Текст книги "За порогом мечты"

Глава 17

В то же время счастливая звезда Стэси Каверли восходила вовсю, несмотря на все скудеющие возможности его кошелька. Правда, ему пришлось продлить свое пребывание в «Уайт-Харт» на несколько недель, и он знал, что только все возрастающая близость его к богатой миссис Клапхэм удерживала хозяина гостиницы от требований немедленно оплатить немалый счет за проживание…

Он пытался всеми силами убедить вдову переехать в тихий Лемингтон, но это не удалось, и ему пришлось показываться в Бате на публике вместе с нею значительно чаще, чем это было прилично. Но это еще полбеды, если бы миссис Клапхэм так с ним открыто не кокетничала!

Стэси вытерпел немало неприятных минут в разговоре с Джеймсом Вендовером, но быстро сумел перестроиться и найти утешение в уютной компании миссис Клапхэм. Другие переживания были связаны с письмом к Фанни; когда он наконец отполировал свой вдохновенный текст и правильно, без помарок, переписал его на чистый лист, он почувствовал страшное утомление. Хотя именно такого текста, как он думал, девочка от него ждала.

Правда, Стэси слегка побаивался того, что Фанни в ответ пришлет ему страстное послание с полным согласием бежать с ним куда угодно (что уже было некстати) или, напротив, публично развенчает его и опозорит; и Стэси в душе проклинал упрямую миссис Клапхэм за нежелание уезжать из Бата. Но от Фанни он получил лишь краткую сдержанную записку, а потом мельком видел ее в экипаже на Чип-стрит, где она приветствовала его холодным кивком, и на сей счет успокоился. Теперь он был свободен развивать свои интересные взаимоотношения с миссис Клапхэм.

Ему ни разу не пришло в голову, что он может напороться на отказ.

– Как? Выйти за вас замуж? – засмеялась миссис Клапхэм. – Мне? Вот уж нет, Господь упаси!

Сперва Стэси счел это гнусным дамским кокетством и пустил в ход медовый, с горчинкой, тембр голоса:

– Так, значит, для вас это была лишь игра, которая, однако, погубила меня, разбила мне сердце! Я влюбился в вас, и вот, увы, я у разбитого корыта!..

Ее ответ был обескураживающим:

– Не так-то вы у разбитого корыта, ежели у вас в запасе имеется и та девчонка, что поклонилась вам с экипажа на Чип-стрит! Небось вы ее окручивали до моего приезда в Бат, и очень успешно!

Стэси больше был поражен ее тоном, чем словами. Он успел приготовиться к тому, что рано или поздно миссис Клапхэм узнает – стараниями местных кумушек – насчет его интрижки с Фанни. Но вот к такому ее тону, к такому вызывающему поведению он не был готов. Миссис Клапхэм казалась ему непроходимой провинциальной простушкой, а теперь вдруг в голосе ее зазвучали жесткие нотки, а взгляд сделался проницательным… Стэси решил, что дамочка просто ревнует.

– Как, вы говорите о Фанни Вендовер? Помилуйте, она же еще гимназистка! Нэнси, Нэнси, за кого вы меня принимаете?! Ей же всего лет семнадцать – или сколько там!

– Тем более вам должно быть стыдно – малолеток охмурять! – заявила она.

– Ну что вы, я ведь только слегка с ней флиртовал – знаете, так, легонько, как с ребенком… Она ведь и есть ребенок! Я же говорил, говорил, что эти мерзкие местные сплетницы не дадут нам покоя здесь, в Бате!..

Стэси грациозно опустился на одно колено и ухватил миссис Клапхэм за руку – нежно, но цепко.

– Ах, милая Нэнси, у меня было в жизни множество флирта, но до сего дня я ни в ком не нашел настоящей любви! – слегка подвывая, нараспев произнес Стэси.

– Этого добра вы и во мне не найдете! – отрезала миссис Клапхэм. – У меня этих самых флиртов тоже была куча, но только нет ни малейшего желания обзаводиться супругом, тем более этаким придурком! Встаньте с колен, что вы тут Ромео передо мной разыгрываете!

– Я знаю, что я вас недостоин, но мне казалось, что вы были неравнодушны ко мне! – продолжал Стэси гнуть свою линию, в ужасе чувствуя, что ситуация оборачивается не в его пользу.

