Текст книги "Боваллет, или Влюбленный корсар"

Глава III

Назавтра установилась прекрасная погода, ярко светило солнце, сильный ровный бриз наполнял паруса. Дон Мануэль решил не вставать с койки, волнения и испытания предыдущего дня совсем измучили его. Он с трудом заставил себя позавтракать хлебом, вымоченным в вине, и отослал от себя дочь. Его трясла лихорадка, он жаловался на головную боль. Вокруг него неутомимо хлопотал Бартоломее, его слуга, но Джошуа Диммок также был к его услугам. Джошуа был настоящим профессионалом. Он со знанием дела рассказал о нескольких видах лихорадки и, не разделяя неприязнь дона Мануэля к астрологии, прописал ему всегда носить при себе щепочки от виселицы. Щепочки эти он извлек из глубины своих карманов и с жаром стал распространяться об их магических свойствах. Дон Мануэль раздраженно отмахнулся, однако согласился принять сильное сердечное средство, которое, как его заверили, было получено прямо из кладовой леди Боваллет, дамы, чье имя уже не раз таинственно упоминал Джошуа.

– Вернейшее средство, сеньор, – убеждал его Джошуа. – Тут есть и сироп, и дягиль, и горсточка можжевеловых ягод, и буквица[33]33
  Букница – растение из семейства мятных с пурпурными цветами, собранными в колосовое соцветие. В прошлом широко использовалось в медицине как успокоительное средство.


[Закрыть], и митридат[34]34
  Митридат – фармацевтический состав, считавшийся универсальным противоядием (устар.); название произошло от имени понтийского царя Митридата, который, боясь отравления, постепенно приучил себя к различным ядам, принимая их во все увеличивающихся дозах.


[Закрыть], я уж не говорю о полыни[35]35
  Полынь – горькая трава с пряным ароматом, растущая в Европе, в прошлом широко использовалась как глистогонное и укрепляющее средство; теперь применяется только для изготовления абсента.


[Закрыть], а ведь это, как известно, одно из самых сильных лекарств от всяческих лихорадок. И все это, благородный сеньор, было вымочено в вине собственными ручками миледи, а потом плотно закупорено, как вы можете заметить. Соблаговолите выпить, и сами во всем убедитесь!

Дон Мануэль выпил предложенное ему сердечное средство, и был заверен в скорейшем выздоровлении. Однако сам Джошуа имел на этот счет иное мнение, о чем не замедлил сообщить сэру Николасу на ухо, предупредив его, что на борту «Рискующего» находится умирающий.

– Я знаю, – коротко ответил Боваллет. – Если только я не ошибаюсь, у него cameras de sangre[36]36
  Название малярии, опасной лихорадки (исп.).


[Закрыть].

– Мне тоже так показалось, сеньор. Достаточно было только одного взгляда, заметьте. Его слуга – тощий меланхолик, я таких и не видывал! – все толкует о приступах лихорадки, но я вам скажу: нет, тут скорее cameras de sangre, а слуга – просто олух. Дайте я застегну вам манжет, если позволите, сэр. – Он сделал это и отступил на шаг полюбоваться своей работой. Затем заговорил с еще большей убежденностью: – Более того, хозяин, заметьте, это недобрый знак. Совсем недобрый! Смерть притягивает несчастье. Я не говорю о неизбежных потерях, о смерти в бою. Это совсем иное дело. Но длительная болезнь… Мы должны как можно скорее высадить благородного сеньора на сушу.

– Как это так? Что это еще за новости, разбойник? – поинтересовался Боваллет, откидываясь в кресле. – Где и зачем нам его высаживать?

– Думаю, что Канары – самое подходящее место, сэр. Причина совершенно ясна – он должен умереть на суше или на другом корабле, или где угодно, только не у нас. Нечего нам обременять себя еще и этим. – Он быстро пригнулся, увертываясь от брошенного в него сапога.

– Болтун! – обратился к нему Боваллет. – Прекрати эти разговоры! Мы высадим благородного джентльмена в Испании. Запомни это!

Джошуа подобрал сапог и опустился на колени, чтобы помочь сэру Николасу надеть его, нисколько не смущенный таким поворотом дела. – Осмелюсь только сказать, хозяин, что мы сами суем голову в петлю.

– Можешь быть уверен, что твоя шея уже давно тоскует по веревке, – весело ответил сэр Николас.

– А вот на это, сэр, я вам скажу, что уж я-то не скитаюсь по белу свету, грабя и воруя, – совершенно беззлобно отпарировал Джошуа. – Небольшое усилие, сэр, и мы наденем сапог. Вот так! – Он разгладил морщинку на мягкой коже и взял в руки другой сапог. – Да будет вам известно, сэр, что ко мне это не относится: в моем гороскопе ясно сказано, что я окончу свои дни не в кровати. Неплохо бы было составить и ваш гороскоп, хозяин, чтобы мы знали, чего нам ждать.

