Текст книги "Жертва любви"

Джорджетт Хейер
Жертва любви

Глава 1

По мощеным улицам Лондона с грохотом мчалась карета с одним-единственным седоком: джентльмен в низко надвинутой на глаза шляпе с золотым кантом непринужденно развалился на подушках, свободно вытянув ноги и глубоко засунув руки в просторные карманы дорожного плаща. Время от времени луч редкого уличного фонаря или факела на мгновение освещал внутренность экипажа, заставляя ярко вспыхивать бриллиант в галстучной булавке, украшавшей кружевное жабо, но лицо джентльмена при этом оставалось в тени широкополой шляпы.

Карета, промчавшись с опасной для городских улиц скоростью, вскоре выехала из города и, миновав заставу, направилась в сторону Хоунслоу-Хит. Бледная луна освещала дорогу кучеру на козлах, и грум, сидевший рядом с ним на облучке и проявлявший беспокойство с тех самых пор, как карета выехала из района Сент-Джеймс. не выдержал.

– Господи, ты же нас перевернешь! Куда так гонишь?

Кучер лишь ухмыльнулся. Карета вдруг качнулась на ухабе, и грум, вцепившись руками в сиденье, опять сердито крикнул:

– Спятил, что ли? Черти за тобой гонятся?.. Не понимаю, неужели он не чувствует? Неужели настолько пьян, что ему на все наплевать? – Грум кивнул назад, показывая на джентльмена в карете.

– Прослужишь с неделю – привыкнешь, – ответил кучер. – Вайдел, когда путешествует, он любит ездить быстро, понял?

– Просто напился и теперь спит как сурок.

– Ну нет, только не он.

Господин в карете, по всей вероятности, действительно крепко уснул, потому что не подавал никаких признаков жизни. Длинное тело безвольно повторяло крутые крены экипажа, подпрыгивало вместе с ним, но даже на самых высоких ухабах джентльмен ни разу не схватился за ремень, свисавший рядом со стенки кареты. Он не вытащил рук из карманов в тот момент, когда прозвучал громкий выстрел и карета резко остановилась. Впрочем, теперь джентльмен явно проснулся: потянувшись, он зевнул и, откинув голову на упругую спинку сиденья, слегка повернулся к открытому окошку.

Снаружи поднялась суматоха: слышались чьи-то грубые окрики, кучер громко бранил грума, который, по-видимому, не мог справиться с мушкетом; ржали и били копытами лошади.

Какой-то всадник подъехал к дверце кареты и просунул в окно дуло большого пистолета. В лунном свете обозначились контуры головы и плеч, и хриплый голос произнес:

– Подавай сюда свои игрушки, красавчик!

Но тут прозвучал новый выстрел, однако человек в экипаже даже не пошевельнулся, яркая вспышка разорвала темноту, предшествуя ему. Голова в окне исчезла, послышался глухой стук упавшего тела, потом испуганный крик, топот лошадиных копыт и запоздалый выстрел из мушкета.

Господин в карете наконец-то вытащил из кармана правую руку. В ней все еще дымился элегантный перламутровый пистолет. Бросив его на сиденье рядом с собой, он зажал между длинными тонкими пальцами тлеющую ткань плаща.

Дверца распахнулась, и на поспешно откинутую подножку вскочил кучер. Он держал в руке факел, в свете которого стало видно наконец лицо пассажира – на удивление юное, смуглое и очень красивое, хотя и отмеченное печатью брезгливого равнодушия и скуки.

– В чем дело? – холодно осведомился господин в карете.

– Грабители, милорд. Грум у нас новенький, немного растерялся и замешкался с мушкетом. Не привык еще к таким переделкам, ну и опоздал с выстрелом. Их было трое. Двое ускакали…

– Дальше? Кучер замялся.

– Вы убили одного, милорд.

– Разумеется. Но я думаю, ты открыл дверцу не затем, чтобы сообщить мне об этом.

– Дело в том, милорд… Разбойник лежит на дороге с вышибленными мозгами… Так и оставим его? Может быть, нам…

– Послушай, малый, неужели ты думаешь, что я потащу труп этого разбойника на раут к леди Монтекьют?

– Нет, милорд, – в замешательстве проговорил кучер, – значит, ехать дальше?

– Разумеется, поезжай.

– Слушаюсь, милорд. – И кучер закрыл дверцу.

