Текст книги "Боваллет, или Влюбленный корсар"

– Тысяча благодарностей, сеньор, вы этого и не увидите. Ведь я родился под счастливой звездой.

– Ваш слуга, сеньор, уже замучил меня предзнаменованиями и предчувствиями. Осмелюсь сказать, что, если вы высадите нас в Испании, ваша жизнь окажется в опасности. И ради чего? Это безумие. Иными словами я не могу это назвать.

– Назовите это поступком Боваллета, сеньор! – спокойно заметил англичанин.

Дон Мануэль ничего не сказал, он лежал неподвижно, наблюдая за своим собеседником. Минуту спустя он снова заговорил.

– Вы странный человек, сеньор. Много лет я слышал о вас самые невероятные рассказы и верил, возможно, только одной трети из них. Сейчас вы вынуждаете меня поверить даже в самые невозможные. – Он замолк, но Боваллет только улыбнулся. – Если вы говорите правду, я буду бесконечно обязан вам. Но вы можете действовать с самыми лучшими намерениями, и все же потерпеть неудачу в таком безрассудном начинании.

Сэр Николас повертел в пальцах золотой шарик с благовониями.

– Господь даст мне силы, сеньор, я не потерплю поражения.

– Молю Бога, чтобы на сей раз было именно так. Вы можете не говорить мне, что дни мои сочтены, но я бы очень хотел окончить свою жизнь в Испании, сеньор.

Боваллет поднял руку.

– Клянусь вам, сеньор. Вы окончите их там, – мягко сказал он.

Дон Мануэль беспокойно пошевелился.

– Я должен распорядиться моим домом. – Ведь я оставляю дочь одну в целом мире. У меня есть сестра. Но девочка интересуется лютеранским[42]42
  Лютеране – последователи Мартина Лютера (1483 – 1546), немецкого религиозного деятеля, одного из основателей движения Реформации. Монах ордена августинцев, затем профессор Виттенбургского университета, Лютер пришел к выводу, что только вера может привести к спасению души. Визит в Рим доказал ему, что папская власть глубоко коррумпирована. Реформация – религиозное движение в Европе XVI века. Началось оно с попытки реформы римско-католической церкви и закончилось созданием независимой протестантской веры. Мартин Лютер положил начало движению, когда в 1517 году прибил на двери церкви в Виттенбурге свои 95 тезисов, отрицавших продажу индульгенций и святые таинства. Во Франции идеи Реформации, проповедником которых был Жан Кальвин, привели к религиозным войнам католиков и гугенотов. В Нидерландах идеи Реформации стали одной из причин восстания против испанского владычества. В Англии принятие протестантства прошло несколько стадий. В 1534 году король был провозглашен главой церкви, спустя два года были распущены все монастыри. Затем Мария I Кровавая вновь восстановила католичество, а при Елизавете I в 1559 году протестантство было принято окончательно. Протестанты не признавали власть папы римского, чистилище; претворение хлеба в плоть Христову, а вина в его кровь во время причастия, выступали за разнообразие церковного правления.


[Закрыть] учением, и я сомневаюсь, что… – Он замолчал, вздыхая.

Боваллет поднялся на ноги.

– Сеньор, соблаговолите уделить мне минуту внимания.

Дон Мануэль поднял глаза и увидел, что его гость снова стал серьезен.

– Я слушаю вас, сеньор.

– Когда я иду к намеченной цели, сеньор, я всегда иду к ней только прямым путем. Возможно, вы знаете это из слышанных вами рассказов обо мне. Так будет и на этот раз. Я поверяю вам свою сокровенную тайну, это моя новая цель. В конце моего пути меня ожидает прекрасная награда. Придет день, дон Мануэль, и я возьму вашу дочь в жены.

В глазах дона Мануэля мелькнула растерянность.

– Вы хотите сказать, сеньор, что любите мою дочь? – сурово спросил он.

– Безумно, сеньор, и вы можете в этом не сомневаться.

Дон Мануэль задумался.

– А она? Нет, это невозможно!

