Текст книги "За порогом мечты"

Глава 4

Прошло не меньше минуты, прежде чем остолбеневшая Эбби сумела по крупиночкам собрать свои вставшие на дыбы мысли… Затем глаза ее вдруг безумно расширились и она воскликнула:

– Так вот же он!

– Не стану спорить, пока не узнаю, что вы имеете в виду под словом «он», – дипломатично заметил Каверли.

– Он – это скелет в шкафу! Знаете, как говорят: у каждого в шкафу свой скелет! Вот только я думала, да и Селине говорила, что этот скелет окажется скелетом мышки…

– Да, вы ошиблись. Это был скелет овцы, причем паршивой, заметьте. Была бы хоть паршивая мышь – и то ничего, а тут целая овечка…

Эбби рассмеялась бы, но волнение не давало ей расслабиться.

– Ох, нет! Это скорее ужасно, чем смешно… Но ради бога, расскажите мне все!

– Ну-у, вы меня смущаете, мисс Вендовер! Кто я такой, чтобы походя раскрывать перед вами ужасные тайны, которые от вас, чувствуется, столь тщательно скрывали?

– Но вы же – тот самый скелет!

– Но ведь скелеты не разговаривают! – заметил он.

Поглощенная собственными лихорадочными мыслями, Эбби не обратила внимания на эту шпильку.

– Так вот почему Джеймс был в таком бешенстве! Ах, как это не похоже на Джеймса – не говорить мне всей правды…

– Как раз это на него очень похоже!

– Можете для простоты считать, что он тоже не знал всего дела… Мэри ведь не знала, хотя и подозревала наличие какой-то тайны, как и я. Кроме того, я даже сомневаюсь – знала ли Селина? Наверно, не все, иначе она не стала бы привечать вашего племянника, правда?

– Ох, какие интересные вещи я слышу! – заметил Каверли. – Хорошо бы еще знать, кто такие все эти люди.

– Кто? – удивилась Эбби. – Ах, ну конечно… Я, похоже, говорила сама с собой… Селина – это моя самая старшая сестра. Мы живем с ней вместе, в Сидни-Плейс. Мэри – вторая сестра, вторая по возрасту, я имею в виду. А Джеймс – ее муж. Но это не важно, не обращайте на мои слова внимания… Так когда же вы сбежали с Селией?

– О, в тот самый момент, когда она обручилась с Роулэндом! – отвечал он с такой откровенной смешинкой в глазах, словно дело это было совершенно житейское.

– О господи! Вы что же, похитили ее?

– Да нет, не припомню, чтобы я кого-нибудь похищал в своей жизни! – заявил Каверли. – Но, как вы знаете, если девушка не желает выходить замуж за своего жениха, она превращается в сущего дьявола, верно?

– Вот именно! Я всегда думала точно так же! – торжественно воскликнула Эбби, отчего-то гордая, что ее умонастроения разделяются хоть кем-то, пусть даже сомнительным мистером Каверли. – Где я только об этом не читала – во всех этих романах, я хочу сказать… Ну конечно, если у девушки есть богатое приданое, тут еще можно понять, но… – Эбби испуганно осеклась. – Простите, я не хотела намекнуть…

– Ничего-ничего! – вежливо заверил ее Каверли. – Вполне разумное житейское наблюдение!

– Так вы что, хотите сказать, что именно поэтому сбежали с Селией? – несколько недоверчиво спросила Эбби.

– Нет, конечно! Вы должны понимать, что в те годы я был еще очень молод, очень. И я весь горел любовью… Мы полюбили друг друга без ума, или, по крайней мере, нам так казалось… Нет, знаете, это слишком глупая история, давайте найдем другую тему.

– Нет, не глупая, а скорее грустная история, – заметила Эбби. – Но только я не совсем понимаю, зачем Селия обручилась с моим братом Роулэндом, если любила вас?

– Не понимаете? А вам следовало бы понять. Вы уже большая девочка… Вы разве не помните Морвала?

– Нет, практически не помню, хотя и видела его, наверное. Но я ведь была еще совсем маленькой… Но я знаю, что он был близким приятелем моего отца.