Грум, все еще судорожно сжимая мушкет, не сводил оцепеневшего взгляда с лежавшего на дороге разбойника, вокруг головы которого медленно растекалась темная лужа. Когда кучер снова влез на козлы и взял вожжи в руки, грум выдохнул:

– Ты что, собираешься уезжать?

– Мы уже ничем не можем ему помочь, – мрачно ответил кучер.

– Надо же! Так разнести голову! – Грум содрогнулся.

Экипаж тронулся.

– Помалкивай, понял? Разбойник мертв, и все тут.

Грум облизал пересохшие губы.

– Его милость знает?

– Конечно знает. Он никогда не промахивается, когда держит в руках пистолет.

Грум тяжело вздохнул, все еще думая об убитом, оставленном в луже крови посреди дороги.

– Сколько ему лет? – спросил он потрясенно.

– Двадцать четыре с небольшим.

– Двадцать четыре! Подстрелить человека и оставить как ни в чем не бывало валяться на дороге! О Господи!

Когда карета остановилась у подъезда большого особняка, грум даже не пошевелился, и кучер вынужден был толкнуть его локтем. Опомнившись, тот соскочил на землю, опустил подножку и открыл дверцу. И пока господин вылезал, грум украдкой поглядывал на его лицо, надеясь увидеть хотя бы малейшие признаки волнения. Их не было. С томным видом милорд поднялся по каменным ступеням подъезда и вошел в ярко освещенный холл.

– Боже мой! – снова вздохнул грум. В холле два лакея засуетились вокруг позднего гостя, принимая у него плащ и шляпу.

У подножия широкой лестницы стоял еще один джентльмен, собиравшийся, по-видимому, подняться в бальную залу. Он тоже был молод и по-своему весьма недурен собой. Приподнятые, сильно изогнутые брови, блуждающий томный взор, напыщенные манеры – все выдавало в нем записного франта. Он явно был поклонником макаронического стиля[1]1
  Макаронический стиль – смешанный стиль (англ.).


[Закрыть], о чем свидетельствовали короткий камзол с петлицами, панталоны из шелковой ткани в узкую полоску, завязанные шнурками на коленях, и жилет, едва доходивший до талии. Непременное кружевное жабо, но вместо галстука – шейный платок, завязанный у горла пышным бантом, и до изумления высокий парик, присыпанный голубой пудрой. В руках джентльмена была длинная нарядная трость, украшенная лентами. Истинный macaroni!

Франтоватый молодой человек обернулся посмотреть, кто приехал, и, увидев милорда, поспешил к нему навстречу через холл.

– А я-то надеялся, что буду последним, – кокетливо пожаловался франт и, подняв к глазам лорнет, стал рассматривать дыру на плаще его светлости. – О, мой дорогой Вайдел! – воскликнул франт, весьма шокированный. – Мой дорогой друг! Боже, что с твоим плащом?

Лакей принял плащ у милорда.

Запоздалый гость небрежно поправил на груди примявшиеся дрезденские кружева.

– И что же такое с моим плащом, Чарльз? Мистер Чарльз Фокс в ответ передернул плечами:

– Но в нем огромная дыра, Вайдел. – Он приблизился и осторожно потрогал прожженную полу плаща маркиза. – И чертовски пахнет порохом. Ты кого-то подстрелил?

Его светлость маркиз Вайдел, облокотившись на перила, изящным жестом открыл свою табакерку.

– Всего лишь одного мерзавца разбойника, – ответил он.

Мистер Фокс на минуту стал серьезным, оставив игривый тон.

– Ты убил его, Доминик?

– Разумеется, – прозвучал небрежный ответ.

– И что ты сделал с трупом? – ухмыльнулся мистер Фокс.

– Что сделал? – раздраженно отозвался маркиз. – Ничего. Что я мог с ним сделать?

Мистер Фокс потер подбородок и немного подумал.

– Дьявол меня побери, если я знаю, – ответил он, – но ты не должен был оставлять труп на дороге, Доминик. Его увидят, когда гости поедут обратно в город. Дамам это не понравится.

Его светлость взял щепотку табаку, поднес к классически вырезанной ноздре, но помедлил

нюхать.

– Я об этом не подумал, – признался он. В глазах его появился озорной огонек: по всей вероятности, разговор с франтом забавлял его. Он обратился к лакею, все еще стоявшему рядом с плащом, перекинутым через руку: – Там на дороге валяется труп. Мистеру Фоксу это не нравится. Труп придется убрать.