– Пока не знаю, сеньор. Я не очень хорошо разбираюсь в женщинах. Но однажды она меня полюбит.

– Сеньор, будьте со мной откровенны. Что за новую загадку вы мне предлагаете?

– Никаких загадок, сеньор. Это чистая правда. Я мог бы увезти Доминику в Англию и принудить ее таким образом…

– Вы не сделаете этого! – резко прервал его дон Мануэль.

– Да, я никогда не стану принуждать девушку к сожительству против ее воли, можете не беспокоиться. Но вы понимаете, что это вполне в моей власти. – Он помолчал, вопросительно глядя на дона Мануэля.

Дон Мануэль посмотрел на то, как длинные пальцы теребят ароматический шарик, затем поднял глаза и встретил требовательный взгляд.

– Я прекрасно осознаю, что мы в ваших руках, – спокойно сказал он.

Боваллет кивнул.

– Я не хотел бы избирать этот легкий путь, сеньор. Меня никогда не привлекала роль насильника или предателя. Я отвезу вас в Испанию, и оставлю вас там. Но, сеньор! – прошу вас запомнить, что я всегда выполняю свои обещания, а теперь я клянусь вам, пусть хоть солнце погаснет, луна упадет с неба и земля перевернется, – я еще вернусь в Испанию, найду вашу дочь и покину вашу страну, увозя ее с собой! – Казалось, его голос наполнил всю комнату. Мгновение он смотрел на дона Мануэля горящими глазами, а затем пламя покинуло его так же внезапно, как и вспыхнуло, он тихо рассмеялся. – Судите сами, сеньор, люблю ли я ее так, как вы бы хотели этого сами.

Наступило молчание. Дон Мануэль повернул голову на подушке, разглаживая простыни беспокойной рукой.

– Сеньор, – сказал он наконец, – если бы вы не были моим врагом и еретиком, я не мог бы желать для моей дочери лучшего жениха. – Он улыбнулся, увидев изумление на лице Боваллета. – Да, сеньор, но вы и враг, и еретик, так что это невозможно. Невозможно!

– Сеньор, слово «невозможно» мне неизвестно. Я предупреждал вас. Принимайте какие угодно предосторожности, но что бы вы ни делали, ваша дочь будет моей, чего бы мне это ни стоило.

– Сэр Николас, вы отважный человек, и мне это очень нравится. Но мне не нужно будет принимать какие-либо меры предосторожности, так как вы никогда не сможете проникнуть в Испанию.

– Бог свидетель, сеньор, я сделаю это!

– Не надо клясться, сеньор. На море вы можете быть нам достойным соперником, но как вы один осмелитесь бросить вызов всем испанцам, в самой Испании?

– Будьте уверены, я сделаю это, сеньор, – ответил сэр Николас спокойно.

Дон Мануэль молча пожал плечами.

– Вижу, сеньор, что с вами бесполезно разговаривать. Возможно, вы просто хвастун, а, может, сумасшедший, как о вас говорят, я не знаю. Мне жаль, что вы не испанец. Больше я ничего не могу сказать.

Вот, что означал его жест.

Глава V

Дон Мануэль воспользовался первой же возможностью, чтобы выяснить, каковы истинные чувства его дочери. Без всяких предисловий он прямо спросил ее, как ей нравится сэр Николас. Одному Богу известно, что бедный джентльмен хотел услышать в ответ.

– Совсем не нравится, сеньор, – ответила дочь.

– Боюсь, – сказал дон Мануэль, пристально наблюдая за ней, – что вы слишком нравитесь ему, дитя мое.

Доминика поняла, что это была проверка, и презрительно рассмеялась:

– Несчастный! Но какова наглость!

Дон Мануэль был совершенно удовлетворен. Однако Боваллет так понравился ему самому, что он не мог не жалеть о том, что его дочь испытывает к этому человеку столь пламенную неприязнь.

– Жаль, что он англичанин, – сказал он. – Мне нравятся люди его склада.

– Хвастун, – произнесла Доминика с нежным презрением.