– Ну так и отправляйся в кровать, дурень, и жди смерти там! – посоветовал Боваллет. – Ты слишком много себе позволяешь. – Он слегка пошевелил ногой.

– Тогда, хозяин, – философски заметил Джошуа, – пусть все будет, как есть, на все Господня воля. Думаю, я действительно не должен был так говорить. Но если вы позволите, то все эти путешествия по морям с бабой на борту…

– Что? – заревел Боваллет, выпрямляясь на стуле.

Умные серые глаза Джошуа расширились.

– Ого! Прошу прощения, сэр, я хотел сказать: с леди. Но суть дела от этого не меняется, даже наоборот, если только вы меня понимаете. Все, молчу, молчу! Имейте только в виду, что это противоречит всем обычаям, и я не сомневаюсь, злой рок уже подстерегает нас.

Боваллет принялся поглаживать свою острую бородку, и, увидев сей грозный для него признак, Джошуа поспешил начать стратегический отход к двери.

– Злой рок, несомненно, подстерегает тебя и скоро обрушится на тебя, мой друг, – сказал сэр Николас, не спеша поднимаясь на ноги, – и этим злым роком, возможно, окажется кончик моего сапога!

– Сэр, я удаляюсь как можно скорее, – быстро проговорил Джошуа и проворно выскочил за дверь.

Боваллет мерным шагом последовал за ним и вышел на палубу посмотреть, как разбирают груз, снятый со «Святой Марии». Разгрузку и сортировку добра, захваченного на «Святой Марии», увидела и донья Доминика, тоже вышедшая на палубу, чтобы подышать свежим воздухом. Презрительно скривив губки и вздернув подбородок, она прошла на ют и встала, глядя вниз на шкафут, где были свалены рулоны холста, на грубых весах взвешивались слитки золота. Ричард Дэнджерфилд, с листом бумаги и чернильницей сидел на перевернутом бочонке, прилежно записывая цифры, которые выкрикивал крепкий волосатый матрос. Рядом, на другом перевернутом бочонке, уперев руку в бедро и покачивая сапогом, небрежно развалился Боваллет. Взвешивание целиком поглощало его внимание, и он не видел пристально глядящую на него девушку.

Да будет вам известно, уважаемые читатели, пиратство было делом совершенно официальным, и даже узаконненым. В некотором роде это была война против короля Испании Филиппа Второго. У англичан были причины ненавидеть Испанию. Во-первых, еще было свежо в памяти вероломство испанцев, напавших на сэра Джона Хокинса, возвращавшегося из Вест-Индских колоний; во-вторых, неутомимое соперничество этих стран в Нидерландах; в-третьих, деятельность святой инквизиции, хозяйничавшей в Испании и унесшей самым безжалостным образом немало жизней доблестных моряков, захваченных на английских судах. Да вспомните хотя бы, как испанцы обращались с туземцами из индийских колоний! Это вполне убедит вас. Помимо всего этого была еще и чрезмерная гордыня Испании, возомнившей себя хозяйкой и Старого и Нового Света. Так что Елизавета, милостью Божьей королева Англии, просто обязана была взять на себя усмирение этого бесстыдного высокомерия. В этом благородном деле ей неустанно помогали прямой и громогласный Дрейк со своим другом Боваллетом; другие именитые мореплаватели: Фробишер[37]37
  Фробишер, сэр Мартин – английский мореплаватель (1535 – 1594). Он трижды – в 1576, 1577 и 1578 годах безуспешно пытался отыскать Северо-Западный проход (морской маршрут вдоль побережья Северной Америки из Атлантического океана в Тихий. Впервые по нему удалось пройти Роальду Амундсену только в 1903 – 1906 годах). Фробишер назвал своим именем пролив на острове Баффинова Земля на севере Канады и привез в Англию «черную землю», в которой ошибочно надеялись отыскать золото. В дальнейшем он воевал против Испанской Армады и занимался грабежом испанских кораблей, привозивших в Старый Свет богатства Нового.


[Закрыть], Джилберт[38]38
  Джилберт, сэр Хамфри – английский мореплаватель (1539 – 1583). Сводный брат сэра Уолтера. Рейли, Джилберт сделал блестящую карьеру – начал он солдатом в Ирландии в 1569 – 1970 годах, а затем в Нидерландах в 1572 году. Первая его попытка добраться до Северной Америки потерпела неудачу в 1578 году, но пять лет спустя он высадился в Сент-Джонсе, остров Ньюфаундленд, и провозгласил открытую им землю владением Елизаветы I. Корабль Джилберта исчез на обратном пути в Англию.