Хорошо выдрессированный лакей внешне остался невозмутим.

– Слушаю, милорд. И что ваша светлость желает, чтобы мы сделали с ним?

– Понятия не имею, – ответствовал маркиз. – Чарльз, что ты хочешь с ним сделать?

– Что можно сделать с трупом, который валяется посреди Хоунслоу-Хит? Я считаю, что его надо отвезти к констеблю.

– Слышали? Труп надо отвезти в город.

– На Боу-стрит, – уточнил мистер Фокс.

– На Боу-стрит, с приветом от мистера Фокса.

– Дьявольщина, Доминик! С приветом от маркиза Вайдела, мой друг.

Лакей с трудом проглотил ком в горле и произнес с явным усилием:

– Будет сделано, сэр.

Мистер Фокс взглянул на маркиза Вайдела:

– По-моему, мы все уладили, не так ли, Доминик?

– Потратив при этом впустую столько времени, – маркиз отряхнул рукав тонким носовым платком, – я не намерен больше забивать себе голову мыслями об этом разбойнике.

– Что ж, пойдем наверх?

– Согласен, дорогой Чарльз. – И милорд начал лениво подниматься по лестнице.

Мистер Фокс, пристроившись рядом, достал из кармана элегантный веер и, раскрыв его, показал приятелю.

Его светлость внимательно оглядел вещицу.

– Очень мило. Шассерио[2]2
  Шассерио – французский живописец, представитель позднего романтизма.


[Закрыть], полагаю?

– Ты прав. – Мистер Фокс помахал веером. – Сюжет с Телемахом, исполненный на слоновой кости, видишь?

После того как оба джентльмена скрылись за поворотом широкой лестницы, стоявшие внизу лакеи обменялись взглядом.

– Сначала труп, в следующий момент – веер, – сказал тот, что держал плащ Вайдела. – Вот он – высший свет!

Эпизод с трупом уже вылетел из головы маркиза Вайдела, но мистер Фокс, считая, что история стоит того, чтобы о ней узнали другие, тут же рассказал ее двум-трем гостям, которые, в свою очередь, тоже не стали молчать. Очень скоро новость достигла ушей леди Фанни Марлинг, присутствовавшей на рауте вместе с сыном Джоном и дочерью Джулианой.

Леди Фанни овдовела много лет тому назад, и в свете давно перестали осуждать ее второй брак. Несмотря на несомненную ветреность в молодые годы, она искренне любила покойного ныне Эдварда Марлинга. Вдова истово соблюдала траур в течение года и когда, наконец, снова появилась в свете, прошло немало времени, прежде чем она позволила себе легкий намек на флирт. Теперь, когда дочь стала невестой, леди фанни превратилась в величественную пожилую матрону, предпочитавшую фиолетовый и серый цвета и неизменный тюрбан на голове.

Сейчас она оживленно беседовала со своим старым другом, неким Хью Давенантом, но, когда ее ушей достиг рассказ об очередном «подвиге» племянника, она, прервав разговор с Хью, воскликнула:

– Этот противный мальчишка! Клянусь, где бы я ни появилась, всегда говорят только о нем. И никогда – представьте, Хью, никогда! —ничего хорошего я о нем не слышала.

Серые глаза Хью Давенанта медленно заскользили по присутствовавшим и, отыскав высокую фигуру маркиза, задумчиво на ней остановились. Леди Фанни тем временем, так и не дождавшись ответа, продолжала:

– Разумеется, мне совсем не жаль этого грабителя с большой дороги… О, мой дорогой Хью, вы только посмотрите на эту нелепую фигуру… Что за смешной наряд! Да ведь это леди Мэри Коук. Что ж, ничего удивительного! Говорят, в последнее время за ней водятся странности, я слышала это от мистера Уолпола, а по-моему, она просто выжила из ума… Так о чем я говорила? Да, Вайдел… Он не должен был бросать на дороге убитого разбойника, хотя тот, не сомневаюсь, поступил бы точно так же на его месте, говорят, эти люди очень жестоки. И все равно, Вайдел не имел права так поступать! Теперь пойдут разговоры о его кровожадности и дьявольском бессердечии. Может быть, так оно и есть, но неприятно, что об этом разносят по всему свету, – она перевела дыхание, – и Леони… вы знаете, Хью, что я очень люблю Леони, так вот, я уверена, что Леони рассмеется и скажет, что ее mechant[3]3
  Злой, скверный (фр.).