– Можно сказать и так. Но до того, как мы отправились в это путешествие, Доминика, мне казалось, что вам он представлялся героем. Вы подолгу были готовы слушать россказни о его подвигах.

– Тогда я еще не встречала его, сеньор, – чопорно возразила Доминика.

Дон Мануэль улыбнулся.

– Да, он неистовый человек. Я рад, что у вас хватает здравого смысла увидеть это. Но будьте с ним повежливее, дитя мое, мы многим обязаны ему. Он клянется, что высадит нас в Испании, и – madre dios[43]43
  Матерь Божья (исп.).


[Закрыть]! Я верю, что он выполнит свое обещание, хотя и не знаю, как…

После этого разговора Доминике очень захотелось узнать, как Боваллет хочет осуществить свое намерение. В тот же вечер, играя в кают-компании в карты, она решительно взялась за Дэнджерфилда, но в ответ на ее требование рассказать о планах его начальника, он притворился, что ничего не знает. Доминика не поверила ему.

– Как! – сказала леди недоверчиво. – Не хотите же вы мне сказать, что не вы являетесь его доверенным лицом. В самом деле, сеньор, можете тогда вообще ничего не говорить мне.

– Клянусь вам, сеньора, это не так! – заверял ее Дэнджерфилд. – Сэр Николас всегда держит свои планы в строгом секрете. Задайте этот вопрос ему самому, и я уверен, что он ответит вам.

– О, я ни о чем не желаю говорить с ним, – ответила леди и снова занялась картами.

Скоро она услышала то, что так надеялась услышать – громкий голос, быстрые шаги и смех, отдававшихся эхом в коридоре. Дверь распахнулась, вошел Боваллет, договаривая через плечо какое-то приказание.

– Да хранит вас Бог, леди! – приветствовал он ее. – Диккон, неотложные дела поджидают вас. Дайте-ка мне ваши карты, и я попытаю счастья.

Дэнджерфилд тут же поднялся. Как всегда, девушка ничего не могла возразить Боваллету. По правде говоря, она была рада, что вместо Дэнджерфилда с ней будет играть именно он, но почему бы ему хотя бы не спросить прежде ее разрешения? Боваллет сел на место Дэнджерфилда, а лейтенант помедлил, положив ладонь на ручку двери. Он улыбался.

– Вот увидите, сэр, удача сегодня на стороне доньи Доминики!

– Понимаю, Диккон, понимаю. Но я попробую изменить это положение. Вы свободны. – Он бросил карту и улыбнулся Доминике, глядя на нее через стол. – Это будет бой до победы, леди!

Доминика играла молча. В конце концов, он выиграл эту игру. Девушка прикусила губу, но улыбнулась.

– Да, сеньор, вы выиграли. – Она наблюдала за тем, как он тасует карты, а затем сложила руки на коленях. – Я не буду больше соперничать с вашим искусством.

Сэр Николас отложил колоду.

– Тогда давайте немного поболтаем, – предложил он. – Это мне нравится куда больше. Как чувствует себя дон Мануэль?

Тень скользнула по ее лицу.

– Думаю, что он очень болен, сеньор. Я должна поблагодарить вас, что вы прислали к нему вашего врача.

– Не надо благодарить меня…

– Отец говорил, что вы поклялись высадить нас на берег Испании, – сказала Доминика. – Объясните, прошу вас, как вы собираетесь сделать это?

– Очень просто, – ответил сэр Николас. Он опять взялся за свой ароматический шарик, его глаза заблестели.

– Да, сеньор, как же? – нетерпеливо поинтересовалась она. – У нее нет желания становиться свидетельницей еще одного морского сражения.

– Можете не волноваться, моя дорогая. Неужели вы полагаете, что Ник Боваллет подвергнет вас такому же риску, как и Нарваэс? Как вы только можете так думать!

– Сеньор, только безумный может верить, что ему удастся войти в испанский порт без единого выстрела…

– Вовсе нет, дитя. Если бы я решился на такой поступок, мне пришлось бы привыкать к мысли о целой буре выстрелов, что загремят над моей головой. – Он положил ногу на ногу.

