Текст книги "Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих"

Жизнеописание Леона Баттисты Альберти, флорентинского архитектора

Гуманитарные науки служат, как правило, величайшим подспорьем всем художникам, к ним прилежащим, особливо же ваятелям, живописцам и зодчим, открывая им путь к изобретательству во всем, что ими создается, ибо без них не может обладать совершенным суждением человек, который хотя он по-своему и одарен природой, но лишен благоприобретенных преимуществ, а именно дружеской помощи, оказываемой ему хорошим литературным образованием. И точно, кому неизвестно, что при расположении построек надлежит философски избегать всяческих напастей, причиняемых вредоносными ветрами, избегать тлетворного воздуха, зловония и испарений, исходящих от сырых и нездоровых вод? Кому неведомо, что должно со зрелым размышлением самому уметь отвергать или принимать то, что ты намерен применить на деле, не полагаясь на милость чужой теории, которая, несочетаемая с практикой, приносит по большей части весьма незначительную пользу? Но если случится так, что практика сочетается с теорией, то ничего не может быть полезней для нашей жизни, ибо, с одной стороны, искусство достигает при помощи науки большего совершенства и богатства, с другой – советы и писания ученых художников сами по себе более действенны и пользуются большим доверием, чем слова и дела тех, кто не знает ничего другого, кроме голой практики, как бы хорошо или плохо они ею ни владели. А что все это правда, ясно видно на примере Леона Баттисты Альберти, который, изучив латинский язык и в то же время посвятив себя зодчеству, перспективе и живописи, оставил после себя книги, написанные им так, что ввиду неспособности кого-либо из современных художников к письменному изложению этих искусств, хотя многие из них в области практики и стояли выше его, он, по общему признанию, превзошел в этом отношении всех тех, кто превзошел его в творчестве; такова сила его писаний, владеющая и поныне пером и устами ученых. Это показывает на опыте, насколько писания, в числе прочего, могущественны и живучи для приобретения славы и имени, ибо книги легко распространяются и повсюду снискивают себе доверие, только бы они были правдивы и лишены всякой лжи. Не удивительно поэтому, что прославленный Леон Баттиста более известен своими писаниями, чем творениями рук своих.

Рожденный во Флоренции в благороднейшей семье Альберти, о которой шла речь в другом месте, он посвятил себя не только исследованию природы и обмерам древностей, но также, имея к тому особую склонность, он предавался сочинительству в гораздо большей мере, чем своей работе. Он был отличнейшим арифметиком и геометром и написал на латинском языке десять книг о зодчестве, выпущенных им в свет в 1481 году{179}179
  «Десять книг о зодчестве», вышедшие впервые полностью в 1485 г. (на латинском языке) с предисловием Полициано, были посвящены Лоренцо деи Медичи Великолепному. Русский перевод вышел в двух томах в издательстве Академии архитектуры (М., 1935–1937). Там же – перевод «Трех книг о живописи». Об измерении высот говорится в помещенных там же «Математических забавах». Трактат о движении тяжестей до наших дней не дошел. Главное из сочинений «О частной жизни» – трактат в четырех книгах «О семье». Из «любовных» сочинений Альберти можно назвать «Деифиру» (диалог о том, как развязаться с плохо начавшейся любовью), «Гекатонфилу» (книгу о любви для юных девушек), «Любовные послания».


[Закрыть]; ныне же книги эти читаются в переводе на флорентинский язык, сделанном досточтимым мессером Козимо Бартоли, настоятелем церкви Сан-Джованни во Флоренции. Кроме того, он написал три книги о живописи, переведенные ныне на тосканский язык мессером Лодовико Доменики. Он составил трактат о передвижении тяжестей и правила для измерения высот, книги о частной жизни и некоторые любовные сочинения в прозе и в стихах, и он был первый, попытавшийся свести итальянские стихи к латинским размерам, как видим по его посланию, которое начинается словами:

 
Жалкое это письмо я тому отправляю,
Кто столь безжалостно нас так презирает всегда.
 

Оказавшись в Риме во времена Николая V, поставившего своими строительными затеями весь Рим вверх дном, он через посредство своего большого друга Бьондо из Форли стал своим человеком при папе, который до того советовался в архитектурных делах с Бернардо Росселино, флорентинским скульптором и архитектором ‹…›. Бернардо, приступивший по желанию папы к перестройке папского дворца и к некоторым работам в церкви Санта-Мария Маджоре, с тех пор всегда советовался с Леоном Баттистой. Таким образом, первосвященник, руководствуясь мнением одного из них и пользуясь исполнением другого, соорудил много полезных и достойных похвалы вещей: так, был починен испорченный водопровод Аква Верджине и был построен фонтан на площади Треви с теми мраморными украшениями, которые мы видим по сию пору и в которых изображены гербы первосвященника и римского народа{180}180
  Фонтан Альберти не сохранился. На его месте позднее выстроен известный фонтан Треви (архитектор Сальви).


[Закрыть].

Затем, отправившись в Римини к синьору Сиджизмондо Малатесте, он сделал для него модель церкви Сан-Франческо, в частности модель фасада, который был выполнен в мраморе, а также боковой фасад, обращенный на юг, с огромными арками и гробницами для прославленных мужей этого города{181}181
  Церковь Сан-Франческо в Римини, одна из наиболее значительных построек Альберти, сильно пострадала от бомбардировок во время Второй мировой войны.