– Ну, этого вам хватит, чтобы составить его портрет. Они с вашим папашей были похожи как два новеньких пятака. Морвал строго-настрого запретил Селии даже легким поклоном приветствовать меня, проходя мимо, и напротив – принять предложение Роулэнда… Как вы понимаете, я вовсе не был желанным женихом в вашей семье…

– Я могу вообразить, что она подчинилась на первый раз, но не могу поверить, что и на второй – тоже! Я ведь побывала в ее положении и прекрасно знаю, что такое воля строгого родителя! Но с другой стороны, не могу понять, зачем, любя одного, принимать предложение другого. Если уж Селия готова была бежать с вами, то она была своенравной, волевой девушкой, а не совершенным ребенком, легкомысленным и внушаемым существом, как мы о ней всегда и думали…

– А вот и нет, в ней не было ни капли настоящего куража! – возразил Каверли холодно. – Она скорее была романтичной, ласковой, ищущей покровительства девушкой, такие всегда льнут к кому-то более сильному. Она, помню, ударилась в слезы и чуть не потеряла рассудок, когда мы прощались… Наверно, мне нужно было удержаться, но не вышло. Я ужасно хотел принести себя в жертву, но… Тогда я не был достаточно разумен. А как они жили с Роулэндом?

Каверли содрал с этой потрясающей истории весь романтизм, и Эбби гадала, не стояла ли за его показным равнодушием сердечная рана. Она задумчиво отвечала ему:

– Не знаю. Я в то время была еще ребенком и не понимала таких вещей. Селия всегда казалась такой спокойной, и нельзя было сказать, что она несчастлива… Видно было, что она не любит Роулэнда, но она его уважала . То есть она всегда следовала его мнениям и вкусам, и самый важный аргумент в споре у нее был – «так считает Роулэнд»…

Некоторая едкость последней фразы вызвала у Каверли короткий смешок:

– Чувствуется, мисс Абигайль Вендовер не разделяла мнений своего брата!

– Нет. Не разделяла. Роулэнд был… – Тут ее на мгновение потеплевшие от взаимопонимания глаза потухли. Эбби умолкла.

– Роулэнд был надутый и очень солидный индюк! – улыбаясь, подсказал Каверли, чтобы обойти щекотливый момент.

– Да, именно! – с готовностью поддакнула Эбби. – И всегда указывал всем, как и что надо делать… – Она снова осеклась, покусывая губы. – Извините, не обращайте внимания на мои слова.

– Конечно-конечно. А знаете, чем дольше я думаю обо всем этом, тем больше я прихожу к мысли, что они с Селией были созданы друг для друга. По крайней мере, я рад, что она не впала в черную меланхолию, или в зеленую тоску, или в черно-зеленую тоскохолию…

Эбби хихикнула и удивленно приподняла брови:

– Да, но… А что, Роулэнд знал о вашем с Селией побеге?

– Господи, ну а как же? – Он улыбнулся с холодноватым равнодушием. – Давайте валяйте дальше, мэм! Куда там бегут ваши мыслишки? Не задумывались ли вы о том, что Селия была наследницей крупного состояния? И ее побег конечно же вызвал бы скандал. Люди стали бы чесать языки, и ничего не могло быть гаже для Морвала или Вендовера, чем такие слухи и сплетни. Они решили замять и спустить на тормозах все дело, и тайна оказалась только в их распоряжении – их четверых.

– Четверых?!

– Ну да. Это ваш отец, отец Селии, мой отец и Роулэнд, – сказал мистер Каверли спокойно.

– А-а, респектабельность, – горько протянула Эбби. – Как я всегда ненавидела этого идола моего папаши… А ваш отец, он тоже молился на респектабельность?

– Нет, но он любил хороший тон. Я хороший тон всегда презирал, и потому он всегда хотел от меня избавиться – и тут как раз представился случай. Нет, я не могу его винить. Я ему слишком дорого обходился, знаете ли.

– Из того, что я услышала, ваш брат обходился ему еще дороже, – заметила Эбби. – Почему бы вашему отцу не избавиться заодно и от него?