– Да ладно вам заливать, вставайте с пола! – совершенно неромантично прервала его вдовушка, выдергивая у него свою руку.

Стэси чуть не свалился на пол, потеряв равновесие от этого рывка, и выглядел очень глупо.

– Не могу поверить, – сказал он с поэтической обидой в голосе, – что вы играли мною, моей любовью! Не верю, что вы так бессердечны!

– Ишь ты, поверить он не может! – бессердечно усмехнулась миссис Клапхэм. – Послушайте, что я вам скажу, мистер квартирант Каверли! Нечего вам толковать насчет сердец, вы не по этому делу проходите, ясно? Мы с вами пофлиртовали, оно и хватит. Подумать только, девочку семнадцати лет вздумали окручивать! Могу поклясться, что за ту девчонку давали хорошее приданое, вот в чем все дело!

Может быть, я выражаюсь не как леди, и за это заранее извиняюсь, – добавила миссис Клапхэм, – по вы, кажись, из тех, что женятся хоть на козе ради ее молока!

Стэси, побелев от удивления и гнева, открыл рот, но подходящих слов не нашел, поэтому повернулся и вышел вон и лишь на лестнице вспомнил, что рот можно и закрыть.

Стэси Каверли был не из чувствительных. Все с него сходило как с гуся вода. Ледяные колкости и угрозы мистера Вендовера были для него не больней булавочного укола. Однако Вендовер, как бы то ни было, говорил с ним как джентльмен. Но до сего времени ему не приходилось сталкиваться с такой откровенной и грубой вульгарностью, которая так и перла из миссис Клапхэм. Прошло немало времени, прежде чем он оправился от оскорбления. Говорить так с самим Каверли из Дэйнскорта – да как она посмела?!

И тут перед Стэси стала вырисовываться весьма мрачная перспектива. Все его надежды рухнули. Успокоить кредиторов было нечем. Теперь ему придется заложить свои золотые вещи, чтобы оплатить счет в гостинице и добраться в почтовой карете до Лондона. Он пытался вспомнить кого-нибудь, у кого можно было бы одолжить сто, даже пятьдесят фунтов, но таких людей в Бате, похоже, не существовало.

Стэси начал было уже подумывать бросить свой багаж и попросту бежать из «Уайт-Харт», оставив счет без оплаты. Именно в этот момент к нему постучался коридорный и передал письмо, которое пришло с нарочным из гостиницы «Йорк-Хаус».

Почерк на конверте был незнакомым, а разорвав письмо, Стэси с некоторым удивлением прочел, что его дядя Майлз приглашает его отобедать с ним.

Первым его побуждением было написать записку с отказом. Но потом ему стукнуло в голову, что у дяди как раз можно занять денег. Конечно, на первый взгляд у Майлза в карманах ветер гуляет, но ведь он способен оплачивать проживание в самом дорогом отеле Бата! Так что приглашение следовало принять. Стэси попросил было передать нарочному, чтобы тот задержался, пока он напишет ответ, но оказалось, что человек уже ушел, поскольку имел инструкции не дожидаться ответа. Это было похоже на оскорбление со стороны Майлза, но, трезво поразмыслив, Стэси пришел к утешительной мысли, что разум и манеры Майлза так повредились в Индии, что тщетно ожидать от него джентльменского поведения. Он человек со странностями и, вероятно, вовсе не хотел никого обидеть…

За обедом Стэси вел себя как исключительно хороший, любезный и вежливый гость: он все время поддерживал на губах приятную улыбку, много и куртуазно шутил, нахваливал поданные блюда. Он заявил, что такого восхитительного бургундского он давно уже не пил, и все старался разговорить Майлза на темы Индии. Дядя его говорил немного, но был не менее учтив.

Когда скатерть сменили и на стол был подан бренди, Стэси промурлыкал со своим отработанным небрежным сожалением:

– Ах, сэр, как же я рад, что вы вернулись в Бат! Видите ли, я тут немного поиздержался, не рассчитал, а в Бате у меня нет никакого кредита в банке. То есть я очутился в дурацком положении… Так что я был бы вам страшно признателен, если бы вы мне одолжили сущий пустяк – так, чтобы мне сделать необходимые платежи в Бате… Я вам очень скоро верну!

