен ответ, узнал ли его кто-нибудь среди приглашенных. Услышав «нет», камердинер сказал:

– Так и должно было случиться, сэр. Сегодня, закончив одевать вас к выходу, я поймал себя на мысли, что теперь никак не смог бы отличить вас от графа. Вы, как говорится, два сапога пара, мистер Кристофер. – На вопрос о мистере Лактоне Фимбер строго заметил: – Все у этого молодого джентльмена показное, сэр. Ничего настоящего у него нет.

– Можно и так выразиться, – сказал Кит, освобождая шею от тугого галстука. – Но меня сейчас больше интересует, что за дела у него были с моим братом, какого свойства предложение мистер Лактон сделал и какой ответ он ожидал получить от меня завтра.

Нахмурившись, Фимбер помог молодому джентльмену стянуть с себя жилет, а потом заметил:

– Нет, сэр, его светлость ничего не говорил мне на сей счет. Однако из того, что я знаю о мистере Лактоне, отважусь предположить, что он предложил продать милорду одну из своих охотничьих собак.

– Кто будет покупать охотничьих собак в это время года? – скептически отнесся к словам камердинера Кит. – Мой брат уж точно не станет.

– Так-то оно так, однако его светлость славится своим добродушием. Ему крайне неловко отказать человеку в просьбе. Мистера Лактона сейчас со всех сторон обсели кредиторы. Мы узнаем, что может быть известно об этом дельце Челлоу, когда завтра утром он зайдет к вам за поручениями. Должен уведомить вас, мистер Кристофер: я решил, что правильнее будет сообщить Челлоу об истинном положении вещей. Я подумал, вы сочтете это вполне уместным.

– А если не сочту, разве это что-то изменит? – хмыкнул Кит. – Надеюсь, он больше знает о том, какие дела у мистера Лактона с моим братом. В противном случае я окажусь в незавидном положении.

Появившийся на следующее утро Челлоу вполне оправдал чаяния встревоженного брата своего хозяина. Это был коренастый мужчина с подернутыми сединой волосами и несколько кривоватыми ногами человека, с раннего детства приученного к седлу. Именно Челлоу обучал братьев-близнецов верховой езде на низкорослых пони. Именно он выручал мальчиков из всевозможных неприятных ситуаций, являвшихся следствием их проказ, но в то же время Челлоу решительно пресекал все их поползновения затеять что-нибудь по-настоящему опасное. При посторонних конюх обращался к братьям с предельным почтением, но наедине часто вел себя так, словно они до сих пор оставались школьниками.

Кита он приветствовал широкой улыбкой. На предложение «показать пять» Челлоу протянул ему свою ручищу.

– Полноте, мастер[18]18
  Мастер – уважительное обращение к сыну титулованной особы в Англии того времени.


[Закрыть] Кит! Я вам столько раз говорил, что не следует выражаться по-простецки. Будет неудобно, если ее светлость услышит, как вы разговариваете. А кого станут за это винить, скажите на милость?

– Вас… По крайней мере, так вы нам все время твердили, хотя весьма сомневаюсь, чтобы маме или папе когда-нибудь пришло в голову обвинять вас в том, как мы говорим. Челлоу! Я попал в ужасную переделку.

– Ничего страшного, сэр. Вы всегда прежде выпутывались из любой трудной ситуации, – беззаботно заявил конюх. – Конечно, теперь вы попали в редкую путаницу, но нет ни малейшего основания падать духом. Готов поспорить на собственную жизнь, что вам удастся легко справиться со всем. Вы всегда твердо стоите на обеих ногах. И на сей раз точно справитесь, ведь и теперь действуете наверняка. Если бы Фимбер мне не сказал, что вы – это вы, я бы ни за что не догадался, что вы не его светлость, по крайней мере сначала…

– Хотел бы я знать, что стряслось с братом?