[Закрыть]. В общем, он выполнил эту постройку так, что в отношении прочности она является одним из самых знаменитых храмов Италии. Внутри она имеет шесть прекраснейших капелл, из коих одна, посвященная св. Иерониму, весьма разукрашена, ибо в ней хранится множество реликвий, привезенных из Иерусалима. Там же находятся гробницы названного синьора Сиджизмондо и его супруги, весьма богато исполненные в мраморе в 1450 году; на одной из них – портрет этого синьора, а в другой части этой постройки – портрет Леона Баттисты.

Затем, в 1457 году, когда немцем Иоганном Гутенбергом был изобретен полезнейший способ печатания книг{182}182
  Иоганн Гутенберг закончил печатание своей латинской Библии в 1451 г.


[Закрыть], Леон Баттиста по сходству изобрел прибор, при помощи которого можно было строить перспективы с натуры и уменьшать фигуры, а также изобрел способ, позволивший переводить вещи в большой масштаб и их увеличивать; все это хитроумные, полезные для искусства и поистине прекрасные изобретения.

Когда Джованни ди Паоло Ручеллаи при жизни Леона Баттисты пожелал сделать на свой счет и целиком из мрамора фасад церкви Санта-Мария Новелла, он поговорил об этом с Леоном Баттистой, лучшим своим другом, и, получив от него не только совет, но и проект, он решил осуществить это дело во что бы то ни стало, дабы оставить о себе память. Итак, приступили к работе, и она была закончена в 1477 году{183}183
  Фасад, судя по надписи на нем, закончен в 1470 г.


[Закрыть], к великому удовлетворению всего города, которому нравилось все произведение в целом, особенно же портал, свидетельствующий о немалых трудах, потраченных на него Леоном Баттистой. Также и для Козимо Ручеллаи он сделал проект дворца, который тот построил себе на Виа Винья, а также проект лоджии, находящейся напротив{184}184
  Дворец и лоджия были выстроены для Джованни (а не для Козимо) Ручеллаи. Палаццо Ручеллаи строил (по проекту Альберти) Бернардо Росселино.


[Закрыть]. В этой лоджии, после того как он положил арки на те колонны, которые тесно расставлены на переднем фасаде, а также с боков, где он хотел сделать такое же количество арок, а не только одну, у него с каждой стороны получился излишек, вследствие чего он был вынужден сделать соответствующие выступы на торцовых углах задней стены. Но когда он затем пожелал перекинуть арку внутреннего свода, он увидел, что не может сделать ее полукруглой, так как она получалась придавленной и безобразной, и решился перекинуть маленькие арочки от одного углового выступа к другому, ибо ему не хватило должного рассуждения и замысла, и это явственно свидетельствует о том, что, помимо науки, необходима и практика; ведь рассуждение никогда не может быть современным, если в ходе работы наука не применяется на практике. Говорят, что он же сделал проект дома и сада для тех же Ручеллаи на улице делла Скала{185}185
  Дом Ручеллаи на Виа делла Скала не сохранился.


[Закрыть]. Дом этот сделан с большой рассудительностью и весьма благоустроен, ибо, помимо прочих удобств, в нем две лоджии, одна – обращенная на юг, другая – на запад, обе очень красивые, с колоннами, без арок, что является истинным и правильным способом, которого придерживались древние, ибо архитравы, положенные на колонны, горизонтальны, в то время как прямоугольные вещи – а таковы пяты перекинутых арок – не могут покоиться на круглой колонне без того, чтобы углы их не оказывались на весу. Итак, правильный способ требует того, чтобы на колонны клались архитравы и чтобы, когда требуется перекинуть арки, их делали на столбах, а не на колоннах.

Для тех же Ручеллаи Леон Баттиста в церкви Сан-Бранкаччо сделал в этой манере капеллу, в которой большие архитравы покоятся на двух колоннах и двух столбах, причем он пробил внизу церковную стену, – решение трудное, но прочное; посему это одно из лучших произведений названного архитектора. Посреди этой капеллы находится прекрасно сделанная овальная и продолговатая мраморная гробница, подобная, как гласит надпись на ней, гробу Иисуса Христа в Иерусалиме{186}186
  Капелла и гробница в Сан-Бранкаччо (Сан-Панкрацио) сохранились.


[Закрыть].

К тому времени Лодовико Гонзага, маркиз Мантуанский, пожелал соорудить в церкви Нунциаты при монастыре сервитов во Флоренции круглый хор и главную капеллу по проекту и модели Леона Баттисты{187}187
  В строительстве хора церкви Сантиссима Аннунциата принимал участие также Микелоццо.