– Я вижу, сеньор, вы не желаете рассказать мне о своих планах, – натянуто улыбнулась Доминика.

Он пожал плечами.

– Разве до сих пор я не отвечал на все ваши вопросы? Вам бы следовало знать меня получше. Спросите как полагается, о моя леди Надменность, и я отвечу вам! – Боваллет опустил глаза, а Доминика решила изменить направление атаки, чтобы посмотреть, что из этого выйдет.

– У вас действительно есть основания, чтобы насмехаться надо мной, сеньор. Я прекрасно понимаю, что обязана вам. И все же, мне кажется, вы могли бы обращаться со мной более вежливо.

Николас выпустил свой шарик.

– Вот-те раз! – воскликнул он, пораженный. – Это еще что такое? – Он протянул через стол руку. – Между нами больше не должно быть таких разговоров, дитя. Вы ничем на обязаны мне. Все, что я делаю, я делаю потому, что это мне нравится! Просите перемирия! – Во взгляде его появилась улыбка. – Ну, разве я насмехаюсь над вами? А я-то думал, что этим занимаетесь вы!

– Я в ваших руках, я бессильна, сеньор, – траурным тоном проговорила Доминика. – Если вам нравится издеваться надо мной, никто не сможет вам помешать.

Однако эти ее слова произвели совсем обратный эффект.

– Девочка, еще немного, и мне придется посадить тебя на колени и поцеловать, – заметил Боваллет.

– Я бессильна, – произнесла она, упорно не поднимая глаз.

Мужчина нахмурился, встал со стула и опустился на колени подле нее.

– Что все это значит, Доминика? Неужели это вы, такая смиренная, такая напуганная? – Он увидел, как горят ее глаза, и расхохотался. – Ах, обманщица! – мягко сказал он. – Посмей я только прикоснуться к вам, вы сразу дадите мне отпор!

Губы девушки вздрагивали от смеха, она смотрела на него сквозь ресницы. Николас поцеловал ее руку.

– Ну, так что же вы хотите, чтобы я вам рассказал? – спросил он.

– Пожалуйста, – протянула она жалобно, скажите, где вы собираетесь высадить нас?

– Всего в нескольких милях к западу от Сантандера, любимая. Там есть одна маленькая деревушка контрабандистов, которая радушно примет нас.

– Контрабандисты! – она взглянула на него. – О, так вот вы еще кто! Мне следовало догадаться об этом раньше!

– Нет, нет, не обвиняйте меня, – улыбнулся он. – Направьте свои укоризненные взгляды на моего толстого боцмана. Это, скорее, по его части. Он уже много лет занимается таким ремеслом, и я полагаю, ему известен каждый контрабандистский порт в Европе. Под покровом темноты мы быстро подойдем к берегу, высадим вас и отплывем до рассвета.

Наступило молчание. Доминика посмотрела на герб на стене и тихо сказала:

– Вот и кончается приключение. Сэр Николас снова поднялся на ноги.

– Вы и в самом деле так думаете? Она была серьезна.

– Именно так я и думаю, сеньор. Я окажусь в Испании и я буду свободна… свободна от вас!

Он упер одну руку в бедро, другая начала теребить бородку. Ей следовало насторожиться, но она еще не знала, что значат эти грозные признаки.

– Леди, – сказал Боваллет, и она вздрогнула, услышав непреклонную настойчивость в его голосе, – основатель моего рода имел немного другой девиз, – он поднял руку, показывая на свиток с девизом за его спиной. – Из хроник, написанных неким Аланом, ставшим впоследствии эрлом[44]44
  Дворянский титул, выше которого стоят только герцог и маркиз.


[Закрыть] Монтлисским, мы узнаем, что Симон, первый из баронов Боваллетов, взял своим девизом следующие слова: «Еще не обладаю, но уже держу». – Голос Николаса зазвенел и замер.

– И что же, сеньор? – нерешительно спросила Доминика.

– Я еще не обладаю вами, но будьте уверены, что уже держу вас, – ответил Боваллет.