Майлз лениво, в своей обычной манере, снял крышечку с графина и разлил бренди по бокалам.

– Нет, – сказал он. – Я тебе денег не дам.

Это было сказано очень добродушно, но в то же время с настораживающими нотками. Стэси молвил, уже несколько чинясь:

– Бог с вами, сэр, я ведь не говорю о значительной сумме!

Майлз отрицательно покачал головой. Стэси решил идти до конца:

– Но я оказался на мелководье! Без вашей помощи мне, возможно, придется туговато!.. У меня нет ни шиллинга!

– Это я знаю.

Хладнокровие, с которым Майлз зафиксировал его неплатежеспособность, вывело Стэси из душевного равновесия.

– Ах вот как?! – взвизгнул он. – Позвольте сказать вам, уважаемый дядюшка, что без этих денег наше фамильное имение может быть конфисковано!

– Оно не будет конфисковано, – заметил Майлз.

– Да что ж вы никак не поймете, дуби… Извините! – испуганно осекся Стэси, понимая, что гнев и лицедейство – две вещи несовместные.

– Ничего-ничего! – успокоил его Майлз. – Я прекрасно знаю все твои обстоятельства. Сядь спокойно и послушай меня. Именно из-за этого разговора я и послал за тобой! – Майлз налил еще бренди.

– Послали за мной?! – оскорбленно переспросил Стэси.

– Ох, пардон, оговорился! – солнечно улыбнулся Майлз. – Я пригласил тебя сугубо по делу. Во-первых, это благодарность – услуга за услугу, ты ведь накормил меня обедом. А во-вторых, я хочу потолковать насчет Дэйнскорта. Под Дэйнскортом я подразумеваю сам дом и ту уже небольшую площадь земли, на которой он расположен. Так вот, закладные за окрестные земли я уже выкупил. Следовательно, я готов взять на себя все твои долги по закладным на поместье и выдать тебе лично пятьдесят тысяч фунтов стерлингов.

Несколько мгновений Стэси не верил – действительно ли прозвучали эти слова, или он давно уже спит и видит глупый сон. Горло у него перехватило. Когда Стэси обнаружил, что дар речи был отобран у него Господом только на время и уже вернулся назад, он пролепетал:

– Позвольте-позвольте… Закладные… Выкуп… Поместье… Вы шутите со мной?

– Ни капли! Терпеть не могу шуток в деловых беседах! – отвечал Майлз, вольготно развалившись в кресле и закуривая толстую сигару. – Почему ты так удивлен? Ты ведь знаешь, я очень богат.

Этого Стэси не знал, отчего укрепился в подозрениях, что пребывает в царстве сна.

– Не верю! – постановил он, основательно щипая себя за ногу под столом, чтобы прогнать глупые видения.

– Ты, должно быть, решил, что ежели я не ношу шелковых кружевных сорочек и не придерживаюсь твоих понятий об элегантности, то я голодранец? Но не суди по одежке, милый племянник!

Кровь ударила Стэси в голову.

– Значит, вы обманывали меня! – горячо вскричал он. – Намеренно обманывали!

– Вовсе нет. Ты сам обманулся. Это, конечно, не значит, что я не хотел тебя обмануть, если бы это понадобилось. Хотя, честно сказать, мне было все равно, за кого ты меня посчитаешь – за набоба или за церковную крысу. Разве что, ежели бы ты узнал, как я богат, ты стал бы мне надоедать со своими просьбами… А я, видишь ли, не люблю вкладывать деньги в пустоту.

Стэси побагровел, но выдавил:

– Если вы могли бы погасить мои долги, то… И если… Но… Может быть, мы пришли бы к некоему соглашению…

Глаза Майлза больше не были солнечными. Они стали жесткими, как пружина, и холодными, как льдинки.

– Мне нужно все поместье целиком, – сказал он.

– Но… Вы же не можете лишить меня наследственного владения!

– Почему это? Если у меня есть деньги и желание?

– Но ведь мы оба – Каверли!

– У тебя сложилось обо мне превратное мнение, если ты думаешь, будто я способен из-за каких-либо глупых обстоятельств моего происхождения оставить Дэйнскорт тебе.