– Ну, ведь Хэмфри был его главным наследником, – снова бегло улыбнулся Каверли. – И хотя у него имелись долги, это были долги чести, очень модные долги – сделанные за карточным столиком в дорогих клубах, среди знатных людей… Он любил вращаться в высоких сферах, от которых меня… гм!.. временами просто тошнило.

– Так он и своего сынка пустил по своим пятам?

– Вовсе не обязательно. Думаю, он умер, когда Стэси был еще слишком мал. Сколько я могу судить, Стэси поступил в Оксфорд, но вряд ли его закончил… Скорее всего, он просто то выбывал, то снова поступал туда…

– А вы сами учились в Оксфорде? – с любопытством спросила Эбби.

– Как вам сказать? Моя наука от Оксфорда в основном состояла в том, что меня вытурили оттуда, – кратко сообщил мистер Каверли.

Эбби хотелось прыснуть со смеху, но она сдержалась и процедила, стараясь удерживать челюсти в сцепленном состоянии:

– Ну, каковы бы ни бы ли ваши ошибки юности, не думаю, что сейчас вы могли бы одобрить совращение вашим племянником молодой девушки и тайное с ней венчание…

– Однако, если бедняга разорен, что ему еще остается делать? – хладнокровно отвечал мистер Каверли.

– Может быть, он все-таки найдет другие способы подняться на ноги, вместо совращения моей племянницы?

– Конечно, с его стороны было бы разумнее сосредоточиться на девушке, которая уже может распоряжаться своим приданым…

– Как?! И это все, что вы имеете сказать? – обиженно вскричала Эбби.

– А каких слов вы ожидаете от меня? – в свою очередь спросил Каверли.

– Мне казалось, что вы могли бы кое-что сделать …

– Что?

– Положить конец этой интрижке!

– Каким образом?

– Ну, побеседовать с племянником, убедить его… Я не знаю! Вы наверняка способны что-нибудь придумать!

– Вот и нет. Мои мыслительные способности всерьез повреждены жарким индийским климатом. И потом, с чего это мне надо беспокоиться?

– Потому что это ваш долг! Это ваш племянник!

– Придумайте что-нибудь получше. У меня нет никакого долга перед Стэси, а если бы и был таковой, я и то не стал бы ничего предпринимать.

– Но вы же не можете допустить, чтобы ваш племянник опустился ниже всякого достоинства?!

– Да мне совершенно все равно. Так что, если вы думаете, что я могу оказать на него влияние, вы заблуждаетесь.

– Вы просто невозможны! – огорченно вскричала Эбби.

– Да уж конечно. Но только черт меня побери, если я возьмусь читать кому-нибудь мораль после всего того, что сам натворил в жизни… А вот блеск ваших кровожадных глазок, когда вы злитесь, мне очень правится…

После этой фразы разговор невозможно было продолжать. Эбби, не забыв еще раз окатить его жгучим взглядом, гордо развернулась и пошла прочь.

Про Левенингов, естественно, она позабыла. Когда она дошла до Лора-Плейс, тут только до нее дошло, что ведь ее записка к Левенингам осталась лежать брошенной на столике, там, где она сидела… Оставалось только надеяться, что письмо это нашли и передали Левенингам.

К этому времени ее гнев, возбужденный беседой с мистером Каверли, несколько поутих, и она могла обдумать все дело уже более взвешенно. Она замедлила свой шаг и свернула на Грейт-Палтини-стрит в такой задумчивости, что даже не обратила внимания на робкое приветствие ее поклонника из священнослужителей, каноника Пинфорда. Это досадное недоразумение повергло преподобного джентльмена в мучительные раздумья, чем он мог когда-либо обидеть прелестную мисс Эбби Вендовер…