В душе девушки шла борьба.

– Вы безумец, сеньор.

– Это сладкое безумие.

– Я не верю, что вы посмеете приехать за мной в Испанию.

– Клянусь смертью Господней, не верите? А что, если бы я посмел?

Она опустила взгляд на сложенные руки.

– Говорите же! Если я посмею! Если я проберусь в Испанию и найду вас там? Что бы вы ответили мне?

Лицо ее пылало, грудь быстро поднималась и опадала.

– О, если бы нашелся человек, способный совершить такое ради любви!..

– Он перед вами. Что бы вы отдали ему? Она поднялась, прижимая руку к груди.

– Если бы только он осмелился, я бы отдала ему… себя, сеньор.

– Запомните ваше обещание! – предупредил он ее. – Не пройдет и года, как вам придется его выполнить.

Девушка со страхом посмотрела на него.

– Но как? Как?

– Сердце мое, – откровенно признался Боваллет, – я еще не знаю как, но я обязательно найду способ.

– О, это все пустое хвастовство! – воскликнула она, и быстро направилась к двери. Его восклицание заставило ее остановиться и оглянуться через плечо. – Что еще, сеньор?

– Мое обещание, – ответил Боваллет и снял с пальца кольцо. – Храните кольцо Боваллета, пока он сам не придет за ним. – Доминика приняла кольцо и задумчиво посмотрела на Боваллета. – Просто так, если хотите, на память. Храните его хорошенько.

На тяжелом золотом кольце искусной работы был изображен герб Боваллета.

– Я всегда буду хранить его, – сказал она, – на память о… таком безумце.

Он улыбнулся.

– Нет, любимая, не всегда! Иногда даже безумец сдерживает свое обещание.

– Только не такое, – со вздохом ответила девушка и вышла.

Все последующие дни ей казалось, что Испания приближается слишком быстро. Погода стояла отличная, попутный ветер нес корабль к родным берегам. Они уже миновали Канарские острова, и Доминика понимала, что приключение заканчивалось. Она стала вежливей со своим пылким кавалером, но все еще не могла поверить ему и потому держалась несколько настороженно. Она позволила ему учить ее английским словам, и смешно лепетала их, повторяя за своим учителем. Она больше не ставила хитрых ловушек бедному Дэнджерфилду, слишком мало у нее оставалось времени и слишком сладок был самообман. Если бы не присутствие отца, возможно, она была бы рада быть увезенной в Англию в качестве приза победителю, но… теперь она уже не сомневалась в намерениях Боваллета. Было совершенно ясно, что он собирался высадить их с отцом в Испании. Об этом она думала со вздохом и улыбкой, признавая, что он поступает честно. В остальном она очень сильно запуталась. Николас казался ей настоящим героем, который ничуть не сомневается в собственном могуществе. Немудрено, что он вынудил бедную девушку верить ему едва ли меньше, чем самому Господу Богу. Хотя, может быть, ему просто нравилось рисоваться и слыть дерзким хвастуном. Конечно, он забудет о ней, как только снова окажется в Англии.

Донья Доминика была вынуждена признать, что атака на ее сердце велась всерьез и по всем правилам. Его мягкая улыбка преследовала теперь ее грезы и сны, и ей никак не удавалось избавиться от нее. Да, он был дерзок и отважен. Она не могла понять, что заставляло ее постоянно думать о нем, ведь он не прибегал к тончайшим приемам ухаживания, не пользовался придворными тонкостями этикета. Боваллет решительно обхватывал талию девушки, срывал поцелуй и снова уносился прочь к своим приключениям, раньше, чем она могла опомниться. О, это был веселый разбойник! Он действовал чересчур напрямик, думала наша леди, был слишком стремителен, не признавал науку нежного ухаживания. Ей нравилось думать, что он похож на сильный ветер, свежий, звенящий от морской соли. Казалось, он не знал отдыха, мог оказаться одновременно и здесь, и там, неутомимый, исполненный искрящейся силы жизни. Вот, например, его блестящие глаза, их откровенный взгляд из-под полуопущенных век.