Стэси встряхнулся, протрезвел окончательно и обдумал ситуацию. Выхода не было. Майлз говорил тоном обвинительного заключения.

– Но зачем вам понадобилось поместье, сэр? Просто чтобы называться «Каверли из Дэйнскорта»?

– Да нет, мне нужен этот дом, вот и все. Он мне нравится. Там отличные паркетные полы – я нигде не встречал таких. И еще завитушки на каминной решетке – это просто прелесть. А на все остальное мне наплевать.

– Но ведь я сейчас глава фамилии! Это я зовусь Каверли из Дэйнскорта!

– Можешь звать себя так и дальше, мне-то что! – беззлобно откликнулся Майлз.

– Я не могу дать вам на откуп титул! – простонал Стэси.

– А разве у тебя есть выбор? – осведомился Майлз, с удовольствием выпуская густые клубы дыма из ноздрей.

– Неужели вы хотите выселить меня из дома, где я родился и где прошло мое детство?! – драматически пискнул Стэси. – Неужели вы хотите мщения за свою судьбу? Но ведь сын за отца не отвечает!

– Я никогда не любил ни твоего деда, ни твоего отца, – спокойно отвечал Майлз. – Но я даже благодарен им за то, что их стараниями прошел полный курс школы жизни… И потом, именно в моей ссылке и выяснилось, что у меня отличные способности к бизнесу. И я сумел разбогатеть. А в бизнесе нет сантиментов, знаешь ли. Так что я вовсе не собираюсь тебе мстить – чего ради? Если бы я нашел Дэйнскорт в том же виде, в каком он был двадцать лет назад, я бы и пальцем не шевельнул. Но сейчас он разваливается, его заложили и перезаложили. Мне об этом сказали, и вот почему я начал всю эту бодягу…

– Но я не виноват! – испуганно затараторил Стэси. – Сперва его заложил мой отец, а потом он умер, и…

– Не надо! Меня не интересует, что да почему. Важно, что поместье в упадке, и в полном упадке, – сказал Майлз, зевая. – Думаю, грехи моей юности будут прощены в тот момент, как я сниму печать с ворот дома и выкошу луг, на котором я бегал в детстве и который теперь порос травой до пояса…

– Так вы побывали там? – бледнея, переспросил Стэси.

– Да, и на шею мне бросилась старая добрая миссис Пени… И тут же велела заколоть бычка… Ну, одним словом, «Возвращение блудного сына» – детский лепет по сравнению с моим появлением в Дэйнскорте. Впрочем, не думаю, что меня с восторгом примет местное дворянство.

Повисло долгое молчание, в течение коего Стэси все ниже и ниже склонял свою голову.

– Пятьдесят тысяч фунтов? – вдруг сказал он. – Какая мелочь! Задешево хотите взять!

– Вероятно, ты забыл про другую мелочь, а именно про долги по закладу! – напомнил Майлз.

– Поместье стоит все равно больше!

– Попробуй продать его дороже.

– Ага, притом, что вокруг везде ваша земля? Ха! Кто купит рассыпающийся дом с маленьким парком?

– Видишь, какой ты понятливый… Никто, конечно.

– Дайте мне время подумать.

– Дал бы, да только боюсь, что думать тебе придется в долговой тюрьме. Если, конечно, ты сейчас откажешься.

– Как я могу отказаться, черт возьми! Когда я получу деньги?

– Как только совершим сделку. Необходимые бумаги уже готовы, они у моего адвоката. Он же даст тебе нужные пояснения. Кстати, захвати с собой своего адвоката, чтобы уж наверняка знать, что все чисто.

– Обязательно возьму! Обязательно! – Стэси подумал и сник. – А теперь… Не могли бы вы, сэр, снабдить меня еще сотней фунтов стерлингов, чтобы…

– Охотно! – откликнулся Майлз, доставая из кармана пачку ассигнаций.

– Спасибо, сэр, – выжал из себя Стэси. – А теперь, если у вас больше нет ко мне вопросов, я откланяюсь…

– Вопросов больше нет, – заверил его Майлз. – Спокойной ночи.