[Закрыть] и Дэвис[39]39
  Дэвис, Джон – английский мореплаватель (1550 – 1605). Трижды – в 1585, 1586 и 1587 годах пытался отыскать Северо-Западный проход; его именем назван открытый им пролив между островами Гренландия и Баффинова Земля. В 1592 году, следуя к Магелланову проливу, Дэвис открыл Фолклендские острова. Он был убит японскими пиратами во время своего последнего путешествия в Юго-Восточную Азию.


[Закрыть]; Хокинсы[40]40
  Хокинс, сэр Джон – английский мореплаватель (1532 – 1595). В 1562 году он стал первым английским работорговцем, поставляя чернокожих рабов из Западной Африки в испанскую Вест-Индию. В 1567 – 1569 годах в его третьей экспедиции принял участие Дрейк, корабли подверглись нападению испанцев на пути назад. Спастись удалось только кораблям Дрейка и Хокинса. В 1570 Хокинс стал морским казначеем и разработал ряд реформ, внесших немалый вклад в блистательную победу Англии над Испанской Армадой. Умер он в Пуэрто-Рико от лихорадки, во время новой экспедиции с Дрейком. Его сын, сэр Ричард Хокинс, участвовал в разгроме Испанской Армады и затем, во время кругосветного похода, сопровождавшегося немалым грабежом и разбоем, был захвачен испанцами и заключен в тюрьму с 1594 по 1602 год.


[Закрыть] – отец, сыновья и внук. Они никогда не упускали случая вторгнуться в испанские воды и изрядно попортили кровь королю Филиппу. Каждый из них был твердо убежден, что один англичанин стоит никак не меньше дюжины испанцев. Дальнейшие события показали, что они были совершенно правы.

Его записки, озаглавленные «Наблюдения во время путешествий в Южное море», вышли в 1622 году и оказали большое влияние на писателей, описывавших в дальнейшем это время.

Николас Боваллет, младший сын в семье, провел беспокойные годы юности в скитаниях по континенту, как это и полагалось человеку его происхождения. Он оставил Англию еще мальчиком, исполненный такой безрассудной дерзости, что его отец небезосновательно опасался за его жизнь. Боваллет вернулся на родину зрелым мужчиной, возмужавшим и закаленным, но непохоже было, что дерзость мыслей и поступков покинула его. Старший брат Николаса, унаследовавший к тому времени титул и положение отца, печально качал головой и называл его разбойником, плутом и настоящим головорезом, удивляясь, отчего тому не сидится на месте. Ему не терпелось вновь пуститься на поиски приключений. Он ушел в море, произвел некоторый шум в Новом Свете, а затем в роли спутника Дрейка сопровождал его в кругосветном путешествии. Под началом этого доблестного моряка он прошел Магелланов пролив, был свидетелем разграбления Вальпараисо, повидал далекие Филиппинские острова, Минданао и, обогнув печально знаменитый мыс Бурь, вернулся домой хозяином несметных богатств с бронзовым лицом и твердыми мускулами. Как бы то ни было, Жерар Боваллет, человек более трезвый, решил, что брату пора покончить с таким образом жизни. Николас уже получил почетное рыцарство, так пусть теперь успокоится, подберет себе подходящую невесту и станет отцом наследников, которых не суждено было иметь миледи Боваллет. Но вместо этого неисправимый Николас, едва успев побывать дома, вновь отправился в море, теперь уже на собственном корабле. Он совсем не был похож на почтенного землевладельца, каким его хотел видеть старший брат, и заботился лишь о том, как бы произвести побольше шума в мире. И Дрейк и Боваллет действовали в одиночку, но испанцы соединяли эти два имени вместе, причем Боваллет казался им каким-то дьяволом. Дрейк совершал невозможные поступки, действуя единственно возможным образом, а Боваллет отличался способностью добиваться чудес даже самыми невозможными путями. Что касается его собственных людей, то они были горячо привязаны к нему, твердо веря в его удачу и гений. Они были убеждены, что он сумасшедший, но само это безумие приносило им немалую выгоду, и все давно уже перестали удивляться его задумкам. Они верили своему капитану настолько, что были готовы идти за ним вслепую, не опасаясь попасть впросак. Его шкипер, Патрик Хоу, весь заросший бородой, любил говаривать:»Слушайте, мы побеждаем только потому, что Ник не знает поражения. От его орлиного взгляда не скроется ни одна мишень, но он слеп перед опасностью, и со смехом найдет выход из любого опасного положения, если только мы в нем окажемся. Сумасшедший? Да, пожалуй, так».