– Мне не меньше вашего хотелось бы это знать, мастер Кит. Раньше я сильно беспокоился, воображая себе всяческие ужасы, но потом пришел к выводу, что его светлость похож на кота: что бы ни произошло, он всегда встанет на ноги. Вижу, сэр, вы пребываете в уравновешенном состоянии духа. Вот и замечательно! Готов дать письменное показание под присягой, что с милордом ничего плохого не случилось. – Скосив на Кита свои светящиеся умом глаза, конюх вдруг рассмеялся. – Господи, сэр! Вы, чего доброго, сочтете меня полным болваном! А я-то знал вас с милордом еще в те времена, когда вас водили на помочах. Если у его светлости настоящие неприятности или… как мне вот сейчас пришло на ум, что-нибудь похуже, вы-то в любом случае узнали бы… Я прав, сэр?

Кит кивнул.

– Да… Маменьке я ничего не сказал, но могу поклясться, что около недели назад с братом произошел несчастный случай. Именно поэтому я в спешке вернулся в Англию… Я и так сюда собирался… У меня были нехорошие предчувствия… Впрочем, не важно. Мне кажется, с ним все-таки что-то произошло, но это не представляет опасности для его жизни. Я уверен. Если бы брат погиб или пребывал в безнадежном состоянии, я бы почувствовал это.

– Я тоже так полагаю, – согласился Челлоу. – Его светлость не погиб. Скорее всего, милорд угодил в очередную историю. Ох! Не следовало бы мне позволять ему ехать одному, но милорд обвел меня вокруг пальца, мастер Кит. Я-то понадеялся, что его светлость не отправится искать приключения на свою голову сразу же после того, как дал себя захомутать… Нам ничего не остается, только ждать, пока он приедет, и тогда все станет на свои места. Другого выхода нет… Если вам сегодня надобно выезжать, то у меня есть превосходная пегая кобыла, которая подойдет как нельзя лучше. Коль желаете в экипаже, могу запрячь в бричку[19]19
  Бричка – легкий двухколесный экипаж для перевозки пассажиров. Кузов мог быть как открытым, так и закрытым и крепился на двух эллиптических рессорах.


[Закрыть] пару замечательных лошадей с изумительно ровной поступью. На таких прокатиться по Гайд-парку – одно удовольствие. А еще могу предложить тильбюри[20]20
  Тильбюри – легкая открытая двухколесная карета с крышей или без нее, созданная в начале XIX века лондонской фирмой «Тильбюри», занимавшейся производством карет на Маунт-стрит.


[Закрыть] его светлости. На эти тильбюри сейчас большая мода в Лондоне.

Однако Киту пришлось огорчить старого конюха: как оказалось, в намерения хозяина отнюдь не входил выезд в Гайд-парк и прочие публичные места. Вежливо отклонив все предложения, молодой джентльмен поинтересовался, не известно ли Челлоу что-либо о таинственном дельце мистера Лактона.

– А-а-а… – презрительно протянул конюх. – Он пытался всучить его светлости коня, которого тот не хочет покупать. Такой кляче не место в наших конюшнях.

– Ну, если его светлость не хотел его приобретать, так почему сразу же не отказал мистеру Лактону?

– Вы же его знаете, сэр! Конь стóит не больше половины денег, которые за него просят. К сожалению, мистер Лактон не такой человек, которому можно легко отказать. У него мертвая хватка в подобных делах. Он помахал нам в Гайд-парке. Его светлость приказал остановиться. Тогда мистер Лактон принялся расхваливать своего тощего гнедого, на котором ездил на охоту в прошлом сезоне, и убеждать его светлость, будто бы эта кляча – то, без чего наши конюшни никак не обойдутся. Не говоря уж о том, что никто не захочет покупать лошадь, на которой ездил мистер Лактон, он к тому же запросил раза в два дороже, чем жеребец стоит. «Он превосходно берет препятствия», – сказал этот джентльмен милорду, а я подумал, что хотел бы взглянуть на подобный цирк, и незаметно толкнул милорда локтем. Тогда его светлость сказал мистеру Лактону, что подумает и на следующий день даст ему знать. После милорд заявил мне, что собирается написать мистеру Лактону письмо с отказом. Полагаю, у него просто вылетело из головы, ведь на следующий день мы поспешно выехали в Рейвенхерст… Так что нет повода тревожиться, мастер Кит.