[Закрыть]. Снеся на алтарном конце церкви находившуюся там квадратную капеллу, ветхую, не очень большую и расписанную по-старинному, он построил этот круглый хор – сооружение замысловатое и мудреное, наподобие круглого храма, окруженного девятью капеллами, которые все закруглены полуциркульными арками, а внутри имеют форму ниш. Таким образом, в этих капеллах каменные архивольты арок, опирающихся на столбы, должны отклоняться назад, чтобы не отходить от стены, которая выгибается, следуя форме круглого хора, поэтому, если смотреть на эти арки капелл сбоку, кажется, что они заваливаются и что они – и таковы они и на самом деле – некрасивы, хотя размеры их правильные и прием этот действительно очень трудный. В самом деле, если бы Леон Баттиста избежал этого приема, было бы лучше, и, хотя его очень нелегко осуществить, он все же некрасив ни в малых, ни в больших вещах, да и не может хорошо удаться. А что это справедливо в отношении больших вещей, видно из того, что огромная арка спереди, образующая вход в этот круглый хор, очень красива снаружи, а изнутри, так как ей приходится загибаться, следуя форме круглой капеллы, она кажется падающей назад и в высшей степени некрасивой. Леон Баттиста этого, быть может, и не сделал бы, владей он вместе с наукой и теорией также практикой и строительным опытом, ибо другой избежал бы этой трудности и, скорее, стремился бы к изяществу и большей красоте постройки. В остальном все это произведение само по себе красиво, замысловато и является разрешением трудной задачи, и Леон Баттиста обнаружил для того времени немалую смелость, выведя свод этого хора так, как он это сделал.

Засим этот же маркиз Лодовико взял с собой в Мантую Леона Баттисту, который сделал для него модель церкви Сант-Андреа и некоторых других вещей; и также по пути из Мантуи в Падую можно видеть целый ряд храмов, построенных в его манере{188}188
  В Мантуе по проекту Альберти выстроены церкви Сант-Андреа и Сан-Себастьяно.


[Закрыть]. Исполнителем проектов и моделей Леона Баттисты был флорентинец Сильвестро Фанчелли, рассудительный зодчий и ваятель, построивший по воле Леона Баттисты с удивительным умом и старанием все те произведения, сооружением которых Баттиста руководил во Флоренции; а для мантуанских построек – некий флорентинец Лука{189}189
  Фанчелли, который был исполнителем проектов Альберти в Мантуе, звали Лука: Вазари делает из одного архитектора двух.


[Закрыть], который с тех пор обосновался в этом городе и в нем умер, оставив, по свидетельству Филарете{190}190
  Имеется в виду трактат об архитектуре Филарете.


[Закрыть], свое имя семье деи Луки, живущей там и поныне. Итак, немалым счастьем было для Леона Баттисты иметь друзей, служивших ему с пониманием, умением и охотой, ибо, поскольку архитекторы не могут все время присутствовать на работах, преданный и любящий исполнитель – великая для них помощь; и кто-кто, а я-то прекрасно это знаю по многолетнему опыту.

В живописи Леон Баттиста не создал ни крупных, ни прекрасных произведений, ибо очень немногие известные нам вещи его работы не отличаются особым совершенством, да это и не так важно, потому что он имел больше склонности к наукам, чем к рисунку. Однако, рисуя, он достаточно хорошо выражал свой замысел, как можно видеть по некоторым листам его работы, имеющимся в нашей книге. В числе их есть рисунок моста Св. Ангела и перекрытие этого моста в виде лоджии, которое было сделано по его проекту для защиты от солнца летом и от дождя и ветров зимой. Работа эта была ему заказана папой Николаем V, который задумал исполнить много других ей подобных по всему Риму, но смерть его этому помешала. Есть еще произведение Леона Баттисты, находящееся во Флоренции в маленькой часовне, посвященной Мадонне, у основания моста алла Карайа, а именно алтарное подножие, и в нем три маленькие истории с перспективами, которые гораздо лучше были описаны им пером, чем написаны кистью. Точно так же во Флоренции, в доме Паллы Ручеллаи, находится его автопортрет, который он сделал, глядя в зеркало, и картина на дереве с очень большими фигурами, написанными светотенью. Изобразил он также перспективный вид Венеции и собора Сан-Марко, но фигуры на нем были исполнены другими мастерами; это одна из лучших его живописных вещей{191}191
  Автопортрет и другие названные Вазари работы не сохранились.


[Закрыть].

Был Леон Баттиста человеком нрава обходительнейшего и похвального, другом мастеров своего дела, приветливым и вежливым со всеми без исключения; и прожил он всю свою жизнь достойно и как подобает благородному человеку, каковым он и был, и, наконец, достигнув весьма зрелого возраста, он, довольный и спокойный, отошел к лучшей жизни, оставив по себе достойнейшую славу.

Примечания

Леон Баттиста Альберти родился в Генуе в 1404 г., умер в Риме в 1472 г. Сын Лоренцо Бенедетто, происходившего из знатной флорентинской семьи Альберти, изгнанной политическими противниками из родного города. Получил гуманистическое образование в Падуе и Болонье. После амнистии 1428 г. возвратился во Флоренцию. Между 1428 и 1432 г. совершил путешествие по Франции и Германии. Жил долгое время в Риме (при папском дворе). Бывал также в Римини (где его заказчиком был Сиджизмондо Малатеста), в Мантуе (у Гонзага) и в Ферраре (у д’Эсте).

Живописные работы не сохранились.