Действительно, сэр Николас с быстротой молнии кидался в самые невероятные предприятия, и всегда с победой уносился прочь, оставляя удивленных зрителей стоять, разинув рот, дивясь его дерзости.

Именно так он вел себя и в отношении доньи Доминики, не давая ей времени даже на, то, чтобы перевести дыхание. Казалось, все делалось по одному щелчку его пальцев. Да, это был удивительный человек, видит Бог!

Такие мысли бродили в голове Доминики, пока она стояла, глядя на него сверху вниз, и, поскольку Боваллет не обращал на нее ни малейшего внимания, она позволила себе презрительно рассмеяться и заметить, обращаясь, очевидно, к проносящимся по небу облакам: «Торговец, пересчитывающий награбленные товары!»

Боваллет быстро взглянул вверх. Солнце сияло в его голубые глаза, и он козырьком приложил ладонь ко лбу:

– Миледи Надменность! Примите тысячу пожеланий доброго утра!

– Утро не будет добрым, пока я нахожусь на корабле, подобном вашему, – с вызовом ответила она.

– Что такое? – заволновался сэр Николас, спрыгивая с бочонка. – Вам не нравится мой корабль?

Он был уже на середине трапа. Возможно, девушка и хотела, чтобы он поднялся к ней, но она ни за что бы не позволила ему самому догадаться об этом.

– Прошу вас, оставайтесь подле вашей добычи, сеньор.

Но он уже оказался рядом с ней, перекинул ногу через поручень и уселся, как беззаботный мальчишка.

– В чем дело? – повторил он. – Слишком много пыли в коридоре?

Она едва слышно фыркнула.

– Дело в том, сеньор, что это пиратское судно, а вы мой враг.

– Напрасно вы так думаете, милая! – сказал он весело. – Я не враг вам.

Девушка метнула испепеляющий взгляд, но это не произвело на него никакого впечатления.

– Вы провозглашены врагом всех испанцев, сеньор, и мне это хорошо известно.

– Возможно, но я собираюсь в ближайшее время сделать из вас англичанку, дорогая, – откровенно признался он.

Это заявление застигло Доминику врасплох. Она ахнула, вспыхнула и сжала кулачки.

– Ну, и где же ваш кинжал? – поинтересовался Боваллет, весело наблюдая за ней.

Она круто повернулась и бросилась прочь. Леди была возмущена, она не находила слов, но одновременно ей было интересно, последует ли он за нею. Николас же дал девушке уйти на такое расстояние, что его люди не могли больше видеть их, и догнал ее. Положив руки Доминике на плечи, он повернул ее лицом к себе. Его глаза больше не дразнили девушку, а голос стал мягче.

– Леди, вы назвали меня насмешником, но теперь я не шучу. Вот мое торжественное обещание! Не пройдет и года, как я сделаю из вас англичанку. А это моя печать. – Он быстро нагнулся и поцеловал ее в губы раньше, чем она смогла остановить его.

Доминика возмущенно вскрикнула и быстро вскинула руки, намереваясь постоять за себя. Но Боваллет уже знал ее характер и был готов к отпору.

– Вы будете считать меня негодяем или пожалеете, как бедного сумасшедшего? – спросил он, держа ее руки и снова подтрунивая над ней.

– Я ненавижу вас! – страстно прошептала она. – Презираю вас и ненавижу вас!

Боваллет отпустил ее.

– Ненавидите меня? Но почему? Доминика быстро провела рукой по губам, словно стирая поцелуй.

– Как вы посмели! – она задыхалась. – Держать меня! Целовать меня! О, презренный! Как вы меня оскорбили! – Она бежала к трапу, ведущему в кают-компанию.

Но Николас уже стоял перед ней, загораживая путь.

– Стой, дитя! Здесь какое-то недоразумение. Я женюсь на тебе. Разве ты не поняла меня?

Она топнула ножкой, попыталась обойти его, но не сумела.

– Вы никогда не женитесь на мне! – выпалила она. – Вы гнусный негодяй! Считаете меня своей пленницей, и делаете со мной, что вам заблагорассудится!

Он крепко ухватил ее за руки чуть повыше локтей и слегка встряхнул.

– Нет, нет, к чему говорить о пленниках и тюремщиках, Доминика? Чем я мог обидеть вас?

– Вы вынудили меня! Вы осмелились поцеловать меня и силой удерживаете!

– Прошу прощения. Так заколите меня в отместку моим же кинжалом, милая. Ну вот, он уже у вас в руках. Это будет быстрая и верная месть. Нет? И что же мне тогда делать? – Руки его скользнули к ее запястьям, он склонился, целуя ей пальцы. – Вот так! Пусть все будет забыто, пока я не поцелую вас еще раз! – Он проговорил это, бросив на нее страстный взгляд, перед которым трудно было устоять.