[Закрыть] Доминик слишком беспечен. Подумать только! Беспечен! Давенант улыбнулся.

– Не сомневаюсь, что она действительно так скажет, – согласился он, – мне иногда кажется, что герцогиня Эйвон навсегда осталась в душе пажом Леоном.

– Хью, умоляю, будьте осторожны! У стен есть уши! Что касается самого Эйвона, ему совершенно безразлично поведение Доминика.

– Ну, нельзя отрицать, – осторожно сказал Давенант, – что Доминик – копия отца. Леди с треском захлопнула веер.

– Если вы так плохо относитесь к бедному Эйвону, Хью, – произнесла она, негодуя, – я не желаю вас больше слушать. Убеждена, что Эйвон стал образцом добродетели, с тех пор как женился на Леони. Признаю, он чудовищно неприветлив и неприятнее, пожалуй, может быть только Руперт, который, кстати, плохо влияет на Доминика, поощряя его дикие выходки. Но я готова поручиться своей репутацией, что Эйвон никогда не был таким дьяволом, как Вайдел. Вам ведь известно, что его прозвали дьявольским отродьем, и, если вы мне сейчас скажете, что это оттого, что он сын Эйвона, я назову вас пристрастным и не буду слушать.

– Он еще молод, Фанни, – сказал Давенант, продолжая наблюдать за маркизом.

– Тем хуже, – категорически отрезала матрона. – О, моя дорогая леди Доулиш, я уж и не мечтала встретить вас сегодня. Что вы, мы не виделись целую вечность… Странная особа, Хью, а ее дочь, что бы там ни говорили, но девица явно косит… Так о чем это я? Конечно, о Вайделе! Молод? Я была уверена, Хью, что вы найдете для него оправдание. Бедные Холланды тоже имеют неприятности с сыном, но самый страшный грех Чарльза – проигранное состояние. А покажите мне человека, который не играет! За это еще никого не осудили и не осудят. С Вайделом все иначе. Не успел он покинуть Итон, как все заговорили о его возмутительном поведении. И дело не только в его дуэлях, Хью, – вам, конечно, известно, что Доминику нет равных в стрельбе из пистолетов. Я слышала от Джона, что наше дьявольское отродье попадает в игральную карту на стене в любом состоянии, трезвый или пьяный. Однажды он проделал это у Уайтов, и разразился дикий скандал! Разумеется, Вайдел был пьян, и можете вообразить, Хью, как возмущены были такие почтенные гости, как старая миссис Куинсберри и мистер Уолпол. Хотела бы я посмотреть на них в тот момент!

– Я видел, – отозвался Хью. – Глупая выходка мальчишки, не более того.

– Но то, что он убил молодого Фоллиота, уже не назовешь глупой выходкой! К тому же он играет только по-крупному, и хотя мы все играем, но он настоящий Алайстер! И он слишком много пьет. А ведь никто не может сказать, что когда-нибудь видел Эйвона пьяным. И самое плохое, – она понизила голос и многозначительно махнула веером, – оргии Вайдела с танцовщицами из Оперы…

Давенант улыбнулся:

– Ну, Фанни, хотя в этом вопросе я с вами солидарен, но вы не станете отрицать, что Эйвон тоже в свое время…

Она не дала ему договорить:

– Нет, нет, я обожаю Джастина Эйвона, хотя никогда не одобряла его пороков. Кстати, несмотря на свои недостатки, Джастин всегда был bon ton[4]4
  Хорошего тона (фр.).


[Закрыть], – чего не скажешь о Вайделе. Если бы он был моим сыном, я не позволила бы ему жить вне дома. Мой дорогой Джон почти не отходит от меня.

Хью отвесил ей поклон.

– Вы должны быть очень счастливы, имея такого сына, Фанни. Она вздохнула:

– Он точно такой же, каким был его незабвенный отец.

Скрывая выражение лица, Хью снова поклонился.

Он прекрасно знал, что ее светлость лукавит, – сын как раз и огорчал ее своим домоседством.

– И если я когда-нибудь услышу, – продолжала леди Фанни с легким вызовом в голо-гр как будто прочитав мысли Хью, – если я услышу о том, что мой Джон участвует в этих оргиях, я тут же умру от позора и унижения.

– Что вы имеете в виду, Фанни? Что за оргии? – нахмурился Хью.

– Оргии Вайдела. И не спрашивайте меня больше об этом, Хью.