Стыд и позор! Стыд и позор, что в ответ на его взгляд сердце начинает учащенно биться. А он проносится по палубе, руки в бока, сильный и беззаботный, и на него нельзя не смотреть. Команда не только уважает его, а просто боготворит. Ничего хорошего не ожидает того, кто вздумает перечить сэру Николасу. Он – командир, которого любят, но и боятся. Улавливая только что выученные английские слова, донья Доминика сумела понять, что команда считает Боваллета на редкость остроумным человеком, и это заставило ее задуматься, какие же все-таки странные люди эти англичане. Смех повсюду сопровождает их. В Испании все совсем по-другому.

Как бы то ни было, Испания, в ее холодной вежливостью, этикетом и торжественной пышностью, все приближалась и приближалась. Заканчивались дни сладкого безумия в открытом море. Дон Мануэль, откидываясь на подушки, поговаривал о дуэньях[45]45
  Дуэнья – в знатных испанских и португальских семьях женщина, обычно старшего возраста и не особенно привлекательной наружности, служившая молодой девушке благородного происхождения наставницей, сопровождавшая ее повсюду и надзиравшая за ее поведением и благонравием.


[Закрыть], а леди, внутренне содрогаясь, обращала печальные взоры на Боваллета. Для человека, выросшего на свободе Нового Света, оковы Старого казались чем-то ужасным. Дон Мануэль жестко упрекал свою дочь в излишней вольности. Это была правда, думала девушка про себя, он имел основания считать ее бойкой и своенравной. Конечно, это касалось только ее поведения на борту «Святой Марии». Девушка, захваченная врасплох пиратствующими разбойниками, должна была застыть неподвижно, как статуя мученицы. Дочери Испании не полагалось брыкаться, кусаться и царапаться, угрожать кинжалом своему похитителю, обливать его презрением. Дон Мануэль был не на шутку удивлен и не делал замечаний своей дочери, только зная ее характер. Он надеялся, что его сестра сумеет найти Доминике строгую дуэнью. Кроме того, он начал строить планы ее замужества и даже намекнул ей об этом, рисуя заманчивые картины будущего. Донья Доминика слушала все это с нарастающим ужасом.

– Ах! – воскликнула она. – Неужели и английских девушек так охраняют, следят за ними и не дают им жить? – спросила она как-то у Николаса.

Теперь корабль находился в более холодных широтах, пронзительный ветер налетал резкими порывами, и Боваллет снял плащ, накидывая его на плечи девушки.

– Нет, я не буду следить за тобой, любимая, но я знаю, как хранить мое сокровище, можешь не сомневаться.

Она плотнее закуталась в плащ и расширенными глазами посмотрела на него.

– Неужели в Англии вы тоже нанимаете отвратительных дуэний, чтобы следить за вашими женами? – спросила она.

Он покачал головой.

– Нет, мы просто доверяем им.

На щеках девушки появились ямочки.

– Ах, вы почти убедили меня, сэр Николас! – Она предупреждающе нахмурилась, увидев, что его рука потянулась к ней. – Фи, перед всей командой? Я сказала «почти», сеньор! Да будет вам известно, что мой отец строит планы моего замужества.

– Предусмотрительный джентльмен, – ответил Боваллет. – Я занимаюсь тем же.

– Вполне может статься, что, когда вы приедете в Испанию, вы найдете меня уже замужней дамой, сеньор.

Глаза его блеснули. «Как лезвие меча», – подумала она.

– В самом деле? – спросил он.

Тон его требовал немедленного ответа. Она отвернулась, улыбнувшись, затем нахмурилась и залилась краской.

– Н-нет, – сказала она.

Ей казалось, что день, когда к югу от них оказались берега Испании, наступил слишком скоро. Дон Мануэль осмелился выйти на несколько минут подышать холодным воздухом и посмотрел в направлении, указанном Боваллетом.

– Там находится Сантандер, сеньор. Сегодня ночью я высажу вас на берег.