Архитектурные работы: в Римини – церковь Сан-Франческо (1450–1468; строил Маттео Пасти); во Флоренции – палаццо Ручеллаи (строил в 1446–1451 гг. Б. Росселино), лоджия Ручеллаи, капелла Ручеллаи при церкви Сан-Панкрацио с гробницей Господней (закончена в 1467), фасад Санта-Марии Новелла (проект – 50-е гг.; закончен незадолго до смерти), хор церкви Сантиссима Аннунциата (с 1470); в Мантуе – церковь Сан-Себастьяно (первоначальный проект – 1450, строил по переработанному проекту Лука Фанчелли в 1460–1472), церковь Сант-Андреа (проект 1470, строилась Лукой Фанчелли; закончена в 1600, купол архитектора Ювары – 1763); в Риме – приписываются (без достаточных оснований) палаццо Венециа и фасад церкви Сан-Марко; в Ферраре (также предположительно) приписываются часть пьедестала неосуществленной статуи Никколо III д’Эсте (Arco del Cavallo – Арка коня) и участие в строительстве колокольни собора.

Теоретические сочинения: «Десять книг о зодчестве», «Три книги о живописи», «О статуе», «Математические забавы» и др. Перевод всех – в русском издании сочинений Л. Б. Альберти (Десять книг о зодчестве: В 2 т. М., 1935–1937).

Жизнеописание фра Филиппо Липпи, флорентинского живописца

Фра Филиппо ди Томмазо Липпи{192}192
  В первом издании «Жизнеописаний» начало биографии Филиппо Липпи было таково: «Если бы люди уделяли внимание более пристальное мысли о том, насколько важно, чтобы настоящие дарования завоевывали себе выдающееся и исключительное положение в избранной ими профессии, они, без сомнения, были бы более ревностны и гораздо более прилежны и усидчивы в тех занятиях, которыми они вынуждены себя утруждать, чтобы чему-нибудь научиться. Ведь всякому ясно, что люди, посвятившие себя мастерству, рождаются (как и все прочие) голыми и беспомощными и обучаются ему в поте лица своего и с величайшими усилиями, но стоит им только добиться признания своего мастерства, как уже в кратчайшее время получают они и почет, и славу, и богатства, подчас и чрезмерные, которые я, по крайней мере, ставлю ни во что по сравнению с известностью и с уважением, приобретаемыми ими в глазах у людей только за одно то, что их признают мастерами своего дела и видят в них достойных и счастливых обладателей теми наивысшими науками и искусствами, которыми щедрые небеса наделяют лишь немногих. А сила таланта так велика, что вынуждает людей оказывать милости и внимание, о которых многие таланты и не мечтали и больше которых мастера своего дела никогда и не видывали. И в самом деле: если человек действительно талантливый грешит каким-нибудь пороком, даже постыдным и безобразным, его талант настолько это покрывает, что, в то время как этот же порок в другом, неталантливом человеке заслуживал бы тяжкого порицания и возмездия, он в талантливом человеке вроде как и не кажется пороком и не только не наказуется, но снисходительно терпится, тем более что даже правосудие проявляет своего рода уважение при малейшей тени таланта. А помимо прочих чудесных своих свойств, талант превращает алчность сильных мира сего в щедрость, укрощает ненависть в человеческом сердце, зарывает в землю всякую зависть и из мирской юдоли возносит до небес тех, кого слава из смертных превратила в бессмертных, как это в наших краях и показал Филиппо ди Томмазо Липпи…»


[Закрыть], кармелит, родился во Флоренции, на улице, именуемой Ардильоне, возле Канто алла Кукулиа, за монастырем братьев-кармелитов. После смерти Томмазо, его отца, несчастный двухлетний младенец оказался без всякого призора, ибо и мать его умерла недолгое время спустя после родов. И вот остался он на попечении некоей монны Лапаччи, его тетки, сестры отца его Томмазо, которая воспитывала его с величайшими для себя трудностями и поэтому, когда ему исполнилось уже восемь лет, не будучи больше в состоянии содержать его, отдала его в монахи в вышеупомянутый кармелитский монастырь, где мальчик проявил себя столь же ловким и находчивым в ручном труде, сколь тупым и плохо восприимчивым к изучению наук, почему он никогда и не испытал желания приложить к ним свой талант и с ними сдружиться. Мальчик этот, которого в миру звали Филиппо и которого, чтобы проверить его способности, вместе с другими держали в послушниках, под присмотром учителя грамматики, вместо учения не занимался ничем иным, как только пачкал всякими уродцами свои и чужие книги, и потому настоятель и решил предоставить ему все удобства и возможности для обучения живописи{193}193
  История юных лет Филиппо изложена малодостоверно.


[Закрыть]. В то время в церкви Кармине уже существовала капелла, незадолго до того расписанная Мазаччо, которая была прекраснейшим произведением и потому очень нравилась фра Филиппо{194}194
  Здесь и дальше, где говорится о погибшей фреске «Освящение церкви Кармине», речь идет о капелле Бранкаччи.