– Да неужели? Мистер Лактон придет завтра за ответом. Думаю, я вынужден купить коня. За сколько его продают?

– Полагаю, не следует, мастер Кит. Он сказал его светлости, что лошадь стоит сто шестьдесят фунтов, но кляча, как по мне, тянет фунтов на восемьдесят, не больше.

– Я предложу ему сто, а если он будет против, тем лучше. Не смогу прямо отказать ему после того, как человек прождал почти две недели. Придется выписать ему вексель… Черт! У меня ведь нет такого права! Ладно… Челлоу! Съездите в банк и привезите деньги в банкнотах. Сейчас я выпишу вам чек… Лучше на двести фунтов. Мне и самому понадобятся средства. Будьте осторожны, глядите, чтобы вас не ограбили.

– Это не меня, а вас собираются ограбить, сэр, – с явным недовольством произнес Челлоу.

– Не меня, а брата. Я покупаю коня ему, так что оказываю тем самым услугу Эвелину, – сказал Кит.

Чуть позже мистер Фенкот, облачившись в модный костюм для прогулок по городу, отправился на Маунт-стрит. Сюртук из тончайшего темно-синего сукна Эвелин совсем недавно сшил под заказ у Уэстона и еще ни разу не надевал. Новенькие короткие штаны были связаны из тончайшей шерсти цвета голубиного крыла. Батистовая рубашка, согласно моде, была строгой, без кружевной гофрировки и застегивалась на три простенькие пуговицы. В жилете пышность сочеталась со скромностью, а тщательно вычищенный щеткой головной убор с высокой конусообразной тульей, сидевший на кудрях слегка набекрень, разительно отличался от низкой касторовой шляпы, которую Фимбер категорически забраковал. Только высокие гессенские сапоги на мистере Фенкоте были его собственные. Потратив десять минут на безуспешные попытки натянуть башмаки или сапоги Эвелина, Кит строго приказал Фимберу распаковать обувь из привезенного багажа. Тот, питая сильное предубеждение против венского камердинера Кита, с величайшим пристрастием оглядел гессенские ботфорты хозяина, но не нашел ни малейшего изъяна ни в фасоне, ни в идеальном глянце зеркального блеска поверхности. Накрахмаленные уголки воротничка рубашки были умеренной высоты, а галстук Кит повязал с математической точностью. Туалет мистера Фенкота дополняли перчатки из собачьей кожи, элегантная цепочка для карманных часов, тросточка из ротанга. При виде сына маменька воскликнула, что он одет выше всяческих похвал. Вооружившись таким образом, Кит отправился на свидание с мисс Стейвли.

На полдороге к Джон-стрит самоуверенность молодого человека поколебала встреча с незнакомцем, возмущенно осведомившимся, почему он его не замечает. Киту пришлось сослаться на свою невнимательность, мол, задумался… С кем не бывает? Он понятия не имел, что это за субъект, а тем более не представлял, к чему все эти полунамеки на какие-то светские скандалы, о фигурантах которых мистер Фенкот решительно ничего не знал. Разговор с франтоватым представителем лондонского высшего света потребовал от Кита недюжинного самообладания, а также изрядной изворотливости. Под конец незнакомец принялся настоятельно приглашать его присоединиться к их закадычной компании, которая вечером вознамерилась собраться в ресторане гостиницы Лиммера. Кит отказался, сославшись на то, что вечером непременно обязан сопровождать свою мать на светский прием. Расставшись с беззаботным джентльменом, он мысленно твердо пообещал себе, не теряя драгоценного времени, найти прибежище в Рейвенхерсте. Дальнейшее пребывание в столице показалось ему излишне утомительным и рисковало привести к неизбежному фиаско.