Глава 18

Поскольку мисс Баттербанк промучилась всю ночь и добрую половину дня от зубной боли и вынуждена была пойти на прием к дантисту, то новости о приезде мистера Майлза Каверли она донесла до Сидни-Плейс лишь к вечеру, уже после того, как указанный мистер имел неожиданную встречу с мисс Абигайль Вендовер – неожиданную лишь с ее стороны…

Это вышел настоящий сюрприз. Майлз Каверли не только заявился в дом рано поутру, но даже не выслушал дворецкого, который пытался подробно разъяснить, что, хотя мисс Вендовер и дома, она, возможно, не склонна принимать в этот час гостей; кинув свою шляпу и трость Миттону, Каверли попросту побежал вверх по лестнице, оставив старика дворецкого произносить в воздух конец фразы.

Эбби была у себя в спальне одна, занимаясь прилаживанием кружевного воротничка перед зеркалом. Столик был весь завален лоскутками различных тканей, и она только что взяла в руки ножницы, когда дверь распахнулась, и вошел Майлз. Эбби взглянула на него, в горле у нее замер крик, а ножницы, воспользовавшись ее замешательством, тут же выпали из рук на пол, злорадно звеня.

– Вы вернулись! – удушенно воскликнула она. – Наконец-то вы вернулись!

В этот момент Эбби уже не раздумывала, прилично или неприлично было испускать такой откровенно ликующий вопль. Казалось, не думал об этом и сам Каверли. Уже в следующую секунду Эбби находилась в его объятиях и под градом его весьма энергичных поцелуев.

– Моя милая, звездочка моя! – шептал он ей в ухо.

У Майлза было такое крепкое, удобное плечо, к нему так хорошо было приникнуть щекой… Именно это и сделала Эбби, чувствуя, что ее наконец прибило к спокойной гавани после шторма и бури. Прижимаясь к нему, она прошептала:

– О Майлз! Господи, как же я по тебе тосковала!

Но уже в следующую секунду ей вспомнилась та невероятная цена, которую ей надо заплатить за свое счастье, и эта мысль резко переломила ее настроение…

– Но, Майлз, я не могу… Не могу…

Мистера Каверли, этого старого соблазнителя, конечно же не могли вывести из равновесия подобные легковесные заявления.

– Чего ты не можешь, любимая моя? – осведомился он.

Эбби задрожала.

– Не могу выйти за тебя… Пожалуйста, не надо, Майлз…

Она стремительно отвернулась в поисках носового платочка, стараясь всеми силами не дать своим чувствам прорваться в глупые рыдания или истерику.

– Ну и ну! – сказал Майлз озадаченно. – И это после всего, что возникло между нами? Нет, это выше моего понимания! Как ты вообще можешь смотреть мне в глаза?

На самом-то деле именно смотреть ему в глаза Эбби боялась. Она была занята осушением с помощью платка своих мокрых щек.

– Неужели тебе никто никогда не объяснял, что крайне неприлично целоваться с джентльменом, если ты не собираешься в его компании прогуляться к алтарю? – несколько развязно спросил Майлз. – Нет, это против правил, мэм! Никак не ожидал от тебя подобного поведения!..

Тут тон его голоса мгновенно изменился, и он продолжил уже ласково и чуть насмешливо:

– Ну, что с тобой случилось? Дай-ка я посмотрю в эти глазки, отчего это в них произошло наводнение?

Он взял ее лицо в ладони и приподнял, но Эбби упорно отказывалась встречаться с ним взглядом. После минутного раздумья Каверли сказал:

– Послушай, когда я уезжал, ты была, по-моему, совершенно иначе настроена! Что же тут произошло?

– Да так, всякие неприятности… Заболела Фанни. Я страшно устала… – Эбби попыталась улыбнуться. – Присядь, Майлз. Я постараюсь объяснить тебе, почему я не могу выйти за тебя замуж…

– Я полагаю, что ты просто обязана теперь выйти за меня, – заметил Майлз, увлекая ее в сторону софы. – И я могу принять только одиу-единственную уважительную причину для отказа – это если ты меня не любишь достаточно крепко!

Эбби неохотно позволила усадить себя на софу, оставаясь притом в его объятиях.