– Этого никогда не будет, сеньор.

– Итак, она бросает вызов. Я принимаю его, миледи, и отвечу вам испанской пословицей – Vivir para ver![41]41
  Поживем – увидим (исп. пословица).


[Закрыть]

– Едва ли вы женитесь на мне силой! – возразила она. – Даже вы!

Он обдумал ее слова.

– Верно, девочка, это было бы слишком просто.

– Предупреждаю вас, что это будет совсем не просто!

– Что это, еще один вызов? – поинтересовался он.

Доминика отступила на шаг.

– Вы не посмеете!

– Не бойтесь, я же сказал, что не сделаю этого. Успокойтесь, я буду ухаживать за вами по-королевски.

– И где же вы будете ухаживать за мной? – с презрением спросила она. – Мой дом находится в самом сердце Испании, да будет вам известно.

– Будьте уверены, я последую за вами туда, – пообещал он и рассмеялся, увидев недоверие на ее лице.

– Болтовня! О, пустой хвастун! Вы не решитесь!

– Ждите меня в Испании! – произнес он. – Клянусь вам чем угодно!

– В Испании действует святая инквизиция, сеньор, – напомнила она ему.

– Да, сеньора, – мрачно согласился он и вытащил из кармана камзола книгу в кожаном переплете. – И, похоже, она крепко вцепится и в вас, моя милая, если вы и дальше будете интересоваться подобными вещами.

Она побледнела и нервно сложила руки перед грудью.

– Где вы нашли это? – от волнения у нее перехватило дыхание.

– В вашей каюте на борту «Святой Марии». Если вы действительно верите всему тому, что здесь написано, то вам нужно стремиться не в Испанию, прямо в лапы инквизиции, а как раз наоборот – прочь от нее. Знайте, чем скорее я увезу вас из Испании, тем в большей безопасности вы окажетесь. – Он отдал ей книгу. – Спрячьте это хорошенько или плывите со мной в Англию.

– Не говорите об этом моему отцу, – торопливо проговорила она.

– Конечно, неужели вы не доверяете мне! Вот так неблагодарность!

– Полагаю, это не ваше дело, сеньор, – ответила девушка, снова обретая чувство собственного достоинства. – Благодарю вас за книгу. А теперь пропустите меня!

– У меня есть имя, дитя мое. И я позволил вам называть меня по имени.

Доминика присела в реверансе.

– О, благодарю вас… сэр Николас Боваллет! – насмешливо вымолвила она и проскользнула мимо него вниз по трапу.

Глава IV

Донья Доминика решила, что наглость Боваллета должна быть соответствующим образом наказана, и взялась за осуществление этого плана. Юный Дэнджерфилд был для этого самой подходящей фигурой, она разыскала его и затеяла флирт, к немалому смущению молодого человека. Кокетка прибегла к игре длинных ресниц и была чрезвычайно ласкова с юношей, стремясь польстить его самолюбию. С Боваллетом она была по-прежнему вежлива, отвечала ему, когда он заговаривал с ней, скромно складывала ручки на коленях, а при первой же возможности снова обращалась к Дэнджерфилду. На долю Боваллета выпадали только величественные реверансы и холодные замечания, зато Дэнджерфилду она ясно давала понять, что всегда, когда он этого хотел, он мог рассчитывать на ее улыбки и веселую болтовню. Сердце юноши, конечно, таяло на глазах, он даже обнаружил прискорбную тенденцию к обожествлению Доминики. В другое время это могло бы понравиться ей, но теперь она не собиралась изображать из себя богиню. Она изо всех сил намекала Дэнджерфилду, что он мог бы быть немного посмелее. Но все ее старания пропадали даром. Краешком глаза донья Доминика с возмущением замечала, как открыто забавляется ее поведением сэр Николас. Боваллет наблюдал за ее игрой смеющимися, оценивающими глазами. Леди удвоила свои усилия. Она была вынуждена признать, что славный Дэнджерфилд немного скучноват и упрекала себя за то, что тайком страстно желала общества Боваллета – он приносил с собой неожиданности, пряный привкус риска, свежий ветер приключения. С ним хотелось говорить по душам. Доминика прогуливалась с Дэнджерфилдом по палубе, засыпая его вопросами об искусстве управлять кораблем, притворялась, что ее интересуют его ответы, а сама постоянно искала глазами сэра Николаса, и, когда ее острый слух улавливал его звенящий голос или ее бдительный взгляд замечал, как он быстрым шагом проходит по палубе, она чувствовала, как ее сердце начинает биться сильнее, и с стыдом обнаруживала, что горячий румянец заливает ее лицо. Она не могла больше противостоять его силе, которая вынуждала ее искать его взгляда. Она пыталась бороться, но рано или поздно все равно украдкой поднимала голову и убеждалась, что его искрящиеся смехом глаза устремлены на нее.