Очень скоро Эбби с удивлением обнаружила, что ее странно притягивает недостойный мистер Майлз Каверли. По его же собственным словам, он был человеком, никак не заслуживающим никакого уважения, однако всякий раз, как Эбби припоминала его словечки по поводу того или иного жизненного явления, ее неудержимо тянуло расхохотаться. Но потом она вспомнила о разных других деталях, которые уже вовсе не были смешными, а скорее требовали холодного размышления. Она ведь знала, что его исключили из Итонского колледжа; а сам он мимолетом проронил, будто его выгнали из Оксфорда. И к тому же он пытался бежать вместе с девушкой-гимназисткой, ну да бог с этим, он ведь сам, надо полагать, был еще совсем молод и к тому же сильно влюблен… Нет, хуже другое: как легко, смеясь, небрежно он признавался в своих грехах, даже не хвастая ими, а так, словно и они были всего лишь маленьким житейским пустячком. Пустячком, которым он попросту забавлялся, даже с некоторым сквернословием, вспомнив о котором Эбби снова была вынуждена подавить улыбку. Но вот то, что он так грубо отказался вмешаться и спасти Фанни от Стэси, – вот это уже Эбби совсем не нравилось. Ведь он выразил полную незаинтересованность в успехах своего племянничка, и более того, хотя о своем юношеском увлечении он вспоминал с насмешкой, все-таки он явно носил в своем сердце нежность к Селии, и ему должна быть небезразлична судьба ее дочери…

Восстанавливая теперь в памяти заключительную часть их беседы, Эбби снова начала про себя беситься, и вся ее симпатия к мистеру Каверли пропала. Так что к моменту, как она добралась домой, на Сидни-Плейс, состояние ее души было взбаламученным и неуютным. Она не знала, следует ли больше презирать Майлза Каверли за его отвратительный цинизм или себя саму за то, что хихикала над его гнусными остротами. Совершенно позабыв об окружающих, она позвонила в дверь, при этом вслух сказав: «Облезлый индюк!» – что, безусловно, относилось к мистеру Каверли, но было принято на свой счет открывшим дверь дворецким Миттоном, которого глубоко обескуражило это ничем не мотивированное обвинение.

Узнав от него, что мисс Баттербанк пришла навестить ее сестрицу, Эбби направилась в свою комнату. Почему-то, по необъяснимым причинам, Эбби решила не поддаваться первому побуждению и не рассказывать пока Селине о своей интересной встрече. Она только заверила сестру, что оставила для Левенингов записку в «Йорк-Хаус». В конечном счете, думала Эбби про себя, кто-нибудь из слуг обязательно найдет это послание, когда будет стирать со стола пыль, и передаст по назначению.

Фанни вернулась из своей экспедиции как раз к ужину во вполне жизнерадостном настроении. Оказывается, ее задушевная подруга Джулия Виверхэм, которая тоже была на пикнике, подробно рассказала ей о прелестном письме, полученном ее матерью от Стэси Каверли, который объявлял о своем возвращении в Бат в конце недели. «А ты, Эбби, когда увидишь его, ты сама все поймешь, – правда, тетя Селина?»

Селина под сияющим взглядом девушки несколько смешалась, не зная, что сказать, но Эбби выручила Селину, согласившись, что ей будет крайне приятно завести знакомство с мистером Каверли, и указала сестре не забыть послать молодому человеку приглашение на ее вечеринку. Это замечание, повергнув Фанни в тихий восторг (Эбби при этом почувствовала себя гнусной предательницей и обманщицей), на Селину произвело будоражащий эффект – та принялась лихорадочно составлять список гостей, которые должны обязательно встретиться с Левенингами, и длиннейший реестр поручений для слуг. Это потребовало таких бурных умственных усилий, что через пять минут утомленная Селина отправилась спать. Эбби легла попозже и потом полночи промучилась в размышлениях о проблеме, которая во тьме незримо разрасталась все шире и шире, пока часы хладнокровно отмеряли минуты за минутами…

Поутру она встала не слишком отдохнувшая, но, сидя перед туалетным столиком, вдруг сообразила, что есть человек, способный дать ей дельный совет. Миссис Грейшотт, она ведь не только разумная женщина, не только вызывает восхищение у Фанни, но и к тому же сама мать и должна лучше старых дев понимать в том, как следует обращаться с девочками в опасном возрасте. Во всяком случае, от разговора с ней вреда не будет, поскольку миссис Грейшотт насчет обсуждения всяких деликатных вопросов всегда готова помочь, и Эбби чувствовала, что именно такого рода кумушка ей и нужна сейчас.