[Закрыть]. Вот он и стал ежедневно посещать ее для своего удовольствия, и, постоянно упражняясь в сообществе многих юношей, всегда там рисовавших, он намного перегнал их в сноровке и в умении, твердо убедившись в том, что со временем ему суждено сделать нечто удивительное. Однако еще в незрелые годы, не говоря о зрелых, он создал такие похвальные произведения, что это было просто чудо. Так, вскоре он написал зеленой землей в монастырском дворе, недалеко от Освящения Мазаччо, папу, утверждающего устав кармелитов, и во многих местах в церкви расписал фресками несколько стен и, в частности, св. Иоанна Крестителя и несколько историй из его жития. И, работая таким образом с каждым днем все лучше, он настолько усвоил себе почерк Мазаччо и работал настолько с ним сходно, что многие говорили, что дух Мазаччо вселился в тело фра Филиппо. На одном из столбов церкви, возле органа, он изобразил фигуру св. Марциала, принесшую ему бесконечную славу{195}195
  Работ Филиппо Липпи в Кармине не сохранилось.


[Закрыть], ибо она могла выдержать сравнение с фресками, написанными Мазаччо, и потому, слыша, как все в один голос его хвалят, он семнадцати лет от роду смело снял с себя рясу{196}196
  Вазари ошибается: Филиппо оставался монахом и позднее.


[Закрыть].

Когда он, находясь в Марке Анконской, однажды катался на лодке по морю с несколькими своими друзьями, все были схвачены шайкой мавров, рыскавших по этим местам, увезены в Берберию, прикованы цепями, обращены в рабство и провели там с большими лишениями восемнадцать месяцев{197}197
  Сюжет совершенно недостоверной истории о мавританском рабстве Филиппо Липпи заимствован Вазари у новеллиста Банделло (часть I, новелла 58).


[Закрыть]. Но вот однажды, будучи дружным с хозяином, он как-то захотел нарисовать его, и ему это удалось: взяв остывший уголек, он им нарисовал его во весь рост на белой стене в его мавританском одеянии. Когда же другие рабы рассказали об этом хозяину, ибо это всем казалось чудом в тех краях, где не знали ни рисунка, ни живописи, то это и стало причиной освобождения его от цепей, в которых его продержали столько времени. Поистине величайшей славы достойна добродетель того, кто, имея законное право осуждать и наказывать, поступает обратно, а именно: вместо пыток и смерти прибегает к ласкам и дарует свободу. Сделав еще кое-что и красками для названного своего хозяина, он целым и невредимым был доставлен в Неаполь, где для короля Альфонса, который тогда был герцогом Калабрийским, написал на доске темперой образ в капелле замка, там, где теперь стоит караул{198}198
  О пребывании Филиппо Липпи в Неаполе другие сведения отсутствуют.


[Закрыть].

Вскоре ему пришла охота возвратиться во Флоренцию, где он провел несколько месяцев и где по заказу монахинь Сант-Амброджо написал на дереве для главного алтаря прекраснейший образ, весьма понравившийся Козимо деи Медичи, который по этому случаю стал его близким другом. На дереве он написал также образ и для капитула монастыря Санта-Кроче и еще один, который был поставлен в капелле в доме Медичи и на котором он изобразил Рождество Христово. Он расписал также для супруги названного Козимо доску с тем же Рождеством Христовым и св. Иоанном Крестителем, предназначавшуюся в обители камальдульцев для одной из келий, которую она себе построила для молитвы и которую она посвятила св. Иоанну Крестителю. Он выполнил также несколько небольших историй, посланных в дар от Козимо папе Евгению IV, венецианцу. За эту работу Филиппо получил от папы много милостей{199}199
  Из перечисленных работ сохранились «Мадонны» из Сант-Амброджо и Санта-Кроче и «Мадонна с Иоанном Крестителем и монахом-камальдульцем», выполненная по заказу Лукреции Торнабуони, супруги Козимо Медичи (все три теперь в Уффици). Другое «Рождество» – в Берлине.


[Закрыть].

Был же он, как говорят, настолько привержен Венере, что, увидя женщин, которые ему понравились, он готов был отдать последнее ради возможности ими обладать, и если он не добивался этой возможности никакими средствами, то изображал этих женщин на своих картинах, рассудком охлаждая пыл своей любви. И это вожделение настолько сбивало его с толку, что, находясь в таком состоянии, он мало или вовсе не уделял внимания тем работам, за которые брался. И вот в одном из таких случаев Козимо деи Медичи, для которого фра Филиппо работал в его доме, запер его, чтобы тот не выходил на улицу и не терял времени. Он же, не пробыв там и двух дней, побуждаемый любовным, вернее, животным неистовством, нарезал ножницами полосы из постельных простынь, спустился через окно и много дней предавался своим наслаждениям. Не найдя его, Козимо послал искать его и в конце концов все же вернул к работе; и с тех пор он предоставил ему свободу предаваться удовольствиям и очень раскаивался, что раньше держал его взаперти, памятуя о его безумстве и об опасностях, которые ему грозили. И потому впредь он всегда старался удержать его милостями и этим добился от него большой исполнительности, говоря, что в своем превосходстве редкостные таланты подобны небожителям, а не вьючным ослам{200}200
  Приводимые Вазари подробности биографии Филиппо проверить трудно.


[Закрыть].