Вечерело. Спустились сумерки, Доминика наблюдала, как Мария укладывает ее платья. Старательно все пересчитав, Мария сложила драгоценности хозяйки в золоченую шкатулку. «За этими англичанами нужен глаз да глаз», – думала Мария, полная неопределенных подозрений.

Вдруг странная фантазия пришла Доминике на ум. Она поднесла шкатулку к свету, высыпала ее содержимое на стол и принялась печально разглядывать и перебирать украшения. В конце концов она выбрала золотое кольцо, слишком большое для ее маленькой руки и слишком тяжелое для дамы. Быстро завернув его в носовой платок, она поспешно заперла шкатулку, чтобы Мария не заметила пропажу ценного украшения.

Прячась в мягком сумраке, она накинула плащ и побежала на палубу. Лишь бледный овал лица выдавал ее присутствие в темноте. Корабль шел медленнее, темная вода мягко плескалась о его дубовые борта. На палубе происходило движение, послышался голос шкипера: «Держи по ветру». В свете покачивающейся висячей лампы она увидела Боваллета. Рядом с ним стоял боцман. Он держал фонарь, напряженно всматриваясь в темноту. Далеко к югу виднелись огни, и Доминика поняла, что они, наконец, добрались до Испании.

Девушка подкралась к Боваллету и робко положила руку на его расшитый рукав. Он круто повернулся, быстро накрыл ладонью ее пальцы.

– Это вы, милая?

– Я пришла… мне хотелось… мне надо поговорить с вами минутку, – неуверенно проговорила она.

Он отвел ее в сторону и остановился, вопросительно глядя ей прямо в глаза.

– Говори, дитя мое, я слушаю.

Ее рука, державшая золотое кольцо, показалась из складок плаща.

– Сеньор, вы дали мне ваше кольцо на память. Я… я думаю, что мы больше никогда не увидимся, поэтому… поэтому я… я прошу вас принять вот это кольцо на память обо мне.

Сильная рука перехватила и кольцо и ее руку. Николас быстро вывел ее прочь из светлого круга, отбрасываемого лампой, и темнота показалась ей близкой и желанной, когда она очутилась с ним лицом к лицу. Она почувствовала, как его руки сомкнулись вокруг нее, и застыла, прижав ладони к груди. Он крепко обнял ее, прижавшись щекой к ее локонам, и пробормотал. «Хорошая моя! Любимая! Безумие, безумие, но как же сладко потерять рассудок хоть раз в жизни». Девушка взглянула вверх, подняла руку, касаясь его бронзовой щеки, и несколько раз поцеловала его, быстро и испуганно. Голова ее кружилась, она думала, что никогда уже не сможет забыть чувство, испытанное ею в момент этого страстного объятия. Дрожь восторга пробежала по ее телу, она прошептала:

– Querida![46]46
  Любимый, дорогой (исп.).


[Закрыть] Дорогой! Не забывай меня!

– Забыть! – воскликнул он. – Ах, ты, недоверчивое существо! Ты же чувствуешь, как я дорожу тобой!

Она спустилась с небес на землю, потрясенная, с пылающим лицом.

– О, отпустите меня! – попросила она, задрожала в его руках. – Как я могу поверить, что вы способны осуществить невозможное?

– В этом нет ничего невозможного, – сказал он. – Мы расстаемся только на время, ненадолго, любовь моя! Тебе придется ждать меня меньше года. Я найду тебя!

Неподалеку раздался голос.

– Сэр, где вы? Они отвечают на наш сигнал. Боваллет быстро встал, заслоняя леди. К ним подошел боцман, вглядываясь в темноту.

Все, что случилось потом, казалось Доминике каким-то сном. На берегу показался огонек, он мигал, подавая какие-то знаки. Она быстро бросилась вниз, но ее вещи уже унесли. На палубе царила суета, спускали шлюпку. Дон Мануэль был уже готов, он сидел, завернувшись в отделанный мехом плащ, озноб опять сотрясал его.

– Он выполнил обещание, – с тихим удовлетворением проговорил старик. – Храбрый человек!