Так что Эбби объявила Фанни, что сегодня она сама будет сопровождать ее на Куинн-сквер, вместо миссис Гримстон, и пока Фанни будет бороться с упражнением по итальянской грамматике под судейством учительницы мисс Тимбл, Эбби займет себя посещением близлежащих магазинчиков. Затем Эбби намеревалась уединиться и поболтать с миссис Грейшотт, пока Фанни и Лавиния Грейшотт будут добивать итальянский, а потом пусть девочки вместе подойдут туда же, к Эдгар-Билдингс.

Фанни восприняла эту идею оживленно:

– О, чудесно! Тогда я смогу купить себе новую пару шелковых чулок, там, на Милсом-стрит! Я хотела это сделать еще раньше, но тебя не было, тетя Селина чувствовала себя скверно, а с нянькой миссис Гримстон мне вовсе не хотелось идти! Ты ведь знаешь, какая она! Она либо сразу заявляет, что самая твоя желанная вещица тебе вовсе не идет, либо уж наотрез говорит, что та слишком дорога и она знает место, где то же самое можно купить раза в два дешевле…

Эдгар-Билдингс располагались в фешенебельном районе города. Мистер Леонард Балкинг собирался поселить свою сестру в самом престижном районе и мог снять дорогой дом, но все же проявил изрядную толику здравого смысла, поскольку, скажем, взбираться по кривой улочке до Камден-Плейс мог лишь только здоровый и юный атлет, а не больная немолодая женщина. Так что в конечном счете миссис Грейшотт осела в Эдгар-Билдингс, откуда она без труда могла прогуляться до всех самых лучших магазинов и даже без всякого напряжения добраться до минеральных источников.

Апартаменты миссис Грейшотт представляли собой прекрасную квартиру, где имелись спальни для нее, для дочери, для слуг и гостевая. Помимо гостиной, имелся и небольшой холл для приемов. Когда миссис Грейшотт заикнулась было брату о том, что ее удовлетворила бы и квартирка попроще, тот ее оборвал: «Ты очень меня обижаешь, милая, когда говоришь в этаком жалком тоне. Ведь ты и твои дети – вся моя семья. Так неужто мне нельзя немножко побыть крестным отцом?»

Таким образом, судьба миссис Грейшотт оказалась вполне устроенной. И хотя она вовсе не делала тайны из того, что благополучие ее достигнуто за счет щедрости брата, некоторые злонамеренные сплетницы тем не менее шипели по углам, что им, дескать, кажется весьма странным, что бедная вдова может позволить себе роскошествовать в таких хоромах.

Эбби впустил в дом благородного облика домовладелец, и когда она уже собралась подниматься по лестнице в квартиру, он торжественно воскликнул ей вслед:

– А знаете ли, мэм, что приехал мистер Оливер? Да, да! Вчера прибыли-с! Правду сказать, нашу мадам чуть кондрашка не хватил, ну да все обошлось! Говорят, от радости сердце не рвется! Пожалуйте, мэм, пожалуйте…

Но Эбби замерла на полдороге; ей стукнуло в голову, что сейчас ее визит, вероятно, не совсем уместен. Но тут она услышала голоса, подняла голову и увидела миссис Грейшотт, которая стояла, улыбаясь, на лестничной площадке.

– Заходите же, Эбби! – сказала она. – Я увидела вас еще в окно и подумала, как бы вы не передумали, узнав, какой у нас знаменательный день… Уж такая радость, такой сюрприз! Просто не могу поверить…

– Я страшно рада за вас, – отвечала Эбби тепло. – Но все-таки не думаю, что вам захочется сейчас принимать утренних визитеров…

– Ну что вы, не надо так! И к тому же у меня уже сидит гостья – миссис Энкрам, впрочем, она, вероятно, скоро откланяется. Больше всего мне хочется, чтобы именно вы повидались с моим Оливером. И еще – у меня есть для вас весьма интересное… Ну, об этом после, когда мы избавимся от миссис Энкрам… – Последние слова она произнесла насмешливым шепотом.