В особняке Стейвли его встретил дворецкий, который позволил себе заговорщически подмигнуть, ухитрившись при этом, как ни странно, не нарушить представлений о светских приличиях, а затем проводил молодого джентльмена в небольшую гостиную в задней части дома. Там его ожидала мисс Стейвли, со вкусом одетая в домашнее платье из муслина и жаконэ[21]21
  Разновидность батиста. (Примеч. ред.)


[Закрыть], с высоким, под горло, воротником, застегнутыми на запястьях рукавами и подолом, украшенным широкой вышитой тесьмой. Когда Кит церемонно склонился к ее ручке, дворецкий, наблюдавший за происходящим с видом растроганного родителя, издал громкий сентиментальный вздох и удалился, тихо притворив за собой двери. В манерах девушки чувствовалась определенная принужденность, однако вздох дворецкого зажег в ее глазах озорной огонек.

– Господи! Бедный Дарсли уверен, что он присутствует при романтическом свидании, – сорвалось с ее уст. – Не тревожьтесь! Дело в том, что он, впрочем, как и вся старшая прислуга, к несчастью, решил, что ему следует бороться за то, что они считают моими интересами.

– Почему к несчастью? – удивился молодой человек.

– Я была бы неблагодарным чудовищем, если бы мое сердце не тронула их преданность, но мне искренне хочется убедить слуг принять Альбинию в качестве моей преемницы на роль хозяйки дома. Вы вряд ли способны уразуметь, как неприятно все это для нас обеих. Слуги до сих пор обращаются ко мне за распоряжениями, а получив приказ от Альбинии, идут ко мне за подтверждением. Мне действительно жаль ее. Положение у моей мачехи незавидное.

– А ваше? Не считаете ли вы его также невыносимым? – поинтересовался мнимый граф.

– Да уж, – криво улыбнувшись, подтвердила Кресси. – Именно вследствие этого я и приняла ваше предложение, милорд. Вы об этом хорошо осведомлены.

– По крайней мере, вы со мной предельно откровенны, – сказал Кит.

Девушка улыбнулась.

– Мы оба уже пришли к выводу, что лишь предельная честность может сделать наш союз – если нашим планам вообще суждено воплотиться в жизнь – сносным для обеих сторон. Ваше желание получить независимость от воли вашего дяди мне вполне понятно. Я же ощущаю потребность поскорее съехать из этого дома, точнее, жить вне пределов любого из домов, принадлежащих моему отцу.

– Познакомившись с вашей мачехой… более основательно, – быстро исправил свою оговорку Кит, – я лучше стал понимать движущие вами мотивы… Я вам сочувствую.

– Вы неправильно меня поняли, – поспешно заявила девушка. – При данных обстоятельствах скорее следует посочувствовать Альбинии. Ей, должно быть, воистину тяжко жить в доме, которым годами управляла ее падчерица, которая не намного ее младше. А еще после смерти матери я стала для отца самым близким человеком. Такие духовные связи порвать непросто. Альбиния чувствует себя обязанной делить папу со мной.

– Ну а вы?

– Я тоже не в восторге, – откровенно призналась мисс Стейвли. – Моя обида столь же, если не более, сильная, и это является для меня неприятным открытием. Никогда раньше не думала, что я такая злюка. Папа страдает, разрываясь между нами. Я недолюбливаю Альбинию не меньше, чем она – меня… И, если начистоту, мне совсем не нравится играть вторую скрипку в доме, где я привыкла быть хозяйкой. – Сказав это, девушка несколько насмешливо добавила: – Вы должны правильно понимать сложившееся положение. В последнее время я узнала о себе кое-что такое, о чем прежде не имела ни малейшего подозрения. Как ни трудно это признать, оказывается, я довольно властная особа, привыкшая повелевать всем вокруг.