Давенант слышал много интересных историй о забавах молодого Вайдела, но был удивлен, что они каким-то образом достигли ушей леди Фанни. Судя по ее таинственному выражению, она действительно знала о худших из них. Уж не Джон ли Марлинг нашептал матери на ухо? Хью готов был признать, что, несмотря на все свои выходки, Вайдел гораздо приятнее, чем его безупречный кузен Джон.

В этот момент, как будто почувствовав, что говорят о нем, через гостиную к ним направился мистер Джон Марлинг – плотный молодой человек весьма недурной наружности, в костюме из испанского коричневого бархата. Ему шел тридцатый год, но степенная манера поведения делала его старше своих лет. Он поклонился Давенанту и вежливо осведомился о его здоровье. Мать нетерпеливо прервала сына.

– Послушай, Джон, где твоя сестра? Я видела здесь сегодня молодого Комина. Надеюсь, вы не оставили свою сестру с ним наедине?

– Нет, – ответил Джон серьезно, – потому что она с Вайделом.

– Вот как, – странное выражение появилось на лице леди Фанни, – что ж, мне кажется, эти двое всегда рады друг другу.

– Трудно сказать, – продолжал старательно докладывать Джон Марлинг. – Увидев Вайдела, Джулиана закричала: «О, милый Доминик, и ты здесь?» – или что-то в этом роде, а тот ответил: «Боже мой, кажется, я опять попал на семейное сборище!»

– Как это на него похоже. – Леди Марлинг многозначительно посмотрела на Хью Давенанта. – Знаете, Вайдел просто обожает мою дочь.

Об этом Давенант не слышал, зато он, как и весь высший свет, был прекрасно осведомлен о непомерном честолюбии леди Фанни. Вайдел мог быть несносным и способным на дикие выходки, даже «оргии», но это не мешало ему быть одним из самых завидных женихов Англии. Напрасно почтенная матрона думала, что ее тайные помыслы никому не известны.

Джон решился возразить матери.

– По-моему, Вайделу совершенно безразлична Джулиана, а что касается ее самой, она увлечена Фредериком Комином, и довольно сильно.

– Вы просто дразните меня, Джон, – с раздражением сказала леди Фанни, – она еще ребенок, и я уверена, что Джулиана вообще не думает ни о замужестве, ни о любви, ни о чем подобном. Она просто любит пококетничать с молодыми людьми. К тому же стоит ей пробыть в Париже хотя бы неделю, и она тут же забудет даже о существовании этого Фредерика Комина.

– Париж? – спросил Хью Давенант, в душе осудивший Джона за донос на сестру. – Джулиана собирается в Париж?

– Разумеется, Хью. Вы, наверное, забыли, что моя дорогая мамочка была француженкой?

Поэтому ничего удивительного, что девочка обирается навестить своих французских родственников. Они горят нетерпением познакомиться с ней, и Джон повезет ее в Париж на следующей неделе. Уверена, они сделают все, чтобы развлечь ее, после чего ей скорее всего не захочется возвращаться домой.

– Но я не уверен, что это отвечает нашим планам, – пробормотал Джон.

– Не будьте таким вредным, Джон, – с досадой отозвалась леди Фанни, – можно подумать, что и я принадлежу к тем расчетливым особам, которых сама презираю.

Решив, что настал подходящий момент, Хью откланялся и удалился, оставив мать с сыном спорить без помех.

Тем временем мисс Джулиана Марлинг, очаровательная белокурая девушка в голубом платье из люстрина и в туфельках с блестками, увлекла кузена Вайдела в одну из уединенных гостиных.

– Послушай, ты именно тот человек, которого я хотела видеть сегодня.

Маркиз ответил с обычной неучтивостью:

– Если ты хочешь попросить меня о чем-то, Джулиана, знай, я всем отказываю.

Мисс Марлинг широко раскрыла голубые глаза.

– Даже мне, Доминик? Маркиз остался невозмутим.

– Даже тебе.

Вздохнув, мисс Марлинг покачала головой:

– Ты ужасно нелюбезен. И я принимаю окончательное решение не выходить за тебя замуж.

– Я на это и надеялся, – спокойно отозвался он.

Мисс Марлинг хотела принять оскорбленный вид, но передумала и рассмеялась.

– Тебе нечего бояться, – сказала она весело, – потому что я собираюсь выйти за человека, совершенно не похожего на тебя, можно даже сказать – твою противоположность.