Эбби все еще колебалась, глядя на приветливо протянутую ей руку миссис Грейшотт, когда в приемной появились еще гости – леди Виверхэм в сопровождении своей дочери Софи.

Теперь побег стал невозможен, ей зашли в тыл. Миссис Грейшотт ничего не оставалось, как просить новых гостей пожаловать в дом. Леди Виверхэм, весьма статная, если не сказать дебелая, чтобы не сказать необъятная, дама, вскарабкавшись до половины лестницы и отдышавшись, заверила хозяйку, что не займет ее дольше минутки, однако, узнав новость о приезде Оливера, чрезвычайно возбудилась и пролила на миссис Грейшотт целый ливень поздравлений.

– А вот я вижу, и мисс Вендовер пришла разделить вашу радость… – Леди Виверхэм ласково протянула Эбби руку: – Как поживаете, дорогая моя? Собственно, и спрашивать нечего, все и так ясно по вашему цветущему виду, и если вы привезли эту потрясающую шляпку не из самого Лондона, то я не я… – Она перевела добродушно прищуренный взгляд на хозяйку дома: – Да и вы прямо сияете, милочка моя, но уж тут и вовсе удивляться нечему! Ну так скажите скорее – как он?

– Не так-то уж и хорошо, мэм, – отвечала миссис Грейшотт, помогая массивной гостье преодолеть последние несколько ступенек. – Но я надеюсь, он быстро наберется сил! Боюсь только, сейчас вы решите, что я вам показываю скелет из кунсткамеры!

Конечно, нельзя было назвать мистера Оливера Грейшотта совершенным скелетом, на его костях имелись некоторые признаки кожи; когда он встал из кресла, чтобы приветствовать гостей, Эбби поняла также, что он очень высок, и это просто делало его худобу более заметной. Выражение его лица было скользящим, переменчивым – карие глаза, подвижный рот и смешинка во взгляде… Эбби, пожимая ему руку, подумала про себя, что он выглядит постарше своих двадцати двух лет и, наверно, это индийские тяготы сделали его щеки такими впалыми и заложили глубокие морщинки в углах рта. Манеры его были уверенными, мужскими, но все-таки сохранялась в нем некоторая скованность, характерная для хорошо воспитанных юношей. На пулеметные очереди вопросов и восклицаний леди Виверхэм (которая делала короткие передышки лишь затем, чтобы перезарядить магазин – набрать в легкие воздуха) он отвечал с учтивостью вполне светского человека и выдал свою молодость лишь застенчивым румянцем на щеках, когда попросил у дам позволения полу при лечь на кушетку…

Решив, что для изможденного молодого человека одной такой говоруньи более чем достаточно, Эбби оборотилась к миссис Энкрам и завязала с ней пустяковую беседу. С выражением застывшего на лице вежливого интереса она выслушивала историю о том, как трудно рождался первый внучок миссис Энкрам, когда открылась дверь и был объявлен приход мистера Каверли!

Удивленная Эбби быстро обернулась через плечо, думая, что ослышалась. Но нет – на пороге стоял мистер Майлз Каверли собственной персоной, так же небрежно одетый, как и накануне в «Йорк-Хаус», и, похоже, чувствовал себя совершенно в своей тарелке. Его глаза, обведя комнату, остановились на Эбби и, похоже, чуть сузились в потайной улыбке, однако он ничем не показал, что они знакомы. Миссис Грейшотт и Оливер вскочили, и юноша воскликнул: «Сэр!» – весьма уважительным тоном, а миссис Грейшотт протянула гостю обе руки:

– Как мило с вашей стороны, мистер Каверли! Вы дарите мне шанс исправить вчерашнюю оплошность!

– Неужели? – переспросил он. – А что, собственно, случилось?

Она засмеялась:

– Вы ведь понимаете, что я была слишком взволнована для того, чтобы выразить вам всю свою благодарность!

– Неужели всего лишь за то, что я доставил этого юного доходягу к порогу вашего дома? Я вовсе не ожидал особой благодарности.