– Я… Сперва я так и думала сказать тебе, – прошептала она, низко опустив глаза. – Мне казалось, так будет лучше всего, чтобы ты понял… Но… Интересно знать, а почему негодник Миттон впустил тебя ко мне, даже не поинтересовавшись у меня, готова ли я принимать гостей?! – вдруг вскричала Эбби с лихорадочным и совершенно ненатуральным возмущением, которое было ничуть не более уместно, чем шампанское на похоронах.

Майлз чуть отстранился от нее, вытянув руку вдоль спинки дивана так, чтобы наблюдать за ее профилем. Казалось, он чувствует себя совершенно в своей тарелке и ничуть не страдает от разочарования того сорта, которое испытывает мужчина, услышавший от женщины отказ.

– Только не обвиняй беднягу дворецкого! – хмыкнул он. – Я сказал ему, что сам объявлю о своем приходе!

– У тебя не было никакого права так поступать! – сварливо заявила Эбби. – Если бы… Если бы ты меня не застал врасплох, то… То ничего бы и не произошло!

– Ну и что, предположим, ты не ответила бы на мой поцелуй, но ведь у меня все равно было твердое намерение целовать тебя! – постановил Каверли. – Какая разница – объявили о моем приходе или нет? Можно подумать, у тебя есть привычка горячо целовать джентльменов, которые ворвались к тебе без объявления! Многовато, в этом случае, таких ходит в Бате, исцелованных тобой! Надеюсь, ты постараешься избавиться от этой своей привычки, когда мы поженимся, – уж я прослежу за этим!

На губах ее задрожала смутная улыбка, она чуть покраснела, но повторила упрямо:

– Нет, мы никак не можем пожениться…

– Ах да, я и позабыл! – бросил он. – Так почему мы не можем этого сделать?

– Вот об этом я и хотела тебе сказать, Майлз… Я знаю, что ты не вникаешь в мои переживания на эту тему, так что мне трудно будет объяснить тебе… Я долго думала и терзалась, я ломала голову и измучила свою душу, но все-таки я решила – мы… то есть я не имею права на это! Не имею!

– Вот как? Почему же? – спросил он небрежным тоном необязательной светской беседы.

Эбби принялась тщательно складывать свой промокший насквозь платочек.

– Только не подумай, что дело в миссис Раскум… Она, ты знаешь, душевная подруга Корнелии, жены нашего Джеймса… И она взяла на себя добровольную обязанность шпионить за нами и докладывать обо всем Корнелии…

Наверное, мы, Майлз, были не очень осторожны, потому что не так давно она написала Корнелии, что я делаю тебе большие авансы. Как ты понимаешь, Джеймс немедленно примчался сюда. Он развел тут такие сопли, что я с трудом могла удержаться от хохота. Жаль, что тебя тут не было – ты бы животик надорвал, слушая, как он вдохновенно порет чушь, годную для школьников младших классов, которые считают, будто детей разносит по родителям специально нанятый аист…

– Да, звучит весело, – согласился Майлз, но без улыбки. – Так он что же, в принципе против обряда бракосочетания или частным образом настроен против меня?

– Ну да, он сказал, что если я выйду за тебя замуж, то семья меня отторгнет! Он собирался в красках поведать мне историю Селии, но я сообщила ему, что уже обо всем знаю. Это его просто убило, и он начал думать, что мы с тобой – два сапога пара!

– Знаешь, а он не такой дурак, каким кажется! – вставил Майлз.

– Он просто кретин. Но дело не в том, что он сказал мне. Но потом он стал обрабатывать Селину и тут добился крупных успехов… – Эбби замолкла, несколько раз глубоко и горестно вздохнула, после чего продолжила: – Я даже не догадывалась, как глубоко Селина меня любит. Джеймс поставил ее перед выбором – или я, или вся остальная семья, и ты представляешь, она выбрала меня! Но она так долго плакала, так просила меня не покидать ее… И я подумала: если бы ты был человеком, подходящим для нашей семьи, Селина со временем смирилась бы с тем, что меня нет рядом. Она могла бы общаться с нашими сестрами и братом. А тут получится, что она потеряет сразу всех. Понимаешь, я с ней с детства, с того самого момента, как наша мама умерла, и я всегда, в сущности, о ней немножко заботилась… Ах, если бы на месте тебя был Питер Дунстон, которого она сватает мне вот уже три года, Селина, по крайней мере, была бы польщена таким моим замужеством, и это утешало бы ее в одиночестве… И потом, я жила бы совсем рядом, по соседству, а она оставалась бы в лоне семьи… Так что ты видишь, сколько зла принесет ей наш брак! А если ты думаешь, что в Бате сразу же не станет известно всем и каждому, что я вышла замуж против воли семьи, то ты не знаешь Бата! Если тебе мнение местных кумушек кажется неважным, так и мне это – пустяки! Но для Селины это не пустяк, да и для Фанни – тоже, а ведь девочке еще жить и устраивать свою судьбу…