Маркиз проявил искорку интереса.

– Да? И моя тетя знает об этом?

– Ты можешь быть грубым и неприятным, Доминик, но по крайней мере тебе не нужно объяснять все по сто раз, как братцу Джону. Так вот, маме не нравится мой избранник, и поэтому я уезжаю на следующей неделе во Францию.

– И кто же «он»? Ты откроешь мне тайну, Джулиана?

– Не думаю, что ты его знаешь. Он явно не из вашей компании, – сухо ответила мисс Марлинг.

– А, значит, моя догадка оказалась верна. Ты собираешься совершить mesalliance[5]5
  Неравный брак (фр.).


[Закрыть]?

Вся фигурка мисс Марлинг выражала явную обиду и оскорбление.

– Ничего подобного! Хотя его действительно нельзя считать блестящей партией, потому что Фредерик не обладает высоким титулом. Зато блестящие женихи вроде тебя, как правило, превращаются со временем в ужасных мужей.

– Ты можешь рассчитывать на меня, Джу. Если леди Фанни будет возражать, попытаюсь ее уговорить.

Она схватила его за руку.

– Милый Доминик! Я знала, что ты не откажешь. Его имя – Фредерик Комин!

– Чтo это за птица? – невозмутимо спросил маркиз.

– Он приехал из Глостершира… или из Сомерсета? Не помню точно. Ну, это не столь важно! Его отец – сэр Малкольм Комин, и это вполне респектабельная семья, как говорит моя тетя Леони. У них там поместье, хотя и не очень большое. Фредерик – старший сын, окончил Кембридж, он впервые в Лондоне, ему покровительствует лорд Кэрлайл. Так что это вовсе не mesalliance.

– Можешь выбросить эту идею из головы, моя дорогая. Тебе никто не позволит выйти за такое ничтожество.

– Доминик… – Грозный тон мисс Марлинг предупреждал.

Маркиз лениво посмотрел на нее.

– Я приняла решение, и не стоит говорить со мной об этом человеке так пренебрежительно.

– Ну, не буду.

– Но ты ведь обещал и попытаешься нам помочь, не правда ли, милый Доминик?

– Конечно, бедное дитя. Я скажу тете Фанни, что полностью одобряю твой выбор.

– Какой ты все-таки отвратительный насмешник! Послушай, ведь если я выйду замуж, ты от этого только выиграешь, потому что моя мать перестанет видеть в тебе жениха для меня.

– Но меня вовсе не пугает такая перспектива.

– Если бы ты женился на мне, то потом тебе пришлось бы горько пожалеть! – серди-

то крикнула девушка. – А пока я прошу тебя об одном – напиши письмо тете Элизабет в Париж.

При этих словах взор скучающего маркиза оторвался от зрелой блондинки, которая делала вид, что не замечает внимания Вайдела, и снова устремился на мисс Марлинг.

– Зачем?

– Но это же ясно, Доминик! Парижская тетя Элизабет настолько тебя обожает, что сделает все, что ты попросишь. И если ты обратишься к ней с просьбой помочь твоему другу освоиться в Париже…

– А! Согласен! Письмо от меня будет весьма полезно. Если только моя уважаемая тетушка Фанни уже не предупредила тетю Элизабет о твоем ничтожном друге.

– Он вовсе не ничтожество! Кстати, мама этого не сделает, потому что понятия не имеет, что Фредерик собирается со мной в Париж. Так ты напишешь письмо, Доминик?

– Разумеется, нет, – спокойно ответил маркиз, – с какой стати, я ни разу даже не видел этого парня!

– Я знала, что ты так скажешь. Подожди-ка…

Она повернула голову и призывно помахала веером, привлекая чье-то внимание. И тут же молодой человек, до того не спускавший с нее глаз, оторвался от группы людей, толпившихся у входа в зал, и направился к Джулиане.

Он был немного ниже ростом, чем Вайдел;

его одежда, в отличие от изящного, но небрежного стиля маркиза, выглядела безукоризненно – от небольшого парика до черных башмаков на низком каблуке. Его костюм вполне соответствовал моде – жабо из итальянских кружев и черный солитер в галстуке. Присутствовали все необходимые атрибуты костюма джентльмена: лорнет, карманные часы; в одной руке он держал табакерку; палец другой руки украшал перстень с камеей.

Маркиз наблюдал за его приближением в лорнет.