– Что вы! Ну что ж, я не буду смущать вас рассказом о том, как я вам безумно признательна… Позвольте взамен представить вас моим друзьям. Леди Виверхэм, перед вами мистер Майлз Каверли…

Каверли, учтиво поклонившись леди Виверхэм, кинул на Эбби многозначительный взгляд.

– Должна вам сказать, что мистер Каверли – наш добрый ангел! Без его любезнейшей помощи кто знает – обняла бы я вчера мое бесценное сокровище…

– Довольно, мама, – вмешался Оливер, – ты заставляешь краснеть мистера Каверли.

– Признаться, никогда я не получал столько благодарностей, приложив так мало усилий! – заметил Каверли, фамильярно усаживая Оливера и сам садясь рядом с ним. Каверли, усмехаясь, спросил, стало ли Оливеру хуже после вчерашней поездки, в ответ на что Оливер заверил его в полном своем выздоровлении. Не выдержав долгого бездействия своих голосовых связок, вмешалась леди Виверхэм, заявив, что она в восторге от племянника мистера Каверли.

– Думаю, он завоюет наши сердца! – воскликнула она.

– Неужели, мэм? – переспросил он со смутной улыбкой. – Все сердца без исключения?

Эбби встретилась тут глазами с Каверли и снова ощутила в его взгляде ехидство. Ее передернуло от воспоминаний о вчерашней беседе с ним, и не назначь она поход с Фанни в магазины Эдгар-Билдингс, она бы последовала примеру миссис Энкрам, которая тут же откланялась и вышла. Из всего сказанного было ясно, что Каверли сопровождал юного Оливера от самой Калькутты, и тем самым прочно завоевал сердце вдовы. Она так часто называла его ангелом-хранителем, что Эбби подмывало объяснить ей, насколько облик мистера Каверли далек от ангельского. Однако распускать такие разговорчики было совсем не безопасно, тем более что, если Джордж говорил о Каверли как о проходимце, он вполне может оказаться и отменным скандалистом вдобавок. И к тому же, задумчиво решила Эбби, что бы там ни было, Каверли заплатил за свои грехи двадцатью годами Индии и, вероятно, так или сяк отчасти исправился…

Когда миссис Грейшотт вернулась в комнату, проводив миссис Энкрам, она подсела к Эбби и негромко сказала:

– Видно, мне следовало сразу вас предупредить. Чувствую, это застало вас врасплох.

– Да, но от этого нет никакого вреда, – заверила ее Эбби.

Миссис Грейшотт смотрела так, будто имела еще много чего сказать, но тут всеобщее внимание перехватила говорливая леди Виверхэм. Все слушали ее велеречивые декламации минут пять, после чего дверь распахнулась и появилась дочь хозяйки в сопровождении Фанни Вендовер.

Они вошли, все еще болтая о своем и пересмеиваясь на некую свою тайную тему. Они представляли собой прелестную пару: Лавиния, приятная брюнеточка с простодушными карими глазами и застенчивой улыбкой, и белокурая Фанни в соломенной шляпке, подвязанной под подбородком голубой ленточкой, под цвет ее небесных глаз. И Фанни моментально нанесла удар по меньшей мере по одному из собравшихся; ее жертвой совершенно явно пал молодой Оливер, который встал, как разворачивающийся складной метр, запнулся, залился густым румянцем и робко шагнул навстречу Фанни.

Эбби не была особенно удивлена. Далеко не в первый раз Фанни вызывала восхищение у молодых и не очень мужчин, и сегодня она выглядела особенно прелестно. Эбби больше интересовало другое – как отреагирует мистер Майлз Каверли на Фанни, в чертах которой, несомненно, проглядывало большое сходство с покойной матерью. Это могло бы вызвать у Каверли сантименты, но если даже и так, они никак не отразились на его лице. Каверли весьма критически оглядел Фанни, а когда миссис Грейшотт представила его (сердце Эбби екнуло), он спросил только:

– Так, значит, вы дочь Селии Морвал? Очень рад знакомству – а уж вашу матушку я знавал прекрасно…