– Я все гадал, когда же мы дойдем до самого главного – до драгоценной Фанни, – заметил Майлз с усмешкой.

– Куда же деться? Я не могу ее бросить, Майлз. Она в ужасной депрессии, бедная девочка, потому что обнаружила гадкую, предательскую сущность твоего же племянничка!

– На что ты и надеялась! – заметил Каверли.

– Да, и я рада этому. Но сейчас Фанни в таком расстройстве, что я ей необходима как воздух. Не могу ее бросить здесь с глупой Селиной. Если я уеду, Джеймс не даст мне даже переписываться с нею. Я не хочу сказать, что вечно собираюсь быть к ней прикована – но по крайней мере несколько лет…

– Имеет ли мне смысл говорить, что на все эти вопросы имеются ответы? – спросил он. Эбби помотала головой:

– Нет. Конечно, можно убедить себя, что все эти проблемы ничего не значат, но они значат, и немало. Нет, Майлз, я не могу намеренно, эгоистично повергнуть всю свою семью в разор и несчастье, а особенно тех двух, которых я особенно люблю… Я не могу обрести счастье ценой их горя… И пожалуйста, не уговаривай меня! Я и так уже извелась, думая и думая об этом…

Голос ее сорвался, она прикрыла глаза ладонью. В то же время другая ее рука была взята в крепкие клещи, составленные из ладоней мистера Каверли.

– Хорошо, я е стану тебя переубеждать, – заверил ее Майлз.

Кто-то, видимо, доложил Селине, что сестра ее уединилась с мистером Каверли, потому что в дверном проеме вдруг возникла Селина, столь небрежно одетая, что можно было подумать, будто она одевалась при пожаре. Увидев Каверли, она закашлялась.

– О, мистер Каверли! – проскрипела она. – Я даже понятия не имела, что вы в Бате! Как вежливо с вашей стороны сразу же навестить нас… Сегодня вообще с утра день не задался…

Эбби подпрыгнула на диване и отлетела к окну, где принялась пристально разглядывать улицу, словно только уличным движением и интересовалась. Каверли и ухом не повел на дурацкую реплику Селины. Он посидел еще немного, весьма привольно развалившись на софе, и вскоре откланялся.

Только за Каверли захлопнулась дверь, Селина метнулась к сестре:

– Эбби, Эбби, он держал тебя за руку! За руку! Боже мой! Зачем он приходил, Эбби? Не мучай же меня – скажи как есть!

– Думаю, ты и сама понимаешь, зачем он заходил, – глухо отвечала Эбби.

– Я догадывалась! – шпионским шепотом провозгласила Селина. – Но что ты ему ответила? Что?

– Не суетись. – Голос Эбби звучал устало. – Я ему отказала.

– Оу! – От ликования Селина сорвалась в писк. – Господи, как я рада! Как я рада! Милая, милая Эбби, теперь мы будем счастливы снова!

Не в силах больше вымолвить ни слова в ответ на эту торжествующую песнь слабоумия, Эбби молча вышла из комнаты, надеясь уединиться в своей спальне. Она пробыла там довольно долго, после чего и услышала несколько запоздалые новости о прибытии мистера Каверли в Бат от мисс Баттербанк, которая примчалась донести об этом сразу от дантиста, с еще укутанным в шарф лицом. После ее ухода Селина уже приватно пересказала Эбби на ухо остальную часть известий, раздобытых мисс Баттербанк. Оказывается, миссис Клапхэм накануне уехала из Бата, и Стэси Каверли, по всей вероятности, также последовал за нею, поскольку утром его видели садящимся в почтовую карету. При этом, по словам мисс Баттербанк, о своем отъезде он не сказал никому ни полсловечка.