Поскольку гордость запрещала девушке обращать на него внимание, она находила некоторое утешение, беседуя о Боваллете с его лейтенантом. Дэнджерфилд охотно говорил на эту тему и был шокирован, узнав, какое ужасное впечатление сложилось у нее о его кумире. Он был согласен с тем, что сэр Николас был слишком неистов и беззаботен, чтобы сразу понравиться даме, но когда Доминика начала изливать перед ним все свое презрение к Боваллету, юноша был вынужден протестовать. Казалось, она только этого и ожидала.

– Я прекрасно могу себе представить, что Англия воспитывает только таких пустозвонов, задир и хвастунов, сеньор, – сказала она высокомерно.

– Задира и хвастун? – откликнулся Дэнджерфилд. – Сэр Николас? Нет, вы не должны так говорить на борту его корабля, сеньора.

– О, я ничуть не боюсь! – воскликнула Доминика.

– Вы и не должны бояться, сеньора. Но вы говорите с лейтенантом сэра Николаса. Возможно, те, кто служит под его началом, знают его лучше, чем вы!

Эти слова заставили леди широко раскрыть глаза.

– Что же, вы все околдованы? Вас так очаровал этот человек?

Лейтенант улыбнулся, глядя на нее сверху вниз.

– Многие из нас любят его, сеньора. Он настоящий… мужчина, если только вы меня понимаете…

– Настоящий хвастун! – поправила она, скривив губы.

– Нет, сеньора, вы не правы. Я допускаю, что вам не по душе его манеры. Но я еще ни разу не видел, чтобы он не сдержал своего обещания. Если бы вы узнали его получше…

– О, пощадите меня, сеньор! Я не желаю знакомиться с этим разбойником получше!

– Возможно, его поступки кажутся вам слишком стремительными: он всегда идет к намеченной цели прямым путем. Чтобы понравиться даме, он не прибегает ни к каким тонкостям.

Она ухватилась за эти слова и задала вопрос, который уже давно искала способ задать.

– Как я понимаю, ваши английские леди думают так же, как и я, сеньор?

– Нет, думаю, он им очень нравится, – ответил Дэнджерфилд, слегка улыбаясь. – Пожалуй, даже слишком, чтобы это могло понравиться ему.

Доминика заметила улыбку.

– Не сомневаюсь, он изрядный повеса! Дэнджерфилд покачал головой.

– Нет, хотя он и очень легкомысленный человек, но он никогда не обидит женщину. Доминика подумала над этим минутку. Дэнджерфилд прилежно продолжал: – Вы не должны думать, что он плохого мнения о женщинах, сеньора. Сказать по правде, мне кажется, он очень мягок в обращении со слабым полом.

– Мягок! – воскликнула леди. – Могу себе представить! Мне кажется, это грубый, неотесанный человек. Неистовый, резкий!

– Вы не должны бояться его, сеньора, – серьезно ответил Дэнджерфилд. – Клянусь честью, он никогда не причинит вреда тому, кто слабее.

Доминика была оскорблена.

– Бояться его? Сеньор, да будет вам известно, я не боюсь ни его, ни кого бы то ни было! – яростно заявила она.

– Храбрая девочка! – раздался сзади одобрительный возглас.

Доминика вздрогнула и, обернувшись, увидела Боваллета, который стоял небрежно, прислонившись к фальшборту. Он дружелюбно протянул руку.

– Раз уж вы ничего не боитесь, то подойдите поговорить с неотесанным и грубым человеком!

Дэнджерфилд поклонился и быстро отступил, предательски оставив даму в одиночестве. Она топнула маленькой ножкой.

– Я абсолютно не желаю разговаривать с вами, сеньор.

– Я не сеньор, дитя мое.

– Это верно, сэр Николас.

– Подойдите же! – настаивал он, требовательно глядя на нее. – Я смиренно молю вас!

– Благодарю, но мне хорошо и тут, – ответила Доминика и пожала плечом.

– Гора не желает идти. Ну что ж, вот вам и результат. – В два прыжка он оказался рядом с ней, и она инстинктивно отступила, почувствовал приятный испуг. Он нахмурился и опустил руки ей на плечи. – Почему вы отступаете? Думаете, я и в самом деле обижу вас?