Филиппо расписал также доску в церкви Санта-Мария Примерана, что на Фьезоланской площади, с Богоматерью, благовествуемой ангелом; в работу он вложил величайшее усердие, а в фигуре ангела красота такая, что он поистине кажется небесным явлением. Для монахинь делле Мурате он расписал две доски, одну с Благовещением, которая была поставлена на главный алтарь, и другую с историями из житий св. Бенедикта и св. Бернарда – на один из алтарей той же церкви, а во дворце Синьории над одной из дверей он написал на дереве Благовещение, а над другой дверью в том же дворце – св. Бернарда; в ризнице же церкви Санто-Спирито во Флоренции – образ с Богоматерью в окружении ангелов и со святыми по сторонам – произведение редкостное{201}201
  Из названных работ сохранились: оба «Благовещения» (одно теперь в Старой пинакотеке Мюнхена, другое – в галерее Дювин в Нью-Йорке), истории из жития св. Бенедикта и св. Бернарда (в собрании Эйнара в Лионе), «Св. Бернард» из дворца Синьории (теперь в Лондонской национальной галерее), «Мадонна» из Санто-Спирито (теперь в Лувре, пределлы в Уффици).


[Закрыть], всегда и весьма почитавшееся нашими флорентинскими мастерами.

В церкви Сан-Лоренцо для капеллы попечителей он написал образ также с Благовещением, а для капеллы Стуфа – другой, им не законченный. В церкви Санто-Апостоло в названном городе, в одной из ее капелл, он написал на доске несколько фигур вокруг Богородицы{202}202
  «Благовещение» в Сан-Лоренцо сохранилось на месте, судьба работы для капеллы Стуфа и для Санто-Апостоло неизвестна.


[Закрыть], а в Ареццо у монахов Монте Оливето для мессера Карло Марсуппини в капелле Св. Бернарда – образ с Венчанием Богоматери, окруженной многочисленными святыми{203}203
  «Венчание Богоматери» из Ареццо находится в Риме (Ватикан).


[Закрыть], который сохранился в такой свежести, что кажется, будто он только что вышел из рук фра Филиппо (кстати, о руках: вышеназванный мессер Карло сказал ему по поводу этой вещи, чтобы он обратил внимание на руки, которые пишет, ибо за это многие его работы порицались, и потому фра Филиппо с тех пор, когда писал, то бóльшую часть рук, во избежание этого упрека, прикрывал либо одеждой, либо придумывал что-нибудь другое); в этом произведении он написал портрет названного мессера Карло. Во Флоренции для монахинь Анналены он написал образ с изображением Рождества Христова; также и в Падуе можно видеть несколько его живописных работ. Он отослал в Рим кардиналу Барбо две собственноручные небольшие истории с малыми фигурками, превосходно выполненные и тщательно отделанные. И действительно, он исполнял свои произведения с чудесной непосредственностью и добивался их цельности при величайшей законченности, за что всегда ценился художниками того времени и заслуживал высших похвал и у современных мастеров, да и впредь будет почитаться во все века, пока ненасытное время будет щадить достижения столь великих его трудов{204}204
  «Рождество Христово» из монастыря Анналена находится теперь в Уффици; падуанские работы Филиппо Липпи не сохранились. Судьба картин, отосланных в Рим, неизвестна.


[Закрыть].

Также и в Прато, близ Флоренции, где у него были кое-какие родственники, он прожил несколько месяцев вместе с кармелитом фра Диаманте{205}205
  Фра Диаманте (ученик Филиппо Липпи с 1452) – фигура неясная: дата рождения и смерти точно неизвестны, вполне достоверных работ нет. Ему приписываются две «Мадонны» (в музее Джонсона в Филадельфии и в Будапештском музее), «Св. Иероним» (в музее Фогг в Кембридже, США), «Св. Франциск» (в галерее г. Кассель), «Видение св. Бернарда» (в Лондонской национальной галерее).


[Закрыть], его товарищем и в то же время учеником, выполнив во всей округе много работ. После чего монахинями из Санта-Маргерита ему был заказан образ для главного алтаря, и, когда он над ним работал, ему как-то раз довелось увидеть дочь флорентинского гражданина Франческо Бути, которая была туда отправлена не то на воспитание, не то в монахини. Фра Филиппо, заглядевшись на Лукрецию (так звали девушку, отличавшуюся величайшей красотой и обаянием), так обошел монахинь, что добился у них разрешения написать ее портрет, чтобы поместить его в виде фигуры Богоматери в заказанную ими картину. И, влюбившись в нее по этому случаю еще пуще прежнего, он после этого всеми правдами и неправдами добился того, что похитил Лукрецию у монашек и увел ее в тот самый день, когда она пошла смотреть на перенесение пояса Богоматери – чтимую реликвию этого города{206}206
  Речь идет о религиозной процессии с реликвией города Прато – поясом, якобы принадлежавшим Богоматери.


[Закрыть]. Монахини были весьма опозорены этим обстоятельством, и не веселее было и отцу ее Франческо, который приложил все усилия, чтобы получить ее обратно, но она либо из страха, либо по другой причине так и не пожелала возвратиться, а предпочла остаться у Филиппо, от которого у нее родился ребенок мужского пола, названный также Филиппо и ставший впоследствии, подобно отцу, отличнейшим и знаменитым живописцем{207}207
  Кроме сына Филиппино, у Филиппо и Лукреции была дочь Александра (родилась в 1465).