– Господи, где ты его откопала, Джу? Мисс Марлинг, проигнорировав этот невежливый вопрос, сделала шаг навстречу Комину и взяла его под руку.

– Фредерик, – трагическим голосом произнесла она, – я рассказала моему кузену все! В конце концов, на то он и кузен. Вы, конечно, наслышаны о том, какой он жестокий и как безжалостно убивает на дуэли молодых людей. Вайдел, – представила она молодого человека маркизу, – это Фредерик.

– Не чересчур ли, Джулиана… – В глазах маркиза зажегся опасный огонек, но тем не менее он любезно раскланялся с мистером Комином.

Тот, смущенный не слишком лестными словами Джулианы в отношении маркиза, покраснел и сказал, что польщен знакомством.

– Вайдел напишет письмо тете в Париж, – сказала Джулиана, – по поводу вас. Тетя Элизабет, пожалуй, единственная из всего нашего семейства не слишком шокирована поведением племянника. За исключением меня, конечно.

Маркиз снова взглядом предупредил кузину, и она сдалась:

– Ну, хорошо, я больше не скажу ни слова. Но ведь ты напишешь, милый, милый Доминик не правда ли?

Мистер Комин сказал вдруг очень серьезным юношеским басом:

– Думаю, милорду Вайделу следует знать, кто мне дал рекомендации. Хотя я могу показаться искателем приключений, уверяю, это не так. Моя семья известна в Западной Англии, а лорд Кэрлайл, если понадобится, всегда замолвит за меня слово.

– Бог с вами, сэр! Я не телохранитель этой девушки. Вам лучше адресовать все это ее родному брату.

Мистер Комин и мисс Марлинг обменялись невеселыми взглядами.

– Конечно, я не рассчитываю, сэр, что очень быстро заслужу благосклонность леди Фанни и мистера Марлинга.

– Разумеется. Вам надо просто бежать с кузиной, и все.

Мистер Комин ошеломленно отпрянул.

– Бежать, сэр?

– Или вообще оставить эту затею раз и навсегда.

– Уверяю вас, сэр, – искренне заявил мистер Комин, – у меня и в мыслях не было нарушать правила хорошего тона. Мой отец всегда хотел, чтобы я побывал в Париже… Я поеду первым…

– Послушайте, Фредерик, а ведь это прекрасная идея, как мне раньше не пришло в голову… Смотрите, какие умные мысли бродят в вашей голове!

На бесхитростном лице мистера Комина отразилось полнейшее изумление.

– Джулиана! Неужели вы думаете, что я способен украсть вас! Маркиз пошутил.

– Ничего подобного. Сам он наверняка так сделал бы, окажись на вашем месте. Что толку в вашей честности и порядочности! В конце концов, это и в самом деле выход. Если только… – Она с сомнением посмотрела на Вайдела. – Как ты думаешь, Доминик, не замолвит ли за меня словечко перед мамой дядя Джастин?

Маркиз ответил без колебании:

– Не будь дурой, Джу.

Она вздохнула:

– Ты прав, боюсь, что нет. А жаль, потому что мама всегда делает так, как скажет дядя Джастин. – Тут она заметила в противоположном конце комнаты знакомую приземистую фигуру брата. – А вот и Джон! Вам лучше уйти, Фредерик, нельзя, чтобы он заметил вас рядом с Вайделом.

Фредерик покорно откланялся и отошел. Проводив его взглядом, Джулиана оживленно повернулась к маркизу.

– Не правда ли, он очарователен, Вайдел? – требовательно спросила она.

Он, нахмурясь, посмотрел на нее:

– Джулиана, я правильно понял, что ты предпочла это создание мне?

– Бесповоротно.

– У тебя отвратительный вкус, дорогая, – спокойно заключил он.

– Неужели, кузен? А ты разве не предпочел мне эту кокетку с соломенными волосами, с которой я видела тебя в Воксхолле? – ответила колкостью на колкость Джулиана.

– Несправедливо, моя дорогая. Ведь я, в отличие от тебя, не собираюсь на ней жениться. И к тому же понятия не имею, о ком ты говоришь.

Мисс Марлинг церемонно приседа перед кузеном.

– Я не принадлежу, к счастью, к компании вашей светлости, поэтому не знаю ее имени. Маркиз отвесил изящный поклон.

– Я веду тихую уединенную жизнь, дорогая Джулиана.

– Вы вызывающе бесстыдны! – С этими сердитыми словами мисс Марлинг покинула Вайдела.