– Нет… то есть… я совсем не знаю, сеньор, да мне и дела нет…

– Смелые слова, но все же вы отступаете. Неужели вы так мало знаете меня? Обещаю, что у вас будет случай узнать меня лучше.

– Мне больно! Отпустите меня!

Он слегка оттолкнул девушку от себя и с удивлением посмотрел на нее.

– Отчего же вам больно? Оттого, что я держу вас так?

– Ваши пальцы врезаются мне в тело до самых костей! – пожаловалась Доминика сердито.

Он улыбнулся.

– Вовсе нет, любимая, и ты сама это знаешь.

– Отпустите меня!

– Но если я это сделаю, вы сразу убежите! – заметил он.

– Мне непонятно, как вам может нравиться разговор с кем-то, кто… кто вас ненавидит!

– Не знаю… Мне кажется, ты не ненавидишь меня!

– Ненавижу! Ненавижу!

– Клянусь смертью Господней, тогда зачем же ты мучаешь бедного Диккона? Не для того ли, чтобы подразнить меня?

Это было уже слишком, и она резко ударила его прямо по улыбающимся губам. Тут же ее сердце куда-то сорвалось, ее охватило моментальное раскаяние, а Николас быстро нагнулся, поймал ее руки и отвел их ей за спину. Доминика подняла полуиспуганные, полувызывающие глаза и увидела, что он опять смеется.

– Как по-вашему, чего вы теперь заслуживаете? – спросил Боваллет.

В ответ она прибегла к самому сильному своему оружию и разрыдалась. Он тут же отпустил ее.

– Милая моя, любимая, – покаянно произнес Боваллет. – Не надо плакать! Неужели я такой страшный людоед? Я только дразнил тебя, дитя. Посмотри на меня. Нет, улыбнись! Видишь, я целую край твоего платья. Только не плачь!

Он опустился перед ней на одно колено, она взглянула сквозь слезы на его склоненную голову и вдруг услышала приближающиеся шаги. Девушка быстро тронула вьющиеся волосы.

– Не надо! Сюда идут! Встаньте, встаньте!

Боваллет поднялся на ноги и в ту самую минуту, когда на трапе появился его шкипер, быстро сделал шаг вперед, чтобы защитить Доминику от глаз этого морехода.

Теперь ничто не мешало ей бегством удалиться вниз. Внимание сэра Николаса отвлекал шкипер, так что путь был свободен. Донья Доминика осторожно подошла к фальшборту, тщательно вытерла глаза и немного постояла, успокаиваясь и глядя на море.

Спустя минуту-другую она услышала удаляющиеся тяжелые шаги шкипера и новую, более легкую поступь. Пальцы Боваллета накрыли ее руку, лежавшую на поручне.

– Простите неистового и неотесанного хвастуна! – умоляюще произнес он.

Доминика чуть было не улыбнулась.

– Вы чудовищным образом используете меня, – пожаловалась она.

– Но вы же не ненавидите меня? Этот вопрос она оставила без ответа.

– Я не завидую той леди, которую вы возьмете в жены, – сказала она.

– К чему вам завидовать самой себе?

При этих словах она резко взглянула на него, покраснела и отвернулась.

– Не понимаю, как английские леди выносят вас, сеньор.

Он весело посмотрел на нее.

– Да я ведь и не прошу их выносить меня, сеньора.

– Едва ли вам удастся заставить меня поверить, – повернулась к нему девушка, – что вы не флиртовали направо и налево. Несомненно, у вас очень плохое мнение о женщинах.

– Но о тебе я самого высокого мнения, Доминика.

Она надменно улыбнулась.

– Вы делаете заметные успехи. Скажите, с английскими дамами вы обращаетесь так же?

– Нет, хорошая, вот как я поступаю, – ответил сэр Николас и вновь крепко поцеловал ее.

Доминика задохнулась, яростно оттолкнула его и бросилась вниз по трапу. В своей каюте она застала камеристку, которая не замедлила обратить внимание на растрепанные волосы и раскрасневшееся лицо своей госпожи. Увидев все это, Мария уперла руки в бока со свирепым видом.

– Негодяй! – заявила она мрачно. – Он оскорбил вас, сеньорита? Неужели он осмелился прикоснуться к вам?

Доминика кусала платок, глаза ее бегали, и наконец, она нервно рассмеялась.

– Он поцеловал меня, – тихо ответила она.

– Да я ему глаза выцарапаю, – пообещала Мария и решительно направилась к двери.

– Вот глупая девчонка! Стой, дурочка! Не ходи никуда! – приказала Доминика.

– Больше вы и шагу не ступите одна, теперь я буду вашей дуэньей, – предложила Мария.

Доминика топнула ногой.

– Ты ничего не понимаешь. Я хотела, чтобы он поцеловал меня!