[Закрыть]. В церкви Сан-Доменико в названном городе Прато находятся два образа, а на алтарной преграде церкви Сан-Франческо – фреска, изображающая Богоматерь; когда преграду эту брали с того места, где она была раньше, то, чтобы не попортить Богоматерь, вырезали стену, на которой она была написана, и, кругом укрепив ее досками, перенесли на одну из стен церкви, где ее и теперь еще можно видеть. В приюте же Франческо ди Марко во дворе над колодцем находится небольшая доска его же работы с изображением названного Франческо ди Марко, владельца и основателя богоугодного сего дома.

А в приходской церкви этого города над боковой дверью, как подниматься по лестнице, он написал на небольшой доске Смерть св. Бернарда, который исцеляет многочисленных калек, коснувшихся его гроба, в окружении монахов, оплакивающих покойного их учителя, и диву даешься, глядя на прекрасные выражения лиц, горестно плачущих и изображенных с большим искусством и естественным сходством. Некоторые монашеские рясы написаны там с великолепнейшими складками и заслуживают неисчислимых похвал за хороший рисунок, колорит и композицию, а также изящество и соразмерность, которыми отличается все это произведение, созданное нежнейшей рукой фра Филиппо. Попечителями названной приходской церкви ему была заказана, дабы сохранить о нем память, капелла главного алтаря. В этой росписи он проявил, помимо хороших качеств и мастерства, всю свою силу, написав чудеснейшим образом и одежду и лица. Фигуры в этой работе он выполнил больше естественной величины и этим ввел в обращение тот способ, при помощи которого другие современные художники придают особую величественность нынешней манере. Есть там несколько фигур в одеяниях, мало распространенных в то время: ими он начал побуждать человеческие умы к отходу от той простоты, которую можно назвать скорее устарелой, чем древней. В этой росписи, на стене с правой стороны, изображены истории из жития св. Стефана, которому посвящена названная приходская церковь; они состоят из диспута, побиения камнями и смерти названного первомученика, в лице которого, когда он спорит с евреями, выражено столько рвения и жара, что трудно и вообразить, а не только выразить на лицах же и в разнообразных позах этих евреев ненависть, негодование и ярость при виде того, что они побеждены им. Равным образом еще более явственно показал он зверство и бешенство тех, что побивают его камнями, схватив кто большие, кто маленькие камни с ужасным скрежетом зубовным и с телодвижениями жестокими и яростными. И все же под угрозой столь страшного нападения св. Стефан стоит непоколебимо и с ликом, поднятым к небу, и видно, как он с величайшей любовью и жаром возносит к Вечному Отцу свою молитву за тех самых людей, которые его убивают. И все это, несомненно, великолепнейшим образом продумано и каждому дает возможность понять, насколько важны в живописи изобретательность и умение выражать страсти, но ведь это-то как раз и было учтено тем, кто изображал людей, погребающих св. Стефана, представив столь горестные позы и столь печальные и рыдающие лица, что, глядя на них, трудно удержаться от волнения. С другой стороны он изобразил Рождество, Проповедь, Крещение, Пир Ирода и Усекновение главы св. Иоанна Крестителя, где на лице его, когда он проповедует, отражается божественный дух, а в толпе слушателей – различные движения души, радость и скорбь, как в мужчинах, так и в женщинах, целиком захваченных и увлеченных проповедью св. Иоанна. И если в Крещении мы видим красоту и благостность, то в Пире Ирода – пышность пиршества, проворство Иродиады, изумление гостей и беспримерное их потрясение при виде отсеченной главы на блюде. Вокруг стола в числе пирующих мы видим бесчисленное множество фигур в очень красивых позах и отменно написанных как в одеждах, так и в выражениях лиц; среди них он изобразил в зеркало самого себя, одетого в черное одеяние прелата, а своего ученика фра Диаманте там, где оплакивают св. Стефана. И поистине работа эта была превосходнейшим из всех его творений как по продуманности, о которой говорилось выше, так и по тому, что фигуры он написал несколько больше человеческого роста, что и побудило пришедших после него выработать манеру более величественную. За высокие качества его ценили настолько, что многое предосудительное в его жизни было покрыто тем уровнем, которого достигла его доблесть. В этом произведении он изобразил мессера Карло, незаконного сына Козимо деи Медичи, бывшего в то время настоятелем этой церкви, которую он и вся семья его не оставляли своими щедротами{208}208
  Из работ, выполненных в Прато, сохранились «Погребение св. Бернарда» (в соборе), «Богоматерь» (теперь в Уффици) и фрески приходской церкви (ставшей позднее собором), выполненные с помощниками и учениками.


[Закрыть].