В принципе Эбби была рада исчезновению Стэси, но, как ни старалась вникнуть в рассуждения сестры по поводу причин столь поспешного бегства этого универсального женишка, никакого интереса не чувствовала. А вот новости, сообщенные пришедшей чуть позже миссис Левенинг, взволновали ее намного сильнее.

Миссис Левенинг, поселившись на Ориндж-Гроув, зашла в гостиницу «Йорк-Хаус» за письмами, которые ей могли прийти по тому адресу. И там оказалось, что мистер Майлз Каверли снова поселился там – и живет себе! Возбуждение миссис Левенинг по данному поводу было столь сильно, что Эбби начала заново вспоминать их последнее расставание, без единого слова… Она понимала, что лучше всего им больше никогда не встречаться, и в то же время было мучительно сознавать такую перспективу… Еще больнее было бы встретиться с ним лишь для того, чтобы окончательно расстаться, сказать последнее прости…

Но о мистере Каверли ничего не было слышно еще три нескончаемых дня. Селина, чудесным образом выздоровевшая и приободрившаяся, написала подхалимское письмо Джеймсу, в котором сообщала, что между Эбби и этим типом все кончено и что она это предвидела с самого начала, просто дело было невероятно раздуто злонамеренной миссис Раскум. В конце Селина выражала твердую надежду на то, что в дальнейшем милейшая Корнелия не станет придавать столь большого значения сплетням Этой Особы.

Надо понимать, в каком ужасе была Селина, когда на четвертый день Миттон объявил приход мистера Каверли.

Майлз выбрал для своего визита самое неподходящее время. Леди только десять минут как позавтракали. Впрочем, он словно и не заметил, что совершает ляп, с победным и радостным видом появляясь в комнате и весело приветствуя присутствующих. Он выразил удовлетворение от того, что всех их застал дома, поздравил Фанни с выздоровлением и, повернувшись к Эбби, выложил главное:

– Я приехал, чтобы пригласить вас на небольшую прогулку в коляске.

Селина прямо задышала ненавистью. Манеры этого человека просто выходили за все мыслимые рамки! Она поспешила вмешаться:

– Спасибо, сэр, но я думаю, моей сестре не стоит выезжать в открытом экипаже, поскольку скоро явно пойдет дождь, ведь погода нынче ужасно переменчива, а кроме того, я уже просила ее сопроводить меня к источникам!

Тут заговорила наивная Фанни, мгновенно позабывшая собственные неприятности и снедаемая любопытством:

– Что вы, тетя Селина, я готова сама вас проводить! Для Эбби прогулка будет только полезна, она ведь весь день сидит дома – отчего же не подышать свежим воздухом!

Мистер Каверли, усмехнувшись Фанни, молвил:

– Добрая девочка! – отчего та непроизвольно хихикнула.

После этого мистер Каверли дал указание Эбби одеться потеплее, а на голову накинуть шаль или что-нибудь в этом роде.

– Не беда, коли на улице прохладно! – пояснил он. – Надо только одеться получше, а если пойдет дождь, так мы ведь всегда найдем, где укрыться, верно?

После этого Каверли принялся болтать с Фанни о всяких несущественных мелочах, предоставив Селине напряженно ворошить свои мозги в поисках более весомых причин для отказа от поездки.

Когда Эбби появилась в комнате, одетая как для экспедиции на Северный полюс, Селина предприняла последнюю попытку, заявив, что Эбби рискует схватить воспаление легких от вдыхания холодного воздуха, но Фанни снова вмешалась:

– Но ведь сегодня прекрасный денек, давно уж таких не было! Я могу принести тебе, Эбби, еще несколько своих шалей!

– Спасибо! – засмеялась Эбби. – На мне и так уже достаточно слоев намотано! А ты, Селина, прошу, не выдумывай больше всякой ерунды!

А Каверли добавил:

– Не беспокойтесь, мэм, я о ней позабочусь наилучшим образом!

Через пять минут они отъезжали, а Фанни махала им рукой с крылечка.

– Индийские манеры, знаешь ли! – пробурчал мистер Каверли в воздух.

– Разбойные манеры! – хмыкнула Эбби в ответ. – Бедная Селина!