Мария открыла от удивления рот.

– Сеньорита?! Доминика рассмеялась.

– Он клянется, что приедет за мной в Испанию!

– Ни один англичанин не будет настолько глуп, сеньорита!

– Увы – нет! – вздохнула Доминика. – Но если бы он посмел! О, его безумие заражает меня!

Она подняла небольшое зеркальце, висевшее у нее на поясе, и нахмурилась, глядя на свое отражение. Поправив прическу и отбросив зеркальце, она покраснела, заметив, что Мария все еще удивленно смотрит на нее. Доминика улыбнулась ей и отправилась навестить своего отца.

В его каюте она нашла Джошуа Диммока, который к тому времени уже исчерпал все свои доводы в защиту щепочек виселицы. По правде говоря, Джошуа тайно надеялся, что эти щепочки помогут оттянуть кончину дона Мануэля до тех пор, пока он не окажется в безопасности на суше.

Дон Мануэль устало взглянул на дочь.

– Неужели никто ни избавит меня от этого болтуна? – взмолился он.

Джошуа решил прибегнуть к подобострастию.

– Видите, сеньор, они у меня надежно завернуты в мешочек, а купил я их у одного святого человека, хорошо осведомленного в этих делах. Если бы только вы согласились повесить их на шею, я мог бы пообещать вам скорое выздоровление.

– Бартоломее, открой пошире дверь, – приказал дон Мануэль. – А ну-ка, парень, убирайся!

– Мой благородный сеньор… Бартоломео с поклоном отступил от широко распахнутой двери. Доминика услышала голос, в котором, как ей казалось, звенел соленый ветер и играли солнечные лучи – все, чем хороши погожие дни на море.

– Что такое?

На пороге стоял сэр Николас.

Дон Мануэль приподнялся на локте.

– Сеньор, вы пришли просто необычайно вовремя! Ради всего святого избавьте меня от этого бездельника и его проклятых щепочек с виселицы!

Боваллет быстро вошел в каюту, увидел, что Джошуа с сокрушенным видом стоит около койки дона Мануэля, взял своего слугу за шиворот и, недолго думая, вышвырнул его вон. Закрыв дверь, он остановился, глядя на дона Мануэля.

– Могу я сделать для вас еще что-нибудь, сеньор? Только скажите…

Дон Мануэль откинулся на подушки и устало улыбнулся.

– Вы быстро действуете, сеньор.

– Согласитесь, что результат стоит того! Я пришел узнать, как вы себя чувствуете сегодня утром. Лихорадка еще мучает вас?

– Немного. – Дон Мануэль предупреждающе нахмурился.

Боваллет повернул голову, чтобы узнать причину. Около стола застыла Доминика.

Ей казалось, что этот невозможный человек обладает способностью находиться повсюду. Пожалуй, только в своей собственной каюте она может чувствовать себя в безопасности. Девушка величественно направилась к выходу. Бартоломео уже было начал приоткрывать дверь, но сильная рука отодвинула его в сторону. Сэр Николас сам широко распахнул дверь, и леди торопливо вышла.

– Бартоломео, ты тоже выйди, – приказал дон Мануэль.

Он лежал и смотрел на Боваллета. Затем сдавленно вздохнул. Этот красивый молодой человек, с пружинистой походкой, всегда такой проворный, казался больному джентльмену олицетворением жизни и здоровья.

Боваллет подошел к койке, пододвинул складной стул и сел.

– Вы хотели поговорить со мной, сеньор?

– Да, я хочу говорить с вами. – Дон Мануэль беспокойно подергал одеяло. – Сеньор, с тех пор, как мы оказались на борту вашего корабля, вы еще не говорили о том, что с нами будет.

Боваллет быстро поднял брови.

– Я полагал, что вполне ясно объяснил это, сеньор. Я высажу вас на северном побережье Испании.

Дон Мануэль попытался разглядеть лицо сидевшего перед ним человека. Голубые глаза смотрели прямо на него, четко очерченные губы под щегольскими усами готовы были улыбнуться. Если у Боваллета и были секреты, то он очень хорошо скрывал их под маской откровенности.

– Я могу верить, что вы говорите серьезно, сеньор?

– Клянусь честью, я никогда не был более серьезен. Не волнуйтесь из-за такой безделицы!

– Неужели вы так просто сможете войти в испанский порт, сеньор?

– Правду говоря, сеньор, ваши соотечественники еще не научились ловить Ника Боваллета. Можете молить Господа, чтобы он послал им хороших учителей!

Однако дон Мануэль был серьезен.

– Сеньор, вы враг, и опасный враг, враг моей стране, но, поверьте, мне было бы жаль видеть вас схваченным.