Немного спустя к ним подошел Дэнджерфилд, учтиво подал руку дону Мануэлю, бодро заговорив с ним, однако его печальные взоры постоянно с глубокой печалью обращались к Доминике. Они поднялись на палубу и увидели Боваллета, стоявшего подле веревочной лестницы. Внизу их ожидала небольшая шлюпка, качающаяся на чернильно-темных волнах. Боцман и несколько матросов уже сидели в ней, багаж тоже был уже уложен.

Сэр Николас приблизился к ним.

– Дон Мануэль, у вас хватит сил спуститься по веревочной лестнице?

– Я попробую, сеньор, – ответил дон Мануэль. – Бартоломее, спускайся вперед. – Он повернулся к Боваллету, разглядывая его лицо в неверном свете тусклой лампы. – Сеньор, вот мы с вами и прощаемся. С вашего позволения я хотел бы сказать…

– Не спешите, сеньор, вы скажете это позже. Я прослежу, чтобы вы оказались в безопасности на берегу.

– Вы сами, сеньор? Нет, я не стану просить вас об этом.

– Не волнуйтесь, вы и не просили меня. Я делаю это с удовольствием, – ответил Боваллет, протягивая сильную руку, чтобы помочь ему удержаться на лестнице.

Дон Мануэль с трудом спускался по веревочной лестнице следом за своим слугой, который испуганно следил за ним. Боваллет повернулся к Доминике, распахивая объятия.

– Доверься мне еще раз, любимая, – сказал он.

Не говоря ни слова, она подошла к нему и позволила вскинуть себя на плечо. Он быстро спустился и, придерживая девушку крепкой рукой, поставил на ноги в шлюпку. Она увидела свободное место рядом с Марией, которая сжалась на корме, и удобно устроилась рядом со служанкой. Боваллет отпустил лестницу, ступил в шлюпку, прошел, перешагивая через багаж, мимо женщин к рулю позади них и отдал тихое приказание своим людям. Длинные весла бесшумно погрузились в темную воду, и шлюпка тихо понеслась к берегу. Черные облака на минуту разошлись, показался тонкий серп месяца. Доминика осторожно взглянула на Боваллета, сидевшего у руля. Он сосредоточенно смотрел вперед, но, заметив, что она повернулась, улыбнулся. Девушку охватил страх:

– А что, если там солдаты? Это ловушка! Белые зубы блеснули между черными усами и бородкой.

– Не бойтесь, – ободряюще сказал Николас.

– Безумие! – прошептала она. – Я жалею, что вы поплыли с нами!

– Неужели вы думаете, я способен послать моих людей туда, куда не осмелюсь явиться сам? – рассмеялся он.

– Да, это действительно на вас не похоже, – тихо согласилась она. – Прошу прощения.

Луна снова скрылась в облаках, и Боваллет казался теперь тенью в темноте.

– Со мной мой меч, девочка, не бойся.

– Тогда уж «Не отступай» ! – попросила она. В ответ раздался его веселый смех.

Скоро, слишком скоро, шлюпка ткнулась в прибрежные камни. Навстречу им бежали люди, они подтянули шлюпку к берегу, быстро задавая вопросы на вульгарном испанском. Сэр Николас пробрался между гребцами на нос шлюпки и спрыгнул в воду, за ним следом прыгнул боцман. Послышались быстрые вопросы и ответы, громкое восклицание, приглушенный разговор в непроницаемой темноте. Переговоры шли долго, затем Боваллет вернулся к шлюпке, вода доходила ему до колен. Он подал руку дону Мануэлю.

– Все в порядке, сеньор, эти достойные молодцы приютят вас на ночь, а завтра ваш слуга сможет отправиться в Сантандер за каретой.

Здоровенный матрос доставил дона Мануэля на берег. Другие, несравненно более нежные руки подхватили его дочь. Боваллет перенес ее на берег и на секунду задержал в объятиях. Чуть помедлив, он наклонился и поцеловал ее.

– Скоро я приеду за тобой! – сказал он, ставя ее на ноги. – Верь мне!