Когда работа эта в 1463 году была закончена, он написал темперой образ для церкви Сан-Якопо в Пистойе с прекраснейшим Благовещением по заказу мессера Якопо Беллучо, которого он там весьма живо изобразил с натуры. В доме Пулидоро Браччолини находится картина с изображением Рождества Богородицы его работы, а в магистрате Восьми во Флоренции в полутондо темперой написана Богоматерь с Младенцем на руках. В доме Лодовико Каппони на другой картине – прекраснейшая Богоматерь, а у Бернардо Веккиетти, флорентинского дворянина, столь доблестного и честного, что и выразить невозможно, написан его же рукой на небольшой картине прекраснейший св. Августин, погруженный в занятия. Но гораздо лучше кающийся св. Иероним той же величины, находящийся в гардеробной герцога Козимо. И если фра Филиппо был редкостным во всех своих живописных работах, то в малых он превзошел самого себя, ибо писал их так изящно и так прекрасно, что лучшего и не сделаешь, о чем можно судить по пределлам всех образов, им написанных. В общем же он был таков, что в то время его не превзошел никто, а в наше – немногие, и Микеланджело не только постоянно его прославлял, но и подражал ему во многих вещах. Написал он также для церкви Сан-Доменико Веккио в Перудже образ, помещенный позднее на главном алтаре, с Богоматерью, св. Петром, св. Павлом, св. Людовиком и св. Антонием, аббатом. Мессер Алессандро дельи Алессандри, кавалер тех времен и его друг, заказал ему для своей церкви на вилле Винчилиотта, на Фьезоланском холме, образ со св. Лаврентием и другими святыми, где он изобразил и его, и двух его сыновей{209}209
  В Пистойе и в Перудже работ Филиппо нет. Фрагменты образа св. Лаврентия – в нью-йоркском музее Метрополитен.


[Закрыть].

Фра Филиппо очень любил веселых людей и сам всегда жил в свое удовольствие. Он научил искусству живописи фра Диаманте, который выполнил для церкви Кармине в Прато много живописных работ, и, сильно подражая его манере, он составил себе этим славу, ибо достиг в ней наивысшего совершенства. В своей молодости с фра Филиппо водились Сандро Боттичелли, Пезелло, Якопо дель Селлайо, флорентинец{210}210
  Боттичелли посвящена отдельная биография; Якопо дель Селлайо (1442–1493) – флорентинский живописец. Достоверные работы: два «Благовещения» во флорентинских церквях Сан-Джованни Вальдарно и Санта-Лучиа де Маджоли; «Св. Себастьян» в Нью-Йоркском университете и «Пьета» в Берлинском музее; «Распятие» в церкви Сан-Фредиано (Фриано) во Флоренции. Ему же приписываются росписи кассонов («Орфей и Эвридика» в Музее западного и восточного искусства в Киеве, «Триумфы» по Петрарке).


[Закрыть], написавшие два образа в церкви Сан-Фриано и один темперой в церкви Кармине, и бесчисленное множество других мастеров, которых он всегда обучал искусству с большою любовью. Он жил честно на свои труды, но исключительно много тратил на любовные дела, которыми он постоянно услаждал себя в течение всей своей жизни и до самой смерти. Сполетская Коммуна попросила его через Козимо деи Медичи расписать капеллу в главной церкви Богоматери, которую, работая вместе с фра Диаманте, он начал весьма успешно, однако, застигнутый смертью, закончить ее не успел{211}211
  Фрески в Сполето сохранились.


[Закрыть]. Недаром говорят, что вследствие его чрезмерной склонности к своим пресловутым блаженным амурам его отравили родственники одной женщины, которая была его возлюбленной. Закончил течение своей жизни фра Филиппо в возрасте пятидесяти семи лет и по завещанию оставил на воспитание фра Диаманте своего сына Филиппо, начавшего обучаться у него искусству мальчиком десяти лет, и с ним же возвратился во Флоренцию, причем фра Диаманте увез с собой триста дукатов, которые оставалось дополучить от Коммуны за выполненную работу и на которые он купил для себя лично несколько имений, уделив из этих денег лишь ничтожную их долю мальчику. Филиппо был пристроен к Сандро Боттичелли, почитавшемуся в то время отменнейшим мастером; старый же Филиппо был похоронен в гробнице из красного и белого мрамора, поставленной сполетцами в расписанную им церковь. Смерть его оплакивали многочисленные друзья и в особенности Козимо деи Медичи и папа Евгений{212}212
  Козимо деи Медичи и папа Евгений IV умерли до фра Филиппо Липпи.


[Закрыть], который при жизни его хотел снять с него духовный сан, чтобы он мог взять Лукрецию ди Франческо Бути в законные жены, о чем Филиппо нисколько не заботился, так как ему хотелось располагать собой и своими склонностями так, как вздумается. При жизни Сикста IV Лоренцо деи Медичи, назначенный флорентинским послом, выбрал путь через Сполето, чтобы затребовать у тамошней Коммуны тело фра Филиппо для перенесения его в Санта-Мария дель Фьоре во Флоренции; однако сполетцы ему ответили, что им недоставало достопримечательностей и главным образом выдающихся людей, и потому, чтобы прославить себя, они просили оказать им эту милость, прибавив, что во Флоренции было бесчисленное множество знаменитых людей, и даже в избытке, и что поэтому она может обойтись и без этого; так все и осталось по-старому. Правда, Лоренцо решил все же по мере сил почтить память фра Филиппо. Он направил его сына Филиппино в Рим к кардиналу Неаполитанскому расписывать капеллу, и, когда Филиппино проезжал через Сполето, он по поручению Лоренцо заказал отцу мраморную гробницу под органом, что над ризницей, на что потратил сто золотых дукатов, выплаченных Нофи Торнабуони, управляющим банком Медичи; мессера же Аньоло Полициано он попросил составить следующую эпиграмму, которая была высечена на названной гробнице прописными литерами: